9. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вот, собственно, и все. Остается подвести окончательный итог.

"В начале было Слово", и сотворенное единым Словом Создателя, все сущее – суть семантический элемент именно этого Слова, – говорят нам одни. А значит, и человек со всеми устремлениями нетленной его души – это ничтожный атом бездонного великого смысла все того же животворящего Слова. Все сущее, говорят нам другие, – это закономерный продукт естественно-природного развития. А значит, и человек, во всех проявлениях его личности – это простой результат эволюционного восхождения к какой-то организационной вершине единой живой материи.

В конце концов можно исповедовать любую веру, веру ли в созидающего материю Бога, веру ли в порождающую дух материю, все исповедания в конечном счете сойдутся в одном, и – независимо от того, кем в действительности был тот, кого казнили тогда на пасхальной неделе в Иерусалиме, Бого– ли Человеком, персонажем ли литературного вымысла какого-то великого Мастера, или реальным героем Ренановской истории – мы обязаны заключить: в природе человека творить добро.

Вообще говоря, здесь даже не одно, но целых два утверждения: в природе человека творить, и смыслом человеческого созидания является добро. Или, по-другому: единственным оправданием человеческого бытия (я имею в виду бытие собственно человека, но не того существа, которое только что завершило последний виток антропогенезиса) являются веления нравственного закона, единственным же способом реализации этих велений может быть только творчество.

Двойственность человеческой природы обусловливает и двойственную природу порождаемого им знака. Незримый порыв человеческой души обязан облечься в какую-то осязаемую форму; вне этой вечной нерасторжимой связи материального с идеальным существование никакого знака даже немыслимо. (И тем более невозможно достижение никакого материального результата.) А это имеет свои фундаментальные следствия, определяющие очень многое во всей мировой истории. Принципиальная невозможность существования слова вне зримой формы знакового движения в конечном счете ведет к тому, что знаком становится любое физическое действие человека. Ведь воспринять что бы то ни было мы можем только благодаря видимому движению каких-то материальных структур между тем, сама по себе материальность не несет решительно никаких указаний на то, видимостью чего она является: видимостью ли кого-то сокрытого смысла, или видимостью чисто механических сотрясений плоти. А следовательно, не только собственно знаковое – без исключения каждое движение человеческой плоти приобретает как явный, легко распознаваемый рациональным взглядом утилитарный смысл, так и какое-то сокрытое значение. Поэтому любое физическое действие человека в этом мире оказывается элементом всеобщего созидательного процесса не просто потому, что влечет за собой – пусть и микроскопическую – деформацию в конечном счете всего материального его окружения, но и потому, что формирует самую душу тех, кто его окружает.

Но если любое действие человека становится знаком, то ограничивать конечный его результат созданием одних лишь вещей оказывается невозможно. Другими словами, отсюда следует, что суть человеческого назначения не может быть сведена к построению каких-то машин, технологий или парламентарных систем, в своей совокупности олицетворяющих его цивилизацию. Все это – только внешность единого всевселенского созидательного потока. В природе человека творить, но в конечном счете единственным предметом его творчества является только бессмертная его душа. А значит, и любая создаваемая им вещь, да хотя бы тот же ватерклозет, скрывает в себе не столько то, легко доступное различению Базаровых, – утилитарное измерение обыкновенной санитарии, что ограждает человека от элементарной заразы, сколько что-то метафизическое и трансцендентное всякой прагматике.

Единственным началом созидания может быть только порыв человека к добру. А значит, выводом сказанного предстает и то, что приносимое человеком зло вовсе не является извечным атрибутом его собственной природы, как не является убийство атрибутивным свойством впервые поднятого и обработанного им камня. Сотканный из плоти, он вынужден жить и действовать в физическом мире, меж тем все вещественное в этом мире имеет свои законы. Одним словом, причиняемое человеком человеку страдание это не столько его вина, сколько, может быть, его печаль. Впрочем, как мы уже могли видеть, эта печаль одновременно – и род той скорби, умножением которой, по словам Екклезиаста, умножается познание человека, и средство его же исцеления от всякой боли. Ведь в конечном счете именно благодаря тому, что любой порыв души должен быть облачен в материализованное движение его же плоти, человек и обретает способность чувства, а значит, и способность сочувствия чужому страданию. И не сочувствие ли образует собой квинтэссенцию нравственности, сострадание и совесть – только ли приставка роднит эти понятия?

Да, это так: уже само появление человека на свет сопровождается страданием, но именно страдание – суть подлинное имя тому, что кладет начало добру. Наверное, боль, сопровождающая всякое физическое действие, и в самом деле необходима для воцарения всего того, ради чего оно предпринимается. Запечатленная ли в Евангелиях искупительная жертва Спасителя, апокриф ли Мастера – парафраз именно этой вечной скорбной истины. Как знать, может быть, до поры даже существует и какая-то пропорциональная зависимость между степенью ее концентрации в мире и величиной лишь через нее обретаемой человеком благодати. Наверное, сначала мир должен переполниться болью, чтобы, наконец, она отозвалась не только в тех, кого вздергивают на дыбу, но и в сердцах тех, кто праздно глазеет на вершимое действо со стороны. Савонарола отказался взойти на пыточный костер, и – может быть, во многом именно этим – сгубил себя: не знающий пощады к другим, не вправе рассчитывать на снисхождение тех, кого он вел за собой. Но с ним тотчас же сгинуло и все проповеданное им. Меж тем, неисчислимые жертвы первохристиан сумели сломить даже всевластную государственную машину необъятной мировой империи. Самосожжения старообрядцев оказались недостаточны для вразумления новоявленного Антихриста-Петра. Но кровавая волна террора, захлестнувшего восставшую Францию, заставила содрогнуться от ужаса даже его духовных отцов, и создатели революционных трибуналов сами пошли на эшафот только для того, чтобы остановить его. В "Докторе Живаго" у Пастернака есть образ жертвенной свечи, которой в начале ХХ столетия вспыхнула многострадальная наша Россия, может быть, во искупление грехов целого мира…

Без исключения все вершимое человеком обретает функции знака, а значит, даже независимо от его воли, все то сокровенное, что двигало им, органически включается в тот неосязаемый единый вселенский процесс, результатом которого является формирование и духовного облика целых поколений, и души каждого из нас. И вот, наконец, пробуждение ли совести, становление ли нравственности – разные имена в сущности одного и того же – кладет начало какому-то новому этапу в развитии Вселенной. И если находящегося во власти родового сознания – и родовой морали – человека способен остановить только стон истязаемых толпищ, то новозаветную душу потрясает боль одного.

И теперь уже не материал, не формы, не объемы той вещественности, в которой воплощается сокрытое от внешнего взгляда движение новопробужденной человеческой души, оказываются решающим в знакообразовании. Поражающие воображение смертного пирамиды египетских фараонов и тихое "Remember!" низложенного английского венценосца, запечатленное клинописью ассирийских царей ниспровержение великих империй, и незаметная вязанка хвороста, принесенная на костер во имя спасения заблудшего какой-то благочестивой старушкой… истребление в водах всемирного потопа всего незадавшегося человеческого рода и принесение в жертву Одного – что больше?

Сопровождаемое сотрясением земной тверди и затмением солнца распятие Богочеловека – и в сущности мало кем замеченная казнь мало кому известного бродяги-Иешуа, что в самом деле покоится в действительном основании той легенды, которая положила начало нравственному обращению целых народов?

Исполненное совестью, незримое движение человеческой души, тихое слово – есть ли что более действенное в этом мире?…