• Мовь, влазня, баня
  • «Оттого урусуты такие сильные»
  • Как самое драгоценное
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    посвящена добрым традициям русской бани, читатель узнает, как испокон веков в ней черпали здоровье и радость

    Мовь, влазня, баня

    История русской бани уходит в седую древность. Геродот, странствуя по белу свету, побывал и на территории нашей страны — в Северном Причерноморье и в устье Днепро-Бугского лимана. Историк пересказывает легенду, услышанную им в причерноморских степях. О том, что здесь некогда появился греческий герой Геракл. У него было три сына — Агафирс, Гелон и Скиф. Однажды Геракл предложил сыновьям натянуть могучий лук, с которым, кроме него, никто не мог совладать. Только один Скиф — младший из братьев — сумел выполнить повеленье Геракла.

    Так Скиф стал владыкой причерноморских степей. В скифском кургане, что близ Никополя на Днепре, найдена серебряная ваза с изображением людей богатырского вида, обуздывающих степных коней. Геродот рассказывает о банях, которыми пользовались эти сильные, могучие люди. Устанавливали три жерди, верхними концами наклоненные друг к другу, и обтягивали их затем войлоком. Потом бросали в чан, поставленный посреди этой хижины, раскаленные докрасна камни. Взяв конопляное семя, залезали в эту войлочную баню и бросали его на раскаленные камни. От этого, замечает историк, поднимался такой сильный пар, что никакая эллинская баня не сравняется с той, какую он видел в степи. Наслаждаясь ею, скифы вопили от удовольствия. У Геродота мы узнаем о том, что скифы после погребения покойника очищали себя парной баней. Скифские женщины растирали на шероховатом камне, подливая воды, куски кипариса, кедра и ладана. Этим жидким тестом с приятным запахом обмазывали все тело, а когда на следующий день смывали этот слой, оно становилось чистым и блестело.

    Баня упоминалась в восточнославянских мифах: ее почитали даже боги, и с баней связывалось происхождение человека. Византийский историк Прокопий Кесарийский (ок. 500–565) пишет, что баня сопровождала древних славян всю жизнь: здесь их омывали в день рождения, перед свадьбой и после смерти.

    О русской бане упоминается в летописях X–XIII веков. Ее называли мовь, мовня, мовница, мыльня, влазня или просто баня. В Древней Руси побежденные племена даже платили дань березовыми вениками.

    Много любопытного узнаем у Нестора (XI — нач. XII в), этого, можно сказать первого русского писателя, в его «Повести временных лет», «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля…»

    Есть в летописи строки и о бане. В Великом Новгороде легендарный апостол Андрей, путешествуя по разным странам, увидел деревянные бани, где люди, обнажившись, били себя вениками и под конец окатывались холодной водой. «…И возмут на се прутье младое (и) бьют ся сами… И обдаются водой студеною. И то творят мовенье собе а не мученье».

    Во времена, о которых повествует летопись у восточных славян еще не было городов. Значит, речь идет о V–VI веках.

    А вот своеобразный отклик уральского поэта Алексея Домнина на эти «банные» строки первой русской летописи:

    До надменного Рима добрел он водою и посуху, был у персов и скифов и в гиблых варяжских местах. Но особо скорбел, опираясь на старческий посох, в новгородской земле седовласый воитель Христа: «Видел бани древены. И как их нажарят румяно, от одежд сволокутся и, взяв молодое прутье, так исхлещут себя, что выходят почти бездыханны, и остудят водой истомленное тело свое. И опять оживут, не мовенье творят, а страданье для себя эти люди, забытые богом в глуши»… Так поведал апостол, с него начинались преданья о загадочных свойствах веселой славянской души. А в душе той и вправду ни ржавчины нет, ни смятенья, как румяная баня, она горяча и добра. Так издревле ведется: большую работу затеяв, с чистым телом и помыслом вступают в нее мастера. Век иной на земле и другие заботы и ритмы. Сыновья покоряют неведомый звездный простор, но я в русскую баню вхожу, как входили в молитву, и с березовым веником жаркий веду разговор!

    Упоминает Нестор и о походе князя Олега в Константинополь. В договоре с Византией говорится о праве русичей пользоваться местными банями. «И да творят мовь елико хотят».

    От Нестора живая нить ведет в Киево-Печерский монастырь. Именно здесь похоронен славный летописец. Кстати, недавно киевские ученые — антропологи, историки, археологи, биологи, исследуя погребение Нестора, изучая сведения древних авторов, воссоздали его портрет. В последние годы жизни (он скончался примерно в возрасте 60–65 лет) летописец был худощав среднего — около 165 сантиметров — роста. Высокий лоб, умные глаза, борода, длинные, спадающие на плечи волосы. Таким предстает спустя века Нестор.

    Но вернемся к Киево-Печерскому монастырю. Это был крупнейший очаг культуры Киевской Руси. Славился далеко за своими пределами богатейшей библиотекой, где было много и медицинских книг. Русь подхватила византийские, а следовательно, и античные традиции, особенно Древней Эллады. До русских людей доходили медицинские воззрения Гиппократа и Галена. Печерские монахи, прослышав о пользе бани, стали устраивать их для лечебных целей, но на русский, самобытный манер. В уставе великого князя Владимира (966 г.) бани именовались заведениями для немогущих. В 1091 г. переяславский епископ Ефрем, ставший впоследствии Киевским митрополитом заводил бани, своеобразные лечебницы — быть может, первые на Руси. Врач-монах Киево-Печерского монастыря Агапит исцелял больных травами и парной баней.

    Внучка киевского князя Владимира Мономаха Евпраксия (первая половина XII в) еще в детские годы увлеклась народной медициной. Готовила из целебных трав снадобья и пользовала больных — и знатных людей и простых крестьян. «Леками людям добро делала». За что ее прозвали Добродеей. Случилось так, что по обычаям того времени 15-летняя княжна была просватана за византийского царевича Алексея Комнина. Так Евпраксия оказалась в Царьграде где ее нарекли новым именем — Зоя. Царевна с еще большим тщанием занялась врачеванием. Прониклась воззрениями Гиппократа и Галена. Зоя-Евпраксия оставила после себя медицинские рецепты, многие из которых были почерпнуты из народной медицины Руси. О том, как зубы белыми сделать. О лечении «внутренних и внешних болезней» и чистоте, без которой «не быть здорову». И о русской бане — «бодрит тело и веселит душу».

    В своем «Описании Московии» немецкий ученый Адам Олеарий (1603–1671) сообщает, что в России нет ни одного города, ни одной деревни, в которых бы не было парных бань, общественных или частных. «Русские могут выносить чрезвычайный жар. Ложась на банных полках велят себя бить и тереть свое тело разгоряченными березовыми вениками, чего я никак не мог выносить». Далее Олеарий пишет, что от такого жару русские делаются красные и обливаются холодной водой. Зимой же, выскочив из бани, валяются на снегу, трут им тело, будто мылом, и потом снова входят в жаркую баню. «Такая перемена противоположных деятелей благоприятствует их здоровью».

    «Оттого урусуты такие сильные»

    …Зима 1237 года. Внук Чингисхана Бату (Батый) — впоследствии предводитель Золотой Орды — добрался со своей конницей до Москвы. Его внимание привлекли бревенчатые срубы у реки, из которых валил густой пар. Люди стремглав выскакивали оттуда, бросались к ледяной проруби и окунались.

    Об этом мы узнаем в романе писателя и историка Василия Яна «Батый».

    «Бату-хан метнул плетью на срубы: “Что делают эти безумцы?” “Эти домики называют „мыльни“, — объяснил толмач. — Там жители Мушкафы (так монголы называли Москву. — А. Г.) бьют себя березовыми вениками, моются горячей водой и квасом, затем окунаются в проруби Это очень полезно. Оттого урусуты (т. е. русские. — А. Г.) такие сильные”.»

    Книги Н. М. Карамзина (1766–1826), о котором Пушкин писал, что древняя Россия найдена им, как Америка Колумбом, и поныне неисчерпаемый кладезь познания истории нашей Родины Много узнаем в сочинениях историка любопытных подробностей о быте русских людей. «Дмитрий Самозванец, — пишет Карамзин, — никогда не ходил в баню, жители Московские заключили из того, что он не Русский!»

    В своем дневнике некто Берхольц, находившийся некоторое время при дворе Петра I записывает, что побывал в русской бане. «Нашел, что она очень полезна, и положил себе наперед почаще прибегать к ней». Далее Берхольц рассказывает, что русские люди умеют дать воде которую льют на раскаленные печные камни, ту степень теплоты, какая необходима. «Вначале спокойно лежишь на полке, устланном соломой, сверху покрытой чистой простынью. Затем начинают парить березовыми вениками. Это необыкновенно приятно, потому что открывает поры и усиливает испарину. После энергично скребут пальцами по всему телу, чтобы отделить от него нечистоту, что также очень приятно. Затем берут мыло и натирают им все тело так, что нигде не остается ни малейшего следа грязи… Окачивают, по желанию, теплою или холодной водой. Чувствуешь себя как бы вновь рожденным.»

    Сооружая на голландских верфях фрегат, Петр I жил жизнью простого плотника. Сам себе готовил пищу. Построил русскую баню без которой не мыслил своего существования.

    Во время штурма Нарвы Петр I в редкие свободные минуты подписывал указы, которые ему приносил его секретарь Алексей Васильевич Макаров. Вот один из них: «Указ Алексею Сидоровичу Синявину ведать торговыми банями в Москве и других городах». Резолюция Петра: «Где можно, при банях завести цырульни, дабы людей приохотить к бритью бороды, также держать мозольных мастеров добрых».

    Рассказ записанный со слов современника Петра I: «В 1718 году, в бытность Петра Великого в Париже, приказал он сделать в одном доме для гренадер баню на берегу Сены, в коей они после жару купались. Такое необыкновенное для парижан, по мнению их, смерть приключающее действие произвело многолюдное сборище зрителей. Они с удивлением смотрели, как солдаты выбегая разгоряченные банным паром, кидались в реку, плавали и ныряли. Королевский гофмейстер Вертон, находящийся в прислугах императора, видя сам сие купание, Петру Великому докладывал (не зная, что то делается по приказу государя), чтобы он солдатам запретил купаться, ибо-де все перемрут. Петр, рассмеявшись отвечал. “Не опасайтесь, господин Вертон. Солдаты от парижского воздуха несколько ослабли, так закаливают себя русской баней. У нас бывает сие и зимой: привычка — вторая натура”.»

    В связи с этим эпизодом вспоминается весьма колоритная сценка из романа Алексея Толстого «Петр Первый».

    Царь, Меньшиков и денщик Нартов наслаждаются баней. Банька из липового леса, легкая, ароматная. «Нартов отрыл медную дверцу в печи, отскочив в сторону, плеснул ковш квасу глубоко на каленые камни. Вылетел сильный мягкий дух, жаром ударило по телу, запахло хлебом. Петр Алексеевич крякнул, помывая себе на грудь листьями березового веника». Меньшиков говорит, что «в Париже париться, да еще квасом — ничего этого не понимают, и народ поэтому мелкий». Далее читаем: «Петр Алексеевич спустив длинные ноги, сел на полке, нагнул голову, с кудрявых темных волос его лил пот. “Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Так то, камрат любезный… Без Питербурха да без бани нам как телу без души”.»

    Начав с мундира солдата петровского «потешного» полка, Яков Брюс дошел до фельдмаршала. Он был одним из самых образованнейших сподвижников Петра. В Москве на нынешней Колхозной площади возвышалась знаменитая Сухарева башня. Здесь проходили заседания таинственного «Нептунова» общества. Непременными участниками заседаний были Петр I и его ближайшие сподвижники — Брюс, Лефорт, Меньшиков. Рассказывали, что Брюс — Пушкин назвал его в «Арапе Петра Великого» русским Фаустом — тщился составить в лаборатории Сухаревой башни эликсиры живой и мертвой воды, завещал своему слуге оживить себя после смерти. Любознательный Петр следил за опытами, а сам тем временем предложил устроить «лечительные бани»: «Эликсиры хороши, а баня лучше».

    Петр не только чтил русскую баню, но был организатором первых водолечебных курортов в России. Посетив знаменитые европейские курорты: Баден-Баден (в отрогах Шварцвальда ванны из естественного пара минеральных источников), Карлсбад (нынешние Карловы-Вары), Пирмонт, Спа, Петр распорядился разыскивать «лечительные воды» в российских землях. Так, «молотовый работник» Кончезерского завода Иван Рябоев открыл возле Олонца, что в Карелии, «марциальные воды». Так как вода источника оказалась железистой, ее назвали марциальной — в честь Марса — бога войны и железа. С интересом читаем «Правила дохтурские, как при оных водах поступать». «Сколько можно ходить, чтобы движением действу вод помогать».

    Когда в 1703 году был основан Петербург, разрешили строить бани всем желающим, и не бралось никаких пошлин.

    Еще с петровских времен в России почиталась античная культура. Возводились сооружения в стиле Древней Эллады и Рима. И термы в том числе. Тот, кто ездил на экскурсию в город Пушкино (бывшее Царское село), видел в помещениях Большого дворца так называемую Холодную баню. Это копия римских терм, «в древнем вкусе времен Августа и Цицерона». Ее строил знаменитый Камерон, кстати сказать, автор капитального труда о древнеримских банях. Здесь же, в Екатерининском парке, на третьем уступе Старого сада, у пруда — здание Верхней ванны, или «мыльни их высочеств». В павильоне нежного светло-желтого цвета несколько помещений: сени, раздевальная, ванна, парильня и восьмигранный зал для отдыха, в котором скопированы росписи из знаменитого древнеримского Золотого дома Нерона. Неподалеку более скромная Нижняя баня для придворных.

    Баням на Руси всегда придавали лечебный, оздоровительный смысл. В архивах сохранилась запись о том, что 11 мая 1733 года от медицинской канцелярии получено разрешение «завести в Москве лечебную баню». Хозяина этого заведения обязывали «цену брать без излишества, дабы на него жалоб не происходило». Кроме того, «запрещено держать горячие вина, водки и всякий заповедный напиток».

    А вот другая архивная запись об открытии 11 ноября 1763 года в Петербурге на Малой Морской лечебной бани «для потения и лечения флюсов и прочих телесных припадков по докторской рекомендации».

    Английский посланник в России граф Карлэйль, вернувшись к себе на родину так написал о русских банях: «Польза их дознана опытом, можно считать средством к предохранению от болезней».

    Как самое драгоценное

    «Первый меч России» Александр Суворов сообщают биографы, в детстве был хил и слаб. Но вся его жизнь — свидетельство того как можно терпеливыми упражнениями укрепить здоровье, закалить себя. Начиная с юных лет Суворов вставал в 3 часа утра и в течение часа делал гимнастику, в которую входили быстрая ходьба, бег, прыжки. Потом обливался холодной водой, а если стояла зима, — ледяной. Сержант Сергеев, шестнадцать лет безотлучно находивший при полководце, вспоминает, как Суворов любил париться в бане, считал ее наилучшим способом закалки и укрепления здоровья. «В бане Суворов выдерживал ужасный жар, после чего на него выливали ведер десять холодной воды, и всегда два ведра вдруг».

    Вот где истоки суворовской закалки и выносливости! Альпы переходили Ганнибал и Наполеон. Но они были молодыми. А русский генералиссимус, одержавший за свою жизнь победы в шестидесяти сражениях совершил этот ратный подвиг со своими чудо-богатырями когда ему минуло уже 70 лет!

    Купец Крохин пригласил Пугачева перед наступлением на Казань в баню.

    — Ну, гостенек дорогой, пойдем-ка наперед в баньку, в мыленку с великого устаточку косточки распарить.

    — Ништо ништо, Иван Васильевич! — обрадованно воскликнул Пугачев и даже крякнул. — До баньки я охочь.

    Это из исторического повествования Вячеслава Шишкова об Емельяне Пугачеве.

    «…Обширная бревенчатая баня была освещена масляными подвесными фонарями. Липовые, добела промытые скамьи. На полках — берестяные туеса с медом да с “дедовским” квасом, что “шибает в нос и великие прояснения в мозгах творит”. На дубовом столе — вехотки, суконки, мочалки, куски пахучего мыла. В парном отделении на скамьях, обваренные кипятком душистые мята, калуфер, чабер и другие травы. В кипучем котле квас с мятой — для распаривания березовых веников и поддавания на каменку.

    …Вот Крохин принялся ковш за ковшом поддавать в печь. Баня наполнилась ароматным паром. Шелковым шелестом зажихали веники. Парились неуемно. А купец все поддавал, не жалея духмяного квасу. Пар, белыми взрывами пыхнув, шарахался вверх, во все стороны.

    Приятно покрякивая и жмурясь, Пугачев сказал:

    — Эх, благодать! Ну, спасибо тебе Иван Васильевич! Отродясь не доводилось в этакой баньке париться. На што уж императорская хороша а эта лучше.

    — С нами бог! — воскликнул купец в ответ. — А не угодно ли тертой редечкой с красным уксусом растереться?

    — Давай, давай.

    Терли друг друга, кряхтели, гоготали, кожа сделалась багряною, пылала. В крови, в мускулах ходило ходуном, на душе стало беззаботно и безоблачно».

    Купец уговаривает Пугачева выпить после бани:

    «— Сказано: год не пей, а после баньки, укради, да выпей».

    Пугачев был не охоч до хмельного:

    «— Ахти добро. Только, чуешь, на деле-то не впотребляю я хмельного».

    В. А. Гиляровский, знаменитый «дядя Гиляй» в книге «Москва и москвичи» писал: «Москва без бань — не Москва!». В роскошных Сандуновских банях, отмечает Гиляровский, перебывала и грибоедовская, и пушкинская Москва. Ведя рассказ о банях, писатель приводит слова старого актера: «И Пушкина видел… любил жарко париться!»

    Сегодня Сандуновским баням, куда с большим удовольствием ходят не только москвичи, но и гости столицы, в том числе и зарубежные, уже более 175 лет! Еще до сооружения этих фешенебельных бань поблизости, у реки Неглинки издавна были бани Бревенчатые, славящиеся отменным паром. Воду для мытья доставляли при помощи «журавля» прямо из реки. Разбушевавшийся в 1737 году московский пожар оставил от этих бань, как и от многих других строений, только обгоревшие трубы. И вот на пепле сгоревших бань известные актеры Петровского театра супруги Сандуновы, получив наследство построили в 1806 году каменные бани. Ныне Сандуны могут одновременно принять 650 любителей пара.

    Передо мною книга под названием «Меткое московское слово» Автор этого прелюбопытнейшего произведения родился задолго до конца прошлого века и дожил до 67-го года века нынешнего. Режиссер и конфераньсе, киноартист и автор реприз, издатель и государственный инспектор по антиквариату, Евгений Платонович Иванов стал профессиональным литератором. Про Иванова говорили: он знал «всю Москву» и «вся Москва» знала его. В числе его друзей были знаменитый писатель и извозчик, брандмейстер пожарной команды и видный артист Художественного театра, выдающийся математик и банщик. Иванов собирал звонкую, образную речь людей разных профессий, в том числе и из обихода Сандуновских бань. Вот некоторые из его записей. «Пар добрым людям на здоровье, а мозольникам и банщикам на чай с калачом. Легко вам попариться — желаем супруге понравиться! Пар костей не ломит, а простуду вон гонит. Прикажите мозольки срезать, чтобы по делам вам легче бегать. Ваш пот — наши старания. Мы вас потрем и поправим, а к празднику придем на дом поздравим. Такого богатыря помыть, что гору с места своротить. Веничек ваш домой завернем, чтобы у хозяйки сумление не становилось, где были? С легкого пару, без угару поздравить честь имею. С тела вы лебедь-с, а с души сухарек».