Ваши дети и их успех

Был чудесный вечер. Вершины холмов сверкали на закате солнца, а на песчаной дорожке, ведущей через долину, купались четыре дятла. Длинными клювами и лапками они разгребали песок, трепыхая крыльями, поглубже зарывались в него, хохолки на головах подпрыгивали. Они перекликались друг с другом, наслаждаясь купанием. Чтобы не потревожить дятлов, мы сошли с тропы, примяв густую, сочную траву, политую недавними дождями. На расстоянии нескольких футов заметили большую змею, желтоватую и массивную. Ее голова была гладкой, с узорами и имела ужасную форму. Ее черные глаза неподвижно наблюдали за птицами, а черный, раздвоенный язык, стремительно высовывался туда-сюда. Бесшумно она подползала к птицам. Это была кобра — смерть была рядом. Опасная, но очень красивая, она переливалась в лучах заходящего солнца своей новой кожей. Внезапно четыре птицы с криком взлетели. А затем у нас на глазах, кобра расслабилась. Минуту назад она была очень увлечена охотой, и так напряжена, что теперь казалась почти безжизненной, частью земли. Но через мгновение змея уже ползла с непринужденностью и только приподнимала голову, когда мы издавали шум. С ней ушла особая неподвижность — страха и смерти.

Она была миниатюрной, хорошо сохранившейся пожилой леди с седыми волосами. Речь ее была приятна. Но все остальное: фигура, походка, жесты, как она держала голову — указывало на ее агрессивность, которую не мог скрыть даже приятный голос. У нее была большая семья: несколько сыновей и дочерей. Ее муж умер, и ей пришлось воспитывать детей самой. Один из ее сыновей, рассказала она с явной гордостью, был успешным доктором с большой практикой и к тому же хорошим хирургом. Одна из дочерей была политиком, со своенравным характером. Она говорила это с улыбкой, которая подразумевала: «Вы знаете, каковы женщины». Она продолжила, объясняя, что эта политическая леди имела духовные стремления.

Что вы подразумеваете под духовными стремлениями?

«Она хочет быть главой какой-то религиозной или философской группы».

Обретать власть над другими через организацию — это, конечно, зло, не так ли? Это путь всех политических деятелей, неважно, в политике они или нет. Вы можете скрывать это под приятными и вводящими в заблуждение словами, но разве желание власти не всегда зло?

Она слушала, но, казалось, что это не затрагивает ее. По выражению ее лица можно было понять, что ее что-то беспокоило, и это что-то вскоре всплывет наружу. Она продолжала рассказывать об остальных детях. Все из них были энергичны и добивались успеха, кроме одного, которого она действительно любила.

«Что такое печаль? — внезапно спросила она. — Где-то в глубине души, кажется, она со мной всю мою жизнь. Хотя все мои дети, кроме одного, состоявшиеся и утвердившиеся в жизни, печаль не покидает меня. Я не могу определить, что это за чувство, но оно преследует меня, и часто бессонными ночами, я задаюсь вопросом, что все это значит. Меня также беспокоит младший сын. Понимаете, он неудачник. За что бы ни взялся, все разваливается на части: его брак, взаимоотношения с братьями и сестрами, друзьями. Сын почти всегда без работы, но когда он все-таки ее получает, всегда что-то происходит, и его увольняют. Кажется, ему невозможно помочь. Я переживаю за сына, и хотя он добавляет каплю к моей печали, не думаю, что он — корень этого. Что такое печаль? У меня были неприятности, разочарования и физическое страдание, но эта постоянная печаль — что-то большее, и я не смогла найти ее причину. Не могли бы мы поговорить об этом?»

Вы очень гордитесь вашими детьми и особенно их успехами, не так ли?

«Я думаю, что любой родитель гордился бы. Они преуспевающие и счастливые, потому что у всех Дела идут хорошо, кроме последнего. Но почему вы задали этот вопрос?» Это может иметь некоторое отношение к вашей печали. Вы уверены, что ваша печаль не имеет отношения к их успеху?

«Совершенно наоборот, я очень счастлива из-за этого».

В чем, как вы полагаете, корень вашей грусти? Если можно поинтересоваться, на вас очень сильно повлияла смерть вашего мужа? Вы все еще находитесь под ее воздействием?

«Это был огромный удар. Я была очень одинока после его смерти, но вскоре забыла об одиночестве и горе, так как были дети, о которых нужно было заботиться, и у меня не было времени, чтобы думать о себе».

Вы считаете, что время стирает одиночество и горе? Разве они все еще не здесь, спрятанные в более глубоких слоях вашего ума, даже при том, что вы, возможно, забыли о них? Не может быть так, что они являются причиной вашей сознательной печали?

«Как я сказала, смерть моего мужа была большим ударом, но, так или иначе, этого следовало ожидать, и я приняла ее со слезами. Когда я была девушкой, прежде чем выйти замуж, я пережила смерть своего отца, и несколькими годами позже — смерть моей матери. Но я никогда не была верующей, и все разговоры по поводу загробной жизни не беспокоили меня. Смерть неизбежна, и нам надо принимать ее как можно с меньшим переживанием».

Может быть, именно так вы и относитесь к смерти, но может ли быть одиночество так легко логически объяснено? Смерть — это что-то, принадлежащее будущему, которую возможно придется пережить, когда она придет. Но разве одиночество не вечно с вами? Вы можете преднамеренно закрыться от него, но оно все еще там, за дверью. Не следует ли вам пригласить одиночество и взглянуть на него?

«Я не знаю. Одиночество так неприятно, и я сомневаюсь, смогу ли я зайти так далеко и пригласить это ужасное чувство. Оно действительно весьма пугающее».

Не должны ли вы понять его полностью, так как оно может быть причиной вашей печали?

«Но как мне понять его, когда это именно то, что причиняет мне боль?»

Одиночество не причиняет вам боль, но мысль об одиночестве вызывает страх. Вы никогда не испытывали состояние одиночества. Вы всегда приближались к нему с предчувствием, со страхом, с побуждением уйти от него или найти способ преодолеть его, так что вы избегали его, не так ли? По-настоящему вы никогда не вступали в прямой контакт с ним. Чтобы отстраниться от одиночества, вы сбежали в деятельность ваших детей и их успехи. Их успех стал вашим, но за этим боготворением успеха нет ли некоторого глубокого беспокойства?

«Откуда вы знаете?»

То, с помощью чего вы убегаете, неважно, радио ли это, общественная деятельность, специфическая Догма, так называемая любовь и так далее, становится существенной, такой же необходимой для вас, как выпивка для алкоголика. Можно забыться в боготворении успеха или в поклонении образу или некоему идеалу, но все идеалы иллюзорны, и даже в самозабвении имеется тревожное чувство. Если можно заметить, успех ваших детей был для вас источником боли, поскольку в вас есть более глубокое беспокойство из-за них и из-за вас непосредственно. Несмотря на ваше восхищение их успехами и аплодисменты, которые они получили от публики, не скрывается ли за этим чувство стыда, отвращения или разочарования? Пожалуйста, простите, что я спрашиваю, но не глубоко ли вы обеспокоены их успехами?»

«Знаете, сэр, я никогда не смела признать, даже для самой себя, характер этого страдания, но это то, что вы говорите».

Хотите ли вы вникнуть в это?

«Теперь, конечно, я хочу вникнуть в это. Видите ли, я всегда была религиозна, безо всякой принадлежности к какой-либо религии. Местами я читала о религиозных вопросах, но никогда не попадала в так называемые религиозные организации. Организованная религия казалась слишком отдаленной и недостаточно близкой. За моей мирской жизнью, однако, всегда скрывалось неопределенное религиозное искание, и когда у меня появились дети, это искание приняло форму глубокой надежды, что один из моих детей станет религиозным. И ни один из них не оправдал эту надежду, все они стали преуспевающими и мирскими, кроме одного. Все они в действительности посредственны, и именно это причиняет боль. Они поглощены мирским. Это все кажется настолько поверхностным и глупым, но я не обсуждала это с кем-либо из них, и даже если бы я поступила так, они не поняли бы то, о чем бы я говорила. Я думала, что по крайней мере один из них будет другим, и меня страшит моя и их посредственность. Это то, что как я предполагаю, вызывает мою печаль. Что можно сделать, чтобы покончить с этим состоянием?»

В себе или в другом? Можно только покончить с посредственностью в себе, а затем, возможно, могут возникнуть иные взаимоотношения с другими. Знать, что кто-то является посредственным — это уже начало перемены, не так ли? Но мелочный ум, осознавая себя, отчаянно пробует изменяться, улучшаться, и само это побуждение посредственно. Любое желание самоусовершенствования мелочно. Когда ум знает, что он посредственен и не воздействует на себя, посредственность прекращается.

«Что вы подразумеваете под воздействием на себя?»

Если мелочный ум, осознав, что он мелочен, делает усилие, чтобы изменить себя, не является ли он все еще мелочным? Усилие измениться рождено мелочным умом, поэтому само то усилие мелочно.

«Да, я понимаю это, но что же делать?»

Любое действие ума мало, ограничено. Ум должен прекратить действовать, и только тогда наступает окончание посредственности.