Самыми наглыми преступниками из наводнивших Нью-Йорк были владельцы игорного бизнеса. Их дела шли необычайно хорошо, так хорошо, что они были способны отстегивать весьма приличные суммы властям предержащим. Это надежнее всего защищало их бизнес от преобразований реформаторов. В конце 1850 года «перевоспитавшийся» владелец игорного дома Джонатан Грин был назначен главным исполнительным агентом Нью-Йоркской ассоциации по борьбе с игорным бизнесом. Ему было поручено исследовать ситуацию на рынке азартных игр, и 20 февраля 1851 года он представил отчет о своей работе. В отчете Грина фигурировали 6 тысяч игорных домов, 200 из которых были элитными заведениями, предназначенными для весьма состоятельных людей, а также несколько тысяч так называемых «лотерейных» домов, пользующихся большим успехом у иммигрантов.

Большинство элитных игорных домов находилось на Парк-Плейс, улицах Либерти и Вэсэй, Парк-роу, в нижней части Бродвея и на Барклай-стрит. Заведение Джима Бартольфа, известное как кожевенная, находилось в доме № 10 на Парк-Плейс. Совсем рядом держал свое знаменитое заведение Джек Уоллис, китаец. Когда-то оно было собственностью француза Жозе и Джимми Берри, но Уоллис выиграл его в орлянку. Другими известными игорными домами были дома Симпатяги Сэма Сюдама и Гарри Кольтона на Барклай-стрит, Хилмена на Либерти-стрит, Пэта Герна и Орландо Мура на нижнем Бродвее и дом Фрэнка Стюарта на Парк-Плейс. Герн преуспевал больше всех, однако сам был неисправимым игроком, и весь доход от его заведения быстро исчезал в игорных домах его конкурентов.

Много первоклассных увеселительных заведений, так же как и множество лотерейных домов, по слухам, принадлежало Рубену Парсону или находилось под его «крышей». Рубен в свое время был королем игорного бизнеса, которого часто называли «великим американским банкиром-фараоном». Житель Новой Англии, Парсон приехал в Нью-Йорк с несколькими тысячами долларов и намерением заняться бизнесом и вести столь же праведную жизнь, как и в своем родном городе. Но он проиграл весь капитал и был настолько впечатлен той легкостью и скоростью, с которыми потерял свои деньги, что открыл свое игорное заведение и быстро обогатился. В отличие от большинства своих приятелей Парсон был скромен и одевался неброско. Он отказался от объединения с другими воротилами игорного бизнеса и редко появлялся в своих заведениях, в управлении которыми проявил настоящий финансовый гений. Парсон никогда больше не играл.

Расцвет игорного бизнеса в Нью-Йорке пришелся на 50 – 60-е годы XIX века. «Парк-роу, Барклай– и Вэсэй-стрит представляют собой Уолл-стрит этого презренного бизнеса, – писала газета «Нью-Йорк геральд». – Игорный бизнес здесь достиг уже больших масштабов, чем в Лондоне, и весьма вероятно, что строгие меры по его ограничению, которые принимаются в Лондоне и Париже, привлекут множество жуликов из этих столиц в наш город. А вместе с наплывом мошенников можно ожидать, в свою очередь, и роста количества разбоев, грабежей и других преступлений. Эти аферисты, по сравнению с которыми жалкий вор-карманник может считаться уважаемым человеком, смешиваются с элитой нашего города. Они вальяжно гуляют по Бродвею утром, катаются в экипажах днем, бездельничают в опере вечером и мошенничают на Парк-роу и Барклай-стрит до пяти часов утра. Это самые изящные люди в городских местах отдыха».

Эти элегантные персоны предлагали в своих заведениях игру под названием «фараон», столь же популярную в те времена, как покер в наши дни. «Игра в фараон привлекает больше всего внимание нашей полиции и защитников общественной морали, – писал Джонатан Грин в своем отчете. – Фараон настолько нравится американцам, что его можно смело назвать национальной игрой... Популярность фараона в нашем городе растет на глазах. Увлекательность этой игры пленяет представителей всех общественных классов».

Все первоклассные заведения были наполнены слугами в ливреях, готовыми удовлетворить любые желания игроков. Временами на сценах давали представления актеры из мюзик-холлов и драматических театров. Писатель-современник так описывал роскошные заведения Парк-роу: «Зеркала потрясающей величины спускаются от потолка до самого пола. Стены и потолок украшает не безвкусная мазня, а картины величайших мэтров. Мебель, обернутая в атлас и бархат, радует глаз богатством золота и розового дерева. Ужин подают к шести часам вечера. Ничто в Нью-Йорке не может сравниться с элегантным убранством стола. Серебряные и золотые тарелки, дорогие китайские сервизы и горный хрусталь чудесно дополняют изысканные яства на столе. Между хозяевами ведущих игорных домов идет постоянное соперничество в изысканности и качестве сервировки ужина».

И вот в начале 1850-х в этом раю воров, бандитов и жуликов появляется Джон Моррисей, которому было предназначено стать известным бандитом. Как профессиональный боксер он одержал победу над Томом Хинаном; затем стал хозяином нескольких элитных игорных домов Нью-Йорка и Саратога-Спрингс, членом законодательной палаты и Конгресса США и (вместе с Джоном Келли) одним из лидеров «Таммани-Холл». Помимо этого, Моррисей сколотил весьма приличное состояние. Несмотря на то что он приехал в Нью-Йорк в лохмотьях и без гроша в кармане, Джон Моррисей стал очень богатым человеком. В пик карьеры Моррисея его состояние оценивалось в 700 тысяч долларов.

Джон Моррисей

По слухам, Моррисей родился в Ирландии, но впервые о нем заговорили в городе Троя, штат Нью-Йорк. Там он владел баром и приобрел славу свирепого, жестокого и коварного уличного бойца. Моррисей несколько раз приезжал в Нью-Йорк, прежде чем окончательно поселился в самом городе. Во время одной из поездок он участвовал в амбициозной, но невыполнимой операции по разгрому заведения капитана Исайи Райндерса на Парк-роу, 25, за то, что тот временно покинул «Таммани-Холл» и связал свою судьбу с партией «коренных американцев». Райндерс сменил название своего клуба с «Империи» на «Америкус» и сделал его притоном бандитских вожаков, вставших под его знамена. Среди них отличались Том Хайер, бывший чемпион Америки по боксу в тяжелом весе, и Билл Пул, которого все называли Мясник Билл. Мясник был предводителем банды бойцов с Вест-Сайда, которая держала в страхе район вокруг улицы Кристофера. Пула все считали жестоким и непобедимым хулиганом, вступить в схватку с ним боялись даже самые свирепые костоломы из банд Пяти Точек и Четвертого округа. Перед тем как сколотить свою банду и заняться политикой, Пул набирался опыта у «парней Бауэри».

Разбушевавшийся в клубе «Америкус» Моррисей был жестоко избит Пулом и другими бойцами из «коренных американцев». Но сила и доблесть Моррисея настолько впечатлили Райндерса, что он распорядился отнести избитого в лучший номер заведения и ухаживать за ним до выздоровления. После этого Моррисею предложили работу у Райндерса, но тот отказался. Причиной его отказа послужила черная ненависть к Тому Хайеру и Биллу Пулу. Моррисей вернулся в Трою, чтобы собраться с силами, но уже через несколько недель опять был в Нью-Йорке и, занимаясь случайной работой вокруг салунов и игорных домов, ждал шанса показать себя. Такая возможность ему в конце концов представилась. Опасаясь проблем на местных выборах и будучи наслышаны об угрозах Мясника напасть на избирательный участок со своими гангстерами и уничтожить все бюллютени, жители одного района в верхней части города решили ответить на силу силой, поскольку рассчитывать на помощь полиции не приходилось. Прошел слух, что они ищут человека, который дал бы отпор Пулу и его людям.

На следующее утро Моррисей связался с начальником полиции и подвизался собрать людей для охраны избирательного участка и предотвращения вмешательства Мясника Билла. В день выборов Моррисей стоял на избирательном участке в компании 50 сильнейших бойцов из Пяти Точек, которым обещал заплатить доллар за драку. Моррисей выстроил свои силы возле избирательного участка и приказал валить на землю любого из головорезов Пула, который появится в зоне видимости.

Около полудня большой грузовой фургон, запряженный четверкой лошадей и нагруженный 30 самыми отъявленными бандитами Пула, остановился возле избирательного участка. Гангстеры, возглавляемые лично Пулом, быстро вбежали в здание. Но тут же замерли, увидев Моррисея и все, что было подготовлено к их встрече. Пул и Моррисей встретились посреди комнаты и с ненавистью уставились друг на друга. Но, поняв, что количественный перевес не в его пользу, Пул вместе со своими приспешниками развернулся, забрался в фургон и уехал восвояси. Моррисей одержал значительную победу без единого удара, хотя его слегка разочарованным бойцам все-таки удалось попасть кирпичами в троих бандитов Пула и сбить их наземь.

Когда весть о победе Моррисея достигла ушей лидеров «Таммани-Холл», те приняли его с распростертыми объятиями и дали ему денег, на которые он открыл небольшой игорный дом. Имея хороший доход от успешного бизнеса, Моррисей занял свое законное место в низшем звене политических лидеров «Таммани» и стал помощником и соратником таких известных драчунов, как Джим Тернер, Лью Бейкер и Янки Салливан. (Последний был знаменитым боксером, впоследствии его линчевали члены «комитета бдительности» в Сан-Франциско. Настоящее имя Салливана было Амброс.) Все эти люди пытались в свое время выступать против Тома Хайера и Мясника Билла, но были сломлены всесокрушающими кулаками последних. Чуть позже, в 1854 году, Хайер безжалостно избил Янки Салливана в устричном баре на перекрестке Парк-Плейс и Бродвея и повторил избиение уже на профессиональном боксерском ринге несколько месяцев спустя. Естественно, что Салливан, Тернер и Бейкер разделили ненависть Моррисея к боевикам из числа «коренных американцев». Между бандами Моррисея и Мясника постоянно возникали стычки.

В начале января 1855 года Тернер и Бейкер пошли в салун Платта, который находился в подвале здания театра Вэллака на пересечении Двадцатой улицы и Бродвея. Там они увидели Хайера, который стоял у бара со стаканом крепкого рома в руке. Проходя мимо, Тернер ударом локтя выбил стакан из рук Хайера и попутно выразил сомнение в его законорожденности. Хайер огрызнулся, тогда Тернер с Бейкером вытащили револьверы и начали ими размахивать, призывая Хайера потягаться с ними.

Хайер мягко заметил, что не хочет неприятностей, но Тернер, осмелев от подобного настроения противника, дважды выстрелил, поцарапав шею Хайеру. На это Хайер вытащил свой револьвер, но вместо противников разрядил его в стену. Обернувшись, он увидел, что Тернер опять собирается выстрелить. Тогда Хайер схватил тамманийского гангстера и бросил его на пол с такой силой, что оружие выпало у того из руки. В это время Бейкер напал на Хайера сзади, пытаясь раскроить ему череп рукояткой своего револьвера. В ответ Хайер бросил Бейкера на лежащего Тернера. Когда в бар забежал полицейский, Хайер потребовал арестовать Бейкера. Но полицейский отказался вмешиваться в личные разборки джентльменов. Видя это, Хайер схватил Бейкера за загривок, вытащил по ступенькам на улицу и нещадно избил. Лежа на полу, Бейкер успел вытащить нож и, когда Хайер тащил его к выходу, порезал тому пальцы. Но боксер быстро выбил у него нож резким ударом ноги. Бросив Бейкера на улице без сознания, Хайер отправился за Тернером, но этот герой бросил свой револьвер и удрал через черный ход.

Схватка в кабаке Платта вызвала большой переполох в бандах и политических кругах. «Коренные» и тамманийские боевики вооружились и ходили по городу, хвастаясь своими воинственными намерениями. Несколько дней спустя Мясник Билл приехал за Бейкером на Кэнэл-стрит, в кабак, называемый «Жемчужиной», и страшно его избил, пытаясь, по словам Бейкера, выдавить ему глаза и откусить ухо. Полиция успела вмешаться, и Пул покинул бар, громко и многословно обещая «приготовить из Бейкера фарш». С этого момента Бейкер не расставался с револьвером ни днем ни ночью и выходил за территорию, контролируемую бандой, только в сопровождении Тернера или Паудина Мак-Лафлина.

Паудин был еще одним известным бойцом «Таммани-Холл». Его вид был поистине устрашающ – в схватке с бандой из Пяти Точек ему откусили нос. Паудин слыл мастером по работе тяжелыми ботинками по поверженному дубинкой врагу, и за это его сильно уважали в преступном мире. Вдохновленный поддержкой Тернера и Мак-Лафлина, Бейкер хвастливо клялся, что, увидев Пула, сразу его убьет. На это Пул отвечал, что если он доберется до Бейкера, то его жалкие кровавые останки едва ли заинтересуют даже гробовщика.

Моррисей видел в противостоянии Пула и Бейкера возможность выполнить свое хвастливое обещание побить Мясника в рукопашной схватке. По физическим характеристикам Пул и Моррисей были очень похожи. Рост обоих превышал шесть футов, а весили оба более 200 фунтов. Пул, вероятно, был более яростным бойцом, но Моррисей, в свою очередь, компенсировал это скоростью и продуманностью действий. Все знали: для того чтобы посмотреть схватку этих бойцов, не жалко будет проехать и тысячу миль, поэтому бизнесмены от спорта всячески пытались свести их друг с другом. Тем не менее, они никогда не дрались. Однажды вечером, несколько недель спустя после того, как Бейкер так сильно пострадал от рук Пула, последний и Моррисей встретились лицом к лицу в баре на Бродвее. Моррисей поставил 50 долларов на то, что Пул не сможет назвать места, где он не натолкнется на Моррисея. Пул назвал пирс на улице Кристофера, в самом центре территории, контролируемой его бандой, и Моррисей молча отдал деньги. Через полчаса Моррисей заявил, что Пул не назовет другого места встречи, и Мясник Билл предложил встретиться на пристани на Амос-стрит, одним кварталом севернее улицы Кристофера, на следующий день в семь часов утра.

На этот раз Моррисей принял вызов, несмотря на советы друзей, которые предупреждали, что он будет драться на опасной территории. В сопровождении дюжины своих людей Моррисей приехал на пристань в коляске, и внезапно на них набросилась толпа из 200 головорезов Пула. Моррисей отважно бился, но его все же затащили на пирс и жестоко избили. Боец был спасен отрядом бандитов «Таммани-Холл», оповещенных о передряге, в которую попал их герой. Пул вообще не появлялся на сцене действия, но через несколько дней, вечером 24 февраля 1855 года, он и Моррисей сошлись в «Станвикс-Холл». Это был новый бар на Бродвее, рядом с улицей Принс, напротив старого отеля «Метрополитен», бывшего тогда центром ночной жизни города. Когда Пул зашел в бар, Моррисей и Марк Магуайр играли в карты в задней комнате, но, услышав голос Билла, хваставшего своей удалью, Моррисей вышел в бар. Подойдя к Пулу, Моррисей плюнул ему в лицо, вытащил кремневый пистолет, прицелился Пулу в голову и три раза нажал на спусковой крючок. Но кремень не высек искру, и Моррисей попросил кого-нибудь из толпы одолжить ему пистолет. Но никто не отозвался на просьбу, и Пул вытащил свой пистолет. Пул уже готов был выстрелить, когда Магуайр схватил его за рукав и спросил вкрадчиво: «Ты ведь не убил бы хладнокровно безоружного, не правда ли?»

Пул яростно выругался и бросил оружие на пол. Затем он вытащил два огромных изогнутых ножа из столовой полки, воткнул их в стойку бара и пригласил Магуайра выбрать любой нож для боя. Но Магуайр вежливо отказался, а за ним и Моррисей, когда Пул настоятельно попросил его воспользоваться преимуществом выбора оружия. Пул, будучи профессиональным мясником, знал все о ножах, и было хорошо известно, что он мог метнуть мясницкий тесак с 20 футов и пробить дюймовую сосновую доску.

В это время в бар вошел Бейкер. Увидев своего друга, Моррисей рванулся было вперед, на Мясника, но вместе с Бейкером вошли несколько полицейских, которые арестовали Моррисея и Пула и вывели их из здания. Возмущенных протестов не последовало, никому не хотелось ввязываться в конфликт с полицией. Как говорили тогда в народе: «Один был слишком напуган, другой слишком смел». На улице полицейские отпустили обоих бойцов, когда те пообещали разойтись по домам и не выходить на улицу до следующего утра.

Моррисей, будучи женатым всего несколько дней, сразу отправился домой на улицу Хадсона, где он жил со своим отчимом. Больше его тем вечером на улицах не видели. Но Пул через полчаса после освобождения вернулся в «Станвикс-Холл» в компании своего двоюродного брата Чарли Лозье и ближайшего друга Чарли Шея. Предлогом для его возвращения было желание извиниться перед хозяином заведения, но на самом деле Пул искал себе неприятностей. Тем временем Бейкер, посовещавшись с Тернером, Паудином и с полдюжиной других бойцов «Таммани-Холл», решил немедленно расправиться с Мясником. Они отправились в салун около полуночи и обнаружили там у бара Пула с Лозье, Шеем и другими друзьями и знакомыми. Паудин, войдя в бар последним из бойцов «Таммани-Холл», закрыл дверь на замок.

Тернер заказал выпивку, и Паудин, двигаясь вдоль стойки бара, толкнул Пула и, когда Мясник Билл зло уставился на него, прорычал:

– Чего вылупился, ублюдок черномазый?

Схватив Пула за лацканы пальто, Паудин трижды плюнул ему в лицо, провоцируя на драку. Мясник спокойно вытащил из кармана пять золотых монет и шлепнул ими о стойку бара, попутно предложив любому боевику «Таммани-Холл», имеющему такие деньги, подраться с ним. Паудина Пул объявил неподходящим для хорошей драки. На секунду все замерли, но вдруг Тернер закричал в ярости: «Давай!»

Он выхватил из-за пояса огромный кольт с длинным дулом, положил его на локоть и спустил курок. Но целился он плохо и попал себе в руку. Взвизгнув, Тернер упал на пол. Лежа на полу, он опять выстрелил и попал Пулу в ногу. Мясник пошатнулся под ударом пули и вытянутыми руками попытался схватить Бейкера. Но тот увернулся и, когда Мясник упал, вытащил револьвер и прицелился ему в грудь.

– Кажется, теперь ты по-любому мой, – сказал Бейкер. Он выстрелил два раза, но Мясник, получив одну пулю в сердце, а другую в живот, все-таки медленно поднялся на ноги. С секунду он покачался у барной стойки, затем вытащил огромный изогнутый нож и пошел на Бейкера, крича, что вырежет его сердце.

Убийство Мясника Билла

Но, прошагав всего пару метров, упал на руки Шея. Бейкер, Тернер и остальные члены банды выбежали через центральный вход, предварительно открытый Паудином. Падая, Пул успел метнуть нож, но он воткнулся в дверной косяк рядом со спиной Бейкера. Все соучастники убийства сдались полиции через два часа. Только Бейкер пересек Гудзон и убежал в Джерси. Он прятался там до 10 марта, после чего взошел на борт брига, уходящего к Канарским островам. Джордж Лау, один из лидеров партии «коренных американцев», предоставил свой клипер «Картечь» в распоряжение властей, и легкое скоростное суденышко отправилось в погоню за бригом. «Картечь» настигла бриг через два часа, судно обыскали. Полицейские арестовали Бейкера и доставили его в Нью-Йорк в наручниках. Ему было представлено обвинение, так же как и Тернеру, Моррисею, Паудину и остальным. Их судили трижды, но каждый раз жюри присяжных не могло прийти к единому решению. В итоге власти решили прекратить процесс, и Бейкера освободили.

Несмотря на свои раны, Пул прожил еще две недели, к величайшему изумлению врачей, которые утверждали, что пуля в сердце вообще несовместима с жизнью. Но все же в присутствии Тома Хайера и других товарищей, которые передавали последние новости скорбящей толпе на улице, Мясник Билл умер, промолвив на последнем издыхании:

– Прощайте, парни! Я умираю настоящим американцем!

«Коренные американцы» устроили Пулу самые пышные похороны за всю историю Нью-Йорка. Более 5 тысяч человек ехали в экипажах или шли пешком рядом с катафалком. С полдюжины духовых оркестров играли траурную музыку, когда мрачная процессия шла от Бродвея до Уайтхолл-стрит. На берегу залива процессию ждали лодки, готовые перевезти покойника к Гринвудскому кладбищу в Бруклине. На всем пути следования катафалка улицы были полностью заполнены немыми наблюдателями. Даже спустя несколько недель в городе мало что обсуждали, кроме убийства Мясника Билла, его похорон и последних слов гангстера. Эти слова часто цитировали по всему городу. Для дешевых театров были спешно написаны новые мелодрамы. В конце всех этих произведений герой оборачивался американским флагом и хрипло кричал под аплодисменты зрителей: «Прощайте, парни! Я умираю настоящим американцем!»

Джон Моррисей ушел с профессионального боксерского ринга в 1857 году, после победы над Хинаном. После этого он посвятил себя политике и развитию своего бизнеса. Первый игорный дом, который Моррисей открыл на доходы от своей бандитской деятельности, преуспевал. Доходы с этого предприятия позволили ему открыть одно из самых величественных заведений города той поры. Оно находилось на Бродвее, рядом с Десятой улицей, недалеко от здания протестантской епископальной церкви Святого Милосердия и магазина Ванамейкера. «С его столом, обслуживанием, кухней и атмосферой, – писал писатель-современник, – ничто не может соперничать по эту сторону Атлантики». В 1867 году Моррисей открыл шикарный игорный дом и ресторан в Саратога-Спрингс. После смерти хозяина эти заведения перешли в собственность Ричарда Канфилда, который был, наверное, самым знаменитым воротилой игорного бизнеса за всю историю Америки. Джон Моррисей всегда хвастался, что «никогда в жизни не нанес запрещенного удара и не передергивал карт», но в политике он не так строго соблюдал подобные принципы. В 1877 году Уильям Твид признался, что Моррисей осуществлял некоторые махинации с активами собственной партии. Вместе с Джоном Келли Моррисей стал одним из лидеров «Таммани-Холл» в начале 1870-х. Но через несколько лет он сошел с политической сцены. Связи Моррисея с бандами также оборвались после боя с Томом Хинаном.