Но благодатию Божиею есмъ то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною.

(1 Коринфянам 15:10)

…Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый.

(1 Тимофею 1:15)

Разум Павла был от природы в совершенстве приспособлен для того, чтобы впитать в себя и развить свободные, вселенские и абсолютные нравственные нормы христианства.

(Д–р Баур (Paul, II. 281))

Неужели жизнь апостола Павла закончилась вместе с его земной жизнью? …Разве не вправе мы полагать, что биение этого могучего сердца все еще чувствуется в жизни мира, все еще отзывается в эти позднейшие века с большей силой, чем когда–либо, — в еще более высоком смысле, чем тот, о котором мечтал Златоуст [когда называл его славным именем «Сердце мира»]?

(Декан Стэнли (Sermons and Essays)(on the Apostolic Age, p. 166))

Источники

I. Исходные источники

Послания Павла и Деяния апостолов (Деян. 9:1–30; 13 — 28). Подлинность четырех самых важных посланий Павла — Галатам, Римлянам и 1 и 2 Коринфянам — признают все, даже самые придирчивые критики. Подлинность посланий Филиппийцам, Филимону, Колоссянам и Ефесянам признают почти все критики. Подлинность пастырских посланий, особенно 1 Тимофею и Титу, до некоторой степени оспаривается, но даже на них лежит отпечаток Павлова гения.

По поводу общих моментов в Деяниях и посланиях см. главу, посвященную Деяниям. См. также § 22, с. 147 и далее.

II. Мифические и апокрифические источники

«Деяния Павла и Феклы», изд. на греч. языке Грабе (на основе манускрипта, хранящегося в библиотеке Бодли, Spicileg. SS. PP., Охоn. 1698, tom. I, pp. 95–128; переизд. Jones, 1726) и Тишендорфа (на основе трех парижских манускриптов, Acta Apost. Apocrypha, Lips. 1851); на сирийском языке с англ. переводом У. Райта (Apocryphal Acts of the Apostles, Lond. 1871); англ. перевод А. Уокера (Clark, «Ante–Nicene Christian Library», vol. XVI. 279 sqq.). См. С. Schlau, Die Acten des Paulus und der Thecla und die altere Thecla–Legende, Leipz. 1877.

«Деяния Павла и Феклы» решительно отстаивают идею безбрачия. Вероятно, это сочинение имеет гностическое происхождение и основано на каком–то местном предании. По словам Тертуллиана («О крещении», гл. 17, см. Иероним, «О знаменитых мужах», гл. 7), его составил некий асийский пресвитер «во имя любви к Павлу» и в подтверждение еретического учения о том, что женщины, подобно Фекле, имеют право проповедовать и крестить; за это автор был лишен сана. Впоследствии из книги изъяли самые предосудительные детали, и католическая церковь широко ее использовала. (См. цитаты из отцов церкви у Тишендорфа, Prolegomena, p. xxiv.) Фекла изображена как благородная дева из города Иконии, что в Ликаонии, обрученная с неким Фамиридом. Когда ей было семнадцать лет, Павел обратил ее в христианство, она приняла обет вечного девства, претерпела гонения, была осуждена на сожжение и брошена к диким зверям, но чудесным образом спаслась от смерти и умерла в возрасте 90 лет в Селевкии. Греческая церковь почитает ее как первую женщину–мученицу. В начале книги (Тишендорф, с. 41) есть описание Павла: «Муж низкорослый, лысый, с ногами кривыми, с осанкою достойною, с бровями сросшимися, с носом немного выступающим, полный милости; и то являлся Павел как человек, то ангела имел обличье». Именно из этого отрывка Ренан позаимствовал некоторые детали своего вымышленного описания внешнего облика Павла.

«Деяния Павла» (??????? ??????) — Ориген пользовался ими, а Евсевий включал в число «антилегоменов» (или, скорее, ????). Как и «Деяния Петра» (??????? или ???????? ??????), это сочинение представляет собой гностическую версию канонических Деяний и, как считается, было написано св. Лином. Сохранилось лишь фрагментарно.

«Деяния Петра и Павла». Католическая адаптация евионитского текста. Греческий и латинский тексты впервые полностью опубликовал Тило (Halle, 1837 —1838). Тишендорф опубликовал греческий текст, составленный на основе шести манускриптов (Acta Apost. Арос. 1851, 1–39), — переведен на англ. язык Уокером («Ante–Nicene Libr.», XVI. 256 sqq.). Это сочинение повествует о том, как Павел пришел в Рим, где встретился с Петром и Симоном Волхвом, как они предстали перед судом Нерона, как Петр умер мученической смертью на кресте, а Павел — на плахе. Рассказ о Петре включает в себя легенду о «Domine quo vadis», а история Перпетуи в нем переплетена с историей мученичества Павла.

«Беседы» Псевдо–Климента, составленные не ранее середины II века, вторят злобной лжи иудействующих и под видом Симона Волхва предлагают читателю окарикатуренный образ Павла (по крайней мере, отчасти), которого выставляют беззаконником и архиеретиком; зато Петр, подлинный герой этого творения, прославляется как апостол чистого, изначального христианства.

Переписка Павла и Сенеки, о которой упоминают Иероним («О знаменитых мужах», гл. 12) и Августин («Послание к Македонию» 153, al. 54) и которую часто, но с многочисленными изменениями, копировали, была опубликована в редакции Фабриция (Cod. Apocr. N. Т.) и включена в несколько изданий Сенеки. «Переписка» состоит из восьми писем Сенеки и шести писем Павла. Эти письма бедны с точки зрения стиля и содержания, изобилуют хронологическими и историческими ошибками и представляют собой несомненную подделку. Поводом для их написания послужило скорее мнимое, нежели реальное сходство нравственных принципов Павла и Сенеки, а также стремление вызвать у христиан уважение к этому философу–стоику или, наоборот, желание в выгодном свете представить христианство ученикам Сенеки и последователям стоической философии. В Коринфе брат Сенеки, Галлион, спас Павла от суда (Деян. 18:12–16), и апостол вполне мог быть знаком с философом, который покончил с собой в Риме в 65 г., — но в истории никаких сведений об этом нет. См. Amedee Fleury: Saint–Paul et Seneque (Paris, 1853, 2 vols.); C. Aubertin: Etude critique sur les rapports suppose entre Seneque et Saint–Paul (Par. 1887); F. C. Baur: Seneca und Paulus, 1858, 1876; Reuss: статья о Сенеке в Herzog, vol. XIV. 273 sqq.; Lightfoot: экскурс в Com. on Philippians, pp. 268–331; статья о Павле и Сенеке в альманахе «Westminster Review», Lond. 1880, pp. 309 sqq.

Биографические и критические исследования

Pearson (епископ, ум. 1686): Annales Paulini. Lond. 1688. В различных изданиях его сочинений, а также в отдельном издании, Annals of St. Paul, transi, with geographical and critical notes. Cambridge, 1825.

Lyttleton (лорд, ум. 1773): The Conversion and Apostleship of St. Paul. 3^d ed. Lond. 1747. Апологетическое сочинение: автор отстаивает истинность христианства на основании своих личных переживаний.

William Paley (архидиакон, ум. 1805): Hor? Paulin?: or The Truth of the Scripture History of Paul evinced by a comparison of the Epistles which bear his name, with the Acts of the Apostl es and with one another. Lond. 1790 (и последующие издания). Это сочинение по–прежнему ценно с точки зрения апологетики.

J. Hemsen: Der Apostel Paulus. Gott. 1830.

Carl Schrader: Der Apostel Paulus. Leipz. 1830 — 1836. В пяти частях. Носит рационалистический характер.

F. Chr. Baur (ум. 1860): Paulus, der Apostel Jesu Christi. Tub. 1845, второе изд. — ?. Zeller, Leipzig, 1866 — 1867, 2 vols. Перевод на англ. яз. Allan Menzies, Lond. (Williams & Norgate) 1873, 1875, 2 vols. Этому труду великого основоположника философско–критической реконструкции истории апостольской эпохи (мы вправе назвать его современным Маркионом) предшествовали несколько специальных исследований, посвященных партии «Христовых» в Коринфе (1831), пастырским посланиям (1835), Посланию к римлянам (1836), и составленный на латыни конспект речи Стефана перед синедрионом (1829). Этот труд знаменует собой начало новой эпохи в павловской литературе и открывает новые возможности для исследований. Образец сочинений тюбингенской критической школы.

Conybeare, Howson: The Life and Epistles of St. Paul. Lond. 1853, 2 vols.; N. York, 1854; 2^d ed. Lond. 1856 и более поздние издания; также сокращенное однотомное издание. Очень полезный и известный труд, особенно в том, что касается географии путешествий Павла. См. также Howson: Character of St. Paul (Lond. 1862; 2^d ed. 1864); Scenes from the Life of St. Paul (1867); Metaphors of St. Paul (1868); The Companions of St. Paul (1871). Большинство этих монографий было переиздано в Америке.

Ad. Monod (ум. 1856): Saint Paul. Шесть проповедей. См. его же Sermons, Paris, 1860, vol. II. 121–296. Эта же работа на немецком и английском языках.

W. F. Besser: Paulus. Leipz. 1861. Перев. на англ. яз. (F. Bultmann) с предисловием (J. S. Howson): Lond. and N. York, 1864.

F. Bungener: St. Paul, sa vie, son ?uvre et ses epitres. Paris, 1865.

A. Hausrath: Der Apostel Paulus. Heidelb. 1865; 2^d ed. 1872. См. также его ?. ?.liehe Zeitgeschichte, ч. III.

M. Krenkel: Paulus, der Apostel der Heiden. Leipz. 1869.

Ernest Renan: Saint Paul. Paris, 1869. Перев. с французского J. Lockwood, N. York, 1869. Новаторская и очень любопытная работа, к сожалению, изобилующая домыслами и ошибками.

Thomas Lewin (автор «Fasti Sacri»): The Life and Epistles of St. Paul, new ed. Lond. and N. York, 1875, 2 vols. Великолепная работа, итог многолетних трудов, 370 иллюстраций.

F. W. Farrar: The Life and Work of St. Paul. Lond. and N. York, 1879, 2 vols. Очень глубокий труд, написанный живым языком.

W. М. Taylor: Paul as a Missionary. N. York, 1881.

W. H. Ramsey (профессор гуманитарных наук в Абердинском университете): The Church in the Roman Empire before A.D. 170. С картами и иллюстрациями. London and New York, 1893 (494 pp.). Ценный труд, за который папа Лев XIII наградил автора золотой медалью. Первая часть (pp. 3–168) посвящена миссионерским путешествиям Павла по Малой Азии и основана на тщательных топографических изысканиях и прекрасном знании этого периода Римской истории. Рэмси приходит к заключению, что почти все книги Нового Завета могут быть подделками II века не в большей степени, чем творения Горация и Вергилия — подделками времен Нерона. Данный исследователь выдвигает гипотезу о неких «путевых заметках», составленных при непосредственном участии Павла и легших в основу Деяний апостолов (Деян. 13 — 21), которые он называет «авторитетнейшим источником для специалиста по истории Малой Азии» (р. 168). Рэмси настаивает на подлинности пастырских посланий, которые вписываются в картину последних лет правления Нерона (246 sqq.), и возражает Хольцману. Он относит написание 2 Послания Петра к тому же периоду, что и написание «Пастыря Гермы», то есть не позднее 130 г. (р. 432). А 1 Послание Петра, по мнению Рэмси, было написано около 80 г., вскоре после того, как Веспасиан продолжил политику Нерона (279 sqq.). Если эти датировки верны, то либо автором этих посланий был не Петр, либо он прожил еще долго после гонений Нерона. Предание о том, что апостол умер мученической смертью в Риме, возникло очень рано и пользовалось всеобщим признанием, но точная дата его смерти неизвестна.

Из биографических сочинений наиболее полны и поучительны труды Конибеара и Хаусона, Левина и Фаррара.

Также см. соответствующие разделы монографий Неандера, Лехлера, Тирша, Ланге, Шаффа (226–347; 634–640) и Прессенсе по истории апостольской эпохи.

Хронологические исследования

Thomas Lewin: Fasti Sacri, A Key to the Chronology of the New Testament. London, 1865. Хронологические таблицы с 70 г. до P. X. по 70 г. по P. X.

Wieseler: Chronologie des apostolischen Zeitalters. Gottingen, 1848.

Богословские и экзегетические исследования

L. Usteri: Entwicklung des Paulinischen Lehrbegriffs. Zurich, 1824; 6^th ed. 1851.

A. F. Dahne: Entwicklung des Paulinischen Lehrbegriffs. Halle, 1835.

Baur: Paulus. См. выше.

R. A. Lipsius: Die Paulinische Rechtfertigungslehre. Leipz. 1853.

C. Holsten: Zum Evangelium des Paulus und des Petrus. Rostock, 1868. Эта книга включает в себя 1) эссе Christusvision des Paulus und die Genesis des paulinischen Evangeliums, ранее опубликованное в альманахе Гильгенфельда «Zeitschrift» за 1861 г., а в этом издании дополненное ответом на доводы Бейшлага; 2) новую работу Die Messiasvision des Petrus; 3) анализ Послания к галатам (1859); 4) исследование значения слова ???? в богословской системе Павла (1855). Его же: Das Evangelium des Paulus. Part I. Berlin, 1880.

Th. Simar (католик): Die Theologie des heil. Paulus. Freiberg, 1864.

Ernesti: Die Ethik des Ap. Paulus. Braunschweig, 1868; 3^d ed. 1880.

R. Schmidt: Die Christologie des Ap. Paulus. Gott., 1870.

Matthew Arnold: St. Paul and Protestantism. Lond. 1870; 3^d ed. 1875.

William I. Irons (из епископальной церкви): Christianity as taught by St. Paul. Oxf. and Lond. 1871; 2^d ed. 1876. Восемь лекций, прочитанных в 1870 г.

A. Sabatier: L'apotre Paul. Esquisse d'une histoire de sa pensee. Strasb. and Paris, 1870.

Otto Pfleiderer (проф. в Берлине): Der Paulinismus. Leipzig, 1873. Вслед за Бауром и Хольстеном выводит богословскую систему Павла из обстоятельств его обращения. Перев. на англ. яз.: Е. Peters. Lond. 1877, 2 vols. Lectures on the Influence of the Apostle Paul on the Development of Christianity. Trsl. by J. Fr. Smith. Lond. and N. Y. 1885. См. также его UrChristenthum, 1887.

С. Weizsacker: D. Apost. Zeitalter (1886), pp. 68–355.

Fr. Bethge: Die Paulinischen Reden der Apostelgesch. Gottingen, 1887.

В 1892 г. вышло второе издание Das Apostolische Zeitalter Вейцсакера, с незначительными поправками и алфавитным указателем. Этот труд посвящен главным образом Павлу. Это лучший образец критического изложения истории апостольской эпохи, принадлежащий к школе д–ра Баура, которого д–р Вейцсакер сменил на посту профессора церковной истории в Тюбингене. К сожалению, в этой работе нет ссылок на другие источники и альтернативные точки зрения.

Charles Carroll Everett: The Gospel of Paul. New York, 1893.

Толкования

Толкования посланий Павла (полные или частичные) составляли столь многие авторы, что мы можем упомянуть лишь несколько самых значительных.

I. Толкования всех посланий Павла: Кальвин, Беза, Эстий (католик), Корн. Лапиде (католик), Гроций, Ветстейн, Бенгель, Ольсгаузен, Де Bette, Майер, Ланге (расширенное американское издание), Эвальд, фон Хофман, Реусс (на франц. языке), Олфорд, Вордс ворт, «Толкование» Спикера, Эликот {Pop. Сот.), Шафф (Pop. Com., vol. III. 1882). См. также P. J. Gloag: Introduction to the Pauline Epistles. Edinburgh, 1874.

II. Толкования отдельных посланий. Римлянам: Толук (5–е изд. 1856), Фрицше (3 тома, на латыни), Райхе, Рюкерт, Филиппи (3–е изд. 1866; перев. на англ. яз. — Бэнкс, 1878 — 1879, 2 т.), М. Стюарт, Тернер, Ходж, Форбс, Йоветт, Шедд (1879), Годе (L'epitre aux Romains, 1879, 1880, 2 т.). Коринфянам: Неандер, Озиандер, Ходж, Стэнли, Хейнрици, Эдвардс, Годе, Эликот. Галатам: Лютер, Винер, Визелер, Гильгенфельд, Хольстен, Йоветт, Эди, Эликот, Лайтфут. Ефесянам: Харлесс, Мэттис, Штир, Ходж, Иди, Эликот, Дж. Л. Дэвис. Другие, меньшие послания: Блик (Колоссянам, Филимону и Ефесянам), Кох (Фессалоникийцам), Ван Хенгель (Филиппийцам), Иди (Колоссянам), Эликот (Филиппийцам, Колоссянам, Фессалоникийцам, Филимону), Лайтфут (Филиппийцам, Колоссянам, Филимону). Пастырские послания: Мэттис, Мэк (католик), Бек (ред. Линденмайер, 1879), Хольцман (1880), Фэйрберн, Эликот, Вайсс (1886), Кноке (1887), Кёллинг (1887).

III. Толкования второй части Деяний: Де Bette, Майер, Баумгартен, Александер, Хэкетт, Лехлер, Глоуг, Пламптре, Джейкобсон, Ламби, Хаусон, Спенс.

Мы подошли к разговору об апостоле язычников, который внес решающий вклад в победу христианства как всемирной религии, который словом и делом потрудился больше, чем все его сотрудники, и который выделяется своим уникальным значением как самая замечательная и влиятельная личность в истории. Юность и последние годы его жизни покрыты мраком неизвестности — мы знаем лишь, что он начал свой путь гонителем христианства и закончил мучеником, — но основная часть жизни Павла известна лучше, чем биография любого другого апостола, и изобилует яркими мыслями и выдающимися делами, которые никогда не умрут и приобретают все большую значимость по мере того, как Евангелие распространяется из столетия в столетие и охватывает все новые страны.

Савл, или Павел,[345] был чистокровным евреем, но родился (через несколько лет после Христа)[346] в Тарсе, известном греческом городе, центре торговли и литературы, находившемся в провинции Киликия, и унаследовал права римского гражданина. Он получил блестящее иудейское образование в Иерусалиме, в школе учителя–фарисея Гамалиила, внука Гиллеля, однако не чуждался греческой литературы, о чем свидетельствуют его стиль, его диалектический метод, его ссылки на языческие религиозные и философские идеи и его цитаты из произведений греческих поэтов. Таким образом, будучи «Евреем от Евреев»[347], но при этом эллинистом по рождению и римским гражданином, Павел, так сказать, сочетал в себе три великие национальности древнего мира и имел все природные данные, чтобы стать апостолом для всего мира. Он мог спорить с фарисеями как сын Авраама из колена Вениаминова, как ученик знаменитого Гамалиила, носившего прозвище «слава закона». Он мог беседовать с греками на прекрасном греческом языке и убеждать их при помощи их же собственной логики. Он мог спокойно путешествовать по всей империи, пользуясь многочисленными правами и привилегиями, которые давало римское гражданство, гордый пароль: Civis Romanus sum.

Эти природные данные, столь благоприятные для будущей апостольской деятельности, на короткое время сделали Павла самым опасным врагом христианства, а после обращения — самым плодотворным его проповедником. Орудия разрушения превратились в орудия созидания. Двигателю был дан обратный ход, и направление движения изменилось, но сам двигатель остался прежним, и мощь его была усилена новым вдохновением.

Савл был в высочайшей степени одарен интеллектуально и нравственно. Острота ума в нем сочеталась с тонкостью чувств, глубина мышления — с силой воли. Он был totus in illis, человеком одной идеи и одной цели — сначала как иудей, а потом как христианин. Он был воином и героем по натуре. Он не ведал страха — за исключением страха Божьего, благодаря которому не испытывал страха перед людьми. Еще в юные годы он достиг высокого положения и, останься он иудеем, мог бы стать более великим раввином, чем даже Гиллель или Гамалиил, поскольку превосходил обоих своей природной гениальностью и плодовитостью ума.

Павел был единственным образованным человеком среди апостолов. Он никогда не выставлял свои знания напоказ, считая их неважными в сравнении с превосходством познания Христа, ради которого он отказался от всего,[348] но скрыть свои познания он не мог и после обращения нашел им наилучшее применение. Петр и Иоанн обладали природным талантом, но не имели образования; у Павла же было и то и другое, а потому он стал родоначальником христианского богословия и философии.

Он получил чисто иудейское образование, основанное на ветхозаветных Писаниях и тех преданиях старцев, которые в конце концов легли в основу Талмуда.[349] Он знал Библию на еврейском и греческом языках почти наизусть. В своих убедительных посланиях, обращаясь к христианам–евреям, он цитировал Пятикнижие, Пророков, Псалтирь — то буквально, то вольно, — подчас остроумно объединяя несколько цитат или запоминающихся выражений, а иногда читая между строк с искусством, которое выдает в нем глубокого знатока потаенных глубин Божьего Слова и проливает яркий свет на непонятные отрывки.[350] Он был хорошо знаком с символическим и аллегорическим методами толкования; кстати, время от времени он использует доводы или, скорее, иллюстрации из Писания, которые современный здравомыслящий исследователь счел бы натянутыми и странными, хотя для читателя–еврея они звучали вполне убедительно.[351] Но он ни разу не выводит какую–либо истину на основе подобной иллюстрации, не подтвердив ее другим, независимым аргументом. Он никогда не увлекается экзегетическими шарадами и вольностями, которые были свойственны «раввинам, поклонявшимся букве и гордившимся тем, что они могут подвесить гору догмы на волоске текста». Благодаря откровению Христа Павел не заблудился в пустыне Талмуда или в лабиринтах Каббалы и Ветхий Завет стал для него книгой жизни, полной прообразов и обетовании великих фактов и истин евангельского спасения. В Аврааме он видел отца верных, в Аввакуме — проповедника оправдания верой, в пасхальном агнце — символ Христа, закланного за грехи мира, в переходе Израиля через Красное море — прообраз христианского крещения, а в манне небесной — символ хлеба жизни на вечере Господней.

Греческое воспитание Павла стало предметом споров — одни его отрицают, а другие придают ему чрезмерное значение. Павел, без сомнения, усвоил греческий язык еще в детстве и юности, поскольку в Тарсе в то время располагался один из трех университетов Римской империи, который кое в чем превосходил даже Афинский и Александрийский университеты и из которого набирали домашних учителей для императорской семьи. Учитель будущего апостола Гамалиил был относительно свободен от раввинских предрассудков и не питал сильного отвращения к языческой литературе. После обращения Павел посвятил свою жизнь спасению язычников и много лет прожил в Тарсе, Ефесе, Коринфе и других городах Греции, став для греков греком, чтобы приобрести их для Господа. Едва ли можно себе представить, чтобы такой человек, как он, ощущающий себя частью всего человечества и столь остро осознающий глубочайшие философские проблемы, мог остаться равнодушным к огромному богатству греческой философии, поэзии и истории. Несомненно, Павел сделал то, что, с нашей точки зрения, должен сделать любой миссионер в Китае или Индии из любви к народу, на благо которого он трудится, и желания принести больше пользы. Трижды Павел очень кстати, хотя и вскользь, цитирует греческих поэтов — не только вошедший в поговорку афоризм Менандра[352] и строчку из Эпименида,[353] которая могла быть общеупотребительной, но и половину строчки с соединительным союзом, которую он, возможно, прочел в скучной астрономической поэме своего соотечественника Арата (ок. 270 г. до Р.Х.) или в возвышенном гимне Клеанфа, посвященном Юпитеру, — эта строчка есть в обоих произведениях.[354] Он черпал некоторые свои излюбленные метафоры из греческих спортивных игр; он спорил с греческими философами различных школ и обращался к ним на Ареопаге, проявив зрелую мудрость и умело воспользовавшись ситуацией; некоторые полагают, что он намекает на понятия стоической философии, когда говорит о «стихиях» или «началах мира».[355] Он хорошо владеет греческим языком — если не с чистотой и элегантностью классической формы, то с почти творческой энергией, превращая его в послушное орудие новых идей и подчиняя своим целям оксюморон, парономазию, литоту и другие фигуры речи.[356] Но все это никоим образом не доказывает, что Павел систематически изучал греческую литературу или обладал обширными познаниями в этой области, — его красноречие отчасти объяснялось врожденным талантом. Своей чрезвычайной аттической учтивостью и благовоспитанной утонченностью, отпечаток которых носят послания к Филимону и к филиппийцам, он обязан, скорее, влиянию христианства, нежели общению с культурными греками. По–видимому, его эллинистическое образование носило бессистемный, случайный характер и было без остатка подчинено его великой цели. В этом отношении он разительно отличался от образованного Иосифа Флавия, любившего аттическую чистоту стиля, и от Филона, позволившего эллинистической философии подчинить, затмить и извратить данную свыше истину Моисеевой религии. Филон идеализировал и перетолковал Ветхий Завет, заменив грамматическое понимание аллегорическим; Павел одухотворил Ветхий Завет и извлек из него самый глубокий смысл. Иудаизм Филона растворился в абстрактных словесных конструкциях, иудаизм Павла был облагорожен и трансформировался в христианские реалии.

Савл был фарисеем и принадлежал к самой строгой секте, но не относился к числу тех лицемеров, которых столь убийственно обличил наш Спаситель, а был честным, любящим и ищущим истину, подобно Никодиму и Гамалиилу. Даже его фанатичное стремление гнать христиан объяснялось убежденностью и ревностным отношением к религии своих предков. Он преследовал христиан по неведению, и это смягчает, хотя и не искупает его вину. Вероятно, он никогда не видел и не слышал Иисуса до тех пор, пока Он не явился ему на дороге в Дамаск.

Возможно, во время распятия и воскресения Христа он находился в Тарсе.[357] Но благодаря своему фарисейскому образованию Савл, как и его учителя, считал Иисуса из Назарета лжемессией, мятежником, богохульником, справедливо осужденным на смерть, — и действовал в соответствии со своими убеждениями. Он принимал самое активное участие в казни Стефана и радовался его смерти. Не удовлетворившись этим, он испросил у синедриона (в попечении которого находились все синагоги и дисциплинарные наказания за преступления против закона) полномочия преследовать и заключать под стражу рассеявшихся учеников. Облеченный этими полномочиями, Савл отправился в Дамаск, столицу Сирии, где было много синагог. Он был полон решимости стереть опасную секту с лица земли ради славы Бога. Но когда его вражда против христианства достигла высшей точки, родилась его преданность учению Христа.

О второстепенных сторонах жизни Павла и его отношениях с людьми мы ничего не знаем наверняка. Будучи римским гражданином, он принадлежал к уважаемому слою общества, но был, вероятно, беден — он зарабатывал себе на жизнь ремеслом, которому научился, следуя преданию раввинов; этим ремеслом было шитье палаток, очень распространенное в Киликии, но приносившее доход только в больших городах.[358]

У Павла была сестра, жившая в Иерусалиме, сын которой однажды спас ему жизнь.[359]

Вероятно, Павел никогда не был женат. Некоторые полагают, что он был вдовцом. Иудейские и раввинистические традиции, совершенство его нравственного облика, его идеальное представление о супружестве как отражении мистического единства Христа и Его Церкви, его призывы к исполнению супружеского, родительского и сыновнего долга — все это, по–видимому, доказывает, что семейная жизнь была знакома Павлу. Но он был христианским благовестником, постоянно переезжал с места на место и не был защищен от всевозможных тягот и гонений, а потому почитал своим долгом не иметь семьи.[360] Он пожертвовал благословениями семейной жизни ради процветания Царства Божьего.

Коринфяне, ценившие изысканную риторику, поверхностно рассудили, что Павел «в личном присутствии слаб, и речь его незначительна», но не могли не признать, что «в посланиях он строг и силен».[361] Некоторые величайшие люди были невелики ростом, а некоторые чистейшие души обитали в непривлекательных телах. Сократ был самым невзрачным, но самым мудрым из греков. Неандер — обращенный еврей, как и Павел, — был невысокого роста, немощного телосложения и выглядел поразительно нескладным, но при этом обладал редким смирением и добротой, а его лицо, с густыми бровями, лучилось возвышенными, небесными устремлениями. Таким образом, мы вполне можем представить себе, что на лице Павла лежал отпечаток высокого интеллекта и духовности и что он «то являлся как человек, то ангела имел обличье».[362]

Он страдал загадочной, мучительной, отталкивающей и периодически повторяющейся болезнью, которую называл «жалом в плоти» и которая не позволяла ему превозноситься и хвалиться изобилием откровений.[363] Апостол носил небесное сокровище в глиняном сосуде, и его сила совершалась в немощи.[364] Но мы тем более должны восхищаться нравственным героизмом человека, который обратил свою слабость в источник силы и, несмотря на боль, трудности и гонения, с триумфом пронес Евангелие спасения от Дамаска до Рима.

Бог… благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам…

(Галатам 1:15–16)

Обращение Павла знаменует собой не только поворотный момент в его собственной биографии, но и начало новой эпохи в истории апостольской церкви, а значит, и в истории человечества. Это было самое плодотворное событие после чуда Пятидесятницы, оно обеспечило христианству победу во всем мире.

Превращение наиболее опасного гонителя христианства в его самого успешного проповедника — это не что иное, как чудо божественной благодати. В его основе лежит еще более великое чудо воскресения Христа. Оба этих чуда неразрывно связаны; без воскресения обращение было бы невозможно, а с другой стороны, обращение столь незаурядного человека, принесшее такие удивительные плоды, — одно из самых весомых доказательств воскресения.

Смелая критика Стефана — предшественника Павла — в адрес упрямых и высокомерных иудеев, распявших Мессию, спровоцировала синедрион на решительные и методичные попытки вновь распять Иисуса, уничтожив Его Церковь. Фарисей Савл, самый смелый и ревностный из молодых учителей, был добровольным и общепризнанным вождем в этой борьбе не на жизнь, а на смерть.

После того как Стефан был убит, а иерусалимское собрание рассеялось, Савл по поручению синедриона, так сказать, в качестве великого инквизитора, отправился в Дамаск, в погоню за разбежавшимися учениками Иисуса, облеченный полномочиями и полный решимости подавить бунт христиан и привести всех отступников, которых он только сможет найти, будь то мужчин или женщин, в цепях в святой город на суд первосвященников.

Дамаск, один из старейших городов мира, был известен еще во времена Авраама. Глазам путешественника он предстает словно райское видение посреди обжигающей и бесплодной песчаной пустыни; его снабжают водой никогда не пересыхающие реки Авана и Фарфар (Нееман некогда предпочел их всем водам Израилевым); он окружен роскошными цветниками и рощами тропических плодовых деревьев, за что восточные поэты прославляли его, называя «оком пустыни».

Но Савлу, который приближался к этому городу, было уготовано гораздо более прекрасное видение. Средь бела дня его неожиданно осиял сверхъестественный небесный свет, ярче сирийского солнца, и Иисус из Назарета, Которого Савл гнал в лице Его робких учеников, явился ему в полноте славы как вознесшийся Мессия и на еврейском языке спросил его: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?».[365] В вопросе Господа одновременно звучали упрек и любовь, и сердце Савла растаяло. Будущий апостол упал ничком на землю. Он видел и слышал, он затрепетал и повиновался, он уверовал и возрадовался. Поднявшись с земли, он не увидел никого. От яркого света он ослеп, и его, словно ребенка, за руку отвели в Дамаск, где после трех дней слепоты он принял исцеление и крещение — не через Петра, Иакова или Иоанна, а через одного из тех простых учеников, которых он пришел уничтожить. Надменный, самодовольный, нетерпимый, неистовый фарисей превратился в смиренного, раскаявшегося, благодарного, любящего служителя Иисуса. Он отказался от человеческой праведности, образования, влияния, власти, планов на будущее и, рискуя жизнью, связал свою судьбу с маленькой, всеми презираемой сектой. Если в истории была хоть одна честная, бескорыстная, радикальная и плодотворная перемена в убеждениях и поведении, она произошла в жизни Савла из Тарса. Действием творческой силы Святого Духа он стал «новой тварью во Христе Иисусе».[366]

В Деяниях есть три полных описания этого события, одно из них принадлежит Луке, а два — самому Павлу. Описания слегка различаются в деталях, но это лишь подчеркивает их принципиальное согласие между собой.[367] Павел также ссылается на это событие пять или шесть раз в своих посланиях.[368] Во всех этих отрывках он говорит, что происшедшая в нем перемена была следствием прямого вмешательства Иисуса, Который открылся в славе Своей с небес и, словно молния в ночи, озарил его ум пониманием истины. Павел сравнивает эту перемену с тем моментом творения, когда Бог повелел свету воссиять из тьмы.[369] Он придает особое значение тому, что его обратил и призвал к апостольскому служению Сам Христос, без всякого посредства человека; что он получил свое Евангелие вселенской благодати через откровение, а не из уст старших апостолов, которых впервые увидел лишь через три года после своего призвания.[370]

Обращение Павла не было вынужденным, ответственность принять или отвергнуть Христа лежала на нем самом. Бог никого i\e обращает силой или при помощи волшебства. Он сотворил человека свободным и поступает с ним как с существом, обладающим нравственными качествами. Павел мог бы «воспротивиться небесному видению».[371] Он мог бы «пойти против рожна», хотя это и было «трудно» (но возможно).[372] Эти слова свидетельствуют о некоторой психологической готовности, о каких–то сомнениях и опасениях относительно дальнейшей судьбы, о нравственном конфликте между плотью и духом, который сам Павел описал двадцать лет спустя и который звучит в отчаянном восклицании: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?».[373] От Иерусалима до Дамаска 225 километров, и дорога из одного города в другой пешком или верхом занимает не меньше недели. Когда Савл, погруженный в собственные мысли, шел через Самарию, Галилею и гору Ермон, у него было достаточно времени для размышлений, и мы вполне можем себе представить, как перед глазами будущего апостола возникло видение сияющего лица мученика Стефана, который, словно святой ангел, стоял перед синедрионом и в последнюю минуту жизни молился за своих убийц. Возможно, это видение неотступно преследовало Савла, призывая отказаться от безумной карьеры.

И все–таки нам не следует переоценивать значение сомнений Павла или ожидать от него более зрелого отношения к тому, что он узнал за три дня, отделявших его обращение от крещения, и за три года уединенных размышлений в Аравии. Несомненно, он жаждал истины и праведности, но глаза его разума еще закрывала плотная пелена, которую могла снять лишь чья–то чужая рука; доступ к сердцу Павла преграждала стальная дверь предубеждений, сломать которую было под силу только Иисусу. Направляясь в Дамаск, он «еще дышал угрозами и убийством на учеников Господа» и полагал, что «служит Богу». По его собственным словам, «Бог благоволил открыть в нем Сына Своего» в тот момент, когда он «жестоко» гнал Церковь Божью и хотел уничтожить ее, «будучи неумеренным ревнителем отеческих своих преданий», более фанатичным, нежели многие его сверстники. Только в свете веры мы видим кромешную тьму нашего греха, и только у креста Христова мы полностью ощущаем невыносимую тяжесть вины и неизмеримую глубину Божьей спасительной любви. Никакие субъективные размышления и раздумья не могли бы вызвать столь разительную перемену в столь короткое время. Именно такую перемену произвело объективное явление Иисуса Павлу.

Явление Господа было свидетельством Его воскресения и вознесения, неопровержимым доказательством того, что Иисус был Мессией и что Бог одобрил все Им соделанное. А факт воскресения, в свою очередь, представлял Его крестную смерть в новом свете, раскрывая ее смысл как искупительной жертвы за грехи мира, даровавшей людям прощение и мир в полном соответствии с требованиями божественной справедливости. Что за удивительное откровение! Тот Самый Иисус из Назарета, Которого Савл ненавидел и гнал как лжепророка, справедливо распятого меж двух разбойников, стоял перед ним как воскресший, вознесенный и прославленный Мессия! И вместо того чтобы заслуженно покарать гонителя, Иисус простил его и призвал быть Своим свидетелем среди иудеев и язычников. Этого откровения было достаточно, чтобы превратить ортодоксального иудея, чающего утешения Израиля и обладающего огромной силой духа, в убежденного и целеустремленного христианина. Вся логика мышления Савла и вся сила его воли побуждали его любить и проповедовать новую веру с тем же энтузиазмом, с каким он прежде ее ненавидел и гнал; ибо ненависть — обратная сторона любви, а сила любви и ненависти зависит от глубины чувства и страстности характера.

При всей внезапности и радикальности произошедшей в этом человеке перемены между фарисеем Савлом и христианином Павлом, тем не менее, существует тесное единство. Это был тот же человек, с теми же устремлениями, но идущий в ином направлении. Мы не должны забывать, что Савл был не мирским, безразличным и равнодушным, а глубоко религиозным человеком. Преследуя церковь, он был «по правде законной — непорочный».[374] Он был похож на богатого юношу, который соблюдал все заповеди, но которому недоставало всего одной необходимой вещи и которого, по словам Марка, Иисус «полюбил».[375] Савл обратился не от безверия к вере, а от более примитивной веры к вере более чистой, от религии Моисея к религии Христа, от богословия закона к богословию Евангелия. Как оправдаться грешнику перед судом святого Бога? Этот вопрос был для него главным как до обращения, так и после. Савл видел в этом не просто схоластическую, но в гораздо большей степени нравственную и религиозную проблему. Ведь в понимании иудея праведность — это послушание воле Божьей, выраженной в законе, и наградой за нее является вечная жизнь. Честное и искреннее стремление к праведности — вот что связывает воедино два периода жизни Павла. Сначала он стремился достичь праведности делами закона, а потом — послушанием веры. То, что он тщетно пытался заслужить фанатичной приверженностью традициям иудаизма, — прощение и мир с Богом — он получил мгновенно и даром через веру в крест Христов. Своими требованиями Моисеев закон, словно детоводитель, вывел его за границы заповедей и подготовил его к зрелости и свободе. Законом Савл умер для закона, чтобы жить для Бога. Его прежнее «я» с его похотями было распято вместе с Христом, чтобы впредь жил уже не Павел, а живший в нем Христос.[376] Савл обрел мистическое единство со своим Спасителем и уже не мог существовать отдельно от Него. Все христианство, вся жизнь воплотились для него в одном слове: Христос. Он решил не знать ничего, кроме Иисуса Христа, распятого за наши грехи и воскресшего для нашего оправдания.[377] Оправдание верой, незаслуженное прощение и одобрение, дарованные Христом, были для Савла самой весомой причиной для благодарности и преданности. Его великий грех гонения на христиан был обращен ему же на пользу, также как Петру — его отречение. Память о прошлом укрепляла его в смирении, уберегала от искушения и производила в нем еще большие усердие и преданность. «Я наименьший из Апостолов, — говорил он с непритворным смирением, — и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию. Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною».[378] В этом признании кратко изложен весь смысл жизни и трудов Павла.

Идея оправдания по незаслуженной благодати Бога во Христе посредством живой веры, по которой заслуги Христа становятся нашими и которая ведет нас к освящению и святости, — это стержневая мысль посланий Павла. Все его убеждения, будь то богословские, этические и практические, берут начало в его обращении; однако в полной мере эти убеждения развились лишь благодаря острым разногласиям с иудействующими проповедниками, которые по–прежнему ждали праведности и спасения от закона, чем, по сути, обесценивали Божью благодать, а смерть Христа делали ненужной и бесполезной.

Хотя Павел решительно порвал с иудаизмом, каждым своим шагом и всеми силами борясь с фарисейским учением о праведности от закона, он никогда не выступал против Ветхого Завета или еврейского народа. Это говорит о мудрости и умеренности Павла и свидетельствует о его бесконечном превосходстве над Маркионом и прочими реформаторами, которых с ним пытались сравнивать. Отныне Павел видел в Писаниях готовую почву для Евангелия, закон считал «детоводителем ко Христу», а Авраама — отцом верующих. Что же касается своих соплеменников по крови, он любил их еще сильнее, чем прежде. Исполненный удивительной любви Христа, Который простил его, «первого из грешников», Павел пошел бы на любые жертвы, если бы мог таким образом спасти свой народ. Поразительный слог девятой главы Послания к римлянам — это не риторическое преувеличение, а подлинное свидетельство героического самоотречения и преданности, которые некогда двигали Моисеем и наивысшим проявлением которых стала жертва вечного Сына Божьего на Голгофском кресте.[379]

Обращение Павла одновременно стало и его призванием на апостольское служение — не в качестве одного из Двенадцати (поскольку освободившееся место Иуды уже было занято), но на самостоятельное апостольское служение среди язычников.[380] Это событие положило начало более чем 25–летнему периоду непрерывной деятельности, которая по своему значению и неизменной полезности даже доныне не имеет себе равных в истории и которая являет собой неопровержимое доказательство подлинности обращения Павла и истинности христианства.[381]

Бог поступает с людьми с учетом их индивидуальных особенностей и состояния. Как свидетельствует видение, полученное Илией на горе Хорив, Бог является то в большом и сильном ветре, с корнем вырывающем деревья, то в землетрясении, раздирающем скалы, то во всепожирающем огне, то в веянии тихого ветра. Некоторые обращаются внезапно и помнят день и час этого события; дух и поступки других меняются постепенно и незаметно, третьи, сами того не сознавая, растут в христианской вере с пеленок и от крещальной купели. Чем сильнее воля человека, тем большее усилие требуется, чтобы преодолеть внутреннее сопротивление, но тем полнее и долговременнее будут перемены. Из всех радикальных и внезапных обращений обращение Павла было самым радикальным и внезапным. В некоторых отношениях оно не было похоже ни на какое другое — но это же можно сказать и о самом Павле и его служении. И все–таки истории известны более или менее похожие случаи. Богословы, испытывавшие наибольшую симпатию к духу и вероучению Павла, сами переживали нечто подобное и находили большое утешение в его примере и писаниях. Самыми известными из таких людей были Августин, Кальвин и Лютер.

Блаженный Августин, сын благочестивой матери и отца–язычника, увлекся лжеучениями и пороками и многие годы блуждал в лабиринте ереси и скептицизма, но его сердце не знало покоя и тосковало по Богу. Наконец, когда ему исполнилось 33 года (в сентябре 386 г.), в одном саду близ Милана, вдалеке от его африканской родины, брожение в душе Августина достигло своей высшей точки. Благодаря совместному воздействию непрестанных молитв Моники, проповедей Амвросия, примера св. Антония, трудов Цицерона и Платона, Исайи и Павла Дух Божий произвел в нем перемену — пусть не такую чудесную (Августин не был удостоен видимого явления Христа), но такую же чистосердечную и необратимую, как и в апостоле. Распростершись в прахе покаяния и борясь с Богом в молитве об освобождении, Августин внезапно услышал голос, как будто с небес, который вновь и вновь повторял: «Возьми и читай, возьми и читай!». Августин открыл святую книгу и прочел увещание Павла: «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти». Это был глас Божий; Августин послушался, полностью изменил свою жизнь и стал величайшим и самым замечательным учителем своего времени.

Об обращении Кальвина мы знаем очень мало, но он сам отзывается об этом событии как о внезапном переходе (subita conversio) от папских предрассудков к евангелической вере. В этом отношении его обращение было больше похоже на обращение Павла, чем на обращение Августина. Насколько мы знаем, до того как Реформация открыла Кальвину глаза на Священное Писание и указала ему превосходнейший путь, Кальвин вовсе не был ни скептиком, ни еретиком, ни безнравственным человеком, а был вполне благочестивым католиком. «Для наших душ есть только одна спасительная гавань, — говорит он, — и это благодать Бога во Христе. Мы спасены благодатью — не по нашим заслугам, не по нашим делам». Он не стал советоваться с плотью и кровью, но сжег за собою все мосты. Он отказался от блестящей карьеры и подверг себя опасности гонений и смерти. Он увещевал и подбадривал робких французских христиан, обычно завершая свои послания словами Павла: «Если Бог за нас, кто против нас?». В Париже Кальвин написал блестящее сочинение о Реформе, которое приказали сжечь; как в свое время Павла в Дамаске, его в корзине спустили из окна, чтобы спасти от преследователей, и два года он скитался как беглый проповедник, пока не нашел себе поле деятельности в Женеве. С обращением Кальвина родилось его богословие, основанное на писаниях Павла, — оно родилось из его головы, как Минерва из головы Юпитера. У Павла никогда не было более логичного и богословски грамотного толкователя, чем Жан Кальвин.[382]

Но более всего на Павла был похож лидер немецкой Реформации, в котором почти в равной мере сочетались глубина ума, сила воли, сердечная доброта и пылкий, страстный нрав. Он был самым влиятельным проповедником евангелической свободы — хотя и уступал Августину и Кальвину (не говоря уже о Павле) в умении владеть собой, последовательности и уравновешенности характера.[383] Комментарий Лютера к Посланию к галатам не является грамматическим или логическим толкованием, однако представляет собой свежее воспроизведение и переиздание этого послания, направленное против самоправедности и неограниченной власти папства. Первый раз Лютер обратился ко Христу на двадцать первом году жизни (1505), когда изучал юриспруденцию в Эрфурте. Однажды, возвращаясь из поездки к родителям, он попал в сильнейшую грозу и настолько испугался, что воскликнул: «Помоги мне, дорогая святая Анна, и я стану монахом!». Но это обращение, хотя его часто сравнивали с обращением апостола, не имело никакого отношения ни к учению Павла, ни к протестантизму; благодаря ему Лютер стал благочестивым католиком, укрывшись от мира в уединении монастыря в поисках спасения души. Он стал одним из самых смиренных и послушных монахов, подобно тому как Павел был одним из самых убежденных и ревностных фарисеев. «Если монах способен попасть на небо благодаря монашеству, — писал Лютер, — то я должен был туда попасть». Но чем больше он искал праведности и мира в аскетическом самоотречении и монашеских подвигах, тем сильнее он чувствовал груз греха и Божьего гнева, хотя и не мог признаться своему исповеднику в каких–либо конкретных грехах. Требования закона довели Лютера до грани отчаяния, когда, благодаря милосердному вмешательству Штаупица, он сумел перевести взор с себя самого на крест Христа, единственный источник прощения и мира, и посредством безоговорочной веры в Его вседостаточные заслуги найти ту праведность, которую тщетно пытался найти своими собственными силами.[384] Это обращение Лютера (мы можем назвать его вторым) произошло несколькими годами позже (1508), и постепенно, не сразу, оно дало ему евангельскую свободу во Христе и подготовило его к великой борьбе с католицизмом, в которую он всерьез вступил, прибив к дверям часовни девяносто пять тезисов против торговли индульгенциями (1517). Период жизни Лютера, предшествовавший этому событию, можно сравнить с временным пребыванием Павла в Аравии и служением апостола до первого великого миссионерского путешествия.

Древние еретики и современные рационалисты неоднократно пытались объяснить обращение Павла чисто естественными причинами, но потерпели полную неудачу, тем самым косвенно подтвердив справедливость объяснения, которое предложил сам апостол и которого во все века придерживалась христианская церковь.[385]

I. Теория мошенничества. Еретическая и злокозненная фракция иудействующих, как правило, объясняла обращение Павла эгоистическими мотивами или влиянием злых духов.

Евиониты распустили ложный слух о том, что Павел родился в языческой семье, но влюбился в дочь иерусалимского первосвященника, стал прозелитом и сделал обрезание, чтобы не навлечь беды на возлюбленную, а когда его намерения не осуществились, в отместку стал критиковать учение об обрезании, субботе и весь Моисеев закон.[386]

«Беседы» Псевдо–Климента облекают ересь иудействующих в спекулятивную форму и резко критикуют Павла, который представлен в образе Симона Волхва, ересиарха, принесшего в церковь языческий антиномизм. Явление Христа считается либо выражением Божьего гнева, либо откровенной ложью.[387]

2. Рационалистическая теория грома и молнии. Эта гипотеза объясняет обращение Павла естественными причинами, а именно, сильной бурей и приступом сирийской лихорадки, вызвавшим расстройство сознания, в результате чего Павел суеверно принял раскаты грома за глас Божий, а вспышки молний — за небесное видение.[388] Но история ничего не сообщает о грозе и лихорадке, да и оба эти фактора, даже вместе взятые, не могли бы так повлиять ни на одного здравомыслящего человека и уж тем более изменить историю мира. Где это слыхано, чтобы гром говорил на еврейском или каком–то другом членораздельном языке? И разве не должны были глаза, уши и здравый смысл Павла и Луки — равно как и наши собственные — отличить рядовое явление природы от сверхъестественного видения?

3. Гипотеза галлюцинации истолковывает обращение Павла как естественную психологическую реакцию и искренний самообман. Это излюбленная теория современных рационалистов, отвергающих все остальные объяснения и питающих огромное уважение к интеллектуальной и нравственной чистоте и величию Павла.[389] Она, несомненно, более разумна и заслуживает большего доверия, нежели вторая гипотеза, поскольку объясняет разительные перемены не внешними, случайными и преходящими явлениями, но внутренними причинами. Эта гипотеза предполагает, что в течение какого–то времени в уме Павла происходило интеллектуальное и нравственное брожение, которое в конце концов неизбежно привело к полному изменению взглядов и поведения без всякого сверхъестественного влияния — возможность последнего отметается напрочь как несовместимая со сценарием естественного развития. В данном случае чудо было всего лишь мифическим и символическим отражением образа Иисуса, занимавшего все мысли апостола.

Павел сам говорит, что ему было видение, но он, конечно же, имел в виду реальное, объективное, личное явление Христа с небес, которое он мог видеть своими глазами и слышать своими ушами, а также откровение, которое его разум получил через органы чувств.[390] Внутреннее духовное проявление[391] было важнее внешнего, но оба они в совокупности породили убеждение. Теория галлюцинации превращает явление Христа в чисто субъективную игру воображения, которую апостол по ошибке принял за объективный факт.[392]

Невероятно, чтобы человек столь здравого, ясного и острого ума, каким, несомненно, обладал Павел, мог совершить такой большой и серьезный промах, перепутав субъективные размышления с объективным явлением Иисуса, Которого он гнал. Если он был хоть сколько–нибудь способен думать, он не мог не понимать, что называет действием божественной милости плод своих собственных мыслей.

Сторонники этой теории относят явления воскресшего Господа первым ученикам, а также более поздние видения Петра, Филиппа и Иоанна в книге Откровения к той же самой категории субъективных иллюзий, возникающих на пике нервного возбуждения и религиозного энтузиазма. Они утверждают, что Павел был восторженным человеком и питал слабость к видениям и откровениям[393] и что он пытался убедить себя в реальности воскресения Христа, приравнивая свое видение ко всем прочим явлениям воскресшего Иисуса, хотя между явлениями в Иерусалиме и Галилее и явлением на дороге в Дамаск прошло несколько лет.

Но этот единственно возможный довод в пользу гипотезы галлюцинации совершенно несостоятелен. Когда Павел говорит: «А после всех явился и мне, как некоему извергу», — он четко разграничивает личные явления Христа и свои собственные последующие видения и завершает список первых явлением, которому был свидетелем при своем обращении.[394] Он говорит, что однажды, только однажды видел Господа в видимом облике и слышал Его голос — самым последним и не вовремя, но так же реально, как и первые апостолы. Единственная разница была в том, что они видели воскресшего Спасителя, все еще пребывающего на земле, а Павел видел вознесшегося Спасителя, сошедшего с небес, — такого, каким Он, вероятно, явит Себя всем людям в последний день. Именно величие этого видения наводит Павла на рассуждения о собственном ничтожестве, и он называет себя «наименьшим из апостолов, недостойным называться апостолом, потому что он гнал церковь Божию». Он использует реальность Христова воскресения как основу для своих замечательных строк о будущем воскресении верующих, и эти его слова потеряли бы всякую убедительность, если бы Христос в действительности не воскрес из мертвых.[395]

Более того, обращение Павла совпало с его призванием на апостольское служение. Если первое было ошибкой, то и второе не могло не быть ошибкой. Возражая своим противникам–иудействующим, пытавшимся подорвать его авторитет, Павел подчеркивает, что на апостольское служение язычникам его призвал Сам Христос, без какого–либо человеческого посредничества.[396]

Предположение о длительной и глубокой внутренней интеллектуальной и нравственной подготовке Павла к этой перемене лишено всякого основания и не может отменить тот факт, что Павел, как он сам неоднократно признавался, в то время жестоко гнал христианство в лице его последователей. Объяснить его обращение предшествующими причинами, сопутствующими обстоятельствами и личными мотивами еще труднее, чем обращение любого другого апостола. Первые апостолы были верными друзьями Иисуса, Павел же был Его врагом, и в то самое время, когда в нем произошла великая перемена, его помыслы были заняты предстоящими жестокими гонениями. В этом состоянии он едва ли был способен на галлюцинации, столь противоречащие стоявшей перед ним задаче и заставляющие его погубить будущую карьеру. Как мог фанатичный гонитель христианства, «дышавший угрозами и убийством на учеников Господа», выставить себя на посмешище и пойти против своих убеждений, выдумав образ, свидетельствующий в пользу той самой религии, которую он с таким тщанием искоренял![397]

Но даже если мы допустим (как это делает Ренан), что под влиянием лихорадочного возбуждения разум Павла временно оказался в плену бреда, вскоре он, несомненно, вновь обрел способность рассуждать здраво, и ничто не мешало ему исправить ошибку; он хорошо знал убийц Иисуса, которые могли представить осязаемые доказательства того, что Он не воскрес (если Он действительно не воскрес). А после долгих уединенных размышлений Павел отправился в Иерусалим, где провел две недели с Петром и вполне мог расспросить его и Иакова, брата Господнего, о том, что они видели и слышали, и сравнить их рассказы со своими собственными переживаниями. Все в этой истории свидетельствует против мифической и легендарной гипотезы, поскольку для возникновения поэтических домыслов и фантазий потребовалась бы другая окружающая обстановка и большой отрезок времени.

Наконец, вся жизнь и деятельность Павла, начиная с его обращения в Дамаске и заканчивая мученической смертью в Риме, представляет собой самое лучшее опровержение этой гипотезы и самое лучшее подтверждение реальности его обращения как проявления Божьей благодати. «По плодам их узнаете их». Как мог пустой сон вызвать столь грандиозную перемену? Может ли иллюзия изменить ход истории? Примкнув к секте христиан, Павел пожертвовал всем, и даже самой жизнью, ради служения Христу. Он никогда не колебался, всем сердцем веруя в открывшуюся ему истину, и благодаря своей вере в это откровение стал благословением для всех последующих столетий.

Гипотеза галлюцинации отрицает объективные чудеса, однако приписывает чудесные возможности субъективным фантазиям и считает ложь более действенной и благотворной, чем истину.

Все рационалистические и естественные толкования обращения Павла на поверку оказываются абсурдными и неестественными; сверхъестественное же объяснение самого Павла в конечном итоге оказывается самым разумным и естественным.

Д–р Баур, душа скептической критики и основатель тюбингенской школы, незадолго до смерти (в 1860 г.) счел своим долгом отказаться от гипотезы галлюцинации и признать, что «никакой психологический или диалектический анализ не может проникнуть в глубинную тайну того события, когда Бог открыл в Павле Своего Сына» (keine, weder psychologische noch dialektische Analyse kann das innere Geheimniss des Actes erforschen, in welchem Gott seinen Sohn in ihm ent hulte). В этой же связи Баур говорит, что во «внезапном преображении Павла из самого неистового врага христианства в его самого решительного глашатая» он видит «настоящее чудо (Wunder)»; и добавляет, что «это чудо выглядит еще более великим, если вспомнить, что благодаря перелому, произошедшему в его сознании, Павел прорвался через запреты иудаизма и вышел из замкнутого мира этой религии в широкий мир христианства».[398] Это откровенное признание делает честь уму и сердцу покойного тюбингенского критика, но ставит крест на всей его исторической теории, построенной на отрицании сверхъестественного начала. Si falsus in ипо, falsus in omnibus. Признав реальность одного чуда, мы открываем дверь для признания всех прочих чудес, сведения о которых столь же надежны.

Покойный д–р Кейм, независимый последователь Баура, допускает возможность, по крайней мере, духовного явления вознесшегося Христа с небес. Свидетельством объективной реальности явлений Христа, о которых апостол сообщает в 1 Кор. 15, Кейм считает «саму личность Павла и его ум, острота которого не притуплялась энтузиазмом, его тщательные, осторожные, взвешенные, простые выражения, но прежде всего общее благоприятное впечатление от его повествования и мощный отзвук последнего в единодушных, никем не опровергнутых убеждениях раннего христианства».[399]

Д–р Шенкель из Гейдельберга в своих последних работах говорит, что Павел с полным основанием ставит свою христофанию в один ряд с христофаниями первых апостолов; что все эти явления Христа — не просто результат неких психологических процессов, они «во многих отношениях остаются психологически необъяснимыми» и возвращают нас к историческим истокам личности Иисуса; что Павел не был обыкновенным фантазером, но тщательно отделял явление Христа в Дамаске от своих последующих видений; что он полностью сохранял трезвость ума в минуты наивысшего ликования; что его обращение не было внезапным следствием нервного возбуждения, но произошло под влиянием божественного Провидения, которое спокойно подготовило его душу к принятию Христа; и что явление Христа, которого удостоился Павел, было «не сном, а явью».[400]

Профессор Реусс из Страсбурга, еще один независимый критик, принадлежащий к либеральной школе, приходит к тому же выводу, что и Баур: если обращение Павла и не было явным чудом, оно, по крайней мере, представляет собой нерешенную психологическую проблему. Он пишет: «La conversion de Paul, apres tout ce qui en a ete dit de notre temps, reste toujours, si ce n'est un miracle absolu, dans le sens traditionnel de ce mot (c'est–a–dire un evenement qui arrete ou change violemment le cours naturel des choses, un effet sans autre cause que l'intervention arbitraire et immediate de Dieu), du moins un probleme psychologique aujourd'hui insoluble. L'explication dite naturelle, qu'elle fasse intervenir un orage ou qu'elle se retranche dans le domaine des hallucinations… ne nous donne pas la clef de cette crise elle–meme, qui a decide la metamorphose du pharisien en chretien» {«Обращение Павла, судя по всему, что о нем было сказано в наше время, — это если и не совершенное чудо в традиционном понимании этого слова (то есть событие, которое резким образом изменяет природу вещей, беспричинное событие, у которого нет иной причины, кроме произвольного и непосредственного вмешательства Бога), то по крайней мере психологическая проблема, неразрешимая в наши дни. Так называемое естественное объяснение, будь то буря или галлюцинации… не дает ключа к пониманию самого этого кризиса, вследствие которого фарисей превратился в христианина»}.[401]

Каноник Фаррар пишет (I. 195): «В рамках любой гипотезы неизменным остается один факт: обращение Павла было чудом в высшем смысле слова, и его духовные последствия повлияли на каждое последующее столетие в истории человечества».

Обращение Павла было великим интеллектуальным и нравственным переворотом, но оно не изменило его личность. Он сохранил свои выдающиеся дарования и знания, но был избавлен от эгоистических побуждений, вдохновлен новыми идеалами и избран для исполнения божественной цели. Отныне любовь спасшего его Христа стала для Павла всепоглощающей страстью, и никакая жертва не могла выразить его благодарность Спасителю. Разрушитель стал строителем храма Божьего. Прежняя сила, глубина и острота ума, только просвещенные Святым Духом, прежняя сила характера и прежнее горячее усердие, только очищенные, смягченные и ограниченные мудростью и умеренностью, прежняя энергия и смелость, только в сочетании с добротой и кротостью, и, сверх всего этого, словно венец благодати, такие любовь и смирение, чуткость и утонченность чувств, которые редко можно увидеть в столь гордой, мужественной и героической личности. Маленькое Послание к Филимону являет нам образ безупречного христианского джентльмена, аристократа по рождению, по благодати пожалованного вторым дворянством. Глава 1 Кор. 13 могла родиться лишь в уме, поднявшемся по мистической лестнице веры к самому живому сердцу Бога любви; но без вдохновения свыше даже Павел не смог бы составить столь неземное описание добродетели, которая все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, которая никогда не перестает, но вовеки остается величайшей из триады небесных даров: веры, надежды, любви.

Обратившийся Савл сразу стал миссионером Павлом. Обретя спасение сам, он сделал служением своей жизни спасение других. Он «тотчас» стал проповедовать Христа в синагогах и приводил в замешательство иудеев, живших в Дамаске, доказывая, что Иисус из Назарета — Мессия, Сын Божий.[402] Но это было всего лишь предварительное свидетельство, движимое пылом первой любви. Явление Христа и душевные муки на протяжении трех дней и ночей молитвы и поста, когда Павел в буквальном смысле пережил духовную смерть и духовное воскресение, настолько истощили его физические и умственные возможности, что он ощутил потребность в длительном отдыхе от шума и суеты мира. Вдобавок, как только ошеломляющая новость об обращении Павла достигла Иерусалима, его жизнь, вероятно, оказалась в большой опасности. Поэтому он отправился в Аравийскую пустыню и провел там три года[403] — не в миссионерских трудах, как полагал Златоуст, а главным образом в молитве, размышлениях и изучении еврейских Писаний в свете их исполнения в личности и делах Иисуса из Назарета. Эта уединенная жизнь сыграла для Павла ту же роль, что и трехлетнее обучение для двенадцати учеников Христа. Возможно, Павел дошел до самой горы Синай, где жили одичавшие потомки Агари и Измаила.[404] На этой трибуне великого законодателя Израиля, с которой открывается панорама смерти и запустения и в которой отражается ужасающее величие Иеговы, апостол мог, как ни в одном другом месте на земле, вслушиваться вместе с Илией в раскаты грома, грохот землетрясения и веяние тихого ветра и исследовать контраст между убивающей буквой и животворящим духом, между служением осуждения и служением оправдания.[405] Пустыня, как и океан, обладает своеобразной величественной красотой, и пребывающий в размышлениях ум оказывается там наедине с Богом и вечностью.

«Павел уникально подходил для выполнения уникальной задачи».[406] Стоявшая перед ним задача имела два аспекта: практический и теоретический. Павел проповедовал Евангелие всеобъемлющей благодати от Дамаска до Рима и обеспечил ему победу в Римской империи, то есть во всем цивилизованном мире того времени. Одновременно он укреплял церковь изнутри, разъясняя и защищая Евангелие в своих посланиях. Он снисходил до мельчайших деталей церковного управления и устройства и поднимался к высочайшим вершинам богословских рассуждений. Сейчас речь идет лишь о его миссионерской деятельности; о теоретических изысканиях Павла мы поговорим в другой главе.

Прежде всего, давайте обратим внимание на то, с каким отношением и каким образом он выполнял миссионерское служение.

Главным побудительным мотивом для него была любовь ко Христу и к людям. «Любовь Христова, — говорит он, — объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего». Он считал себя рабом и посланником Христа и умолял людей примириться с Богом. Движимый таким духом, он сделался иудеем для иудеев, язычником для язычников, всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых.

Он сделал отправной точкой и конечным пунктом своих миссионерских путешествий Антиохию, столицу Сирии, в которой находилась первая церковь языческого христианского мира, но одновременно поддерживал связь с Иерусалимом, первой церковью иудейского христианского мира. Он был самостоятельным апостолом Христа, но все же согласился, когда антиохийская церковь официально призвала его отправиться в первое миссионерское путешествие. Путь его лежал вдоль главного направления движения истории, торговли и цивилизации — с востока на запад, из Азии в Европу, из Сирии в Малую Азию, Грецию, Италию и, возможно, до самой Испании.[407] Он провел много времени в более крупных и важных городах, таких как Антиохия, Ефес, Коринф, Рим. Из этих центров его ученики и сотрудники разносили Евангелие по окрестным городам и селениям. Но он всегда старался не сталкиваться с другими апостолами и, чтобы не строить на чужом основании, стремился туда, где о Христе еще не знали. В этом и заключается подлинная независимость и тактичность миссионера, которой — увы! — так часто не хватает миссионерским обществам, порой руководствующимся мелочным соперничеством, а не христианской ревностью.

Миссионерское служение Павла было обращено прежде всего к язычникам, однако он не забывал и иудеев, следуя словам Христа, сказанным через Ананию: «Он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое пред народами и царями и сынами Израилевыми». Поскольку иудеи имели право первыми услышать Евангелие,[408] а синагоги в языческих городах служили отправным пунктом для христианских миссионеров, Павел самым естественным образом обращался сначала к евреям и прозелитам, используя обычные отрывки ветхозаветных Писаний и показывая, каким образом они исполнились в Иисусе из Назарета. Но почти неизменно оказывалось, что полуиудеи, именуемые «прозелитами врат», более восприимчивы к Евангелию, чем их братья по крови; они честно и искренне искали истинную веру и представляли собой естественный мостик к язычникам. Именно они становились ядром основанных Павлом собраний, в которых, как правило, были обращенные из обеих религий.

С замечательным самоотречением апостол сам зарабатывал себе на жизнь шитьем палаток, чтобы не обременять своих учеников (принадлежавших в основном к бедным слоям), а также чтобы сохранить независимость, заградить уста врагам и засвидетельствовать свою благодарность бесконечно милосердному Господу, Который призвал его, безрассудного, фанатичного гонителя христиан, на служение в качестве апостола благодати. Павел никогда не просил денег для себя — только для бедствующих евреев–христиан в Палестине. Лишь в качестве исключения он принимал дары от своих филиппийских учеников, особенно дорогих его сердцу. Тем не менее он снова и снова предписывает церквям щедро поддерживать учителей, которые преломляют для них хлеб вечной жизни. Спаситель мира — плотник! Величайший проповедник Евангелия шьет палатки!

Мы едва ли можем составить достаточное представление о тех бесчисленных трудностях, опасностях и страданиях, которые апостол претерпел от рук иудеев, язычников и лжебратьев, поскольку Книга Деяний — это лишь конспект истории. Время от времени Павел ее дополняет: «От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневное стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?»[409] Так, защищая себя от клеветников, Павел с неохотой писал коринфянам в 57 г., незадолго до своего самого долгого и трудного заключения в тюрьмах Кесарии и Рима и за семь лет до своей мученической кончины. Он был «отовсюду притесняем, но не стеснен; в отчаянных обстоятельствах, но не отчаивался; гоним, но не оставлен; низлагаем, но не погибал».[410] Его служение с начала до конца было одной непрерывной битвой. Павел воплощает в себе Церковь воинствующую, «наступающее и побеждающее христианство». Он был unus versus mundum[411] в гораздо более высоком смысле, нежели Афанасий Великий, боровшийся с арианской ересью и имперским язычеством Юлиана Отступника.

Однако Павел никогда не чувствовал себя несчастным, но был исполнен радости и мира. Из римской тюрьмы он увещевал филиппийцев: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь». Во всех стычках с внешними и внутренними врагами Павел «все преодолевал» благодатью Божьей, которой для него было достаточно. «Ибо я уверен, — пишет он римлянам торжественным слогом победного гимна, — что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем».[412] И в его предсмертных словах также звучит уверенность в победе: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его».[413]

Общественная жизнь Павла, начиная с третьего года после обращения и до мученической кончины (40 — 64 г. по Р.Х.), продолжалась четверть столетия и включала в себя три великих миссионерских путешествия (не считая кратковременных предприятий), пять посещений Иерусалима и по меньшей мере четыре года тюремного заключения в Кесарии и Риме. Некоторые считают, что Павел умер не раньше 67 или 68 г. по P. X. Его биографию можно разделить на пять или шесть периодов.

1. 40 — 44 г. по Р.Х. Период подготовительной деятельности в Сирии и родной Киликии — частью в одиночку, частью вместе с Варнавой, его старшим сотрудником–апостолом среди язычников.

Вернувшись из аравийского уединения, Павел энергично принялся за общественное служение в Дамаске, проповедуя Христа на том самом месте, где был обращен и призван. Его свидетельство приводило иудеев в бешенство, и они настроили против апостола областного наместника аравийского царя. Но братья спасли Павла для дальнейших трудов, спустив его в корзине через окно в городской стене.[414] Через три года после обращения Павел отправился в Иерусалим, чтобы познакомиться с Петром, и провел с ним две недели. Кроме Петра, он встретился с Иаковом, братом Господним. Варнава представил Павла ученикам, которые поначалу его опасались, но, услышав о чудесном обращении своего гонителя, «прославили Бога» за то, что он теперь проповедует ту самую веру, которую так усердно искоренял.[415] Павел пришел в Иерусалим не затем, чтобы услышать Евангелие, поскольку уже получил его через откровение, и не за признанием или рукоположением, поскольку уже был призван «не человеками и не чрез человека, но Иисусом Христом». Тем не менее его беседа с Петром и Иаковом, о которой Писание едва упоминает, вероятно, была очень интересной. Петр, добрый и радушный человек, несомненно, принял Павла с радостью и возблагодарил за него Бога. Он и сам некогда отрекся от Господа — не по злобе, а из слабости, и Павел тоже гнал учеников Христа по неведению, в неверии. Они оба получили милосердное прощение, оба видели Господа, оба были призваны на высочайшее служение, и оба могли от чистого сердца сказать: «Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя». Без сомнения, они делились друг с другом рассказами о пережитом и укрепляли друг друга в общей вере.

Вероятно, именно в это посещение Иерусалима Господь явился Павлу в храме и недвусмысленно повелел ему поспешить к язычникам.[416] Если бы он еще хоть ненадолго задержался в такой близости от синедриона, он, несомненно, разделил бы участь Стефана–мученика.

Второй раз Павел и Варнава посетили Иерусалим в 44 г., в правление императора Клавдия, когда там начался голод. Апостолы пришли с благотворительной миссией: они принесли пожертвования антиохийских христиан бедствующим иудейским братьям.[417] На этот раз Павел, вероятно, не видел никого из апостолов, потому что начались гонения — Иаков был обезглавлен, а Петр схвачен и брошен в тюрьму.

Большую часть этих четырех лет своей жизни Павел занимался миссионерской работой в Тарсе и Антиохии.

2. 45 — 50 г. по Р.Х. Первое миссионерское путешествие. В 45 г. следуя воле Святого Духа, возвещенной через пророков антиохийской церкви, Павел отправился в первое большое миссионерское путешествие. Его сопровождали Варнава и Марк. Путь апостола лежал через остров Кипр и несколько провинций Малой Азии. Обращение римского проконсула Сергия Павла; осуждение и наказание волхва Елимы; поразительный успех Евангелия в Писидии и яростное сопротивление неверующих иудеев; чудесное исцеление калеки в Листрах; попытка суеверных язычников–жителей этого города поклониться Варнаве и Павлу, как богам, неожиданно сменившаяся враждебностью; побитие миссионеров камнями, их избавление от смерти и успешное возвращение в Антиохию — вот основные вехи этого путешествия, о котором подробно повествуется в Деян. 13 — 14.

Этот период завершился в 50 г. по P. X. известным совещанием апостолов в Иерусалиме, о котором мы подробно поговорим в следующем разделе.

3. 51 — 54 г. по P. X. Второе миссионерское путешествие. В 51 г., по решению Иерусалимского собора, на время прекратившего разногласия между иудейской и языческой ветвями церкви, Павел предпринял второе большое путешествие, которое сыграло ключевую роль в завоевании Греции для Христа. Себе в спутники Павел избрал Силу. Сначала он посетил ранее основанные церкви, а потом, с помощью Силы и молодого христианина Тимофея, взялся за создание новых церквей во Фригии и Галатии, где апостола, несмотря на его физические немощи, встретили с распростертыми объятиями, словно ангела Божьего.

Из Троады, которая находится в нескольких километрах к югу от Гомеровой Трои и выхода в Геллеспонт, Павел морем отравился в Грецию, получив от македонян призыв: «Приди и помоги нам!». Он с большим успехом проповедовал Евангелие — сначала в Филиппах, где обратил ко Христу тюремного стражника и торговку багряницей по имени Лидия и где они с Силой оказались в тюрьме, но чудесным образом были освобождены и с достоинством отпущены, — а затем в Фессалониках, где он претерпел гонения от рук иудеев, но заложил основу процветающей церкви, и наконец, в Верии, где новообращенные проявили исключительное усердие в изучении Писаний. В Афинах, центре классической литературы, на Марсовом холме (Ареопаге) Павел спорил с приверженцами стоической и эпикурейской философии, мудро и тактично, но без особого успеха открывая им истину о «неведомом Боге», которому афиняне, движимые суеверным стремлением воздать должное всем возможным богам, даже воздвигли алтарь, и об Иисусе Христе, посредством Которого Бог будет праведно судить мир.[418] Коринф, процветающий культурный и торговый центр, а также средоточие порока и разложения, был своего рода мостом, соединявшим Восток и Запад. Апостол провел там восемнадцать месяцев и, невзирая на почти непреодолимые трудности, основал церковь, в которой проявились все добродетели и недостатки греческого характера, покорившегося Евангелию, и которую он почтил двумя самыми важными своими посланиями.[419]

Весной 54 г. Павел вернулся в Антиохию, пройдя через Ефес, Кесарию и Иерусалим.

В этот период он написал два послания к фессалоникийцам — самые первые из дошедших до нас литературных трудов апостола, если не считать его миссионерские проповеди, сохраненные для нас автором Деяний.

4. 54 — 58 г. по P. X. Третье миссионерское путешествие. Ближе к концу 54 г. Павел отправился в Ефес, и эта прославленная столица проконсульской Азии, в которой процветал культ богини Дианы, на три года стала центром его миссионерской деятельности. Потом он вновь посетил основанные им церкви в Македонии и Ахаии и провел еще три месяца в Коринфе и его окрестностях.

В этот период Павел написал великие богословские послания, обращенные к галатам, коринфянам и римлянам, ставшие кульминацией его плодотворного служения.

5. 58 — 63 г. по Р.Х. Период двух тюремных заключений, в перерыве между которыми Павел совершил зимнее путешествие из Кесарии в Рим. Весной 58 г. он в пятый и последний раз посетил Иерусалим, пройдя через Филиппы, Милит (где дал трогательное напутствие ефесским пресвитерам–епископам), Тир и Кесарию, чтобы вновь отнести бедствующим иудейским братьям пожертвования греческих христиан и этим знаком благодарности и любви еще крепче сплотить воедино две ветви апостольской церкви.

Но во время праздника Пятидесятницы какие–то фанатичные иудеи, всем сердцем ненавидевшие апостола как отступника и развратителя народа, возмутили против него жителей города и обвинили его в осквернении храма, потому что он привел туда необрезанного язычника, Трофима. Павла выволокли наружу, чтобы не осквернить кровью святое место и, несомненно, убили бы, если бы вовремя не подоспел со своими солдатами живший неподалеку римский трибун Клавдий Лисий. Из уважения к римскому гражданству этот офицер спас Павла от разъяренной толпы и на следующий день привел его на суд синедриона, одна ко бурные дебаты израильских вождей ни к чему не привели. Узнав, что на жизнь арестованного готовится покушение, Клавдий Лисий отправил его под охраной хорошо вооруженного отряда к прокуратору Феликсу в Кесарию.

В Кесарии апостола без всякого приговора продержали под стражей в ожидании суда целых два года (58 — 60). Время от времени Павел беседовал с Феликсом, который, похоже, довольно хорошо к нему относился. Апостола посещали христиане, и он каким–то неизвестным нам образом ухитрялся проповедовать Царство Божье.[420]

Когда в 60 г. на смену Феликсу прибыл новый, более терпимо относившийся к христианам прокуратор, Фест, Павел как римский гражданин апеллировал к императорскому суду и тем самым получил возможность исполнить свое давнее заветное желание — возвестить столице мира о Спасителе мира. Он вновь заявил о своей невиновности и произнес перед Фестом, царем Иродом Агриппой II (последним из династии Иродов), его сестрой Вереникой и знатнейшими жителями Кесарии блестящую речь в свою защиту, рассказав им о Христе. После этого, осенью 60 г., апостола отправили к императору. Корабль, на котором он плыл, попал в шторм и потерпел крушение, в результате чего Павлу пришлось перезимовать на Мальте. Очевидец Лука описывает это путешествие с исключительной тщательностью и точностью во всех деталях, имеющих отношение к мореплаванию. В марте 61 г. апостол вместе с несколькими верными спутниками прибыл в Рим. Узник Иисуса Христа, он был свободнее и могущественнее, чем император на троне. Шел седьмой год правления Нерона, который уже успел проявить свой скверный нрав: годом ранее он убил свою мать Агриппину и совершил много других жестокостей.

Ожидая решения по своему делу, Павел пробыл в Риме не меньше двух лет, до весны 63 г. Условия, в которых содержали апостола, были нестрогими — он жил «на своем иждивении», окруженный друзьями и сотрудниками. Он проповедовал Евангелие охранявшим его солдатам императорской гвардии, писал письма церквям Малой Азии и Греции, следил за их духовным состоянием и совершал в узах свое апостольское служение Господу и Его Церкви.[421]

Из римского заключения Павел написал послания Колоссянам, Ефесянам, Филиппийцам и Филимону.

6. 63 — 64 г. по P. X. Повествование Луки довольно резко, но вполне логично обрывается на втором году римского заключения Павла. Появление апостола в Риме обеспечило христианству победу. В этом смысле оказалась верной пословица: «Roma locuta est, causa finita est». И проповедовавший в Риме не мертв; он по–прежнему «проповедует Царствие Божие и учит о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно».[422]

Но что случилось с Павлом весной 63 г., по истечении этих двух лет? Чем закончился затянувшийся суд? Был ли апостол приговорен к смерти или же суд Нерона оправдал его, дав возможность потрудиться еще один год? Этот вопрос до сих пор дискутируется в научных кругах. Некое неясное предание утверждает, что с Павла сняли выдвинутые синедрионом обвинения, после чего он вновь отправился на Ближний Восток, возможно, посетил Испанию, а затем вернулся в Рим, был вновь арестован и приговорен к смерти. Предположение о втором римском заключении Павла снимает некоторые вопросы, связанные с пастырскими посланиями — из текста последних, по–видимому, следует, что в перерыве между двумя тюремными заключениями в Риме Павел на короткое время вышел на свободу и совершил путешествие на Восток,[423] о котором умалчивают Деяния, но которое апостол планировал предпринять в случае освобождения.[424] Путешествие в Испанию, которое он также хотел совершить, возможно, но менее вероятно.[425] Если Павел вышел на свободу, это должно было произойти до начала жестоких гонений в июле 64 г., которые наверняка не обошли бы стороной великого предводителя секты христиан. По любопытному совпадению, когда подходил к концу второй год заключения Павла, в Риме появился (совершив полное приключений странствие и спасшись во время кораблекрушения) знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, 27 лет от роду, который использовал влияние Поппеи (жены Нерона, наполовину обращенной в иудаизм), чтобы добиться освобождения неких иудейских священников, арестованных и отправленных в Рим Феликсом.[426] Вполне вероятно, что Павел был отпущен на свободу заодно с другими пленниками–иудеями.

О том, что Павел принял мученическую смерть в царствование Нерона, единодушно говорят все древние свидетельства. В отличие от Петра, Павел был римским гражданином, поэтому его не распяли, а обезглавили.[427] По преданию, место казни Павла находится примерно в пяти километрах от Рима, близ Остийской дороги, на зеленой лужайке, которую в древности называли Aqu? Salvi?, а потом переименовали в Tre Fontane в честь трех источников, якобы чудесным образом появившихся в тех местах, куда упала кровь апостола–мученика. Впоследствии останки Павла были перенесены в базилику Сан–Паоло–фуори–ле–Мура, построенную в 388 г. Феодосием и Валентинианом и недавно реконструированную. Его прах покоится за стенами Рима, а прах Петра — в Риме. День апостола Павла отмечают вместе с днем апостола Петра, 29–30 июня.[428] Единого мнения о годе смерти Павла нет, разные источники называют разные даты в пределах 64 — 69 г. Судя по необычным обстоятельствам смерти апостола, он был казнен по официальному приговору суда — либо незадолго до ужасной массовой резни христиан на Ватиканском холме (когда гонения начались, с его римским гражданством вряд ли стали бы считаться), либо, что более вероятно, год или два спустя после этих событий. Если весной 63 г. Павел вышел на свободу, у него оставалось еще полтора года, чтобы посетить Восток и Испанию и прийти в Рим к началу Нероновых гонений (июль 64). Однако предание относит его смерть к более позднему времени и утверждает, что Петр и Павел погибли с разницей в один год. После гонений в Риме жизнь всех христиан, где бы они ни были, оказалась под угрозой.[429]

Допустим, Павел действительно вышел на свободу и предпринял еще одно путешествие на Восток. В таком случае 1 Послание к Тимофею и Послание к Титу были написаны в промежутке между первым и вторым заключением в Риме, а 2 Послание к Тимофею — во время второго заключения. Последнее послание явно проникнуто ощущением близкой мученической кончины; это нежное прощание старого апостола с любимым учеником Тимофеем, а также завещание, адресованное земной воинствующей церкви. Павел с радостью говорит о неувядающем венце, который приготовлен ему в небесной победившей Церкви.[430]

Так завершился земной путь этого великого учителя народов, апостола победоносной веры, евангельской свободы и христианского прогресса. Это была героическая жизнь человека, который завоевывал для Христа бессмертные души, обращал их от служения греху и сатане к служению живому Богу, от рабства закону к свободе Евангелия и вел их к источнику вечной жизни. Он потрудился больше, чем все остальные апостолы, но, движимый искренним смирением, называл себя «наименьшим из Апостолов» и считал, что «недостоин называться Апостолом, потому что гнал Церковь Божию»; несколько лет спустя он назвал себя «наименьшим из всех святых», а перед самой смертью — «первым из грешников».[431] Смирение Павла возрастало по мере того, как он познавал Божью милость и созревал для Небесного Царства. Он прошел по этому миру как пришелец и странник, практически незамеченный властителями и мудрецами того времени. И все–таки он прожил бесконечно более замечательную, плодотворную и долгую жизнь, нежели великие военачальники и завоеватели, которые из тщеславия пускали на ветер огромные богатства и бесчисленные человеческие жизни с тем лишь, чтобы в конце концов умереть от пьянства в Вавилоне или от разрыва сердца на камнях острова св. Елены! Построенные ими империи уже давно рассыпались в прах, а апостол Павел и по сей день остается одним из величайших благодетелей рода человеческого, и биение его могучего сердца сильнее, чем когда–либо, ощущается сегодня во всех уголках христианского мира.

Гипотеза о втором римском заключении Павла представляет интерес лишь для историков и критиков и никак не влияет на богословские или этические вопросы — разве что облегчает задачу тем, кто отстаивает подлинность пастырских посланий. Лучшие специалисты все еще расходятся во взглядах на этот предмет. Неандер, Гизелер, Блик, Эвальд, Ланге, Сабатье, Годе, а также Ренан («Апостол Павел» и «Антихрист») и почти все английские биографы и толкователи, такие как Олфорд, Вордсворт, Хаусон, Левин, Фаррар, Пламптре, Эликот, Лайтфут, отстаивают эту гипотезу, тем самым продлевая жизнь Павла еще на несколько лет. С другой стороны, предположение о втором заключении отвергают не только радикальные критики и скептики вроде Баура, Целлера, Шенкеля, Реусса, Хольцмана и всех тех, кто отрицает подлинность пастырских посланий (за исключением Ренана), но и консервативные историки и экзегеты, такие как Ниднер, Тирш, Майер, Визелер, Эбрард, Отто, Бек, Прессенсе. Я подробно рассмотрел эту проблему в своей «Истории апостольской церкви» (Hist, of the Apost. Church, § 87, p. 328–347), а также в своих примечаниях к толкованию Послания к римлянам Ланге (pp. 10–12). Я повторю основные доводы в пользу гипотезы о втором заключении и отчасти уточню мнение, которое высказывал прежде.

1. Главным аргументом являются пастырские послания, если они подлинны, — а я считаю их таковыми невзирая на возражения оппонентов начиная с Де Ветте (1826) и Баура (1835) и заканчивая Ренаном (1873) и Хольцманом (1880). Конечно, я не могу полностью исключить возможность того, что эти послания были написаны до заключения Павла — например, во время его трехлетнего пребывания в Ефесе (54 —57) или полутора лет жизни в Коринфе (52 —53 г.), — но такое объяснение сталкивается с серьезными сложностями. Путешествия апостола, на которые он ссылается в этих посланиях, не упомянуты в Книге Деяний и, очевидно, были предприняты в более поздний период его жизни.

2. Освобождение Тимофея из итальянской — вероятно, римской — тюрьмы, упомянутое в Послании к евреям (Евр. 13:23), могло быть как–то связано с освобождением Павла, который, возможно, был вдохновителем, если не соавтором этого замечательного послания.

3. Древнейшее послеапостольское свидетельство принадлежит Клименту Римскому, который около 95 г. писал: «Павел… доходил до границы Запада (??? ?? ????? ??? ?????? ?????) и мученически засвидетельствовал истину перед правителями (?????????? ??? ??? ?????????). Так он переселился из мира и перешел в место святое, сделавшись величайшим образцом терпения» (1 Послание к коринфянам, гл. 5). Учитывая, что Климент писал из Рима, выражение ????? ??? ??????, «край Запада», указывает, скорее всего, на Испанию или Британию; а поскольку Павел намеревался принести Евангелие в Испанию, в первую очередь на ум приходит именно эта страна, поддерживавшая постоянные торговые отношения с Римом и давшая миру таких выдающихся писателей и государственных деятелей, как Сенека и Лукан. Страбон (II. 1) называет Геркулесовы столбы ?????? ??? ??????????; а Гай Веллей Патеркул называет Испанию textremus nostri orbis terminus». См. Lightfoot, St. Clement, p. 50. Но против такого умозаключения говорит то, что церковное предание ни словом не упоминает о путешествии Павла в Испанию.[432] Еще менее вероятно, что апостол там погиб, хотя именно такой вывод логически следует из слов Климента. Поскольку Климент писал коринфянам, он мог назвать границей Запада столицу Римской империи, следуя их представлениям. В любом случае, этот отрывок носит риторический характер (речь идет о семи заключениях, ??????? ????? ???????) и ничего не говорит о дальнейшей деятельности Павла на Востоке.[433]

4. Неоконченная фраза из фрагментарно сохранившегося канона Муратори (ок. 170 г. по Р.Х.) — «Sed profectionem Pauli ab urbe ad Spaniam proficiscentis…» — возможно, указывает на путешествие Павла в Испанию, о котором умолчал Лука; но это всего лишь предположение, поскольку во фразе недостает глагола. Однако см. Westcott, The Canon of the N. Test., pp. 189, и Append. C, 467, а также Renan, L'Antechrist, p. 106 sq.

5. Евсевий (ум. 340) был первым, кто ясно высказал эту мысль: «…апостол, говорят, отбыл на свое служение проповеди и, вторично придя в Рим, завершил жизнь мученичеством» (Церковная история, II. 22; см. также гл. 25). Однако значимость этого утверждения принижают некоторые обстоятельства: во–первых, оно относится к довольно позднему периоду; во–вторых, выражение ????? ???? («говорят») слишком расплывчато — вопреки своему обыкновению, Евсевий не приводит ни одной ссылки на древнейшие источники; в–третьих, автор неверно понимает отрывок 2 Тим. 4:16–17, точно так же связывая его с освобождением из первого заключения (как если бы слова ???????? и ?????????? были тождественны); наконец, Евсевий допускает хронологическую ошибку: в своей «Хронике» он датирует первое заключение Павла 58 г., что на три года раньше действительной даты появления апостола в Риме. С другой стороны, пожар в Риме он относит к 66 г (что на два года позже действительной даты), а гонения Нерона и гибель Павла и Петра — к 70 г.

6. Иероним (ум. 419): «Нерон отпустил Павла, чтобы он мог проповедать Евангелие Христово и в западных областях (in Occidentis quoque partibus)» («О знаменитых мужах», статья «Павел»). В этих словах звучит эхо Климентова ????? ??? ??????. Златоуст (ум. 407), Феодорит и другие отцы церкви утверждают, что Павел ходил в Испанию (Рим. 15:28), но не приводят никаких доказательств.

Все эти свидетельства послеапостольского периода, если рассматривать их в совокупности, позволяют предположить, что в конце весны 63 г. Павел вышел на свободу и перед мученической кончиной увидел еще один краткий расцвет своего миссионерского служения, но не могут превратить это предположение в исторический факт. Единственным дошедшим до нас свидетельством, а равно и лучшим подтверждением того, что это последнее служение имело место, остаются пастырские послания — если мы считаем их подлинными. На мой взгляд, исторические трудности, связанные с этими посланиями, только подтверждают, что их автором был Павел. Зачем предполагаемому фальсификатору выдумывать все эти сложности, если он с легкостью мог встроить свои фантазии в исторические рамки, установленные Деяниями и другими посланиями Павла? Лингвистические и прочие доводы оппонентов вполне опровержимы — кроме того, их перевешивает отчетливо различимый дух Павла, которым проникнуты эти последние произведения его пера.

I. Деяния, глава 15; Послания к галатам, глава 2, и толкования этих отрывков.

II. Помимо уже упоминавшейся (в §20 и §29) литературы общего характера, обратите внимание на специальные исследования, посвященные Апостольскому собору, — их авторы пытаются сгладить крайности позиции, которую занимают Баур (Paulus, ch. v) и Овербек (в четвертом издании «Толкования на Книгу Деяний» Де Ветте) относительно противоречий между Деян. 15 и Гал. 2, или между учением Петра и учением Павла, и подтвердить истинность подлинно исторических представлений о единстве в многообразии, свойственном взглядам апостолов.

Lightfoot: St. Paul and the Three, (Com. on Galat., London, 1866 [second ed.], pp. 283–355). Самый компетентный критический анализ проблемы на английском языке.

R. A. Lipsius: Apostelconuent (Schenkel, Bible Lexicon, London, 1869, pp. 194–207). Ясное и четкое описание восьми очевидных противоречий между Деян. 15 и Гал. 2. Тем не менее автор признает, что в версии Книги Деяний, при помощи которой он дополняет повествование Павла, есть некоторая доля истины. Шенкель (Schenkel, Christusbild der Apostel, 1879, p. 38) идет дальше и утверждает, полемизируя с Овербеком, который считает, что рассказ из книги Деяний тенденциозен и отражает римскую или сектантскую точку зрения: «Рассказ Павла, несомненно, заслуживает доверия, но апостол излагает мнение лишь одной стороны — что было неизбежно, учитывая стоявшую перед ним апологетическую задачу, — и обходит молчанием все, что не отвечает этой задаче. Повествование из Книги Деяний основано на устных и письменных преданиях, уже искаженных позднейшими мнениями и предрассудками, и уже потому не заслуживает полного доверия, однако ни в коем случае не может считаться сознательным вымыслом».

Otto Pfleiderer: Der Paulinismus. Leipzig, 1873, pp. 278 sqq, 500 sqq. Автор сглаживает противоречия, низводит их до невинных неточностей Книги Деяний и отвергает идею «намеренного вмешательства».

С. Weizsacker (стал преемником д–ра Баура в Тюбингенском университете, но придерживался несколько иных взглядов): Das Apostelconcil («Jahrbucher fur deutsche Theologie», 1873, pp. 191–246), а также эссе Paulus und die Gemeinde in Korinth («Jahrbucher fur deutsche Theologie», 1876, pp. 603–653). В последнем сочинении Вейцсакер приходит к выводу (р. 652), что на самом деле противниками Павла в Коринфе и Галатии были не первые апостолы (как полагают Баур, Швеглер и др.), а некие фанатики, которые прикрывались авторитетом Петра и именем Христа и подражали манерам иудейских проповедников.

К. Schmidt: Der Apostel–Konvent (Herzog, Plitt, R. E. Vol. 1, 1877, pp. 575–584). Консервативный подход.

Theod. Keim: Der Apostelconvent (Aus dem Urchristenthum. Zurich, 1879, pp. 64–89). См. также рецензию Гильгенфельда («Zeitschrift fur wissenschaftl. Theologie», 1879, pp. 100 sqq.). Одна из последних работ автора книги Leben Jesu von Nazara. Кейм идет чуть дальше, чем Вейцсакер, решительно настаивая на том, что апостолы были единодушны как в общественном служении, так и в своих внутренних делах, и говорит об обрезании Тимофея как о факте. Кроме того, Кейм категорически не согласен с мнением Баура, Вейцсакера и Овербека, что автор Книги Деяний воспользовался сведениями из Послания к галатам, исказив их ради всеобщего примирения.

F. W. Farrar: The Life and Work of Paul (Lond., 1879), chs. XXII–XXIII (I. 398–454).

Wilibald Grimm: Der Apostelconvent («Theol. Studien und Kritiken», Gotha, 1880, pp. 405–432). Критическое исследование, предпринятое в верном направлении. Экзегетическая статья Вейтцеля о Гал. 2:14,21, опубликованная в этом же номере альманаха (pp. 433 sqq.), отчасти затрагивает интересующий нас вопрос.

F. Godet: Com. on the Ер. to the Romans, vol. 1,1879, pp. 37–42. Талантливая и глубокая работа.

Karl Wieseler: Zur Gesch. der N. T.liehen Schrift und des Urchristenthums. Leipzig, 1880, pp. 1–53, о разделениях в коринфской церкви, а также об их связи с заблуждениями николаитов из Книги Откровение и иудействующих из Послания к галатам. Компетентный, актуальный и консервативный труд.

См. § 22 настоящей книги, с. 147 и далее; мою «Историю апостольской церкви» (Hist, of the Apostolic Church, §§ 67–70, pp. 245–260; а также экскурс в моем «Толковании Послания к галатам», посвященный разногласиям между Петром и Павлом (Гал. 2:11–14).

Вопрос о необходимости обрезания, то есть об условиях принятия язычников в христианскую церковь, стоял в апостольские времена очень остро. Из него вытекал более широкий вопрос о необходимости соблюдения Моисеева закона, да и о взаимоотношениях христианства и иудаизма в целом. Ведь обрезание для синагоги было тем же, чем для церкви крещение, — данным свыше знаком, удостоверяющим, что человек заключил с Богом завет со всеми вытекающими из него правами и обязанностями. Обрезание вынуждало человека тщательно соблюдать закон под страхом лишиться полученных обетовании.

От решения этого вопроса зависели мир внутри церкви и успех благовестил. Если бы обрезание осталось необходимым условием для вступления в церковь, христианство никогда не вышло бы за пределы еврейского народа и немногочисленных полу христиан, прозелитов врат; отмена же обрезания и провозглашение необходимости и достаточности веры во Христа создали благоприятную почву для обращения язычников и придали христианству кафолический (всемирный) характер. Успехи служения Павла среди язычников вынудили апостолов принять окончательное решение и сделать шаг навстречу свободе, хотя без жарких споров и протестов не обошлось.

Все христиане первого поколения обратились ко Христу от иудаизма или язычества. Едва ли можно было ожидать, что они внезапно избавятся от груза непримиримых религиозных представлений и сразу же станут единым целым. Именно поэтому на протяжении всей апостольской эпохи между христианами из иудеев и христианами из язычников происходили распри, более или менее заметные в различных сферах церковной жизни, миссионерской деятельности, учения, поклонения и церковного руководства. Во главе одной фракции стоял Петр, апостол обрезанных; во главе другой — Павел, которому было вверено апостольское служение среди необрезанных. Те же самые разногласия, только в другой форме, и по сей день существуют между разными течениями в христианском мире. Католическая церковь унаследовала традиции Петра и иудейского христианства; евангелическая церковь — традиции христиан–язычников и Павла. Члены этих церквей, каждый в отдельности, также тяготеют к одной из этих исторических традиций. В любой конфессии или секте, в которой есть жизнь и движение, всегда существуют по меньшей мере два внутренних течения — их могут называть новой школой и старой школой, «высокой» церковью и «низкой» церковью или как–нибудь иначе. Аналогичным образом, демократическое правительство невозможно без нескольких политических партий. Только стоячая вода никогда не утекает и не выходит из берегов, и только мертвое тело никогда не шевелится.

Взаимоотношения двух основополагающих форм апостольского христианства выражаются в противоборстве власти и свободы, закона и Евангелия, консерватизма и прогрессивности, объективности и субъективизма. Эти противоположные элементы не всегда взаимно исключают друг друга. Они могут друг друга дополнять, а в идеале должны сосуществовать и взаимодействовать. Однако в реальной жизни противоположности зачастую принимают крайние формы и тогда, конечно, вступают в непримиримый конфликт. Чисто иудейское христианство превращается в евионитскую ересь, чисто языческое христианство — в гностицизм. И эти ереси вовсе не были исключительной особенностью апостольской и послеапостольской эпохи; постоянно видоизменяясь, псевдо–Петровы и псевдо–Павловы заблуждения в той или иной степени пронизывают всю историю церкви.

Поначалу обращенные иудеи крепко держались за священные предания своих отцов, и это совершенно естественно. Они не могли поверить, что возвещенная Самим Богом религия Ветхого Завета упразднена. Да, они признавали Иисуса Спасителем как иудеев, так и язычников, но при этом считали иудаизм необходимым преддверием христианства, а обрезание и соблюдение всего Моисеева закона — единственным условием участия в спасении, дарованном Мессией. Поскольку иудаизм не привлекал, а, скорее, отталкивал язычников, такое отношение сильно помешало бы обращению огромного языческого мира.[434] Первое время иудейские предрассудки мешали и самим апостолам — до тех пор, пока перед обращением Корнилия Бог не образумил Петра, послав ему особое видение.[435]

Но даже после крещения необрезанного сотника, за которое Петру пришлось оправдываться перед иерусалимской церковью, старая закваска продолжала бродить в тех христианах–евреях, которые ранее принадлежали к строгой и претендовавшей на исключительное обладание истиной секте фарисеев.[436] Они пришли из Иудеи в Антиохию и стали учить тех, кого обратили ученики Павла и Варнавы: «Если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись». При этом они, несомненно, ссылались на Пятикнижие, на древние иудейские предания, на факт обрезания Христа, на обычаи апостолов–евреев и смутили умы многих людей. Это были те самые бывшие фарисеи, которых Павел, в пылу спора, называет «скрытно приходившими лжебратиями», шпионами, вкравшимися в христианское братство, и врагами христианской свободы.[437] Апостол четко отделяет этих людей не только от апостолов, но и от огромного большинства иудейских братьев, которые искренне радовались его обращению и славили за него Бога.[438] Недействующие представляли собой совсем небольшую, но очень деятельную и энергичную фракцию, вечно строившую какие–то козни. Они были готовы обойти море и землю, чтобы обратить хотя бы одного человека. Они были крещены водой, но не Святым Духом. Они называли себя христианами, а по сути это были жестокосердые иудеи, добросовестные, педантичные, безынициативные формалисты, приверженцы неукоснительного соблюдения обрядов и традиций. Плотское обрезание они ценили выше, чем обрезание сердца, и считали его непременным условием спасения.[439] Такие люди, конечно же, не могли понять и оценить Павла, они ненавидели его как опасного радикала и бунтовщика. Их религиозные предрассудки усугублялись завистью и подозрительностью. Их тревожило быстрое распространение Евангелия среди нечистых язычников, грозившее разрушить чистоту церкви. Они не могли не видеть, что центр влияния стремительно перемещается из Иерусалима в Антиохию, от евреев к язычникам, но вместо того, чтобы смириться с волей Провидения, они решили во имя порядка и ортодоксии воспротивиться ей и оставить руководство миссионерской деятельностью и разработку условий вступления в церковь за собой, за Иерусалимом, святым центром христианского мира, в котором по возвращении будет жить Мессия.

Всякому, кто изучал Мф. 23 и имеет представление об истории церкви и человеческой природе, прекрасно знаком этот тип сверхблагочестивых, сверх-ортодоксальных фанатиков, которые по–прежнему не перевелись и никогда не переведутся на свете. И все–таки они приносят некоторую пользу, невольно помогая делу евангельской свободы.

На двадцатом году существования церкви деятельность иудействующих фанатиков и зилотов едва не привела к расколу, который мог бы серьезно замедлить рост и поставить под угрозу окончательный успех христианства.

Чтобы предотвратить катастрофу и положить конец бесконечным раздорам, иерусалимская и антиохийская церкви решили провести в Иерусалиме закрытое и открытое совещание. Павел и Варнава прибыли на собор по поручению антиохийской церкви, чтобы представлять интересы обращенных язычников. Однако Павел, осознававший всю тяжесть кризиса, следовал еще и внутреннему, более высокому побуждению.[440] Он взял с собой Тита, грека по рождению, в качестве живого примера того, что Дух Божий может совершить без обрезания. Собор состоялся в 50 или 51 г. по Р.Х. (через четырнадцать лет после обращения Павла). Это был первый и в некоторых отношениях уникальный собор или синод в истории христианства, во многом непохожий на соборы позднейших времен. Рассказ о нем находится в середине Книги Деяний, являясь как бы связующим звеном между двумя ветвями апостольской церкви и двумя эпохами ее миссионерской деятельности.

Цель, стоявшая перед Иерусалимским собором, была двоякой: во–первых, разрешить личные конфликты между апостолами из евреев и апостолами из язычников и выделить им отдельные территории для благовестил; во–вторых, разрешить проблему обрезания и разобраться во взаимоотношениях евреев и язычников внутри церкви. По первому вопросу (как нам сообщает Павел) было достигнуто полное и окончательное согласие; решение по второму вопросу было паллиативным и временным. Открытому собору, в котором принимала участие вся церковь, неизбежно предшествовали закрытые совещания апостолов.[441]

1. Апостольское признание. Каких бы взглядов ни придерживались прежде столпы еврейской церкви — Иаков, Петр и Иоанн,[442] — сама логика событий, в которой они увидели руку Провидения, оказалась для них достаточной причиной считать сверхъестественный успех трудов Павла и Варнавы доказательством того, что эти двое призваны свыше на апостольское служение среди язычников. Иерусалимские апостолы благосклонно отнеслись к их благовестию и ничего к нему не добавили. Напротив, увидев, что Бог, давший Петру благодать и силу для обращения обрезанных, наделил и Павла благодатью и силой для обращения необрезанных, апостолы протянули Павлу и Варнаве руку общения, условившись поделить огромную территорию между собой, насколько это возможно, и попросив Павла проявить братскую любовь и скрепить возникший союз, помогая нищим, гонимым и голодающим братьям в Иудее. Ранее Павел уже с радостью оказывал такую помощь, и впоследствии он точно так же радостно и неизменно исполнял свое обещание, собирая пожертвования в своих греческих собраниях и лично доставляя собранные деньги в Иерусалим.[443] Таково ясное свидетельство самого Павла о братском взаимопонимании среди апостолов. Составленное собором послание официально подтверждает этот факт, именуя «возлюбленных» Варнаву[444] и Павла «человеками, предавшими души свои за имя Господа нашего Иисуса Христа». Это двойное свидетельство единства апостольской церкви говорит о тщетности современных попыток найти непримиримые разногласия между Павлом и Петром.[445]

2. На открытом собрании, во время обсуждения вопроса об обрезании и статусе христиан из язычников, на глазах у самих призванных свыше апостолов разгорелись нешуточные страсти.[446] Обе стороны были твердо уверены в своей правоте, приводили убедительные аргументы, отвечали упреками на упреки, делали несправедливые выводы, угрожали гибельными последствиями. Однако на этом соборе, как и в любом месте, где ученики Христовы собираются во имя Его, присутствовал Святой Дух. Он помог бессилию человеческого естества, которое проявляется на всяком церковном собрании.

Фарисействующие законники, несомненно, настаивали на том, чтобы обрезать Тита, надеясь таким образом создать прецедент, но Павел твердо воспротивился подобному решению, и оно не было принято.[447] Даже крохотная уступка в этом вопросе оказалась бы гибельной для христианской свободы — она повлекла бы за собой невыполнимое требование обрезать всех обращенных язычников.

Но как же Павел мог, оставаясь последовательным, по прошествии какого–то времени обрезать Тимофея?[448] Ответ заключается в том, что он обрезал Тимофея как еврея, а не как язычника, и сделал это добровольно, из соображений целесообразности, чтобы Тимофей мог принести больше пользы, трудясь среди евреев, которые считали его, сына еврейки, единоплеменником, но не позволили бы ему учить в синагоге без внешнего символа принадлежности к заветному народу. В случае же с Титом, чистокровным греком, обрезание хотели сделать из принципа, считая этот обряд условием оправдания и спасения. Павел был непоколебим, сопротивляясь требованиям лжебратьев, но всегда был готов снизойти к нуждам немощных братьев и стать для иудеев как иудей, а для язычников — как язычник, чтобы спасти и тех, и других.[449] Пользуясь истинно христианской свободой, он нимало не заботился об обрезании как о простом обряде и внешнем признаке, уделяя большее внимание необходимости соблюдать заповеди Божьи и быть новым творением во Христе.[450]

Петр, как общепризнанный вожак апостолов–евреев, хотя и живший к тому времени за пределами Иерусалима, взял на себя главную роль в дебатах и произнес замечательную речь, которая была вполне в духе как его прежних переживаний и действий в доме Корнилия, так и его одобрительного отношения к учению Павла в будущем.[451] Он не был логиком или ученым раввином, но обладал здравым смыслом и превосходным чувством меры, а потому быстро понял, как следует действовать дальше. Он говорил, опираясь не на официальное превосходство и первенство,[452] но на личный и нравственный авторитет. Он возражал против того, чтобы возлагать на плечи учеников–язычников неподъемную ношу обрядов закона, и так же ясно, как Павел, провозгласил основополагающий принцип: «Как евреи, так и язычники спасаются одной только благодатью Господа Иисуса Христа».[453]

После того как прозвучала эта смелая речь и в собрании воцарилась глубокая тишина, Варнава и Павел в качестве практического примера рассказали о тех поразительных чудесах, которые Бог совершил через них среди язычников.

Последним и решающим было выступление Иакова, брата Господня, который, будучи руководителем местного собрания евреев–христиан и епископом Иерусалимским, по–видимому, председательствовал на соборе. Он представлял, так сказать, крайне правое крыло еврейской церкви, чьи взгляды были близки к взглядам иудействующих. Вне всякого сомнения, фарисеи, которые стали причиной этого спора, обратились именно благодаря его влиянию. В очень характерной для него речи Иаков с одобрением отозвался о пояснениях Симона — он предпочел назвать Петра его еврейским именем — относительно обращения язычников, признав их соответствие древним пророчествам и божественному промыслу; тем не менее Иаков предложил компромиссное решение: учеников–язычников не следует принуждать к обрезанию, но их нужно призвать воздержаться от некоторых обычаев, особенно оскорбительных для благочестивых евреев, — от употребления в пищу идоложертвенного, мяса задушенных животных и крови, а также от любой плотской нечистоты. Что же до христиан–евреев, они знают о своих обязанностях из закона и не должны оставлять своих освященных временем обычаев.

Предложение Иакова существенно отличалось от предложения Петра и подразумевало не только свободу, но и ее ограничение, однако главный вопрос, стоявший на повестке дня, все же решился в пользу спасения без обрезания. Дух и стиль этого предложения всецело согласуются с духом и стилем Послания Иакова, которое изображает Евангелие как закон, пусть даже «совершенный закон свободы», а также с последующими поступками Иакова, который посоветовал Павлу принять обет назорейства и тем самым развеять предубеждения множества уверовавших евреев, а также с еврейско–христианским преданием, которое представляет Иакова образцом святого аскета, одинаково почитаемого благочестивыми иудеями и христианами, «защитником народа» и заступником Израиля, непрестанно молящимся в храме об обращении израильтян и избавлении их от неминуемой погибели.[454] Своим духом он походил, скорее, не на Иисуса (в Которого не верил до самого Его воскресения), а на древнего пророка или на Иоанна Крестителя, но именно потому пользовался огромным авторитетом у христиан–евреев и мог примирить большинство из них с прогрессивным духом Павла.

Предложенный Иаковом компромисс был одобрен и оформлен в виде короткого братского письма, адресованного языческим церквям. Это самый древний документ апостольской эпохи, в нем отчетливо просматривается стиль Иакова:[455]

«Апостолы и пресвитеры и братия[456] находящимся в Антиохии, Сирии и Киликии братиям из язычников: радоваться. Поелику мы услышали, что некоторые, вышедшие от нас, смутили вас своими речами и поколебали ваши души, говоря, что должно обрезываться и соблюдать закон, чего мы им не поручали; то мы, собравшись, единодушно рассудили, избрав мужей, послать их к вам с возлюбленными нашими Варнавою и Павлом, человеками, предавшими души свои за имя Господа нашего Иисуса Христа. Итак мы послали Иуду и Силу, которые изъяснят вам то же и словесно. Ибо угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите. Соблюдая сие, хорошо сделаете. Будьте здравы».[457]

Это постановление доставили по адресу четыре специально выбранных посланника (двое из них, Варнава и Павел, представляли Антиохию, а двое других, Иуда Варсава и Сила, — Иерусалим), после чего оно было оглашено в затронутых распрями сирийских и киликийских собраниях.[458] Наложенные ограничения оставались в силе еще по меньшей мере восемь лет — Иаков упомянул о них в 58 г., когда Павел в последний раз пришел в Иерусалим.[459] Можно не сомневаться, что почти все христиане–евреи соблюдали их до самого крушения идолопоклонства;[460] Восточная церковь даже до сего дня воздерживается от крови и удавленины; Западная церковь никогда не считала эту часть соборного постановления обязательной или же вскоре после собора отказалась от некоторых ограничений.

Так благодаря сдержанности апостолов и взаимным уступкам в духе мира и братской любви был положен конец жарким спорам и церковь благополучно избежала раскола.

Соборное постановление было компромиссом — оно содержало как послабления, так и запреты.

1) Постановление освободило учеников из язычников от необходимости делать обрезание и выполнять требования церемониального закона. Главная причина разногласий исчезла, и в этом смысле постановление было либеральным и прогрессивным. Оно раз и навсегда решило принципиальный вопрос. Павел победил. Начиная с этого момента учение иудействующих о необходимости обрезания для спасения стало ересью, ложным евангелием, извращением истинного Евангелия — и Павел осудил его в своем Послании к галатам.

2) В плане практических вопросов и касательно относительного безразличия к христианам из язычников, постановление носило запретительный и консервативный характер. С этой точки зрения и по меркам апостольской эпохи постановление собора было мудрым и необходимым — в особенности на Востоке, где евреи составляли большинство членов церкви, — но оно не предназначалось для повсеместного и вечного применения. Мы уже говорили, что в Западных церквях многие ограничения постепенно были отменены — об этом свидетельствует Августин. Соборное постановление наложило на христиан–язычников обязанность воздерживаться от мяса, принесенного в жертву идолам, от крови и от удавленины (птиц и животных, пойманных в силки) — последние два пункта, по сути, тождественны. В основании всех трех запретов лежало стойкое отвращение евреев к идолам и всему с ними связанному, а также указания Книги Левит.[461] Без этих ограничений церкви в Иудее никогда не одобрили бы соглашение. Однако следовать этим запретам в смешанных или чисто языческих собраниях было почти невозможно — христианам–язычникам пришлось бы разорвать отношения с необращенными родственниками и друзьями и завести отдельные скотобойни, подобно евреям, которые боялись оскверниться общением с идолопоклонниками и никогда не покупали мясо на общественных рынках. Павел в этом вопросе придерживался более либеральных взглядов, в чем–то, несомненно, не соглашаясь с Иаковом, и полагал, что употребление в пищу идоложертвенного мяса само по себе не имеет значения, поскольку идолы — ничто; но и он заповедует христианам не есть такое мясо ради людей с чувствительной и немощной совестью и устанавливает золотое правило: «Все мне позволительно, но не все полезно. Все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого».[462]

Современному читателю покажется странным, что в одном ряду с этими церемониальными запретами стоит чисто нравственный запрет, касающийся блуда.[463] Но мы не должны забывать, что нравственные принципы язычников в отношении сексуальных связей были крайне неопределенными. Сексуальные отношения считались таким же нейтральным вопросом, как еда и питье, — грехом они становились только в случае прелюбодеяния, когда нарушались права мужа. Ни один языческий моралист — будь то Сократ, или Платон, или Цицерон — не осуждал блуд безоговорочно. Блуд был частью культа Афродиты в Коринфе и Пафосе — проституцией в честь этой богини занимался особый штат жриц! Идолослужение, духовный блуд, неотделимо от осквернения тела. В случае Соломона многобожие и многоженство шли рука об руку. Потому автор Апокалипсиса точно так же ставит в один ряд употребление в пищу идоложертвенного и прелюбодеяние и одинаково их осуждает.[464] Павлу пришлось бороться с этой распущенностью в коринфском собрании, и он осуждает любую плотскую нечистоту, считая ее разрушением и осквернением храма Божьего.[465]

В этом абсолютном запрете на сексуальную нечистоту мы видим свидетельство возрождающего и освящающего влияния христианства. Даже аскетические излишества послеапостольских авторов, называвших повторный брак «благопристойным прелюбодеянием» (???????? ???????) и считавших безбрачие лучшим и более возвышенным состоянием, нежели честный брак, заслуживают нашего уважения как здоровая и неизбежная реакция на крайности языческого распутства.

Итак, в том, что касается христиан из язычников, вопрос был решен.

Статус христиан–евреев не оспаривался, поэтому соборное постановление о них умалчивает. Предполагалось, что они и далее будут соблюдать традиции и обычаи своих предков, насколько это согласуется с верностью Христу. Они не нуждались в наставлениях по поводу своих обязанностей, «ибо, — как сказал Иаков в своем обращении к собору, — закон Моисеев от древних родов по всем городам имеет проповедующих его и читается в синагогах каждую субботу».[466] А восемь лет спустя Иаков и его пресвитеры сообщили Павлу, что даже он, будучи евреем, должен соблюдать церемониальный закон и что освобождение от этих требований дано только язычникам.[467]

Но именно в этом пункте соборное постановление оказалось несовершенным. Оно было достаточно радикальным, чтобы справиться с временным кризисом — пойти на большие уступки еврейская церковь не была готова, — но не настолько радикальным, чтобы соответствовать разумным требованиям христианского единства и христианской свободы.

1. Апостольский собор в Иерусалиме. Это событие было одним из главных предметов спора в современной исторической критике. Дебаты по поводу обрезания с новой силой вспыхнули в немецкой, французской, голландской и английской литературе, в результате чего мы стали лучше разбираться в том, что разделяло и объединяло апостольскую церковь.

У нас есть два описания собора — одно приводит Павел в Гал. 2, другое дает его верный товарищ Лука в Деян. 15. Теперь уже практически общепризнано, что оба описания относятся к одному и тому же событию и их следует объединить, чтобы увидеть картину целиком. Послание к галатам представляет собой подлинный ключ к пониманию ситуации, Архимедов ??? ???.

Описания Павла и Луки содержат одинаковые сведения о спорящих сторонах (Иерусалим и Антиохия) и их вождях, о предмете разногласий, о серьезности конфликта и мирном завершении дебатов.

Однако в других отношениях описания значительно различаются и дополняют друг друга. Через несколько лет после собора (ок. 56), отстаивая свой независимый апостольский авторитет в полемике с галатийскими противниками–иудействующими, Павел подчеркивал тот факт, что между ним и другими апостолами существует взаимопонимание и что другие апостолы признали его авторитет. Кроме того, в его описании есть явные намеки на публичные собрания, без которых невозможно было обойтись, потому что речь шла о разногласиях между церквями, и достигнутому представителями обеих сторон соглашению должны были подчиниться все христиане, даже если им пренебрегла бы еретическая фракция. Лука же писал через тринадцать лет после этих событий (ок. 63) и стремился составить объективную историю ранней церкви. Он воспроизводит (вероятно, на основании иерусалимских и антиохийских записей, но, очевидно, не пользуясь описанием Павла) официальную хронологию публичных заседаний, лишь мимоходом коснувшись дебатов, которые им предшествовали. Тем не менее Лука не только не отрицает, что закрытые совещания имели место, но и упоминает о них. Прежде чем перейти к описанию публичных заседаний (Деян. 15:6), он сообщает, что Павел и Варнава «были приняты церковью, Апостолами и пресвитерами, и возвестили все, что Бог сотворил с ними» (Деян. 15:4). На любых ассамблеях, будь то церковных или политических, самые важные вопросы разрабатываются и готовятся закрытыми комитетами, а уже затем выносятся на публичное обсуждение и голосование; в случае Иерусалимского собора не было никаких причин отступать от этого правила. Следовательно, несовпадения двух описаний, которые мы пытаемся здесь примирить друг с другом, можно отчасти объяснить тем, что их авторы ставили перед собой разные задачи.

Чрезмерно строгие критики тюбингенской школы (Баур, Швеглер, Целлер, Гильгенфельд, Фолькмар, Хольстен, Овербек, Липсиус, Хаусрат и Виттихен), движимые преувеличенным или ложным уважением к Павлу, в нескольких своих выступлениях слишком напирали на эти различия, используя скупые полемические намеки Павла как рычаг, чтобы подорвать доверие к Книге Деяний. Но недавно в спор включились более консервативные критики, в том числе и из Тюбингена (как было указано в списке литературы), которые стремятся примирить оба описания и доказать, что между сторонниками Петра и сторонниками Павла существовало принципиальное согласие.

2. Обрезание Тита. Как и большинство толкователей, мы считаем, что Тит не был обрезан. Таков очевидный смысл этого трудного и спорного отрывка (Гал. 2:3–5) — как бы мы ни понимали частицу ?? в стихе Гал.2:4, в пояснительном (петре, «же») или противительном (autem, sed, «но») значении. В первом случае в этом предложении нет ничего необычного, во втором же случае оно оборвано на полуслове или намеренно не закончено, что, возможно, объясняется некоторым неодобрением других апостолов, которые сначала рекомендовали обрезать Тита, считая это жестом благоразумия, примирения и внимательного отношения к опасениям консерваторов, но впоследствии отказались от своей идеи из–за категорических возражений Павла. К такому выводу легко можно прийти, если сделать акцент на слове ????????? («принуждали») в Гал 2:3, но в уме Павла шла борьба между стремлением к искренности и желанием проявить учтивость по отношению к старшим товарищам. Именно так д–р Лайтфут объясняет ломаную грамматику этого предложения, «разбившегося о подводные скалы пожеланий апостолов обрезания».

Совсем другой точки зрения придерживаются Тертуллиан («Против Маркиона», V. 3), а из современных авторов — Ренан (гл. III) и Фаррар (I. 145). Они считают, что Тит, желая сохранить мир, добровольно согласился на обрезание — либо вопреки протестам Павла, либо с его неохотного согласия. Павел вроде бы пишет, что Тит не был обрезан, но подразумевает обратное. Эта точка зрения основывается на пропуске фразы ??? ???? в Гал 2:5. В таком случае слова апостола можно дополнить следующим образом: «Но они и Тита… не принуждали обрезаться, а [он сделал обрезание добровольно, повинуясь] вкравшимся лжебратиям, [которым] …мы ни на час не уступили и не покорились». Ренан объясняет смысл этого отрывка так: «Если Тит был обрезан, то не потому, что его принудили, но из–за лжебратьев, которым мы можем на какое–то мгновение уступить, даже если в принципе им не покоряемся». Он полагает, что слова ???? ???? («на час») здесь противопоставляются слову ???????? («сохранилась»). Иными словами, Павел сдался, чтобы победить. Вняв гласу любви или благоразумия, он на какое–то мгновение поступился своими принципами — либо для того, чтобы защитить Тита от насилия, либо для того, чтобы представить собору свою точку зрения в правильном свете и добиться принципиального и долгосрочного решения вопроса. Однако эта версия совершенно не принимает в расчет прямоту и твердость Павла в принципиальных вопросах, серьезность ситуации и бескомпромиссный тон Послания к галатам, а также слова Петра и Иакова и постановление собора. Если бы Тита действительно обрезали, Павел сказал бы об этом прямо и объяснил, какое отношение он имел к этому поступку. Кроме того, отсутствие ??? ???? у Иринея и Тертуллиана не может перевесить свидетельства лучших унциальных рукописей (? В А С и т.д.) и переводов, в которых эта фраза есть. Невнимательностью или догматическими предубеждениями проще объяснить пропуск фразы, чем ее вставку.

У иерусалимского компромисса, как и у любого другого, была оборотная сторона — в нем уже зрели семена будущих проблем. Это было перемирие, а не окончательное примирение. Принципы должны воплотиться в жизнь, и какой–то из них непременно восторжествует.

Казалось бы, пропитанное духом свободомыслия соборное постановление обязывает христиан–евреев поддерживать с необрезанными братьями из язычников всяческое общение — в том числе разделять с ними вечерю Господню на еженедельных или ежедневных вечерях любви — на основании общей спасительной веры во Христа, их общего Господа и Искупителя. Но на самом деле послание ограничилось признанием того, что обращенные язычники — христиане, и не позволило двум ветвям церкви слиться друг с другом. Обращенные евреи по–прежнему должны были соблюдать церемониальный закон, включая обрезание, субботы и новомесячия, а также различные правила относительно чистой и нечистой пищи — все это, по сути, исключало возможность социальных контактов между евреями и нечистыми язычниками.[468]

Консервативная точка зрения была ортодоксальной — ее не следует путать с ересью иудействующих, которые требовали обрезания и от язычников, и от иудеев и считали его условием членства в церкви и спасения. Последнее учение было раз и навсегда осуждено иерусалимским соглашением, и его придерживалась только агрессивно настроенная фарисейская фракция иудействующих.

Для церкви в Иерусалиме, которая состояла из одних обращенных евреев, было вполне естественно занять консервативную позицию, в то время как церковь в Антиохии, где преобладали язычники, столь же естественно предпочла либеральное толкование, которое в перспективе обещало больший успех. Иаков, возможно, ни разу не покидавший пределов Палестины, вовсе не сомневался в христианской вере обращенных язычников, но предпочитал держаться от них на почтительном расстоянии; Петр же, с его импульсивностью и широтой души, а также в силу своего более общего призвания, воплотил в жизнь те убеждения, о которых столь смело говорил в Иерусалиме, и, придя в Антиохию вскоре после Иерусалимского собора (51 г. по Р.Х.), взял за обыкновение открыто трапезничать с братьями из язычников.[469] Однажды он уже ел в доме необрезанного Корнилия в Кесарии и знал, что «Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему».[470]

Когда же из Иерусалима прибыли некие посланцы Иакова[471] и стали упрекать Петра за его поведение, апостол начал малодушно избегать общения с необрезанными учениками Христовыми и тем самым, по сути, отрекся от них. Из страха перед людьми он вновь невольно предал Господа — только на этот раз в лице Его учеников из язычников. Импульсивному нраву апостола было свойственно непостоянство, а малодушие, как и смелость, просыпалось в нем под влиянием мимолетных впечатлений. Мы не знаем, действовали ли эти посланцы в точном соответствии с инструкциями Иакова или же превысили свои полномочия. Судя по тому, что мы знаем о Иакове, более вероятна первая версия — к тому же, она естественнее объясняет реакцию Петра, на которого вряд ли так сильно повлиял бы неофициальный визит случайных людей. Вероятно, это были служители иерусалимского собрания; в любом случае, они были влиятельными людьми — не фарисеями в буквальном смысле, но крайне консервативными и осторожными — и с опаской относились к разношерстному сборищу, способному нарушить чистоту и правоверность всеми почитаемой колыбели христианского мира. Конечно, посланцы не требовали от христиан из язычников обрезываться, поскольку это противоречило бы соборному постановлению, но, несомненно, напомнили Петру о том пункте иерусалимского соглашения, в котором говорилось об обязанностях христиан–евреев и который уж ему–то следовало соблюдать неукоснительно. Гости разъяснили апостолу, что он поступил, по меньшей мере, необдуманно и поспешно и тем самым мог помешать обращению еврейского народа, которое по–прежнему оставалось их заветной мечтой и предметом горячих молитв. Натиск, вероятно, был очень силен, потому что даже Варнава, который бок о бок с Павлом отстаивал права христиан из язычников в Иерусалиме, устрашился и последовал примеру старшего из апостолов.

Последующее расставание Павла с Варнавой и Марком, о котором правдиво рассказывает автор Деяний, несомненно, имело какое–то отношение к этому проявлению человеческой слабости.[472]

Грех Петра спровоцировал вспышку гнева со стороны Павла, который обрушился на своего товарища с более суровыми упреками, чем некогда Сам Господь. Иисус всего лишь посмотрел на Своего ученика с жалостью, и этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у Петра слезы раскаяния. Но Павел не был Иисусом. Возможно, его протест был слишком резок, но он знал Петра лучше, чем мы, защищал правое дело и в конце концов проявил даже большее терпение в личных разногласиях, чем некоторые другие великие люди. Когда от него отреклись старейшина апостолов и верный соратник по служению, Павел счел, что спасти тонущий корабль свободы можно только решительными и смелыми действиями. Речь шла о жизни и смерти. Ради спасения мира и ради того, чтобы христианство не превратилось в жалкую иудейскую секту, нужно было любой ценой отстоять право обращенных язычников называться христианами. Одно мгновение могло решить все. Как бы к этому ни отнеслись в Иерусалиме, где христиан из язычников практически не было, в антиохийской церкви, которая возникла самостоятельно и состояла из эллинистов и язычников, нельзя было оставить без ответа столь откровенное оскорбление, нанесенное братьям во Христе. Явный грех следовало исправить на глазах у всех. Поэтому Павел противостал Петру и перед всем собранием обвинил его в лицемерии. Он обличил своего товарища в недостойном поведении, и Петр не мог поспорить с нерушимой логикой этих слов.[473] По сути, Павел сказал следующее: «Если ты, еврей по рождению и воспитанию, пренебрег запретом и ел с язычниками, почему же теперь, силой своего примера, как начальник Двенадцати, ты принуждаешь язычников иудействовать и подчиняться обрядовым требованиям первичной религии? Мы, евреи по рождению, не погрязшие в грехах подобно язычникам, знаем, что оправдание дается не по делам закона, а по вере во Христа. Кто–то скажет, что мы, стремясь получить оправдание даром, а не по закону, делаем Христа покровителем греха.[474] Долой этот чудовищный и богохульный вывод! Наоборот, мы согрешим в том случае, если, однажды оставив закон ради веры во Христа, вновь начнем искать праведности в нем. Если я вновь прибегаю (как это делаешь ты) к тому самому закону, который однажды отверг (как некогда и ты), то тем самым оказываюсь преступником и осуждаю свое прежнее поведение. Ибо сам закон научил меня обменять закон на Христа, Который и есть конец закона. Благодаря тому, что Моисеев закон, словно опекун, привел меня к свободе во Христе, я умер для Моисеева закона, чтобы начать новую жизнь в послушании и благодарности Богу. Я был распят со Христом, и с тех пор живет уже не мое прежнее "я" — во мне живет Христос. А новая жизнь во Христе, которой я после обращения живу в этом теле, основана на вере в Сына Божьего, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня. Я не препятствую благодати Божьей, ведь если соблюдение Моисеева закона или любых других человеческих дел может принести оправдание и спасение, то Христос умер напрасно — Его искупительная смерть на кресте была ненужной и бессмысленной».

От такого вывода сердце Петра в ужасе замерло. Он вовсе не собирался отрицать необходимость и действенность смерти Христовой для отпущения грехов. Они с Варнавой оказались меж двух огней. Будучи евреями, они должны были соблюдать условия иерусалимского соглашения, на чем настаивали посланцы Иакова; но, пытаясь угодить евреям, они обидели язычников, а обратившись к своим прежним взглядам, предали свои собственные лучшие побуждения. И теперь их мучила совесть.[475] Не стоит и сомневаться, что они вновь вернулись к более либеральным принципам.

Отчуждение, возникшее между апостолами, продолжалось недолго. Они были слишком святы и благородны, чтобы таить обиду. Впоследствии Павел с уважением отзывался о Петре и Варнаве, а также о Марке, который был связующим звеном между ними троими.[476] Петр в своих письмах с похвалой отзывается об учении и посланиях «возлюбленного брата Павла» — хотя одно из этих посланий сурово обличает его поступки, — но многозначительно добавляет, что в них «есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания».[477]

Сцена, разыгравшаяся в Антиохии, представляет собой одно из тех событий, которые обрастают неверными толкованиями и из предубеждения и невежества искажаются в интересах либо ереси, либо ортодоксии. Существует предание о том, что в антиохийской церкви было два прихода и два епископа, Еводий и Игнатий, — одного поставил Петр, а другого Павел. На основании этого предания Цельс, Порфирий и позднейшие враги христианства отрицали духовность и нравственную чистоту апостолов. Слова Павла отозвались в сердцах его противников–евреев горечью и негодованием, и сто лет спустя эти чувства все еще можно было различить в страстных нападках неизвестного автора Псевдо–Климентовых «Бесед» и «Встреч» на Павла, представленного в образе Симона Волхва. Поведение обоих апостолов выглядело настолько странно, что одни отцы церкви заменяли Петра каким–то безвестным Кифой,[478] а другие считали, что апостолы попросту устроили спектакль, чтобы произвести более сильное впечатление на невежественных верующих.[479]

Ставшую уже чуть ли не ортодоксальной выдумку об абсолютном нравственном совершенстве первоапостольской церкви мы должны принести в жертву исторической правде. Однако мы приобретем больше, чем потеряем. Сами апостолы не только не претендовали на совершенство, но и решительно возражали против подобных предположений.[480] Они носили небесное сокровище в глиняных сосудах и тем самым приближали его к нам. Библия откровенно говорит о недостатках святых мужей, чтобы ободрить нас и научить смирению. Смелый поступок Павла доказывает, что у нас есть право и обязанность возражать даже самым высоким церковным властям, когда под угрозой оказываются истина и принципы христианства; в безмолвной покорности Петра мы видим смирение и кротость, соразмерные его высокому положению старшего из апостолов–столпов; поведение их обоих опровергает католические домыслы о превосходстве и непогрешимости папы; да и вся эта сцена символически предвозвещает великое историческое противостояние идейных наследников Петра (католиков) и Павла (протестантов), которое, мы убеждены, когда–нибудь завершится великим примирением в духе Иоанна.

Насколько мы знаем, Петр и Павел больше ни разу не встречались до того дня, когда они оба пролили свою кровь в столице мира во свидетельство об Иисусе.

Бесстрашный протест Павла, вероятно, умерил горячность Иакова и его пресвитеров, но не изменил обычаев иерусалимской общины.[481] И уж тем более он не заставил замолчать радикальную фракцию иудействующих — наоборот, они пришли в еще большую ярость. Они потерпели поражение, но не изменили своих убеждений и с еще большей непримиримостью возобновили борьбу. Они начали собственную миссионерскую деятельность и следовали за Павлом чуть ли не повсюду, где он трудился, в особенности в Коринфе и Галатии. Они тоже были для апостола «жалом в плоти», и едва ли не самым болезненным. Павел не забывает о них ни в одном своем письме, за исключением посланий к фессалоникийцам и Филимону. Не уяснив для себя этот факт, мы не сможем понять подлинный исторический смысл написанных им книг. «Лжеапостолами» он, вероятно, называет тех самых фарисеев, которые спровоцировали первые разногласия, или, во всяком случае, неких духовных людей. Они хвалились тем, что лично знали Господа во дни Его плоти и первых апостолов; поэтому Павел с сарказмом называет этих «лжеапостолов» «высшими Апостолами».[482] Они отрицали апостольство Павла, называя его незаконным и ложным, и нападали на Евангелие Павла, называя его радикальным и бунтарским. Иудействующие, не таясь, убеждали язычников, обращенных апостолом, совершить ритуальное обрезание и соблюдать церемониальный закон — иными словами, внушали им, что они должны быть одновременно христианами и иудеями, чтобы обеспечить себе спасение или хотя бы превосходство над простыми прозелитами врат во внешнем дворе храма. Противники Павла без всякого основания апеллировали к авторитету Иакова, Петра и Самого Иисуса, используя великие имена в своих мелких сектантских целях, подобно тому как Библией сегодня оправдывают всевозможные ереси и человеческие причуды. Они совратили многих галатов, которым в полной мере были присущи кельтские импульсивность и непостоянство. Они раскололи коринфское собрание на несколько фракций и причинили апостолу много волнений. В Колоссах, а также во фригийских и асийских церквях законничество воплотилось в более умеренной форме ессейской мистики и аскетики. В Римской церкви законничеством увлеклись не столько ложные, сколько немощные братья, которые не питали никакой личной вражды к Павлу, и апостол, в свою очередь, обходился с ними мягче, чем с галатийскими ренегатами.

Но эта реакция фанатичных и упрямых иудействующих сослужила и добрую службу. Благодаря ей плодовитый ум Павла создал самое полное и самое глубокое изложение и обоснование учения о грехе и благодати. Если бы не интриги приверженцев закона и обрядов, у нас не было бы бесценных посланий к галатам, коринфянам и римлянам. Там, где избыточествовало заблуждение, благодать преизбыточествовала.

В конце концов, победа была одержана. Жестокие гонения Нерона и еще более ужасное разрушение Иерусалима положили конец всем спорам об обрезании в христианской церкви. Церемониальный закон, который до Христа был «живым, но не животворным», а от Христа до разрушения Иерусалима — «умирающим, но не смертоносным», после гибели города стал «мертвым и смертоносным».[483] Однако во II веке ересь иудействующих обрела новую жизнь за пределами ортодоксальной церкви, в секте ессеев; да и в самой церкви дух формализма и нетерпимости принял новые формы, заменив христианскими обрядами и церемониями символические прообразы домостроительства Моисеева. Но когда бы эта тенденция ни проявилась вновь, теперь у нас есть лучшее противоядие — послания Павла.

Об общем, социальном и нравственном состоянии Рима в имперскую эпоху

Ludwig Friedlander: Sittengeschichte Roms. Leipzig, 1862, 5^th ed. revised and enlarged, 1881, 3 vols.

Rod. Lanciani: Ancient Rome in the Light of Recent Discoveries. Boston, 1889. (100 иллюстраций).

О жизни евреев в Риме и о том, что писали о них римские авторы

Renan: Les Apotres, 287–293; Merivale: History of the Romans, VI, 203 sqq.; Friedlander: Sittengeschichte Roms. III, 505 sqq.; Hausrath: Neutestamentliche Zeitgeschichte, III, 383–392 (2^d ed.); Schurer: Lehrbuch der Neutestamentlichen Zeitgeschichte, pp. 624 sq., Die Gemeindeverfassung der Juden in Rom in der Kaiserzeit, Leipz., 1879; Huidekoper: Judaism at Rome, 1876. Также John Gill: Notices of the Jews and their Country by the Classic Writers of Antiquity. 2^d ed. London, 1872. Об иудейских надписях в Риме см. работы Гарруччи (несколько статей на итальянском языке после 1862 г.), фон Энгельстрёма (на шведском языке, Уппсала, 1876) и Шюрера (1879).

О христианском собрании в Риме

Труды по истории апостольской эпохи (см с. 132 и далее); вступительные статьи к толкованиям Послания к римлянам (упомянутым на с. 192) и несколько критических эссе о возникновении и структуре Римской церкви, а также о цели Послания к римлянам, написанные Бауром (Baur, Ueber Zweck und Veranlassung des Romerbriefs, 1836; повторяется в его же Paul, I., 346 sqq., перевод на англ. яз.), Бейшлагом (Beyschlag, Das geschichtliche Problem des Romerbriefs в альманахе «Studien und Kritiken» за 1867 г.), Гильгенфельдом (Hilgenfeld, Einleitung in das N. T., 1875, pp. 302 sqq.), Вейцсакером (С. Weizsacker, Ueber die alteste romische Christengemeinde, 1876, и его же Apost. Zeitalter, 1886, pp. 415–467).

W. Mangold: Der Romerbrief und seine gesch. Voraussetzungen, Marburg, 1884. Доказывает, что римская церковь с самого начала состояла преимущественно из евреев (полемизируя с Вейцсакером).

Rud. Seyerlen: Entstehung und erste Schicksale der Christengemeinde in Rom. Tubingen, 1874.

Adolf Harnack: Christianity and Christians at the Court of the Roman Emperors before the Time of Constantine, «Princeton Review», N. York, 1878, pp. 239–280.

J. Spencer Northcote, W. R. Brownlow (католики): Roma Sotterranea, new ed., London, 1879, vol. I., pp. 78–91. Опирается на обширное сочинение Де Росси на итальянском языке под тем же названием (Roma, 1864 — 1877, 3 т. ин–фолио). Обе работы содержат важные сведения о раннехристианских памятниках в катакомбах.

Formby: Ancient Rome and its Connect, with the Chr. Rel. Lond., 1880.

Keim: Rom. u. das Christenthum. Berlin, 1881.

Rodolfo Lanciani: Pagan and Christian Rome. New York, 1893, pp. x, 374. Очень важная работа, показывающая на основе недавних открытий, что христианство проникло в ткань римского общества I века нашей эры глубже, чем принято считать.

Из книги Roma Sotterranea Норткоута и Браунлоу.

Рим был для Римской империи тем же, чем Париж для Франции или Лондон для Великобритании: правящей главой и бьющимся сердцем. Своим космополитизмом он даже превосходил эти современные города. Это был весь мир в миниатюре, orbis in urbe. Рим покорил почти все народы тогдашнего цивилизованного мира и пополнял ряды своих жителей за счет людей с востока и запада, с севера и юга. В нем нашли пристанище все языки, верования и традиции покоренных провинций. Половина жителей говорила по–гречески, и уроженцы города жаловались на засилье этого иностранного языка, который после завоеваний Александра Македонского стал языком Востока и всего цивилизованного мира.[484] Императорский дворец был средоточием жизни Востока и Греции. Многие иностранцы были вольноотпущенниками и, как правило, носили фамилии своих хозяев. Многие из них очень разбогатели, даже стали миллионерами. Типичный богатый вольноотпущенник того времени был вульгарным, нахальным, хвастливым выскочкой. По словам Тацита, со всех концов империи в Рим, словно в общую сточную канаву, неудержимо стекалось «все отвратительное и постыдное». Но то же самое можно сказать и обо всем лучшем: в Рим стекались изобильнейшие дары природы и редчайшие произведения искусства; предприимчивая и честолюбивая молодежь, гениальные, образованные люди, владеющие всевозможными ремеслами, находили в Риме обширное поле для приложения своих способностей и получали за свой труд достойное вознаграждение.

При Августе в Риме начался период интенсивного строительства. За долгое время мирного и благополучного правления этого императора город из кирпича превратился в город из мрамора. Рим протянул свои узкие кривые улочки вдоль обоих берегов Тибра, захватил ныне разоренную и беспокойную Кампанью до самого подножия гор и дотянулся через море и сушу до самых краев земли. В то время великий город являл собой самое поучительное и интересное зрелище в мире (как, впрочем, и его руины сегодня). Поэты, ораторы и историки расточали славословия в адрес urbs ?terna,

qua nihil possis visere majus.[485]

Оценки количества жителей в имперском Риме приблизительны и колеблются от одного до четырех миллионов человек. Вероятнее всего, при Августе это число превышало миллион, а в правление последующих императоров быстро росло вплоть до начала ужасной эпидемии 79 г., которая длилась много дней и уносила по десять тысяч жизней ежедневно.[486] Впоследствии город разросся вновь и достиг вершины своей славы при Адриане и Антонинах.[487]

Число евреев, проживавших в Риме в апостольскую эпоху, оценивается в двадцать или тридцать тысяч душ.[488] Все они говорили на эллинистическом греческом языке с сильным еврейским акцентом. Насколько нам известно, у них было семь синагог и три кладбища. Надгробные надписи были на греческом языке и отчасти на латыни, иногда греческие слова писали латинскими буквами, иногда наоборот.[489] Они заселили четырнадцатый квартал за Тибром (Трастевере), у подножия Яникулова холма, а также, вероятно, остров посреди Тибра и часть левого берега неподалеку от Большого цирка и Палатинского холма, где расположен современный еврейский квартал. В большинстве своем они были потомками рабов и пленников Помпея, Кассия и Антония. Тогда, как и сегодня, они торговали старой одеждой и поломанными вещами или же поднимались из нищеты к богатству и известности в качестве банкиров, врачей, астрологов и гадателей. Немалое их число сумело пробиться ко двору. Алитир, еврей–актер, пользовался высочайшим расположением Нерона. Самарянин Фалл, вольноотпущенник Тиберия, смог одолжить иудейскому царю Ироду Агриппе миллион динариев.[490] Между династией Иродов и династиями Юлиев и Клавдиев существовали очень близкие отношения.

Из–за специфических обычаев и законов евреев, таких как обрезание, соблюдение субботы, воздержание от свинины и мяса, принесенного в жертву богам, которых евреи считали отвратительными идолами, римские историки и сатирики относились к ним с удивлением, презрением и иронией. Все священное в глазах язычника для еврея было нечистым.[491] Их считали врагами рода человеческого. Но такое суждение слишком поверхностно. У евреев были и друзья. Неудержимое трудолюбие и упорство этого народа, их здравомыслие, серьезность, верность и доброжелательность, их неукоснительное соблюдение закона, их бесстрашие на войне, их непоколебимая вера в Бога, их надежда на славное будущее человечества, простота и чистота их поклонения, возвышенность и величие идеи о существовании единого святого и милостивого Бога производили неизгладимое впечатление на вдумчивых и серьезных людей, в особенности на женщин (которым не грозил позор обрезания). Этим и объясняется большое количество прозелитов в Риме и других городах. Гораций, Персии и Ювенал, а также Иосиф Флавий свидетельствуют, что многие римляне воздерживались от всяких дел в субботу, постились и молились, возжигали лампады, изучали Моисеев закон и посылали подати в иерусалимский храм. Даже императрица Поппея по–своему тяготела к иудаизму и покровительствовала Иосифу Флавию, который называет ее «благочестивой» и «богобоязненной» (хотя на самом деле она была жестока и бесстыдна).[492] Сенека, который терпеть не мог евреев (называя их sceleratissima gens), был вынужден признать, что этот побежденный народ дал законы своим победителям.[493]

Евреев дважды изгоняли из Рима, при Тиберии и при Клавдии, но они вскоре вновь возвращались в свой квартал за Тибром и продолжали пользоваться привилегиями religio, licita, которые им даровали языческие императоры, а христианские папы отняли.[494]

Придя в Рим, Павел созвал начальников синагог, чтобы доказать им свои добрые намерения и дать возможность первыми услышать Евангелие, но те отнеслись к его объяснениям с недоверием и сделали вид, что знают о христианстве лишь то, что это секта, о которой все плохо отзываются. По–видимому, они предпочитали попросту игнорировать новое учение. И все–таки в назначенный день многие пришли послушать апостола и некоторые уверовали, хотя большинство, как обычно, не приняло его свидетельства.[495]

Из этого необычного народа и вышли первые новообращенные той религии, которая оказалась для власти Рима более чем достойным соперником. Евреи были оборонительной армией, христиане же — армией завоевателей, хотя и сражались под всеми презираемым знаменем креста.

У нас нет достоверных сведений том, как возникла римская церковь. Нам известно, как образовались иерусалимская и большинство других церквей Павла, но мы не знаем, кто первым проповедал Евангелие в Риме. Должно быть, христианство, с его миссионерским энтузиазмом и стремлением обратить весь мир, обосновалось в столице мира очень рано — раньше, чем апостолы покинули Палестину. Прежде чем Павел и Варнава объединили и организовали антиохийское собрание, оно пополнялось за счет учеников, уехавших или бежавших из Иерусалима.

Вполне возможно, хотя и недоказуемо, что первые свидетельства о Евангелии достигли Рима вскоре после рождения церкви вместе с вернувшимися из Иерусалима очевидцами чуда Пятидесятницы, в числе которых были «пришедшие из Рима Иудеи и прозелиты».[496] Можно сказать, что Петр, произнеся проповедь в день Пятидесятницы, косвенно участвовал в создании Римской церкви, и эта церковь действительно считает его скалой, на которой она построена, хотя уже давно доказано, что предание о раннем (42 г.) посещении Рима Петром и о двадцати–или двадцатипятилетнем пребывании апостола в Риме — всего лишь легенда.[497]. В числе прочих римских братьев Павел приветствует неких своих родственников, которые уверовали еще раньше него, то есть до 37 г.[498] Имена некоторых римских братьев, которым он посылает приветствия, высечены на надгробиях еврейского кладбища на Аппиевой дороге, где похоронены вольноотпущенники императрицы Ливии. Должно быть, в Рим по разным причинам приходили христиане из Палестины, Сирии, Малой Азии и Греции — одни на время, другие навсегда.

Первый христианский след в истории Рима мы обнаруживаем в замечании языческого историка Светония (Лука подтверждает его слова) о том, что около 52 г. по P. X. император Клавдий изгнал евреев из Рима за мятежные настроения и беспорядки, спровоцированные неким «Хрестусом» (ошибочное написание слова «Христос»).[499]

Под беспорядками, вероятнее всего, подразумеваются мессианские споры между евреями и христианами, которых в то время еще не различали. Проповедь о Христе, истинном Царе Израилевом, естественно вызвала волнения среди евреев, как это было и в Антиохии, Писидии, Листре, Фессалонике, Верии; а невежественные языческие правители пришли к столь же естественному выводу, что Христос — это политическая фигура, претендент на земной престол. Евреи, отвергшие истинного Мессию, с тем большим рвением искали Мессию воображаемого, который сокрушил бы римское ярмо и восстановил теократию Давида в Иерусалиме. Их плотской милленаризм затронул даже некоторых христиан, так что Павел счел необходимым предостеречь их от мятежа и революции. Среди тех, кого выслали из Рима по указу Клавдия, были Акила и Прискилла, гостеприимные друзья Павла, по всей видимости, обратившиеся ко Христу еще до встречи с апостолом в Коринфе.[500]

Евреи, иудеи и христиане, вскоре вернулись в Рим, но с тех пор находились под подозрением. Тацит ссылается на этот факт, когда пишет, что христианское суеверие, какое–то время бывшее под запретом (по указу Клавдия), вновь подняло голову (при Нероне, который взошел на трон в 54 г.).

В начале правления Нерона (54 — 68) римская церковь уже была хорошо известна в христианском мире, располагала несколькими местами для собраний и изрядным количеством учителей.[501] С учетом этого факта и пророчески предвидя важную роль, которую этой церкви предстояло сыграть в будущем, из Коринфа Павел отправил римским христианам свое самое важное богословское послание (58 г. по P. X.), чтобы подготовить почву для долгожданного личного визита в Рим. Три года спустя, направляясь в Рим, в городе Путеол (ныне город Пуццуоли на побережье Неаполитанского залива) апостол встретил христиан, которые упросили его остаться с ними на семь дней.[502] Где–то в 50—60 километрах от города, близ Аппиевой площади и Tres Tabernae (Трех гостиниц), Павла встретили римские братья, жаждущие увидеть автора чудесного послания, и апостола немало утешило это проявление нежной заботы.[503]

Прибытие Павла в Рим в начале 61 г. (за два года до предполагаемого визита Петра), естественно, дало новый толчок росту собрания. Апостол, как и обещал, принес с собой «полное благословение благовествования Христова». Ради распространения Евангелия были ослаблены даже его узы — он жил на собственном иждивении под охраной солдат и мог свободно проповедовать.[504] В течение всего первого римского заключения или некоторой его части рядом с Павлом находились его верные ученики и спутники: Лука, «врач возлюбленный» и историк; Тимофей, самый любимый из духовных детей; Иоанн Марк, который оставил апостола в первом миссионерском путешествии, но присоединился к нему в Риме и стал связующим звеном между ним и Петром; некий Иисус, прозываемый Иустом, — еврей–христианин, оставшийся верным апостолу; Аристарх из Фессалоники, деливший с ним заключение; Тихик из Ефеса; Епафрас и Онисим из Колосс; Епафродит из Филипп; Димас, Пуд, Лин, Еввул и другие, удостоившиеся почетного упоминания в тюремных посланиях.[505] Они образовали замечательную группу благовестников и помогали престарелому апостолу в его трудах в Риме и других странах. С другой стороны, это побудило врагов Павла из числа иудействующих еще активнее противодействовать ему, они проповедовали Христа из зависти и любви к спорам; однако Павел, с его благородным самоотречением, был выше мелочного сектантства и издалека искренне радовался уже тому, что Христос проповедуется и Его Царство провозглашается. В Послании к галатам апостол бесстрашно защищал христианскую свободу от христианского законничества, но даже это убогое, ограниченное христианство он предпочитал язычеству, которое царило в Риме.[506]

Люди, обратившиеся стараниями христианских благовестников, своим числом, без сомнения, уступали двадцати тысячам евреев, а в языческом море столицы были всего лишь каплей, но все–таки их было немало — Тацит сообщает о «великом множестве» христиан, погибших во время Нероновых гонений 64 г.; Климент, описывая те же гонения, упоминает о «великом множестве избранных», которые были современниками Павла и Петра и «претерпели многие поругания и мучения и оставили среди нас [то есть римских христиан] прекрасный пример».[507]

Процесс формирования римской церкви всегда давал ученым мужам обильную пищу для споров и догадок. Как и большинство собраний за пределами Палестины, по своему составу эта церковь, несомненно, была смешанной, причем язычников в ней было больше, чем евреев. Однако оценить количество и соотношение язычников и евреев не представляется возможным.[508]

Нет причин полагать, что верующие в мгновение ока объединились и организовались в одно собрание. Христиане были рассеяны по всему огромному городу, их молитвенные собрания проходили в разных местах. Возможно, обращенные евреи и язычники образовали две отдельные общины или, скорее, две части одной христианской общины.

Павел и Петр, если они встретились в Риме (после 63), естественно, должны были соблюдать условия иерусалимского договора и разграничить сферы своей ответственности, насколько это было осуществимо, но в то же время поддерживать мир и согласие. Именно это обстоятельство, возможно, лежит в основе древнего и распространенного предания, которое называет основателями римской церкви обоих апостолов. Без сомнения, их присутствие и мученическая кончина укрепили связи между еврейскими и языческими собраниями. Однако окончательное слияние в единую организованную структуру, вероятно, произошло лишь после разрушения Иерусалима.

Это слияние было главным образом заслугой Климента, который, судя по всему, был первым старшим пресвитером единой римской церкви. Он удивительно подходил для роли посредника между учениками Петра и Павла, потому что на него самого влияние оказали оба апостола, хотя Павел — в большей степени. Написанное Климентом послание к коринфянам сочетает в себе характерные черты посланий Павла, Петра и Иакова и по праву названо «типичным документом, отражающим всеобъемлющие принципы и устремления, присущие единой Римской церкви».[509]

Во II веке мы уже не видим признаков существования двойной общины. Однако не только церковь, но и еретические школы — как еврейские, так и христианские — столь же рано обосновались в этом центре мира. Доказательством тому служит миф о путешествии Симона Волхва в Рим. Там проповедовали Валентин, Маркион, Праксей, Феодот, Савеллий и другие ересиархи. В языческом Риме к христианским сектам и ересям относились с терпимостью, в которой им впоследствии отказывал христианский Рим — до тех пор, пока в 1870 г., вопреки протестам папы, город не стал столицей единой Италии.

Вплоть до III века Римская церковь говорила на греческом языке. На нем Павел писал письма в Рим и из Рима; большинство верующих, упомянутых в Рим. 16, и первых епископов носило греческие имена; вся ранняя литература Римской церкви написана по–гречески; даже так называемый Апостольский символ веры, в том виде, в каком его приняла Римская церковь, был первоначально составлен на греческом языке. Первый латинский перевод Библии предназначался не для Рима, а для провинций, в особенности для Северной Африки. Греки и грекоговорящие пришельцы с Востока в то время были самой интеллигентной, предприимчивой и энергичной частью римского среднего класса. «Удачливые торговцы, искусные ремесленники, верные слуги в богатых домах — почти все должности и занятия, доступные простому люду, принадлежали грекам».[510]

Огромное большинство римских христиан до самого конца II века принадлежало к низшим слоям общества. Это были ремесленники, вольноотпущенники, рабы. Гордая римская аристократия с ее богатствами, властью и знаниями презирала Евангелие, считая его плебейским суеверием. Литераторы того времени вовсе о нем не упоминали или упоминали походя, с явным пренебрежением. Между духом христианства и духом старого Рима существовало острое и непримиримое противоречие, и они рано или поздно должны были сойтись в смертельной схватке.

Однако в Риме, так же как в Афинах и Коринфе, случались и немногочисленные замечательные исключения из общего правила.

Павел упоминает о том, что он добился некоторых успехов, проповедуя солдатам преторианской гвардии и слугам из императорского дома.[511]

Возможно, Павел познакомился с философом–стоиком Аннеем Сенекой, учителем Нерона и другом Бурра, — во всяком случае, он был знаком с братом Сенеки, Аннеем Галлионом, проконсулом Коринфа, а впоследствии — Рима, который в то время был в столице и, вероятно, поддерживал служебные отношения с префектом претории Бурром, в чьем ведении как арестант находился Павел. Однако история об обращении Сенеки и о его переписке с Павлом, без сомнения, придумана христианами из благих побуждений; даже если она истинна, она не делает чести христианству, поскольку Сенека, как и лорд Бэкон, из–за своей скупости и подлости изменил собственным нравственным принципам.[512]

Помпония Грецина, жена покорителя Британии Авла Плавтия, которая в 57 или 58 г. предстала перед судом за «чужеземное суеверие» (но была оправдана своим мужем) и терпела постоянные скорби до самой своей смерти в 83 г., вероятно, была первой христианкой среди римских аристократок, предшественницей Павлы и Евстохии, спутниц Иеронима.[513] Клавдию и Пуда, от которых Павел передает привет (2 Тим. 4:21), некоторые остроумно отождествляют с супругами Клавдией и Пудом, о которых с уважением отзывался в своих эпиграммах Марциал, но это вряд ли справедливо.[514]

Поколение спустя двух родственников императора Домициана (81 — 96), консула (в 95) Т. Флавия Климента и его жену Флавию Домитиллу, обвинили в «атеизме», то есть в приверженности к христианству, и приговорили мужа к смерти, а жену — к ссылке (96 г. по Р.Х.).[515] Недавние раскопки в катакомбах Домитиллы, рядом с катакомбами Каллиста, доказывают, что христианскую веру приняла целая ветвь семьи Флавиев. Эта перемена произошла в течение пятидесяти–шестидесяти лет после того, как христианство пришло в Рим.[516]

Примечания:

3

Известное высказывание Тертуллиана, жившего во времена гонений. Совершенно иная оценка мученичеству дана в арабской пословице: «Чернила ученого драгоценнее крови мучеников». Справедливая же оценка исходит из качеств ученого и свершений мученика, а также принимает во внимание ту цель, ради которой один живет, а другой умирает.

4

См. F. Piper: Einleitung in die monumentale Theologie. Gotha, 1867.

5

Это новое слово придумано по аналогии с немецким термином vor–reformatorisch и обозначает эпоху предшественников Реформации, или «реформаторов до Реформации», как Ульман называет Виклифа, Гуса, Савонаролу, Весселя и других. Этот термин, как, впрочем, и любой другой, отражает лишь одну точку зрения на исторический период, разделяющий Бонифация VIII и Лютера.

34

B 1885 г. Хазе начал издавать свои «Лекции по церковной истории» в 3 т.

35

Английский перевод на основе 9–го изд. сделал Дж. Макферсон, 1889, 3 vols.

36

Histoire de la Reformation du 16 siecle. Paris, 1835 sqq., 4^th ed. 1861 sqq., 5 vols. Histoire de la Reformation en Europe au temps de Calvin. Paris, 1863 sqq. Немецкий перевод обоих сочинений, Stuttgart (Steinkopf), 1861 and 1863 sqq. Английский перевод неоднократно переиздавался (с различными изменениями) в Англии и Соединенных Штатах Американским обществом распространения брошюр (American Tract Society) и издательством «Carter & Brothers». В издании Картера (N. York, 1863 — 1879) 5 томов посвящены лютеранской Реформации и 8 томов — Реформации во времена Кальвина. Последние три тома второй части перевел и опубликовал после смерти автора У. Л. Кейтс. Из–за случайной ошибки д–ра Мерля знают в Англии и Америке под именем д'Обинье, хотя это всего лишь прозвище, унаследованное им от предков–гугенотов.

37

Jesus Christ, son temps, sa vie, son ?uvre. Paris, 1866. Histoire de trois premiers siecles des l'eglise chretienne. Paris, 1858 sqq. Немецкий перевод Фабариуса (Leipzig, 1862 — 1865), английский перевод Анни Харвуд. Lond. and N. York, 1870 sqq., 4 vols. Вытеснено пересмотренным изданием оригинала, Paris, 1887 sqq.

38

Vie de Jesus. Paris, 1863, и множество изданий на разных языках. Эта книга произвела даже больший фурор, чем Leben Jesu Штрауса, но она очень поверхностна и превращает евангельскую историю в роман с противоречащим самому себе и невозможным героем. Данная книга представляет собой первый том «Истории происхождения христианства» Ренана (Histoire des origines du christianisme). Другие тома: 2. Les Apotres, Paris, 1866; 3. St. Paul, 1869; 4. L'Antechrist, 1873; 5. Les evangiles et la seconde generation des chretiens, 1877; 6. L'eglise chretienne, 1879; Marc–Aurele et la fin du monde antique, 1882. Двадцатилетний труд. Ренан, по его собственным словам, писал «не движимый никакой иной страстью, кроме сильнейшего любопытства».

39

Кардинал Ньюман незадолго до своего перехода из Оксфордского трактарианского движения в католицизм (в своем эссе «Становление христианского учения», 1845) провозгласил «безбожника Гиббона основным, а возможно, и единственным английским писателем, у которого есть хоть какое–то право претендовать на звание церковного историка». Конечно, это уже не соответствует действительности. Д–р Мак–Дональд в своем эссе «Был ли Гиббон безбожником?» (Bibliotheca Sacra, July 1868, Andover, Mass.) попытался снять с него обвинение в безбожии. Но Гиббон был несомненным деистом, и на него глубоко повлиял скептицизм Юма и Вольтера. Еще студентом в Оксфорде он обратился в католицизм, прочитав «Разновидности протестантизма» Боссуэта, а впоследствии переметнулся в безбожие, лишив себя даже лучика надежды на какое–либо бессмертие, за исключением того, что дает слава. См. его «Автобиографию», гл. VIII, и его письмо к лорду Шеффилду от 27 апреля 1793 г., где он пишет, что его «единственным утешением» перед лицом смерти и жизненных испытаний было «присутствие друга». Лучшее издание трудов Гиббона напечатал У. Смит.

40

London, 1794 — 1812; нов. изд. Грэнтама, 1847, 4 vols., 1860 и др. издания. Немецкий перевод Мортимера, Gnadau, 5 vols.

41

Переиздана (Harper & Brothers, New York, 1885). Смит дословно позаимствовал значительную часть своего «Учебника» из моей «Церковной истории», но должным образом указал на мое авторство. Другое сочинение по церковной истории, написанное автором, живущим ближе к моей родине, эксплуатирует мою книгу даже в большей степени и не столь честным образом.

42

The History of Christianity from the Birth of Christ to the Abolition of Paganism in the Roman Empire, Lond. 1840, revised ed., Lond. and N. York (Middleton), 1866, 3 vols. Более важна его «История латинского христианства до понтификата Николая V», до 1455 г. (History of the Latin Christianity to the Pontificate of Nicholas V, Lond. and N. York, 1854 sqq., 8 vols. Мильман также написал «Историю евреев» (History of the Jews, 1829, revised 1862, 3 vols.) и выпустил издание «Заката и падения» Гиббона с полезными примечаниями. Полное собрание исторических трудов Мильмана было издано в Лондоне (1866 — 1867, 15 vols, octavo).

43

Lectures on the History of the Eastern Church, Lond. and N. York, 1862; читались в Оксфорде. Это не полная история, а ряд ярких описаний наиболее интересных личностей и событий из истории Восточной церкви. Lectures on the History of the Jewish Church, Lond. and N. York, 1862 — 1876, in 3 vols. Независимая и искусная адаптация взглядов и выводов «Истории Израиля» (Geschichte Israel's) Эвальда, которой Стэнли отдает дань уважения в предисловии к 1–му и 3–му томам. Сочинения Стэнли «Исторические хроники Кентерберийского собора» (Historical Memorials of Canterbury Cathedral, 1855, 5^th ed. 1869) и «Исторические хроники Вестминстерского аббатства» (Historical Memorials of Westminster Abbey, 1867, 4^th ed. 1874) важны для английской церковной истории. Его «Лекции по истории шотландской церкви» (Lectures on the History of the Church of Scotland, 1872) доставили удовольствие умеренным и либеральным, но не понравились ортодоксальным пресвитерианам, соотечественникам Нокса и Вальтера Скотта.

44

«Жизнь Христа» (Life of Christ) Фаррара впервые вышла в Лондоне (1874, 2 vols.) и до 1879 г. выдержала тридцать изданий, включая американские перепечатки. Life and Work of St. Paul, Lond. and N. York, 1879, 2 vols.; The Early Days of Christianity, London and New York, 1882, 2 vols.; Lives of the Fathers, Lond. and N.Y. 1889, 2 vols.

45

History of the Church of Christ in (16) Chronological Tables. N. York (Charles Scribner), 1860. «Хронологические таблицы к истории Церкви» Вайнгартена (Zeittafeln zur Kirchengeschichte, 3^d ed., 1888) не столь полны, но имеют более удобный размер.

46

См. доклад Шаффа «Христианство в Соединенных Штатах Америки» (Christianity in the United States of America), подготовленный для VII Генеральной конференции Евангелического альянса (Базель, сент. 1879) и напечатанный в материалах этой конференции, а также в работе Шаффа «Церковь и государство в США» (Church and State in the U. S., N. York, 1888).

47

Кол. 1:16; Агг. 2:7; Мк. 1:15; Гал. 4:4.

48

Быт. 3:15.

49

Ин. 1:5; Рим. 1:19–20; 2:14–15.

50

Деян. 14:16.

51

Деян. 17:26–27.

345

Имя Павел («маленький») — всего лишь эллинизированная или латинизированная форма его еврейского имени Савл («желанный»), оно никак не связано ни с собственным обращением Павла, ни с обращением Сергия Павла Кипрского. Среди евреев того времени часто встречались подобные двойные имена: Гиллель и Поллион, Кифа и Петр, Иоанн и Марк, Варнава и Иуст, Симеон и Нигер, Сила и Силуан. Возможно, Павел получил свое латинское имя еще в юности, которую провел в городе Тарсе как римский гражданин. Родовое имя Павел (Paulus) носили многие известные римские семьи: Эмилии, Фабии, Юлии и Сергии. Апостол пользовался этим именем в общении с язычниками и во всех своих посланиях. См. Hist. Ар. Ch., р. 226, и мои примечания к толкованию Ланге стиха Рим. 1:1.

346

Когда Павел писал свое Послание к Филимону в 63 г. по P. X., он уже был довольно пожилым человеком (?????????, Флм. 9), то есть ему было не менее 60 лет. По словам Гиппократа, мужчину называли ????????? в возрасте 49 — 56 лет, а в более позднем возрасте — ?????, senex. Павел употребляет это слово в письме младшему другу и ученику, поэтому не стоит понимать его слишком буквально. Вальтер Скотт называл себя «седым стариком» в 55 лет. Павел еще был «юношей» (???????, Деян. 7:58) во время казни Стефана, которая состоялась, вероятно, в 37 г. Слово ??????? имело довольно широкое значение, однако, исходя из того факта, что синедрион счел возможным поручить будущему апостолу очень важное дело, ему, скорее всего, было не менее 30 лет. Филон считает, что мужчину называли ??????? до 28 лет, Ксенофонт — до 40 лет. См. толкование Лайтфутом Флм. 9, а также Farrar, I, 13–14.

347

Флп. 3:5. Евреем по происхождению и образованию, но эллинистом, то есть иудеем диаспоры, по рождению, Деян. 22:3. Вероятно, его родители были палестинцами. Такое толкование могло бы объяснить происхождение записанного Иеронимом («О знаменитых мужах», гл. 5) ошибочного предания о том, что Павел родился в галилейском городе Гискала, а после захвата этого города римлянами вместе с родителями эмигрировал в Тарс. Но оккупация Гискалы произошла только в 67 г. по P. X.

348

См. потрясающие слова об этом в Флп. 3:8–10 и 1 Кор. 2:1–2.

349

Гал. 1:14: «…и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий».

350

Ссылки и аллюзии на ветхозаветные Писания в изобилии присутствуют в Галатам, Римлянам и 1 и 2 Коринфянам, но отсутствуют в 1 и 2 Фессалоникийцам, Колоссянам и Филимону, а также в речи Павла перед афинскими язычниками, которым он приводил примеры не из Моисея и пророков, а из их же собственных поэтов.

351

Например, он опирается на собирательное значение слова «семя» (??????, zero) в Гал. 3:16, аллегорически толкует образы Агари и Сары в Гал. 4:22–31, а также скалы в пустыне, 1 Кор. 10:1–4. См. соответствующие комментарии.

352

1 Кор. 15:33. ?????????? ??? ?????? ??????? ?????, «худые сообщества развращают добрые нравы».

353

Тит. 1:12. ?????? ??? ???????, ???? ?????, ???????? ?????, «критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые». Поскольку Эпименид и сам был родом с Крита, его презрительный и уничижительный отзыв о своих соотечественниках послужил основой для логического парадокса: «Эпименид называет всех критян лжецами; Эпименид критянин; следовательно, Эпименид лжец; следовательно, критяне не лжецы; следовательно, Эпименид не лжец» и т.д.

354

Деян. 17:28. ??? [поэтическое сокращение от ??????] ??? ??? ????? ?????, «мы Его и род». В точно таком виде этот отрывок встречается в 5–м стихе поэмы Арата «Явления» в следующем контексте:

…Мы все очень нуждаемся в Зевсе,
Ибо мы его и род;
Исполненный милости, он оказывает людям
Знаки расположения…

Поэт–стоик Клеанф («Гимн Зевсу», 5) использует это же выражение в обращении к Юпитеру, ?? ??? ??? ????? ?????, а также в своей «Золотой поэме»: ????? ??? ????? ???? ?????????. Можно также процитировать похожий отрывок из Пиндара (6–я «Немейская ода»), о котором не упоминают толкователи: «?? ??????, ?? ???? ?????, ?? ???? ?? ??????? ?????? ?????????, «одна раса людей и богов; одна мать нам всем дает дыханье».

Очевидно, однако, что языческие авторы этих отрывков вкладывали в свои слова материалистический и пантеистический смысл, считая земную природу матерью людей и богов. Павел в своем искусном выступлении перед афинянами не одобрил их заблуждение, но признал, что в пантеизме есть частица истины — а именно, вера в божественное происхождение человека и в имманентность Бога по отношению к миру и человечеству.

355

?? ???????? ??? ??????, Гал. 4:3,9. См. Hilgenfeld, Einleitung, p. 223. Тирш полагает (с. 112), что Павел был знаком с «Никомаховой этикой» Аристотеля и что его диалектика имеет, скорее, классические, нежели раввинистические черты; но это едва ли справедливо. В Рим. 5:16,18 Павел использует слово ???????? в Аристотелевом смысле юридического постановления (Rechtsausgleichung). См. «Никомахову этику», ст. 10, а также монографию Рота по поводу Рим. 5:12–21. Баур сравнивает стиль Павла со стилем Фуикидида.

356

Фаррар насчитывает «более пятидесяти образчиков тридцати фигур речи в греческом языке апостола Павла» (Farrar, I, 629 sq.), и этот факт, несомненно, опровергает утверждение Ренана, что Павел в Тарсе не мог получить даже элементарных познаний в грамматике и риторике.

357

? 1 Кор. 9:1 речь идет о видении Христа в Дамаске. Во 2 Кор. 5:16 («если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем») оборот ?? ??? (quamquam, «хотя даже», wenn auch), похоже, фиксирует некий факт, в отличие от оборота ??? ?? (etiam si, «даже если», selbst wenn), который предполагает гипотезу; но здесь подчеркивается различие между внешним, плотским познанием Христа в Его смирении и земной жизни или поверхностным знакомством, основанным на слухах, — и духовным, эмпирическим познанием Христа в Его славе. Фаррар (I. 73 sqq.) отмечает, что Павел тотчас обратился бы, если бы действительно знал и слышал Иисуса.

358

Лука называет его изготовителем палаток, ??????????, в Деян. 18:3. В основном палатки делали из грубой шерсти киликийской козы (???????? ??????, так называли и грубого человека). Они пользовались спросом у пастухов, путешественников, моряков и солдат. Из этой же ткани делали плащи, обувь и постели. Память о киликийском происхождении этого материала сохраняется в латинском слове cilicium и во французском cilice, которые обозначают шерстяную ткань. Гамалиилу принадлежит афоризм, гласящий, что «любого рода знания, которым не сопутствует ремесло, бесцельны и ведут ко греху».

359

Деян. 23:16.

360

В 1 Кор. 9:5 (написано в 57 г. по P. X.) он говорит, что имеет такое же право на семейную жизнь, как Петр и другие апостолы и братья Господа; но в 1 Кор. 7:7–8 он пишет, что, в силу своего особого положения, предпочитает оставаться неженатым. Климент Александрийский, Эразм и другие полагали, что апостол был женат, и считали его женой Сизигию, упомянутую в Флп. 4:3 {синод, «сотрудник»}. Эвальд считает, что Павел стал вдовцом еще до своего обращения (VI. 341). Такого мнения придерживается и Фаррар (I. 80), который находит в 1 Кор. 7:8 указание на то, что Павел причислял себя к вдовцам: «Безбрачным [то есть вдовцам, для обозначения которых не было какого–то отдельного слова] же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я». Фаррар подчеркивает тот факт, что евреи во все времена придавали супружеству большое значение, считали его нравственным долгом (Быт. 1:28) и предпочитали ранние браки. Он также утверждает (I. 169), что Павел, как член синедриона (ведь он голосовал за осуждение христиан, Деян. 26:10), должен был, согласно учению Гемары, иметь собственную семью. Ренан считает (гл. VI), что у Павла была не просто духовная связь с сестрой Лидией из Филипп и что именно ее Павел в Флп. 4:3 называет своей ?????? ??????, то есть своей истинной сотрудницей или спутницей (conjux), поскольку он вряд ли мог умолчать о ней, упомянув в предыдущем стихе двух диаконисе, Еводию и Синтихию, о которых больше ничего не известно. Существительное ??????? может быть либо мужского, либо женского рода и может либо означать сотрудника в широком смысле, либо выступать в роли имени собственного. На роль такого сотрудника предлагали Епафродита, Тимофея, Силу, Луку. Но Павел, вероятно, обращается к человеку по имени ??????? и строит на его имени игру слов: «Сотрудник по имени и сотрудник на деле». См. аналогичную игру слов в Флм. 10–11 (????????, то есть «Полезный», — ????????, ?????????, «негоден», «годен»). См. примечания Майера и Ланге (Брауна и Хэкетта) к этим отрывкам.

361

2 Кор. 10:10: ? ???????? ??? ??????? ???????, ??? ? ????? ????????????, — или, если следовать Ватиканскому кодексу, ?????????????, что означает то же самое. См. 2 Кор. 10:1, где Павел говорит о том, что он «скромен» между коринфянами (???? ???????? ????????). Он проигрывал в сравнении с Варнавой (Деян. 14:12).

362

Это фраза из предания, сохранившегося в апокрифических «Деяниях Павла и Феклы». См. описание, процитированное выше, в начале §29. В других описаниях, в «Филопатрии» Псевдо–Лукиана (II или, более вероятно, IV век), в сочинениях Малалы Антиохийского (VI век) и Никифора (XV век), Павел изображен маленьким, лысым, с большим орлиным носом, седыми волосами и густой бородой, светло–серыми глазами, немного сгорбленным и сутулым, но интересным и привлекательным. См. Lewin, St. Paul, II. 412. Самый древний сохранившийся портрет Павла, предположительно конца I или начала II века, был найден в усыпальнице Домитиллы (из рода Флавиев), на большом бронзовом медальоне, который хранится в библиотеке Ватикана. На этом медальоне изображены Павел слева и Петр справа. Оба лица далеко не красивы, но исполнены достоинства; Павел выглядит менее привлекательным, чем Петр, у него явно больные глаза, приоткрытый рот, лысая голова и короткая густая борода, но он имеет задумчивый, серьезный и величавый вид. См. Lewin, II. 211. Златоуст в одной из бесед называет Павла человеком ростом в три локтя (? ???????? ????????). Лютер фантазировал: «St. Paulus war ein armes durres Mannlein, wie Magister Philippus» (Меланхтон). Поэтическое описание, составленное Дж. X. Ньюманом, можно найти у Фаррара (I. 220), а Пламптре (в приложении к своему «Толкованию книги Деяний») приводит его наряду со своим собственным. Ренан («Апостолы»), основываясь отчасти на посланиях Павла, отчасти на апокрифических источниках, рисует такой поразительный образ апостола: «Он был обаятелен, обладал прекрасными манерами, его письма являют нам гениального человека возвышенных устремлений, хотя их стиль хромает. Никакая другая переписка не может похвастаться столь редкой учтивостью, тонкими оттенками смысла, милой скромностью и сдержанностью. Раз или два нас ранит его сарказм (Гал. 5:12; Флп. 3:2). Но что это за наслаждение! Что за обилие прелестных слов! Что за оригинальность! Внешность Павла не соответствовала величию его души. Он был уродлив, невысок ростом, дороден, у него была маленькая лысая бледная голова, орлиный нос, пронизывающий взгляд, темные брови, а его лицо скрывала густая борода. Речь, затрудненная и неграмотная, не могла выразить всего его красноречия. Он с редкой тактичностью превратил изъяны своей внешности в достоинства. Среди евреев есть люди величайшей красоты и люди совершенно невзрачные (des types de la plus grande beaute et de la plus complete laideur); но иудейская невзрачность — единственная в своем роде. Странные лица, на первый взгляд вызывающие смех, когда их оживляет свет мысли, приобретают особенное, глубокое и величественное выражение (une sorte d'eclat profond et de majeste)».

363

2 Кор. 12:7–9; Гал. 4:13–15. См. также 1 Фес. 2:18; 1 Кор. 2:3; 2 Кор. 1:8–9; 4:10. Из числа многих возможных болезней лишь три — мигрень, острая офтальмия и эпилепсия — соответствуют намекам Павла, которые за давностью времени непонятны для нас, но были ясны для его друзей. Тертуллиан и Иероним, следуя древнему преданию, склоняются в пользу мигрени; Левин, Фаррар и многие другие — в пользу заболевания глаз, вызванного воспалением из–за ослепительного света, который осиял Савла на дороге в Дамаск (Деян. 9:3,17–18; 22:13; 26:13; Гал. 4:15); Эвальд и Лайтфут — в пользу эпилепсии, ссылаясь на пример из жизни короля Альфреда (Мохаммед послужил бы более удачным примером). Другие предположения о внешних или духовных проблемах (гонения, плотские искушения, тяжелый характер, сомнения, уныние, богохульные внушения сатаны и т. п.) исключаются путем строгой экзегезы двух основных текстов, 2 Кор. 12 и Гал. 4, которые указывают на физическое заболевание. См. пояснение относительно жала в плоти Павла в моем толковании Гал. 4:13–15 (Pop. Com., vol. III).

364

2 Кор. 4:7; 12:9–10.

365

Деян 9:4, здесь используется еврейская форма имени, ?????, ?????, а не обычное греческое ??????, как в стихах Деян. 9:8,11,22,24 и т.д.

366

2 Кор. 5:17; Гал. 6:15.

367

Деян. 9; 22; 26. Эти описания ни в коем случае не повторяют друг друга, но видоизменяют и приспосабливают одну и ту же историю к нуждам конкретной аудитории в определенных условиях, и каждое из них, в соответствии с обстоятельствами, подчеркивает какую–то интересную деталь. Это убедительно продемонстрировал декан Хаусон в составленных им совместно с каноником Спенсом «Комментариях к Книге Деяний». Расхождения между описаниями легко объяснимы. Они касаются главным образом реакции спутников Павла, которые видели свет, но не видели Самого Христа, и слышали голос, но не могли разобрать слова. Это видение предназначалось им не в большей степени, чем явление воскресшего Господа — солдатам, охранявшим гроб. Вероятно, это были воины из левитской храмовой стражи, которые должны были арестовывать христиан и отводить их в Иерусалим.

368

Гал. 1:15–16; 1 Кор. 9:1; 15:8–9; 2 Кор. 4:6; Флп. 3:6; 1 Тим. 1:12–14.

369

2 Кор. 4:6.

370

Гал. 1:1,11–12,15–18.

371

Это вытекает из его слов, сказанных царю Агриппе, Деян. 26:19.

372

Деян. 26:14. Христос сказал ему: ??????? ??? ???? ?????? ?????????. Это вошедшее в поговорку выражение греческие авторы использовали для описания упрямого вола, которого погонщик понукает острой пикой. Вол может упрямиться и зачастую так и делает, но тем самым лишь усиливает боль. Мы можем упорствовать, но это не принесет нам никакой пользы.

373

Рим. 7:7–25. Этот замечательный отрывок описывает, как изменяется человеческое сердце на пути к Богу: от языческого состояния плотской безопасности, в котором грех мертв, потому что человек о нем не знает, через иудейское состояние конфликта с законом, когда грех, спровоцированный божественной заповедью, пробуждается к жизни, а более высокая и благородная часть человеческой природы тщетно пытается победить это чудовище, — до тех пор, пока благодать Божья во Христе, наконец, не одерживает победу. Некоторые величайшие мыслители — Августин, Лютер, Кальвин — распространяют этот конфликт и на возрожденное состояние человека; но это состояние описано Павлом в главе Рим. 8, которая заканчивается торжественным победным гимном.

374

Флп. 3:6, ???? ??????????? ??? ?? ???? ????????? ????????.

375

??. 10:21.

376

Обращаясь к Петру в Антиохии (Гал. 2:11–21), Павел рассказал о своем духовном опыте и изложил суть своего Евангелия, подчеркнув его отличия от евангелия иудействующих. См. Гал. 3:24; 5:24; 6:14; Рим. 7:6–13; Кол. 2:20.

377

1 Кор. 2:2; Гал. 6:14; Рим. 4:24–25.

378

1 Кор. 15:9–10; см. также Еф. 3:8: «Мне, наименьшему из всех святых, дана благодать сия»; 1 Тим. 1:15–16: «спасти грешников, из которых я первый» и т.д.

379

Рим. 9:2–3; см. также Исх. 32:31–32.

380

Павел никогда не причислял себя к Двенадцати. Он всегда отделял себя, апостола для необрезанных, от апостолов для обрезанных, однако нисколько не уступал им в авторитете (Гал. 2:7–9). В наших словах нет намека на то, что избрание Матфия (Деян. 1:26) было ошибкой нетерпеливого Петра; правильность этого выбора была тут же подтверждена сошествием Святого Духа.

381

По поводу свидетельства Павла об истинности христианства см. §22. Ко всему уже сказанному я хотел бы добавить удачное замечание Фаррара (I. 202): «Невозможно, — говорит он, — преувеличить важность обращения апостола Павла как одного из доказательств истинности христианства… О чем он свидетельствует, говоря об Иисусе? О почти каждом факте первостепенной важности касательно Его воплощения, жизни, страданий, предательства, последней вечери, суда, распятия, воскресения, вознесения и небесной славы… События, на которые опирается апостол, отстаивая Божественность Христа, произошли на глазах у современников. Ему не приходилось иметь дело с переменчивой критикой и с нападками на достоверность источников. Он мог апеллировать не к древним документам, а к живым людям; он мог анализировать не обрывки рукописей, а реально существующие факты. В его распоряжении была тысяча способов удостовериться в подлинности или вымышленности факта Воскресения, который он прежде столь горячо и презрительно отрицал. Принимая эту наполовину уничтоженную, всеми ненавидимую веру, он мог потерять все, но не мог получить ничего существенного; и все–таки, несмотря ни на что, фарисей Савл стал свидетелем воскресения, проповедником Креста, сдавшись под натиском фактов, которых не мог отрицать».

382

См. Ph. Schaff, History of the Creeds of Christendom, I. 426 sqq.

383

С такой оценкой вполне согласен Ренан, который, однако, не испытывает большой симпатии ни к апостолу, ни к реформатору и считает их богословие устаревшим. «В общем из исторических личностей, — пишет он, — больше всех похож на апостола Павла Лютер. У обоих та же несдержанность в речах, та же страсть, энергия, благородная независимость, та же доходящая до неистовства преданность тезису, принимаемому за абсолютную истину» («Апостол Павел», конец XXII главы). Последняя ремарка Ренана в этой работе звучит так: «Произведение, наиболее близкое по духу к Посланию к галатам, — De Captivitate Babylonica Ecclesi? {"О вавилонском пленении церкви"}».

384

Подробное описание душевных борений Лютера в Эрфурте см. в Kostlin, Martin Luther (1875), I. 40 sqq., 61 sqq.

385

См. раздел о воскресении Христа, §19.

386

Об этом сообщает Епифаний, «Панарион», XXX. 16.

387

В«Беседах» Климента, XVII, гл. 19, Симон Петр говорит Симону Волхву: «Если наш Иисус явился тебе в видении (??' ???????? ??????), открылся тебе и разговаривал с тобой, то лишь как Тот, Кто разгневан на Своего врага (?? ??????????? ???????????). Именно поэтому Он говорил с тобой через видения и сны (??' ???????? ??? ????????) или через откровения, приходившие извне (? ??? ??' ??????????? ?????? ?????). Но можно ли какого человека признать достойным получать наставление через видения? (??' ????????)… И как мы поверим твоему слову, когда ты говоришь нам, что Он явился тебе? Но если ты видел Его, если Он учил тебя, если ты хоть на один час стал Его апостолом, провозглашай Его слова, истолковывай Его высказывания, люби Его апостолов, не спорь со мной — с тем, кто был Его спутником. Ибо сейчас ты выступаешь против меня, твердой скалы, основания Церкви (??????? ??????, ???????? ?????????, ср. ??. 16:18). Если бы ты не был мне противником, ты бы не обвинял меня и не поносил бы истину, которую я проповедую, таким образом, что когда я говорю о том, что слышал от Господа своими собственными ушами, мне не верят, словно я несомненно осужден и не выдержал испытания [???????? ?????, согласно изначальному тексту, восстановленному Лагардом, а не ?????????????, «с хорошей репутацией»]. Но если ты говоришь, что я «признан негодным» (?? ????????????? ?? ??????, ср. Гал. 2:11), ты обвиняешь Бога, Который открыл мне Христа, и оскорбляешь Того, Кто провозгласил меня блаженным ради откровения (Мф. 16:17). Если же ты действительно желаешь быть сотрудником в деле истины, прежде всего научись от нас тому, чему мы научились от Него, и, став учеником истины, стань мне соработником».

Намеки на явление Христа Павлу и на его спор с Петром в Антиохии очевидны — именно они послужили Бауру главной причиной, чтобы отождествить Симона Волхва с Павлом. Но это, вероятно, лишь случайное совпадение. В образе Симона Волхва воплощены все антииудейские ереси, равно как в образе Петра — все истины.

388

Эту теорию предложили так называемые «вульгарные» рационалисты, исповедующие деизм (в противоположность спекулятивным рационалистам, исповедующим пантеизм), а Ренан в своих «Апостолах» (гл. X) вдохнул в нее новую жизнь и придал ей риторическое изящество. «Каждый шаг по направлению к Дамаску, — говорит выдающийся французский академик, — пробуждал в Павле горькое раскаяние; постыдная роль палача была для него невыносима; ему казалось, что он идет против рожна; на депрессию накладывалось утомление от путешествия; внезапно у него началась сильная лихорадка; кровь прилила к голове; разум заполнила картина полуночной тьмы, разрываемой вспышками молний; вероятно, на горе Ермон разразилась одна из тех непредсказуемых бурь, ярость которых не знает себе равных; для иудея же звук грома был гласом Божьим, а молнии — Божьим огнем. Внезапный приступ страха, несомненно, бросил гонителя наземь и лишил его чувств; в горячечном бреду он по ошибке принял вспышки молний за небесное видение, а раскаты грома — за глас с небес; воспаление глаз, первый признак офтальмии, усугубило его заблуждение. Страстным натурам свойственно бросаться из одной крайности в другую; одно мгновение зачастую определяет всю дальнейшую жизнь; не остается ничего, кроме догматичной веры. Павел направил свой фанатизм на другой объект; своей смелостью, своей энергией, своей решительностью он спас христианство, которое в ином случае угасло бы, подобно учению ессеев, не оставив ни следа в истории. Он — основатель независимого протестантизма. Он воплощает в себе 1е christianisme conquerant et voyageur. Иисус и не мечтал о таких учениках; но именно благодаря им Его дело все еще живо и будет существовать вечно». Образ великого апостола, выведенный Ренаном в этой книге и, в еще большей степени, в книге «Апостол Павел», почти так же странен и непоследователен, как и его небылицы о Спасителе в «Жизни Иисуса», и в нем почти так же перемешались правда и вымысел.

389

К их числу относятся Штраус (Leben Jesu, §138, в связи с воскресением Христа), Баур (с гораздо большей серьезностью и убежденностью, Paul, p. I, ch. 3), а также вся тюбингенская школа, Хольстен, Гильгенфельд, Липсиус, Пфлайдерер, Хаусрат и автор труда Supernatural Religion (III. 498 sqq.). Баур в конечном счете отвергает эту теорию как несостоятельную. Однако Хольстен очень тщательно и остроумно воспроизвел и отстаивал эту теорию в своем эссе Christusvision des Paulus, опубликованном в альманахе Гильгенфельда «Zeitschrift» за 1861 г. В. Бейшлаг (из Галле) весьма талантливо опроверг его доводы в статье Die Bekehrung des Paulus mit besonderer Rucksicht auf die Erklarungsversuche von Baur und Holsten, опубликованной в альманахе «Studien und Kritiken» за 1864 г. (pp. 197–264). Потом Хольстен издал дополненный текст своего эссе в виде книги под названием Zum Evang. des Paulus und des Petrus (1868), включив в нее пространный ответ Бейшлагу. Пфлайдерер вновь изложил теорию галлюцинации в Гиббертовских лекциях в 1885 г.

Против этой современной теории галлюцинации выступали и некоторые английские авторы. R. Macpherson, The Resurrection of Jesus Christ (полемика со Штраусом), Edinb., 1867, Lect. XIII, pp. 316–360; G. P. Fisher: Supernatural Origin of Christianity, N. York, new. ed. 1877, pp. 459–470, см. его же эссе «St. Paul» в сборнике Discussions in History and Theology, N. Y. 1880, pp. 487–511; A. B. Bruce (из Глазго): Paul's Conversion and the Pauline Gospel, в журнале «Presbyt. Review» за октябрь 1880 г. (полемика с Пфлайдерером, чью работу о взглядах Павла Брюс называет «экзегетическим оправданием и философским расточением реформатского понимания богословия Павла»).

390

Он описывает это событие как ???????? ??????? (Деян. 26:19) и говорит, что видел Христа и что Христос явился ему (1 Кор. 9:1; 15:8). Когда женщины увидели ангелов около гроба воскресшего Господа, Лука также описал это как ??????? ??? ??????? (Лк. 24:23). Но даже Петр, не такой скептик, как Павел, прекрасно умел отличать реальное событие (?????? ?????????) от чисто субъективного видения (?????), Деян. 12:9. Объективные видения — это божественное откровение, получаемое через органы чувств; субъективные видения — это галлюцинации и обман.

391

Гал. 1:16, ?????????? ??? ???? ????? ?? ????, «во мне, в глубине моей души и совести».

392

Баур был склонен обвинять в этой ошибке автора Деяний и приписывал Павлу более правильное понимание христофании, явления Христа, как чисто внутреннего события или «духовного явления Христа в глубине его самосознания» (Гал. 1:16, ?? ????); но это противоречит тому, что пишет сам Павел в 1 Кор. 9:1; 15:8. Хольстен признает, что Павел, не будучи полностью убежден в объективной реальности христофании, никогда бы не пришел к выводу, что распятый был воскрешен к новой жизни всемогущей силой Бога. Хольстен ясно излагает свою точку зрения (р. 65): «Der glaube des Paulus an Jesus als den Christus war folge dessen, dass auch ihm Christus erschienen war (1 Cor. 15:8). Diese vision war fur das bewusstsein des Paulus das schauen einer objectiv–wirklichen, himmlischen gestalt, die aus ihrer transcendenten unsichtbarkeit sich ihm zur erscheinung gebracht habe. Aus der Wirklichkeit dieser geschauten gestalt, in welcher er den gekreuzigten Jesus erkannte, folgerte auch er, dass der kreuzestote zu neuem leben von der allmacht Gottes auf erweckt worden, aus der gewissheit der auferweckung aber, dass dieser von den toten auferweckte der sohn Gottes und der Messias sei. Wie also an der Wirklichkeit der auferweckung dem Paulus die ganze Wahrheit seines evangelium hangt (vgl. 1 Cor. 15, 12 f.), so ist es die vision des auferweckten, mit welcher ihm die Wahrheit des messiasglaubens aufging, und der Umschwung seines bewusstseins sich vollendete.

Diese vision war fur Paulus der eingriff einer fremden transcendenten macht in sein geistesleben. Die historische kritik aber unter der herrschaft des gesetzes der immanenten entwicklung des menschlichen geistes aus innerweltlichen causalitaten muss die vision als einen immanenten, psychologischen akt seines eigenen geistes zu begreifen suchen. Ihr liegt damit eine ihrer schwiezigsten aufgaben vor, eine so schwierige, dass ein meister der historischen kritik, der zugleich so tief in das wesen des paulinischen geistes eingedrungen ist, als Baur, noch eben erklart hat, dass "keine, weder psychologische, noch dialektische analyse das innere geheimnis des aktes erforschen konne, in welchem Gott seinen sohn dem Paulus enthullte". Und doch darf sich die kritik von dem versuch, dies geheimnis zu erforschen, nicht abschrecken lassen. Denn diese vision ist einer der entscheidendsten punkte fur ein geschichtliches begreifen des Urchristentums. In ihrer genesis ist der keim des paulinischen evangelium gegeben. So lange der schein nicht aufgehoben ist, dass die empfangnis dieses keims als die Wirkung einer transcendenten kraft erfolgt sei, besteht uber dem empfangenen fort und fort der schein des transcendenten. Und die kritik am wenigsten darf sich damit beruhigen, dass eine transcendenz, eine objectivitat, wie sie von ihren gegnern fur diese vision gefordert wird, von der selbstgewissheit des modernen geistes verworfen sei. Denn diese selbstgewissheit kann ihre Wahrheit nur behaupten, solange und soweit ihre kategorieen als das gesetz der Wirklichkeit nachgewiesen sind». Д–р Пфлайдерер рассуждает так же, как и Хольстен, и исключает сверхъестественный элемент, но к чести его следует сказать, что он признает чисто гипотетический характер этой спекулятивной теории и придает особое значение нравственным, а не только логическим и диалектическим процессам, протекавшим в уме Павла. «Darum var, — говорит он (Paulinismus, р. 16), — der Prozess der Bekehrung nichts weniger, als eine kalte Denkoperation; es war vielmehr der tiefsittliche Gehorsamsakt eines zarten Gewissens gegen die sich unwiderstehlich aufdrangende hohere Wahrheit (daher ihm auch der Glaube eine ?????? ist), ein Akt grossartiger Selbstverleugnung, der Hingabe des alten Menschen und seiner ganzen religiosen Welt in den Tod, um fortan keinen Ruhm, ja kein Leben mehr zu haben, als in Christo, dem Gekreuzigten. Das ist ja der Grundton, den wir aus allen Briefen des Apostels heraustonen horen, wo immer er sein personliches Verhaltniss zum Kreuz Christi schildert; es ist nie bloss ein Verhaltniss objectiver Theorie, sondern immer zugleich und wesentlich das der subjectiven Verbundenheit des innersten Gemuths mit dem Gekreuzigten, eine mystische Gemeinschaft mit dem Kreuzestod und mit dem Auferstehungsleben Christi».

393

Cm. 2 Кор. 12:2; Деян. 18:9; 22:17. Некоторые из этих современных критиков полагают, что Павел, также как Мохаммед и Сведенборг, страдал эпилепсией, а потому был особенно подвержен воображаемым видениям.

394

1 Кор. 15:8: ??????? ?? ??????, ??????? ?? ?????????, ???? ?????. Майер справедливо отмечает: «??????? schliesst die Reiche leibhaftiger Erscheinungen ab, und scheidet damit diese von spateren visionaren oder sonst apokalyptischen» (цит. соч.). Того же мнения придерживается Годе (Сот. sur Vepitre aux Romains, 1879, I. 17): «Paul clot l'enumeration des apparitions de Jesus ressuscite aux apotres par celle qui lui a ete accordee a lui–meme; il lui attribue donc la meme realite qu'a celles–la, et il la distingue ainsi d'une maniere tranchee de toutes les visions dont il fut plus tard honore et que mentionnent le livre des Actes, et les epitres» {«Павел сопоставляет явления воскресшего Иисуса перед апостолами с тем, которое было послано ему самому; таким образом он приписывает своему видению ту же реальность и явно отличает его от всех прочих видений, которые он имел честь получить и которые он упоминает в Книге Деяний и посланиях»}.

395

1 Кор. 15:12 и далее. Декан Стэнли сравнивает эти строки с «Федоном» Платона и «Тускуланскими беседами» Цицерона, но рассуждения Павла гораздо глубже и убедительнее. Языческая философия может, в лучшем случае, доказать вероятность будущей жизни, но не может говорить о ней как о несомненном факте. Кроме того, для всех, за исключением верующих во Христа, Который есть «воскресение и жизнь», мысль о бессмертии страшна и вовсе не утешительна.

396

Гал. 1:16; 1 Кор. 9:1; 15:8; Деян. 22:10,14.

397

Деян. 9:2; ср. Гал. 1:13; 1 Кор. 15:9; Флп. 3:6; 1 Тим. 1:13.

398

См. «Церковную историю первых трех веков» Баура (Tubingen, 2^d ed., p. 45; англ. перевод Аллана Мензиса, London, 1878, vol. I. 47).

399

Geschichte Jesu von Nazara. Zurich, 1872, vol. III. 532.

400

Das Christusbild der Apostel. Leipzig, 1879, pp. 57 sqq.

401

Les Epitres pauliniennes. Paris, 1878, vol. I, p. 11.

402

Слово ?????? в Деян. 9:20 убеждает нас в том, что это краткое благовестив происходило в течение тех нескольких дней (?????? ?????), которые Павел провел с учениками в Дамаске, прежде чем направиться в Аравию. Примерно три года спустя (или «когда прошло довольно времени», ?????? ??????, Деян. 9:23) он вернулся в Дамаск, чтобы вновь благовествовать (Гал. 1:17).

403

Гал. 1:17–18. В Книге Деяний (Деян. 9:23) это путешествие не упоминается, поскольку оно относится не к общественной, а к частной, духовной жизни Павла.

404

См. Гал. 4:25, где Аравией назван Синайский полуостров.

405

2 Кор. 3:6–9.

406

Такой итог его жизни подводит Годе (Romans, Introd. I. 59), который считает, что Павел не был заменой ни Иуде, ни Иакову Зеведееву, но заменил собой обращенный Израиль. Без всякой посторонней помощи он должен был выполнить задачу, которая, по существу, стояла перед всем его народом; потому он и был призван на служение именно тогда, когда кровь двух мучеников, Стефана и Иакова, стала решающим доказательством ожесточения Израиля и Бог отверг этот народ.

407

«Пути империи лежат на запад». Эта знаменитая фраза епископа Беркли, философа, воплощает в себе главный закон истории, как светской, так и религиозной. Климент Римский говорит, что Павел в своем миссионерском путешествии дошел «до крайнего запада» (??? ?? ????? ??? ??????), то есть до Рима или до Испании, куда апостол намеревался идти (Рим. 15:24,28). Некоторые английские историки (Ашер, Стиллингфлит и др.) считают, что Павел посетил Галлию и Британию, однако ни в Новом Завете, ни в раннем предании нет и намека на такую возможность. См. ниже.

408

Рим. 1:16, «во–первых Иудею», не из–за каких–то особых заслуг (еврейский народ вел себя крайне недостойно и неблагодарно), но в силу Божьего обетования и исторического порядка (Рим. 15:8).

409

2 Кор. 11:24–29.

410

2 Кор. 4:8–9.

411

Один против мира. — Прим. изд.

412

Рим. 8:38–39.

413

2 Тим. 4:7–8. К этому мы можем присовокупить несколько панегирический отрывок из 5–й главы 1 Послания Климента Римского к коринфянам. Климент явно ставит Павла выше Петра: «Представим пред глазами нашими блаженных апостолов. Петр от беззаконной зависти понес не одно, не два, но многие страдания и, таким образом претерпев мученичество, отошел в подобающее место славы. Павел, по причине зависти и вражды, получил награду за терпение: он был в узах семь раз, был изгоняем, побиваем камнями. Будучи проповедником на Востоке и Западе, он приобрел благородную славу за свою веру, так как научил весь мир истине, и доходил до границы Запада, и мученически засвидетельствовал истину пред правителями. Так он переселился из мира и перешел в место святое, сделавшись величайшим образцом терпения».

414

Деян. 9:23–25; ср. 2 Кор. 11:32. В Дамаске до сих пор показывают окно, через которое он бежал, а также Прямую улицу, дом Иуды и дом Анании. Но эти местные предания ненадежны.

415

Гал. 1:18–24; ср. Деян. 9:26–27.

416

Деян. 22:17–21. Очень важно, что в молитве Павел признал свою вину перед «Стефаном, свидетелем Христовым» и совершил публичное покаяние за грех народа в том самом месте, где этот грех был сделан.

417

Деян. 11:28–30; 12:25.

418

«Павел покинул Афины, — пишет Фаррар (I. 550 sqq.), — презираемым и одиноким человеком. Но его посещение не прошло для города даром… Он не основал в Афинах церкви, но церковь там все же выросла — возможно, под заботливым руководством обращенного ареопагита. В следующем столетии эта церковь дала делу Христову многих епископов–мучеников и искусных в слове апологетов (Публия, Квадрата, Аристида, Афинагора). В третьем веке она процветала в мире и благочестии. В четвертом веке ее посланцы принимали участие в Никейском соборе, а два друга, два великих христианина св. Василий и св. Григорий Назианзин учились в афинских христианских школах благородному искусству риторики. Понадобилось совсем немного времени, чтобы бесчисленные афинские боги растворились в тусклом мерцании отживших верований, не в силах бороться с пронзенными руками, держащими деревянный крест, а богиня–покровительница города, несмотря на свои сверкающие глаза, увековеченные Гомером, и могучее копье, выкованное из Марафонских трофеев, уступила своею девичью комнату смиренной галилейской Деве, Которая делила крышу с плотником из Назарета, — непорочной Матери Господа». Тем не менее Афины отказались от поклонения идолам позже многих других городов Римской империи и никогда не играли заметной роли в истории церкви. Религией этого города было поклонение духу Древней Греции, а не Христу. «Il est bien moins disciple de Jesus et de saint Paul que de Plutarque et de Julien» {«Он гораздо в меньшей степени последователь Иисуса и апостола Павла, чем Плутарха и Юлиана»}, — пишет Ренан в «Апостоле Павле». Глава из его книги, посвященная жизни Павла в Афинах, очень интересна.

419

В Коринфе Павел составил пугающее, но правдивое описание языческой безнравственности (Рим. 1:18–32). Этот город был воплощением разврата — даже слово ????????????? означает «блудодействовать», a ???????????? — «блудник». В огромном храме Венеры было более тысячи куртизанок, посвятивших себя служению похоти. Бенгель с полным основанием называет Божью церковь в Коринфе «l?tum et ingens paradoxon» (1 Кор. 1:2). См. красочное описание, приведенное Ренаном («Апостол Павел», гл. VIII).

420

Вайсс (Bibl. Theol. des N. T., 3^d ed., p. 202) склоняется к мысли, что послания к ефесянам и колоссянам были написаны во время кесарийского заключения Павла. Того же мнения придерживаются Тирш, Реусс, Шенкель, Майер, Цоклер, Хаусрат. См. Meyer, Com. on Eph. (5^th ed by Woldemar Schmidt, 1878, p. 18). С другой стороны, Неандер, Визелер и Лайтфут (Philippians, 3^d ed., 1873, p. 29) относят оба этих послания к периоду римского заключения.

421

Деян. 28:30–31. См. тюремные послания.

422

В своих примечаниях к Деяниям 28:31 Бенгель пишет: «Paulus Rom?, apex euangelii, Actorum finis: qu? Lucas alioqui (2 Тим. 4:11) facile potuisset ad exitum Pauli perducere. Hierosolymis c?pit: Rom? desinit». Похоже, столь внезапное окончание Книги Деяний не случайно, поскольку, как отмечает Лайтфут (Com. on Philippians, p. 3, note), Деяния и Евангелие от Луки поразительно похожи в том, как они начинаются и заканчиваются, да и более подходящего финала нельзя придумать, поскольку отправной точкой Деяний является исполнение обещания о всемирном распространении Благой Вести.

423

А именно, в Ефес (1 Тим. 1:3; 2 Тим. 4:13,20), на Крит (Тит. 1:5) и в Никополь (Тит. 3:12).

424

Флп. 1:26; 2:24; Флм. 1:22. Однако эти тексты не позволяют сделать окончательный вывод, поскольку апостол не претендовал на непогрешимость в личных решениях и планах; он колебался между ожиданием и желанием скорой мученической смерти и стремлением еще потрудиться ради братьев (Флп. 1:23–25; 2:17). Возможно, его намерениям посетить Филиппы и Колоссы так и не суждено было осуществиться.

425

Рим. 15:24,28. Ренан отрицает, что путешествие на Восток имело место, и полагает, что последнее свое служение Павел нес в Испании или Галлии и в 64 г. по P. X. умер в Риме от меча («Антихрист»). Д–р Пламптре (в предисловии к своему «Толкованию Евангелия от Луки» и в приложении к «Толкованию Деяний») выдвигает остроумную гипотезу, что между Лукой, спутником Павла, и знаменитым поэтом Марком Аннеем Луканом (автором «Фарсалии» и племянником Сенеки), уроженцем испанского города Кордубы (Кордовы), есть какая–то связь. Именно в этом он находит объяснение благосклонности Ю. Аннея Галлиона (брата Сенеки) к Павлу в Коринфе, древнего предания о дружбе между Павлом и Сенекой и о путешествии Павла в Испанию. Довольно причудливая гипотеза.

426

Иосиф Флавий. «Жизнь». См. Plumptre, цит. соч.

427

Тертуллиан (De pr?scr. h?ret, гл. 36): «Rom? Petrus passioni Dominica ad?quatur, Paulus Joannis [Baptist?] exitu coronatur».

428

См. § 26.

429

Эвальд (VI. 631) предполагает, что Павел, услышав о Нероновых гонениях, по собственной воле поспешил обратно в Рим свидетельствовать о Христе, что там его схватили, судили и приговорили к смерти в 65 г. по P. X. Эвальд полагает, что Павел, выйдя на свободу, побывал в Испании, но на Восток не ходил.

430

2 Тим. 4:6–8. Бенгель называет это послание testamentum Pauli et eyenes cantio.

431

1 Кор. 15:9 (57 г. по P. ?.); ??. 3:8 (62 г. по P. ?.); 1 Тим. 1:15 (вероятно, 63 или 64 г. по Р.Х.).

432

Найденную в Испании надпись на латыни, которая сообщает об успехах Нерона в искоренении нового суеверия (Gruter, Inscript., p. 238), теперь принято считать подделкой.

433

3десь я должен исправить ошибку, которую допустил вместе с д–ром Визелером (Hist, of the Ар. Ch., p. 342), когда прочитал эту фразу Климента как ??? ?? ????? и истолковал ее как «перед высшим судом Запада». В Александрийском кодексе стоит слово ??? (хотя и плохо написанное) — я убедился в этом в 1869 г., изучив этот кодекс в Британском музее в присутствии м–ра Холмса и покойного д–ра Трегеллеса. Этот предлог стоит в конце 17–й строки во второй колонке на листе 159b 4–го тома кодекса. Из–за недостатка места он написан более мелкими буквами, но той же рукой. Такое прочтение подтверждает и недавно найденный манускрипт Вриенния.

434

«Обрезание, — говорит Ренан («Апостол Павел», гл. III), — было для взрослых операцией мучительной, небезопасной и в высшей степени неприятной. Это была одна из причин, не позволявших евреям жить общей жизнью с другими народами и делавших их замкнутой кастой. В банях и гимназиях, которые играли видную роль в жизни древних городов, обрезание подвергало еврея всевозможным неприятностям. Греки и римляне, заметив обрезанного, осыпали его насмешками, к которым евреи были очень чувствительны и за которые мстили жестоко. Многие, чтобы избежать насмешек, выдавали себя за греков, пытаясь скрыть след обрезания при помощи хирургической операции, подробно описанной Цельсом. Что касается новообращенных, согласившихся подвергнуться этому обряду посвящения, им оставалось одно: прятаться, чтобы не отдать себя на посмеяние. Человек из общества ни за что не согласился бы поставить себя в такое унизительное положение; этим объясняется тот факт, что иудеи гораздо чаще обращали в свою веру женщин, нежели мужчин, — так как женщинам не приходилось с первого же дня подвергаться неприятным и обидным испытаниям. Много евреек выходило замуж за язычников; не было примера, чтобы еврей женился на язычнице».

435

Деян. 10 — 11.

436

Деян. 15:1,5: ????? ??? ??? ??? ???????? ??? ????????? ?????????????.

437

Гал. 2:4: ??????????? (ср. ????????????? во 2 Пет. 2:1) ??????????? ?'?????? ??????????? (вошедшие через черный ход, вкравшиеся, проскользнувшие; ср. Иуд. 4, ????????????) ???????????? ??? ?????????? ???? ?? ?????? ?? ?????? ?????, ??? ???? ???????????????. Посланцев этих фарисействующих евреев Павел саркастически называет «высшими Апостолами», ???????? ?????????, 2 Кор. 11:5; 12:11. Эти люди были не настоящими апостолами (вопреки мнению Баура и его последователей, которое явно противоречит контексту послания), а «лжеапостолами, лукавыми делателями, принимающими вид Апостолов Христовых», 2 Кор. 11:13. Чудовищное заблуждение Баура было полностью опровергнуто в трудах Вейцсакера (о Павле и христианском собрании в Коринфе, указ. соч., с. 640), Кейма, Клеппера, Визелера и Гримма (указ. соч., с. 432). См. также Godet, Com. on the Ер. to Romans, vol. I, pp. 49 sq.

438

Гал. 1:22–24.

439

О том, до каких нелепостей доходили иудейские раввины — приверженцы строгой школы Шаммая в своем отношении к обрезанию, можно судить по изречениям, которые цитирует Фаррар (I. 404): «Значение обрезания столь велико, что, не будь его, Святой, да будет Он благословен, не стал бы творить этот мир; ибо сказано (Иер. 33:25): "Если бы не Мой завет [обрезание], Я не стал бы творить день и ночь и уставы неба и земли"». «Авраама не называли "совершенным", пока он не обрезался».

440

Павел пишет о личных мотивах, Лука — об объективных причинах. В важных предприятиях оба фактора обычно сочетаются, но Баур и Липсиус усматривают в этом непримиримое противоречие!

441

Лука рассказывает о первом и лишь мельком упоминает о последних (ср. стихи Деян. 15:5 и Деян. 15:6); Павел рассказывает о закрытых совещаниях и вскользь упоминает об открытых (Гал. 2:2): «…предложил (????????) там [на Иерусалимском соборе], и особо [то есть отдельно] знаменитейшим [то есть столпам–апостолам для обрезанных, Иакову, Кифе и Иоанну, см. Гал. 2:9], благовествование, проповедуемое мною язычникам». Д–р Баур, который отрицает факт открытых заседаний, неправильно переводит фразу ???' ????? ?? ???? ????????, «und zwar wandte ich mich speciell (специально) an die vorzugsweise Geltenden», отождествляя ???? ???????? с ранее упоминавшимися ?????? (Paul, ch. V, p. 117). Но эту мысль было бы проще выразить с помощью конструкции ???? ???????? ?? ??????, а ???' ?????, как замечает в ответ на доводы Баура Гримм, специалист по новозаветной лексикографии (указ. соч., с. 412), означает никак не «специально», но privatim, seorsum, «отдельно», «наедине» (см. Мк. 4:34; ???' ????? ??????, Диод. I. 21).

442

Порядок, в котором их называет Павел, имеет значение: первым Иакова, как епископа Иерусалимского и самого консервативного, а последним Иоанна, как самого либерального из апостолов–евреев. В слова ?? ????????? и oi ?????? он не вкладывает никакой иронии — во всяком случае, не в отношении апостолов, которые были столпами не только по положению и репутации, но и по сути. Если в Гал. 2:6, ?????? ???? ????, ????? ??? ????????, и есть какая–то ирония, то исключительно в адрес иудействующих, которые превозносили апостолов–евреев и пренебрежительно отзывались о Павле. Такого мнения придерживается даже Кейм: «Endlich mag man aufhoren, von ironischer Bitterkeit des Paulus gegenuber den Geltenden zu reden: denn wer gleich nachher den Bundesschluss mit den "Saulen" feierlich befriedigt registrirt, der hat seine Abweisung der menschlichen Autoritaten in v. 6 nicht dem Andenken der Apostel gewidmet, sondern dem notorischen Uebermuth der judenchristlichen Parteiganger in Galatien» (указ. соч., с. 74).

443

Гал. 2:7–10; ср. Деян. 11:30; 24:17; 1 Кор. 16:1–3; 2 Кор. 8 — 9; Рим. 15:25–27.

444

Варнава как более опытный верующий по–прежнему пользовался большим уважением в еврейской церкви, поэтому его имя стоит первым. Будь этот текст позднейшей подделкой, первым стояло бы имя Павла.

445

Полемизируя с тюбингенскими критиками, д–р Пламптре замечает (по поводу Деян. 15:7): «Теория, которая считает Петра, Иакова и Иоанна вождями иудействующих противников Павла, вероятно, представляет собой самое безосновательное и фантастическое из всех учений о развитии христианской церкви. Тот факт, что фракция иудействующих бесстыдно пользовалась именами этих апостолов как при их жизни, так и после их смерти (например, в "Беседах" и "Встречах" Псевдо–Климента), не может перечеркнуть очевидного свидетельства их собственных слов и поступков».

446

Об этом совершенно недвусмысленно свидетельствуют негодующие высказывания Павла в адрес иудействующих и фраза в Деян. 15:7: ?????? ?????????? ?????????, ср. Деян. 15:2: ????????? ??????? (дух раскола, мятеж, Лк. 23:19; Мк. 15:7) ??? ???????? ??? ??????. Столь сильные выражения говорят о том, что Лука вовсе не оправдывал разногласия в апостольской церкви.

447

Гал. 2:3–5. См. примечание ниже.

448

Деян. 16:3. Молчание Луки по поводу нежелания Павла обрезать Тита тюбингенские критики истолковали как сознательное сокрытие этого факта, а упоминание об обрезании Тимофея — как вымышленную историю, имеющую своей целью оправдать кафолическое, соборное объединение учения Петра с учением Павла. Каким же хитрым и расчетливым был, должно быть, анонимный автор Книги Деяний! Но, в таком случае, как же ему не хватило прозорливости, чтобы замести следы своих литературных фальсификаций или придать им более достоверный вид, согласовав их с подробностями из Послания к галатам и упомянув о полном взаимопонимании между апостолами? Книга Деяний излагает историю апостольской церкви с той же степенью достоверности, как Евангелия — жизнеописание Христа.

449

См. Рим. 14 и Рим. 15.; 1 Кор. 9:19–23; Деян. 21:23–26.

450

Гал. 5:6; 6:15; 1 Кор. 7:19. По поводу последнего отрывка д–р Пламптре очень точно подметил: «Зачастую люди, которые считают какую–то церемонию неважной, превозносят само равнодушное отношение к ней как необходимую добродетель. Апостол предусмотрительно исключает такую возможность, указывая на неважность как обрезания, так и необрезания (Рим. 2:25; Гал. 5:6; 6:15). Сам апостол Павел, обрезав Тимофея и отказавшись обрезать Тита, одновременно продемонстрировал практическое применение изложенной здесь истины и строгое соблюдение принципов, которые сам проповедовал. Отказавшись обрезать Тимофея, он высказался бы в пользу необрезания. Обрезав Тита, он высказался бы в пользу обрезания».

451

Деян. 15:7–11; ср. Деян. 10:28–48; 1 Пет. 1:12; 5:12; 2 Пет. 3:15–16. В этих словах чувствуется характерный стиль Петра — например, слово ? ????????????, «сердцеведец» (Деян. 15:8; ср. Деян. 1:24). Такие мелкие совпадения подтверждают, что Книга Деяний заслуживает всяческого доверия.

452

Как папы, которые не посещают соборы в Иерусалиме и других городах, но ожидают, что все доктринальные разногласия будут представлены им для окончательного и непогрешимого разрешения.

453

Деян. 15:11: ??? ??? ??????? ??? ?????? ????? ?????????? ???????, ???' 6? ?????? ???????? (язычники). См. Рим. 10:12–13.

454

См. Деян. 15:13–21; 21:18–25; Иак. 1:25; 2:12, а также повествование Егезиппа, процитированное в §27.

455

Языческое приветствие ??????? (Деян. 15:23) еще раз встречается в Иак. 1:1, но больше нигде в Новом Завете, за исключением письма Клавдия Лисия (Деян. 23:26); обычным христианским приветствием было ????? ??? ??????. Это еще одно из тех случайных совпадений и подтверждений, которые невозможно подделать.

456

В соответствии с древнейшими рукописями, ?? ????????? ??? ?? ??????????? ??????? можно перевести как «Апостолы и пресвитеры, братия», ср. стих Деян. 23:22. Слово ???????, «братия», в некоторых манускриптах отсутствует — возможно, из–за возникшего впоследствии обычая не упоминать рядовых прихожан в соборных определениях.

457

Деян. 15:23–29.

458

Деян. 16:4.

459

Деян. 21:15. См. также Отк. 2:14,20. Почему же Павел никогда не ссылался на постановление собора? Возможно, он полагал, что его читатели знакомы с этим документом, или, что более вероятно, ему не совсем нравились наложенные собором ограничения, поскольку в Антиохии фанатичные и нетерпимые люди обратили их против него и Петра (Гал. 2:12). Вейцсакер и Гримм (указ. соч., с. 423) признают, что такой компромисс имел место, но датируют его более поздним периодом (Деян. 21:25), видя в нем предложение Иакова относительно modus vivendi с обращенными язычниками, и тем самым обвиняют автора Деяний в анахронизме. Однако собор должен был прийти к какому–то решению, воплотить это решение в постановлении и довести его до сведения охваченных волнениями церквей.

460

В середине II века Иустин Мученик считал ?????????? столь же предосудительным, как и поклонение идолам («Диалог с Трифоном–иудеем», 35).

461

Исх. 34:15; Лев. 17:7–14; Вт. 12:23–31. Причина запрета на употребление крови заключалась в том, что «душа [то есть жизнь] тела в крови», а выливание крови на землю «душу очищает» (Лев. 17:11). Запрет на употребление крови в пищу восходит своими корнями еще к временам Ноя (Быт. 9:4) — похоже, он входил в число семи так называемых «Ноевых заповедей», которые должны были соблюдать прозелиты врат, хотя Талмуд нигде отчетливо их не формулирует. Мусульмане тоже гнушаются пищи с кровью. Но греки и римляне считали кровь лакомством. То, что в список запрещенных видов пищи не была включена свинина, можно считать проявлением крайнего либерализма со стороны евреев. Бентли предположил, что в Деян. 15:20 вместо ??????? следует читать ??????? (от слова ??????, porcus), — но без малейшего на то основания.

462

1 Кор. 8:7–13; 10:23–33; Рим. 14:2,21; 1 Тим. 4:4.

463

Слово ??????? следует рассматривать в его обычном смысле — оно обозначает не только браки, запрещенные для иудеев (Исх. 34; Лев. 18), хотя, возможно, подразумевает и их.

464

Отк. 2:14,20.

465

1 Кор. 6:13–20; ср. 1 Кор. 5:9; 1 Фес. 4:4–5; Еф. 5:3, 5; Кол. 3:5. Как непохожи эти строки Павла на реплику Микиона в комедии Теренция:

Non est flagitium, mihi crede, adulescentulum
Scortari, neque potare.
{«Скандала нет, поверь ты мне, для юноши / Гулять, кутить и двери хоть выламывать»}

На что Демеа (его более добродетельный женатый брат) отвечает:

Pro Juppiter, tu homo adigis me ad insaniam.
Non est flagitium facere h?c adulescentulum?
{«Нет, ты меня доводишь до безумия! / Скандала нет в таких делах для малого?} — «Братья», I. 2. 21–22, 31–32 {Перев. А. В. Артюшкова].

466

Деян. 15:21; ср. Деян. 13:15; 2 Кор. 3:14–15.

467

Деян. 21:20–25. Ириней тоже понимал соборное постановление таким образом: «Hi qui circa Jacobum apostoli gentibus quidem libere agere permittebant; ipsi vero… perseverabant in pristinis observationibus… religiose agebant circa dispositionem legis qu? est secundum Mosern» («Против ересей», III. 12:15). {«И бывшие с Иаковом апостолы дозволили язычникам действовать свободно… Сами же… держались прежних обычаев… благоговейно поступали в отношении к распоряжению закона Моисеева».} Пфлайдерер (указ. соч., 284) придерживается такого же мнения по этому вопросу, которому часто не придают значения, хотя он и крайне важен для надлежащего понимания последующих событий. Пфлайдерер пишет: «Die Judenchristen betreffend, wurde dabei stillschweigend als selbstverstandliche Voraussetzung angenommen, das bei diesen Alles beim Alten bleibe, dass also aus der Gesetzesfreiheit der Heidenchristen keinerlei Consequenzen fur die Abrogation des Gesetzes unter den Judenchristen zu ziehen seien; auf dieser Voraussetzung beruhte die Beschrankung der alteren Apostel auf die Wirksamkeit bei den Juden (da eine Ueberschreitung dieser Schranke ohne Verletzung des Gesetzes nicht moglich war); auf dieser Voraussetzung beruhte die Sendung der Leute von Jacobus aus Jerusalem nach Antiochia und beruhte der Einfluss derselben auf Petrus, dessen vorhergegangenes freieres Verhalten dadurch als eine Ausnahme von der Regel gekennzeichnet wird».

468

Мы не хотим никого осуждать, но чтобы лучше понять позицию последователей апостола Иакова, приверженцев строгих правил, можно обратить внимание на похожие примеры сознательного и безоговорочного отмежевания от остального мира. Римские католики не признают никакой иной церкви, кроме своей собственной, и отказываются поддерживать религиозное общение с некатоликами; между тем многие из них согласятся, что божественная благодать действует и спасение возможно даже вне пределов папства. Некоторые лютеране придерживаются принципа: «Лютеранские кафедры — только для лютеранских служителей; лютеранские алтари — только для причастников–лютеран». Сам Лютер в Марбурге отказался подать руку дружбы Цвингли, хотя тот, без сомнения, был христианином и соглашался с четырнадцатью из пятнадцати пунктов его учения. Англиканская «высокая церковь» не считает действительным рукоположение, совершенное не епископом; «партикулярные» баптисты не признают действенность крещения, если оно совершено не полным погружением; члены епископальной церкви не отказывают другим верующим в праве называться христианами, а баптисты не отказывают в этом праве крестящим детей, хотя и отказываются приходить вместе с таковыми к вечере Господней. Некоторые пресвитериане, поющие псалмы, не станут даже молиться, не говоря уже о причастии, вместе с другими пресвитерианами, поющими «небого–духновенные» гимны. Во всех этих случаях, будь то постоянно или время от времени, люди разделяют христианское общение и церковное общение. Об этих и прочих формах разделений мы скажем в духе Павла: «Во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание [если видеть в нем лишь внешний знак], ни необрезание», ни католицизм, ни протестантизм, ни лютеранство, ни кальвинизм, ни арминианство, ни епископат, ни коллегия пресвитеров, ни погружение, ни обливание, ни окропление и никакое другое отличие по рождению или внешнему состоянию, а «новая тварь», «действующая любовью вера» и «соблюдение заповедей Божьих» (Гал 5:6; 6:15; 1 Кор. 7:19).

469

Грамматическая конструкция ????????? ???? ??? ????? (Гал. 2:12) указывает на привычное действие: он постоянно ел вместе с необрезанными христианами. Сообщая об этом, Павел предоставляет нам лучшее доказательство того, что Петр разделял его взгляды как в принципе, так и на деле. Под едой здесь, вероятнее всего, подразумевается не простой прием пищи, а первые трапезы любви (агапе) и святое причастие, которое было венцом и печатью общения и взаимного расположения братьев.

470

Деян. 10:27–29,34–35; 11:3: «ты ходил к людям необрезанным и ел с ними».

471

Фраза ????? ??? ??????? (Гал 2:12), похоже, подразумевает, что эти люди были посланцами (ср. Мф. 26:47; Мк. 5:24; Ин. 3:2), а не просто учениками или прихожанами Иакова, — в противном случае она звучала бы ????? ??? ??? ???????. См. Grimm, p. 427.

472

Есть немало примеров того, как сильные и смелые люди позволяли себя запугать. В январе 1519 г. в Альтенбурге во время переговоров с папским легатом Карлом фон Мильтицем Лютер был так напуган перспективой раскола католической церкви, что пообещал написать и даже написал крайне унизительное верноподданническое письмо папе, а также обратился к немецкому народу с призывом не отделяться от Рима. Но вскоре, во время лейпцигского диспута в июне 1519 г., непримиримый конфликт разгорелся с новой силой.

473

Гал. 2:14–21. Мы считаем этот абзац кратким конспектом речи Павла, обращенной к Петру, однако историческое повествование в нем незаметно перетекает в богословские размышления, навеянные обстоятельствами и сосредоточенные вокруг конкретной ситуации, сложившейся в галатийских церквях. В Гал. 3 эти размышления естественным образом переходят в прямое обличение галатов.

474

Павел облекает в форму вопроса ложный вывод, который его противники–иудействующие делают из его собственных правильных предпосылок, и отвергает этот вывод при помощи своей обычной формулы, ?? ??????? (см. Рим. 6:1).

475

Гал. 2:11, Петр подвергся нареканиям со стороны язычников и осуждал сам себя, ????????????? ? ?, а не «был достоин нарекания».

476

См. 1 Кор. 9:5–6; 15:5; Кол. 4:10; Флм. 23; 2 Тим. 4:11.

477

1 Пет. 5:12; 2 Пет. 3:15–16.

478

Например, Климент Александрийский, другие отцы и иезуит Хардуин.

479

Столь чудовищное искажение Писания одобряли даже Ориген, Иероним и Златоуст. Оно стало причиной разногласий между Златоустом и Августином, который из нравственных соображений выступил против такого толкования и одержал верх.

480

См. 2 Кор. 4:7; Флп. 3:12; Иак. 3:2; 1 Ин. 1:8; 2:2.

481

Деян. 21:17–20.

482

???????? ????????? во 2 Кор. 11:5 отождествляются с ????????????? из 2 Кор. 11:13, а не со столпами–апостолами для обрезанных из Гал. 2:9.

483

Августин различает в истории Моисеева закона три периода: 1) lex viva, sed non vivifica; 2) l. moribunda, sed non mortifera; 3) l. mortua et mortifera.

484

Friedlander, I. 372 sqq.

485

Некоторые из этих хвалебных описаний можно найти в работе Фридландера (I. 9), который пишет, что столь грандиозное впечатление создавалось благодаря «огромному беспокойному смешению жителей всех стран, ошеломляющему и пьянящему шуму поистине космополитического общения, обилию и великолепию общественных парков и зданий и огромным размерам самого города». О Кампанье он пишет: «Wo sich jetzt eine ruinenerfullte Einode gegen das Albanesergebirge hinerstreckt, uber der Fieberluft brutet, war damals eine durchaus gesunde, uberall angebaute, von Leben wimmelden Strassen durchschnittene Ebene» (p. 10). См. Страбон, v. 3, 12.

486

Фридландер (I. 54 sqq.), опираясь на некоторые факты, приходит к выводу, что при Августе (749 A. U.) население Рима составляло 668 600 человек, не считая рабов, а 70 или 80 лет спустя — уже от полутора до двух миллионов человек.

487

«In dem halben Jahrhundert von Vespasian bis Hadrian erreichte Rom seinen hochsten Glanz, wenn auch unter den Antoninen und spater noch vieles zu seiner Verschonerung geschehen ist» (Friedlander, I. 11).

488

Ренан, «Антихрист»; Friedlander, I. 310, 372; Harnack, p. 253. Однако Хаусрат (III. 384) называет другие цифры: 40 000 евреев при Августе, 60 000 — при Тиберий. Иосиф Флавий сообщает нам, что депутацию царя Ирода к Августу сопровождали 8 000 римских евреев («Древности», XVII. 11, 1) и что Тиберий сослал 4 000 евреев в сардинские копи (XVIII. 3, 5; ср. Тацит, «Анналы», II. 85). Но этих сведений недостаточно, чтобы назвать точную цифру.

489

«Die Inschriften sind uberwiegend griechisch, allerdings zum Theil bis zur Unverstandlichkeit jargonartig; daneben finden sich lateinische, aber keine hebraischen». См. также Garrucci, Cimiterio in vigna Rondanini, а также надписи (по большей части на греческом языке, но некоторые на латыни), перерисованные и опубликованные Шюрером (Schurer, Die Gemeindeverfassung der Juden, pp. 33 sqq.).

490

Иосиф Флавий, «Древности», XVIII. 6, 4. См. Harnack, p. 254.

491

«Profana illic omnia qu? apud nos sacra; rursum concessa apud illos qu? nobis incesta» (Тацит, «История», V. 4). См. его описание еврейского народа, которое представляет собой причудливую смесь истины и лжи.

492

«Поппея Сабина, жена Отона, была прекраснейшей женщиной своего времени, чарующая красота сочеталась в ней с ловкостью законченной интриганки. Среди распутных женщин имперского Рима ей принадлежало первое место. Будучи замужем за Руфием Криспином, она позволила Отону соблазнить себя и развелась, чтобы выйти за него замуж. Войдя при помощи этого нового знакомства в круг приближенных Нерона, она нацелилась еще выше. Новый муж был ревнив и неусыпно за ней следил, но она сумела очаровать молодого императора, то заигрывая с ним, то опять отдаляясь. В конце концов император убрал своего друга с дороги, назначив его наместником в Лузитании. Поппея рассталась с Отоном без малейшего сожаления. Она воспользовалась его отсутствием и еще больше сблизилась с любовником, после чего, почти не таясь, поставила перед собой цель избавиться от супруга и занять место Октавии, добившись ее удаления или смерти» (Merivale, Hist, of the Romans, VI. 97). Нерон неумышленно убил Поппею, слишком сильно ударив ногой, когда она была беременна (65), после чего сочинил в ее честь хвалебную оду, которую прочел с ростры. Сенат повелел воздавать Поппее божественные почести. См. Тацит, «Анналы», XIII. 45–46; XVI. 6; Светоний, «Жизнь Нерона», 35.

493

«Vidi victorious leges dederunt». Эту цитату из утраченного сочинения «О суевериях» приводит Августин («О граде Божием», VI. 11). Высказывание Сенеки получило необыкновенное подтверждение через несколько лет после его смерти, когда Вереника, дочь царя Агриппы, которая слушала рассказ Павла в Кесарии (Деян. 25:13,23), стала официальной любовницей сначала Веспасиана, а затем его сына Тита и правила во дворце Цезарей. Тит обещал жениться на ней, но из–за возмущения народа был вынужден удалить от себя прелюбодейку. «Dimisit invitus invitam» (Светоний, «Жизнь Тита», гл. 7; Тацит, «История», II. 81).

494

История римского гетто (от еврейского ???, cevdo, «рубить», ср. Ис. 10:33; 14:12; 15:2; Иер. 48:25,27 и т.д.) — это интересная и печальная страница в анналах папства. Фанатичный папа Павел IV (1555 — 1559) распорядился обнести гетто стеной и полностью отрезать его от христианского мира, а в своей булле Cum nimis написал: «Совершенный абсурд, никуда не годится, что евреи, собственными преступлениями навлекшие на себя вечное рабство, пользуясь христианским великодушием, осмеливаются жить и обращаться среди христиан, не носят никаких отличительных знаков, а христианские служители даже покупают у них дома». Сикст V относился к евреям доброжелательно под тем предлогом, что они — «семья, из которой вышел Христос»; но его преемники, Климент VIII, Климент XI и Иннокентий XIII, запретили евреям торговать чем–либо, кроме старой одежды, тряпья и железных изделий. Григорий XIII (1572 — 1585), который радовался резне в Варфоломеевскую ночь, силой принуждал евреев еженедельно слушать проповедь, и каждую субботу полицейские агенты отправлялись в гетто, чтобы плетьми сгонять мужчин, женщин и детей в церковь, а во время службы били тех, кто невнимательно слушал! Этот обычай упразднил только Пий IX, который отменил все жестокие законы, направленные против евреев. Эти и прочие интересные сведения о гетто вы сможете найти в монографии Augustus J. С. Hare, Walks in Rome, 1873, 165 sqq., и в памфлете д–ра Филипа, миссионера–протестанта, трудящегося среди евреев (Dr. Philip, On the Ghetto, Rome, 1874).

495

Деян. 28:17–29.

496

Деян. 2:10: ?? ???????????? '???????, ???????? ?? ??? ??????????. Эти люди были «пришельцами» (ср. Деян. 17:21, ?? ???????????? ?????), а не «жителями» (????????????, Деян. 7:48; 9:22; Лк. 13:4). Среди евреев–эллинистов, споривших со Стефаном в Иерусалиме, были «либертинцы», то есть освобожденные римские евреи, потомки тех, кого Помпей привез в Рим в качестве пленников, Деян. 6:9.

497

Подлинность этого предания отрицают даже немецкие католические историки, но д–р Норткоут и д–р Браунлоу (указ. соч., I, 79) по–прежнему упорно верят в него и наивно утверждают, что Петр приходил в Рим в 42 г. в сопровождении Корнилия и итальянских верующих. По этому поводу см. §26.

498

Рим. 16:7: «Приветствуйте Андроника и Юнию, сродников моих и узников со мною… прежде меня еще уверовавших во Христа». Если Юний был мужчиной, то это краткая форма имени Юниан, так же как Лука — краткая форма имени Лукан. Однако Златоуст, Гроций, Райхе и другие считают, что речь идет о женщине по имени Юния, жене или сестре Андроника.

499

Светоний, «Жизнь Клавдия», гл. 25: «Jud?os impulsore Chresto assidue tumultuantes Roma expulit». Римляне часто путали слова Christus («Помазанник») и Chrestus (гр. ???????, «полезный, добрый») и называли христиан ??????????, Chrestiani. Ср. французское слово chretien. Иустин Мученик использует эту этимологическую ошибку, убеждая императора не преследовать христиан за их имя (Апология I, гл. 4): ?????????? ????? ?????????????. ?? ?? ??????? ????????? ?? ???????. Но он знал подлинное происхождение имени Христа (I, гл. 12): ?????? ???????, ??' ?? ??? ?? ?????????? ????????????? ?????????. Тертуллиан пишет, что язычники почти всегда произносили имя Christus неправильно, как Chrestus («Апологетический трактат», гл. 3; «К язычникам», I. 3). Эту ошибку продолжали делать вплоть до IV века (Лактанций, Божественные наставления», IV. 7), она встречается даже в надписях на латыни. Ренан считает, что слово Christianus («христианин») имеет латинское происхождение (см. Herodiani, Мф. 22:16, Pompejani, C?sareani), поскольку в греческом языке это слово звучало бы ????????? (Les apotres, p. 234). Лайтфут придерживается иного мнения и приводит в пример ?????????, ?????????? (Philippians, p. 16); однако Ренан счел бы эти существительные латинизмами, такими же как ??????? (Деян. 20:4; Страбон и т.д.). Антиохия, где возникло это название (Деян. 11:26), задолго до того оказалась под культурным влиянием Рима и была известна своей любовью к прозвищам. Ренан полагает, что этот термин изобрели римские власти в качестве appellation de police. Два других новозаветных отрывка, в которых встречается это слово, Деян. 26:28 и 1 Пет. 4:16, предполагают презрительное и неприязненное отношение — именно так использовали это слово Светоний и Тацит. Но слово, которое язычники первоначально придумали как обидное прозвище, стало почетнейшим из имен. Ибо что может быть благороднее и лучше, чем звание истинного христианина, то есть последователя Христа. Любопытно, что имя «иезуит», которое вошло в обращение лишь в XVI веке, за преступления носившего его монашеского ордена стало позорным даже в католических странах; слово же «христианин» воплощает в себе все благородное, доброе и подобное Христу.

500

Деян. 18:2; Рим. 16:3. Необращенный еврей не пустил бы апостола под свою крышу и не стал бы работать вместе с ним. Слово ???????? зачастую обозначает лишь национальность (ср. Гал. 2:13–15). Имя Акила («Орел», нем. «Адлер»), по–прежнему часто встречается среди евреев, как и прочие величественные имена, происходящие от названий животных (Лео, Леопардус, Лёве, Лёвенгерц, Лёвенштайн и др.). Греч, написание ?????? — транслитерация с латыни. Слегка измененной формой этого имени, вероятно, является «Онкелос» — так, по преданию, звали автора одного из Таргумов, которого высокообразованный Эммануил Дойч отождествляет с Аквилой (??????, ????? в Талмуде), переводчиком Ветхого Завета на греческий язык и предположительно племянником императора (Liter. Remains, N. York, 1874, pp. 337–340), обратившимся в иудаизм при Адриане. Имя его жены, Прискилла (уменьшительное от Приска), «вероятно, указывает на ее принадлежность к роду Приска, героя древнейшей истории Рима, из которого произошли многие преторы и консулы» (из толкования Пламптре на Деян. 18:2).

501

Рим. 1:8; 16:5,14–15,19.

502

Деян. 28:13–14. Путеол был второй по значению, после Остии, гаванью Западной Италии и обычным местом разгрузки для александрийских судов с зерном; по этой причине в городе жило много торговцев и моряков из Израиля и других восточных стран. Когда прибывал караван с зерном из Александрии, все население города выбегало на улицы. До наших дней сохранились шестнадцать свай — остатки причала, на который высадился апостол Павел. См. Friedlander, И. 129 sq.; Ill, 511, а также толкование Хаусона и Спенса на Деян. 28:13.

503

Деян. 28:15. Гораций описывает Аппиеву Площадь (названную так в честь предполагаемого строителя Аппиевой дороги) как жалкий городишко, «полный моряков и подлых содержателей гостиниц». Три Гостиницы были более значительным городом — о нем упоминает в своих письмах Цицерон — и находились, вероятно, на пересечении дороги из Антиума с Via Appia, где–то в окрестностях современной Чистерны. На карте Антонина приведены такие расстояния от Рима на юг: «До Аричиа 26 км; до Трех Гостиниц 27 км; до Аппиевой Площади 16 км».

504

Флп. 1:12–14; Деян. 28:30.

505

Кол. 4:7–14; Еф. 6:21; Флм. 23; Флп. 2:25–30; 4:18; ср. также 2 Тим. 4:10–12,21.

506

Флп. 1:15–18; ср. Lightfoot, указ. соч.

507

«Послание к коринфянам», гл. 6. Фраза ???? ?????? ???????? в точности соответствует словам Тацита об «ingens multitudo» («Анналы», XV. 44).

508

См. Schaff, Hist. Ар. Ch., p. 296 sqq. Д–р Баур пытался оспорить традиционное мнение о преобладании язычников и доказать, что римская церковь состояла почти из одних евреев и что Послание к римлянам написано в защиту универсалистских взглядов Павла против отделенческих взглядов Петра. Примеру Баура последовали Швеглер, Реусс, Мангольд, Гильгенфельд, Фолькмар, Хольстен, Хольцман и, до некоторой степени, Тирш и Сабатье. Ольсгаузен, Толук, Филиппи, Де Ветте, Майер, Шотт, Хофман были несогласны и склонялись к противоположному мнению. Бейшлаг предложил компромиссное решение, суть которого заключалась в том, что римское собрание, судя по недвусмысленным замечаниям Павла, в основном состояло из язычников — однако последние, в большинстве своем, были обращенными прозелитами, а потому разделяли убеждения иудействующих. С этой точкой зрения согласились Шюрер и Шульц. Из числа последних и самых талантливых исследований по этому вопросу стоит упомянуть сочинения Вейцсакера и Годе, которые оспаривают выводы как Баура, так и Бейшлага. Первоначальное ядро церкви, несомненно, составляли евреи, но вскоре язычники превзошли их числом — это явствует из Послания к римлянам, из последних глав Книги Деяний, из истории Нероновых гонений и прочих фактов. Как можно заключить из Рим. 14 — 15, а также из намеков в Послании к филиппийцам и во 2 Послании к Тимофею, влияние иудействующих в Риме ощущалось, но не было окрашено такой личной неприязнью к Павлу, как в галатийских церквях, — хотя во II веке мы находим в Риме, куда стекались все ереси, и злобствующих евионитов.

509

Lightfoot, Galat., p. 323.

510

Lightfoot, указ. соч., с. 20. Особый интерес представляют исследования Каспари (Caspari, Quellen zur Geschichte des Taufsymbols, vol. III, 1875, pp. 267–466). По словам Фридландера, греческий был излюбленным языком имперских судей и влюбленных (Friedlander, I. 142, 481).

511

Флп. 1:13; 4:22. Понятие ?????????? включает в себя как офицеров, так и солдат имперских полков; выражение ?? ?? ??? ???????? ?????? с одинаковым успехом может обозначать как высокопоставленных чиновников или придворных, так и рабов или вольноотпущенников, но последнее более вероятно. Двадцать имен первых римских христиан, упомянутых в Рим. 16, по большей части совпадают с именами, высеченными на стенах Columbaria императорской семьи, что на Аппиевой дороге. См. Lightfoot, Philippians, p. 169 sqq., приложение к «Толкованию Книги Деяний» Пламптре и Harnack, pp. 258 sq. Гарнак утверждает, что два верных служителя римской церкви, Клавдий Эфеб и Валерий Бито, упомянутые в 63–й главе послания Климента Римского к коринфянам, принадлежали к дому императора Клавдия.

512

См. §29. Гарнак (указ. соч., с. 260) и Фридландер считают знакомство Павла с Сенекой очень маловероятным, а Пламптре — вполне возможным. В Остии была найдена эпитафия III века, которая звучит так: D. ?. ?. ANNEO. PAULO. PETRO. ?. ANNEUS. PAULUS. FILIO. CARISSIMO. См. статью Де Росси в «Бюллетене христианской археологии» (Bullet, di archeol. Christ., 1867, pp. 6 sq.) и «Антихрист» Ренана (Renan, L'Antechrist, p. 12). Сенека принадлежал к gens Аппaеа. Но из этой надписи можно узнать лишь о том, что некий христианин, живший в III веке и принадлежавший к gens Аппaеа, носил имя Павел и называл своего сына Павлом Петром — сочетание, знакомое христианам и неизвестное язычникам. См. Friedlander, III. 535.

513

О том, что она была христианкой, косвенно упоминается у Тацита («Анналы», XIII. 32). См. Friedlander, III. 534; Lightfoot, p. 21; Northcote, Brownlow, I. 82 sq.; Harnack, p. 263. Этот вывод подтвердился, когда в очень древней крипте Люцины близ катакомб св. Каллиста было найдено надгробие с именами Помпонии Грецины и других членов той же семьи. Де Росси предполагает, что Люцина — это христианское имя Помпонии Грецины. Ренан же сомневается в справедливости такого предположения (L'Antech., р. 4).

514

Plumptre, указ. соч. Марциал, испанец по происхождению, жил в Риме с 66 г. по P. X.

515

Светоний, «Жизнь Домициана», 15; Дион Кассий, 67, 14; Евсевий, «Церковная история», III. 18.

516

De Rossi, Bullett., 1865, 1874, 1875; Lightfoot, St. Clement of Rome, Append., 257 sq.; Harnack, 266–269.