ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГЕРМАНИИ И ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ В ПРАГЕ

Кёльн, 11 июля. Несмотря на патриотический вой и шум, поднятый почти всей немецкой печатью, «Neue Rheinische Zeitung» с первого же момента выступила в защиту поляков в Познани, итальянцев в Италии, чехов в Богемии. С первого момента мы разоблачали макиавеллистскую политику, которая, будучи поколеблена в своих устоях в самой Германии, стремилась парализовать демократическую энергию, отвлечь от себя внимание, отвести в сторону поток революционной лавы, выковать оружие для внутреннего угнетения; с этой целью она вызвала своекорыстную, противную космополитическому характеру немцев ненависть к другим народам, и в войнах между народами, которые велись с неслыханной жестокостью и беспримерным варварством, создала военщину, какой не знала, пожалуй, даже Тридцатилетняя война.

В тот самый момент, когда немцы борются со своими правительствами за внутреннюю свободу, их заставляют под командой этих же самых правительств предпринимать крестовый поход против свободы Польши, Богемии, Италии. Какая глубина комбинации! Какой исторический парадокс! Охваченная революционным брожением Германия ищет выхода вовне в войне с целью реставрации, в походе за укрепление старой власти, против которой как раз направлена ее революция. Лишь война против России есть война революционной Германии, война, в которой она может смыть грехи прошлого, окрепнуть и победить своих собственных самодержцев, — война, в которой она, как подобает народу, сбрасывающему с себя оковы долгого покорного рабства, кровью своих сынов купит себе право на пропаганду цивилизации и освободит себя внутри страны, освобождая народы в нее.

Чем полнее последние события становятся достоянием гласности, тем сильнее факты подтверждают нашу точку зрения на войны между народами, которыми Германия запятнала свою новую эру. В целях такого освещения событий мы приводим запоздалое, правда, сообщение одного немца из Праги:


Прага, 24 июня 1848 г. (задержано доставкой)

«Deutsche Allgemeine Zeitung» поместила статью от 18 с. м. о собрании немцев, состоявшемся 18 с. м. в Ауссиге{66}. На этом собрании были произнесены речи, в которых обнаружилось такое незнакомство с нашими последними событиями и отчасти, говоря мягко, выявилась такая готовность осыпать нашу независимую печать позорными упреками, что референт считает своей обязанностью, насколько это возможно в настоящее время, разъяснить эти заблуждения и, твердо отстаивая истину, выступить против заблуждающихся и злонамеренных лиц. Нельзя не поражаться, когда люди, подобные «основателю Союза защиты немецких интересов на востоке», говорят перед лицом целого собрания: «Пока в Праге длится борьба, не может быть речи о прощении, и если нас ожидает победа, то ее следует в будущем использовать». Какую же победу одержали немцы, какой заговор был подавлен? Разумеется, тот, кто доверяет корреспонденту «Deutsche Allgemeine Zeitung», — по-видимому, всегда очень поверхностно осведомленному, — или патетическим фразам «маленького пожирателя поляков и французов», или статьям вероломного «Frankfurter Journal», во время баденских событий натравливавшего немцев на немцев, а теперь немцев на чехов, — тот никогда не уяснит себе здешних условий. В Германии, по-видимому, повсюду господствует мнение, что борьба на улицах Праги велась только во имя угнетения немецкой части населения и во имя основания славянской республики. О последнем мы не будем говорить, потому что такой взгляд слишком наивен. Что же касается первого, то во время боев на баррикадах не замечалось ни малейшей тени соперничества между национальностями; немцы и чехи стояли рядом, одинаково готовые защищаться, и я сам неоднократно просил ораторов, говоривших на чешском языке, перевести сказанное на немецкий язык, что и делалось каждый раз без малейших возражений. Говорят, что взрыв революции произошел на два дня раньше, чем предполагалось; но в таком случае должна была уже быть все-таки налицо какая-нибудь организация или, по крайней мере, должны были быть заготовлены боевые припасы, однако в действительности ничего этого не было. Баррикады неожиданно вырастали из-под земли там, где собиралось 10–12 человек. Впрочем, больше баррикад построить не было никакой возможности, так как даже самые маленькие улички были в трех-четырех местах забаррикадированы. Боевыми припасами делились на улицах, и количество их было очень ограничено. О высшем командовании, вообще о каком бы то ни было командовании, не было и речи. Защитники баррикад сражались там, где на них нападали, и стреляли без всякого руководства, без команды из домов и из-за баррикад. Каким же образом при таком неорганизованном, никем не руководимом сопротивлении могла возникнуть мысль о заговоре, если бы она не распространялась в официальном заявлении и в опубликованных результатах расследования? Однако само правительство, по-видимому, не считает это основательным, ибо из дворца не сообщают ничего, что могло бы разъяснить Праге события кровавых июньских дней. Захваченные члены Сворности почти все уже выпущены на свободу; будут выпущены и остальные пленные, только граф Букоа, Виллани и некоторые другие остаются еще под арестом. И в один прекрасный день мы, может быть, увидим на стенах Праги плакат, в котором будет сказано, что все было лишь недоразумением. Операции командующего генерала тоже не указывают на то, что приходилось защищать немцев от чехов. Ибо вместо того, чтобы привлечь к себе немецкое население разъяснением событий, взять баррикады и охранять жизнь и собственность «верных» жителей города, — генерал очищает Старый город, переходит на левым берег Молдавы{67} и расстреливает и немцев и чехов, так как бомбы и пули, попадавшие в Старый город, не могли отыскивать одних лишь чехов, а поражали одинаково всех, невзирая на кокарду. Какие же имеются, здраво рассуждая, основания предполагать существование славянского заговора, если до сих пор правительство не желает или не может дать никаких объяснений?

Гражданин д-р Гёшен из Лейпцига передал благодарственный адрес князю фон Виндишгрецу, которому этот генерал не должен, однако, придавать особенного значения и не должен рассматривать его как выражение народных чувств. Гражданин Гёшен — один из тех осторожных либералов, которые после февральских дней вдруг сделались либералами. Он — автор адреса с выражением доверия саксонскому министерству по поводу избирательного закона, в то время как вся Саксония единодушно возмущалась этим законом, ибо шестая часть ее населения, и в том числе как раз наиболее способные люди, оказалась лишенной своего основного гражданского права — избирательного права. Он один из тех, кто в «Немецком союзе» определенно высказывался против допущения к участию в выборах в Саксонии немцев не-саксонцев, и — обратите внимание, какое двуличие! — вскоре после того он от лица своего клуба обещал полное содействие тому, чтобы союз проживающих в Саксонии немцев не-саксонцев получил возможность избрать своего депутата во Франкфурт. Короче говоря, его вполне характеризует один факт: он — основатель «Немецкого союза». И этот человек посылает благодарственный адрес австрийскому генералу и благодарит его за защиту, оказанную им всему немецкому отечеству! Надеюсь, мне удалось доказать, что по всему происшедшему вовсе еще нельзя судить, сколь велики были до сих пор заслуги князя Виндишгреца перед немецким отечеством. Это покажет лишь результат расследования. Поэтому мы предоставим истории судить о «высоком мужестве, отважной деятельности, о твердой выдержке» генерала. Что же касается выражения «низкое убийство» по поводу смерти княгини, мы заметим только, что совершенно не доказано, что пуля предназначалась княгине, которая пользовалась единодушным уважением всей Праги. Если же это действительно было так, то убийца не уйдет от наказания, а горе князя, вероятно, не больше, чем горе той матери, которая видела, как унесли с разможженной головой ее 19-летнюю дочь — тоже невинную жертву. А относительно выражения в адресе «храбрые войска, столь мужественно сражавшиеся под вашим командованием», я вполне согласен с г-н ом Гёшеном; если бы он, подобно мне, видел, с каким воинственным пылом эти «храбрые войска» набросились на Цельтнергассе в понедельник в полдень на беззащитную толпу, он нашел бы свое выражение слишком слабым. Что же касается меня, то я должен сознаться, как ни тяжело это для моего воинского самолюбия, что я, мирно прогуливаясь у собора среди женщин и детей, должен был вместе с ними обратиться в бегство перед лицом 30–40 императорско-королевских гренадеров, и притом столь поспешно, что весь мой багаж, т. е. моя шляпа, остался в руках победителей, ибо я нашел излишним ждать, пока сыпавшиеся позади меня удары обрушатся на меня. Однако шесть часов спустя мне привелось видеть, как те же императорско-королевские гренадеры сочли для себя возможным обстреливать в течение получаса картечью и шестифунтовыми снарядами баррикаду на Цельтнергассе, которую защищало не больше двадцати человек, — и все же не взяли ее до тех пор, пока защитники не покинули ее около полуночи. До рукопашной дело не доходило, за исключением отдельных случаев, когда перевес был на стороне гренадеров. Грабен и Новая аллея, судя по разрушению домов, были очищены, главным образом, артиллерией, и я позволю себе спросить: требуется ли особое презрение к смерти для того, чтобы очистить картечью широкую улицу, которую защищает но больше сотни едва вооруженных людей?

Что же касается последней речи г-на доктора Страдаля из Теплица{68}, в которой он говорит, что «пражские газеты действовали в чужих интересах» (нужно думать — в русских интересах), то я заявляю от имени независимой пражской печати, что это — или верх невежества или подлая клевета, вся нелепость которой уже достаточно доказана и будет впредь доказываться позицией наших газет. Свободная пражская печать никогда не имела других стремлений, кроме защиты независимости Богемии и отстаивания равных прав обеих национальностей. Ей, однако, отлично известно, что немецкая реакция стремится, так же как в Познани и в Италии, оживить себялюбивые националистические настроения, отчасти для того, чтобы подавить революцию внутри Германии, отчасти же для того, чтобы подготовить военщину к гражданской войне.


Написано 11 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 42, 12 июля 1848 г.

Перевод с немецкого