Действие и идея

Он был мягок и нежен и имел дежурную, но приятную улыбку. Одевался он очень просто, а его поведение было спокойным и скромным. Он сказал, что он много лет практиковал отказ от насилия и хорошо осознал его мощь и духовное значение. Он написал несколько книг по этому поводу и принес с собой одну из них. Он объяснил, что он много лет добровольно ничего не убивал и был строгим вегетарианцем. Он пустился в детали о своем вегетарианстве и сказал, что его ботинки и сандалии были сделаны из шкур животных, которые умерли естественно. Он сделал свою жизнь настолько простой, насколько возможно, изучил диетологию и ел только то, что было необходимо. Он утверждал, что он не сердился в течение нескольких лет, хотя иногда он был нетерпелив, что было просто реакцией его нервной системы. Его речь была контролируемой и вежливой. Сила отказа от насилия преобразовала бы мир, сказал он, и он посвятил этому свою жизнь. Он не был из тех, кто легко рассказывал о себе, но на предмет отказа от насилия он был весьма красноречив, и слова, казалось, лились без усилия. Он прибыл, добавил он, чтобы еще глубже проникнуть в свою любимую тему.

Напротив дороги был большой спокойный водоем. Его воды были очень взволнованны, когда дул сильный бриз. Но сейчас он был совершенно спокоен и отражал большие листья дерева. Одна или две лилии медленно плыли по его поверхности, и еще один бутон начал только что показываться из воды. Начали прилетать птицы, и несколько лягушек выползли и попрыгали в водоем. Рябь вскоре прошла, и вновь вода стала неподвижной. На самом верху высокого дерева сидела птица, прихорашиваясь и что-то напевая. Она взлетела, описав круг, и вернулась к своему возвышенному и уединенному местечку. Она была так восхищена миром и собой. Поблизости сидел полный мужчина с книгой в руках, но его мысли были где-то далеко. Он было пытался читать, но внимание его улетучивалось прочь снова и снова. В конечном счете, он перестал бороться и позволил мыслям свободно блуждать. Грузовик проезжал по холму медленно и устало, а потом скорость вновь измененилась.

Мы столь заинтересованы в соответствии производимых впечатлений, во внешних жестах и внешности. Мы стремимся сначала создать внешний порядок, внешне мы регулируем нашу жизнь согласно нашим решениям, внутренним принципам, которые мы установили. Почему мы вынуждаем внешнее соответствовать внутреннему? Почему мы действуем согласно идее? Действительно ли идея более сильна, более мощна, чем действие?

Сначала идея утверждается, продумывается или интуитивно ощущается, и затем мы пытаемся приблизить к идее действие. Мы пробуем жить в соответствии с ней, проводить в жизнь ее, конролируем себя в соответствии с ней — это постоянная борьба за соответствие действия рамкам идеи. Зачем эта непрерывная и болезненная борьба за формирование действия согласно идее? Что это за побуждение, состоящее в том, чтобы делать внешнее соответствующим внутреннему? Это для того, чтобы усилить внутреннее или получать подтверждение от внешнего, когда внутреннее неуверенно? При получении комфорта от внешнего разве не приобретает внешнее большую значимость и важность? Внешняя действительность имеет значение. Но когда ее рассматривают как проявление искренности, разве это не указывает более, чем когда-либо, что идея является доминирующей? Почему идея стала всесильной? Чтобы заставить нас действовать? Идея помогает нам действовать или она мешает действию?

Конечно, идея ограничивает действие. Именно страх действия порождает идею. В идее есть безопасность, а в действии есть опасность. Чтобы управлять действием, которое является безграничным, создали идею. Чтобы надеть броню на действие, возникает идея. Думайте, что случилось бы, если бы вы были щедры на действия! Итак, вы имеете щедрость от сердца, противопоставленную щедрости ума. Вы поступаете так только потому, что вы не знаете, что случится с вами завтра. Идея управляет действием. Действие — это полнота, открытость, насыщенность, а страх, как и идея, подкрадывается и овладевает вами. Таким образом, идея становится всезначимой, а не действие.

Мы пробуем заставить действие соответствовать идее. Идея или идеал — это отказ от насилия, и наши действия, поступки, мысли формируются согласно этому мысленному образцу. Что мы едим, что мы носим, что мы говорим, становится очень существенным, поскольку по этому всему мы судим о нашей искренности. Искренность становится важной, а не то, чтобы быть ненасильственным. Ваши сандалии и то, что вы едите, становятся поглощающим вас интересом, а о том, чтобы быть ненасильственным, забывают. Идея всегда вторична, а вторичные проблемы доминируют над первичными. Вы можете писать, читать лекции, сплетничать об идее, в идее есть большие возможности для раздувания себя, но нет никакого возрастающего удовлетворения в том, чтобы быть ненасильственным. Идея, будучи самоспроецированной, стимулирует и удовлетворяет, активно или пассивно. Но нет никакого очарования в том, чтобы быть ненасильственным. Отказ от насилия — это результат, побочное явление, а не сама конечная цель. Это само по себе цель только, когда идея преобладает. Идея — всегда заключение, конец, самоспроектированная цель. Идея является движением в пределах известного, но мысль не может сформулировать, что значит быть ненасильственным. Мысль может раздумывать над отказом от насилия, но она не может быть ненасильственной. Отказ от насилия — это не идея, его нельзя превращать в образец действия.