Глава 3

ГРЕШНИКИ С ПОБЕРЕЖЬЯ

До Гражданской войны и почти 30 лет после нее самым замечательным жилым кварталом Нью-Йорка был бывший Пятый округ, находившийся к юго-востоку от Пяти Точек. В его границах лежали такие известные улицы, как Черри, Оливер, Джеймс, Рузвельт, Кэтрин, Пайк, Уотер и Довер. В этом районе, и особенно на Вишневом холме в северо-восточной части округа, стояли прекрасные особняки аристократов и крупных торговцев, а по улицам росли благоухающие вишни. Черри-стрит была сердцем этого модного района. Именно в тех местах, на углу с Франклин-сквер, проживал Джордж Вашингтон, когда его провозгласили президентом Соединенных Штатов. Дом Джона Хэнкока был под номером 5 на Черри-стрит, а в доме № 27 жил капитан Сэмюэль Честер Рейд, которому принадлежит идея современного американского флага. В доме № 7 по Черри-стрит, соседнем с особняком Хэнкока, впервые в городе появилось газовое освещение. В доме № 23 находился ресторан и бар, известный под названием «Колодец», любимое место отдыха армейских и морских офицеров, а также капитанов американских каперов во время англо-американской войны 1812 года. Именно оттуда берут начало так называемые «бифштексовые» вечеринки, предтечи современных холостяцких посиделок.

Но волна иммиграции, захлестнувшая Америку после Гражданской войны, заставила аристократов перебираться на север, и к 1840 году их особняки уступили место длинным рядам шатких многоквартирных построек. Там обитало убогое население, погрязшее в бедности и пороке. Когда Старая пивоварня в Пяти Точках была разрушена, репутация самого трущобного здания перешла к двору Готэм, который иногда называли бойнями Суини, расположенному по Черри-стрит, 36 и 38, хотя это звание и оспаривал Арч-Блок, тянувшийся от Томпсон-стрит до Салливан-стрит между улицами Брум и Гранд. Среди прочего в Блоке находился погребок, который содержала огромная негритянка, которую звали то Большая Сью, то Черепаха. Она весила более 350 фунтов и, по описанию журналиста-современника, была похожа на черепаху, вставшую на задние ноги.

Двор Готэм состоял из двух рядов объединенных многоквартирных домов, стоящих как бы спиной друг к другу и занимавших 130 футов на Черри-стрит. В зданиях обитало более тысячи человек, в основном ирландцев, но встречались также негры и итальянцы. Проход к обоим рядам шел через аллеи на восточной и западной стороне, которые назывались Одиночная аллея и Двойная аллея. Последняя была в шесть футов шириной, а первая – в девять. Двойную аллею также называли Райской, и там провели свое отрочество Эдвард Харриган и Уильям Дж. Сканлон, известные постановщики водевилей и мюзиклов. Именно это вдохновило автора на создание известной уличной песни «Солнечный свет на Райской аллее»:

Переулочек есть, каких, в общем, не счесть,
Где в субботу бушует веселье;
Неширок он весьма, ходят там как впотьмах,
Но зовут его Райской аллеей.
Там девица одна, хороша и стройна,
Дочка вдовушки местной Мак-Нелли;
С золотою косой, и вам скажет любой,
Что она – солнце Райской аллеи.
Уж с десяток парней замуж звали скорей,
Но пока она всех отклоняла.
Впрочем, Томми Килин помнит, как она с ним
Вечерком по району гуляла.
Жизнь загадок полна, и, возможно, она
Скоро станет уже не Мак-Нелли.
Только, как ни сложись, будет девушка та
Навсегда солнцем Райской аллеи.

Один из основных коллекторов той части города тянулся по прямой под двором Готэма, на Одиночной и Двойной аллеях имелись люки в него. Гангстеры и другие преступники, скрывавшиеся от полиции в грязных каморках Готэма, прорубали другие люки из подвалов многоквартирных зданий и прятались сами и прятали добычу на боковых горизонтальных балках в коллекторах или в нишах, вырубленных в стенах. Ужасное зловоние и испарения, просачивавшиеся во двор, делали его одним из нездоровых мест в городе. Показатель смертности здесь был очень высоким, и во время эпидемии холеры он достиг 195 случаев на тысячу человек. Из 183 детей, родившихся в Готэме за три года, 61 ребенок умер через несколько недель жизни. Детей часто также убивали большие крысы, достигавшие размеров кошки, которые населяли коллектор и часто вторгались в дома. Отдел здравоохранения признал это место непригодным для жизни в 1871 году, но только в середине 1890-х дома были расселены, а здания снесены.

В похожее состояние приходил и весь Четвертый округ, и к 1845 году этот район стал рассадником преступности; улицы, по мостовым которых когда-то катились экипажи аристократов, теперь были полны кабаками, где скрывались члены известных речных банд – «рассветные», «хвастуны», «затонные», «болотные ангелы», «бойня», «короткохвостые», «приграничные». Никто не был в безопасности, и хорошо одетый человек, который отважился пройти по району, обычно подвергался нападению, был убит или ограблен или и то и другое вместе, не пройдя и квартала. Если бандиты не могли завлечь предполагаемую жертву в кабак, они преследовали ее, пока она не пройдет мимо определенного окна, из которого женщина опрокидывала ведро с золой ей на голову. Пока несчастный задыхался и давился кашлем, бандиты тащили его в подвал, где убивали и раздевали, а затем бросали голое тело на тротуар. Полиция не выступала против жителей Четвертого округа, кроме как отрядами по шесть и более человек, и, когда преследуемый скрывался в кабаке, полицейские, бывало, осаждали кабак по неделе, пока разбойники не сдавались от усталости или голода. Однако основные притоны были всегда хорошо охраняемы и обеспечены мушкетами, ножами и пистолетами.

На Уотер-стрит, идущей параллельно Ист-Ривер, почти в каждом доме находился один или более кабак, а в некоторых зданиях на каждом этаже было по пивной, танцевальному залу или публичному дому. Как минимум, 25 лет этот район был местом самых жестоких преступлений на континенте. Джон Аллен содержал свой знаменитый танцевальный подвал и публичный дом в доме 304 по Уотер-стрит, и на юге и севере от его заведения, в пределах полумили, было 40 подобных мест, а также сотня других притонов.

«Зал спортсменов» Кита Бернса занимал целый трехэтажный каркасный дом на Уотер-стрит, 273. Его нижняя половина была покрашена в кричащий ярко-зеленый цвет, а перед дверью раскачивалась позолоченная вывеска. Первая комната нижнего этажа была устроена амфитеатром, с грубыми деревянными скамьями для зрителей. В центре находилась круглая площадка, отгороженная деревянным забором высотой в три фута. Это была знаменитая арена, на которой огромных серых крыс с пристани стравляли с терьерами, а иногда, после нескольких дней голода, друг с другом. Одним из известных гангстеров, захаживавших к Бернсу, был Джордж Лиз, известный также под именем Снэтчем, член банды «бойня». По мнению журналиста того времени, это был «бесчеловечный, циничный головорез с выпуклыми водянисто-синими глазами, обрюзгшим лицом и развязной походкой».

Этот прославленный преступник и речной пират являлся одновременно официальным кровопийцей на призовых кулачных боях, которые часто проходили в подвалах Пятого округа и Пяти Точек. С двумя револьверами на поясе и ножом за голенищем, Снэтчем был важной фигурой на этих развлечениях: когда у одного из дерущихся начинала идти кровь из ран, нанесенных кулаками противника, обязанностью Снэтчема было высасывать кровь из раны. Он с гордостью называл себя «крутым подонком, который всегда поднимется» и «парнем, пинающим, как нож в голову в темной комнате». Очевидно, таковым он и был.


Собачьи бои в крысиной яме Кита Бернса


Еще одной достопримечательностью «зала спортсменов» был зять Кита Бернса по имени Джек Крыса. За 10 центов Джек мог откусить голову мыши, а за четвертной – обезглавить таким образом крысу.

Популярным местом развлечений на Уотер-стрит был кабак «Дыра в стене» на углу с Довер-стрит Чарли Монелла Однорукого, а его доверенными заместителями были Подтяжка Мэг и Кэйт Флэннери. Подтяжка Мэг, огромная англичанка, ростом выше шести футов, – один из самых известных персонажей Четвертого округа. Звали ее так потому, что эта «дама» носила свою юбку на подтяжках. Она была вышибалой и расхаживала по кабаку со свирепым видом – с пистолетом, заткнутым за пояс, и огромной дубинкой, привязанной к запястью. С обоими видами оружия она обращалась мастерски и, как и знаменитая Чертова Кошка Мэгги из Пяти Точек, отличалась невероятной виртуозностью в нанесении увечий. В ее обычае было, избив буйного посетителя дубинкой, зажать его ухо зубами и так дотащить гуляку до двери, под неистовое улюлюканье свидетелей. Если жертва сопротивлялась и вырывалась, женщина откусывала ухо, выбрасывала парня на улицу и помещала откушенную часть в кувшин перед баром, в котором она хранила свои трофеи в рассоле. Полицейские того времени с содроганием отзывались о Мэг как о самой свирепой женщине, с которой они сталкивались.

Кабак, за которым Подтяжка Мэг вела такой воинственный присмотр, стал самым порочным притоном в городе и в конце концов был закрыт капитаном Торном из полиции Четвертого округа, после того как там меньше чем за два месяца было совершено семь убийств. Именно в «Дыре в стене» Слюнявый Джим и Цирюльник Патси, оба отчаянные преступники и члены банды «рассветных», устроили свою знаменитую драку. Во время одного из своих мародерских рейдов по прибрежному району Слюнявый Джим и Цирюльник Патси напали на недавно приехавшего в Нью-Йорк германского иммигранта, когда тот гулял по дамбе в Бэттери. Они оглушили его дубинкой и вытащили 12 центов – все деньги, которые у того были. Затем они бросили свою жертву в бухту. Грабители вернулись в «Дыру в стене», чтобы разделить добычу, и Слюнявый Джим заявил, что, поскольку он перетащил немца через стену, ему полагается не меньше 7, а то и 8 центов из 12. Но Цирюльник стоял за равный дележ, утверждая, по той же логике, что, если бы он не ударил немца дубинкой, они не смогли бы сбросить его в воду. Разгневанный Джим быстро схватил длинный нос Цирюльника зубами, но Патси отразил нападение ножом, воткнув его Слюнявому между ребер, нанеся, однако, лишь незначительное увечье. Более получаса грабители катались по полу кабака, и ни Однорукий Чарли, ни Подтяжка Мэг не обращали на них внимания, так как все знали: это была не простая схватка, а два вспыльчивых человека дрались за принцип. Наконец Слюнявый Джим завладел ножом и ударил Цирюльника Патси в горло и, когда тот упал, слабея от потери крови, забил его до смерти подбитыми ботинками. После этого Слюнявый Джим скрылся, и о нем ничего не было слышно до Гражданской войны, когда он появился в роли капитана армии Конфедерации.

Хотя Уотер-стрит и была местом расположения наиболее скандальных кабаков Четвертого округа и давала приют самым отъявленным бандитам, она мало отличалась от других мест этого района. На Черри-стрит, к примеру, по которой когда-то прогуливались Джордж Вашингтон и Джон Ханкок, орудовали вербовщики-мошенники, сдававшие меблированные комнаты, где матросов грабили и убивали, а остальных обманным путем продавали на корабли. В конце 1860-х годов комиссия по расследованию подсчитала, что в этих местах ежегодно грабили до 15 тысяч моряков на сумму более чем 2 миллиона долларов. Дэн Карриган, известный боксер, который голыми руками провел бой длительностью в три с половиной часа с австралийцем Келли, содержал притон на Черри-стрит, ПО, а миссис Брижит Тай, известная женщина-вербовщик, работала в доме № 61. По соседству с Карриганом стоял знаменитый дом, в котором хозяйничал Томми Хадден, самый известный из них преступник, у которого были еще меблированные комнаты на Уотер-стрит. Он отсидел два срока в тюрьме штата за ограбление и похищение моряков. И Хадден и Кит Бернс были главарями банды «мертвых кроликов» в Пяти Точках, но с возрастом они устали от бурной жизни Парадиз-сквер и переехали в Четвертый округ, где открыли пивные, раздобрели и разбогатели, став достойным украшением набережной. Тем не менее иногда они возвращались в Точки и поддерживали «мертвых кроликов» и «уродские цилиндры» в особо важных набегах.

В гостиницах Четвертого округа моряков часто убивали во сне, а их тела выбрасывали в люки, прорубленные в подземные коллекторы, которые вели в порт. Говорят, что первое убийство в стиле Джека Потрошителя в Нью-Йорке случилось в доме Хаддена, когда старая карга по прозвищу Шекспир была разрезана на кусочки полоумным завсегдатаем бара по имени Френчи. Шекспир всегда утверждала, что она произошла из аристократической семьи и в юности была знаменитой актрисой в Англии. В доказательство она готова была продекламировать за бутылку джина полный текст любой из женских ролей из «Гамлета», «Макбета» или «Венецианского купца», и весь округ считал ее авторитетом в области драматургии.

При содействии Томаса Бернса, главы полиции, Френчи был освобожден из тюрьмы через несколько лет. Он всегда настаивал на своей невиновности, и многие считали, что он был обвинен ложно, а старуху убил настоящий Джек Потрошитель, который тогда орудовал в Лондоне. На протяжении нескольких лет между Скотленд-Ярдом и полицией Нью-Йорка было много профессиональных споров по этому поводу, и Бернс хвастал перед общественностью, что Потрошитель был бы пойман, если бы совершил свои преступления в Нью-Йорке. Он бросил вызов английскому преступнику, чтобы тот приехал в Соединенные Штаты, и вскоре после этого была убита Шекспир. Многие расследователи поверили, что Джек Потрошитель принял вызов и что полиция арестовала Френчи, желая спасти свою профессиональную честь. Лондонские убийства позволяли предположить, что убийца был моряком.

Еще одним знаменитым домом был отель «Пирселл и Фокс», на улице Довер, около Уотер-стрит. На первом этаже здесь находился танцевальный зал, на втором и третьем – публичный дом, а на четвертом и пятом – комнаты, сдаваемые внаем. Еще одним подобного рода притоном был «Стеклянный дом», расположенный по Кэтрин-Слип, 18, который содержали три брата, Джек, Джим и Билл, все трое – известные убийцы и воры. Они не только вели других бандитов в налеты на пристани и корабли Ист-Ривер, но и сбывали добычу, захваченную другими бандитами. Одним из их главных последователей был Джек Мадийл, работавший барменом в «Стеклянном доме» более года. В конце концов его пожизненно заключили в тюрьму, после того как он убил свою жену за отказ помочь ему ограбить пьяного моряка, или, по выразительному выражению на арго того времени, «прокатить пьяного».

Самым известным из всех кабаков Четвертого округа был танцевальный дом, который содержал Джон Аллен на Уотер-стрит, 304. Аллен принадлежал к благочестивой семье из высшего круга Нью-Йорка. Он был послан на учебу своими родителями, чтобы пойти в дальнейшем по стопам своих братьев, двое из которых стали пресвитерианскими священниками, а третий – баптистским. Но примерно в 1850 году Аллен разочаровался в перспективе пастырской карьеры и, бросив учебу в семинарии, переехал со своей женой в Четвертый округ. Там они открыли танцевальный зал и публичный дом, наняв для него 12 девушек и одев их в открытые сатиновые корсажи, алые юбки и чулки, красноносые ботинки с колокольчиками, привязанными к лодыжкам. Одной из работниц заведения Аллена сразу после Гражданской войны была дочь помощника губернатора штата Новая Англия. Она приехала в Нью-Йорк попытать счастья и попала в сети сводников, которые тогда действовали по всему городу, и почти беспрепятственно. Вскоре этот кабак стал одним из основных мест отдыха для гангстеров Четвертого округа, и Аллен управлял им с такой ловкостью, что за 10 лет скопил более 100 тысяч долларов, прослыв «злейшим человеком Нью-Йорка» – это прозвище было впервые дано ему Оливером Дайером в «Ежемесячнике Пакарда». По своей дурной славе его притон достоин стоять в одном ряду с такими злачными местами, как «Хеймаркет», «Зал самоубийств Мак-Гирка», «Парадиз-Холл» и знаменитый «Армори-Холл» Билли Мак-Глори, появившимися позже.

Аллен решительно оставил службу Богу, когда погрузился в деловую карьеру Четвертого округа, но никогда не забывал окончательно своих ранних привычек. Довольно забавно, но, будучи пьяницей, вором, сутенером и, возможно, убийцей, он оставался очень религиозным человеком и настаивал на том, чтобы его явно несвятые деяния окружала святая атмосфера. Его дом открывался для бизнеса каждый день в час, но три раза в неделю он собирал своих проституток, барменов и музыкантов в баре в полдень и там читал и толковал отрывки из Библии. В каждой спальне, куда женщины приходили со своими клиентами, была религиозная литература, а на больших вечеринках Новый Завет раздавался в качестве сувенира. Аллен подписывался почти на все религиозные издания, которые издавались в Соединенных Штатах, получал несколько экземпляров «Нью-Йоркского обозревателя» и «Индепендент», своих любимых газет. Он раскладывал их по танцевальному залу и бару, и на каждом столе и скамье лежал маленький сборник гимнов, названный «Друг маленького странника», известная в те времена книга. Аллен был всегда готов организовать со своими проститутками и клиентами религиозное песнопение, и для того дома не было неожиданностью, если он вдруг оглашался звуками гимнов. Проститутки предпочитали «Есть покой для изможденного».


Соблазны прибрежного кабака


Есть покой для изможденного;
Есть покой для тебя,
На другом берегу Иордана,
В милых полях Эдема,
Где цветет Дерево Жизни,
Есть покой для тебя...

Статьи в газетах и журналах, подробно рассказывающие о том, как Аллен управлял своим бизнесом, привлекли много внимания, и протестантские священники города решили использовать ситуацию. Преподобный А.С. Арнольд из миссии Говарда был особенно неутомимым и часто приходил в дом, стараясь уговорить Аллена разрешить настоящему священнику проводить эти встречи. Наконец 25 мая 1868 года преподобный Арнольд привел отряд из шести священников и стольких же благочестивых мирян в полные опасностей окрестности Уотер-стрит. Аллен был настолько пьян, что не смог им противостоять, и они провели совместную молитву с полуночи до четырех часов утра. Отчеты об этой встрече были опубликованы, и еще несколько месяцев в подвальчик на Уотер-стрит наведывались священники и любопытные, из-за чего постоянные посетители Аллена перестали появляться, и прибыли его сократились. Служители Господа продолжали проводить свои собрания всякий раз, когда Аллен достаточно напивался, чтобы дать свое согласие. И наконец они уговорили его бросить свое нечестивое занятие. В полдень 29 августа 1868 года двери танцевального зала были закрыты впервые за 17 лет, и на следующее утро на дверях было повешено объявление:

«Танцевальный дом закрыт.

Не допускаются джентльмены

без сопровождения своих жен,

желающих нанять раскаявшихся грешниц в прислуги».

На следующий день преподобный Арнольд объявил, что Джон Аллен обратился и очистился и никогда не вернется к прежним занятиям. Через несколько дней священники начали проводить в бывшем притоне возрожденческие встречи, а в воскресенье Аллен пришел на службу в миссию Говарда, и преподобный Арнольд попросил братию помолиться за него, что и было сделано. События пробудили большой интерес, как и публичные встречи, которые проходили ежедневно примерно до 1 октября. Между тем священники убедили Кита Бернса передать его арену крысиных боев им для богослужений, и 11 сентября встречи также начались в публичном доме Томми Хаддена на Уотер-стрит, хотя ничего подобного не происходило в его же притоне на Черри-стрит. Кабак Билла Слокума на Уотер-стрит был также передан священникам, но Слокум, Бернс и Хадден не посещали службы миссии, хотя и разрешили, чтобы их упоминали в молитвах.

Вокруг возрождения Уотер-стрит поднялся такой шум, что где-то в середине сентября было составлено обращение к народу, которое подписали преподобный Арнольд, доктор Дж.М. Уорд, преподобные Х.С. Фиш, У.С. Ван Метер, У.Г. Бул, Ф. Брауни, Оливер Даер, Исаак М. Ли и Хантингтон. В документе говорилось, что Миен, Бернс, Слокум и Хадден предоставили свои дома для службы, потому что они обратились, и их сотрудничество со священниками вызвано исключительно религиозными мотивами. Кроме того, сообщалось, что на молитвах присутствовали некоторые из наиболее известных подонков района и во многих случаях они просили об отпущении грехов и религиозном напутствии.


Молитвенное собрание в танцевальном зале Джона Аллена


Эти сведения были торжественно изложены священниками как факты и воспринимались таковыми до тех пор, пока «Нью-Йорк таймс» после подробного расследования не разоблачила всю систему. Газета заявила, что не было никакого религиозного преображения жителей прибрежных районов, а Слокум, Аллен и Томми Хадден никогда не раскаивались в своих грехах. Было доказано, что священники и те, кто поддерживал их финансово, сняли кабак Аллена на месяц, заплатив ему 350 долларов за право проводить там службу. По условию договора Аллен обязывался петь гимны и молитвы и говорить, что предоставляет дом бесплатно из-за своих религиозных убеждений и любви к Богу. Далее в газете писалось:

«Что же касается обращения остальных, то там то же надувательство, что и в случае с Алленом. Томми Хадден разыгрывает святошу в надежде на спасение от процесса в верховном гражданском суде за недавнее похищение жителя Бруклина и продажу его в матросы, а также по причине соблазнительного денежного договора с его нанимателями – такого же, что и в случае с Алленом. Крысиный манеж Кита Бернса будет открыт для религиозной службы в следующий понедельник, но публика не должна обманываться насчет его перерождения. Его мотив, как и у остальных, – деньги, и да будет известно, что он должен получить по договору 150 долларов за месяц за использование его манежа по часу ежедневно.

Слокум просил в миссии Говарда о молитвах в прошлое воскресенье, но понятно, что это неосуществимо, так как миссионеры не хотят платить достаточной суммы за его зал. Что касается всего происходящего на Уотер-стрит, то, после того как выяснилось, что факт предложения этими людьми, которые якобы сами решили перемениться, своих пивных для общественного блага добровольно и исключительно по религиозным мотивам – полная ложь, говорить тут уже не о чем. Ежедневные молитвенные встречи – не более чем собрание религиозных людей из высших слоев общества там, где когда-то были низкопробные танцевальные залы. Этим встречам уделялось небывалое внимание, и много хорошего, несомненно, было достигнуто их посредством, но также является фактом, что там было очень мало, а то и никого из падших женщин или порочных мужчин того округа. Эти классы совсем не затронуты, и неправдой было бы заявлять, что возрождение происходит и среди них. По характеру аудитории и обстановке эти собрания напоминают встречи в церкви на Фултон-стрит».

«Нью-Йорк уорлд» так описала подобную встречу в крысином манеже Кита Бернса:

«Молитвенные встречи на Уотер-стрит все еще продолжаются. Вчера в полдень огромная толпа собралась в «зале» Кита Бернса, простолюдинов среди собравшихся было совсем немного. Большинство составляли деловые люди и служащие, которые остановились посмотреть, что происходит. Когда зал заполнился, появился мистер Ван Метер и занял положение, из которого мог обращаться к толпе, – в центре манежа, внутри барьера. Простолюдины и служащие мануфактур набились до самой крыши, ряд за рядом, а от собак и крысиных костей под сиденьями распространялся тошнотворный запах.

Кит стоял снаружи, ругая миссионера за нерасторопность.

– Будь я проклят, – говорил он, – если некоторых из пришедших сюда не следовало бы отдубасить. Парню нужно было учесть, что они никогда до сих пор не видели арены собачьих боев. Мне пришлось бы чертовски хорошо выглядеть, чтобы посмотреть на меня пришло столько благородной публики».

Снэтчем активно участвовал во всех мероприятиях по возрожению Уотер-стрит. Его интеллект был невысок, и его легко воодушевляли громкие призывы священников, пение гимнов. Он просил читать молитвы на каждой встрече, смущая священнослужителей вопросами о том, когда они получат бочку воды из реки Иордан, которая, как его заверили, смоет все грехи. Но Снэтчем был согласен на любую участь, которую готовил ему дьявол, и на вопрос, зачем он хочет попасть на небо, он ответил, что хочет стать ангелом и откусить ухо Гавриилу.

Энтузиазм «возрожденцев» был значительно охлажден статьями, которые появились в прессе, и публика начала исчезать с богослужений, когда стало очевидно, что священники не были абсолютно искренни. Постепенно кампания прекратилась, и Уотер-стрит вновь вернулась на стезю порока. Но заведение Джона Аллена больше не открылось: бандиты начали считать его, по его собственным словам, «распутным и ненадежным» и перестали ходить туда. После того как закончилось действие контракта со священником, Аллен вновь нанял своих женщин и музыкантов и попытался вернуть своему дому его былое пагубное великолепие, но через несколько месяцев вынужден был бросить эту затею. Последний раз о нем слышали в конце декабря 1868 года, когда вместе с женой и несколькими из своих девушек он предстал перед судьей Даулингом в полицейском суде Томбс. Их обвинили в ограблении моряка. Одна из девушек, Маргарет Уэйр, была задержана, а сам Джон обязывался выплатить более 300 долларов залога за нее. Аллен, однако, заявил, что его дело было «сфабриковано».