Центр и двойственность

К. Что такое двойственность? Существует ли она вообще?

А. Конечно существует.

К. Я ничего не принимаю без доказательств. Я не имею понятия о Веданте, А., и о научных теориях. Мы начнем заново, не зная, что утверждают другие. Мы ничего не принимаем из вторых рук. Отметите все это в сторону. Существует ли двойственность? Помимо фактической двойственности: женщина-мужчина, свет-мрак, длинный-короткий – существует ли какая-то иная двойственность?

С. Двойственность в «я» и «вы» вложена в нас.

К. Есть ли двойственность помимо очевидной: мужчина-женщина, мрак-свет? Я хочу знать с полной ясностью, что мы говорим об одном и том же. Я не исхожу из ощущения какого-то превосходства; я хочу выяснить, существует ли двойственность. Имеется вполне очевидная внешняя двойственность – высокие деревья, небольшие деревья, различные краски, разные материалы и т. д. Но психологически существует только то, «что есть», вследствие того, что не способны видеть то, «что есть» и разрешить его, мы выдумываем то, что «должно было бы быть». Так возникает двойственность. Из факта, из того, «что есть», возникает абстракция, то, что «должно было бы быть», идеал. Но существует только то, «что есть».

Д. Они говорят, то, «что есть», двойственно.

К. Подождите, сэр. Я хочу выяснить. У меня имеется только то, «что есть», а не то, что «должно быть».

П. Для меня то, «что есть», является двойственностью.

К. Нет, но вы обусловлены двойственностью, психологически вы функционируете в двойственности.

С. Исходная точка – это состояние двойственности. Это может происходить, как следствие многих факторов.

К. Вот это я и хочу исследовать. Не потому ли возникло двойственное отношение к жизни, что ум оказался не в состоянии разрушить действительно -то, «что есть»?

А. Насколько нам известно, новорожденный младенец кричит не только требуя молоко матери, ради питания. Он кричит, когда его оставляют одного.

Двойственность возникает из неудовлетворенности собой, тем, каков я есть фактически, это ощущается с самого начала жизни.

П. Это часть расового наследства.

С. Какова природа того, «что есть»?

К. Вот к этому я и хочу подойти. Если я смогу понять то, «что есть», почему тогда может появиться двойственность?

С. Какое орудие поможет мне понять?

Б. Возникает ли проблема потому, что нет контакта с тем, «что есть»? Условно можно предположить, что двойственность – следствие того, что контакт с тем, «что есть», очень слаб.

К. Это я и хочу выяснить. Что такое двойственность?

Является ли она изменением?

Б. Двойственность – это сравнивание.

П. Двойственность – это ощущение «я», как отделенного от «не-я».

К. Это основная причина двойственности. А что такое это «я», говорящее, что вы являетесь чем-то другим? Что такое «я»?

А. Центр, тело.

М. Мозг.

П. Я задаю этот вопрос и, наблюдая за движением «я», выясняю, что оно не представляет собой нечто такое конкретное, как стул, или стол, или тело. Само по себе оно не существует.

К. Я хотел бы сказать что-то, если не возражаете.

Это может показаться нелепостью. Для меня двойственность не существует. Есть женщина-мужчина, мрак-свет. Мы не говорим об этом виде двойственности. Двойственность существует только как «я» и «не-я», расстояние между «я» и «вы», между центром как «я» и центром как «вы». Центр «я» смотрит на вас, и имеется расстояние между «я» и «вы». Это расстояние может увеличиваться и уменьшаться. Этот процесс является сознанием. Не соглашайтесь со мной, я хочу добиться ясности, я хочу двигаться медленно.

С. Это расстояние является сознанием.

М. Расстояние находится в сознании.

К. Нет, нет. Имеется расстояние между мной, сидящим здесь, и вами, физическое расстояние.

Затем имеется расстояние, созданное умом, являющимся «я», и вами. «Я» и «не-я»; «вы» и расстояние -это сознание.

Д. Следовало бы различать физическое и психологическое.

С. Является ли «я» конкретной сущностью?

П. Вот почему я говорю, что исследование «я» трудная задача.

С. Мы начали с двойственности – с «я» и «не-я», с центра.

К. Расстояние между одним центром и другим центром, движение между этими центрами, вертикальное или горизонтальное движение является сознанием.

П. И это все.

К. Я только начинаю.

А. Сэр, вы говорите о двух центрах; один центр приходит в соприкосновение с другим. Нет другого центра, сэр.

К. Я подхожу к этому. Продвигайтесь медленно, шаг за шагом. Другой центр выдуман первым центром.

А. Я не знаю. Я говорю, что даже без другого центра расстояние возникает.

С. А., «я» создает «не-я». Это включено в «я».

К. Если во мне нет центра – внешний центр не существует. Я хочу разобраться во всей структуре двойственности. Я ничего не принимаю. Вы это приняли. Наша философия, наши суждения – все основано на принятии этого. «Я» и «не-я» и все осложнения, возникающие из-за этого, а я хочу разобраться во всей структуре двойственности. Итак, «я» – это единственный центр. Отсюда возникает другой центр, «не-я», и взаимоотношения между «я» и «не-я» неизбежно создают конфликт. Только из первого центра появляется другой центр, «вы». Я думаю, это достаточно ясно, по крайней мере, для меня. Не соглашайтесь.

М. Как возникает центр? Имея этот центр, я создаю другой.

К. Я подхожу к этому. Но пока я не хочу отвечать. В бодрствующем состоянии центр создает другой центр.

Так появляется вся проблема взаимоотношений и возникает двойственность. Центр создает разделение. Я это вижу в бодрствующем состоянии, так как имеется центр, во взаимоотношениях которого всегда будут существовать разделения. Разделение -это пространство и время, а там, где есть время и пространство, всегда имеется разделение, и, следовательно, неизбежен конфликт. Это просто и ясно.

Таким образом в бодрствующем состоянии я вижу, что происходит все время: приспосабливание, насилие, подражание. Когда центр засыпает, он поддерживает разделение даже во сне.

СБС. Что вы имеете в виду, говоря, что центр засыпает?

К. Мы не знаем, что это за состояние. Мы будем исследовать.

С. Мы ощущаем наличие центра в бодрствующем состоянии. Ощущающий, экспериментатор – это центр; центр это память; центр – это знание, всегда являющееся прошлым. Центр может проецировать в будущее, но корни его всегда в прошлом.

Д. Центр – это настоящее. Я не знаю ни прошлого, ни будущего.

К. Вы бы никогда не сказали этого, будь у вас центр.

Д. Что касается меня лично, то мне нет до них дела, до прошлого и будущего, я есть настоящее.

А. Вы – дитя прошлого, вы – наследник всего, что было в прошлом.

Д. Нисколько. Это гипотеза. Как я могу знать прошлое?

К. Язык, на котором вы говорите – английский -результат прошлого.

П. Если человек существует, существует и то и другое.

Д. Это теория.

А. Как это может быть теорией? Самый факт того, что вы обрели существование, доказывает, что вы -дитя прошлого.

Д. Мне неизвестно прошлое, мне неизвестно будущее.

П. Если человек свободен от прошлого и от будущего, то вообще нет проблемы. Давайте говорить о тех, кто имеет отношение к прошлому.

Д. Я представляю собой нечто весьма незначительное с ощущением своего «я». Я ничего не знаю о прошлом и будущем.

А. Разве «я» не есть создание и производное суммы прошлого – моего отца, моего деда? Как могу я отрицать это? Мое сознание, как таковое, выработано прошлым.

П. Имеется личное, расовое, общечеловеческое прошлое. Послушайте, Д., я помню вчерашнюю дискуссию; она каким-то образом мешает моей дискуссии сегодня.

Д. Я стою на своей позиции: я не знаю ни прошлого, ни будущего, они для меня не реальны.

А. Д., когда вы говорите, что вы – настоящее, прошу вас, подумайте. Хотите ли вы сказать, что вы являетесь лишь данным мгновением без прошлого и без будущего? Что это – теория или факт? Тогда вы находитесь в состоянии самадхи.

К. Подождите только одну минуту, сэр. Давайте сохраним спокойствие. Вы говорите по-английски.

Это некое наращивание. Что является этим наращивающим центром?

Д. Это центр, который я называю моим «я». Но я не знаю.

К. Следовательно, центр, который накопил – это «я».

Д. Накапливающий и накопленное – это одно и то же.

К. Что такое центр, который накапливает? Имеется ли ненакапливающий центр? Отличается ли центр от того, что он накопил?

Д. Я не могу дать на это ответ.

М. Все это является содержанием сознания.

К. Мы говорили, что содержание сознания есть сознание. Если нет сознания, нет и накапливания.

М. Я не говорил этого.

К. Я сказал это, мы начали с этого.

М. Содержание сознания есть сознание. Это означает, что если нет содержания, то нет и сознания.

К. Да, таково значение сказанного.

Д. Тогда это означает, что имеется не-двойственное сознание.

К. Нет, нет. Это умозрительное предположение.

Придерживайтесь того, с чего мы начали. Сознание – это его содержание. Это факт.

А. Сэр, в любой данный момент это «я» не в состоянии охватить всю сферу сознания в целом, воспринять в полноте. Мое восприятие не вмещает всю сферу.

К. Это происходит потому, что имеется центр.

Когда имеется центр – происходит фрагментация.

П. «Я» приводится в действие процессом мышления, являющимся фрагментированным.

К. Вот и все.

А. Мне представляется, что содержание сознания должно быть частью сферы моего восприятия. Разве это не так?

П. Если бы это было частью моего восприятия, тогда все содержание сознания было бы сознанием.

Тогда человек пребывал бы в своем сознании. Но я сижу против вас и говорю: «Покажите мне путь». А вы продолжаете говорить: «Как только вы просите показать вам путь, вы уже лишаетесь возможности узнать путь». А мы продолжаем просить указать нам путь.

С. Прежде всего надо отметить, что наше познание сознания фрагментарно, мы не знаем сознание в его целостности.

К. Об этом я именно и говорю. Пока имеется центр, неизбежно происходит и фрагментация; фрагментация – это мое «я» и «вы» и конфликт во взаимоотношениях.

С. Считаете ли вы центр равнозначным с сознанием, или он только фрагмент всего сознания в его целостности?

К. Центр – это содержание сознания.

С. Следовательно, сознание – это фрагмент.

П. Вы говорите, что центр – это время-пространство, вы также как будто выдвигаете предположение, что возможно уйти за предела времени-пространства. Центр – это то, что действует. Он не способен уйти за пределы. Если бы он был в состоянии это сделать, время и пространство перестали бы существовать, не были бы содержанием сознания.

К. Давайте опять начнем сначала. Содержание сознания, есть сознание. Это неоспоримо. Центр является создателем фрагментации; центр осознает то, что осознает наличие фрагментов и то, что они собой представляют, когда они в состоянии беспокойства или проявляют деятельность. Если этого нет, центр не осознает другие фрагменты. Центр – это наблюдатель фрагментов. Он не отождествляет себя с фрагментами. Таким образом, всегда имеется наблюдатель и наблюдаемое, мыслящий и переживаемое. Следовательно, центр является создателем фрагментов и он пытается собрать все фрагменты и уйти за их пределы. Один из фрагментов говорит «Усни», другой фрагмент говорит: «Бодрствуй». При состоянии бодрствования имеется беспорядок. Во время сна клетки мозга пытаются создать порядок, ибо без него вы не можете действовать эффективно.

С. Мозг пытается создать порядок. Имеется ли в этом процессе двойственность или двойственности в нем нет?

К. Я вам это покажу. Клетки мозга требуют порядка.

Без этого они не могут функционировать. В этом двойственности нет. В течение дня возникает беспорядок, ибо имеется центр, создающий фрагментацию. Он замечает фрагментацию только через фрагменты; он не осознает все фрагменты в целом, поэтому возникает беспорядок и он живет в нем.

Итак, возник беспорядок. Хотя он говорит: «Я должен иметь переживания» – он живет в беспорядке, в смятении. Он ничего не может создать кроме беспорядка, ибо он функционирует только во фрагментах.

Верно, сэр?

А. Да, сэр. Это так.

К. Клетки мозга нуждаются в порядке, иначе они становятся невротичными, разрушительными. Это факт. Клетки мозга всегда требуют порядка, а центр всегда создает фрагментацию. Клеткам мозга нужен порядок, но его не может быть, пока имеется центр, всегда создающий разрушение, разделение, конфликт и все прочее, и это является отсутствием безопасности, отсутствием порядка. Двойственности нет. Процесс продолжается. Мозг говорит: «Мне необходим порядок». В этом нет двойственности.

А. Происходят ли два независимых движения?

П. Я чувствую, что мы уклоняемся от вопроса, имеющего для нас реальное значение.

К. Через одну минуту я покажу вам его.

П. Я не вижу в этом реальности. Требование порядка клетками мозга не является чем-то реальным.

К. Это очень реально, подождите минуту.

П. Весь физический мир, несмотря на хаос, находится в состоянии необыкновенного порядка. Поддержание порядка является основой и природой Вселенной.

П. Ощущение времени учеными не является для нас чем-тореальным. Требованиепорядкаклеткамимозга не есть нечто нереальное. Мне это неизвестно, быть может, это так. От конкретного факта вы уклоняетесь к факту, находящемуся за пределами нашего понимания.

К. П., мы оба видим суть вопроса. Если имеется центр, должен иметься конфликт, должны быть фрагментация, разделение, все формы разделенности между «вами» и «мной», но это разделение создает центр. Как вы это узнаете?

П. Потому что я наблюдала в себе.

К. На словесном уровне или фактически?

П. Фактически.

К. Центр – создатель фрагментов, Центр сам является фрагментом. Вся сфера представляет собой беспорядок. Как вы осознаете этот беспорядок?

П. Я его увидела.

К. Вы видите это? Подождите, вы не ответили на мой вопрос. Извините, но я спрашиваю вас. Как вы осознаете беспорядок?

П. Я это вижу.

К. Вы видите, что центр его осознает и затем создает двойственность как порядок и беспорядок.

Так вот, как вы наблюдаете беспорядок, через центр или без центра? Если наблюдение происходит через центр, тогда имеется разделение. Если нет наблюдения центра, тогда имеется только беспорядок.

П. Или порядка.

К. Подождите. Прошу вас, продвигайтесь медленно. Когда центр осознает, что имеется беспорядок, происходит разделение. И это разделение – самая суть беспорядка. Когда нет центра и он не осознает, что тогда происходит?

П. Тогда нет центра и нет беспорядка.

К. И что тогда происходит? Это то, чего требуют клетки мозга.

П. Когда вы вводите это, вы отбрасываете то.

Продолжим.

К. Остановитесь здесь. Итак, я выяснил нечто – что центр создает пространство и время. При наличии пространства и времени должно произойти разделение во взаимоотношениях, это создает дальнейший беспорядок во взаимоотношениях, такова сама природа центра. Беспорядок имеется не только во взаимоотношениях, но и в мыслях, идеях, действиях.

П. Я хочу задать вам вопрос: что является фактом – восприятия порядка или…

К. Вы осознаете только беспорядок. Просто слушайте. Понимаете, я только нащупываю путь. Я вижу, что центр – источник беспорядка, как бы он не двигался – во взаимоотношениях, в мыслях, в действиях, в восприятиях. Имеется воспринимающий и восприятие. Поэтому, как бы центр ни действовал, чтобы он ни предпринимал – разделение неизбежно, неизбежен конфликт и все прочее. Если есть центр, будет и беспорядок, или имеется там только беспорядок? Если нет центра для осознания беспорядка -тогда имеется полнейший порядок. Тогда, как вполне очевидно, фрагментов уже нет, ибо нет центра, создающего фрагменты.

П. Таким образом, пока существуют фрагменты, реальностью является фрагмент. Когда фрагменты приходят к концу, реальностью становится противоположный факт. Так что нет разделения. Вы возвращаетесь на позицию Веданты.

К. Я с этим не согласен.

П. Я предлагаю вам это.

А. Я бы сказал, когда вы говорите, что «я» источник и центр беспорядка, или что центр источник и сам, как таковой, является беспорядком – это для меня бесспорный факт. Когда вы говорите, что при отсутствии центра, наблюдающего беспорядок…

К. Нет, я спросил: кто наблюдает беспорядок?

Послушайте, А., не существует осознания порядка. И в этом его красота.

П. Что для вас означает слово «реальность»?

К. Ничего.

П. Что вы разумеете под этим? Я хотела бы исследовать это слово «ничего».

К. Когда существует нечто, оно не осознается.

А. Сфера познаваемого есть сфера нереального.

К. Нет, будьте внимательны. Подождите хотя бы минуту. Оставьте это. Давайте обратимся к вопросу сна, который, несомненно, является одним из фрагментов нашей жизни. Что такое сны? Что лежит в основе снов? Как они возникают?

КУ. Они возникают, когда желания не осуществляются в течение дня.

К. Итак, вы говорите, что в течение дня я желаю нечто, и это желание не осуществилось, не завершилось, не исчерпало себя. Таким образом, это желание продолжается.

П. Почему мы уходим от предмета? Мышление -это бесконечный процесс, который не имеет начала и не может быть извлечен из мозговых клеток. Таким же образом существует период, когда ум полностью спит, это другая форма того же самого процесса.

К. Это в точности тоже самое. Дневное движение продолжается. Таким образом центр, являющийся фактором беспорядка, создающий беспорядок в течение дня, не перестает действовать; движение становится сновидением символическим или иным -все то же движение.

М. Вы продолжаете говорить, что центр – источник беспорядка.

К. Центр – это беспорядок, а не источник.

М. Ощущение «я» – это постоянное требование, жажда порядка. Но нет никого, кто бы его создал; я в этом мире жажду порядка, ищу его, и двойственность является неизбежно пребывающей, а не созданной.

К. Сожалею, но это не так.

М. Я считаю, что это так. Я не желаю двойственности.

К. Сам поиск есть двойственность. Вся наша жизнь – это поиск отсутствия двойственности.

М. Я знаю, что все мои действия происходят ради порядка. Порядок может быть временный, незначительный, но не происходит ни одного движения ума, не направленного к порядку, – ем ли я, пью или сплю.

Это создает возможность жить. Следовательно, хаос есть нечто, принудительно возложенное на меня, так же как беспорядок. Таково мое наблюдение. Если вы скажете, что это не так, значит, ваше и мое наблюдения не сходятся.

П. Во всех наблюдениях, которые мы вели вместе с К., мы наблюдали «я» в его деятельности, и его природа для нас раскрылась.

М. Нет, это только гипотеза. Мы играем словами.

Ум не способен координировать факторы. Никакого раскрытия не происходит. Нет никого, кто бы мог нам сказать.

П. Соглашаюсь. Процесс самонаблюдения как таковой обнаруживает это. Это говорит вам не кто-то другой.

К. Этот человек говорит, что центр – источник беспорядка. Движение повседневной жизни продолжается во сне. Это то же движение, и сновидения -это выражение «я». Когда я просыпаюсь, я говорю: «У меня были сновидения». Есть только одно средство передачи; сновидения – это «я», сновидения не являются чем-то отдельным от центра, создающего это движение, этот беспорядок. Следующий фактор -это глубокий сон. Осознаете ли вы, когда спите глубоким сном?

С. Кто осознает, что сон глубокий? Человек не может сознавать глубокий сон. Вы не говорите: «Мое состояние сна было необычайным». Вы можете сказать: «У меня не было сновидений», «Я спал очень спокойно».

П. Фактически это означает, что вы хорошо спали.

М. Когда я сплю глубоким сном, я полностью осознаю, что сознание и мысли отсутствуют.

К. Итак, единственное, что человек может сказать, это: «Я спал очень хорошо, без сновидений». Как может человек исследовать то состояние, в котором нет сновидений, состояние, которое мы только что назвали глубоким сном? Происходит ли исследование посредством сознательного ума или на основании теории, повторения того, что сказал кто-то другой по этому поводу? Как вы вникаете в это?

С. Сон сам раскрывает себя. Иначе вы не можете ощутить то другое состояние.

К. Почему вы хотите его испытать?

С. Потому что я хочу выяснить, не есть ли это то же самое состояние.

П. Имеется состояние «бодрствования» и состояние «глубокого сна».

СВС. Согласно моим переживаниям при сне без сновидений центр отсутствует. Потом он снова появляется, он вспоминает, что я спал без сновидений; он снова начинает действовать.

С. Глубокий сон – это сон без центра.

К. Почему мы не говорим только о том, что доступно познанию?

П. Но вы хотели исследовать глубокий сон. Возможно ли это?

Д. Я вижу только один факт: во сне центра нет.

К. Д. говорит, что глубокий сон означает отсутствие центра.

М. Глубокий сон означает, что интенсивность сознания очень низка.

П. Я спрашиваю, возможно ли исследовать глубокий сон?

К. Что вы имеете в виду под «исследованием»? Могу ли я исследовать? Вы смотрите фильм, вы не отождествляете себя с ним, вы являетесь его частью, вы лишь наблюдаете.

С. Кто тот, кто наблюдает без отождествления?

К. Нет наблюдающего, есть только наблюдение.

С. П. спрашивает, можно ли исследовать глубокий сон?

К. Мы это понимаем. Можно ли его раскрыть, изучить, поддается ли он наблюдению? Я говорю: «Да». Могу я просто наблюдать, не именуя?

Конечно, это возможно. Наблюдатель – это центр, это прошлое, наблюдатель – это беспорядок разделяющий, пространство между вами и мной.

П. Прежде всего у вас должно быть орудие, должен иметься инструмент, с помощью которых можно это сделать. Человек должен обладать таким состоянием осознания, при котором это возможно.

К. Существует ли наблюдение беспорядка без центра, осознающего, что имеется беспорядок? Если это может быть выяснено, то я выяснил все это движение в целом. Что такое порядок? Мы установили, что центр никогда не сможет осознать порядок. Что же представляет собой это состояние? Что такое добродетель, которая не сознается, как добродетель? То, что человек называет добродетелью, является лишь навыком, традиционным обычаем. Тщеславие пытается применить смирение, но остается тщеславием.

Так вот, что такое добродетель? Это состояние, при котором нет осознания, что является добродетельным.

Я просто объясню. Если центр осознает, что он обладает смирением – смирения нет. Добродетель – состояние ума, при котором он не сознает наличие добродетели. Поэтому он отбрасывает все практические приемы, все садханы. Порядок – это значит видеть беспорядок без центра. Вы не можете осознавать этот порядок. Если вы его осознаете – значит имеется беспорядок. Природа отчаяния П. Не могли бы мы рассмотреть корни отчаяния?

Это очень важная проблема жизни. В известном смысле корни скорби – это корни отчаянья, у них одинаковая природа.

К. Я хотел бы знать, что такое отчаяние. Я никогда не испытывал этого чувства. Поэтому, прошу вас, объясните мне его. Что вы имеете в виду под отчаянием?

П. Ощущение полной тщетности, пустоты.

К. таково ли оно – ощущение пустоты? Я не уверен в этом. Это не совсем так. Назовете ли вы отчаянием чувство, когда вы не знаете, что делать?

Р. Полное отсутствие значения, смысла – это вы имеете в виду?

ФВ. Я бы предложил – состояние полной безнадежности?

П. В известном смысле отчаяние не имеет никакого отношения к надеждам.

К. Связано ли оно со скорбью? Я спрашиваю, я ничего не предполагаю.

П. Это не жалость к себе. Жалость к себе – нечто очень мелкое.

К. мы ведем исследование. Имеет ли оно отношение к скорби? Связана ли скорбь с отчаянием в смысле глубокой жалости к себе, не находящей выхода?

П. У меня ощущение, что все эти описания слишком узки.

К. Они узки, но мы их расширим. Не сказали бы вы, что это означает дойти до конца пути, дойти до предела? Если вы не можете обойти что-то, вы идете другой путь, но это не является отчаянием.

ФВ. Я представляю себе, что мать испытывает отчаяние, когда ее ребенок умирает.

К. Не совсем так. Я бы не назвал это отчаяньем. Я бы думал, что это скорее является скорбью.

П. Разве не все мы испытали отчаяние?

К. Я не знаю. Я спрашиваю. Скажите мне.

П. Это полное дошедшее до предела ощущение тщетности.

К. Нет, П., вместо слова «тщетность» примените какое-то более значительное слово; «тщетность» – нечто мелкое; найдите способ выразить это иначе.

Р. Я думаю, что это конец, предел всего.

К. Конец надежд, конец исканий, конец взаимоотношений. Есть ли еще кто-нибудь, испытавший отчаяние?

ФА. Я думаю, это глухая стена.

К. Глухая стена не является отчаянием.

А. Что-то отмирает до того, как наступит смерть тела.

К. И это является отчаянием?

ПАР. Это беспомощность.

Б. Имеет ли оно какое-то отношение к скорби? Я думаю, это наиболее глубокая скорбь, скорбь, дошедшая до предела.

К. Б., вы хотите сказать, что никогда не испытывали отчаяния?

ПАР. Это противоположность надежды.

К. Нет. Знаете ли вы, что такое отчаяние? Можете ли вы сказать мне, что это такое?

ПАР. Состояние, появляющееся в результате неудачи.

К. неудачи? Вы сводите его к чему-то очень мелкому. Я думаю, отчаяние – нечто гораздо большее по масштабам. Я разговаривал с людьми, находившимися в отчаянии. По-видимому, никто из вас не испытывал отчаяния. Случалось это с вами?

Р. Я думаю, что не испытывал отчаяния. Я знаю страдание.

К. Я хочу расспросить. Когда мы говорим об отчаянии, является ли это чем-то глубоким, или это просто ощущение, что человек у предела?

П. Вы знаете отчаяние. Расскажите нам хоть немного о нем.

ПАР. Является ли оно мраком?

К. Нет, сэр. Знаете ли вы, что такое отчаяние?

Человек, который страдает, точно знает, что такое отчаяние. Человек говорит: «Я страдал. Мой сын умер. Я испытываю мучительное чувство изолированности, утраты, жалости к себе; это потрясающая буря, кризис». Не назвали бы вы отчаяние кризисом?

ДЖИС. Да, сэр.

К. Прошу вас, не соглашайтесь пока со мной. Повидимому, за исключением одного или двух, никто не испытывал отчаяния.

Р. Не есть ли это некая форма бегства от страдания?

К. В отчаяние включена ревность, ощущение утраты, ведь так? Вы принадлежите мне, и вдруг вы меня бросаете, возводите стену между нами – является ли это частью отчаяния? Я испытываю боль где-то в глубине моего «я», я не говорю, что это закономерно или не закономерно, я просто спрашиваю, что такое «отчаяние»? Каково значение этого слова по словарю?

ФВ. Корень слова исходит из надежды.

К. Испытывали ли вы отчаяние, сэр? Это обычное слово, которое мы – вы и я – употребляем; знаете ли вы, что оно означает – отчаяние? Есть ли это глубокое ощущение страха?

П. Когда вы всматриваетесь в самую глубину себя, в корни самого себя, думаете ли вы, что возможно отличить страх от отчаяния?

К. Нет, я считаю, что слово отчаяние отличается от ощущения страха.

П. Когда вы доходите до самого дна, то становится очень трудно установить различие между страхом, скорбью и отчаянием.

К. Разрешите спросить – не вас лично, – действительно ли вы дошли до глубочайших глубин самих себя? И если дошли, оказалось ли, что там отчаяние?

П. Сэр, когда вы задаете этот вопрос, дать ответ невозможно. Как может человек дойти до такой глубины?

К. Есть ли это ощущение беспомощности, или нечто гораздо более значительное?

П. Это нечто большее. Ибо при беспомощности есть надежда.

К. Следовательно, это более значительное, чем надежды. Что это за чувство или состояние, когда человек ощущает полное, предельное отчаяние? Является ли это полным отсутствием какого-либо движения, и поскольку движение полностью прекратилось, назвали бы вы это отчаянием?

П. Как вы устанавливаете различие?

К. Послушайте, я люблю своего сына, но человека из него не получилось, и я ничего не могу поделать.

Я не могу даже говорить с ним, не могу даже приблизиться к нему, я почти не способен с ним общаться.

Не является ли такое состояние безысходным? Это отчаяние, безысходность. Не считаете ли вы, что быть отчаявшимся означает состояние безысходности?

ФВ. Мы иногда говорим: «Я отчаянно хочу чего-то».

Это является проекцией того, что я чего-то хочу.

П. Бывает крайняя неотложность в отношении этого. Бывает, что в этом нет никакой неотложности.

ФВ. Тогда слово «отчаянный», «безысходный» не подходит.

П. Отчаяние – очень важное в жизни слово.

Б. Это также полное отсутствие энергии. Быть в отчаянии не значит потерять надежду в отношении чего-то, но это знак низшего уровня энергии, каким только может человек обладать.

П. Когда вы погружаетесь в глубины, вы не можете отличить скорбь от отчаяния. Я не думаю, что есть серьезное основание разделять их.

С. П., в начале вы хотели установить различие между отчаяньем и скорбью.

П. Я прихожу к выводу, что когда вы погружаетесь очень глубоко, различия между отчаяньем и скорбью не существует.

К. Спрашиваете ли вы, что является корнем скорби?

П. Нет, сэр. Я не в состоянии отделить скорбь от отчаяния.

ДЖИС. Отчаяние – это ощущение небытия.

ФВ. Но корень слова должен иметь какое-то значение.

П. Он может не иметь значения. Слово может не передавать всего смысла. Сэр, к вам приходили люди, испытывавшие отчаяние. Они ощущали скорбь небытия, отчаяние.

К. П., говорим ли мы, что отчаяние связано со скорбью, с ощущением полного отречения от всех взаимоотношений?

П. Да, это предел муки.

К. Предел муки, чувство полной изолированности, означающей недоступность каких-либо взаимоотношений. Связано ли отчаяние со скорбью, с изолированностью, с отказом от сего-то?

ДЖИС. Это ощущение полного конца, конца ваших надежд, чаяний.

К. Дошли ли вы, или кто-либо из вас, до этой точки?

До мрака души, как это называют христиане, до беспросветной ночи в душе? Назвали бы вы это так?

Есть ли это отчаяние? Это нечто гораздо более сильное, чем отчаяние.

П. Вы не можете сказать мне, что я нахожусь на этом или том уровне.

К. Давайте начнем по-другому, П. Давайте возьмем слово, вникнем в глубину слова, в значение слова «скорбь». Начните с этого.

П. Мы все знаем скорбь в разных ее степенях.

К. Печаль, ощущение беспомощности, невозможность найти выход. Вызывает ли это отчаяние?

П. Это и есть отчаяние. С чем же вы не согласны?

К. Я бы не назвал это отчаянием. Давайте продвигаться медленно. Надо нащупать правильный путь.

Мой сын умер и это я называю скорбью. Я потерял его, я никогда его не увижу. Я жил с ним, мы играли вместе; все это кончилось, и я осознаю, как бесконечно я одинок. Назовете ли вы это чувство, это ощущение одиночества, отсутствия близкого человека -назовете ли вы это отчаянием? Или это глубокое ощущение полного отсутствия взаимоотношений с кем-либо – это одиночество? Назовете ли вы одиночество отчаянием?

П. Вы пользуетесь словом, чтобы описать некую ситуацию.

К. Я дам описание ситуации.

П. Вы можете применить слово «скорбь» или слово «отчаяние», но ситуация будет все та же.

К. Что это, как найти из этого выход, что предпринять по отношению к этому?

П. Нет, вы сказали: «Оставайтесь со скорбью».

Является ли скорбь суммированием всей энергии?

К. Мне это не ясно.

П. Вы говорили, что в глубине скорби происходит суммирование всей энергии. То другое должно быть таким же по природе.

К. Я понял то, что вы говорите. В прошлый раз К.

сказал, что скорбь – это сущность всей энергии, квинтэссенция энергии. Вся энергия сосредоточена там, я думаю, что это верно. Так вот, является ли это фактом, действительностью?

П. Сегодня утром у меня было другое ощущение того, что я называю отчаяньем. Это ощущение было полным, абсолютным. Любое утверждение, которое я теперь выскажу, заставит меня отойти от него.

К. Послушайте, П., кажется, это стало мне ясно.

Мой сын умер, и я не знаю, что в это включено. Это факт, и ничто не может его изменить. Является ли отказ принять факт отчаяньем? Я полностью принимаю факт смерти моего сына, я ничего не могу с этим поделать. Он ушел, я остаюсь с этим фактом. Я не называю это отчаяньем. Я вообще не применяю к этому никакого наименования. Я остаюсь с конкретным фактом, что все кончено. Что вы скажете?

Можете вы остаться с этим фактом, не делая никакого движения, чтобы уйти от него?

П. Значит ли это, что скорбь и отчаяние не являются не подлежащим изменению фактом?

К. Нет… Давайте продвигаться медленно, серьезно. Я любил своего сына, и внезапно он ушел. Как результат появляется потрясающее ощущение энергии, иэто называется скорбью. Верно? Слово «скорбь» – указание на факт; остается только этот факт. Это не отчаяние. Давайте продвигаться от этого. Я хочу понять, что происходит фактически, когда возникает этот огромный кризис и ум осознает, что все формы бегства – это проекция в будущее. И остается с фактом, не предпринимая никакого движения. Могу ли я, может ли ум остаться с этим непоколебимым фактом, не пытаясь уйти от него? Попробуем изложить это очень просто. Я рассержен, возмущен, ибо я посвятил чему-то всю свою жизнь, а кто-то совершил предательство. Я вне себя от возмущения. Это возмущение является энергией. Вы следите? Я ничего не предпринял в отношении этой энергии. Это накапливание всей вашей энергии, выражающейся как возмущение, озлобление. Могу я остаться с этой злостью, с этим возмущением? ничего не предпринимая, не проявляя во вне, не рационализируя, просто пребывая в этом? Возможно ли это? И что происходит? Я бы даже не назвал это отчаяньем.

А. Не назвали бы вы это состоянием депрессии?

К. Нет, нет. Это реакция. Я остаюсь с этим. Оно само скажет мне. Я не собираюсь назвать это депрессией. Это означало бы, что я оказываю какое-то воздействие.

А. Я говорю, что имеется больной, имеется некая инфекция и лихорадочное состояние, свидетельствующее о наличии инфекции. Таким путем я наблюдал за своим раздражением, не пытаясь предпринять что-либо в отношении него.

К. Нет, А., я не имею в виду, что вы его наблюдаете.

Вы есть это полное возмущение и злость, вы -энергия этой злости.

А. Нет никакой энергии. Имеется лишь чувство полной беспомощности.

К. Нет. Мне кажется, что я понял, о чем говорит П., а именно: я начинаю понимать, что запутался в сети, которую сам создал, и я не могу двинуться, я парализован. Будет ли это отчаяньем?

ДЖИС. Если женщина, не умеющая плавать, видит, что ее сын тонет, тогда, я полагаю, она испытывает подлинное отчаяние, ибо она знает, что он мог бы быть спасен, но что она не в состоянии это сделать.

К. Прекрасно, сэр. Но я думаю, что мы уходим в сторону от чего-то. Мы теперь описываем различными способами смысл отчаяния, скорби, всего этого.

А. То состояние, которое вы сейчас описывали, и то, о котором говорила П., отличаются от раздражения. Раздражение – это реакция на поведение когото другого. А мы имеем в виду реакцию на свое собственное положение.

К. Это не реакция, но осознание своей собственной недостаточности, и эта недостаточность, не поверхностная, а в самой глубине, является отчаянием, не так ли?

ФВ. Не есть ли это нечто гораздо большее? Осознание недостаточности кажется мне сомнительным, ибо при этом имеется уже элемент нежелания примириться с этой недостаточностью и принять ее.

П. Как вы можете это знать?

ФВ. Я пытался придти к этому из сказанного вами.

К. Послушайте, ФВ., вы или чувствуете это, или это не является фактом. Я хотел бы спросить, могли бы вы сказать, что у вас когда-либо было ощущение абсолютной недостаточности?

ФВ. Я не помню, я не знаю.

К. Так вот, я прихожу к вам и говорю, что я ощущал эту абсолютную недостаточность, и я хочу ее понять: она кипит во мне, и я в отчаянном состоянии из-за нее. Что вы предприняли бы по этому поводу? Как бы вы помогли мне уйти за пределы этого?

ФВ. Я знаю нечто, весьма схожее с этим, например, я не в состоянии понять большую часть того, что происходит в нашей жизни, и я так же вижу, что мозг совершенно не в состоянии понять. Так вот, если вы имеете в виду эту недостаточность, я ее осознаю.

К. Сэр, я сознаю в себе эту недостаточность. И я стараюсь заполнить ее разными вещами. И я вижу, что хотя я ее заполняю, пустота остается. Я дошел до той точки, когда мне становится ясно, что недостаточность не может быть стерта, заполнена. Это подлинная скорбь или отчаяние. То ли это, П.? Вглядитесь, я хочу дойти до чего-то. Мой сын умер. Я не только в отчаянии, я испытываю глубокий шок. У меня глубокое ощущение утраты, которое я называю скорбью. Моя инстинктивная реакция – убежать от этого, объяснить, что-то предпринять. Но я сознаю бесполезность всего этого и никак не действую. Я не назову это скорбью или отчаянием, или раздражением, но я вижу только факт и ничего другого. Все остальное не является фактом. И что тогда происходит? Вот это я и хочу выяснить. Если это отчаяние, и вы остаетесь с ним без малейшего движения мысли, что происходит? Вот о чем мы должны провести дискуссию.

Р. Это очень трудно, ибо мысль говорит: «Останься с этим», и это опять-таки мысль.

К. Нет, это интеллектуальная игра. Это абсолютно не обосновано. Я стою перед не подлежащим изменению фактом и подхожу к нему с отчаянным желанием изменить его, какая бы ни была у меня причина – любовь, привязанность, любой мотив, и я начинаю бороться с ним, но факт не может быть изменен. Могу ли я встретить факт лицом к лицу, без ощущения надежды, отчаяния, всех этих словесных построений, сказав просто: «Да, я – то, чем я являюсь»? Я полагаю, тогда произойдет какое-то взрывное действие, если я смогу остаться там.

А. Сэр, прежде, чем это произойдет, должно быть проведено какое-то очищение; как мне представляется, необходимо очищение сердца.

К. Я бы не назвал это очищением, А., вы знаете, что такое скорбь, не так ли? Можете ли вы остаться с ней без малейшего движения? Что происходит, когда нет движения? Я подхожу к этому. Мой сын умер, это не поддающийся изменению непоколебимый факт, и когда я остаюсь с ним, что также является непоколебимым фактом, эти два факта сталкиваются.

П. В глубине скорби, не имеющей определенной причины, нет ничего, что вызывало бы реакцию, нет никакого события, требующего реакции.

К. Невозможен какой-либо аналитический процесс, я понимаю.

П. В известном смысле мысль тут парализована.

К. Да, это именно так. Имеется непоколебимый факт, что мой сын умер, и невозможность от него убежать – это второй факт. Так вот, когда эти два факта сталкиваются – что тогда происходит?

П. Как я уже сказала, прошлое продолжает пребывать, это происходит не по моей воле.

К. Я понимаю.

П. Так вот, что возможно после этого?

ДЖИС. Недостаточная степень осознания не допустит двух фактов.

К. Вот это я и хочу выяснить. Что-то должно произойти. Я спрашиваю – имеются ли два факта, или только один. Смерть моего сына – это факт, от которого я не должен отходить. А дальнейшее – это не факт, это идея, и поэтому это не факт. Имеется только один факт: мой сын умер. Это абсолютный непоколебимый факт, это действительность. И я говорю себе: «Я не должен от него убегать, я должен встретить его во всей полноте». И затем я говорю, что это уже факт. Но я сомневаюсь, факт ли это. Это идея. Это не является таким фактом, как факт смерти моего сына. Он ушел. Есть только один факт. Когда вы отделяете факт от себя и говорите: «Я должен встретить его с полнейшим вниманием» – это не представляет собой факт. Фактом является лишь тот другой.

С. Но мое движение есть факт, ведь так?

К. Является ли это фактом или идеей?

С. Но разве не является фактом мое нежелание остаться с этим, мое движение, чтобы уйти от этого раздражения, от причиненной боли.

К. Да, конечно. Вы помните – в одной из предыдущих дискуссий мы говорили, что абстракция может быть фактом. Я верю, что я – Иисус. Это является фактом, как и мое убеждение, что я – хороший человек. И то, и другое – факты, созданные мыслью.

Вот и все. Скорбь не создается мыслью, но чем-то действительно случившимся, что переходит в скорбь.

С. Скорбь не создается мыслью?

К. Подождите, вникайте в это медленно. Я не уверен. Как я сказал, это диалог, дискуссия. Я что-то говорю. Вы должны проверить.

С. Существуют различные виды скорби.

К. Нет, нет. Мой сын умер. Это факт.

Р. И вопрос в том, чтобы встретить факт – его уже нет.

ДЖИС. Скорбь не является фактом?

К. Мой сын умер. Это факт. И этот факт раскрывает природу моих взаимоотношений с ним, мою привязанность к нему – что не есть факт.

П. Сэр, это происходит позднее. Когда мой сын умирает, есть только одно это.

К. Это и есть все, что я говорю.

П. Фактически, когда ваш сын умер, можете вы уйти от этого?

К. На данный момент он парализован, полностью парализован.

П. Это на данный момент.

К. Нет, видите ли, мой сын умер, и я этим парализован; как психологически, так и физиологически я в состоянии шока. Но постепенно шок ослабевает, рассеивается.

П. В известном смысле интенсивность этого состояния изживается сама из себя.

К. Нет. Шок – это не осознание факта. Это шок физический. Кто-то ударил меня по голове.

П. Это вызывает шок, К. Вот и все. Произошел паралич, на несколько дней, на несколько часов или минут. Когда происходит шок, мое сознание не функционирует.

П. Что-то функционирует.

К. Нет, просто слезы. Это одно состояние, но оно не перманентно. Это переходное состояние, из которого я потом выхожу.

П. Но в тот момент, когда я выйду…

К. Нет, шок произошел, я действительно это чувствую.

П. Как вы воспринимаете эту действительность?

К. Давайте посмотрим. Мой брат или сестра умирает, и в такой момент – этот момент может продолжаться несколько дней или два часа – это потрясающий психологический шок. Нет никакой деятельности ума, не действует сознание. Это состояние парализованности. Это даже не состояние.

П. Это скорбь, но это энергия скорби.

К. Эта энергия была слишком сильна.

П. Всякое движение отхода является растратой энергии.

К. Нет, но тело не может оставаться психологически в состоянии шока.

П. Как тогда оно воспринимает скорбь?

К. Я подхожу к этому. Это подобно человеку, который, будучи парализован, хочет говорить. Но он не может.

П. Что происходит, когда шок рассеивается?

К. Вы как бы пробуждаетесь по отношению к факту, к факту смерти вашего сына. Тогда начинается деятельность мысли, ее движение. Возникают слезы. Я говорю: «Я хотел бы, чтобы я поступал лучше, чтобы я не произнес последних жестоких слов в последнюю минуту». Затем начинаются поиски путей бегства: «Я бы хотел встретить моего брата в следующей жизни, на астральном плане». Я убегаю. Я говорю: «Если ты не убежишь, если ты не будешь наблюдать факт, как нечто отдельное от тебя – тогда наблюдатель есть наблюдаемое».

П. Все это в целом является первоначальным состоянием шока.

К. Я не уверен в этом, П. Продолжайте вникать в это. Произошел шок, который тело и психика не могут вынести. Имеется возникший паралич.

П. Но если имеется энергия?

К. Шок слишком силен. Он чересчур силен. Это факт.

П. Давайте продвигаться медленно, сэр.

К. Значит, мы говорим о разных вещах.

П. В самый момент смерти происходит полное осознание этого. Потом оно рассеивается.

К. Нет. Не поставите ли вы вопрос иначе, П.?

Отложите смерть в сторону на данный момент.

П. Но это тоже нечто целостное.

К. Подождите, я подойду к этому. Когда происходит смерть, потрясающий шок перекрывает все. Это не гора, не изумительная красота пейзажа. Эти два состояния совершенно различны.

П. Это зависит от состояния ума.

К. Это зависит от состояния взаимоотношений.

П. И от состояния ума, когда смерть действительно произошла.

К. Да. Так о чем же идет дискуссия? О чем ведется диалог?

П. Мы пытаемся выяснить, как в этом максимуме энергии возникающем из отчаяния, смерти, скорби, происходит некая химическая реакция, преображающая эту энергию, которая кажется разрушительной и причиняющей боль, в то, что вы называете страстью.

Если человек допустит разрушительное, как ржавчина, воздействие скорби и отчаяния – что является естественным процессом – то это вводит другой элемент.

К. Если энергия не растрачивается на слова, если энергия, возникшая от шока какого-то значительного события, не растрачивается, то эта энергия без всякого мотива имеет совершенно иное значение.

П. Разрешите спросить – удерживается ли она в сознании?

К. Нет, это происходит не в сознании.

П. Не в сознании?

К. Нет. Если вы удерживаете ее в сознании, то она есть часть мысли. Ваше сознание построено мыслью.

С. но она возникла в сознании.

К. Нет.

С. Тогда что она такое?

К. Удержание ее, пребывание с ней, не пытаясь убежать от нее.

П. Что это за сущность, которая не двигается?

К. Нет никакой сущности.

П. Тогда что это?

К. Сущность возникает, когда есть движение отхода от факта.

П. Как сущность сама приводит себя к концу?

К. Послушайте, П., давайте подойдем к этому совсем просто.

П. Это очень важно.

К. Я согласен, это очень интересно. Происходит шок. Шок вызвал понимание, появляется скорбь.

Само слово «скорбь» уже есть отвлечение. Бегство есть отвлечение от факта. Полностью остаться с фактом означает, что не происходит никакого вмешательства движения мысли; поэтому теперь вы не удерживаете сознательно, не происходит сознательного удержания этого. Я повторю. Сознание построено, составлено мыслью. Содержание создает мысль.

Событие смерти внутри моего сознания. Это очень важно. Мне удалось раскрыть что-то.

П. Заставляет ли именно сила этой энергии полностью замолчать мысль?

К. Вы можете применить и такую форму определения. Мысль не может к этому прикоснуться. Но наша обусловленность, наши традиции, наше воспитание заставляют нас прикоснуться к этому изменить, модифицировать его, рационализировать, что является деятельностью сознания.

Р. Но суть всего как будто состоит в том, что придается и той форме, что это принимает, и это является семенем, из которого вырастает все остальное отвлечение.

К. Это очень интересно. Я не могу вспомнить, когда умер мой брат. Но из того, что мне говорили С. и другие, видимо, был период шока, и когда К. вышел из него, он остался с этим, он не пошел к м-с Безант и не просил помочь ему. Так что теперь я могу видеть, как все это происходит. Когда шок проходит, вы оказываетесь перед фактом, что произошло потрясающее событие: смерть, не моя или ваша, моего брата или вашего брата, но произошла смерть, что является необычайным событием, таким же необычайным, как и рождение. Так вот, может ли человек вглядеться в это, наблюдать, не вводя в это сознание как мысль?

П. Давайте возвратимся к скорби. Вы сказали: «Скорбь – не порождение мысли».

К. Да, скорбь не порождается мыслью. Что вы скажете об этом?

П. Когда умирает скорбь, мысль отсутствует.

К. Подождите, подождите, П. Скорбь – не дитя мысли. Вот что сказал К. Почему? Слово «скорбь» – это мысль. Слово не есть предмет, поэтому чувство скорби не есть слово. Когда применяется слово, оно становится мыслью.

ДЖИС. Мы говорим о ситуации, когда произошел шок. Возникновение этой энергии, возвращение сознания есть скорбь.

К. Я назвал это скорбью.

ДЖИС. Это возвращение в состояние скорби.

К. Нет. Имеется шок. Затем происходит движение отхода от шока.

П. Если освободить скорбь от слова…

К. Конечно. Вот почему я хочу добиться полной ясности. Слово не есть предмет, поэтому чувство скорби не есть слово… Если нет слова, нет мысли.

П. Скорбь существует; если вы отбросите слово, содержание останется.

К. Конечно. Так вот, возможно ли не применять названия? Как только вы применяете имя, вы вводите его в сознание.

С. Не является ли существующее состояние частью сознания до применения наименования? Слово «скорбь», как только вы называете состояние скорбью, оно становится чем-то другим. То, «что есть», является ли оно частью сознания, пока оно не названо?

К. Мы выяснили, что сознание является его содержанием. Его содержание складывается мыслью. Происходит событие, при котором энергия шока вытесняет сознание на мгновение, дни или месяцы. Затем, когда шок ослабевает и прекращается, вы начинаете придавать состоянию определенное наименование.

Таким образом вы вводите его в сознание. Но когда оно возникает, оно вне сознания.