К. МАРКС

ЗАТОЧЕНИЕ ЛЕДИ БУЛВЕР-ЛИТТОН

Лондон, 23 июля 1858 г.

Громкий скандал в семействе Булвер, который лондонская газета «Times» считает «счастливо» улаженным путем дружественного семейного соглашения, на самом деле еще вовсе не затих. Правда, несмотря на то, что в этой истории сильно замешаны партийные интересы, столичные газеты, за ничтожным исключением, сделали все возможное, чтобы, составив заговор молчания, замять этот инцидент — ведь сэр Эдуард Булвер является одним из вожаков литературной клики, которая властвует над умами лондонских журналистов куда более деспотично, чем даже партийные связи, и перед гневом которой литературные джентльмены обычно пасуют, когда дело доходит до открытой борьбы. Газета «Morning Post» первая уведомила публику о том, что друзья леди Булвер намерены добиваться судебного расследования; лондонская газета «Times» только перепечатала эту короткую заметку из «Morning Post»; и даже газета «Advertiser», которой, казалось бы, нечего дрожать за свое положение в литературе, поскольку она такового не имеет, отважилась лишь на перепечатку кое-каких скудных сведений из «Somerset Gazette»[377]. Даже Пальмерстон, при всем своем влиянии, не смог пока еще ничего выжать из своих литературных приспешников, а когда в печати появилось совершенно несерьезное покаянное письмо сына Булвера, все эти официальные стражи свободы личности, заявив о своем полном удовлетворении, отказались от какого бы то ни было дальнейшего нескромного вмешательства в это «прискорбное происшествие». Торийская пресса, разумеется, уже давно излила на лорда Кланрикарда все свое благородное негодование, а радикальная пресса, отчасти черпающая вдохновение у манчестерской школы, весьма озабочена тем, как бы не навлечь неприятностей на нынешнее правительство. Но, наряду с респектабельной или псевдореспектабельной столичной прессой, существует еще пресса нереспектабельная, всецело подвластная своим политическим патронам, которые не связаны никаким положением в литературе, всегда готовы сколотить деньгу на дарованной им свободе слова и стремятся воспользоваться всяким случаем, чтобы показать себя в глазах публики единственными носителями мужества. С другой стороны, как только пробуждаются моральные инстинкты основной массы народа, отпадает необходимость в дальнейшем маневрировании. Стоит только привести публику в состояние морального возбуждения, и тогда даже лондонская газета «Times» может сбросить маску сдержанности и, конечно, с прискорбием душевным, нанести удар правительству Дерби, обнародовав приговор «общественного мнения» даже такому литературному главарю, как сэр Эдуард Булвер-Литтон.

Именно такой оборот и принимает сейчас дело. То, что тайным режиссером спектакля, как мы с самого начала намекали[378], является лорд Пальмерстон, сейчас стало, по выражению французов, «un secret qui court les rues» [ «секретом, который известен всем». Ред.].

«On dit» [Говорят. Ред.], — пишет один лондонский еженедельник, — «что больше всего участия по отношению к леди Булвер-Литтон выказала во всей этой истории леди Пальмерстон. Мы все помним, как горячо вступились тори за г-на Нортона, когда лорд Мелбурн попал в неприятное положение в связи с женой этого джентльмена. Услуга за услугу — это только справедливо. Но, поразмыслив, мы находим довольно печальным тот факт, что в наше время министр, пользуясь своим влиятельным положением, совершает акты насилия, а жена одного министра натравливает жену другого министра против правительства».

Часто бывает, что истину удается протащить в какой-нибудь уголок британской прессы лишь окольными путями политической интриги. Искреннее, на первый взгляд, возмущение по поводу действительно злодейского поступка оказывается в конце концов лишь рассчитанной гримасой; и к общественному правосудию взывают лишь с целью утолить личную злобу. Что касается бесстрашных рыцарей чернильницы, то им нет, по существу, никакого дела до леди Булвер, если бы она даже навсегда осталась в приюте для умалишенных в Лондоне или если бы от нее избавились еще более тихо и незаметно, чем это бывает в Санкт-Петербурге или Вене; условности литературного этикета лишили бы ее всякой возможности заявить о своих правах, если бы, на ее счастье, острый глаз Пальмерстона не усмотрел в ней орудия, с помощью которого он мог надеяться внести раскол в правительство тори.

Беглый анализ письма, с которым сын Булвера обратился в лондонские газеты, в значительной степени поможет осветить истинное положение дел. Г-н Роберт Булвер-Литтон начинает с заявления, что его «простым словам» нужно «поверить без тени сомнения», потому что он «как сын леди Булвер-Литтон, больше чем кто бы то ни было имеет право выступать в ее защиту и, разумеется, осведомлен обо всем более точно, чем кто-либо другой». Однако этот любящий сын не только не заботился о своей матери, не только не переписывался с ней, но даже не видел ее почти семнадцать лет, пока не встретился с ней на избирательном собрании в Хартфорде, где его отец переизбирался в парламент. Когда леди Булвер покинула избирательное собрание и отправилась к мэру Хартфорда, чтобы попросить его предоставить здание ратуши под зал для лекций, г-н Роберт Булвер-Литтон послал в дом мэра врача с поручением обследовать психическое состояние его матери. Когда, позднее, его мать была похищена в Лондоне, в доме г-на Хейла Томпсона на Кларджес-стрит, а ее двоюродная сестра, мисс Райвз, выбежала на улицу и, увидев находившегося перед домом г-на Литтона, стала умолять его вмешаться и не дать увезти его мать в Брентфорд, г-н Литтон невозмутимо заявил, что все это его не касается. Действуя вначале как один из главных участников заговора, составленного его отцом, он теперь переменил позицию и выступает в роли естественного защитника своей матери. Второй пункт, на котором г-н Литтон строит свое оправдание, заключается в том, что его мать «увезли вовсе не в приют для умалишенных», а всего-навсего в «частный дом» врача г-на Роберта Гардинера Хилла. Но это не более как увертка. Поскольку Уайк-хаус, находящийся в ведении г-на Хилла, по закону причислен не к категории «приютов», а к категории «разрешенных правительством столичных частных домов для умалишенных», формально совершенно правильно, что леди Булвер была заключена не в «приют для умалишенных», а просто в сумасшедший дом.

Доктор Хилл, на свой страх и риск промышляющий «психическими расстройствами», тоже выступил с оправданием, заявляя, что леди Булвер вовсе не находилась взаперти, но, напротив, имела в своем распоряжении коляску и во время своего вынужденного пребывания у него почти каждый вечер ездила кататься в Ричмонд, Актон, Хануэлл или Айзлуэрт. Г-н Хилл забыл сообщить публике, что это принятое им «улучшенное обращение с умалишенными» в точности соответствует официальной инструкции комиссии по психическим заболеваниям. Дружелюбные гримасы, снисходительные улыбки, уговоры, годные для детей, заискивающая болтовня, хитрые подмигивания и напускное спокойствие банды вышколенных сиделок могут свести с ума любую разумную женщину так же успешно, как души, смирительные рубашки, грубые надзиратели и темные палаты. Как бы там ни было, заверения г-на доктора Хилла и г-на Литтона сводятся попросту к тому, что с леди Булвер действительно обращались как с умалишенной, но согласно правилам новой, а не старой системы.

«Я постоянно общался с моей матерью», — говорит г-н Литтон в своем письме, — «… и я выполнял указания моего отца, который полностью посвящал меня во все свои планы… и предложил мне следовать советам лорда Шефтсбери во всем, что могло принести пользу и утешение леди Литтон».

Лорд Шефтсбери, как известно, является главнокомандующим воинства, штаб которого находится в Эксетер-холле[379]. Отбить запах грязного дела благоуханием его святости — это coup de theatre [театральный трюк. Ред.], достойный гениальной фантазии романиста. Лорда Шефтсбери уже не раз использовали в этом направлении, например в китайском вопросе и в заговоре в Кембридж-хаус. Но г-н Литтон открывает публике лишь половину тайны, иначе ему пришлось бы откровенно рассказать, что немедленно после похищения его матери повелительное письмо от леди Пальмерстон опрокинуло планы сэра Эдуарда и заставило его «последовать советам лорда Шефтсбери», который, как назло, приходится зятем Пальмерстону и в то же время является председателем комиссии по психическим заболеваниям. Пытаясь мистифицировать публику, г-н Литтон далее заявляет:

«С той самой минуты, как мой отец счел себя вынужденным санкционировать меры, столь многими превратно истолкованные, он стал стремиться узнать мнение самых опытных и авторитетных врачей, с тем чтобы не стеснять свободу моей матери ни на мгновение дольше, чем это было совершенно необходимо. Таковы были его указания мне».

Из уклончивой формулировки всей этой нарочито неуклюжей фразы явствует, что компетентный медицинский совет будто бы нужен был сэру Эдуарду Булверу не для того, чтобы изолировать свою жену как умалишенную, а лишь с целью освободить ее как mentis compos [находящуюся в здравом уме. Ред.]. На самом же деле, медики, с согласия которых была похищена леди Булвер, представляли собой все что угодно, только не «самых опытных и авторитетных врачей». Субъектами, нанятыми сэром Эдуардом, являлись некий г-н Росс, лондонский аптекарь, которого разрешение на торговлю медикаментами, как видно, разом превратило в светило психиатрии, и некий г-н Хейл Томпсон, некогда связанный с Вестминстерской больницей, но не имеющий никакого отношения к миру науки. Лишь в результате мягкого давления извне, когда сэр Эдуард, встревожившись, почувствовал, что надо отступить, он обратился к людям, действительно занимающим в медицине видное положение. Его сын опубликовал их свидетельства, но что они доказывают? Доктор Форбс Уинслоу, редактор «Journal of Psychological Mediane»[380], к которому поверенные леди Булвер обращались еще раньше, заявляет, что, «ознакомившись с психическим состоянием леди Булвер-Литтон», он считает «вполне допустимым не стеснять далее ее свободы». Публике же нужно было доказать не то, что допустимо было вернуть леди Булвер свободу, но наоборот, было ли лишение ее свободы правомерным. Эту щекотливую сторону вопроса, имеющую решающее значение, г-н Литтон не отваживается затронуть. Разве констебль, обвиненный в незаконном заключении под стражу свободного британца, не навлек бы на себя насмешек, вздумай он сказать в свое оправдание, что не совершил ничего дурного, вернув заключенному свободу? Но действительно ли леди Булвер возвращена свобода?

«Моя мать», — продолжает г-н Литтон, — «находится сейчас у меня, она не стеснена в своих действиях и намерена по своему собственному желанию ненадолго отправиться путешествовать со мной и со своей подругой и родственницей, которую сама выбрала себе в спутницы».

Письмо г-на Литтона помечено: «Парк-лейн, дом № 1», то есть адресом городской резиденции его отца. Не значит ли это, что леди Булвер перевели из места ее заключения в Брентфорде в новое место заключения в Лондоне и целиком отдали в руки озлобленного врага? Кто гарантирует, что она «не стеснена в своих действиях»? Во всяком случае, подписывая предложенный ей компромисс, она не была свободна, а испытывала мучения по усовершенствованной системе доктора Хилла. Самое важное обстоятельство в этом деле следующее: все время, пока сэр Эдуард говорил, леди Булвер молчала. Хотя известно, что она хорошо владеет пером, ни одно ее заявление не попало на глаза публике. Написанный ею отчет о том, как с ней обращались, был ловко отнят у человека, которому она его послала.

К какому бы соглашению ни пришли муж и жена в настоящее время, британскую публику интересует такой вопрос: имеют ли право беспринципные личности, достаточно богатые, чтобы предложить соблазнительный куш двум голодным лекарям, выдавать lettres de cachet [приказы об аресте. Ред.], прикрываясь законом об умалишенных? И еще один вопрос: позволят ли министру загладить явное преступление простым семейным компромиссом? Недавно выяснилось, что в нынешнем году при обследовании одного приюта в Йоркшире комиссия по психическим заболеваниям обнаружила там человека, находящегося совершенно в здравом уме, которого уже несколько лет тайно держали в заточении в подвале. На вопрос, заданный по этому поводу в палате общин г-ном Фицроем, г-н Уолпол ответил, что «никаких записей об этом факте» он не нашел, отрицая тем самым наличие записей, но не факта. Что на этом дело не кончится, можно заключить из заявления г-на Тайта о том, что «в начале следующей сессии он выдвинет предложение о создании специальной комиссии для расследования вопроса о том, как применяется закон об умалишенных».

Написано К. Марксом 23 июля 1858 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5393, 4 августа 1858 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые


Примечания:



3

В 1793 г. герцог Йоркский был назначен главнокомандующим английскими войсками в первой антифранцузской коалиции и отправился во Фландрию с приказом английского правительства захватить Дюнкерк. После вялой и безуспешной осады Дюнкерка войска коалиции потерпели поражение от французской революционной армии в битве при Гондсхооте 6–8 сентября 1793 года; английской армии удалось избежать полного разгрома лишь благодаря тому, что герцог Йоркский, не приняв боя, поспешно отступил под натиском французских войск.

После организации второй антифранцузской коалиции в 1799 г. герцог Йоркский был направлен в Голландию (в то время Батавская республика) в качестве главнокомандующего англо-русской союзной армией, английский корпус которой высадился в Хелдере в конце августа этого года. В октябре, в результате бездарного командования герцога, армия коалиции была разбита французами.



37

Имеется в виду государственный переворот, произведенный Луи Бонапартом 2 декабря 1851 г. и положивший начало существованию бонапартистского режима Второй империи.



38

В 1843 г. один из лидеров партии модерадос (умеренных) генерал Нарваэс воспользовался всеобщим недовольством политикой министерства прогрессистов, которое возглавлял военный диктатор и регент королевства Эспартеро, и вместе с генералом Конча и др. поднял контрреволюционный мятеж. Отстранив Эспартеро от власти, Нарваэс сформировал и затем возглавил новое министерство, положив тем самым начало десятилетнему господству реакции в Испании.



377

«Somerset Gazette» — сокращенное название английского еженедельника «Somerset County Gazette» («Газета графства Сомерсет»), основанного в Тонтоне в 1836 году.



378

Маркс имеет в виду, по-видимому, свою первую статью о леди Булвер-Литтон, написанную 16 июля 1858 г., но не опубликованную в «New-York Daily Tribune».



379

Эксетер-холл (Exeter Hall) — здание на улице Стрэнд в Лондоне, в котором с 1831 по 1907 г. помещалсяцентр сторонников евангелического течения в англиканской церкви.



380

«The Journal of Psychological Medicine and Mental Pathology» («Журнал психологической медицины и психиатрии») — издавался доктором Форбсом Уинслоу в Лондоне с 1848 по 1883 г. с перерывом.