Регистрирование, движение тысячелетий

П. К., вы говорили об удержании качества раздражения, страха, любой сильной эмоции, без слова в сознании. Не могли бы мы исследовать это? Уничтожение обиды, страха, раздражения, всего темного, имеющегося в человеке, возможно только, если происходит то, о чем вы говорите. Можем ли мы обрести ту страсть чувств, которая ведет за пределы всех этих слов – страх, раздражение и т. д.? Может ли это удерживаться в сознании?

К. Что это значит – удерживать чувство раздражения или чего бы то ни было, без слова? Возможно ли это?

П. И существует ли что-либо без слова?

К. Продолжайте.

ФВ. И существует ли страх, если нет слова «страх»?

И какова природа энергии в теле и во всем существе, если нет наименования?

А. Для нас ясность – это наименование. Когда мы пытаемся исследовать сильное чувство или помеху, мы хотим точно знать, что они собой представляют.

Мы не хотим самообмана. Внутренне, еще до того, как нам удалось полностью охватить это, мы уже дали этому наименование. Таким образом, придача наименования является одновременно и нашим орудием для обретения ясности, и причиной смятения.

К. Отличается ли слово от факта, от того, «что есть»? Является ли слово «дверь» чем-то другим, чем дверь? Слово «дверь» не является конкретной дверью.

Итак, слово не есть предмет.

Р. Тогда возникает вопрос, может ли человек вообще определить реально существующее?

К. Мы выясним это. Мы будем вникать в это медленно.

Р. Есть ли разница между определением «слово «дверь» не является дверью» и тем, что слово «страх» не является страхом?

К. Слово «дверь» не действительность. Имя «К.» – не действительность. Форма – не действительность.

Таким образом, ясно, что слово не есть предмет.

Слово «дверь» отличается от действительности. Мы пытаемся выяснить, отличается ли слово «страх» от действительности. Изображает ли слово действительность и существует ли действительность вне слова?

С. каково ощущение страха, при отсутствии слова?

К. Давайте продвигаться очень, очень медленно. Я хочу добиться для себя полной ясности. Имеется слово «страх». Так вот, отличается ли слово «страх» от действительности, от эмоции, от ощущения страха, и имеется ли ощущение при отсутствии слова?

Р. Слово – это мысль.

К. Значит, слово является средством, с помощью которого мысль выражает себя. Может ли мысль проявляться помимо слова? Конечно, может – жест, взгляд, кивок головы и т. д. Но вне слова мысль может быть выражена в очень ограниченных пределах. Если вы хотите объяснить что-то очень сложное по мысли, слово необходимо. Но слово не является фактической мыслью, фактическим состоянием.

А. Я хочу отметить одну трудность: мы воспринимаем через органы чувств. Этот процесс заканчивается, когда устанавливается наименование. После этого начинается третий процесс. После установления наименования в моем мозгу начинается ряд многочисленных осложнений. Я вижу это и отметаю слово, наименование. Слово отметается, но чувство не отметено.

К. Я не вполне в этом уверен, А. П. спрашивает, каково качество ума, который может без слова удержать чувство, при отсутствии всякого движения. Верно?

Р. Но мы спрашиваем, может ли возникнуть чувство без слова?

К. Вот и все.

П. Мне хотелось бы отметить, что очень многое возникает в сознании раньше, чем слово.

РАД. Изначальный страх, но удержится ли он без слова?

П. Я не говорю об удержании. Но имеется очень многое, например, нежность, радость.

К. Можете ли вы наблюдать что-то без слова?

Можете ли вы наблюдать меня, форму на данный момент, без слова?

П. Да.

К. Вы можете. Итак, вы уже наблюдаете форму, вы отбросили слово «К.» и наблюдаете форму.

П. Мы наблюдаем. Я не говорю, что мы наблюдаем.

К. В таком случае, что вы наблюдаете?

П. Видите ли, сэр, как только вы говорите: «Я наблюдаю форму», – происходит наименование.

К. Наименование должно быть.

П. Наименование должно быть.

К. Нет.

П. Послушайте, сэр, прошу вас, когда я говорю, что имеется только наблюдение, то форма является частью наблюдения, всей сферы наблюдения в целом.

Я наблюдаю не только вас, я просто наблюдаю.

К. Я сказал – отбросьте слово «К.» и наблюдайте форму. Вот и все. Конечно вы наблюдаете; я ограничиваю это формой. Наблюдаете ли вы форму?

П. Да. Я наблюдаю форму.

К. К чему вы пытаетесь подойти?

П. Я пытаюсь увидеть, предшествует ли этому возникновение слова.

К. П., не будем усложнять. Имеется страх. Я хочу выяснить, не создан ли этот страх словом. Слово -это узнавание того, что я назвал страхом, ибо этот страх продолжался на протяжении многих лет, и я узнал его через слово. Десять лет назад я испытал чувство страха и зарегистрировал ощущение в мозгу под этим словом. Сегодня это ощущение возникает снова, и немедленно происходит процесс узнавания, являющийся словом. Вот так слово создает ощущение, что это чувство было испытано прежде. Слово укрепляет чувство, стабилизирует и питает его.

Р. Да. Поддерживает, продлевает его.

К. Оно удерживает его. Слово удерживает чувство в результате узнавания его, через воспоминание и все прочее. Так вот, я спрашиваю, может ли возникнуть страх, если нет слова? Слово является процессом узнавания. Ф., вглядитесь в это. Вы испытываете страх. Как вы можете знать, что вы его испытываете?

ФВ. Называя его.

К. Так как же вы это знаете?

ФВ. Я испытывал страх прежде, поэтому это чувство мне знакомо. Когда оно снова появляется, я узнаю его.

К. Если вы его узнаете, то процесс происходит на словесном уровне. А каково состояние, если вы его не узнаете?

ФВ. Страха нет. В теле имеется энергия.

К. Нет, сэр. Не применяйте слово «энергия», ибо нам нужно вникнуть в нечто другое. Имеется страх. Я его узнал, так как я его назвал. Применив наименование, я внес его в каталог, и мозг вспоминает и узнает его, удерживает его. Если не происходит узнавания, словесного движения – имеется ли тогда страх?

П. Есть нарушение, помеха.

К. Я пользуюсь словом «страх». Придерживайтесь этого.

П. разрешите сказать, что страх не такая простая вещь, чтобы вы могли сказать, что применения имени не происходит; страх не…

К. Я пока еще этого не говорю. Конечно, имеется много сложного, включенного во все это.

П. Это потрясающая вещь.

С. Психологически что-то происходит до того, как дано наименование.

П. имеются чрезвычайно глубокие страхи.

ФВ. Если мы примем только то положение, что слово создает страх, это будет означать, что в страхе нет никакого содержания.

К. Я не говорю этого. Имеется процесс узнавания.

Если этот процесс узнавания не существует, если это вообще возможно, чем тогда является страх? Я не говорю, что он не существует. Я задаю вопрос. Если нет процесса узнавания, если нет деятельности памяти, что такое то, что мы называем страхом?

П. Уберите слово «страх» и посмотрите, что останется. Какое слово я ни применю, оно подойдет так же точно, как слово «страх» К. Я подхожу к этому совсем по другому. Вы оскорбляете меня потому, что у меня имеется представление. Происходит немедленная регистрация. Я спрашиваю: может эта регистрация сразу закончиться в момент, когда вы оскорбили меня, так, чтобы никакой записи не произошло?

С. Я не понимаю. Это совсем иной процесс.

К. Это совершенно тоже самое. Страх возникает потому, что я боюсь прошлого. Прошлое зарегистрировано, и событие прошлого пробуждает чувство страха. Этот страх был зарегистрирован. Возможно ли наблюдать новое чувство, каким бы оно ни было, не приводя в действие прошлое? Поняли вы теперь?

РАД. Ощущение узнавания возникает прежде, чем вы называете появившееся чувство страхом.

К. Нет, послушайте. Давайте продвигаться спокойно. Вы оскорбили меня. Я оскорбил вас. Что происходит? Вы это регистрируете, верно?

РАД. Я регистрирую это, когда это происходит в первый раз. Это само по себе создает в дальнейшем импульс.

П. Поэтому остановите этот импульс. Может ли он быть остановлен? Послушайте, РАД, давайте подойдем к этому проще. Вас обидели. Не так ли. С самого раннего детства вам причиняют боль, обижают по разным причинам, и это было зарегистрировано очень глубоко в уме, в мозгу. Инстинктивная реакция – желание избежать боли. Поэтому вы возводите стену, замыкаетесь. Так вот, если вы не будете возводить стену, сможете ли вы тогда знать, что вам причинили боль, сможете ли вы осознать это и при следующем случае причинения боли не регистрировать этот процесс?

ФВ. Что вы имеете в виду под регистрированием?

К. Наш мозг – магнитофон. Он все время регистрирует то, что нравится и не нравится, наслаждение и боль. Его движения непрерывно. Я говорю вам что-то неприятное, и мозг немедленно это воспринимает, регистрирует. Так вот, я говорю: «Можете ли вы не допускать узнавания, хотя регистрация имеется? И не регистрировать следующую обиду, когда она произойдет? «Я хочу самого простого подхода к этому вопросу. Вы понимаете, о чем я говорю? Прежде всего, вглядитесь в вопрос. Ясен ли он?

ФВ. Это означает – с самого начала не создавать представления.

К. Нет, нет. Не вводите пока в это представление.

Этим вы только усложняете вопрос. Можете ли вы узнать слово, но не регистрировать его? Сначала вглядитесь в это. Мозг все время регистрирует. Вы называете меня глупцом, и это регистрируется по разным причинам. Это факт. Теперь следующий вопрос: может это регистрирование остановиться? Без этого ни ум, ни мозг не могут обрести ощущение свободы.

П. Мозг является чем-то живым. Он должен регистрировать. Регистрирование – это одно, а отсечение импульса – это движение отхода от регистрирования.

К. Об этом я и говорю.

С. Не говорите ли вы о двух вещах: одна – это остановка импульса: вторая – продолжение регистрирования?

К. Прежде всего, вникните в то, что я говорю. Затем вы можете задавать вопросы. Тогда вы можете добиться ясности.

П. Когда вы говорите, что не надо регистрировать, означает ли это, что клетки мозга должны прекратить работу?

К. послушайте, П., это очень важно: если нет возможности остановить регистрирование, то мозг становится механическим.

А. Я в этом сомневаюсь; вы слишком упрощаете вопрос. Фактически при том состоянии, в котором мы воспринимаем что-либо, мы не знаем, будет ли это приятно или неприятно, и в этот цикл входит страх. Он возникает из прошлого и не имеет непосредственного отношения к тому, что я воспринимаю. Но имеется то, что воспринимает.

К. Пока мозг непрерывно регистрирует, он движется от знания к знанию. Так вот, я бросаю слову вызов.

Я вижу, что знание ограничено, фрагментировано и т. д., и я спрашиваю себя, может ли регистрирование остановиться.

ГМ. Может ли мозг ответить на этот вопрос?

К. Я думаю, что может, в том смысле, что мозг может осознать свой собственный процесс регистрирования.

П. имеются некоторые страхи, с которыми вы можете справиться таким образом. Но страх был воплем человека на протяжении тысячелетий. И вы являетесь этим воплем.

К. Я знаю. Точка. Этим тысячелетним воплем является страх. Мозг регистрировал в течение тысячелетий. Поэтому регистрирование стало его частью.

Мозг стал механическим. Я говорю: «Может ли этот механический процесс остановиться? «Вот и все.

Если он не может быть остановлен, мозг превратится в механизм, каким он и является. Все это – часть традиции, часть повторения, часть непрерывного регистрирования, происходящих на протяжении тысячелетий. Я задаю простой вопрос, в котором большая глубина, а именно: может ли он остановиться? Если это невозможно, человек никогда не будет свободен.

ПАР. Могу я задать вам вопрос? Почему мы вообще регистрируем?

К. Ради безопасности, самосохранения, самозащиты, уверенности. Узнавание придает мозгу ощущение безопасности.

П. Не включен ли в это сам мозг? Его эволюция происходит через регистрирование.

К. Его эволюция происходит через знание, являющееся регистрированием.

П. Что это ничто, говорящее внутри себя: «Остановись»?

К. Кто-то бросает мне вызов.

П. Что это за фактор, заставляющий вас сказать: «Остановись»?

К. Кто-то приходит и говорит: «Послушайте, на протяжении тысячелетий эволюция человека происходила через знание, и теперь вы бесспорно отличаетесь от обезьян». И он говорит: «Вглядитесь, пока вы регистрируете, вы живете фрагментарной жизнью, ибо знание фрагментарно, и что бы вы ни делали при этом фрагментированном состоянии – все будет нецелостным. Поэтому имеются боль, страдание».

Вот так, закончив это объяснение, мы спрашиваем, может ли это регистрирование, может ли это движение из прошлого прекратиться. Послушайте, я задаю простой вопрос: может ли импульс тысячелетий перестать действовать?

П. Я спрашиваю вас, имеется ли что-то в самом качестве слушания?

К. Да, имеется. В этом все дело.

П. И это вслушивание может прекратить, остановить регистрирование.

К. Да, это так. Это точка, к которой я веду. Вы вошли в мою жизнь случайно. Вы вошли в мою жизнь и указали мне, что эволюция моего мозга произошла через знание, через регистрирование, через переживания, и что это знание, эти переживания являются по самой своей основе ограниченными. И любое действие, исходящее из этого ограниченного состояния, будет фрагментарным, и поэтому возникнут конфликт и боль. Выясните, может ли придти к концу этот импульс, имеющий потрясающие размеры и глубину.

Вы знаете, что это потрясающий поток энергии, являющийся знанием. Остановите это знание. Вот и все.

ФВ. Разрешите спросить: много раз упоминался магнитофон, ведущий непрерывно регистрирование, который сам не может остановиться. Так вот, может ли мозг остановить его?

К. Мы займемся выяснением этого. Прежде всего, вглядитесь в вопрос. Я считаю это очень важным.

Вслушайтесь в вопрос.

С. Является ли все мое сознание в целом только регистрированием? Оно должно остановиться. Но может ли мозг себя остановить?

И происходит ли все время только регистрирование?

К. Конечно.

С. Тогда что наблюдает это регистрирование?

К. Что это, наблюдающее это регистрирование и могущее его остановить. Я также знаю безмолвие, безмолвие между двумя шумами…

С. Регистрируется ли безмолвие, которое я переживаю?

К. Очевидно.

С. Для безмолвия нельзя применить слово «регистрирование».

К. Пока продолжается процесс регистрирования, он механичен. Существует ли не механическое безмолвие? Безмолвие, не являющееся мыслью, не вынужденное, не вызванное чем-то, не созданное воображением? Возникшее из всего этого безмолвие механично.

С. Но иногда человек переживает не механическое безмолвие.

К. Не иногда.

РАДЖ. Сэр, может ли возникнуть не механическое безмолвие?

К. Нет, нет, это меня не интересует. Я спрашиваю о чем-то совершенно ином: этот импульс, эта обусловленность, все сознание в целом – это прошлое.

Оно движется. Не существует будущего сознания.

Все сознание в целом – это прошлое, зарегистрированное, запомнившееся, скопленное, как пережитый опыт, знание, страх, наслаждение. Это весь импульс прошлого. И кто-то приходит и говорит: Вслушайтесь в то, что я вам скажу, можете ли вы прекратить этот импульс? Иначе этот импульс со всем своим фрагментирующим воздействием будет продолжаться до бесконечности».

РАДЖ. Я думаю, что движение можно остановить, если вы связываете себя с ним.

К. Нет, импульс – это вы. Вы не отделены от импульса. Вы не сознаете, что вы являетесь этим обширным импульсом, этим потоком традиций, расовых предрассудков, коллективных устремлений, так называемых личных побуждений. Если не удастся остановить это – будущего нет. Так вот, нет будущего, если этот поток не остановится. Вы можете называть это будущим, но это будет все тем же, несколько модифицированным. Нет будущего – я не знаю, видите ли вы это.

П. Происходит некое действие, и во мне возникает мрак. Появляется вопрос: может ли сознание со своим содержанием, являющимся мраком…

К. Заканчивайте. Удерживайте это.

П. Что вы конкретно хотите сказать?

К. Можете ли вы, может ли мозг удержать этот импульс, или то, что есть импульс, является идеей?

Вы проследили за тем, что я имею в виду? Вслушайтесь в это тщательно. Является ли импульс реальностью – или это идея? Если это идея, не умозаключение, тогда мозг находится в непосредственном контакте с импульсом. Я хотел бы знать, следите ли вы.

И поэтому он может сказать: «Прекрасно, я буду бдительно наблюдать». Наблюдает ли он, или просто дает ему возможность двигаться? Так вот, удерживаете ли вы слово, или вы наблюдаете это обширное движение? Вглядитесь – вы являетесь этим обширным движением. Когда вы говорите, что вы – это обширное движение, является ли это идеей?

РАДЖ. Нет.

К. Значит, вы являетесь им. Выясняйте, если это закончится – прошлое, включаясь в настоящее, вызов, вопрос, и на этом конец. Без этого страданиям не будет конца. Человек мирился со страданием в течение тысячелетий. Этот импульс продолжает действовать. Я могу дать десятки объяснений: перевоплощение, карма – но я продолжаю страдать. Это страдание исходит из обширного импульса человека.

Может этот импульс придти к концу без воздействия контроля? Контролирующий есть контролируемое.

Может импульс остановиться? Если он не прекратится, не будет свободы, и действие никогда не будет целостным. Видите ли вы все это в целом, действительно ли вы это видите?

П. Сможем ли мы когда-нибудь увидеть это? Когда мы видим чувство в настоящем, что мы фактически видим?

К. Я называю вас глупцом. Вы будете это регистрировать?

П. Я не могу сразу ответить. Зачем мне это регистрировать?

К. Не регистрируйте.

П. весь вопрос в том, насколько мои глаза и уши находятся во власти слова; если они не поглощены целиком словом, регистрирования не происходит, они спокойны и вслушиваются.

К. И что вы видите?

П. Я не вижу то движение, которое наблюдалось мной, пока велась дискуссия, и я говорю: что означает регистрировать факт? Я вслушиваюсь, вы вслушиваетесь. Вполне очевидно, если я вслушиваюсь в слово, которое произношу, я регистрирую, и это движение во вне отбрасывает его обратно. Но если глаза и уши видят и слышат, находясь в состоянии покоя, – тогда они воспринимают без регистрирования.

К. Итак, вы говорите, что во вслушивании может иметься спокойствие. Тогда нет регистрирования, но большинство из нас не спокойны.

П. Мы не можем ответить на этот ваш вопрос.

Почему человеку нужно регистрировать?

К. Нет, я задаю совершенно иной вопрос. Кто-то называет вас глупцом. Не регистрируйте это.

П. Происходит не такой процесс, при котором я могу регистрировать или не регистрировать. При вашей постановке вопроса имеются две альтернативы: или регистрировать, или не регистрировать.

К. Нет. Вы все время регистрируете.

П. Я все время регистрирую. Пока мои органы чувств действуют во вне, регистрирование будет происходить.

К. Нет, если вы говорите «пока» – вы не действуете сейчас.

П. Нет, я даю объяснение.

К. Я хочу выяснить, может ли обширный поток прошлого придти к концу. Это весь мой вопрос.

П. вы ничего не примете. Вы не примите никакого окончательного утверждения по этому поводу. Значит, должен быть путь для прекращения.

К. Я спрашиваю. Как может это прекратиться?

П. Видимо, мы должны двинуться от этого к клеткам мозга, к фактическому регистрированию.

К. Итак, клетки мозга регистрируют. Эти клетки мозга, тяжело обусловлены, что полную безопасность создает только это движение, этот импульс.

Следовательно, в этом импульсе мозг обнаружил потрясающую безопасность. Верно?

П. прошу вас, выслушайте меня. Имеется только одно движение, а именно: движение от прошлого к настоящему; коснувшись настоящего, движение продолжается.

К. Прошлое встречается с настоящим, движение продолжается, модифицируясь – мы уже обсуждали все это. Мозг обусловлен именно так. Он видит, что пока этот поток существует, он находится в полной безопасности. Как показать этим клеткам, что этот импульс, исходящий из прошлого, в котором клетки мозга нашли полную безопасность, благополучие, являются чрезвычайно опасным движением? Так вот, единственное, что имеет значение, это заставить мозг увидеть опасность этого импульса. Как только мозг увидит фактическую опасность, он прекратит импульс. Видите ли вы опасность этого движения? Не теоретическую, но фактическую, физическую опасность?

П. Говорят ли ваши клетки мозга, что это движение опасно?

К. Мой мозг пользуется словами, чтобы предупредить вас об опасности, но ему опасность не угрожает. Он ее увидел и отбросил. Видите ли вы опасность кобры? Когда вы видите опасность, вы избегаете ее.

Вы избегаете ее, ибо такова ваша обусловленность, созданная тысячелетиями, благодаря которой вы знаете, что кобра опасна. Таким образом, ваша реакция, в соответствии с обусловленностью, вызывает мгновенное действие. Мозг обусловлен поступать так, ибо это гарантирует ему полную безопасность. Для мозга это является единственным обеспечивающим безопасность движением; он сталкивается с настоящим, учится через него, модифицирует его, продвигается.

Это единственное безопасное движение, известное мозгу. Поэтому он остается в нем. Но в то мгновение, когда мозг поймет, что это нечто чрезвычайно опасное, он немедленно отбросит его, ибо он стремится быть в безопасности.

РАДЖ. Я не вижу опасности импульса так же реально, как ее видите вы. Почему это так?

К. Почему, сэр?

РАДЖ. Возможно потому, что, наблюдая импульс, я никогда не видел в нем опасности.

К. Живете ли вы с описанием импульса или с самим импульсом, которым являетесь вы сами? Понимаете ли вы мой вопрос, сэр? Является ли импульс чем-то отдельным от вас?

РАДЖ. Нет, сэр.

К. Итак, вы являетесь импульсом? Значит, вы наблюдаете себя.

РАДЖ. Да. Но это происходит не часто.

К. часто? Слова «часто» и «постоянно» – ужасные слова. Осознаете ли вы без всякого выбора, что вы являетесь импульсом? Не только иногда. Вы можете сказать: «Я вижу пропасть временами. Если слово не предмет, который оно обозначает, то слово не является страхом». Так вот, создало ли это слово страх?

Р. Нет.

К. Не отвечайте так быстро, выясняйте. Продвигайтесь медленно, Р. Слово не есть предмет. Это вполне ясно. Страх – это не слово, но не создало ли слово страх? Не будь слова, существовало бы то, что называется страхом? Слово – это процесс регистрирования. И вот, возникает нечто совершенно новое.

Мозг отвергает это, так как это нечто новое, поэтому он немедленно говорит, что это страх. Подождите, присмотритесь, как мозг отнесется к импульсу этого нового. Оставьте промежуток между движением мысли, не вмешиваясь в фактическое движение чувства.

Промежуток будет иметься только, если вы вникните очень глубоко в вопрос, что слово не есть предмет, который оно обозначает, слово не является страхом.

И вот мгновенно вы остановили импульс. Я хотел бы знать, видите ли вы это.

П. Я все еще хочу добиться полной ясности. Возможно ли удержать качество чувства без слова, независимо от того, идет ли речь о ненависти, раздражении или страхе.

К. Конечно, вы можете удержать чувство раздражения, страха без слова, вы просто остаетесь с чувством. Попробуйте проделать это.

П. Но что вы фактически в точности проделываете?

К. Когда по какой-либо причине возникает страх, оставайтесь с ним, без всякого импульса, без малейшего движения мысли.

П. И что тогда произойдет?

К. Ничего уже больше нет; нет страха, который я связывал с прошлым. Я бы сказал, есть энергия, удерживаемая без всякого движения. Если энергия удерживается без всякого движения, происходит экспансия. Затем это преображается. Клетки мозга и состояние целостности.

ДС. Я хотел бы знать, не могли бы мы провести дискуссию об импульсе, являющемся созданием мыслящего «я» и вызывающего отождествление с мыслящим. Мы стоим перед этим импульсом, таков факт. Могли бы мы заняться исследованием этого движения?

Р. Не думаете ли вы, что для исследования этого мы должны вникнуть в проблему растраты энергии?

ДС. Я не понимаю, что вы хотите сказать.

П. Толкающий нас импульс создает и исчезает. В точности, как машина, двигатель, имеющий свою энергию и растративший ее. Такая же энергия включена в импульс, о котором мы говорим. Могли бы мы поговорить об энергии, о той энергии, которая растрачивается, и о той, которая не растрачивает себя?

ДС. Максвелл говорит, что для ученого основной принцип заключается в определении взаимоотношений. Когда вы говорите «энергия», я серьезно спрашиваю, как ставится проблема. Когда мы говорим «энергия» – имеем ли мы в виду некую субстанцию, некую определяемую силу? Или «энергия» включает в себя какую-то форму взаимоотношений?

П. Я не совсем понимаю то, что вы говорите.

ДС. Я спрашиваю, думал ли кто-либо о том, что представляет собой энергия в психологическом смысле.

П. Вот почему дискуссия об этом могла бы внести ясность в этот вопрос.

ДС. Имеем ли мы в виду субстанцию или силу, существующую в человеке, или «энергия» есть нечто, проявляющееся во взаимоотношениях, а если так, то возникает целая группа вопросов.

П. Разве физики (я не имею никаких познаний в области физики) не признают, что существует некая энергия, которая растрачивается, и другая энергия, не имеющая свойств растрачиваться?

ФВ. Да, но ни один физик не может определить, что представляет собой энергия. То, что энергия существует, является в физике базисным утверждением или предположением. Мы знаем, что энергия необходима. Без энергии не может существовать ни силы, ни работы. Следовательно, энергия и работа тесто связаны. Так вот, мы можем видеть силу, можем видеть, что делает работа, но мы не можем видеть энергию.

К. Существует ли бесконечная энергия, не имеющая ни начала, ни конца? И существует ли энергия механическая, всегда имеющая мотив? И имеется ли энергия во взаимоотношениях? Я хотел бы это выяснить.

П. С. спросил, что вызывает импульс.

К. Что его вызывает? Давайте, займемся этим.

П. Вызывает ли импульс возникновение мыслящего, который затем продлевает себя?

К. Какой стимул, какая сила стоят за всеми нашими действиями? Являются ли они механическими? Или существует энергия, сила, стимул, импульс, лишенные трения. Об этом ли мы ведем дискуссию?

ДС. Что представляет собой импульс энергии, превращающейся в механическую? Давайте побудем некоторое время в области фантазии, придерживаясь этого импульса, мысли и желания и их механической природы. Каков импульс энергии, мыслей, желаний и создания мыслящего?

К. Продолжайте, ведите дискуссию.

ДС. Смотрите: мысль, ощущение, затем сила, далее желание и исполнение желания. Все эти устремления с небольшими модификациями продлеваются, продолжаются. Так вот, это и есть импульс.

К. Вы спрашиваете, каков импульс за желанием. Я хочу иметь автомашину. Какой импульс стоит за этим желанием? Мы постараемся придерживаться самого простого. Что представляет собой потребность, стимул, сила, энергия, стоящие за желанием «я хочу иметь автомашину»?

ДС. Как это происходит – есть ли у вас желание иметь автомашину, или машина появляется как желание и создает ваше «я»? Создаются ли «я» желанием?

К. Если бы я фактически не видел автомашины, не ощущал бы ее, не дотрагивался до нее, у меня не возникло бы желание ее иметь. Я вижу людей, ведущих машины, вижу наслаждение, получаемое при этом, и так возникает это желание.

П. Сэр, желание создает только какой-то предмет?

ДС. В этом весь вопрос.

К. Это может быть физический объект, верование, идея или что бы то ни было.

ФВ. Но прежде всего должно произойти восприятие органами чувств. Восприятие органами чувств создает представление о предмете, после чего появляется желание. Так вот, можно ли сказать, что желание возникает из ощущения? Поэтому, исходя из вашего вопроса, я спрашиваю: предшествует ли ощущение всякому желанию? Конечно, можно было бы говорить о Боге. Я могу желать Бога.

П. Желание поддерживает существование и деятельность мира. Можете ли вы проникнуть до корней желания?

ДС. Существовало бы желание, не будь нашего «я»?

К. Какой импульс стоит за желанием? Начнем с этого. Какая энергия побуждает меня желать? Что побуждает меня быть здесь? Я пришел сюда, чтобы выяснить, о чем вы говорите, о чем ведется дискуссия. Имеется желание выяснить, существует ли нечто другое, чем мой обычный поток мыслей. Так вот, что это такое? Является ли это желанием? Что стоит за желанием, заставившим меня придти сюда? Мое страдание или мое наслаждение? Или я хочу научиться чему-то? Если взять совокупность всего, что находится за всем этим?

П. Это тождественно ощущением «становиться».

К. Становиться? Что стоит за желанием становиться?

ДС. Стать чем-то другим, чем я есть, это тоже желание.

К. Что стоит за энергией, заставляющей вас поступать так? Побуждает ли к этому наказание или награда? Вся структура наших импульсов основана на наказании и награде, избежать одно и получить другое. Это ли является стимулом энергии, заставляющей нас проделывать так много вещей? Возникают ли мотив, стимул, энергия из этих двух побуждений -избежать одно и получить другое?

ДС. Да. Да, частично. Это происходит на уровне мысли.

К. Нет. Не только на уровне мысли. Я этого не думаю. Я голоден, моя награда – пища. Если я совершаю сто-то плохое – я в качестве награды получаю наказание.

М. Отличается ли это от наслаждения и боли?

Является ли награда наслаждением, а наказание болью.

К. Награда – придерживайтесь этого слова. Не меняйте его. Награда и наказание. Я думаю, что это основной, обычный импульс.

П. Награда и наказание – кого?

К. Не «кого». То, что удовлетворяет, и то, что не удовлетворяет.

П. Но кого? Вы должны это уточнить.

К. Я еще не дошел до этого. Проблема такова: то, что удовлетворяет, я называю наградой; то, что не дает удовлетворения, я называю наказанием.

ДС. Да.

К. Значит, нет «я», говорящего: «Я должен получить удовлетворение, я голоден»?

П. Голод – это физиологическое явление.

К. Пока я буду придерживаться этого. Не вливается ли физиологическое в психологическое сферу, и не там ли начинается весь цикл? Я нуждаюсь в пище, она мне необходима. Но эта потребность переходит в сферу психологии, и там начинается совершенно иной цикл. Однако движение продолжается то же самое.

СИНГ. Сэр, где происходит весь этот процесс?

Если во мне, то что я переживаю, когда участвую в процессе исследования, где он происходит? Происходит ли это в мозгу? Где я обнаруживаю это устремление к наслаждению-боли?

К. На обоих уровнях – биологическом и психологическом.

СИНГ. Если это в мозгу, тогда это бесспорно нечто, что человек может назвать сумерками, между наслаждением и болью. Бесспорно существуют моменты, когда нет необходимости утолять голод, и все же имеется стремление получить удовлетворение. Я могу испытывать удовлетворение и все же ощущать голод.

К. Мне не совсем ясно, о чем вы говорите.

СИНГ. Сэр, если имеются награда и наказание, и если исследование этого процесса награды и наказание происходит в мозгу, на физиологическом уровне, тогда в мозгу происходят известные реакции, находящиеся где-то между наградой и наказанием.

К. Вы имеете в виду разрыв между наградой и наказанием, некий промежуток между ними?

КУ. Не разрыв, промежуток, но связующее звено, мост.

ГМ. Вы имеете в виду состояние, не являющееся ни наградой, ни наказанием?

СИНГ. Да, когда одно сливается с другим.

П. Разрешите спросить, быть может, имеется другое состояние, но я не знаю, что оно собой представляет. Как это отвечает на вопрос, как оно продолжает вопрос о силе, благодаря которой это возникает и продолжает действовать? В сущности, в этом и состоит вопрос.

ДС. Да, в этом вопрос. Где этот импульс? Где этот импульс награды и наказания? И даже если бы имелся промежуток между…

К. Спрашиваете ли вы, что толкает человека по направлению к награде и наказанию? Какова та энергия, каков этот импульс, какова эта сила, каков объем этой энергии, заставляющей нас делать то или другое? В этом ли заключается вопрос? Есть ли это удовлетворение, вознаграждение, являющееся наслаждением?

ДС. Но что является тогда вознаграждением? Каково ваше состояние, когда вы осознаете, что избавились от голода?

К. Это очень просто, не так ли? Вы были голодны, получили пищу и вы удовлетворены. Но все это продолжается до бесконечности. Я ищу одно удовлетворение за другим. Происходит ли это потому, что эта энергия, эта потребность получить удовлетворение являются одновременно биологическими и психологическими? Я голоден и психологически я одинок. Имеется ощущение пустоты, неполноценности.

Поэтому я обращаюсь к Богу, к церкви, к гуру. Физиологически недостаток чего-то легко удовлетворить; психологически удовлетворение никогда не достигается.

ПАР. На какой точке человек переходит от физиологического удовлетворения к мыслительному процессу?

К. Сэр, может случиться, что физиологическое движение перешло в психологическое и продолжается. Так ли это?

П. Я пытаюсь разобраться в следующем. Вопрос заключается не в том, возможно ли это и происходит ли это в результате выбора. Так происходит с момента рождения. Возникают оба типа желаний. Поэтому я спрашиваю, что является источником обоих начал -физиологического и психологического?

КУ. Одного слова «недостаточность» было бы достаточно.

П. Нет. То и другое – оба встроены в силу, которая потом проецирует. Эта внутренняя структура человека, в которой сталкивается очень много разных вещей, это центр, это «я».

К. Послушайте, я не думаю, что это «я».

П. Что это? Почему вы это говорите?

К. Я не думаю, что это «я». Я думаю, что это нескончаемая неудовлетворенность, нескончаемое ощущение недостаточности.

ДС. Что является источником этого?

П. Может ли ощущаться недостаточность, если сам человек не является действительно неполноценным?

ДС. Что значит быть неполноценным?

К. Я не придаю «я» основное значение. Есть постоянное ощущение недостаточности. Я подхожу к марксизму. Ощущение недостаточности продолжается.

Я перехожу от одного к другому. Чем интеллигентнее я становлюсь, чем больше пробуждаюсь, тем сильнее чувство неудовлетворенности. И что тогда происходит?

С. Вы при этом имеете в виду, что существует некая промежуточная среда без реальности «я», в которой может действовать импульс.

К. Я не знаю никакой промежуточной среды. Я не знаю «я». Я только указываю, что имеется фактор физиологической недостаточности, который проникает в сферу психологической недостаточности, и это продолжается до бесконечности.

ДС. Имеется ощущение неполноценности.

К. Недостаточности. Придерживайтесь этого слова.

А. Я полагаю, что теперь мы могли бы отбросить физиологическую недостаточность.

К. Я намеренно настаиваю на этом. Быть может, именно из этого потока мы создаем все наши бедствия.

ПАР. Я сомневаюсь в этом. Не переливается ли через край смещение физиологического и психологического? Что мы конкретно подразумеваем под «переливанием» через край? Одно является фактом, а другое таким фактом не является.

К. Поэтому существует только физиологическая недостаточность.

П. Как вы можете говорить это?

К. Я не говорю это, я просто исследую.

П. Существуют недостаточности физиологическая и психологическая.

К. Послушайте, П., в данный момент я не хочу применять слово «я». Я не веду исследование «я». Я голоден. Голод утолен. Я чувствую потребность в сексе, она тоже удовлетворяется. И я говорю: «Этого недостаточно… Мне нужно что-то большее».

П. Нужно «больше»?

К. «Больше» – что это такое?

П. Это импульс, не так ли?

К. Нет, «больше» означает больше удовлетворения.

П. Тогда что такое импульс?

К. Придерживайтесь сказанного. Мозг ищет удовлетворения.

П. Почему мозгу нужно искать удовлетворения?

К. Потому что он нуждается в устойчивости, в безопасности. Поэтому он говорит: «Я выяснил это, я думал, обрел удовлетворение в этом, но оно удовлетворения не дало. Я найду удовлетворение и безопасность в том – и опять не получается». И он продолжает все то же и то же. Так происходит в повседневной жизни. Я иду к разным гуру или перехожу от одной теории к другой, от одного умозаключения к другому.

КУ. Сэр, сама природа этой недостаточности на физиологическом уровне ведет к удовлетворенности на уровне метафизиологическом. Она ведет от несоответствия в физиологической машине к их усовершенствованию. Таким образом происходит действие цикла, так действует мозг. Если физиологическое переливается в сферу психологическую, этот цикл недостаточности и удовлетворенности должен продолжаться.

К. Должен продолжаться? Вглядитесь в себя. Это очень просто. Вы ищете удовлетворения. Так поступает каждый. Если вы бедны, вы хотите стать богатым. Если вы видите кого-то более богатого, вы хотите стать таким, хотите стать более красивым, вы хотите иметь то или другое. Мы стремимся получить непрерывно удовлетворение.

А. Сэр, я хочу снова обратить внимание на главное свойство физиологической недостаточности, а именно: что любая деятельность, направленная на восполнение этой недостаточности, ведет к удовлетворению. То есть, между недостаточностью и ее периодическим повторением существует промежуток, разрыв, когда речь идет о физиологической недостаточности, тогда как при недостаточности психологической мы начинаем цикл, в котором разрыва, промежутка не наблюдаем.

К. Забудьте о разрыве, сэр. Это не имеет значения.

Наблюдайте за собой. Не направлены ли вся полнота энергии, все движение, весь стимул на обретение награды? Шайнберг, что вы скажете по этому поводу?

ДС. Я думаю, что именно так и происходит, когда имеется схема награды-наказания физиологически.

Я полагаю, таково направление всей деятельности «я», независимо от того, является ли она логической или нет.

К. Все движение, направленное на получение удовлетворения, захвачено «я».

ДС. Именно в этом происходит проявление «я».

К. Да, это так. Именно это я имею в виду. Я ищу удовлетворение. Никогда не говорят: «Ищется удовлетворение». Говорят: «Я ищу удовлетворение». А нужно было бы сказать наоборот: «Происходит поиск удовлетворения».

ДС. Поиск удовлетворения создает «я».

К. Итак, импульс – это стремление получить удовлетворение.

П. Я хочу задать вам вопрос, который может показаться отклонением в сторону. Знания человека, пребывающие в мозгу, пребывающие в глубинах подсознания, – не является ли это «я», пребывающее в клетках мозга унаследовавших знание?

К. Я сомневаюсь в этом.

П. Я спрашиваю вас, сэр, вслушайтесь в вопрос.

Знание, заключенное в клетках мозга и в глубинах подсознания, – не является ли «я» частью всего этого?

С. П., не хотите ли вы сказать, что все прошлое в его целостности и «я» – равнозначны?

П. Конечно, это так. Я спрашиваю, обретает ли «я» бытие из-за выявления поиска удовлетворения. Или ощущение «я» – это самый центр памяти, основа памяти.

К. Вы спрашиваете, отождествляет ли себя «я», эго, с прошлым, со знанием.

П. Не отождествляет себя.

К. Подождите. Дайте мне внести в опрос полную ясность.

П. Не отождествляет себя. «Я» – это время; время – это прошлое. И «я» как будто является целостностью всего этого.

К. Подождите. В начале вы сказали, – содержит ли мозг «я». Я бы мог, как предположение, сказать, что при исследовании нет никакого «я», есть только поиск удовлетворения.

П. Является ли вся унаследованная расовая память человечества фикцией?

К. Нет. Но в то мгновение, когда вы говорите, что являетесь прошлым, «я» становится фикцией.

С. Говорит ли само прошлое, что я являюсь прошлым, или часть прошлого говорит, что оно – прошлое?

К. Видите ли, вы задаете вопрос, который является действительно интересным. Наблюдаете ли вы прошлое как «я»? Существует вся целостность прошлого, тысячелетий человеческих устремлений, страданий, бедствий, смятения – миллионы лет. Имеется лишь это движение, этот поток, эта широкая река – не «я» и широкая река.

П. Мне хотелось бы выразить это иначе: когда течение реки доходит до поверхности, оно выносит на поверхность движение «я». И тогда река отождествляется с «я».

ЧОРУС. Я этого не думаю.

К. П., «я» может оказаться лишь средством обще-ния.

ДС. Есть ли это способ беседы: передачи?

П. Так ли это просто?

К. Нет. Я как раз хочу об этом сказать. Это не так просто.

С. Сэр, в один определенный момент вы сказали, что проявление потока – индивидуально. Когда этот обширный поток проявляется индивидуально, пребывает в этом «я», или нет?

К. Подождите. Это не главный вопрос. Этот обширный поток проявляется в человеческом существе: отец дает мне форму, и тогда я говорю «я», что есть форма, имя, черта характера, окружающая среда, но этот поток – это «я». Наличие обширного потока вполне очевидно.

А. Я говорю, что мы смотрим на поток со всем имеющимся у нас знанием и отождествляем себя с потоком. Отождествление как будто происходит «постфактум», тогда как фактически оно начинается вместе с импульсом.

К. Нет, нет.

П. Как может человек увидеть это? Видите ли, так, как К. излагает это, мы не доходим до глубочайших глубин самих себя. Наша глубина говорит: «Я хочу, я хочу стать, я хочу быть… «Эта глубина исходит из прошлого, являющегося знанием, которое есть вся целостность расового подсознания.

К. Могу я спросить, почему там пребывает «я»?

Почему вы говорите: «Я хочу»? Имеется только желание.

П. Все же, говоря это, вы не устраняете «я».

К. Нет, вы устраняете «я»! Как вы наблюдаете?

Каким образом вы наблюдаете поток? Наблюдаете ли вы, как «я»? Или имеется только одно наблюдение потока?

П. Способ, каким человек ведет наблюдение, является другой проблемой. Мы говорим о природе энергии, вызывающей этот импульс. Так вот, я говорю, что импульс является самой природой и структурой «я», которое запуталось в процессе становления.

К. Я хочу выяснить, существует ли вообще «я». Быть может, это происходит только на словесном уровне, не фактически. Потрясающее значение приобрело слово, а не факт.

ФВ. Не занимает ли «я» важное место в мозгу? Не является ли это реальностью?

К. Нет, я сомневаюсь в этом.

ФВ. Но отпечаток там имеется. Вопрос заключается в следующем: если это не реальность, то что это такое?

К. Весь импульс, весь обширный поток находится в мозгу. В конечном счете это мозг, и почему в этом вообще должно существовать какое-то «я»?

П. Когда вы говорите о реальности, оно там имеется.

К. Оно там только на словесном уровне.

ДС. Оно фактически там имеется. В том смысле, что когда мы, вы и я, общаемся, в этом пребывают две части; мое отождествление с самим собой как «я» является моим взаимоотношением с вами.

К. Сэр, когда вы осознаете свое «я»?

ДС. Только во взаимоотношениях.

К. Я хочу понять, когда вы сознаете это «я».

ДС. Когда хочу чего-то, когда я отождествляю себя с чем-то или когда я смотрю на себя в зеркало.

К. При переживании, когда вы что-то переживаете, «я» нет.

П. Хорошо, «я» нет. Мы согласимся с вами. Но потом, через секунду, «я» появляется.

К. Как? Послушайте, вникайте в это медленно.

ФВ. Здесь имеется вопрос импульса.

К. Вы не поняли мою точку зрения. Имеется переживание. В момент кризиса «я» нет. Позднее возникает мысль, говорящая: «Это было волнующе, это было приятно», и эта мысль создает «я», которое говорит: «Это доставило мне удовольствие». Верно?

П. Что произошло? Накапливает ли «я» энергию?

К. Нет.

П. Энергию, которая растрачивается.

К. Да, это энергия, которая растрачивается.

П. И все же это «я».

К. Нет, это не «я». Это неправильно используемая энергия. Но неправильно использует энергию не «я».

П. Я не говорю, что я неправильно использую энергию. Само «я» – это концентрация энергии, которая растрачивается. Тело изнашивается; «я» имеет примерно ту же природу, оно стареет.

К. П., послушайте меня. В момент кризиса «я» нет.

Проследите за этим. Можете ли вы жить все время на высоте кризиса? Кризис требует всю полноту энергии. Отставим пока эти. Мы вернемся к этому позднее. В данный момент «я» нет. Это так.

ДС. Происходит движение.

К. Нет. В эту данную минуту «я» нет. Так вот, я спрашиваю: «Возможно ли всегда жить на этой высоте?»

ДС. Почему вы задаете этот вопрос, сэр?

К. Основа всего в следующем: в тот момент, когда возникает мысль, она фрагментирует энергию. Мысль сама фрагментарна, поэтому, когда она появляется, происходит растрата энергии.

ДС. Не обязательно.

ПАР. Вы сказали: «В момент переживания «я» нет».

К. Дело не в том, что «я сказал». Это так.

ПАР. Является ли это импульсом?

П. Нет. Вопрос сводится к следующему: мы говорим, что это так. Но это все же не отвечает на вопрос, почему это «я» приобрело такую мощь. Вы не ответили на этот вопрос даже если в момент кризиса не существует ни «я», ни всей полноты прошлого.

К. В этом все дело. В момент кризиса нет ничего.

П. Почему вы отрицаете «я», являющееся зеркалом всего расового прошлого?

К. Я отрицаю, ибо оно, быть может, лишь средство общения.

П. Так ли это просто? Так ли проста структура «я»?

К. Я думаю, что это чрезвычайно просто. Гораздо интереснее и важнее вопрос, начинается ли растрата энергии, когда возникает мысль. И я говорю себе: «Возможно ли жить на такой высоте? «Как только «я» обретает бытие, начинается растрата энергии. Если бы мы, вы и я, могли устранить наши «я» – могли бы возникнуть правильные взаимоотношения.

ФВ. Вы сказали, что как только появляется мысль, начинается растрата энергии. Но когда возникает «я», тоже происходит растрата энергии. В чем заключается разница?

К. Мысль – это память, переживания, все это.

ФВ. В жизни это необходимо.

ДС. И сейчас мы именно проделываем это. Я считаю, что когда я говорю о растрате энергии, я немедленно ставлю себя в положение наблюдателя и говорю, что это плохо. Я хочу высказать предположение, что можно быть в состоянии нейтрального осознания. Происходят кризис и растрата, кризис и растрата. Это поток существования.

К. Нет.

П. К. говорит, что это так, но для преображения, о котором мы говорим, надо это отвергнуть.

ДС. Я сомневаюсь, что может удаться пробиться через это. Я думаю, что мы помним энергию кризиса, ее интенсивность, и потом говорим, что хотели бы обладать ею все время. Происходит ли так у вас?

К. Нет.

ДС. Тогда зачем же задавать этот вопрос?

К. Я намеренно задаю этот вопрос, ибо мысль вмешивается.

ДС. Не все время.

К. Нет, все время. Проверьте это, сэр. Как только возникает кризис, прошлого не существует, нет и настоящего, имеется только данное мгновение. В кризисе время отсутствует. Как только появляется время, начинается растрата. Пока не отходите от этого.

А. Происходит кризис. Затем растрата и после отождествление.

П. В момент кризиса происходит очень многое. Вы говорите о целостном состоянии в момент кризиса.

Но даже чтобы дойти до этого, необходимо провести очень глубокое исследование в самом себе, чтобы знать, что это такое.

К. Видите ли, П., целостность достигается только при наличии вполне здравого ума и здорового тела, при способности ясно мыслить; кроме того, в слово целостный – холистический – включено понятие о священном («холи» по-английски священный). Так вот, я спрашиваю, существует ли энергия, которая никогда не растрачивается, из которой вы можете черпать? Растрата происходит, когда нет цельности.

Целостный образ жизни – это такой, при котором растрата не происходит. Нецелостный образ жизни – это тот, при котором энергия растрачивается.

П. Какие имеются отношения между целостной и нецелостной жизнью с клетками мозга?

К. Они не имеют отношения к клеткам мозга.

Давайте разберемся в этом. Я хочу добиться полной ясности в понимании слова «целостность». Оно означает полную, абсолютную гармонию, без распада и фрагментации. Вот что такое целостная жизнь. Это беспредельная энергия. Когда имеется ощущение целостности, «я» нет. Та другая жизнь – это движение мысли, прошлого, времени, и это и есть наша повседневная жизнь, и эта жизнь основана на награде и наказании и направлена только на получение удовлетворения.

П. Сэр, целостная жизнь заключена в клетки мозга.

То есть, от нее исходят решения, вызовы. Нецелостное тоже содержится в клетках мозга. Это весь поток прошлого, сталкивающийся с вызовом. Так вот, какая существует взаимосвязь между целостностью и мозговыми клетками и органами чувств?

К. Поняли ли вы вопрос, доктор?

ДС. Вопрос заключается в следующем: какова взаимосвязь между состоянием целостности с мозгом, с памятью, с прошлым и органами чувств?

К. Нет, нет, вы не вслушались.

П. Я сказала, что имеются два состояния, целостное и нецелостное. Нецелостное определенно содержится в клетках мозга, получающий вызовы и реагирующий на них импульсами. Я спрашиваю, какова взаимосвязь целостности с клетками мозга и органами чувств?

ДС. Что вы имеете в виду под органами чувств?

П. Слух, зрение, вкусовые ощущения…

ДС. Можно мне разобраться в этом? Я полагаю, если в том, что мы говорим, имеется некая реальность, взаимосвязь частичных функций с целостностью была бы иной. Они не являются просто какимито частичными функциями; они функционируют как части целостного состояния, тогда как при растрате энергии и фрагментировании они начинают действовать как изолированные Центры.

К. Сэр, ее вопрос очень прост. Сейчас наши клетки мозга содержат прошлое, память, переживания, знания тысячелетий, и эти клетки мозга не являются целостными.

ДС. Да, они разделены.

К. Они не целостны. Придерживайтесь этого. Она говорит, что на данный момент клетки мозга обусловлены для нецелостного образа жизни. Что происходит с клетками мозга, когда возникает состояние целостности? Вот каков вопрос.

ДС. Я бы сказал это иначе. Я бы сказал: «Что происходит во взаимосвязи клеток мозга при целостном состоянии восприятия? «К. Я дам ответ на вопрос. Содержит ли целостный мозг прошлое, и поэтому может ли прошлое быть использовано целостно? Он представляет собой целое; целое может содержать части, но часть не может содержать целое. Поэтому, когда происходит действие части, энергия растрачивается.

П. Вот к чему мы пришли после всего сказанного.

К. Да. Чудесный результат. Придерживайтесь его.

П. Что происходит в мозгу? Какова структура ума человека?

К. Мы знаем только нецелостный образ жизни, учтите это. Таков факт – мы живем нецелостно, фрагментированно. Такова наша фактическая жизнь, и она является растратой энергии. Мы видим также, что имеются противоречия, вечная борьба. Все это является растратой энергии. Так вот, мы спрашиваем: «Существует ли образ жизни без растраты энергии? «Мы живем нецелостной, фрагментированной, раздробленной жизнью. Вы понимаете, что я имею в виду под раздробленностью? Думаем одно, делаем другое; такая жизнь полна противоречий, сравнивания, подражания, приспособления, с отдельными мгновениями безмолвия. Мы знаем только такую фрагментированную жизнь. И кто-то говорит: имеется ли энергия, которая не растрачивается? Давайте проведем исследование этого вопроса, чтобы выяснить, возможно ли покончить с этим образом жизни.

П. Но я задала другой вопрос, и вы все еще на него не ответили.

К. Я подхожу к этому. Очень трудно ответить на этот вопрос, когда образ жизни является нецелостным, когда происходит непрерывная растрата энергии.

Мозг так обусловлен. Это вполне очевидно. И тогда человек спрашивает: возможно ли жить не такой жизнью? Верно?

КУ. Не всегда, сэр, именно это мы исследуем.

Может ли это дыхание свободы достичь полноты.

К. Нет, оно никогда не достигнет полноты, ибо оно приходит и уходит. Во все, что приходит и уходит, включено время. А время ведет к фрагментированному образу жизни. Поэтому полноты не может быть.

Вглядитесь – наша жизнь нецелостна. Такова обусловленность нашего мозга. Случайно я могу уловить веяние свободы, но это веяние свободы продолжает оставаться в сфере времени. Поэтому это веяние все же только фрагмент. Так вот, может ли мозг, обусловленный для нецелостного образа жизни, может ли этот мозг так радикально преобразиться, чтобы полностью прекратить обусловленную жизнь? Вот в чем вопрос.

ДС. Мой ответ будет следующий: вот вы здесь в состояниифрагментации, всостояниирастратыэнергии. И вы стремитесь получить удовлетворение.

К. Нет, я этого не делаю. Я говорю, что происходит растрата энергии.

ДС. И это все, что мы знаем.

К. Да, мы не знаем ничего другого. Поэтому мозг говорит: «Отлично, я вижу это. Потом он спрашивает: возможно ли изменить все это? «ДС. Я сомневаюсь, что мозг может задать такой вопрос.

К. Я задаю его. Поэтому если один мозг задает этот вопрос, то другой мозг тоже должен сделать это. Это не основано на удовлетворении.

ДС. Не можете ли вы объяснить, как вы можете задать вопрос по поводу того, что вы утверждаете, не стремясь получить удовлетворение?

К. Вопрос может быть задан, ибо мозг сам понял, какую он ведет игру.

ДС. А как мозг задаст этот вопрос?

К. Он задает его, так как он говорит: «Существует ли образ жизни без фрагментации, целостный? «ДС. И этот вопрос так же целостен, как любой другой.

К. Нет, пока еще нет.

ДС. Вот тут для меня возникает затруднение -откуда берется этот вопрос. Вы говорите, что он не ждет удовлетворения, что он не целостен. Так вот, какой мозг ставит этот вопрос?

К. Мозг, говорящий: «Я очень ясно вижу растрату энергии».

П. Тот факт, что вы говорите – мозг видит всю проблему растраты энергии…

К. И этим все заканчивается.

П. Целостно ли это?

К. Конец всего этого является целостностью.

П. Конец – это самоосознание фрагментации.

ДС. Является ли это целостным?

К. Да. Но она задала гораздо более сложный вопрос по поводу целостного мозга, содержащего прошлое, всю полноту прошлого. Что это означает?

Прошлое – это ничто. Но такой мозг может его использовать, всю суть прошлого, высасывая весь его сок. Я хотел бы знать, следите ли вы за всем этим.

То, что меня интересует – это жизнь человека, фактическая, повседневная, фрагментированная нелепая жизнь. И я говорю: «Могло ли это преобразиться?» Не в большее удовлетворение. Может ли эта структура сама привести себя к концу? Не наложением чего-то более высокого, что было бы просто новым фокусом. Я говорю: «Если вы в состоянии наблюдать без наблюдателя, мозг может преобразиться. Это является медитацией. Сэр, суть – это полнота. Во фрагментации нет никакой сути, ничего существенного. Вслушиваться сердцем П. Я чувствую, что самое главное, чего нам всем недостает, – это сострадания. В Бенаресе вы однажды сказали такую фразу: «Возможно ли слушать сердцем?» Что означает слушать сердцем?

К. Проведем ли мы об этом дискуссию?

ФВ. Не могли бы мы провести исследование этого?

К. Видите ли, сэр, говоря это, я хотел указать, что мысль является материальным процессом; все, что строит мысль – технологически, психологически, верования, боги, вся структура религии, основанная на мысли – это материальный процесс. В этом смысле мысль является материей. Мысль – это переживание, знание, скопившееся в клетках и действующее по определенной колее, проложенной знанием. Для меня все это является материальным процессом. Что такое материя – я не знаю. Я даже не хочу обсуждать это, так как я не знаю.

ФВ. Я не собираюсь исследовать это с точки зрения социалиста. Давайте скажем, что материя представляет собой нечто неизвестное. У меня такое же ощущение, как при исследовании неведомого.

К. Вы не можете исследовать неведомое. Будьте бдительны, вы можете исследовать только неизвестное. Дойдите до его границ, и когда вы подошли к границе известного, вы уже продвинулись за ее предел. Исследовать можно только известное.

П. Что является мыслью?

К. Конечно. Но когда он говорит: исследуйте, рассматривайте, изучайте известное, мы не можем сделать это. Поэтому П. задает вопрос: что означает слушать сердцем?

П. Это главный, решающий вопрос. Когда в нас будет сострадание, все окажется возможным.

К. Согласен, но к несчастью его у нас нет. Поэтому как подойти к этому вопросу? Что означает слушать и какова структура сострадания?

П. И что значит слушать сердцем? Это нечто очень важное. Существует ли вслушивание, гораздо более глубокое, чем слух ушей?

К. Мы можем рассмотреть оба вида вслушивания, и вслушивание сердцем, что означает слушать с состраданием. Прежде всего, что означает вслушиваться, что представляет собой само это действие?

ФВ. Быть может, мы поставим вопрос наоборот: что означает не вслушиваться?

К. Что вы имеете в виду, сэр?

ФВ. Когда мы спрашиваем, что такое вслушиваться, ответить очень трудно. Мне кажется, что если я ясно пойму, что означает не слушать…

К. Это то же самое. Это означает через негативное придти к позитивному. Если вы выясните, что такое вслушивание и в процессе исследования вслушивания отвергнете то, что является не вслушиванием -значит, вы вслушиваетесь. Вот и все.

П. Можем мы продолжить? Итак, имеются две проблемы: что такое вслушивание – и в это включен вопрос о не вслушивании – и что такое сострадание.

Какова природа и структура этого чувства, глубина его, и поток, который из него возникает?

К. Давайте обсудим это.

ФВ. Я чувствую, что в вопросе о сострадании у нас возникает та же проблема, так как я чувствую, что сострадание не имеет ничего общего со сферой известного.

К. Она имела в виду нечто другое, сэр. Что значит слушать сердцем? Вот о чем она говорила. Я ввел слово сострадание. Быть может, пока мы можем отложить это слово.

П. К. говорил о слушании сердцем. Мне хочется вникнуть в это.

К. Так давайте разберемся в этих двух вопросах: слушать и вслушиваться сердцем. Что это означает?

Р. Мы говорили, что реакции мысли фрагментарны.

Как бы мы ни называли эти реакции – наблюдением, вслушиванием или еще чем бы то ни было – это все одно и то же. Не так ли? Так вот, является ли сердце не фрагментированным? Это ли мы имеем в виду?

К. Подождите одну минуту. Вслушиваться цветением всех органов чувств – это одно; вслушиваться частично каким-то одним органом чувств – это процесс фрагментарный.

Р. Да.

К. То есть, если я вслушиваюсь всеми органами чувств, тогда не возникает негативности отношения к вслушиванию и не вслушиванию. Но мы так не слушаем.

С. Сэр, когда вы говорите о слушании сердцем -могу ответить только одно: что мне это неизвестно.

Но существует движение, чувство, вслушивание, в котором сознание не является мыслью. Я вижу, что происходит движение чувства, когда я слушаю Р. или кого-то другого; возникает особое чувство, посредством которого человек слушает другого. Когда имеется это чувство, общение происходит совершенно иначе.

К. Отличается ли чувство от мысли?

С. К этому я и хочу подойти.

П. Оно отличается от мысли.

С. Если чувство не отличается от мысли – тогда мы не знаем никакого другого движения, кроме движения мысли. Принять это утверждение очень трудно, ибо все мы знаем переживание нежности, привязанности. Если отнести все это в категорию мысли, если это вся полнота сознания, то…

К. Нам нужна полная ясность. Не вводите категорий. Будем двигаться медленно. Как я слушаю -посредством мысли, или же через мысль? Вот в чем проблема.

С. Но в обоих случаях…

К. Продвигайтесь медленно, С. Слушаете ли вы при помощи движения мысли, или без движения мысли?

Я спрашиваю вас.

П. Можем ли мы слушать без движения мысли?

К. Да.

П. Иногда, быть может, раз в жизни, у человека возникнетцелостноеощущениеслияниявоединосердца, мысли и сознания.

К. Я это понимаю.

П. Когда задается вопрос, можно ли слушать без посредства мысли, мы можем ответить: «Да, это возможно», но разрешите мне сказать, при этом все же чего-то не достает.

К. Мы подойдем к этому. Будем продвигаться медленно.

А. На более низком уровне сенсетивности слушание может происходить без ясно сформулированной мысли. В таком слушании имеется недостаток сенсетивности. Поэтому оно не является живым.

К. Я думаю, нам нужно начать с того – что значит общаться?

Я хочу сказать вам нечто, в чем я глубоко заинтересован. Вы должны быть готовы вникнуть в проблему или в вопрос, или в предположение, предлагаемое человеком; то есть, вы должны испытывать тот же интерес, как и ведущий беседу, с той же интенсивностью, и вы должны быть на одном с ним уровне. Все это включено общение, без этого нет общения, контакта не будет.

П. Разрешите сказать. Вводя слово «общение», вы вводите оба вида слушания. Но во вслушивание сердцем эти оба вида могут не быть.

К. Да. Мы подойдем к этому. Что такое – слушать сердцем? Я хочу сказать вам что-то, что я чувствую очень глубоко. Как вы вслушаетесь в это? Я хочу, чтобы вы почувствовали то же, что я. Я хочу, чтобы вы разделили это со мной, включились в это. Может ли общение происходить как-то иначе?

С. Как может человек знать уровень?

К. Если это происходит не интеллектуально, словесно, но является интенсивной, жгучей проблемой, глубокой общечеловеческой проблемой, которую я хочу сообщить, передать вам, разделить с вами -тогда мы должны быть на одном уровне, иначе вы не сможете вслушаться.

С. Если имеется глубокая серьезность, будет ли достигнут необходимый, правильный уровень?

К. Сейчас вы не вслушиваетесь. Это и есть моя проблема. Я хочу сказать вам что-то чрезвычайно важное и глубокое. Я хочу, чтобы вы вслушались в это, ибо вы люди, и это ваша проблема. Быть может, вы в нее фактически не вникали. Поэтому вслушиваться означает участвовать, разделять; это не общение на словесном уровне. Таким образом, разделяя это со мной, вы проявляете вашу собственную интенсивность. Необходимо слушать, разделять; при этом необходимо отсутствие общения на словесном уровне.

П. По-видимому общение возможно только, если достигнут определенный уровень.

К. Это и я говорю. Итак, С., как вы будете слушать меня? Будете ли вы слушать таким образом?

С. Мне кажется, что так нельзя слушать каждого.

К. Сейчас говорю я; будете ли вы слушать меня именно так?

П. Когда говорите вы, мы вслушиваемся.

К. Потому что вы создали обо мне представление, этому представлению вы придаете очень важное значение и поэтому слушаете.

С. Мы слушаем не только из-за представления.

К. Вы не уловили смысл того, что я сказал. Можете ли вы так слушать не только того человека, который говорит в данную минуту, но и Р., когда она говорит об этом, и ПАР., говорящего с вами, и самого себя, и любого, кто бы ни говорил? Можете вы вслушиваться? Человек может хотеть передать вам что-то, что он не в состоянии выразить словами. Будете ли вы слушать так каждого из нас?

С. Мы слушаем некоторых, но не всех.

К. Почему?

П. Из-за предвзятых мнений.

К. Конечно. В этом случае общения быть не может.

П. Вы хотите сказать, сэр, что надо одинаково вслушиваться в голос, сообщающий истину, исходящий из безмолвия, из которого мы все это воспринимаем, и в голос, говорящий, исходя из мысли? Прошу вас, ответьте на этот вопрос.

К. Вы выражаетесь слишком определенно.

П. Нет, это не чересчур определенно. Когда говорите вы, ваш голос имеет другое звучание.

Р. Я думаю, самое главное – выяснить, существует ли вообще вслушивание, и получает ли человек при этом что-то; а если получает, то возникает вопрос, голос ли это истины и ничто другое не может возникнуть.

П. Для нас это не происходит.

РАДЖ. Мы вслушиваемся с мотивом, мотив может быть очень тонким или вполне очевидным. Когда мы слушаем кого-то, мы считаем, что из его слов ничего не извлечем. Вот почему, когда мы слушаем К., мы гораздо более внимательны.

К. Как мы изменим все это и будем слушать с полным вниманием каждого, кто бы ни говорил?

ФВ. Не стараемся ли мы все истолковать?

К. нет, не истолковывайте то, что я говорю, Бога ради, слушайте. Я иду к К. и говорю, что ничего не знаю о каратэ. Я смотрю о нем фильмы, но не знаю каратэ. Итак, я прихожу к нему теперь, ничего не зная. Поэтому я вслушиваюсь. Но вы знаете, и в этом ваша трудность. Вы говорите, это должно было бы быть так, а это иначе. Все это предположения, мнения. Как только я применяю какое-то слово, вы живо воспринимаете. Но самое важное – это искусство слушать. Оно заключается в том, чтобы все правильно расставить по своим местам. У вас могут иметься ваши предрассудки, ваши умозаключения, но когда вы слушаете, отбросьте их. Тогда получится общение, контакт. Его не будет при истолковывании, сравнивании, суждении, оценке – все это нужно отбросить. Когда кто-то говорит вам «Я вас люблю» 6 – вы не отвечаете: «Дайте мне об этом подумать».

Р. Значит, отбросить все это означает оказаться на том же уровне и испытывать ту же интенсивность.

К. Иначе какой бы это имело смысл?

Р. Я понял это, но не могу это проделать.

К. Проделайте это сейчас.

С. Мне кажется, что вы считаете, будто самый акт вслушивания на этот данный момент сметает, отбрасывает все это.

К. Что происходит, когда я говорю: «Я люблю вас»?

С. но никто нам этого не говорит.

К. Я говорю вам это.

С. Нет, сэр, так не происходит в обычной жизни.

К. Так вот, что такое искусство слушать, что означает слушать сердцем? Если вы не слушаете сердцем, то это не будет иметь никакого значения. Если вы слушаете с вниманием, с теплым чувством привязанности, глубоким ощущением единения друг с другом – это означает, что вы слушаете сердцем, всеми вашими органами чувств, не так ли?

П. Всей полнотой.

К. Хотите ли и будете ли вы слушать именно так?

Можем ли мы так слушать кого-то, кто нам не нравится, кого мы считаем глупым? Можете ли вы слушать сердцем того мужчину или ту женщину? Я думаю, когда в вас имеется это чувство, то слова не имеют большого значения.

Но давайте продолжим. Что дальше? Предположим, я вслушиваюсь и я проделываю это часто в моей жизни. Я слушаю очень тщательно. У меня нет предвзятых мнений, представлений, умозаключений, я не политический деятель, я – человек, слушающий когото. Я просто слушаю, ибо он хочет сообщить мне нечто о себе. Поскольку у него имеется представление обо мне, он обычно приходит в маске. Если он хочет серьезно поговорить со мной, я говорю ему: «Снимите маску, давайте рассмотрим это вместе». Я не хочу заглядывать за маску, пока он не предложит мне сделать это. Если он скажет: «Прекрасно, сэр, поговорим об этом», – я слушаю, и пока я слушаю, он говорит мне нечто абсолютно обыденное, общее, присущее всем людям. Он может излагать это неправильно, нелепо, но это страдание, знакомое всем мужчинам и женщинам, и он говорит мне об этом, а я слушаю. Фактически он рассказывает мне историю человечества. Поэтому я слушаю не только слова, воспринимаю не только его поверхностные чувства, но и всю глубину того, что он говорит. Если это нечто поверхностное, мы обсуждаем сказанное поверхностно, стараемся протолкнуть это так, чтобы он ощутил всю глубину вопроса. Вы следите? Возможно, он говорит об очень поверхностном чувстве. Я говорю, давайте продвинемся несколько глубже. Так мы продвигаемся все глубже и глубже, он высказывает то, что свойственно всем людям. Вы понимаете? При этом нет разделенности между ним и мной.

П. Каков источник такого вслушивания?

К. Сострадание. Итак, что такое сострадание?

Фриц говорит, что оно нам незнакомо. Как же мне обрести эту необыкновенную мудрость, которая есть сострадание? Я бы хотел иметь этот цветок в своем сердце. Что мне для этого предпринять?

ФВ. Сострадание не пребывает в сфере мысли.

Поэтому у меня никогда не может быть ощущения, что оно имеется.

К. Вы не найдете его, оно как сверло, как отвертка, нужно ввинчивать, вталкивать все глубже.

П. В нем должно иметься благоухание.

К. конечно. Вы не можете говорить о сострадании без благоухания меда.

П. оно либо есть, либо его нет. Почему получается, сэр, что когда мы находимся в общении, в единении с вами, это чувство в нас пребывает, почему имеется ощущение, что вы оказываете это потрясающее воздействие, сметающее все предрассудки, все препятствия, и это приводит ум в состояние безмолвия?

К. Можно объяснить это так: один человек идет к роднику с небольшим ведерком, другой – с огромным ведром, которое он еле несет. Большинство из нас идет с крохотным ведерком и набирает из родника недостаточное количество воды. Это можно уподобить тому, что у вас во дворе имеется фонтан; вода из него льется и льется; я бы хотел его исследовать, во вне и внутри. Что же мне для этого предпринять?

ФВ. Я хочу выяснить, что является во мне препятствием для того, чтобы обладать этим.

К. Это анализ, я не хочу анализа, ибо это потеря времени. Я понял это не потому, что я сказал, а вы согласились; я вижу причину, логику, значение и, следовательно, истину этого. Поэтому анализ не нужен.

С. Не только это, сэр. Я вижу, что медитация, пребывание в безмолвии – все это не имеет отношения к тому, о чем вы говорите. Двойственность и все, что человек пережил на протяжении своей жизни, тоже не имеют к этому никакого отношения.

К. Послушайте, С., у РАД. и П. это имеется. Они не говорят об этом, ибо оно имеется, цветет, течет, шепчет что-то и происходят разные вещи. И я говорю, почему у меня этого нет? Я хочу выяснить это. Это не значит, что я собираюсь подражать. Но это должно произойти. Я не буду анализировать, что является препятствием, помехой, я не буду спрашивать, нужно ли мне пребывать в безмолвии или не нужно? Все это является аналитическим процессом. Я не знаю, понимаете ли вы это?

С. Это ясно, сэр.

К. Действительно ли вы понимаете, что это означает?

С. Что означает «действительно понимать»?

К. Послушайте: у них это есть, а у меня нет. Но я хотел бы это иметь. Я хотел бы взглянуть на это, как на чудесную драгоценность. Как это может для меня произойти? Вот что я хочу выяснить. Он предлагает узнать, что служит препятствием. Он говорит, что это аналитический процесс и что анализ – потеря времени. Я не знаю, видите ли вы это фактически. Анализ и анализирующий – это одно и то же. Не тратьте на это время, не медитируйте об этом, сидя, скрестив ноги и т. д. У нас нет времени. Так вот, можете вы прекратить анализ? Полностью. Можете вы сделать это? Вы делаете это, когда происходит потрясающий кризис. Тогда у вас нет времени для анализа, вы в кризисе. Находитесь ли вы в таком состоянии сейчас? Понимаете ли вы мой вопрос? То есть, у нее имеется этот необыкновенный аромат, являющийся для нее естественным. Она не говорит: «Как я его обрела, что мне с ним делать? «Она как-то обрела его, и я хотел бы его иметь. Я – человек, и без него ничто не имеет значения. Я должен быть здесь. И я вижу истину в отношении анализа, поэтому я никогда не буду анализировать. Ибо я вник в вопрос, я горю, утонул в нем. Дом охвачен пожаром, и я в огне.

Р. Сэр, в данный момент эта красота существует где-то и не встает вопрос – как мне ее заполучить.

К. Я жажду этого, как мне это получить? Мне все равно, я голоден. Вы не анализируете голод.

Р. Я этого не говорю.

К. Извините, что же вы говорите?

Р. Я говорю, когда в какой-то момент человек заполнен этим, он не говорит: «Я хочу это иметь». Я не знаю, до какой степени аромат наполняет человека, но чувств» я хочу это иметь» не существует.

К. Вы можете быть заполненным моими словами, моей интенсивностью и говорить, что вы обрели это.

Р. Я не говорю, что обрел это, но…

К. Не усложняйте, Р. На вашем дворе есть что-то, фонтан, который имеется у очень, очень малого числа людей. Они могут говорить о воде, о красоте фонтана, о песне этой воды, но это не то. А вы обрели это. И как человек я вижу насколько это чудесно, и я подхожу к этому; дело не в том, что я хочу обрести это. Я просто хочу подойти ближе – что же мне предпринять?

ФВ. А можно ли вообще что-то предпринять?

К. Быть может, да – быть может, нет. Быть может, стремление так велико, что я отброшу все остальное в сторону. Само это устремление отбрасывает все остальное. Вы понимаете? Дом горит. Тут уже не до аргументов, не до взвешивания, каким родником воспользоваться, какой насос применить.

П. Не зависит ли это прежде всего от объема энергии?

К. Хорошо. Она говорит, что это связано с объемом энергии. Нет, П., когда вы жаждете чего-то, вы горите как в аду. Не так ли? Если вы хотите обладать этим мужчиной или этой девушкой, вы горите как в аду.

ФВ. Тут есть разница.

К. Я хочу создать кризис. Тогда возникает действие.

Понимаете ли вы то, что я говорю? Вы или избегаете кризиса, или действуете. П., происходит ли кризис?

Ибо этот вопрос очень важен. Я прихожу к вам и говорю обо всем этом. Вы вслушиваетесь в той мере, в какой это для вас возможно, но ничего не происходит. Вы слушаете год за годом; каждый раз вы продвигаетесь на маленький шаг и в конце концов вы умираете. Он же хочет, чтобы произошло действие, порожденное потрясающим кризисом. Он хочет взорвать все это, ибо не существует аргументов и анализа. Он создал этот кризис. Является ли этот кризис результатом его влияния, его слов, его чувств, его ощущения неотложности, или это кризис, возникший в вас, чтобы вы могли пробиться через все это? Это является его намерением. Он говорит, что только это имеет значение.

А. Кризис – это внешний вызов, на который я не в состоянии найти правильную реакцию, и этот кризис происходит именно потому, что я не способен найти эту правильную внутреннюю реакцию. Другой кризис, о котором вы, как я понял, говорите, не вызывается внешним фактом; он представляет собой проекцию изнутри.

К. Его намерение, его цель – создать кризис не внешне, не поверхностно, но внутренне.

А. Не имеются ли тут два различных канала? Когда ум видит внешний кризис и ищет правильный адекватный ответ изнутри, – это один вид кризиса; другой же тип кризиса происходит глубоко внутри; это глубокое ощущение несоответствия, говорящее, что нельзя это отбросить, так как человек несет тяжелую ответственность.

К. Он создал в вас этот кризис, он говорит об истине. Имеется ли кризис, когда вы говорите с ним?

Он желает, чтобы в вас произошел кризис. Я думаю, это и есть слушание сердцем. Муссон говорит вам: «Прошу вас, накапливайте как можно больше воды, в будущем году муссона не будет». Вы понимаете? Это заставляет вас строить как можно больше хранилищ для воды. Так до чего же мы дошли в конце всего этого?

П. Каким-то странным образом это заставляет вас отвести руки от всего этого.

К. Этого может и не произойти. Это может означать, что может возникнуть непредусмотренное заранее действие. Если имеется кризис, это произойдет.