ПОГОНЯ. «ЭТО МОИ ЩЕНОК»

Солнце на улицах. Жара. Наверное, высохла последняя лужа. А если и не высохла, то все равно бежать туда опасно. Там живет страшилище в сапогах и с перьями на голове.

Свесив розовый язык, щенок бегал по улицам, искал воду. Он нашел ее далека от дома, когда уже совсем измучился.

На тротуаре стояла синяя тележка, и женщина в белом халате торговала шипучим яблочным напитком. Из ближнего подъезда к тележке тянулся резиновый шланг. В одном месте шланг лопнул. Холодная вода била фонтанчиком и стекала в углубление на асфальте. Щенок напился и сел отдохнуть у стены, где была тень. От жары он часто-часто дышал.

— Мама, смотри. Жарко щенку.

Мимо шла девочка в красном платьице с белыми горошинами. В одной руке она держала красную сумочку, в другой эскимо. Рядом шла ее мать с пестрым зонтом и чемоданом.

— Смотри. Совсем жарко щенку.

— Мы опоздаем на поезд, — сказала мама.

Взрослые всегда боятся опоздать на поезд. Девочка упрямо мотнула головой. Пшеничные волосы упали ей на глаза. Девочка ладонью откинула их, а эскимо она взяла в другую руку, держала его вместе с сумочкой.

Мороженое капало на сумочку и белело на ней горошинами, такими же, как на платье.

— Что ты делаешь! — ахнула мама. — Идем, несносный ты человек.

Но девочка присела на корточки и чмокнула губами.

— Песик, иди сюда.

Щенок понял, что его зовут. Он вскочил. Сначала он хотел убежать. Но он не убежал. Девочка позвала его снова. Она была маленькая и без тяжелых страшных сапог. И щенок пошел. Он боялся, а лапы двигались сами.

Но подойти совсем близко щенок не посмел. Девочка протянула руку, и щенок отскочил. «Что же сейчас будет?» — подумал он. Девочка отломила кусочек эскимо и бросила щенку. Он прыгнул в сторону.

Потом он все-таки решился подойти и лизнул угощение. Было вкусно.

Очень вкусно. Гораздо вкуснее, чем селедочные головы или сухие корки.

И сразу стало прохладнее. Щенок торопливо зализал мороженое. Девочка ушла уже далеко, и он заторопился следом. Он побежал за ней, потому что, во-первых, в руке у нее была очень вкусная еда, а во-вторых, он и сам не знал, зачем бежит.

Вдруг раздался грохот, и рядом упал железный обруч. На обруч была надета сетка, и щенок чуть-чуть не попал под нее. Он услышал стук сапог и увидел, как два человека бегут к нему. Они бежали от машины, в кузове которой стоял желтый ящик с маленьким окошком.

Ужас хлынул на щенка. Он завизжал и бросился от страшных людей, от ящика, от сетки. У него шумело в ушах. Шумело так же страшно, как в тот раз, когда щенок падал из дома на колесах.

Он бежал, спасался. Мчался к тому человеку, который только что звал его и кормил. Больше некуда было бежать. Девочка бросила сумку и схватила щенка. Он был тяжелый. Девочка держала его поперек живота.

— Лена! — сказала мама.

Подбежали двое с сеткой. Щенок прижал уши, закрыл глаза и решил, что сейчас умрет.

— Ваша собака? — спросил громкий и сердитый голос.

— Моя, — сказала девочка.

— Ваша? — переспросил голос уже не так громко.

— Вам ответили, — сказала мать девочки.

— Незачем тогда отпускать, — проговорил сердитый человек. — Ошейника к тому же нет. Откуда знать, что она не бродячая?

— И кормить бы следовало щенка-то, — добавил другой тоже сердито. — Шкура да ребра. Владе-ельцы…

Они ушли. Девочка поставила щенка на тротуар. Лапы у него подгибались, и он сел.

— А все-таки нехорошо, — сказала девочке мама. — Мы их обманули.

— Но они содрали бы с него шкуру!

— Почему же? Его бы, наверное, выкупили.

— Кто?

— Тот, чей щенок.

— По-моему, он ничей, — сказала девочка. — Видишь, какой он худой.

— Вижу. Но обманывать все равно нехорошо.

Девочка упрямо тряхнула волосами:

— А я и не обманывала. Щенок на самом деле будет мой.

— Лена! Мы же спешим на поезд. Щенка не пустят в вагон.

— Ну, что ж, — вздохнула она. — Пусть будет мой, пока идем до вокзала. А потом снова станет ничей… Пойдем!

И щенок пошел. Он боялся, что снова появятся люди с сеткой.

Но шли вместе они недолго. У вокзала щенок снова остался один. Девочка махнула сумочкой, и он отстал. За решетчатым забором сердито кричали тепловозы.

Щенок побежал обратно. Ему хотелось скорее забраться под ящики, чтобы никого не видеть и никого не бояться. И еще ему хотелось вспомнить Руки. Руки человека, которого он любил и не боялся никогда.