Глава 23. БОРА!

В полдень мы вышли в море и взяли курс на Анкону. 658-я возглавляла флотилию. Лодки двигались со скоростью 22 узла. Усталости как не бывало, настроение, как по волшебству, улучшилось. Я обсуждал с Тони, какой потребуется ремонт. Матросы собирались небольшими группами и оживленно беседовали – строили планы, вспоминали былые приключения. Мальта, несомненно, пользовалась популярностью.

Неожиданно мирный день перестал казаться таковым. До сих пор мы обращали мало внимания на окружающее нас море и небо над головой, но за какие-то мгновения все изменилось. Окружающая обстановка потребовала самого пристального внимания к себе. На севере небо резко потемнело, и в нашу сторону понеслись угрожающе черные тучи. Ветер без какого бы то ни было предупреждения с ходу проскочил всю шкалу Бофорта, и мы оказались в объятиях жесточайшего шторма.

Это была бора, и на этот раз укрыться было негде – мы находились в самом центре Адриатики. Нам предстояло выдержать битву с непогодой.

Ветер хлестнул меня по лицу и щедро окатил брызгами. Я инстинктивно втянул голову в плечи, поежился и выругался. Еще минуту назад я был одет в сухую рубашку, а теперь к телу липла мокрая холодная тряпка.

– Принесите сюда дождевики, – приказал я, – и скажите командиру, что у нас бора.

Но Корни уже сам поднялся на мостик. Первым делом он обратился к сигнальщику:

– Передайте на все лодки приказ действовать независимо, но постараться сохранять визуальный контакт.

– Мне придется снизить скорость, Корни, – сказал я. – Возьмешь управление на себя? – Он все еще официально был командиром 658-й.

– Нет, действуй сам, Ровер, – ухмыльнулся он. – Это все может затянуться.

Море отреагировало единственно возможным образом на ярость ветра – на нас накатывали нескончаемые ряды бурлящих, пенящихся волн. Ветер срывал пенные шапки и с яростью швырял – куда попадет. При каждом ударе волны 658-я кренилась на левый борт, а нас всех окатывало холодным душем.

Через пять минут мы уже ползли со скоростью 10 узлов, кренясь и содрогаясь от ударов моря и ветра. Бора шла полосой вдоль Адриатики, и мы пытались эту полосу пересечь. Но мы не могли допустить ударов волн с траверза – они вполне могли перевернуть лодку, что все время и пытались сделать.

Перед нами было два выбора. Я знал, что мы должны как можно скорее добраться до Анконы, иначе нам просто не хватит топлива. Проблема заключалась в том, каким курсом идти: на юго-запад или на северо-запад. Юго-западный курс поведет нас вдоль Адриатики без единого шанса встретить защищенную гавань на сотню миль. Северо-западным курсом мы приблизимся к побережью Италии, но там можем рассчитывать только на укрытие за колючей проволокой лагеря для военнопленных. Обе перспективы энтузиазма не вызывали.

В конце концов мы повернули на юго-запад, и лодка сразу же пошла немного легче. Я перевел дух и огляделся. Вся команда была наверху. Когда маленькая лодка находится в бушующем море, шум под палубами не вызывает желания там находиться.

Как выяснилось, бора еще не продемонстрировала всю свою мощь. Прошло еще немного времени, и ветер достиг ураганной силы. Волны стали еще короче и круче. Накатывающие с кормовой четверти волны поднимали 658-ю, бросали ее вперед, поворачивали, крутили – в общем, издевались как могли. Рулевой очень скоро обнаружил, что лодка очень плохо слушается руля, поэтому она непрерывно рыскала носом. Когда нос отклонялся вправо, он плавно поворачивал штурвал влево и наваливался на него всем телом, чтобы удержать в этом положении. После мучительной паузы, во время которой лодка боком съезжала к подошве волны, носовая часть начинала медленно, словно нехотя поворачиваться, а через несколько мгновений неожиданно легко скользила в обратном направлении, а рулевой едва успевал повернуть штурвал вправо в тщетной попытке повлиять на движение.

Борьба была бесполезной. Нам следовало повернуть 658-ю против волн и еще снизить скорость. Это было неприятно, но более безопасно. Корни согласился, и рулевой, уже взмокший от пота, благодарно улыбнувшись, повернул штурвал.

Отдать приказ было несложно, но все мы знали, что такой маневр подвергнет нас большей опасности, чем весь немецкий флот ранее. Поворачивая 658-ю против волн, нам предстояло прежде всего ощутить всю мощь взбесившегося моря. Впадины между волнами были такими глубокими и короткими, что возникало обоснованное сомнение, сумеем ли мы выбраться наверх. Если 658-я не выполнит маневр достаточно быстро, она «воткнется» в очередную впадину и будет отдана на милость волн. Она очень даже легко может перевернуться, и тогда для нас уж точно все будет кончено. Но все равно попробовать стоило.

И вот носовая часть корабля повернулась, 658-я содрогнулась от удара волны с траверза. Затем на мгновение, растянувшееся на целую вечность, лодка беспомощно закачалась во впадине. Она сильно накренилась – вот-вот перевернется, волна прокатилась прямо по палубе, а планшир левого борта оказался в опасной близости от воды. Рулевой буквально повис на штурвале, я вцепился в голосовую трубу – люди на мостике ухватились друг за друга.

Я лихорадочно пытался вспомнить какую-нибудь молитву. Мы отчаянно нуждались в помощи свыше. В тот момент мы находились ближе к гибели, чем во всех предыдущих сражениях с противником. Мы все еще качались на волнах, но уже через секунду я почувствовал, что опасность миновала.

Только тогда я вспомнил, что надо дышать, – уж не знаю, как долго я задерживал дыхание – по-моему, не меньше нескольких минут. А к Корни вернулся дар речи.

– Ради бога, Ровер, разве я так и не научил тебя, как управлять этой лоханкой?

Я довольно ухмыльнулся. Теперь мы справимся с чем угодно. 658-я птицей взлетела на гребень следующей волны, секунду помедлила и рухнула во впадину. Завершив сумасшедшее падение, лодка зарылась носом в воду, задрожала (словно отряхнувшись) и начала восхождение на следующую водяную гору. Нас окатило холодным зелено-голубым дождем, но это уже было несущественно.

Ничего подобного мне не приходилось видеть раньше. Волны были короткие и крутые, что для нас стократ более опасно, чем ленивые длинные валы Атлантики. «Общение» со штурвалом теперь стало сущим наказанием, и мы все – Корни, Тони, рулевой и я – боролись с ним по очереди. Явился «боевой бобер» и сообщил, что некоторые матросы сильно напуганы. Вряд ли этому следовало удивляться. Если бы у меня не было другого дела, только сидеть и наблюдать за адом, разверзшимся со всех сторон, я бы тоже испугался до полусмерти. Всякий раз, когда 658-я проваливалась в очередную впадину, корма задиралась в небо под прямо-таки фантастическим углом.

Корни тронул меня за руку.

– Посмотри на укрепление палубы! – прокричал он.

Я посмотрел на стальные пластины, установленные у нас после сражения в проливе Млет. Когда лодка взлетала на гребень волны, металл изгибался – это было видно невооруженным взглядом. Сколько он еще выдержит?

Орудия были надежно закреплены, и Тони приказал артиллеристам разойтись. У нас не было шансов подвергнуться нападению, зато имелись все шансы, что кого-нибудь смоет с палубы за борт.

В течение двух часов мы качались и ныряли, почти не продвигаясь вперед. И вскоре перед нами остро встала другая проблема – нехватка топлива. После последней заправки мы уже совершили переход из Анконы на острова, а потом долго патрулировали в проливе Планински. Берроуз доложил, что у нас осталось меньше 1000 галлонов.

– Что там в машинном отделении? – спросил я.

– Ужасно, сэр, нас кидает в разные стороны как щепки. Остается только молиться, чтобы это побыстрее закончилось.

– Вы не единственные, – ухмыльнулся я, – кто этим занимается. Держитесь, такое не может продолжаться вечно.

– В прошлый раз, – нерешительно молвил Берроуз, искоса взглянув на меня, – такая же свистопляска длилась пятеро суток. Но тогда мы стояли, привязанные к борту «Эггесфорда».

На это возразить было нечего. Все действительно так и было. Однако вскоре ветер немного стих, а с ним и волны утратили былую мощь. И я рискнул повернуть 658-ю на 10° на запад. Через полчаса я добавил еще 10°. К 6 часам вечера мы даже смогли увеличить скорость до 12 узлов. Теперь мы шли курсом на Италию, хотя севернее, чем хотелось бы. Медленно и с колоссальным трудом мы отвоевывали у моря мили, ведущие на запад.

В конце концов начало ощущаться присутствие земли, волны стали пологими, длинными…

Я еще никогда в жизни не был так рад увидеть «руки» волнолома Анконы, простертые нам навстречу. Впервые с момента спуска на воду 658-й я не был уверен, что она сможет дойти до берега. Она дошла, и я мысленно снял шляпу перед ее конструкторами и строителями.

Остальные лодки, тоже побитые и потрепанные, начали подходить примерно через полчаса. Теперь я точно знал: даже если 658-я развалится по дороге на части, мы все равно доставим ее на Мальту, а там пусть инженеры думают, как собрать ее воедино снова.

Мы пережидали непогоду пять дней, но все равно переход на Мальту оказался нелегким. Но это уже не имело существенного значения. Нам уже ничто не могло испортить приподнятого настроения.

На Мальту мы прибыли ровно в 3 часа утра за неделю до Рождества. Ночь была лунная и светлая. Несмотря на то что мы заблаговременно отправили сообщение об ожидаемом времени прибытия, сигнальная башня казалась вымершей, а боновое заграждение было закрыто. Это все равно что после долгих странствий вернуться домой и обнаружить отсутствие ключа.

Наша сигнальная лампа Алдиса посылала и посылала сигналы в темноту, но дежурный персонал либо спал, либо пил чай, во всяком случае, ответа мы дождались только через 20 минут.

Корни продиктовал довольно резкий сигнал – мы не могли не почувствовать, что на Мальте все уже успели забыть, что еще совсем недавно остров считался передовой. Здесь все уже явно вернулись к мирной жизни. Такое положение было крайне неприятным, когда ожидаешь в море и не можешь подойти к причалу, но, когда дело дошло до развлечений на берегу, возврат островитян к мирной жизни нас вполне устроил.

Лично для меня самый главный момент настал через два дня после прибытия на остров. Капитан Стивенс сообщил, что назначает меня командиром 658-й и будет рекомендовать для досрочного присвоения звания лейтенанта. По возрасту мне следовало ждать его еще целый год. Так что вечером мы устроили грандиозную вечеринку.

Собственно говоря, веселье началось раньше. В первый же вечер на Мальте свободная от вахты часть команды получила разрешение сойти на берег. Люди ушли вместе, намереваясь как следует расслабиться. Глядя им вслед, Тони задумчиво проговорил:

– Интересно, как сильно у этих парней утром будет болеть голова и скольких мы недосчитаемся?

К сожалению, в тот момент на него снизошел дал пророчества. На следующее утро рулевой доложил:

– Из увольнения на берег все вернулись, кроме матроса Флетчера, который находится в госпитале с подозрением на сотрясение мозга. Матрос Кроутер на борту, но я собираюсь отправить его в госпиталь, поскольку у него рана на голове, которую следует обработать.

Мы попробовали было задавать вопросы, но обвинять пока было некого, поэтому мы сочли происшествие нормальным для первой ночи после возвращения на Мальту. Флетчер вернулся через несколько дней, побледневший, похудевший, но, как всегда, веселый. О том, что с ним произошло, он говорить отказался. Занятые другими заботами, мы забыли о происшествии.

Наше внимание было поглощено подготовкой к Рождеству. Тони часто навещал продсклад, заботясь о том, чтобы мы получили свою порцию индейки, свинины, колбасы, печенья, пива, пудинга и т. д. Корни заявил, что на всех лодках его флотилии Рождество будет отмечено в лучших флотских традициях. Он сам поздравит людей рождественским утром ровно в 11.30.

Все жилые помещения 658-й были затейливо украшены, праздничные забавы были вполне традиционными. Корни выбрал самого юного матроса на борту (Альф Таннер из Торнтон-Хит), чтобы тот на день стал командиром флотилии. Они обменялись форменной одеждой. Корни занял место матроса и носил его одежду весь день, и на борту, и на базе, и даже на коктейле у командующего. Таннер с гордостью носил форму Корни и старался дотошно выполнять его обязанности. Я стал рулевым, а Тони – механиком-мотористом. В 11.30 мы отправились на лодки флотилии, посетили 642-ю (где были встречены Тедом Смитом, весьма впечатляюще выглядевшим в костюме механика), 643-ю, 649-ю и 655-ю. Затем вернулись на 658-ю.

На каждой лодке мы поднимали бокал (а то и не один) за Рождество и вернулись продолжить праздник на 659-й. После праздника в кают-компании с участием старшин и старших матросов мы уселись обедать. Остаток дня подавляющее большинство членов команды провели на берегу.

После Рождества мы занялись ремонтом лодки. На борту 658-й толпами бродили инженеры и механики, которые производили тщательнейший осмотр. Проверено было все – корпус, баки, двигатели, – и в конце концов было решено, что весь корпус лодки следует укрепить. А так как мы уже год выходили в море с тремя из четырех бортовых баков наполненными водой, снижая тем самым свою автономность, решили заодно отремонтировать и их. Это был сложный и длительный процесс, поскольку, чтобы добраться до этих баков, сначала следовало снять двигатели, а затем убрать переборки, по которым шла электропроводка.

Итак, наши планы определились: ремонт корпуса в доке, который может продлиться шесть недель и более, а затем возвращение в ремонтные цеха базы, чтобы «все собрать». Нам также должны были заменить некоторые орудия, включая «пом-пом». В общем, все это грозило затянуться надолго.

Находясь в доке, мы хотели не упустить ни одной возможности ввести усовершенствования, влияющие на эффективность лодки или наш комфорт. Вооруженные немалым опытом, мы начали с того, что пригласили к себе в кают-компанию всех тех, от кого зависело принятие решений. Ремонт предстоял большой, и игра стоила свеч.

Организовать приятный отдых оказалось довольно просто. На Мальте было много девушек из женского вспомогательного корпуса ВМФ, и мы не испытывали недостатка в партнершах для танцев и прогулок. Причем благотворное влияние женского общества на несколько одичавших офицеров начало ощущаться сразу же. Здесь также было достаточно возможностей для занятий спортом. У нас была очень неплохая футбольная команда, в которой мне иногда разрешалось занять место правого крайнего. Но хотя мне очень нравился футбол, у меня не было никаких иллюзий по поводу мнения капитана команды о моей игре. Он был обычным матросом, но на поле об этом как-то никто не вспоминал. Здесь его власть была выше адмиральской. Я был в полном восторге, когда мы выиграл первый матч у очень сильной команды корабля его величества «Григейл», после чего провели еще несколько игр, прежде чем полностью прекратившиеся дожди и повысившаяся температура сделали землю слишком твердой, чтобы играть. У офицеров «Григейла» была собственная футбольная команда, и я старался не пропускать ни одной игры. Иногда в воротах у них стоял сам капитан.

В январе был опубликован список награжденных, куда вошли отличившиеся в сражении в проливе Млет, а также в бою флотилии Тима с лихтерами в октябре. Тим получил орден «За безупречную службу». Это была первая и несомненно заслуженная высокая награда, завоеванная офицером канонерки на Средиземноморье. Далее шел длинный список пряжек к «Кресту за боевые заслуги». Их получили Дуг Мейтленд, Корни, Том Лэднер, Уолтер Блаунт и Боб Дэвидсон. Упомянуты в донесениях были Гордон, Деррик, Фредди Миллз, Джонни Мадд – в общем, все наши.

Список принес на лодку чрезвычайно расстроенный Корни:

– Мне очень жаль, Ровер, для тебя там ничего нет, но это наверняка какая-то глупая ошибка! Мы не включили тебя в общий список, потому что не сомневались: после Эльбы ты получишь что-то более серьезное! И в результате вышло, что ты не получил вообще ничего, и из-за этого я себя чувствую просто отвратительно!

Через год я получил орден «Крест за боевые заслуги» со следующей формулировкой: «за безупречную службу во время войны в Европе».

Список награжденных членов команды тоже производил впечатление. В него вошли: Берт Берроуз, сменивший Билла Ласта на посту чифа, матрос Даффил, артиллерист «пом-пома» – оба получили медали «За выдающиеся заслуги», а Паунтни (артиллерист эрликона правого борта) и Симпсон (механик) были упомянуты в донесениях.

Через шесть недель после Рождества старший помощник «Григейла» передал нам две повестки, которые предписывали Флетчеру и Кроутеру явиться в суд. Их обвиняли в оскорблении полиции и подстрекательстве группы лиц числом более четырех человек к нарушению общественного порядка.

Обоих парней в это время не было на 658-й – они были отправлены на курсы повышать свою квалификацию в артиллерийском деле. Но они были старыми членами команды, и мы были обязаны сделать для них все, что можно. Самое любопытное во всем случившемся было то, что никто из полицейских в действительности не получил ни одной царапины – только наши люди пострадали от полицейских дубинок. Кстати, и Флетчер, и Кроутер вовсе не обладали вздорными, скандальными натурами – обычные матросы, сохранявшие хорошие отношения со своими товарищами и ни разу не доставившие нам никаких неприятностей. Флетчер был веселым и очень дружелюбным парнем, охотно приходил на помощь и пользовался уважением в коллективе.

Когда началось слушание, мы поняли, что дело затянется надолго. Свидетели могли давать показания на английском или мальтийском, но последние должны быть переведены на английский официальным судебным переводчиком и затем записаны на магнитофон. Мы со всем вниманием выслушали свидетельства нескольких полицейских. Все они повествовали о некой возбужденной и агрессивно настроенной толпе, которую следовало разогнать. Оттуда в представителей закона летели бутылки (но не попали в цель), а одному полицейскому даже оторвали пуговицу. Когда толпа рассеялась, на улице остались только Флетчер и Кроутер. Полицейские сочли их зачинщиками и обработали дубинками. В общем, хватай первых попавшихся и обвиняй во всех грехах.

Слушание тянулось три дня, и в результате, как мы и опасались, дело было передано на рассмотрение сессии квартального суда в марте. Мы обратились к мальтийскому консулу, и он тоже прибыл в суд. После двух заседаний дело было отложено для проведения дополнительного расследования. Таково было положение дел, когда мы уходили с Мальты, и, к сожалению, мы не смогли взять с собой без вины виноватых парней. Знай мы обо всем заранее, до выдачи повесток, их бы оперативно перевели куда-нибудь с Мальты. Теперь же было слишком поздно.

Все это время 658-я была просто пустым корпусом и стояла в доке. Постоянных людей на борту не было, хотя мы приходили туда работать каждый день.

С волнением и радостью встретили «собаки» прибытие из Великобритании новой 59-й флотилии, которой командовал лейтенант-коммандер Дж. А. Монтгомери – для друзей просто Монти. Флотилия принимала участие во вторжении в Нормандию и после неспешного ремонта была отправлена на Средиземное море на замену потерянным канонеркам. Понятно, что мы отнеслись к ним как к новичкам. Их разговоры о дне Д не могли изменить положение, потому что мы задавали вполне обоснованный вопрос: «О каком именно дне Д идет речь?» На нашей памяти их было не менее полудюжины.

Их лодки конструктивно несколько отличались от дог-ботов, которые все мы знали. Они были более новыми и имели приборы и оборудование, которое мы раньше не видели, а кое о чем даже никогда не слышали. Для нас все они были «темными лошадками» – кто знает, как они поведут себя в бою. После короткой остановки на Мальте новая флотилия отправилась на острова.

После множества досадных задержек ремонт 658-й все-таки подошел к концу. Это было уже накануне Пасхи. Лодка, наконец, снова стала единым целым, но возникли проблемы с опорными подшипниками валов. Я был убежден, что у одного из валов нарушена центровка – он слишком быстро нагревался. На базе ремонт 658-й явно не являлся приоритетным заданием, я же не хотел провести остаток войны на Мальте, поэтому нервничал и злился.

Я обратился к командованию с просьбой ускорить завершение ремонта, чтобы мы могли выйти в море до Пасхи. Это помогло, и 658-я довольно быстро избавилась от опутывающих ее хитросплетений труб и проводов, а также разбросанных повсюду запчастей.

Уже давно было известно, что Корни, Томми и Дуг скоро вернутся в Канаду. Они завершили очередной этап своей военной службы и отправлялись домой в отпуск. Я очень хотел, чтобы 658-я вышла из ремонта до их отъезда и они смогли в последний раз взглянуть на единственную уцелевшую лодку из старой команды.

После долгих проволочек дата их отъезда была, наконец, определена. Они улетали в Страстную пятницу. А через два дня 658-я уходила на Адриатическое море.

Незадолго до Пасхи Томми Лэднер получил очень неприятное известие. При первой же возможности он послал за мной, и по прибытии я услышал, что лодка Деррика (655-я) подорвалась на мине в Северной Адриатике. Сам Деррик и Джонни Мадд числились в списке серьезно раненных.

Это была ужасная трагедия! Деррик прекрасно показал себя в роли командира 655-й, которую принял в поврежденном состоянии после событий на Эльбе. Она стала отличным кораблем, а ее молодые офицеры быстро доказали, что возраст не помеха опыту и отваге. Тот факт, что этот прекрасный корабль, во многом явившийся преемником 663-й, разделил ее судьбу, оказался для всех нас тяжелым ударом, и, должно быть, в первую очередь для Деррика.

Томми очень переживал случившееся. Кроме Деррика и Тони Марриотта, еще много моряков, уцелевших после взрыва 663-й, перешли на 655-ю. Старшина Николл добровольно вызвался остаться с Дерриком, хотя был тяжело ранен при взрыве 663-й. Николл был с Томми с 1941 года, сначала на канонерке номер 75 во флотилии Хиченса, затем на 663-й. На берегу он не оставался с довоенного времени. Он ходил на эсминцах и был торпедирован в Нарвике и Дюнкерке. В конце концов он решил (так он сказал Томми), что если ему суждено так часто бывать в море, то уж лучше находиться к нему поближе, и перешел в Береговые силы. А теперь он попал в список «пропавших без вести, вероятно погибших». Понятно, что взрыв мины ночью во вражеских водах мог означать только одно.

Через два дня мы услышали, что у Деррика сломано бедро, а у Джонни раздроблена коленная чашечка. Это, безусловно, ужасно, но все-таки лучше, чем жуткие картины, нарисованные нашим воображением.

Последние дни на Мальте оказались донельзя суматошными. Следовало навести последний лоск на обновленную 658-ю, подготовиться к переходу и боевым операциям, а также попрощаться с «тремя мушкетерами», отбывающими в Канаду.

В Страстную пятницу Тони и я стояли на летном поле аэродрома и следили за самолетом, уносящим наших друзей. С их отъездом закончилась большая глава в моей жизни. С первых дней своей службы на флоте я находился рядом с ними, они учили меня, опекали, всегда давали своевременные и дельные советы. Теперь их не было. Сможем ли мы сохранить традиции флотилии? Сумеем ли поддерживать дух и атмосферу долгих месяцев в Бастии, снова стать единой, сплоченной командой, какой были во время сражения в проливе Млет? Это представлялось маловероятным.

Но мы постараемся.