Глава 10

Гляйхшалтунг

Союз России и Германии означает просто слияние двух рек, которые текут к одному морю, морю мировой революции. Национал-социализм подчинится политике гляйхшалтунг[17] с большевистской революцией или гляйхшалтунг подчинит эту революцию себе; что почти одно и то же.

(Раушнинг, 1939 г.)

Если война будет проиграна, нация тоже погибнет. Эта судьба неизбежна. Больше нет необходимости рассматривать основу даже для самого примитивного существования. Наоборот, лучше уничтожить даже ее, и уничтожить самим. Нация оказалась слабой, а будущее принадлежит только сильным европейским нациям.

(Гитлер, март 1945 г.)

Нерон тоже был продуктом своей эпохи. Но после его смерти его статуи были разбиты, а имя стерто со всего. Месть истории ужаснее, чем месть самого могущественного генерального секретаря.

(Троцкий, 1940 г.)

Характерной особенностью войны является то, что она подвергает нацию проверке. Воздействие атмосферных условий приводит к моментальному распаду всех мумий; так и война выносит высший приговор социальным системам, которые пережили свое время.

(Маркс)

После взятия русскими Сталинграда и потери всей 6-й армии Паулюса чары воздействия Гитлера на немецкую армию начиная с 1937 года начали рассеиваться. Даже министр пропаганды больше не осмеливался говорить о фюрере как о полководце, военном лидере с признанной репутацией. В армейском Генеральном штабе вспомнили о предостережениях Людвига Бека, высказанных еще в 1937–1938 годах, зазвучала критика, стали формироваться заговоры против жулика, стоящего во главе армии и государства. Гитлер теперь вел жизнь одинокого волка и нередко кричал Геббельсу, что сыт по горло генералами. Он «не мог вообразить ничего лучшего, чем никогда не иметь с ними дела». Все генералы были «вероломными реакционерами», «противниками национал-социализма». Гитлеру был срочно необходим козел отпущения, на которого он мог возложить вину за все свои неудачи и разочарования.

И все же к весне 1943 года потери немцев в России оставались небольшими, особенно в сравнении с потерями Советского Союза — до миллиона убитых и пропавших без вести, в сравнении с 8–9 миллионами человек у русских. Тем не менее русские «восстали из пепла» и были готовы сражаться, правда имея на этом этапе очень небольшое превосходство в боевой силе и технике. Пока рейх потерял на востоке только одну жизненно важную вещь, но эта потеря была смертельной. Как и в Первой мировой войне, потенциально значительно более сильная коалиция врагов рейха выиграла время, жизненно необходимое для использования неотъемлемо присущих ей больших ресурсов. Гитлеровская азартная игра в блицкриг на основе ограниченной военной экономики провалилась так же решительно, как стратегия императорской Германии в 1914–1917 годах.

Особенно заметна аналогия между Первой и Второй мировой войной на Восточном фронте. Только потому, что Западный фронт был главным и решающим в Первой мировой войне, царские армии, плохо оснащенные и имеющие не слишком хороших командиров, смогли выдержать три года отступления до финального краха. Более того, царские войска 1914–1916 годов имели серьезное преимущество в людской силе над центральными державами. С другой стороны, в решающий период 1941–1943 годов советская армия сражалась с войсками стран оси, имея на Восточном фронте численность от 2 до 8 миллионов человек против 4 миллионов человек у Германии и ее союзников.

Короче говоря, из-за огромных потерь 1941–1942 годов и огромной концентрации сил стран оси на востоке в это время Советская Россия не смогла серьезно воспользоваться преимуществом в людской силе над своими противниками. Тем не менее советская армия, ко всеобщему изумлению, выжила и одержала победу на главном (после июня 1941 года) театре военных действий Второй мировой войны. Царская Россия неудачно продемонстрировала две западные характеристики в войне, а именно искреннюю преданность союзникам и совершенно несоответствующую первоначальную военную промышленную базу. Большевистская Россия изменила царские принципы на обратные и выиграла войну с помощью неискренних союзов и постепенно улучшающейся с 1939 до 1945 года военной промышленной базы. Если бы Троцкий не погиб от рук сталинского палача, он не смог бы упрекнуть своего противника в отсутствии реализма, по крайней мере в этом отношении.

Коммунистическая партия под руководством Сталина поддерживала мораль и дисциплину в России, как никогда не сумел бы Николай II. В этом отношении главным основанием большевистского прихода к власти в 1917 году стало более реалистичное понимание коммунистическими лидерами значения войны и насилия, чем проявленное их более консервативными соперниками в России. Советы, рожденные как плод поражения царской России от рук императорской Германии, смело смотрели в лицо проблемам и успешно их решали, причем значительно более серьезные, чем те, с которыми доводилось сталкиваться их предшественникам. В конце концов, сталинский коммунизм был создан именно для преодоления неодолимых проблем ценой больших жертв и великой крови. Именно поэтому нацист левого крыла, доктор Геббельс, в мае 1943 года заявил, что «Советский Союз жив только потому, что он населен русскими, над которыми господствует большевизм, как диктатор». Геббельс теперь отлично понимал, что недомыслие нацистов в преследовании великороссов, как и славянского патриотизма в целом, под ужасным крылом Сталина, уничтожало «единственную возможность рейха довести войну на востоке до удовлетворительного конца».

Если Гитлер пожинал плоды сталинской пораженческой паранойи в 1937–1941 годах, советский диктатор извлек выгоду из последствий глупости Гитлера, его излишней самоуверенности, жесткости и варварства после этого. В 1937–1939 годах Сталин нанес большой ущерб командованию Красной армии и запятнал репутацию Советского Союза как потенциального противника Запада. Не удовлетворившись этим, в 1939–1940 годах Сталин продолжал охранять тыл своего смертельного врага, Гитлера, пока он был занят ликвидацией последних потенциальных союзников России в Западной Европе. Одновременно советский диктатор трудолюбиво захватывал никудышные территории Финляндии и Румынии, неизбежным следствием чего стало приобретение новых смертельных врагов. И наконец, плененный собственными завоеваниями, Сталин выдвинул части Красной армии и военно-воздушных сил слишком далеко вперед на недавно оккупированные и еще не укрепленные территории балтийских государств и Восточной Польши.

Неохотное изменение политики Сталиным в последнюю минуту, после множества предупреждений весной 1941 года, по крайней мере, помогло втянуть немцев в действия на Балканах накануне операции «Барбаросса», а также избавить советский тыл от активной японской угрозы. С другой стороны, якобинское упорство советского диктатора, летом 1941 года настаивавшего на наступательной стратегии без отступлений, настолько обескровило Красную армию, что она лишь летом 1943 года смогла организовать успешное продолжительное наступление против немцев. Конечно, к середине 1943 года неопытность советских вооруженных сил уже была в основном преодолена, а поток американской техники, продовольствия, топлива и средств связи дал армии мобильность, необходимую для освобождения Украины. Более того, как было и с Гитлером в периоды его успеха, когда Сталин в конце концов смог наступать, его разногласия со Ставкой перестали иметь столь катастрофичные результаты. Победа — великолепный катализатор гармонии в Верховном командовании.

Гитлера можно осуждать за то, что он ввязался в 1939 году в нежеланную войну с Западом, хотя, как и в 1914 году, двусмысленности британской политики сначала были сложны для понимания немцев, а потом стало уже слишком поздно. После этого в течение следующих двадцати месяцев большая стратегия Гитлера приняла форму гигантской окружности. В начале осени 1939 года интересы фюрера сконцентрировались на востоке — в Польше. Зимой его внимание переместилось к северу — в Финляндию. Гитлер мудро воздержался от вмешательства в этот грандиозный советский провал. Возможно, он ожидал открытого столкновения русских с Западом в этот особенно мрачный период войны.

Весной 1940 года Гитлер начал успешные наступления на севере Норвегии, а затем на западе — против стран Бенилюкса, Франции, Великобритании. К осени 1940 года он уже обратил свой взор на юго-запад — на Испанию. Далее Гитлер был вынужден прийти на помощь своему слабеющему союзнику — Италии. Немецкая военная помощь в январе — феврале 1941 года была направлена на юг — в Ливию и Сицилию, а весной 1941 года — на Балканы. Только летом 1941 года Гитлер смог вернуться к своей изначальной цели — славянскому востоку. Учитывая политические, стратегические, логистические, климатические и экономические условия, операция «Барбаросса» никак не могла начаться раньше июня 1941 года. Не могла она начаться и существенно позже, сохраняя надежду на успех.

Время, выбранное Гитлером для нападения на Россию, нельзя было назвать ошибочным, а недооценку советского военного потенциала — удивительной. Сказался всеобщий оптимизм, господствующий среди его военных советников, относительно отсутствия у России шансов уцелеть. Излишняя самоуверенность Гитлера и хитрость Сталина привели фюрера к неправильной оценке японцев, что могло стоить ему войны. Конечно, вполне возможно, что никакая политика немцев не смогла бы сделать японцев активными союзниками в войне. Необходим был полный успех операции «Барбаросса», чтобы Токио смог справиться с воспоминаниями об унизительных встречах с Красной армией в 1938–1939 годах и напасть на Советский Союз в 1941–1942 годах.

Уже на стадии разработки плана «Барбаросса» было ясно, что фюрер полководцем не является. Оглядываясь назад, можно утверждать, что только раннее предложение Рундштедта о начальном ударе на Ленинград, за которым последует сходящееся движение на Москву, могло быть обеспечено адекватной логистической поддержкой. Впоследствии Украина могла быть оккупирована с севера, как хотел Гальдер, с использованием жизненно важного Московского железнодорожного узла против русских. Таким образом, логистический провал зимой 1941/42 года можно было предугадать независимо от климатических условий. Непоследовательные и нелогичные стратегические решения Гитлера в 1941 году, при активной помощи Сталина, уничтожили почти всю Красную армию июня 1941 года. Будь у немцев немного больше профессионализма и танков, они смогли бы добиться решающего успеха против Красной армии раньше, чем наступила зима и в европейскую часть России прибыли сибиряки.

К 1942 году шансы на успех быстро таяли. Однако и логически понятное возобновление непривлекательного наступления на Москву, и еще более «невкусное» возвращение на короткую сильную линию фронта 1939–1941 годов, как предлагал Лееб, было отвергнуто Гитлером. Фюрер предпочел ведение ограниченной экономической войны против Советского Союза, как будто фактор времени ничего не значил для рейха. Возможно, так оно и было после вступления американцев, а вся Сталинградско-Кавказская кампания оказалась не более чем весьма зрелищным последним разгулом неудачливого азартного игрока. Конечно, увольнение Гальдера и опала Йодля значили не меньше, чем логистический опыт рейха в Первой мировой войне, когда его армии в 1918 году вышли к тогда легче достижимому Кавказу, но тоже остановились, вдалеке от гораздо более важных целей на севере.

В 1943 году цена, заплаченная за жесткую оборону, от которой не желал отказываться фюрер, стала настолько очевидной, что Риббентроп, Муссолини и японцы стали открыто пытаться стать посредниками в переговорах с Россией, считая это единственным выходом из тупика, в который зашел дискредитировавший себя гитлеровский крестовый поход против большевизма. Гитлер, лишившись к сентябрю 1941 года итальянского союзника, сам согласился на идею переговоров с Советами, но сразу признался министру иностранных дел: «Знаете, Риббентроп, если я и договорюсь с Россией сегодня, то снова схвачусь с ней завтра. Я ничего не могу с собой поделать». Через несколько месяцев фюрер вновь подтвердил свои слова, заявив, что Сталин не был серьезно настроен на переговоры с рейхом, он лишь надеялся таким образом заставить союзников ускорить открытие второго фронта. Заметим, что политическая интуиция редко подводила фюрера, и в данном вопросе он вполне мог быть недалек от истины.

К 1944 году заговорщики в рядах немецкой армии, не желавшие мириться с безрассудными приказами фюрера и бывшие не в состоянии установить контакты с русскими, захотели перевести лучшие немецкие дивизии с запада, чтобы укрепить разваливающийся фронт группы армий «Центр» на востоке. Там в июле 1944 года благодаря надлежащему использованию массовых танковых формирований и превосходству в воздухе русские окружили многочисленные немецкие войска, которым Гитлер запретил отступать. Как уже было сказано, упрямое преследование фюрером политических целей без стратегии ослепило его настолько, что сделало бесплодными и его политику, и импровизированные стратегические решения. Сталин в свое время сказал, что Гитлер был очень способным человеком, правда, по существу, не слишком умным. А по мнению Гальдера, причина неудачи Гитлера в роли полководца заключается в его неспособности к эффективному мышлению в большой тактике, иначе говоря, в невозможности для него сочетать страсть к технологии с требованиями общей стратегии.

Если в конфликте со Сталиным Гитлер потерпел неудачу в значительной степени из-за элементарной глупости, его заявление о триумфе силы воли над объективными расчетами стратегии постепенно привело его к кровавому конфликту с собственным Генеральным штабом. Весной 1945 года, когда крах Третьего рейха стал очевиден всем, Гитлер уже не выбирал слова в разговоре с начальником штаба, которым тогда был генерал Гудериан. Он кричал: «Для меня невыносимо, что кучка интеллектуалов осмеливается навязывать мнение своим руководителям. Но такова система Генерального штаба, и эту систему я намерен уничтожить». Временами Сталин, несомненно, имел основания чувствовать то же самое, но, как высший священнослужитель детерминистской религии, Сталин едва ли отвергал рациональную военную доктрину так же грубо, как это делал фюрер, всегда находившийся под властью эмоций. Очевидно, Сталин действительно вместе с Молотовым в 1930-х годах посещал лекции генерала Шапошникова в Военной академии имени Фрунзе, где проникся идеями Клаузевица и духом немецкой армии.

Несмотря на варварство нацистской политики по отношению к русским, несущей в себе зародыши самоуничтожения, за которую даже в октябре 1943 года все еще выступал Гиммлер, и несмотря на прежнее неприятие фюрером идеи, «что час России или США пришел», весной 1945 года гитлеровское параноидальное отождествление с ненавистным Советским Союзом стало безошибочным. Отказав Гудериану в ресурсах, никому не нужных в Норвегии, Венгрии или Латвии, но жизненно необходимых для защиты Берлина от русских, австрийский выскочка смог, по крайней мере, отомстить Пруссии и ее аристократическому Генеральному штабу, оказав помощь Красной армии. Неудивительно, что уважение Гитлера к Сталину и тому, что он называл грандиозным свершением советского правителя, создавшего Красную армию, возрастало по мере восстановления сил Советского Союза. В конце концов, Сталин добился действенности политики гляйхшалтунг Третьего рейха и большевистской России, что было предсказано Германом Раушнингом еще в 1939 году. Именно гляйхшалтунга не сумел добиться Гитлер в его великом крестовом походе против Советского Союза. Коммунистические преемники Гитлера в Восточном Берлине получили хорошую возможность реализовать отвратительные детали на месте на протяжении двух следующих десятилетий.

Ход официальных англо-советских отношений до и во время Второй мировой войны был намного менее противоречивым, чем отношения между немцами и русскими, которые колебались от открытой враждебности до недоверия. Конечно, консервативные правительства, предшествовавшие Черчиллю, ненавидели и недооценивали Советский Союз. А более объективный Черчилль так никогда и не был прощен Сталиным за свою ведущую роль в западной интервенции в Россию в конце Первой мировой войны. Испытывая сильный и вполне обоснованный страх перед нацистской Германией, Советы сначала имели тенденцию недооценивать военный потенциал британских союзников, а впоследствии они серьезно переоценивали возможности Великобритании вести наступательные действия. Короче говоря, в период с 1939 по 1945 год Советы просто не могли считать более расточительные стандарты западных обществ в войне необходимыми или верными. Более того, коммунистическое правительство, рожденное предательством западных держав в 1917 году, не могло проявить лояльность западному альянсу после 1939 года, какими бы трагическими ни могли быть последствия такого предательства для Советского Союза в 1941–1942 годах.

Еще осенью 1939 года Черчилль был вынужден признать, что советская политика в своей основе посвящена параноидальной или абсурдно недальновидной концепции исключительно собственных интересов. А неискренность, вульгарность и безжалостность, присущая революционным режимам, еще более затруднила установление эффективных коалиционных отношений, даже когда нападение Германии сделало Советский Союз вынужденным союзником Великобритании. Впоследствии неспособность Черчилля полностью использовать свой все еще не слишком уверенный контроль над Консервативной партией, не говоря уже о нерешительных начальниках штабов в вопросе открытия второго фронта, естественно, привела к обвинениям американцев и русских в неискренности в этом фундаментальном аспекте. Более того, как указал премьер министру британский посол в Советском Союзе в 1943 году, многие обманчивые западные заверения на этот счет породили у русских еще более сильное недоверие к Западу.

То, что это было bona fide[18] советское дело, видно из немецких документов, захваченных американской армией, документов, из которых явствует, что 94 % немецких потерь в июне 1941 — декабре 1943 года были понесены только на Восточном фронте. Определенно последующие советские заявления, что открытие второго фронта намеренно затягивается, чтобы ослабить СССР, отдают обычной ex post facto[19] антизападной пропагандой. Однако в 1943 году русские вполне обоснованно чувствовали себя преданными, впрочем, так же как и Запад в 1939 году. Хотя большая стратегия англичан, конечно, не была рассчитана на нанесение ущерба Советскому Союзу в 1942–1943 годах, не была она, как утверждалось в то время, направлена и на помощь ему. В точности такую же политику вели японцы по отношению к Германии: она просто вырабатывалась и поддерживалась, и в ней не более чем pro forma[20] учитывались интересы Советского Союза. Но в отличие от японцев британцы были спасены благодаря выживанию своего более сильного союзника.

Когда англичане в конце концов под давлением союзников были вынуждены в 1944 году вторгнуться во Францию, вторжение было предпринято главным образом в интересах Запада. О крахе Советского Союза речь уже не шла. В это время советской армии уже не требовалось ничего, кроме западного снабжения, хотя, безусловно, открытие второго фронта несколько облегчило военные действия Советского Союза в Польше и на Балканах. Но Западный второй фронт мог, по крайней мере, удержать русских от жизненно важного Рура, так же как и от Рейнской области, а этого никогда бы не добилось даже самое крупное наступление союзников на Средиземноморье.

Поскольку американцы оставались несведущими относительно основных намерений русских, были виновны в задержке открытия второго фронта и стремились любой ценой обеспечить участие Советского Союза и в войне на Тихом океане, и в Организации Объединенных Наций, после 1944 года Сталину оставалось только преодолеть сопротивление англичан проведению его политики в Европе. Терпеливый государственный деятель, который, в отличие от Гитлера, знал, когда и где следует остановиться, Сталин в течение последнего года войны оказывал давление на слабеющую и изолированную Великобританию — какое хотел. Когда в Варшаве в августе 1944 года или в Афинах в декабре того же года он понял, что зашел слишком далеко, он отступил, хотя и не извинился. Извинения были не для правителя, который претворял в жизнь самые дикие мечтания царя-славянофила.

Упорство Сталина, дисциплина большевистской партии и великорусский патриотизм доказали свою возможность противостоять, а потом и отбросить назад великий крестовый поход Гитлера. И к 1945 году фюрер завершил уничтожение немецкой гегемонии над славянским востоком, начало которой положили его безумные предшественники в Берлине и Вене столетием раньше. Славянские народы наконец смогли оттеснить германцев туда, где они жили в раннем Средневековье, то есть, по крайней мере, в одном аспекте миссия Гитлера была успешной. В условиях временного вакуума власти, созданного в Центральной Европе некомпетентностью и почти полным безумием Гитлера, Сталин мог надеяться приспособить противоречивые идеологические корни своего могущества, марксистского мессианства и империализма славянофилов. Наконец, на распростертом теле Третьего рейха Лев Троцкий и Третий Рим могли снова стать одним.


Примечания:



1

Великое переселение народов (нем.). (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. пер.)



2

Фактически (лат.).



17

Унификация, подчинение господствующей идеологии (нем.).



18

Истинный, настоящий, подлинный (лат.).



19

Имеющий обратную силу (лат.).



20

Для проформы (лат.).