• 10.1. Ли Ифу и Ли Линьфу
  • 10.2. Опасное свойство
  • 10.3. Царь-конюх
  • 10.4. Притвориться свиньей, чтобы убить тигра
  • 10.5. Предложение о капитуляции
  • 10.6. Смена коменданта в Лукоу
  • 10.7. Советская и вьетнамская дружба
  • Стратагема № 10. Скрывать за улыбкой кинжал

    А) Четыре иероглифа формулировки А





    Современное китайское чтение: сяо / ли / цан / дао

    Перевод каждого иероглифа: улыбка / в / скрывать / кинжал

    Связный перевод: Скрывать за улыбкой кинжал.

    Б) Четыре иероглифа формулировки Б





    Современное китайское чтение: коу / ми / фу / цзянь

    Перевод каждого иероглифа: рот / мед / живот / меч

    Связный перевод: Во рту — мед, a за пазухой — меч. Ублажать словами, в сердце же вынашивать зло.

    Сущность: Прикрывать дурные намерения внешним дружелюбием и красивыми словами. Стратагема двуличия. Стратагема Янусовой головы. Стратагема усыпления внимания. Стратагема поцелуя Иуды.

    10.1. Ли Ифу и Ли Линьфу

    Первую формулировку использовал один из знаменитейших поэтов эпохи Тан, Бо Цзюйи (772–846),[153] для характеристики Ли Ифу (614–666). В стихотворении «Тянь кэ до» («Небо доступно познанию») он пишет, что типы, подобные Ли Ифу, «скрывают за улыбкой кинжал, которым убивают людей». Косвенно метит по этим, подобным Ли Ифу, людям стихотворение того же автора, входящее в цикл о преимуществах винопития, со следующим предупреждением:

    Перестань острить кинжал, прикрываясь улыбкой. Гораздо лучше пить вино и, тихо Свалившись с ног, лежать, напившись.

    Кто же был Ли Ифу? Согласно историческим сведениям, он попал в случай при танском императоре Гао-цзуне и своим подхалимством и лестью добился положения важного сановника при дворе. Согласно «Истории Поздней Тан», составленной около 940 г. н. э., «[Ли] Ифу представлялся кротким и скромным; говоря с кем-либо, он всегда лучисто улыбался. Однако в глубине души он был коварен и лукав. Кто противостоял ему хотя бы в малой степени, того он стремился погубить. Современники говорили о нем: Ифу прячет за своей улыбкой кинжал».

    В «Истории Ранней Тан», составленной Оуян Сю (1007–1072), Ли Ифу описан таким же образом. Принадлежащая лирику Бо Цзюйи формулировка стратагемы вошла и в повествовательную литературу, например в такие известные классические романы, как «Речные заводи» и «Сон в Красном тереме», а также во многие пьесы.

    Ее можно, например, найти в исторической драме Гуань Ханьцина (XIII в.) «Гуань давай дуфу даньдао хой» («Великий царь Гуань является на пир, вооруженный лишь кинжалом»).[154]

    Вторую формулировку передает Сыма Гуан (1019–1086).[155] В труде «Цзы чжи тун цзянь» («Всеобщее зерцало, правлению помогающее») он сообщает о Ли Линьфу (ум. 752 н. э.), первом министре императора Сюань Цзуна (712–756):

    «Наиболее отвратительны для него были ученые. Наружно он поощрял их и приваживал сладкими речами, но втайне вредил им. Современники говорили о Ли Линьфу: «Во рту у него мед, а за пазухой — меч».[156]

    После смерти Мао 12 сентября 1976 г. члены «банды четырех» в прессе КНР то и дело изображались как потомки Ли Линьфу. Со своей стороны, Мао 20 сентября 1939 г. сравнил империалистов с Ли Линьфу, а 28 сентября 1939 г. — тогдашнего британского премьер-министра Чемберлена — с Ли Ифу. В другом месте Мао в отношении китайской внутренней политики призывал к борьбе с воплощенным в образах Ли Ифу и Ли Линьфу поведением, которое он описал так:

    «В открытую объединяться, втайне противостоять, устами соглашаться, сердцем отрицать, в лицо говорить красивые слова, за спиной устраивать склоки — в этом выражается двуличие».

    В этой же связи имеет смысл упомянуть «пули в сахарной оболочке», принадлежащие «буржуазии», которые Мао рассматривал как основную опасность для «пролетариата» после «победы китайской народно-демократической революции».

    Та же формула «во рту — мед, а за пазухой — меч» имеется в китайском издании Собрания сочинений Ленина. Она переводит название одной из работ Ленина 1907 г.[157] как «Мед на устах и желчь в сердце».

    Что касается Советского Союза, то в гонконгской книге о стратагемах в качестве примера человека, похожего на Ли Ифу и Ли Линьфу, приводился Хрущев. При жизни Сталина он изображал его верного ученика, а потом, на XX съезде КПСС, предал его. Согласно этой интерпретации, именно благодаря предательству Хрущев достиг власти.

    Во всяком случае, в Китае Стратагема № 10 весьма распространена, судя хотя бы по наличию многочисленных вариантов обеих ее кратких формулировок, как, например:

    мянь дай чжунхоу, нэй цан цзяньчжа

    (на лице — верность и доброта, в душе же скрыты лукавство и фальшь);

    цзуй шан фан митан, синь ли дан бишуан

    (губы помазать медом, а в сердце скрыть мышьяк).

    Но, надо думать, двуличие свойственно не только жителям Китая; например, в «Эдде»[158] можно найти следующее изречение:

    Если ты другому Доверять не хочешь, Выгоды же хочешь От него добиться, Говори учтиво, Замышляя лихо. За обман коварством Следует платить.

    Китайские формулировки типа «Скрывать за улыбкой кинжал» не нуждаются ни в каких дальнейших разъяснениях. Но, по-видимому, некоторые примеры из китайских изданий, посвященных стратагемам, могут пояснить неожиданные ракурсы Стратагемы № 10. Первый такой пример обнаруживается в труде Хань Фэя (ум. 233 до н. э.),[159] известнейшего представителя так называемых «сторонников закона» («легистов»).

    10.2. Опасное свойство

    В эпоху «Весны и Осени» князь У (770–744 до н. э.) из государства Чжэн (в сердце современной провинции Хэнань, к югу от Хуанхэ) намеревался захватить княжество Ху (в современной провинции Хэнань). Но в военном отношении его возможности были ограниченны, и он не решился предпринять прямое нападение на Ху. Взамен он воспользовался Стратагемой № 10. Он предложил тогдашнему князю Ху в жены свою прекрасную дочь. Тот согласился и таким образом породнился с князем У. Мало того, чтобы окончательно охмурить князя Ху, князь Чжэн собрал своих министров и сказал: «Я подумываю захватить какое-нибудь государство. Кто скажет мне: захват какой страны легче всего увенчается успехом?»

    Министр Гуань Цисы предположил, что успешнее всего было бы напасть на Ху. В притворном гневе князь У вскричал:

    «Как, вы предлагаете воевать против княжества Ху, которое связано с нами родственными узами?»

    И он приказал обезглавить министра.

    Об этом узнал князь Ху. Последние его сомнения в искренности дружбы с Чжэн испарились, и отныне он отложил попечение о границах с государством Чжэн. Неожиданно князь Чжэн коварно напал на Ху и уничтожил его. Долгое время после того Чжэн оставалось весьма могущественным княжеством. Только в 375 г. до н. э. оно было уничтожено Хань.

    Вот какой комментарий дается к описанию этого случая в книге о китайских военных пословицах, вышедшей в 1983 г. в Тайюане, провинция Шаньси:

    «Это типичный пример применения Стратагемы № 10 в военных целях. Князь Чжэн не моргнув глазом принес в жертву собственную плоть и кровь и безвинно умертвил одного из своих министров. И все это проделывалось, чтобы разыграть дружелюбие и тем усыпить подозрения противника. Итак, противник должен увериться в твоих дружеских или мирных намерениях, и тогда он потеряет бдительность. Втайне же при этом планируется нападение на противника при удобном случае, причем проводится соответствующая подготовка, о которой противник не догадывается».

    10.3. Царь-конюх

    В эпоху «Весны и Осени» царь государства Юэ (в нынешней южнокитайской провинции Чжэцзян), Гоу Цзянь (ум. 465 до н. э.), потерпел поражение в битве при озере Тайху от властителя государства У Фу Чая (ум. 473 до н. э.; согласно сообщениям китайской прессы, в 1984 г. при раскопках был найден его меч). Сначала Гоу Цзянь собирался бежать на чужбину вместе с 5000 воинов, но его наперсник Вэнь Чжун посоветовал сдаться Фу Чаю и с помощью политики уступок сделать возможным отмщение в будущем.

    Итак, Гоу Цзянь послал Вэнь Чжуна к Фу Чаю и предложил тому отборнейшие сокровища государства Юэ. Затем он заявил о своей готовности навечно стать слугой Фу Чая. Фу Чай, не вняв советам собственных военачальников, попался на удочку. Гоу Цзянь надел одноцветные одежды и вместе с наперсником, суп-рутой и 300 воинами явился в государство У. Там он преклонил колени перед Фу Чаем и в самых униженных выражениях поблагодарил того за великую милость, что его оставили в живых.

    Фу Чай поставил Гоу Цзяня конюхом. Когда Фу Чай выезжал верхом, Гоу Цзянь сам подводил ему коня и всякий раз говорил, как он благодарен властителю У за то, что он сохранил ему жизнь. Если Фу Чай был болен, Гоу Цзянь больше всех печалился о нем, даже рассматривал его испражнения.

    Гоу Цзянь выказал себя столь почтительным, что Фу Чай решил, что он и впрямь стал верным слугой. Через три года он разрешил Гоу Цзяню вернуться на родину. Там Гоу Цзянь стал спать на соломе и хворосте, чтобы помнить о мести. С той же целью, чтобы постоянно подогревать в себе жажду отмщения, он съедал каждый день за обедом кусок желчного пузыря. Одновременно он всеми силами готовился к реваншу. Наконец однажды звезды послали Гоу Цзяню победоносный поход против У (см. 5.2).

    Сразу за этой историей в тайбэйском издании (1986) следует рассказ о Лугии Юнии Бруте (VI в. до н. э.) под заголовком:

    10.4. Притвориться свиньей, чтобы убить тигра

    Когда последний царь Рима Тарквиний Гордый[160] убил отца и старших братьев Брута, по легенде, Брут вынужден был, чтобы спастись, притворяться безумным. Он так хорошо изображал безумие, что царь держал его при дворе в качестве безобидного шута для своих сыновей.[161] После самопожертвования Лукреции, погибшей за чистоту и свободу,[162] Брут скинул маску. Он побудил супруга и отца Лукреции поклясться, что они успокоятся не раньше, чем будет изгнан ненавистный тиран со своими развратными сыновьями, а сам поспешил с телом Лукреции в Рим, где пламенной речью убедил народ свергнуть и изгнать царя. После этого образовалась Римская республика, в первый Консулат которой были избраны Брут и его верный товарищ Коллатин.

    Заголовок, данный этой истории, представляет собой распространенную в Китае пословицу. Согласно гонконгской книге о стратагемах, она ведет начало от рассказов об охотниках, которые притворяются свиньей, чтобы подманить тигра и неожиданно напасть на него. Та же книга цитирует приписываемое легендарному основателю даосизма Лао-цзы изречение:

    «Мудрость — за глупость [выдать]»,[163] а также изречение поэта Су Ши (1037–1101):

    «Мудрейший выдает себя за дурачка». Далее в гонконгской книге следует рассуждение:

    «Прием «Притвориться свиньей, чтобы убить тигра» применяется против сильного врага. От него скрывают клинок меча, представляются глупыми, как свинья, поддаются во всем, изображают дружескую улыбку и прислуживают подобно рабам. Но как только представляется случай, раб превращается в палача».

    10.5. Предложение о капитуляции

    В III в. до н. э. княжество Янь напало на княжество Ци и захватило 17 городов. Держались еще только два города, один из них — Цзимо. После того как военачальник, руководивший обороной Цзимо, пал на поле брани, его место занял Тянь Дань. После применения Стратагемы № 34 и дальнейших фланкирующих мер Тянь Дань отправил старых и слабых жителей города, а также женщин на городские стены и послал в яньскую армию вестников, которые сообщали о капитуляции города. Воины яньской армии разразились торжествующими криками. Жители города передали Тянь Даню больше 1000 золотых монет, которые он вместе с письмом от богатых жителей Цзимо отослал яньскому военачальнику. В письме говорилось: «Цзимо скоро сдастся. Наше единственное желание — чтобы наши домочадцы, жены и наложницы не попали в плен». Яньский военачальник ответил согласием, и бдительность яньской армии еще понизилась. Теперь пришло время для Тянь Даня сделать вылазку из города. Во время этой вылазки яньская армия потерпела жестокое поражение.

    Неудивительно, что еще Конфуций предостерегал:

    «Честные речи и любезный вид редко сочетаются в людях».

    Его современник Сунь-цзы в «Трактате о военном искусстве» вообще считает униженные речи противника признаком опасности и предупреждает:

    «Если враг без предварительной договоренности внезапно попытается заключить перемирие, здесь определенно скрывается подвох».[164]

    В 1977 г. в 5-м издании этого трактата в Тайбэе эта фраза была осовременена с помощью формулировки, примененной к внутриполитическому противнику:

    «Если враг нападает, мы начинаем переговоры; если враг начинает переговоры, мы нападаем».

    10.6. Смена коменданта в Лукоу

    Пекинская книга о стратагемах приводит в главе, посвященной Стратагеме № 10, случай, происшедший в 219 г. н. э., который описан также в народном романе «Троецарствие».

    Главный герой событий — Люй Мын (178–219), стратег на службе Сунь Цюаня (182–252), властителя У (в современном Юго-Восточном Китае), одного из трех царств. Люй Мын узнал, что Гуань Юй (ум. 219), военачальник царства Шу (в районе нынешней провинции Сычуань), который в это время был комендантом важного для контроля над рекой Янцзы города Цзянлин (совр. Цзянлин, провинция Хубэй), готовит нападение на Фаньчэн (близ нынешнего Сянфаня, провинция Хубэй) на юге царства Вэй. Этот момент показался Люй Мыну подходящим для захвата Цзянлина. Сунь Цюань дал «добро-> его планам. Однако, когда Люй Мын вошел в Лукоу (на западе нынешнего Цзяю, провинция Хубэй), он узнал, что вдоль реки па коротком расстоянии друг от друга сооружены сигнальные башни и обороняющая Цзянлин армия вооружена наилучшим образом. Люй Мын понял, что нападение на Цзянлин обречено на неудачу. Тогда он остановился в Лукоу и распространил известие о своей болезни.

    Тогда Сунь Цюань послал в Лукоу в ту пору еще малоизвестного стратега Лу Сюня (183–245). Тот предложил Люй Мыну сделать еще один шаг и уйти в отставку с поста командующего. Ибо Люй Мын был единственным, кого принимал всерьез Гуань Юй, слишком высоко ставивший собственное геройство. Преемник Люй Мына должен был униженно засвидетельствовать свое почтение Гуань Юю, после чего тот должен был в своем высокомерии увести войска из Цзянлина воевать против Фаньчэна.

    Сунь Цюань был согласен с этим планом; после отставки Люй Мына он назначил Лу Сюня новым верховным главнокомандующим и поручил ему охрану Лукоу. Лу Сюнь вел двойную тактику, прикрывая дружескими жестами готовящийся поход. Он послал Гуань Юю полное лести письмо, отборных лошадей, тончайшие шелковые ткани и дорогие яства и напитки. Посланец Лу Сюня присовокупил к письму на словах, что Лу Сюнь надеется на добрые отношения с Гуань Юем.

    Действительно, Гуань Юй почувствовал себя в безопасности с этой стороны. Посланные Лу Сюнем шпионы донесли, что половина цзянлинского гарнизона ушла на захват Фаньчэна. Царство У начало тайные переговоры с царством Вэй, чтобы избежать войны на два фронта. Когда Гуань Юй полностью перестал обращать внимание на царство У и полностью сосредоточился на захвате Фаньчэна, Люй Мын вновь выступил на сцену; спустившись вместе с военным флотом, замаскированным под торговый, по Янцзы, он без особого труда внезапно захватил Цзянлин (см. также 8.3).

    10.7. Советская и вьетнамская дружба

    По пекинской книге о стратагемах (1987), Советский Союз рассматривает политико-дипломатические ухищрения как непременное условие для подготовки внезапных военных действий. Это применимо как будто к событиям, предшествовавшим вводу советских войск в Афганистан в конце 1979 г. В течение года СССР изображал «мирное сотрудничество», оказывая так называемую экономическую помощь, готовя военных специалистов и посылая военных советников. Так он постепенно получил в руки контроль над афганской армией и создал предпосылки для оккупации Афганистана.

    Так же якобы и Вьетнам: перед нападением на Камбоджу «ради усыпления внимания стран Юго-Восточной Азии» говорил о «региональном сотрудничестве», что китайской прессой было отнесено на счет Стратагемы № 10. Анализу вьетнамской политики, выполненному Пэн Ди, в «Жэньминь жибао» от 16 августа 1979 г. был предпослан заголовок:

    «Дипломатия улыбки — за улыбкой скрыт кинжал».


    Примечания:



    1

    Саньшилю цзи (Ча ту бань). Цзюань 1 — 12. // 36 стратагем. Иллюстрированное издание. ТТ. 1 — 12. Сост. Ци Хунчжи, Лун Фэн. Изд. Шидай вэньи чубаньшэ. Чанчунь, 2001. В редколлегию этого издания входит 19 специалистов.



    15

    См.: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. М., 1984. С.62–73.



    16

    Ласкер Э. Учебник шахматной игры. Изд. 6-е. М., 1980. С. 193.



    153

    При переводах на русский язык фамильный знак великого танского поэта читается как «бо» (см.: Бо Цзюй-и. Четверостишия / Пер. с кит. Л. Эйдлина. М., 1951).



    154

    Великий князь Гуань — это один из героев «Троецарствия», прославленный полководец Гуань Юй. В пьесе сановник Лу Су приглашает Гуань Юя на пир в стремлении силой вынудить его уступить территорию Цзинчжоу. Коварству Лу Су Гуань Юй противопоставляет проницательность и храбрость. Эта фабула отражена и в полном названии драмы Гуань Ханьцина: «Лу Цзыцзин (Су) устраивает пир в надежде вернуть Цзинчжоу; великий ван Гуань с одним мечом идет на пир» (см.: Сорокин В. Ф. Указ. соч. С. 256–257).



    155

    Сыма Гуан (1019–1086) был однофамильцем основоположника китайской историографии Сыма Цяня. Он являлся крупным государственным деятелем Сунской эпохи и создателем уникального исторического труда «Цзы чжи тун цзянь», состоящего из 294 книг и охватывающего историю Китая с 403 г. до н. э. (т. е. от периода «Сражающихся царств») по 960 г. н. э. — начало правления династии Сун. Авторский замысел, отраженный и в названии работы, заключался в том, чтобы не только воссоздать факты истории в их взаимосвязи, но и научить своих современников осмысливать их, извлекая уроки.

    В XII в. труд Сыма Гуана был переработан Чжу Си в духе неоконфуцианства и стал называться «Цзы чжи тун цзян ган му», в XVIII столетии его перевели на маньчжурский язык, бывший тогда официальным языком Циньской империи. По «горячим следам» он был переведен с маньчжурского одним из французских миссионеров (Joseph-Francois de Mailla, Histoire generate de la Chine. Paris, 1777–1785). В первой половине XIX в. великий русский китаевед Никита Яковлевич Бичурин (Иакинф), находясь во главе Русской духовной миссии в Пекине, перевел эту грандиозную работу с китайского языка, причем перевод был сделан «для собственного употребления при справках». К 1825 г., уже в ссылке в Валаамском монастыре, Н. Я. Бичурин завершил работу над переводом, рукопись которого в настоящее время хранится в Архиве Петербургского отделения Института востоковедения РАН (см.: Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977. С. 94, 312,410).



    156

    На совести Ли Линьфу и судьба одного из талантливейших поэтов Танской эпохи — Чжан Цзюлина, который служил при дворе в министерском чине. Поэт отличился тем, что в день тезоименитства императора преподнес ему не редкие драгоценности, как иные придворные, а книгу об основах управления, определявших возвышение и процветание династии или ее упадок. Государь изобразил восторг. Но вскоре назначил министром Ли Линь-фу, спросив поэта мнение о нем. Чжан Цзюлин ответил: «Боюсь, что он будет для государства опасен». Тем не менее назначение состоялось, и Ли Линьфу начал протежировать другим выскочкам и проходимцам, в частности Ню Сянькэ. Чжан Цзюлин вновь пытался отсоветовать императору продвигать таких временщиков, но это навлекло на него лишь высочайшую немилость (см.: Алексеев В. М. Указ. соч. С. 146).



    157

    Имеется в виду статья «Памяти графа Гейдена» (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 37–45).



    158

    «Эдда» («Edda») — собрание древнеисландских мифологических и героических песен. Автором является поэт-скальд Снорри Стурлусон (Snorri Sturluson) (1178–1241). Его сочинение носит название «Младшая Эдда», или «Снорриева Эдца». Этот труд, подготовленный в 1222–1225 гг., содержит обзор и поэтическое переложение древних скандинавских саг. «Старшая Эдда» («Эдца Сэ-мунда», «Песенная Эдда»), датируемая XIII столетием, также является сборником древнеисландских эпических произведений, основанных на устной традиции германских народов. В современном немецком языке песни «Эдды» обозначаются термином «Eddalieder».



    159

    См. комментарий к Введению.



    160

    Цари правили Римом 244 года: от основания города и до учреждения власти выборных консулов. Луций Тарквиний Гордый, захвативший власть в результате коварного убийства Сервия Туллия, царствовал в течение 25 лет.

    Тарквиний и сам пользовался стратагемами. В ходе войны с городом Габии после неудачных попыток взять город приступом или осадой Тарквиний, «совсем не по-римски, принялся действовать хитростью и обманом». Он сделал вид, что занят закладкой храма и другими работами у себя в городе. Одновременно младший из его трех сыновей, Секст, перебежал, договорившись с отцом, в Габии. Здесь он приложил немало красноречия и усилий, чтобы добиться доверия габийцев. Он преуспел в этом, став одним из военачальников, и «пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее, чем сын в Габиях». Пользуясь своим положением, Секст по указанию отца (Тарквиний не доверил присланному гонцу свой план, он лишь молча ходил по саду, сбивая палкой головки самых высоких маков, но Секст понял намек) истребил лучших из габийских старейшин. «Осиротевшее, лишившееся совета и поддержки габийское государство было без всякого сопротивления предано в руки римского царя» (Тит Ливий. История от основания Рима // В сб.: Историки Рима. М., 1969. С. 190–191).



    161

    Как пишет Тит Ливий, в доме Тарквиния «явилось страшное знаменье: из деревянной колонны выползла змея». Встревоженный Тарквиний решил направить доверенных лиц в Дельфы, к прославленному оракулу. Эту миссию он поручил своим сыновьям Титу и Аррунту. «В спутники им был дан Луций Юний Брут, сын царской сестры Тарквиний, юноша, скрывавший природный ум под приятною личиной. В свое время, услыхав, что виднейшие граждане, и среди них его брат, убиты дядею, он решил: пусть его нрав ничем царя не страшит, имущество — не соблазняет; презираемый в безопасности, когда в праве нету защиты. С твердо обдуманным намерением он стал изображать глупца, предоставляя распоряжаться собой и своим имуществом царскому произволу и даже принял прозвище Брут — Тупица, — чтобы под прикрытием этого прозвища сильный духом освободитель римского народа мог выжидать своего времени» (там же. С. 193).



    162

    Секст Тарквиний, явившись в дом как гость, силой и гнусным шантажом обесчестил Лукрецию — жену Тарквиния Колла-тина, сына Эгерия, славившуюся в Риме нравственной чистотой. Раскрыв своим близким злодеяние Секста, Лукреция покончила с собой.



    163

    Лао-цзы (Лао Дань) в своем ответе Конфуцию на вопрос о «дао» — пути совершенного человека — отвечает, что «много знающий человек не обязательно обладает истинным знанием, а искусный в споре не обязательно обладает настоящим умом. Поэтому настоящий совершенномудрый отбрасывает эти качества» (см.: Древнекитайская философия. Т. 1. С. 281). Существуют несколько иные переводы этого отрывка, например в работе Л. Д. Позднеевой «Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая» (M., 1967): «Держаться вне всей тьмы вещей, вмещая их неистощимую способность к движению, — таково учение благородного мужа» (с. 248–249).



    164

    Н. И. Конрад вкладывает другой смысл в эту фразу: «Если он [противник. — В. М. ], не будучи ослаблен, просит мира, значит, у него тайные замыслы». Причем к термину «ослаблен» Н. И. Конрад сделал специальное примечание: «Слово «юэ», употребленное здесь Сунь-цзы, малопонятно, что открывает простор различным догадкам. Из всех предложенных комментаторами толкований выбираю толкование Чэнь Хао, объясняющее это слово через выражение «цюй жо» — «быть надломленным», «быть обессиленным» (см.: Конpад Н.И. Указ. соч. С. 37, 300).