Поиск истины

Он преодолел очень длинный путь: тысячи миль на корабле и самолете. Он говорил только на родном языке и с огромнейшим трудом приспосабливался к этой новой и неспокойной окружающей действительности. Он был совершенно непривычен к этому виду питания и к этому климату. Он родился и вырос на очень далекой высоте, поэтому влажность и высокая температура сказывались на нем. Он был начитанным человеком, ученым, и сам написал некоторые вещи. Ему, казалось, были хорошо знакомы и восточные, и западные философские учения, но сам он был римским католиком. Он сказал, что его давно не удовлетворяло все это, но так продолжалось из-за его семьи. Его брак был, как могли бы посчитать, счастливым, и он любил обоих своих детей. Они учились в колледже, теперь уже в той далекой стране, и у них было блестящее будущее.

Но эта неудовлетворенность в отношении его жизни и поступков постоянно нарастала с течением лет, и несколько месяцев назад она достигла предела. Он оставил свою семью, сделав все необходимое для своей жены и детей, и теперь он был здесь. У него было достаточно денег, только чтобы продержаться, и он приехал, чтобы найти Бога. Он сказал, что с душевным равновесием у него все в порядке и что его цель была ясна ему.

Душевное равновесие — это не явление, которое можно оценить по тому, расстроены ли вы или успешны. Преуспевающие могут быть неуравновешенными, а расстроенные становятся ожесточенными и циничными или находят спасение в некой самоспроецированной иллюзии. Уравновешенность не находится в руках аналитиков. Вписывание в нормы не обязательно указывает на равновесие. Сама норма может быть продуктом неуравновешенной культуры. Жадное общество с его образцами поведения и нормами является неуравновешенным, неважно, придерживается ли оно правых или левых, проявлена ли эта жадность в государстве или в его гражданах. Уравновешенность — это нежадность. Идея относительно уравновешенности и неуравновешенности находится все еще в пределах поля мысли и поэтому не может быть оценена. Непосредственно мысль, обусловленный отклик с его стандартами и суждениями не истина. Истина — это не идея или умозаключение.

Разве бога можно обнаружить, ища его? Вы можете проникнуть в непостижимое? Чтобы найти, вы должны знать то, что вы ищете. Если вы ищете, чтобы найти, то, что вы находите, будет собственной проекцией, это будет тем, чего вы желаете. А создание желания — не есть истина. Искать истину — значит отрицать ее. Истина не имеет никакого постоянного местонахождения, нет никакого проторенного пути, никакого путеводителя к ней, и слово — не истина. Разве истина должна быть найдена в определенном месте, в особом климате, среди конкретных людей? Разве она здесь, а не там? Разве только этот путеводитель приведет к истине, а другого нет? И вообще есть ли путеводитель? Когда правда разыскивается, то, что найдено, может только быть результатом невежества, так как сам поиск порожден невежеством. Вы не можете найти действительность, необходимо остановиться и позволить действительности быть.

«Но если я не смогу найти не имеющее названия? Я приехал в эту страну, потому что здесь есть более тонкое восприятие искомого. Материально здесь можно быть более свободным: нет потребности иметь так много вещей. Здесь как нигде больше имеющееся имущество не пересиливает. Частично вот поэтому уходят в монастырь. Но уход в монастырь есть психологический побег, и, поскольку я не хочу попасть в строгую изоляцию, я здесь проживаю свою жизнь, чтобы найти не имеющее названия. Способен ли я обнаружить это?»

Разве дело в способности? Разве способность не подразумевает следование специфическому курсу действия, предопределенного пути, со всеми необходимыми приспособлениями? Когда вы задали тот вопрос, разве вы не спрашивали о том, есть ли у вас, обыкновенного человека, необходимые качества, чтобы получить желаемое? Конечно, ваш вопрос подразумевает, что только исключительные находят правду, а не обыкновенный человек. Разве истина даруется только немногим, исключительно интеллектуально развитым? Почему мы спрашиваем, способны ли мы обнаружить ее? Мы имеем образец, пример человека, который, как предполагается, обнаружил истину, и образец, будучи вознесенным высоко над нами, порождает в нас неуверенность. Таким образом, образец приобретает большую значимость, происходит соревнование между образцом и непосредственно нами. Нам тоже ужасно хочется быть рекордсменами. Не возникает ли вопрос «Способен ли я?» из сознательного или подсознательного сравнения с тем, чем вы являетесь, и тем, что вы считаете за образец?

Почему мы сравниваем себя с идеалом? А приносит ли сравнение понимание? Действительно ли идеал отличается от нас самих? Разве это — не самопроецирование, самодельная модель, и не поэтому ли это мешает пониманию нас самих, какие мы есть? Разве сравнение — не уклонение от понимания нас самих? Есть так много способов сбежать от себя, и один из них — это сравнение. Естественно, что без понимания себя поиск так называемой действительности — это побег от себя. Без самопознания бог, которого вы ищете, — это бог иллюзии, а иллюзия неизбежно несет с собой конфликт и печаль. Без самопознания не может быть никакого правильного размышления, и к тому же, всякое знание есть невежество, которое может вести только к беспорядку и разрушению. Самопознание — это не окончательная цель, это — единственный способ, открывающий неиссякаемое.

Разве самопознание не чрезвычайно трудно, и разве не потребуется для этого очень долгое время?

Самая концепция, что самопознание трудно достижимо, — это помеха для самопознания. Можно порекомендовать? Не думайте, что это будет трудно, или что это займет время. Не предопределяйте то, что есть и чего нет. Приступайте. Самопознание должно быть обнаружено в ходе взаимоотношений, и весь этот процесс есть взаимоотношения. Самопознание не появляется в самоизоляции, в отдалении. Отказ от взаимоотношений — это смерть. Смерть — это окончательное сопротивление. Сопротивление, которое является подавлением, заменой или возвышением в любой его форме, есть помеха для потока самопознания. Но сопротивление должно быть обнаружено во взаимоотношениях, в действиях. Сопротивление, активное или пассивное, с его сравнениями и суждениями, его приговорами и отождествлениями, является отрицанием того, что есть. То, что есть, скрыто, и осознание скрытого, без всякой необходимости выбора, является раскрытием этого. Этот раскрытие — начало мудрости. Мудрость важна для того, чтобы возникло неизвестное, неиссякаемое.