§ 108

«Но, – скажут нам, – разве догма о бессмертии души не утешительна для существ, чувствующих себя так часто столь несчастными на земле? А если бы это оказалось иллюзией, разве не была бы она сладка и приятна? Разве не хорошо для человека верить в то, что он может пережить самого себя и наслаждаться через некоторое время блаженством, которого он не знал на земле?»

Итак, бедные смертные, свои желания хотите вы сделать мерилом истины? Почему, желая жить всегда и быть более счастливыми, вы уже теперь заключаете, что будете жить всегда и что вы будете счастливее в неизвестном мире, когда даже в известном вам мире вы частенько испытываете одни лишь страдания? Удовольствуйтесь же тем, чтобы без сожаления покинуть этот мир, причиняющий гораздо больше мучений, чем радостей. Покоритесь воле судьбы, которая хочет, чтобы, подобно другим существам, вы не жили вечно. Но чем я стану? – спрашиваешь ты меня, о, человек! Ты станешь тем, чем был несколько миллионов лет назад. Ты был «я не знаю чем»; готовься же превратиться в одно мгновение в «я не знаю что», как некогда был. Возвратись мирно в мировые массы материи, откуда ты вышел в твоей настоящей форме, и уйти безропотно, как все существа, окружающие тебя.

Нам беспрестанно повторяют, что религиозные понятия предоставляют бесконечное утешение обездоленным. Утверждают, что представление о бессмертии души и более счастливой жизни безусловно способно возвысить сердце человеческое и поддерживать его в бедствиях, угнетающих его на земле. В противоположность этому материализм, говорят, – прискорбная система, созданная для уничтожения человека, низведения его до степени скота, убивающая его мужество открывающая ему перспективу ужасного уничтожения, способная довести до отчаяния и мысли о самоубийстве, когда он страдает в настоящем мире. Великое искусство богословов состоит в умении преувеличивать жару и холод, огорчения и утешения, запугивание и успокоения.

Согласно фикциям богословия загробное царство имеет счастливые и несчастливые области. Очень трудно заслужить обиталище счастливых, очень легко получить место в обиталище мучений, приготовленном богом для несчастных жертв своего вечного гнева. Разве забыли те, кто находит представление о загробной жизни таким привлекательным и приятным, что эта жизнь, по их же понятиям, должна сопровождаться муками для огромного количества смертных? Разве представление о полном уничтожении человека со смертью не обладает бесконечным преимуществом перед представлением о вечном существовании, сопровождаемом страданиями и скрежетом зубовным? Разве боязнь того, что вы не будете существовать вечно, сильнее, чем боязнь никогда больше не существовать? Боязнь прекращения существования является реальным злом лишь для воображения, которое и породило догму о потусторонней жизни.

Вы говорите, христианские доктора богословия, что представление о более счастливой жизни радостно; согласимся с этим. Нет ни одного человека, который не хотел бы более приятного и более обеспеченного существования, чем то, коим он наслаждается здесь. Но если рай имеет притягательную силу, ведь согласитесь же вы, что ад ужасен. Небо очень трудно заслужить, а преисподнюю, наоборот, очень легко. Разве не говорите вы, что узкая и тяжелая дорога ведет в области счастливых и что широкая дорога ведет в области несчастных? Разве вы не повторяете каждый раз, что число избранных весьма ограничено, а отверженных очень велико. Разве не требуется для того, чтобы спастись, благодать, которой ваш бог удостаивает весьма немногих? Хорошо же, я скажу вам в таком случае, что эти представления совсем неутешительны; я предпочитаю совсем исчезнуть раз и навсегда, чем постоянно поджариваться в аду. Мало того, я скажу вам, что судьба животных кажется мне более желанной, чем судьба осужденных. Я скажу вам, что мнение, освобождающее меня от подавляющего страха в этом мире, кажется мне более радостным, чем неуверенность, когда меня оставляет мысль о боге, господине своих благодатей, даваемых им только любимцам, и допускающем, чтобы все остальные заслужили вечные мучения. Лишь восторженность и глупость позволяют предпочесть ясной и успокаивающей системе мировоззрения невероятные догадки, сопровождаемые неуверенностью и мучительными страхами.