Не гладок путь от

земли к звездам.

(Сенека)

Великий Рим был городом, где решались судьбы государств и народов, городом, откуда вышли железные легионы, разрушившие Карфаген, Сиракузы и Коринф. Римлянам было суждено властвовать и повелевать миром полтысячелетия — но, как всегда, эпохе расцвета предшествовали детство и юность — время, когда Рим был маленьким городком на вершине зеленого Палатинского холма.

Внизу, под холмом, в болотистой долине протекал Тибр, а по соседству возвышался ещё один холм, Квиринал, где тоже жили римляне — там было несколько десятков лачуг за деревянным частоколом. В долине Тибра было много таких городков; они принадлежали племенам латинов, некогда завоевавшим эту страну вместе с другими италийскими племенами. Это произошло в те далекие времена, когда на Средиземноморье обрушилось нашествие "морских народов", когда племена ариев, вырвавшись из Великой Степи, увлекли за собой прибрежные народы и, пересев с колесниц на корабли, достигли Италии и границ Египта. По легенде, в этот вихрь племен попали последние герои гомеровской Трои во главе с Энеем, считавшимся предком латинян; этот вихрь занёс в Италию и этрусков, обитавших где-то неподалеку от Трои и основавших по соседству с латинянами несколько воинственных общин. По преданию, дочь одного из латинских вождей была жрицей в храме богини Весты — давшей обет безбрачия "весталкой". По воле бога у нее родились близнецы, которых сочли за детей греха и приказали утопить. Раб отнес корыто с младенцами к реке и пустил вниз по течению; корыто пристало к берегу, и малышей вскормила своим молоком волчица; потом их подобрал пастух, назвавший мальчиков Ромулом и Ремом. Когда близнецы выросли, они отомстили едва не погубившему их вождю, а затем с группой удальцов решили основать новую общину. Ромул выбрал место на пустынной вершине Палатинского холма — но это место не понравилось Рему; в ссоре братья схватились за мечи, и Рем был убит.

21 апреля 753 года Ромул провел борозду на месте будущего частокола и основал поселок, которому дал свое имя — Roma. Потом Ромул и его друзья пригласили на пир местных жителей, сабинян, и захватили их дочерей — легенда донесла до нас рассказ об обычных событиях тех времен, когда дружины завоевателей вторгались на чужую землю, и, засев на холме, совершали набеги на местное население, захватывали женщин и порабощали пленников. По легенде, сабиняне пытались вернуть своих дочерей и напали на Рим, но дочери, ставшие женами, пришли со своими маленькими детьми на поле боя и примирили отцов и братьев со своими мужьями. В конечном счете, пришедшие с Ромулом дружинники стали основателями патрицианских родов, закабаленные пленники — их "клиентами", а покорившиеся и сохранившие свободу туземцы стали называться плебеями. "Арийские государства", основанные завоевателями в разных странах, были похожи друг на друга, везде — в Риме, в Спарте, в Хаттусе — везде были благородные господа, везде были рабы и сохранившие свободу туземцы-плебеи. Ополчение "благородных" везде возглавляли вожди-цари, правившие вместе с советом родовых старейшин — этот совет назывался в Риме сенатом; народное собрание лишь отвечало "да" или "нет" на вопросы старейшин.

Дружина Ромула не обладала такой силой, как древние хетты или спартанцы, поэтому рабов-клиентов было немного и отношение к ним было мягким, "отеческим" — они были включены в состав рода-"фамилии" как младшие родственники. Патрициям, не имевшим рабов, приходилось самим пахать землю, и образ идущего за плугом благородного патриция стал символом старого Рима — времен, когда "вечный город" был маленьким поселком на вершине холма. Под холмом располагался "форум", рыночная площадь с лавками и крытой соломой белёной глинобитной хижиной, храмом богини Весты, хранительницы домашнего очага. Жрицы-весталки постоянно поддерживали огонь в очаге, и любой поселянин мог взять здесь головню для своей потухшей печи. Дома благородных патрициев были такими же крытыми соломой хижинами, в которых огонь горел на земляном полу и дым выходил в двери — в VI веке, когда на берегах Италии процветали греческие колонии и греки жили в роскошных виллах с бассейнами и садами, — в это время Рим ещё оставался бедным варварским городком.

Римляне старались перенимать культуру греков и этрусков, они заимствовали у них письменность, цифры, календарь, меры веса, одежду, тайны гадания по полету птиц. Римских богов стали отождествлять с греческими, царя богов Юпитера — с Зевсом, бога войны Марса — с Аресом, богиню любви Венеру — с Афродитой. В VI веке Рим обнесли каменной стеной, а на одном из холмов — Капитолии — построили акрополь с большим храмом Юпитера. Это было время, когда в греческих городах правили тираны, — и римские цари подражали греческим тиранам, они покровительствовали плебеям и казнили многих недовольных патрициев. С падением греческой тирании патриции изгнали царей и передали власть двум консулам, избираемым ежегодно из числа знати. Этот государственный строй назывался "res publica" — "народное дело", однако в действительности "республика" была делом богатых и знатных. Со времен завоевания патриции присвоили себе большую часть земель, которую они называли "народным полем"; плебеи ютились на оставленных им жалких наделах, бедствовали и постоянно находились в долгу у патрициев. По закону, неисправного должника могли убить или обратить в рабство — патрицию было достаточно поклясться, что плебей ему задолжал. Плебеи были обязаны сопровождать патрициев на войну — но они не желали сражаться за "республику" и иногда в разгар войны уходили из Рима на Священную гору. Патрициям приходилось идти на уступки; они согласились, чтобы у плебеев были свои защитники, "народные трибуны", способные наложить "вето" на несправедливое решение сената и консулов. Двери в доме трибуна не запирались ни днем, ни ночью, и гонимые в любое время могли найти в нем защиту. Чтобы прекратить судебный произвол, был создан кодекс законов — законы были записаны на 12 медных таблицах и вывешены на обозрение народа.

В 390 году на Рим обрушилось нашествие галлов. Галлы (или кельты) пришли в Европу с Третьей Волной степных народов и покорили весь материк, лежавший за Альпами и Балканами. Они были многочисленны и сражались с неукротимой яростью, в V веке они захватили Северную Италию и в 390 году подступили к Риму. Римское войско было разбито в кровавой битве на реке Аллии, галлы ворвались в Рим, разграбили город, а затем осадили крепость на Капитолии. Осада продолжалась семь месяцев, и во время одного из ночных нападений римлян спасли лишь гуси, посвящённые богине Юноне: их гогот разбудил заснувших на стене воинов. Чтобы освободиться от осады, римлянам пришлось заплатить выкуп — когда они отмеряли золото, вождь галлов Бренн бросил на чашу с гирями свой меч. "Горе побежденным!" — сказал Бренн, и римляне покорно уравновесили меч золотыми монетами.

Галлы пять раз подступали к Риму, и римлянам пришлось оставить распри; в 376 году патриции смирились и предоставили плебеям гражданские права, затем было отменено долговое рабство. Отныне плебеи сравнялись в правах с патрициями, и на смену власти знати пришла власть богатства. Богатые плебеи были включены в сенат, который стал собранием богатейших людей Рима; сенат по-прежнему управлял всеми делами, а бедняки по-прежнему страдали от безземелья и мечтали о революции, которая дала бы им землю. В 321 году Рим снова потерпел поражение — на этот раз от самнитских племен в Средней Италии; большая римская армия была окружена и сдалась в плен в Кавдинском ущелье. Самниты отпустили пленных, но принудили их пройти под позорным "игом" — под копьём победителя, положенным на два других, воткнутых в землю копья. Римские полководцы были вынуждены приступить к реформе своих военных сил — к той самой великой реформе, которая даровала римлянам господство над миром.

Побуждаемые обстоятельствами войны, римляне изобрели новый способ маневрировать войсками на поле боя, их легионы строились не так, как фаланга — сплошной массой — а с промежутками, подобно клеткам на шахматной доске. Легион, насчитывавший 5 тысяч воинов, строился в три линии по манипулам в 120 человек; в ходе боя манипулы задних линий входили в промежутки передней линии, чтобы сменить потрепанные части или усилить удар. Это тактическое изобретение — возможность сменять части на поле боя — даровало римлянам господство над миром; новые легионы с легкостью разгромили самнитов и галлов.

До Великой Реформы Рим был одним из многих италийских городов-государств — его владения не распространялись далее городских окрестностей. После реформы положение изменилось: римляне подчиняли всё новые и новые племена, присоединяя их в качестве "союзников". "Союзники" стали новыми плебеями: римляне отнимали у них половину земли, заставляли платить дань и сопровождать их на войне. На новые земли выводились римские колонии, безземельные бедняки были обеспечены фермами, и никто более не помышлял о революции: военная победа разрешила все социальные конфликты. К 272 году римляне овладели Средней и Южной Италией; в своем безудержном порыве легионы переправились в Сицилию и столкнулись с новым могущественным противником — Карфагеном.

Началась полувековая эпоха Великих Войн.

Предоставьте мечу

решать судьбу мира.

(Лукиан .)

Великая война Рима с Карфагеном была столкновением двух разных миров, удивительным образом оказавшихся на одной планете. Мир римлян — это был мир крестьян, идущих за плугом, но ещё не разучившихся воевать и хранящих в своих глинобитных хижинах воинские доспехи. Мир карфагенян был миром торговли, миром далёких морей, натянутых ветром парусов — и миром золота, которое двигало эту торговлю. Карфаген был городом, где поклонялись золотому тельцу, городом роскошных вилл с бассейнами и чернокожими наложницами, городом банков, где бородатые финикийцы перебирали холеными пальцами блестящие золотые кружочки. Золото означало власть, и, хотя финикийцы давно разучились сражаться, золото позволяло нанимать воинственных и жестоких варваров, галлов или нумидийцев, которым было всё равно, кого убивать.

В 264 году римляне по приглашению враждовавших между собой сицилийцев впервые высадились на этом благодатном острове — в ответ карфагенский флот начал опустошать берега Италии. У римлян не было флота, но они мобилизовали граждан, разобрали на части случайно попавшую к ним карфагенскую полиеру и по ее образцу за несколько месяцев построили 120 судов. В передней части своих кораблей римляне соорудили перекидные мостики, цеплявшиеся за борта судов противника — это новшество позволило им выиграть несколько морских сражений. Однако Карфаген был сильным противником, и война за Сицилию продолжалась 23 года; римляне высадились в Африке и подступили к самому Карфагену — но навстречу им вышли сотни боевых слонов, буквально раздавившие маленькую римскую армию. Римские моряки были неопытны и несколько раз попадали в шторм; морская пучина поглотила сотни кораблей и десятки тысяч римлян; побережье на многие мили было покрыто обломками судов. В конце концов, карфагеняне потерпели поражение, отдали Риму свои крепости на Сицилии и выплатили большую контрибуцию — но они не оставили мысли о реванше.

Карфагенскими наемниками в Сицилии командовал знаменитый полководец Гамилькар по прозвищу Барка — "Молния". Гамилькар ненавидел римлян и заставил своего 9-летнего сына Ганнибала поклясться отомстить Риму — если это не удастся сделать ему самому. Готовясь к новой войне, Гамилькар принялся расширять испанские владения Карфагена; он одержал много побед, подчинил местные иберийские племена, но, в конце концов, погиб в бою с воинственными варварами. Преемником Гамилькара на посту командующего армией стал его зять Гасдрубал, а затем подросший сын Ганнибал. Ганнибал был воспитан в военном лагере и с детства познал искусство войны, искусство маневров и военных хитростей. Военная добыча позволяла ему содержать армию и вести войну на свой страх и риск, в 218 году он неожиданно двинулся со своим 60-тысячным войском из Испании в Италию.

На пути Ганнибала лежали покрытые снегом Альпы, и римляне считали карфагенского полководца безумцем. Армия двигалась по единственной обледенелой тропинке, воины тысячами срывались в пропасти и замерзали в снегах, засевшие на вершинах горцы сбрасывали сверху огромные валуны. Больше половины солдат нашло могилу во льдах, но для Ганнибала это были всего лишь наёмники-варвары; спустившись с гор, он мог навербовать новых. За горами, в долине реки По, Ганнибала ждали давние враги Рима, галлы — они пополнили поредевшее войско и вдохнули в него новые силы. Ганнибал вёл войну с помощью военных хитростей и засад — римлянам ещё не приходилось сталкиваться с таким противником. Сначала одна римская армия была окружена и разбита на реке Требии, затем, весной 217 года, на берегу Тразименского озера попала в засаду другая армия — это было страшное побоище, когда погибло 25 тысяч римлян. В Риме вспыхнула паника, и сенат вручил власть диктатору Фабию Максиму, опытному полководцу, который старался изнурять противника, не вступая в крупные сражения.

Летом 216 года пришедшие в себя римляне решили дать решающий бой; под знаменами прославленных легионов собралось 80 тысяч воинов. Римские легионеры были одеты в кирасы из железных пластин, в то время как галльские наёмники Ганнибала имели лишь щиты и мечи; обладая полуторным численным превосходством, римский консул Варрон не сомневался в успехе — но Ганнибал сумел найти слабое место римлян. Римская конница была слабее карфагенской, навербованной среди кельтов и африканских кочевников-нумидийцев. В разыгравшейся близ города Канны знаменитой битве кельты и нумидийцы сумели опрокинуть стоявшую на флангах римскую конницу и, развернувшись, ударили в тыл легионам. Римляне были окружены, началась резня, в которой погибла почти вся римская армия.

Битва при Каннах вошла в историю военного искусства как символ окружения и разгрома — повторить Канны было мечтой всех европейских полководцев Нового времени. Однако победа при Каннах не принесла победы в войне; Рим сохранил свое могущество — ведь это был не только город, но и государство, включавшее тысячи деревень, населённых крестьянами, в домах которых хранились воинские доспехи. Результаты победы Ганнибала ограничились переходом на его сторону нескольких издавна враждебных Риму италийских племен; несколько племен и тридцать тысяч ненадёжных наемников — это было всё, что мог противопоставить Риму победитель при Каннах. Рим ответил на Канны всеобщей мобилизацией — он выставил на поле боя четыре новые армии и 230 тысяч воинов. Началась долгая война на истощение; избегая больших сражений, римляне шаг за шагом оттесняли Ганнибала на юг полуострова. Карфагеняне были разбиты в Испании; наконец, в 204 году римский полководец Сципион высадился в Африке. Ганнибал погрузил свою армию на суда, перебил солдат, не желавших уходить из Италии, и поспешил на защиту Карфагена; весной 202 года близ города Зама произошла решающая битва. Превосходство в кавалерии было теперь у римлян и Сципион сумел окружить войска Ганнибала — точно так же, как это сделал Ганнибал при Каннах.

Карфаген был вынужден просить мира; карфагенские сенаторы, старцы в длинных белых одеждах, пришли к Сципиону, чтобы умолять о милости. Они отказались от владений в Испании, согласились выплатить огромную контрибуцию, перебить боевых слонов и отдать Риму свой военный флот. Сотни великолепных кораблей — краса и гордость Карфагена — были преданы огню, и карфагеняне плакали, глядя с городских стен на огромное зарево. Чтобы заплатить контрибуцию, карфагенская олигархия взвалила на народ непосильные налоги; это вызвало вспышку негодования: в Карфагене уже давно не было мира между бедными и богатыми, и народ не раз поднимался против буржуазии. В 196 году народное собрание вручило диктаторскую власть своему кумиру Ганнибалу, и он сумел заплатить Риму, отняв часть имущества у аристократии. Обобранные олигархи обратились к римлянам и обвинили Ганнибала в подготовке новой войны, на старости лет великому полководцу пришлось бежать из родного города и искать убежища у сирийского царя Антиоха III. Но римляне продолжали преследовать своего кровного врага и, разгромив Антиоха, потребовали выдачи Ганнибала. Окруженный в своем доме врагами, Ганнибал принял яд. "Избавим римлян от давней заботы, раз уж им невтерпеж дожидаться смерти старика", — сказал он, держа в руке чашу с отравой.

Будет некогда день и погибнет

священная Троя…

(Гомер.)

Карфаген был плотиной, которая полстолетия сдерживала напор римских легионов — но, в конце концов, плотину прорвало, и на окружающий мир хлынула Римская Волна. В 200 году римские войска высадились в Греции; повидавшие мир греки с удивлением наблюдали за дисциплиной и выправкой новых завоевателей и за их удивительными маневрами на поле боя — маневренная тактика легионов была Новым Оружием, обеспечивавшим победу. В 197 году легионы встретились на Кеноскефальских холмах с доселе непобедимой македонской фалангой. Ощетинившаяся копьями фаланга первым страшным ударом сбросила римлян со склона холма, но, спустившись в лощину, она разорвала свой строй, и легионеры устремились в эти открытые промежутки. Македоняне с их шестиметровыми копьями были беспомощны перед короткими мечами ворвавшихся в их ряды римских солдат. Они поднимали свои копья вверх — это означало сдачу в плен — но римляне не понимали этого знака и убивали всех подряд. Одержав победу над македонским царем Филиппом V, римляне переправились в Азию и в битве при Магнесии разгромили сирийского царя Антиоха — через двенадцать лет после победы над Ганнибалом Рим стал повелителем Средиземноморья. Некогда могущественные цари вынуждены были заискивать перед римским сенатом, как и карфагеняне, они выдали Риму свой флот, своих боевых слонов и обязались заплатить огромную контрибуцию.

Римляне пока не требовали земли — они довольствовались огромной добычей, тоннами золота и серебра, драгоценностями, слоновой костью и десятками тысяч рабов. Греческие города были объявлены "свободными", но на деле всем распоряжались римляне, ставшие судьями в извечных конфликтах между городами. Македония не смирилась с новым порядком и ещё раз вступила в борьбу с Римом; в 168 году фаланга снова встретилась с легионами в битве при Пидне — и снова потерпела поражение; 25 тысяч македонян остались на поле боя — это была последняя великая победа Рима: после этой победы у римлян уже не было достойных противников. Римский консул Эмилий Павел удостоился грандиозного триумфа: три дня через город несли захваченные им богатства, золото, картины, статуи, оружие; следом за добычей под щёлканье плетей гнали толпу знатных пленников — среди них был и царь поверженной Македонии Персей. За пленниками в позолоченной колеснице ехал победитель Эмилий Павел; над его головой раб держал золотой венок; время от времени раб склонялся к герою торжества и негромко напоминал ему: "Не возгордись! Помни, что ты всего лишь человек! Помни о смерти!" За полководцем, распевая походные песни, шли его воины; весь город ликовал в предвкушении денежных раздач и праздничного пира — ещё никогда триумф полководца не праздновался с таким великолепием.

Македония была обезоружена и превращена в римскую провинцию — но у Рима остался ещё один старый враг, Карфаген. Ганнибал оставил о себе долгую память, и римляне со страхом смотрели на возродившуюся мощь Карфагена. "Карфаген должен быть разрушен!" — без устали повторял один из вождей сената, знаменитый оратор Катон. В 149 году римляне потребовали у Карфагена выдать накопленное в городе оружие — и карфагеняне, смирившись, отдали свои доспехи и катапульты. Однако затем последовало новое требование: карфагеняне должны были оставить свой город, оставить кормившую их морскую торговлю и поселиться вдали от моря.

Вопль отчаяния пронёсся по Карфагену при известии об этих условиях; обезумевшая толпа бросилась убивать аристократов, сторонников соглашения с Римом. Были освобождены и призваны в армию рабы; всё золото, все украшения и драгоценности были собраны, чтобы купить оружие и зерно; женщины остригли свои волосы, чтобы свить канаты для катапульт — и, наконец, по старому обычаю в жертву Ваалу были принесены сотни детей; под рёв и стенания толпы их сжигали в чреве огромной бронзовой статуи кровожадного бога. Голыми руками, сбрасывая со стен камни, карфагеняне сумели отразить первый штурм; тысячи людей с одними факелами бросились к осадным машинам и сожгли их; римляне были вынуждены перейти к осаде, которая продолжалась долгих три года. В конце концов, когда карфагеняне обессилели от голода, легионерам удалось ворваться в город. Карфаген горел; бои шли на улицах и на крышах шестиэтажных домов, которые рушились, погребая сражавшихся под обломками. Почти всё население огромного города погибло в кровавой резне; 50 тысяч уцелевших были обращены в рабство. Римляне сожгли всё, что осталось от Карфагена; предание рассказывает, что римский полководец Сципион Эмилиан долго смотрел на горящий город, тихо повторяя слова Гомера:

Будет некогда день, и погибнет священная Троя…

Потом он приказал разравнять обугленные руины и провести борозду плугом — в знак того, что место, где стоял Карфаген, проклято во веки веков.

Горе побежденным!

(Бренн.)

Силой непобедимого оружия, огнем и мечом римляне создали новый мир и новый порядок — этот мир и этот порядок назывался pax Romana. Всё так же светило солнце над равнинами благословенной Италии, и римский крестьянин все так же шел за плугом — но теперь у него была пара добрых быков, которых вёл под узду молодой раб, приведённый из дальнего похода. Раб мог заменить крестьянина на пахоте, а домашнюю работу выполняла тихая служанка-рабыня, купленная на рабском рынке в соседнем городке. У крестьянина было несколько гектаров пашни и добротный дом, в котором на видном месте висели боевые доспехи. Римляне были господами нового мира, многие из них имели поместья с десятками рабов и виллы с колоннадами, парками и бассейнами.

Когда-то Ромул со своими патрициями укрепился на Палатинском холме, поработил часть окрестных жителей и заставил остальных платить дань — теперь римляне проделали это со всем Средиземноморьем. Окончательно подавив сопротивление италиков, они заняли лучшие земли полуострова; Рим стал огромным городом-лагерем, откуда во все стороны света выходили непобедимые легионы; они сметали с лица земли города и цивилизации и возвращались с грудами золота и толпами закованных в кандалы рабов. Все государства завоевателей были похожи друг на друга и история Рима повторяла историю других арийских государств, историю хеттов, Микен и Спарты. Так же, как и в других арийских государствах, власть в Риме принадлежала знати, оплотом которой был совет старейшин, сенат. Патрицианский сенат в IV веке был пополнен богатейшими плебейскими семьями; аристократия происхождения слилась с аристократией богатства и образовала сословие "знатных", "нобилей".

Правителей Рима, консулов и преторов, избирал народ, но лишь нобили могли привлечь простонародье, устраивая для тысяч людей пиршества и цирковые развлечения. Лишь богатство и знатность могли открыть путь к должностям, а потом в сенат — отставные сановники становились сенаторами. Сановники получали в управление провинции и командовали легионами, они развязывали грабительские войны и, вернувшись с добычей в Рим, возводили мраморные дворцы с портиками и статуями прославленных предков. Если не удавалось развязать войну, то наместники грабили собственную провинцию, требуя с неё контрибуции и новые налоги.

Порядки Рима почти не менялись с первобытных времен Ромула и Рема — государство не имело ни чиновничьего аппарата, ни налоговой системы. Римляне не платили налогов, а налоги с провинций сдавались на откупа, и их сбор в действительности был бесконтрольным грабежом несчастных провинциалов. Римские богачи создавали откупные компании, складывались и вносили налог авансом, а затем под видом сбора налога безжалостно грабили провинцию с помощью военных команд. Постепенно появилось целое сословие откупщиков и банкиров; по старой традиции их называли "всадниками" — потому что в прежние времена богачом считался только тот, кто прибывал в ополчение на коне. Всадники покупали и продавали паи откупных компаний; на старом рынке, "форуме", появилась украшенная колоннадой "базилика", где финансисты торговали паями и где судьи разбирали их споры.

В Риме появилась финансовая буржуазия и банки, но торговля и ремесла оставались чуждыми для народа крестьян и воинов; торговцами и ремесленниками обычно были поселившиеся в городе финикийцы и греки. После завоевания Греции дома богатых римлян наполнились греческими рабами; среди них было много ремесленников, создававших роскошные ткани, вазы, мебель. Греки познакомили Рим с роскошью и искусством; они научили римлян строить прекрасные виллы с портиками и пировать, возлежа на позолоченных ложах. На пирах появились изысканные яства, музыканты и красавицы-гетеры; стало модным упражняться в риторике и цитировать греческих поэтов. Появились театр и первые латинские писатели — по происхождению тоже греки; подражая гомеровской "Илиаде", грек Энний написал на латыни большую поэму о войне с Ганнибалом.

Всё это не нравилось приверженцам старых традиций, привыкшим носить простую одежду и есть грубую пищу; знаменитый поборник старины сенатор Катон приказал закрыть первый театр и снести несколько роскошных вилл. Римское простонародье предпочитало театру кровавые бои гладиаторов, исконно римскую забаву, когда на арене цирка заставляли сражаться между собой приведённых из похода пленных. В этих сражениях иногда участвовали целые отряды пехотинцев и всадников, убивавших друг друга под рев многотысячной толпы; арена была залита кровью и покрыта трупами — и даже среди зрителей-болельщиков вспыхивали яростные схватки. Римляне оставались варварским народом, едва затронутым греческой цивилизацией. Школы, в которых преподавали греческие вольноотпущенники, посещали лишь дети аристократии; простонародье было равнодушно к музыке, танцам и даже к спортивным упражнениям в гимнасиях.

В Риме уважали лишь силу и доблесть в сражениях, а к побежденным, пленным, рабам относились с высокомерным презрением. У римлян было множество рабов — их было гораздо больше, чем свободных — и считалось, что удержать их в повиновении можно лишь страхом. Сенатор Катон советовал изнурять раба непосильной работой так, чтобы он не думал ни о чём, кроме как о еде и сне. Старых и больных рабов привозили на один из островов посреди Тибра и оставляли там умирать — там повсюду белели черепа и кости умерших голодной смертью рабов. На огромных плантациях в Сицилии трудились сотни и тысячи рабов, разделённые на рабочие отряды; они работали в цепях под щелканье бичей, а на ночь их загоняли в казарму, где они спали вповалку на земляном полу.

В 137 году доведённые до отчаяния рабы восстали и, вырвавшись из казарм, буквально растерзали своих господ — тех, кто не успел бежать с острова. Вооружившись топорами, мотыгами и серпами, рабы разгромили несколько римских отрядов и три года владели Сицилией — но, в конце концов, восстание было подавлено, и 20 тысяч рабов было распято на крестах. Кресты стояли по всей Сицилии — это был символ римского мира и римского порядка, "Pax Romana". Кресты с умирающими рабами, толпы пленных, бредущих перед колесницей триумфатора; мерный шаг проходящих через город легионов; рёв толпы и трупы гладиаторов на арене; мраморные виллы в зелени парков — таков был римский мир в глазах современников. "Горе побежденным!" — таков был девиз этого мира. Так же, как когда-то надменный вождь галлов, город Рим бросил свой меч на мировые весы, и все народы Средиземноморья покорно несли золото, чтобы уравновесить оружие победителя. Могло ли это продолжаться вечно? Быть может, это и был великий мировой порядок, установленный самой природой — порядок, при котором слабые должны быть рабами сильных?

На этот вопрос могло ответить лишь будущее.

Ни одно государство не может жить в покое. Если оно не находит

врага вовне, оно находит его внутри.

(Ганнибал .)

"Все течет, все меняется, — говорил великий философ Гераклит. — В одну и ту же реку нельзя войти дважды". Подобно тому, как река течет под влиянием силы тяжести, историей движет демографическое давление — и историю нельзя остановить, как нельзя остановить реку. За пятьдесят лет мира население Италии должно было увеличиться примерно вдвое, за сто лет — вчетверо, и рано или поздно должно было наступить Сжатие. Разделы отцовской земли между сыновьями приводили к измельчанию наделов и обнищанию крестьян, тех самых гордых римских крестьян, в домах которых раньше висели воинские доспехи — теперь они были проданы, чтобы расплатиться с долгами.

Ещё хуже было положение италиков, покоренных Римом италийских племен, отдавших победителям половину своей земли и сопровождавших легионы на войну в качестве "союзников". И легионеры, и "союзники" отчаянно нуждались в земле — и в Италии была земля, но она была занята поместьями нобилей, роскошными виллами, парками и плантациями, на которых работали сотни рабов. Эти богачи иногда давали взаймы бедному соседу, а потом забирали его землю в счет неоплаченного долга и расширяли свои плантации. Чтобы покупать самое необходимое, крестьянам нужно было продавать часть своего хлеба на рынке — однако и здесь их преследовала злая судьба: своим собственным оружием они заставили провинции поставлять в Италию огромное количество хлеба — и в результате оказались не в состоянии продать свой урожай. Разорённые крестьяне шли в Рим и просили подачек у дворцов знати; город был наполнен безработными и нищими, его население достигло миллиона, и он напоминал переполненный лавой, готовый извергнуться вулкан.

При всём разнообразии человеческих характеров и судеб, история имеет свойство повторяться снова и снова — события II века во многом повторяли события двухсотлетней давности, эпоху борьбы патрициев и плебеев. Мировая история видела много периодов Сжатия и много революций: революции в Сиракузах, Спарте, Ахайе — и в более давние времена похожие события происходили на Ближнем Востоке. Однако потрясения в Риме намного превосходили масштабами всё, что до сих пор видел мир — одно дело маленькая Спарта, владевшая лишь зелёной долиной Эврота, и другое дело — огромный Рим, господствовавший над Средиземноморьем.

Так же, как в Спарте, первыми, кто услышал рокот пробуждающегося вулкана, были вожди армии: их обнищавшие солдаты больше не могли воевать и требовали земли. В 133 году соратник разрушителя Карфагена, Сципиона, народный трибун Тиберий Гракх предложил ограничить поместья знати 250 гектарами, а излишек раздать бедным. Это было воскрешение закона, принятого по требованию плебеев ещё в 367 году, но так и не проведённого в жизнь — безземельные крестьяне II века, подобно плебеям, снова поднялись на борьбу. Массы крестьян со всей Италии собрались в Рим, чтобы поддержать Тиберия Гракха; при всеобщем ликовании народное собрание утвердило "аграрный закон" — с тех пор это слово стало символом социальной революции. Противившийся принятию закона трибун Октавий был лишен должности и едва не растерзан толпой; десятки тысяч крестьян получили землю — однако знать продолжала сопротивляться. Когда италийские крестьяне покинули Рим, аристократы спровоцировали столкновение в народном собрании; сенаторы, самые почтенные люди Рима, вооружившись дубинами и ножками разбитых скамей, бросились на сторонников Тиберия. Тиберий был убит ударом дубины, и его тело было брошено в Тибр; вместе с народным вождем погибло около 300 его соратников.

Наделение крестьян землей было прекращено, но остановить революцию было невозможно: ведь крестьянам не оставалось ничего иного, как бороться за землю или умирать от голода. В 123 году собравшиеся со всей Италии крестьяне избрали народным трибуном младшего брата Тиберия, Гая Гракха. Так как в Италии земли не хватало, то Гай Гракх стал выводить переселенческие колонии и выделять крестьянам землю в провинциях. Для городской бедноты были организованы хлебные раздачи: за счет поставок из провинций каждому гражданину полагалось по буханке хлеба в день. Гай Гракх предложил наделить гражданскими правами италиков и дать им землю в колониях — это был новый лозунг, который вовлекал в революцию миллионы бедных италийских крестьян. Гракх стал популярен среди италиков — но от него отшатнулись римляне, не желавшие, чтобы их равняли с "союзниками". На новых выборах кандидатура Гракха была отвергнута, и сенат, воспользовавшись случайным инцидентом, постановил "низложить тирана". Войска штурмом овладели Авентинским холмом, где укрепились сторонники народного вождя; Гай обратился в бегство, он бежал по улицам города, и прохожие, точно на состязаниях, призывали его бежать быстрее — но никто не оказал помощи. Окруженный врагами, Гракх приказал верному рабу пронзить его мечом; его тело так же, как тело его брата, было брошено в воды Тибра.

Сенат сумел подавить ещё одну вспышку революции, но вулкан народного гнева продолжал клокотать, и требовалось лишь время, чтобы из него снова потекла лава. Со времен гибели Гракхов римское общество раскололось на две ненавидевшие друг друга партии, их называли "аристократы" и "демократы", "оптиматы" и "популары", а чаще — "сенат" и "народ". Обнищавшее крестьянство не могло и не желало сражаться за власть сената; армия вконец разложилась, и некогда непобедимые легионы терпели поражения от африканского царька Югурты. В 107 году выслужившийся солдат, бедняцкий сын Гай Марий, заявил, что наведет порядок в армии и победит Югурту, — и, чтобы досадить аристократам, народ избрал его консулом. В прежние времена в армию призывали лишь тех, кто имел оружие и землю, — Марий открыл доступ в легионы всем беднякам Италии, пообещав выдать им оружие и доспехи. Новые легионы отличались от прежних железной дисциплиной и высокой боеспособностью: новых солдат не тревожила мысль об оставленном ими хозяйстве; им было некуда возвращаться, и армия стала их домом.

Легионы Мария разгромили Югурту, а затем отразили страшное нашествие дотоле неизвестных северных племен, кимвров и тевтонов. Марий стал народным героем, он шесть раз избирался консулом, но его ветеранов беспокоило их будущее после отставки; они вышли из крестьян и думали о том же, что и крестьяне всей Италии: о земле. В 100 году до нашей эры они присоединились к собравшимся в Риме италийским беднякам; народное собрание, возглавленное трибуном Сатурнином, потребовало гражданских прав для италиков, земли для неимущих граждан и наделов для ветеранов. Марий поддержал Сатурнина — но лишь в вопросе о ветеранских наделах; когда этот закон был принят, он изменил народному делу. Так же, как двадцать лет назад, демократы были осаждены на одном из римских холмов и почти все погибли; сенат снова торжествовал победу.

Италия затихла на десять лет — но Сжатие продолжалось и новый взрыв был неизбежен. В 91 году дело народа неожиданно поддержал один из видных аристократов, потомок древнего сенаторского рода Ливий Друз. Им двигало человеческое благородство и стремление к справедливости — и он выступил с предложением дать гражданские права италикам и землю неимущим крестьянам.

Благородство стоило Друзу жизни — он был убит на пороге своего дома. Эта смерть вызвала взрыв негодования среди италиков — революция, в конце концов, разразилась гражданской войной. Италийские племена выставили на поле боя 100 тысяч солдат, и Рим оказался на краю гибели; два года по всей Италии кипели яростные сражения. В 89 году римляне пообещали предоставить гражданские права тем, кто прекратит борьбу, и война в Италии затихла — но лишь для того, чтобы вспыхнуть в самом Риме. Теперь уже на улицах города демократы вступили в бой с аристократией, не желавшей дать полные права италикам; вождь сената, полководец Корнелий Сулла пошел со своей армией на Рим и взял штурмом родной город. Обратив в бегство своих противников, Сулла отправился на восток — воевать с захватившим Грецию малоазиатским царем Митридатом. Воспользовавшись отсутствием Суллы, демократы собрались с силами и овладели Римом; они объединились с италиками и дали им полное гражданство. Вождь демократов, старый полководец Гай Марий освобождал рабов и с составленным из освобожденных отрядом убивал не успевших бежать сенаторов. В 83 году Сулла вернулся в Италию и после двух лет жестокой войны разгромил войска демократов. Вождь знати ещё раз взял штурмом Рим и в торжественной обстановке собрал сенат; он начал речь — и его слова послужили сигналом к резне согнанных на соседнюю площадь тысяч пленных. Потрясённые сенаторы слушали речь Суллы под страшные крики умирающих; Сулла закончил тем, что объявил "проскрипции" — массовую охоту на своих врагов по всей Италии; во время этой охоты вырезались целые города.

Гражданская война привела к власти кровавую ДИКТАТУРУ АРИСТОКРАТИИ — здесь мы впервые соприкасаемся с этим сравнительно редким историческим явлением. Диктатура аристократии носит временный характер: подавив революцию, опустошив половину Италии и усмирив простонародье, диктатор Корнелий Сулла в 79 году вернул власть сенату. Обессиленный народ на время смирился со своей участью, но вскоре разразилась новая война — на этот раз на борьбу поднялись рабы. В 74 году 80 гладиаторов во главе со Спартаком вырвались из своей казармы в городе Капуе и укрепились на вершине горы Везувий. Везувий стал местом сбора для тысяч беглых рабов, из которых Спартак формировал манипулы и легионы. Армия рабов разбила войска консулов и, разрастаясь, как снежный ком, прошла всю Италию сначала с юга на север, а затем с севера на юг. В 71 году в решающей битве на юге Италии восставшие рабы были разбиты полководцем Марком Крассом, Спартак погиб в сражении, 6 тысяч пленных были распяты на крестах.

Между тем, народная партия постепенно оправилась от поражения, крестьяне по-прежнему требовали земли, число разорившихся возрастало и новый подъем борьбы был неизбежен. В 63 году аристократ Сергий Катилина водрузил на площади одного из италийских городов старое знамя Мария и поднял крестьян на восстание — но потерпел поражение. Сторонники Катилины в Риме были арестованы консулом Цицероном, который использовал всё свое ораторское искусство, чтобы убедить сенат казнить заговорщиков без суда; толпа аристократов на площади приветствовала Цицерона как своего вождя и "отца отечества". Другим вождем знати считался соратник Суллы Гней Помпей, прославившийся своими победами на Востоке. Завоевав Малую Азию и Сирию, Помпей в 62 году в ореоле славы вернулся в Рим. Ступив на землю Италии, он распустил свои победоносные легионы, но пообещал ветеранам, что добьется выделения им земельных наделов. Однако сенат, боявшийся популярности Помпея, воспрепятствовал выполнению этого обещания — тогда разгневанный Помпей заключил союз с вождем народной партии Цезарем и богатейшим человеком Рима Крассом. В 59 году с помощью голосов крестьян и денег Красса этот "триумвират" провел Цезаря в консулы — а Цезарь, в свою очередь, обеспечил принятие закона об основании нескольких колоний для ветеранов и неимущих. По окончании консульства Цезарь получил в управление северные пограничные провинции и вступил в командование стоявшими там легионами.

За северной границей вплоть до берегов океана простиралась покрытая лесами страна воинственных варваров-галлов — тех самых галлов, которые когда-то овладели Римом. Цезарь приступил к завоеванию этой огромной страны; эта война продолжалась десять лет, и, по свидетельству римского историка, Цезарь сражался с тремя миллионами воинов, из которых один миллион он уничтожил во время битв и столько же захватил в плен. Военные победы принесли Цезарю громкую славу; солдаты боготворили своего полководца, который разделял с ними все тяготы походной жизни. Завоевав Галлию, Цезарь стал правителем обширных земель, обладателем мощной армии и огромных богатств. Не обращая внимания на сенат, он проводил в Галлии традиционную политику демократов, основывал переселенческие колонии и наделял землей ветеранов и бедняков.

В 50 году сенат признал незаконным основание Цезарем колоний и потребовал от него оставить наместничество. Подчиниться этому требованию означало для Цезаря предать своих солдат, которым он обещал землю и которые никогда не получили бы её из рук сената. 10 января 49 года Цезарь с одним из своих легионов под покровом ночи подошел к реке Рубикон, отделявшей его провинции от центральной Италии; он долго стоял, колеблясь принять решение — и, наконец, сказав: "Жребий брошен!", — скомандовал переправу. Маленькое войско Цезаря быстрым маршем двинулось на Рим, в котором началась паника — аристократы, бросая свое добро, бежали из города. Сенат поручил Помпею остановить армию Цезаря, но Помпей не успел собрать войска и переправился в Македонию, где близ городка Фарсал год спустя произошло решающее сражение. Армия Помпея была вдвое больше армии Цезаря, в её рядах собралась знатная молодежь Рима, и Цезарь насмешливо советовал своим ветеранам направлять копья этим "танцорам" в лицо — они испугаются за свою красоту и побегут.

Всё случилось, как предсказывал Цезарь. Помпей потерпел сокрушительное поражение, бежал в Египет и был там убит. После трехлетней борьбы Цезарь утвердил свою власть в провинциях и с триумфом вернулся в Рим; при огромном стечении народа один из его соратников, Антоний, протянул победителю царскую корону. Цезарь отвел в сторону руку с протянутой короной — но, в действительности, он стал монархом, и монархом настолько могущественным, что само имя Цезаря впоследствии превратилось в "царь" (в древности монархов называли "басилевс" или "рекс").

После столетия восстаний и кровавых расправ, социальная революция, наконец, породила монархию. Монархия удовлетворила чаяния народа — она дала ему землю. Массы италийских бедняков получили наделы в основанных Цезарем переселенческих колониях — преимущественно в провинциях; новый властелин не хотел окончательно порывать со знатью и сохранил её земли в Италии. Аристократы, ещё недавно боровшиеся с Цезарем, вернулись в Рим и заняли свои места на сенатских скамьях. Когда Цицерон, имевший основания ожидать самого худшего, подошел к свите Цезаря, полководец спрыгнул с коня и неожиданно для всех подал знаменитому оратору руку. Цезарь хотел мира, он восстановил статую Помпея в сенате и дал должности своим заклятым врагам Бруту и Кассию — но знать не примирилась с потерей власти. Брут и Кассий организовали заговор, и 15 марта 44 года Цезарь был убит у подножия статуи Помпея; обступив Цезаря, заговорщики нанесли ему 23 удара ножами.

Сенат, а затем и весь город охватила паника. Никто не знал, что делать; заговорщики вооружили своих рабов и укрепились на Капитолийском холме. Заслышав о смерти Цезаря, десятки тысяч солдат и крестьян, ждавших раздачи наделов, двинулись в Рим; в день похорон вождя на форуме собралось людское море. Антоний, произносивший речь, поддался внезапному порыву и развернул перед охваченной горем толпой окровавленные одежды Цезаря. Вмиг все смешалось, одни принялись тут же сооружать огромный погребальный костер, другие в ярости бросились громить дома аристократов. Заговорщики бежали из города, и власть оказалась в руках Антония — однако вскоре появился другой претендент — усыновленный Цезарем его 18-летний племянник Октавиан.

Наследники монарха, Антоний и Октавиан, вступили в борьбу за опустевший трон. После нескольких сражений их солдаты, ветераны походов Цезаря, заставили своих полководцев помириться и отомстить знати за убийство вождя; были объявлены "проскрипции" — всеобщая охота на аристократов, их убивали в домах, на улицах, на кораблях во время бегства из Италии. Было убито более двух тысяч богатейших людей и среди них знаменитый оратор, вождь аристократии Цицерон. Конфискованные у знати поместья после раздела на мелкие участки раздавались ветеранам и беднякам. В 42 году Антоний и Октавиан с огромной армией отправились на восток, где Брут и Кассий от имени сената собирали войска для похода на Рим. Близ города Филиппы в Македонии произошла грандиозная битва, в которой с обеих сторон сражалось по сто тысяч римлян. Войска сената были разбиты; Брут и Кассий в отчаянии бросились на мечи — это был последний акт столетней трагедии; заключительная сцена борьбы между аристократией и монархией, сенатом и народом.

Истории оставалось дописать эпилог долгой драмы. В монархии не может быть двух царей — поэтому рано или поздно должно было произойти столкновение между Антонием и Октавианом. Антоний, забывший о политике ради любви, женился на египетской царице Клеопатре и, проводя дни в пирах, растерял своих римских друзей. Когда армии соперников в 31 году встретились близ мыса Акциум, солдаты Антония стали переходить на сторону Октавиана. Рассчитывая на мощный египетский флот, Антоний решил дать морское сражение; он посадил двадцать тысяч своих легионеров на огромные окованные медью египетские корабли и атаковал противника. Однако эпоха морских гигантов уже ушла в прошлое: во II веке родосцы изобрели "греческий огонь", зажигательную смесь, которую выпрыскивали на корабли противника из огнеметов. Плавучие крепости Антония были подожжены и превратились в пылающие факелы, Клеопатра повернула уцелевшие корабли в открытое море — и Антоний, потеряв голову и бросив на произвол судьбы свои легионы, последовал за своей царицей. Год спустя Антоний и Клеопатра покончили с собой в осажденной Александрии — это были последние жертвы столетней революции.

Сто лет могущественный закон природы заставлял людей убивать друг друга в борьбе за землю и хлеб — это был закон, некогда сформулированный Платоном и Аристотелем: перенаселение порождает революцию и монархию. Волны революции раз за разом накатывались на Рим, снова и снова подтверждая неумолимость законов природы. Эти волны, как щепками, играли судьбами людей, вознося на вершину вождей и героев и свергая их в пропасть. Великие герои Рима, чьи имена и поступки передаются из поколения в поколение, были лишь игрушками на воле волн — если бы они исчезли в бездне, революция бы выбросила наверх новых — когда движутся миллионные массы, всегда кто-то оказывается впереди.

Сто лет и шесть могучих ударов понадобилось революции, чтобы одержать победу; понадобилось три гражданские войны и гибель миллионов людей — именно так делается история. Старое ожесточенно сопротивляется и никогда не уступает дорогу новому; знать с её богатствами, с толпами слуг, рабов и клиентов представляла могучую силу, и эта сила яростно сопротивлялась натиску миллионов обездоленных. Лозунгами знати были "закон" и "свобода", а вождей народа аристократы называли "тиранами" — однако эти словесные штампы были лишь орудиями в пропагандистской борьбе. "Закон" и "свобода" означали установленный знатью порядок, а "тираном" называли всякого, кто ему угрожал. Противникам предъявляли обвинение в "тирании", а затем убивали их, не считаясь ни с какими "законами" — главным оружием знати был открытый террор и, пользуясь своей властью, она истребляла сначала сотни, потом тысячи, потом десятки и сотни тысяч восставших. Вершиной этого террора были проскрипции Суллы, когда вырезались целые города, а заседания сената проходили под предсмертные крики тысяч людей. Это была гражданская война, война, в которой побеждают те, кто убьет больше своих сограждан — и, в конечном счете, знать стала жертвой этой войны. На смену проскрипциям Суллы пришли проскрипции Антония и Октавиана, аристократов убивали в домах и на улицах; знать была сломлена и парализована ужасом. С помощью террора народ одержал решающую победу; период гражданских войн подошел к концу, и Рим успокоился на два столетия. Законы истории проложили себе дорогу через поля сражений: великая революция породила Мировую Империю.

Твоим законам, Август, покорствуют

Дуная воду пьющие варвары…

И гет, и сер, и парф лукавый,

И порожденные Доном скифы.

(Гораций.)

Если подняться мысленным взором высоко над землей, над городами, морями и равнинами — так, чтобы было видно весь мир, — то нам открылась бы удивительная картина. В центре мира располагался огромный город с колоссальными дворцами и храмами, с переполненными народом площадями, улицами и амфитеатрами — это был Рим, город, который называли «вечным». От «вечного города» расходились мощёные каменные дороги в провинции; там тоже были города, храмы и амфитеатры, похожие на уменьшенные копии римских зданий. Вокруг городов располагались ухоженные поля, виллы и села — области, освоенные крестьянином-земледельцем; страна, где царствовали пшеничный колос и виноградная лоза. Этот обетованный мир простирался на север вплоть до двух больших рек, Дуная и Рейна; на их берегах стояли лагеря легионов и земляные валы со смотровыми вышками. На той стороне — там, куда вглядывались солдаты на вышках, — там были лишь густые леса, там не было ни городов, ни дорог, ни храмов, только маленькие деревеньки, прятавшиеся в глубине леса. Казалось, ничто не нарушало вечного покоя лесов, но это впечатление было обманчивым: под их зелеными сводами текла своя, непонятная для римлян жизнь: иногда лес пробуждался и исторгал из своих глубин орды варваров. Огромные скопища диких, одетых в шкуры воинов бросались на пограничные укрепления, засыпали рвы, обрушивали стены и врывались на цветущую равнину, обращая в пепел города и деревни. Подоспевшие к месту прорыва резервные армии вскоре обращали варваров в бегство — но порождённый нашествиями ужас был столь велик, что крестьяне ещё долго рассказывали легенды о неистовой ярости северных варваров, о том, как их богатыри голыми бросаются в битву и в бешенстве кусают свои щиты.

Защитниками цивилизации от варварства были жившие в Риме божественные императоры — это они во главе легионов выходили навстречу полчищам дикарей, и это в их честь после победы устанавливали огромные колонны со статуями, простирающими над городом свои бронзовые ладони. Когда-то в давние времена именем императора приветствовали одержавших победу полководцев; теперь это имя стало обозначать главнокомандующего, монарха и самодержца. Первыми императорами были Цезарь и Октавиан, которого называли "священным" — "Августом". Вернувшись в Рим после великой победы при Акциуме, Октавиан отпраздновал грандиозный триумф и торжественно закрыл никогда не закрывавшийся до тех пор Храм Войны. Он заявил о наступлении эпохи мира и о своем желании править в согласии с сенатом — новый сенат состоял из приверженцев Августа, покорных его воле. Огромная армия была распущена по домам; 300 тысяч ветеранов получили землю и деньги на обзаведение. Земельный вопрос был решен: любой гражданин мог записаться в легионы и после службы получить долгожданный надел. Для римлян устраивались хлебные раздачи и многочисленные празднества с гладиаторскими боями и театральными действами; после представлений раздавали деньги и куски жареного мяса — так что народ обожал Августа и бурно приветствовал его появление в амфитеатре; повсюду стояли алтари, на которых молились духу-покровителю императора. Ораторы и поэты воспевали наступившую эпоху мира и благополучия:

Тучнеют нивы, солнцем согретые,
Знамена дремлют в храме Юпитера…
—  писал знаменитый поэт Гораций. -
…Ты наш защитник, Август! Ни гибельной
Войны гражданской ужас не страшен нам,
Ни гнев, кующий меч…

Это было время поэтов, историков и архитекторов. Рим наконец успокоился от битв и поэтическая лира на время заглушила лязг мечей. Выучившись у греков, Италия породила собственных поэтов и собственные поэтические предания. Любимец римлян Вергилий Марон написал "Энеиду" — историю скитаний троянского героя Энея, потомки которого основали Рим и теперь правили половиной мира. Певец любви Овидий подарил римлянам мир любовных грез и приоткрыл тайны наслаждений. Сам Август писал стихи и ревностно следил за исканиями поэтов; его друг Меценат оказывал покровительство тем, кто прославлял императора; им дарили окруженные садами виллы, и они не знали, что такое нужда. Тех, кто вызывал недовольство Августа, ждала ссылка; обвиненный в безнравственности Овидий был сослан на берега Черного моря и до конца своих дней писал там "скорбные элегии".

Император покровительствовал ученым; с его благословения "отец римской истории" Тит Ливий создал "Историю Рима от основания города", а географ Страбон описал все известные тогда страны и народы. При поддержке Августа инженер-механик Витрувий написал "Десять книг об архитектуре" — обширный труд, рассказывавший о строительном ремесле, о различных машинах и о замечательных открытиях того времени: о водяной мельнице, об искусстве приготовления бетона и строительства арок. Эпоха мира позволила обратить на строительство силы, растрачивавшиеся на войны; во все провинции пролегли мощеные камнем дороги, а небо над городами прочертили грациозные акведуки — водопроводы, переброшенные через низины на изящных арочных устоях: римляне не знали о законе сообщающихся сосудов и секрете водонапорных башен.

Август, как и многие другие монархи, желал обессмертить свое имя прекрасными храмами и дворцами. В это время был построены новый форум с мраморным храмом Марса и "Храм всех богов" — Пантеон; с огромным, возвышающимся над городом куполом. Рим украсили великолепные здания и дворцы, и император с гордостью говорил, что "застал город кирпичным, а оставляет его мраморным". По образцу греческих гимнасиев были построены первые общественные термы — огромные здания с залами для гимнастических упражнений, бассейнами с горячей и холодной водой, комнатами для отдыха и бесед. В отличие от греков, римляне предпочитали спорту телесные удовольствия, и их термы были не столько спортивными комплексами, сколько роскошными банями с парилками и массажными комнатами — причем этими банями наслаждались вместе мужчины и женщины. Вокруг терм располагался прекрасный парк с искусственным озером, фонтанами и портиками — это было любимое место отдыха для тысяч римлян. В одном из портиков была выставлена напоказ огромная мозаичная карта Римской Империи — первая в мире карта, на которой было изображено всё Средиземноморье, моря, города и реки — весь римский мир.

Великолепные термы, сады и портики были созданы императорами для простого народа — для тех, кто не имел собственных вилл и садов и ютился в переполненных многоэтажных домах. Простонародье одержало победу над знатью — и его вожди, императоры, строили для народа огромные дворцы-термы, раздавали народу хлеб и устраивали для него празднества. Август был пожизненным народным трибуном, "защитником плебеев", таким же, как братья Гракхи. Перед смертью в 14 году он передал власть императора и трибуна своему пасынку, полководцу Тиберию. К этому времени знать, парализованная страхом проскрипций, пришла в себя и возобновила заговоры против императоров; преемники Августа отвечали казнями и конфискациями. Конфискации богатств знати — это был способ "государственного регулирования", с помощью которого императоры наполняли казну и обеспечивали землей солдат — ведь для обустройства огромных масс ветеранов требовались очень большие средства.

Конфискации порождали заговоры аристократов, а разоблаченные заговоры приводили к казням и новым конфискациям. Знать ненавидела императоров; сенатские историки изображали их как тиранов, извергов, отъявленных садистов и сумасшедших; особенно досталось императору Нерону (54 — 68 гг.), который якобы поджег Рим и, наслаждаясь зрелищем пожара, воспевал гибель Трои. Нерон погиб в результате организованного аристократами заговора, но сенатская знать не сумела удержать власть — против неё выступили гвардейцы и стоявшие в провинциях легионы. Три армии провозгласили трех разных императоров и полтора года сражались между собой за обладание Римом. Победу одержал командующий восточной армией Флавий Веспасиан, он произвел чистку сената и заявил, что "император отныне неподвластен законам". Его сын Домициан потребовал, чтобы его называли богом, и возобновил конфискации и казни. Когда в 96 году Домициан был убит заговорщиками, сенат охватил взрыв ликования; сенаторы обнимались и пели песни — наконец-то наступило их время. Аристократам удалось посадить на трон своего вождя, престарелого сенатора Нерву. Конфискации прекратились, отныне знать снова могла беспрепятственно опутывать крестьян долговой кабалой и округлять свои владения.

Но прекращение конфискаций обернулось оскудением казны и нехваткой средств. Преемник Нервы, император Траян (98 — 117) попытался наполнить казну путем завоеваний — но неудачно. Император Адриан (117 — 138) остановил войны и стал экономить на раздачах солдатам и народу. Армия была сокращена, и Империя уже не помышляла о завоеваниях; солдаты строили укрепления на границе, копали рвы и, в ожидании худшего, вглядывались в леса на той стороне. Худшие времена не заставили себя ждать: в правление Марка Аврелия (161 — 180 гг.) варвары прорвали дунайскую границу и устремились через Альпы в Италию; было разграблено множество городов, и лишь через 13 лет войны ослабевшим легионам удалось вытеснить варваров за Дунай.

Марк Аврелий был императором-философом, последователем афинянина Зенона, учившего быть равнодушным к счастью и несчастью. Он считал, что в мире ничего нельзя изменить и философски воспринимал обрушившиеся на страну бедствия, войны, голод и мор. Все эти бедствия были следствием могущественных причин, лежавших вне пределов императорской власти — это были следствия демографического закона, снова начавшего проявлять свое действие. Цезарь и Август на время решили земельную проблему, установив порядок, по которому граждане могли получить наделы после службы в армии. Миллионы италийцев, пройдя через армию, получили землю в Галлии и Испании; здесь выросли новые города, и некогда покрытые лесом области превратились в цветущие поля. Местное кельтское население усвоило латинскую культуру, знать получила римское гражданство, а местные вожди пополнили римский сенат. За двести лет мира население западных провинций увеличилось в десятки раз, и, в конце концов, произошло то, что должно было произойти, — началось Сжатие. Пришло время крестьянского малоземелья; задавленные долгами бедняки отдавали свою землю ростовщикам и становились арендаторами-колонами, толпы нищих бродили по дорогам, и каждый из них был готов работать за миску похлебки. Труд батрака или колона стал дешевле, чем труд раба, — и рабов стали массами отпускать на волю, давать им наделы и превращать в колонов. Поступить в армию, чтобы получить землю, было почти невозможно — туда брали в основном римских граждан, а большинство провинциалов не имело гражданских прав.

Провинциалы, "перегрины" или "чужестранцы", были новыми плебеями, несшими на себе всю тяжесть налогов, от которых освобождались полноправные граждане. Провинции снабжали римлян бесплатным хлебом, и это за их счет устраивались празднества и возводились мраморные дворцы Рима. Народ толпился на пристанях Рима, ожидая кораблей с египетским хлебом, а в это время в Египте сборщики налогов выбивали этот хлеб у крестьян с помощью плетей и палок. Рим оставался верным своему правилу: решать социальные конфликты за счет других. Когда-то, много веков назад, плебеи боролись с патрициями, добиваясь земли и допуска в число граждан. Они добились своего, но эта земля была отнята у италиков, обращённых легионами в новых плебеев. Затем италики объединились с бедными гражданами и восстали, добиваясь полноправия и земли. Они получили желаемое, но одновременно в новых плебеев было обращено население завоёванных провинций. Теперь пришло время новой революции — на этот раз в масштабах всего Средиземноморья. Новое Сжатие должно было породить новые восстания, новых вождей и новых богов, и новые пророки с тревогой вглядывались в хмурое небо: "Смотрите: идет за мною Сильнейший меня".

И сказали волхвы: мы видели

звезду его на востоке и пришли

поклониться ему.

(Матфей 2.2.)

В огромном мире, называемом Римской Империей, был Запад и был Восток. Западные провинции ещё недавно были страной варваров, здесь лишь недавно появились города, каменные храмы, ремесла и торговля — всё то, что называют цивилизацией. Всё это пришло с Востока — ибо именно Восток был обителью тысячелетней культуры; время останавливало свой бег у подножия пирамид — и никто из римлян не знал, кем и когда созданы эти первые памятники первой цивилизации. Из Египта культура пришла в Грецию, из Греции в Рим, а из Рима — на Запад; она пришла вместе с городами, ремёслами и торговлей, и всё это было следствием одной великой причины — следствием повышения демографического давления. Ближний Восток был родиной земледелия, и здесь появились первые земледельческие общины; когда здесь стало тесно, крестьяне взвалили на плечи мотыги и пошли на запад осваивать новый мир. Сжатие постепенно распространялось с востока на запад, и вслед за расцветом городов неизбежно наступало время революций. Восток уже давно пережил это время, здесь давно утвердились социалистические монархии, и цари выступали в роли богов — охранителей справедливости. Большая часть земли принадлежала царям, и посланные царем писцы предписывали, что и когда сеять, а потом забирали государеву долю урожая. Так всегда было в Египте, и завоеватели не меняли порядков этой страны; их вожди становились фараонами и, подобно Александру, с удивлением узнавали от жрецов, что они — боги, сыновья Солнца. В отличие от древних фараонов эти новые боги часто забывали о справедливости — они были завоевателями и увеличивали подати по праву завоевателя. Там, где сохранялась местная знать, они даровали ей привилегии, и сильные договаривались между собой за счет народа. Знать старалась войти в среду новых владык, меняла свои имена на греческие и римские, а затем, пользуясь привилегиями «римлян», притесняла бедноту и округляла свои поместья. Местные ростовщики, жрецы и «первосвященники» вместе с римлянами брали на откуп налоги; в сопровождении вооруженной стражи они ходили по деревням, отбирая у крестьян всё, что ещё осталось. Тем, у кого ничего не было, одевали на шею веревку и уводили в рабство — такова была судьба перегринов и на западе, и на востоке. Однако Запад оставался Западом, а Восток — Востоком; демографическое давление на Востоке было столь высоким, что попрание справедливости сразу же вело к голоду и восстаниям — и на площадях сразу же появлялись пророки, указующие перстом в хмурое небо.

История Востока знала много пророков и пророчиц; одетые в жалкие рубища, они бродили по дорогам, изрекая пророчества от имени богов. Они обличали неправедных царей и предавших веру священников; иногда их признавали святыми, иногда казнили и украшали их головами пиршественные столы. Некоторые из них говорили о конце света, когда Господь Бог установит свое Царствие Небесное, и о посланнике бога, "мессии" или "Христосе", который возвестит о грядущем царствии справедливости. Говорили, что мессии будет суждено пострадать от руки людей и своим страданием искупить грехи всех живших на земле. Миллионы людей, терпя из последних сил, ждали прихода Христа — и вот он пришел к людям.

Он сойдет, как дождь на скошенный луг,

Как капли, орошающие землю.

(Псалом Давида.)

"В начале было Слово, — начинает предание рассказ об Иисусе Христе, — и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Слово было оружием Иисуса; у земных владык были мечи и копья, а у Иисуса — только Слово и Вера.

Иисус был плотником и сыном плотника, старшим из пяти сыновей Иосифа и Марии. До тридцати лет он жил в своем городке Назарете неприметной жизнью ремесленника, добывающего хлеб в поте лица своего. Однажды до него дошла весть о святом отшельнике Иоанне, который обитал в пустыне, носил верблюжью шкуру и питался саранчой. Иоанн отпускал грехи и "крестил" людей, окропляя их водой Иордана, — и Иисус пошел к Иоанну, желая получить отпущение. Вокруг отшельника собралась большая толпа, но он сразу заметил Иисуса: "Стоит среди вас некто, которого вы не знаете, — обратился Иоанн к окружающим. — Я недостоин развязать ремень у обуви его… Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нем". "С этого времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное… И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах… и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. И прошёл о нём слух по всей Сирии, и приводили к нему немощных… и он исцелял их. И следовало за ним множество народа из Галилеи и Иудеи и из-за Иордана". "И пришёл он в свое отечество, за ним следовали ученики его. Когда наступила суббота, он начал учить в синагоге, и многие слышавшие его с изумлением говорили: откуда у него это? Не плотник ли он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли между нами его сестры? Иисус же сказал им: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве. И не мог совершить там никакого чуда; только из немногих больных, возложив руки, исцелил их. И дивился неверию их. Потом ходил по окрестным селениям и учил: покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное… Говорю вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие… Так будет при кончине века: изыдут Ангелы и отделят злых от среды праведных. И ввергнут их в печь огненную, там будет плач и скрежет зубовный". Однажды огромная толпа обступила холм, на котором стоял Иисус с учениками: люди хотели знать, кто же попадет в Царство Божие. Иисус долго молчал, но наконец "отверз уста свои" и дал ответ, запечатленный в веках:

—  Блаженны нищие, ибо их есть Царство Небесное, — говорил Христос. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие правды, ибо они насытятся…

Иисус обещал Царство Небесное простому народу — всем бедным, страдающим, угнетенным — тем, что стояли вокруг него. "Напротив, горе вам, богатые! — провозглашал пророк. — Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете".

Эта угроза предназначалась всем сильным мира сего, римлянам и их приспешникам из местной знати, старейшинам и "первосвященникам". "Что же мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" — спросил пророка один богач и Иисус ответил:

—  Пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим. Удобнее верблюду пройти сквозь игольи уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.

Окружавшие Иисуса верующие жили ожиданием конца света; пророк призывал их оставить привычную жизнь, оставить родных, близких, прийти к нему и готовиться к наступлению Царства Небесного. "Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня, — говорил Иисус. — Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью её… и враги человеку — его домашние… И всякий, кто оставит дома или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или землю ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную". "Все верующие были вместе и продавали имение и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде каждого…" "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа, и всё у них было общее". "Очиститесь, — говорил Иисус. — Возлюбите ближнего своего, как самого себя". Этого не говорили ни Авраам, ни Моисей, ни другие древние пророки: они говорили: "не укради, не убий" — но не призывали людей любить. "Любовь принес он в мир, — говорит предание. — Кто не любит, тот не познал бога, потому что Бог есть любовь".

Верущие ждали наступления Царствия Божьего и думали, что оно наступит, когда Христос войдет в Иерусалим и вступит в Великий Храм своего отца Господа Бога. И вот настал день, когда, исполняя старое пророчество, Иисус въехал в Иерусалим на белом ослике; его сопровождала ликующая толпа верующих, которые кричали, что это едет новый Царь Иудейский и расстилали перед ним свои одежды. Вместе с толпой Иисус вошел в Храм и ударами бича выгнал оттуда менял и торговцев. "Дом Отца Моего есть дом молитвы, — кричал Иисус, — а вы сделали его вертепом разбойников". Это был открытый бунт, и знатные пытались схватить Иисуса, но не могли это сделать, потому что вокруг был народ. Однако пророку приходилось остерегаться, и вечером он ушел из Иерусалима, чтобы вместе с учениками провести ночь на горе Елеонской. Иисус понимал, что он обречён, он помнил о древнем пророчестве, говорившем, что Христу суждено умереть в муках. Он устроил тайную вечерю, прощальный ужин — но сам отказался пить и есть. Он смотрел на своих учеников и, когда они ели, неожиданно произнес: "Один из вас предаст меня…" Потом Иисус ушел молиться на гору; он просил у бога смилостивиться и отвести от него чашу страданий: "Отче мой! Да минует меня чаша сия!" Охранявшие его ученики уснули, и в это время пришел предатель Иуда Искариот. "Встаньте, пойдем, — сказал Иисус, — вот приблизился предающий меня". "И когда он ещё говорил, Иуда, один из двенадцати учеников, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями от первосвященников и старейшин. Предающий же его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, тот и есть, возьмите его… Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли его".

"Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать его смерти. И связавши его, отвели и предали его Понтию Пилату, правителю". Понтий Пилат был римским наместником Иудеи, только он мог утвердить приговор к смерти. Пилат спросил Иисуса: "Ты Царь Иудейский?" — И Иисус не отрекся от дарованного народом царского звания. Знатные же, старейшины и первосвященники, стояли толпой под окнами и кричали: "Распни его!". "Я умываю руки", — сказал Пилат и предал Иисуса на распятие. "Тогда воины правителя, взявши Иисуса, собрали на него весь полк и, раздевши его, надели на него багряницу. И сплетши венец из тёрна, возложили ему на голову и дали ему в правую руку трость; и, становясь перед ним на колени, насмехались над ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на него и, взявши трость, били его по голове. И когда насмеялись над ним, сняли с него багряницу и одели в одежды его, и повели на распятие… И привели его на место Голгофу, что значит: "лобное место". И давали ему пить вино со смирною, но он не принял. Распявшие его делили одежды его, бросая жребий, кому что взять. Был час третий и распяли его. И была надпись вины его: Царь Иудейский…"

И поклонятся ему все цари,

Все народы будут служить ему.

(Псалом Давида.)

Как было предсказано в Библии, Христос пришел в мир, чтобы пострадать за грехи людей — и исполнил свое назначение. В суете дней многие не заметили того, что свершилось, и миллионы людей продолжали жить своей жизнью, жизнью песчинок, уносимых потоком. Поток неумолимо двигался в одном направлении, и вслед за Христом пришли новые пророки и вожди — но они уже не показывали на небо, а открыто призывали к восстанию. «Послушайте вы, богатые, — писал ученик Иисуса апостол Иаков, — плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас… Вы осудили, убили праведника… Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания…»

Среди апостолов Иисуса был Симон по прозвищу Зелот; "зелотами", или "ревнителями" называли террористов, носивших под одеждой кинжалы. В большие праздники, когда в Великом Храме теснился народ, они притискивались вплотную к знатным и вспарывали им животы. С 48 года, когда постоянное Сжатие привело к страшному голоду, отряды зелотов стали хозяевами гор и лесов; это партизанское движение подспудно тлело 20 лет пока, наконец, не разразилось грандиозное восстание. Иудейская знать сполна заплатила за мучения Иисуса, были перебиты десятки тысяч "благородных", а тела первосвященников были брошены на съедение собакам. В деревнях убивали богатых, делили землю и освобождали рабов. Весной 70 года римские легионы начали осаду мятежного Иерусалима, в переполненном беглецами городе вскоре начался страшный голод. Улицы были покрыты трупами умерших голодной смертью, римские тараны беспрестанно били в городские стены. Через пять месяцев после начала осады римляне ворвались в Иерусалим и подожгли город; десятки тысяч людей, веривших, что господь спасет их и в последнюю минуту совершит чудо, собрались в Храме, единым криком призывая бога. Они сгорели вместе с Храмом, а те, кого пощадили огонь и голод, погибли в учиненной римлянами страшной резне — свидетели говорили, что погибло больше половины населения Иудеи.

Только массовые убийства могли на какое-то время сдержать революцию — но, как только нарождались новые поколения и давление снова возрастало, революция начиналась вновь. Через 60 лет после сожжения Иерусалима явился новый мессия, которого звали Бар-Кохба, "Сын Звезды", он поднял на восстание новые поколения и три года яростно сражался с римлянами. Легионы ещё раз прошли Палестину огнем и мечом, обратив полстраны в пустыню; Иудея на время затихла, и центр борьбы переместился в другие провинции.

В конце II века пришло время, когда Сжатие распространилось на западные области Империи, и в борьбу включились огромные массы крестьян в Галлии и Испании. Страдая от малоземелья, голода и ростовщической кабалы, крестьяне бросали свои наделы и уходили в отряды "разбойников". К галльским "разбойникам" присоединились бежавшие от тягот службы солдаты, многотысячные отряды повстанцев хозяйничали по всей Галлии и нападали на города. Новое Сжатие должно было породить новую грандиозную революцию, революцию, которая завершится победой христианского социализма. Эта революция началась в правление императора Коммода (180-192 гг.). Долгие войны, беспорядки в провинциях, недобор налогов оборачивались для Рима пустой казной, и Коммод попытался вернуться к политике земельных конфискаций, проводившейся императорами I века. Знать сразу же попыталась убить императора — но неудачно; в ответ начались казни сенаторов, Коммод увеличил жалование солдатам и правил подобно Нерону и Домициану. В конце концов, император был задушен в своей спальне, и сенатские историки сделали всё, чтобы представить его сумасшедшим маньяком.

Однако знати не удалось вернуть власть. Так же как в 68-69 годах, против нее выступили гвардейцы и стоявшие на границах армии; овладевший Римом полководец Септимий Север (193-211 гг.) расправился с аристократией и провозгласил Коммода богом. Север и его сын Каракалла (211-217 гг.) попытались исполнить требования провинциалов: они даровали римское гражданство всему населению Империи и дали всем право на получение земли после службы. Однако после убийства Каракаллы к власти снова пришла знать, а затем началось время дворцовых переворотов и военных мятежей, когда императоров, провозглашенных сенатом, через год-другой сменяли императоры, поднятые на щитах солдатами. В конце концов, государство распалось, и в провинциях утвердились враждовавшие друг с другом "тираны"; всё погрузилось в хаос, границы Империи оказались открытыми, и в глубь страны хлынул поток варваров. Вместе с обитателями зарейнских лесов, германцами, на Рим устремились кочевники причерноморских степей, скифы и сарматы; это были одетые в броню всадники, пронзавшие врагов длинными копьями. Доселе непобедимые легионы не выдержали натиска новых противников, и волна нашествия затопила все Средиземноморье. Это была катастрофа, какой ещё не знал римский мир; многие цветущие города обратились в развалины; голод и разорение породили страшную чуму, которая царствовала среди руин, убивая тех, кто уцелел в войнах. Исполнилось пророчество Иисуса: "Восстанет народ на народ и царство на царство, и будут глады, и моры, и землетрясения…"

Собрав все силы, солдатские императоры сумели отстоять от варваров Рим и Италию. Император Галлиен провел военную реформу и, придав пехоте полки панцирной конницы, вернул легионам их мощь. В 270 году солдаты избрали императором Аврелиана, в прошлом простого воина по прозвищу "рубака"; Аврелиану удалось разгромить варваров и снова объединить Империю. В 280-х годах другой император-воин, сын раба Диоклетиан (284-306 гг.), сумел, наконец, закрыть границы Империи и восстановить пограничные валы. Сотни тысяч плененных варваров были поселены у этих валов с обязательством защищать их от вражеских вторжений, у них в тылу на случай прорыва или мятежа стояли римские мобильные армии. Уцелевшие города оделись в крепостные стены, вся страна превратилась в военный лагерь. Крестьяне, землевладельцы, ремесленники — все были прикреплены к месту жительства и платили огромные военные налоги. Революция III века привела к катастрофе и гибели большой части населения, но, в конце концов, породила то, что она должна была породить — новую колоссальную Империю, военное государство, построившее народ в шеренги и указавшее каждому его место.

Это была социалистическая империя, где все были формально равны, и любой мог стать офицером и императором. Крестьяне получили землю — но вместе с тем были прикреплены к этой земле и были обязаны отдавать большую часть урожая. Помещики были задавлены налогами до такой степени, что бросали свои поместья и скрывались в бегах; их ловили и секли на базарной площади. Большая часть земли принадлежала государству; массы ремесленников работали в обширных государственных мастерских, и государственные чиновники одно время даже устанавливали цены на рынках и заработную плату. Новая Римская Империя была похожа на древние империи Востока: императоры провозглашали себя живыми богами; они носили диадему и требовали, чтобы подданные падали перед ними ниц. Те, кто не признавал в них богов, подвергались гонениям — и среди гонимых были христиане, последователи распятого Иисуса Христа.

Христиане верили, что снятый с креста Иисус воскрес и вознесся на небо, наказав ученикам-апостолам нести людям святую веру. Апостолы ходили по городам и деревням, передавая окружающим "благие вести", или "евангелия" — рассказы о жизни и вере Иисуса. Эти рассказы вместе с посланиями апостолов верующим составили "Новый Завет", новые заповеди, которые дополнили древнюю Библию. Беднякам хотелось верить в грядущее Царствие Небесное — и они объединялись в христианские общины; тайно молились в подземельях-катакомбах и готовились ко Второму Пришествию. Катастрофа III века заставила многих поверить в близкий конец света; в христианские общины стали приходить богатые люди, торопившиеся спасти свою душу благотворительностью. Со временем христиане стали терпимее относиться к богатым и отказались от былых строгих нравов; они уже не говорили об общности имущества, безбрачии, аскетизме и постоянных молитвах — этих принципов придерживались лишь отрекшиеся от мирской жизни святые монахи. Однако братское отношение друг к другу, милосердие к бедным и страждущим осталось традицией, скреплявшей христианские общины и привлекавшей к ним новых членов.

Во времена Диоклетиана христиане составляли довольно значительную часть населения Империи, и вскоре настало время, когда императоры стали искать их поддержки — ведь социалистическая Империя не могла устоять без поддержки народа. Монархи во все времена нуждались в поддержке народа и народного бога; именно народ возносил их к вершинам власти в грозные годы революций; теперь, когда революция свершилась, императоры пытались встать рядом с любимыми народом богами; они выбирали между Митрой-Солнцем, Юпитером и Христом — и, в конце концов, избрали Христа. По легенде, во время борьбы за трон преемнику Диоклетиана Константину (306-337 гг.) явилось видение креста, окруженного сиянием и надписью: "Сим победиши". Константин приказал водрузить крест на знамена своих легионов и действительно одержал победу. С этого времени императоры стали покровительствовать христианам; Константин объявил воскресенье — "день воскресения Христова" — выходным и праздничным днем; в 325 году он созвал в городе Никее первый церковный собор, на котором был утвержден "Символ веры" — изложение основ христианства.

Победа христианства означала окончательную победу революции. Церковь стала символом единения, братства и милосердия; она не только утешала, но и кормила бедных. Императоры передали церкви огромные средства, множество домов и обширные земли; на эти средства создавались больницы, странноприимные дома и раздавалось вспомоществование беднякам; любой нищий мог прийти в храм и получить тарелку супа или монетку на пропитание. Церковь взяла на себя роль системы социального обеспечения, и отныне государство обеспечивало каждому кусок хлеба. Теперь, когда государство приняло в свое лоно церковь, оно предстало перед людьми, как община верующих, скрепленная узами любви и братства, а император — как глава этой общины и наместник бога на земле. В V веке императоров стали короновать в церкви, а затем в тронном зале между тронами императора и императрицы появился высокий трон для Господа Бога; на этом троне лежала Библия и Господь незримо присутствовал при всех решениях верховной власти. Стремясь удалиться из приверженного старым богам аристократического Рима, Константин построил на берегу Босфора новую столицу — "Город Константина", Константинополь. Отныне у Империи было две столицы, старая и новая, и иногда бывало по два императора-соправителя, один из которых правил в Константинополе, а другой — в Риме. Вера в Христа продолжала триумфальное шествие по Средиземноморью, и, в конце концов, император Феодосий (379-395 гг.) издал указ, запрещающий поклоняться другим богам. Толпы ликующих христиан высыпали на улицы и принялись крушить мраморные изваяния Юпитеров и Аполлонов; на площадях происходили схватки между христианами и язычниками; многие храмы были сожжены, другие перестроены в церкви.

С этого времени в римском мире не стало других богов, был только один бог и один закон. Священник с амвона призывал верующих жить, как братья во Христе, любить друг друга и делиться всем, что имеешь — и стоящим в церкви казалось, что настало Царство Небесное. Но за стенами храма бушевала война, страну грабили варвары, повсюду свирепствовали голод и мор; мир добра сражался с миром зла, и сквозь шум сражения едва долетали слова, произносимые в храме:

—  Возлюбите ближнего своего, как самого себя…

Судьба Востока вновь затрубила

в страшную трубу, возвещая об

ужасных опасностях…

(Аммиан Марцеллин.)

Иисус Христос призывал к всеобщей любви посреди мира, объятого войной и ненавистью. Босые монахи с крестом и Библией шли к одетым в шкуры варварам, призывая их любить ближнего своего — и иногда к ним прислушивались. Грек Ульфила создал германскую письменность, перевёл Библию и окрестил живших на нижнем Дунае готов. С готами можно было говорить о богах и заключать договоры — но дальше на восток начиналась Великая Степь, где господствовали другие обычаи. Там поклонялись мечу: втыкали обнаженный меч в землю и кланялись ему, как верховному богу. «У них считается счастливым тот, кто испускает дух в сражении, — писал римский историк Марцеллин, — и они ничем так не хвастаются, как убийством людей». Степь буквально кипела от бесконечных яростных войн: чтобы быть сытым, здесь нужно было убивать других. Здесь шло постоянное соревнование в умении убивать; здесь создали боевую колесницу, и здесь появились первые всадники. Сражаясь за жизнь, степные всадники все теснее и теснее прижимались к крупу своих лошадей, они превращались в кентавров, полулюдей-полуконей из древних греческих мифов. «Приросшие к своим выносливым, но безобразным на вид лошадям, они исполняют на них все обычные для них дела, — свидетельствует римский историк, — на ней каждый из этого племени днюет и ночует, покупает и продает, ест и пьет, и, пригнувшись к узкой шее своей скотины, погружается в глубокий сон».

Рождение народа кентавров было великим и грозным событием человеческой истории. Люди-кентавры ничем не походили на людей-земледельцев: у них были другие обычаи, другой образ мыслей и другая жизнь: это был ДРУГОЙ ВИД ЛЮДЕЙ. Первыми всадниками были скифы; первых кентавров, которые могли спать на своих лошадях, звали гуннами. "Все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь чудовищным и страшным видом, что можно принять их за двуногих зверей, — писал Аммиан Марцеллин. — Они так дики, что не употребляют огня, а питаются полусырым мясом, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами, и нагревают парением… У них нельзя найти даже покрытого тростником шалаша; кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить голод, холод и жажду". Скифы первыми научились стрелять из лука верхом на лошади — гунны создали тяжелый лук, стрела из которого пробивала доспехи. Это было страшное открытие, подарившее гуннам господство над степью; во II веке до н.э. они овладели всей восточной частью Великой Степи, а затем волной двинулись на запад. Спасаясь от страшных врагов, степные племена Средней Азии хлынули в Индию и Иран, а гунны устроились на завоеванных ими просторах к северу от Тянь-Шаня. Они обитали здесь до начала IV века, когда с востока нахлынули новые завоеватели, — неведомые всадники, сидевшие в седлах, опираясь на стремена, и рубившие противников саблями.

Гунны не имели седел, стремян и сабель; огромная орда поднялась и, уходя от врагов, двинулась в Европу. "Они сокрушали все, что попадется на пути", — писал римский историк. В 375 году гунны обрушились на готов и, покорив часть из них, отбросили остальных к берегу Дуная; сотни тысяч объятых ужасом беглецов бросались в реку, пытаясь как-нибудь переправиться на другой берег. Правивший в Константинополе император Валент разрешил готам поселиться в долине Дуная с тем, чтобы они охраняли границы империи, — однако императорские чиновники не смогли обустроить беженцев. Готы голодали, продавали в рабство своих детей — и, в конце концов, поднялись на восстание. В 378 году готское ополчение встретилось под Адрианополем с римской мобильной армией, которую возглавлял сам император. Готы сражались с мужеством обреченных — и одержали победу; Валент погиб в сражении; Балканы стали добычей варваров, которые разорили страну так, что в ней "не осталось ничего, кроме неба и земли".

Преемнику Валента Феодосию удалось оттеснить готов к Дунаю и возобновить договор об охране границ — но Адрианополь остался в памяти народов, как символ заката римской воинской славы. Римляне уже давно утеряли ту воинственность, которую они унаследовали от своих предков-арийцев; так же, как в Египте и Двуречье, привычка к мирному земледельческому труду, в конце концов, обернулась отсутствием мужества. В римскую армию стали набирать жителей провинции, полуварваров и просто варваров, которые целыми племенами переселялись из-за Дуная и Рейна. До поры до времени эти варвары верно служили Империи, но после Адрианополя они почувствовали свою силу и стали диктовать свои условия. Готы не хотели жить по соседству с гуннами на Дунае; в 401 году они снова поднялись, избрали своим вождем молодого воина Алариха и пошли на Рим. Римский командующий Флавий Стилихон вызвал для защиты "вечного города" войска с рейнской границы; ему удалось отразить первый натиск готов — но на севере уходящие от гуннов германские племена перешли Рейн и ворвались в Галлию. "Вся Галлия пылала, как гигантский костёр", — писал современник.

Флавий Стилихон был германцем, выслужившимся в римской армии, и его войска состояли по большей части из германцев — ибо мало кто из римлян был способен держать в руках оружие. Германцам Стилихона и германцам Алариха ничего не стоило договориться между собой — но тем не менее Стилихон защищал "вечный город", его мраморные храмы и церкви, где поклонялись Христу. "Настоящие римляне" не верили Стилихону, они обвинили его в сговоре с Аларихом и убили у входа в церковь; после этого германцы отказались защищать Италию, и, когда Аларих снова двинулся к Риму, ему навстречу вышел лишь святой отшельник с Библией и крестом. Аларих сказал отшельнику, что не может бороться с судьбой, что какая-то неведомая сила влечет его в Рим. С вершины холма он смотрел на великий город, на огромные соборы и золоченые купола терм, на тенистые парки, мраморные храмы и парившие над всем этим изящные акведуки. "Неведомой силой", увлекавшей его, было золото: подступив к Риму, он потребовал все золото, все серебро и все драгоценности — все, что было в городе. "Что же ты оставишь жителям?" — спросили послы римлян, и Аларих коротко ответил: "Жизнь!"

Получив несколько тонн золота и серебра, варвары отошли от города, но через год вернулись. Кто и как открыл готам городские ворота — до сих пор в точности не известно; ночью 24 августа 410 года под рев грозы варвары ворвались в "вечный город". Великий Рим был взят врагами — впервые за свою тысячелетнюю историю. Это была катастрофа, поразившая весь римский мир, заставившая содрогнуться людей во всех областях Средиземноморья. Повсюду говорили о наступающем конце света, миллионы людей стояли на коленях и в слезах молились Господу Богу. "Сердце горит во мне, голос мой пропадает и рыдания прерывают слова, — писал святой Иероним. — Факел мира потух, и в одном сраженном городе погибает весь мир человеческий".

Но конец света не наступил. Готы три дня грабили захваченный город, его роскошные дворцы, храмы и церкви — а затем внезапно оставили Рим, сгрузили награбленное в огромные телеги и двинулись на юг. Аларих хотел переправить свое племя в Африку, подальше от гуннов — но не смог; в конце концов, готы ушли из Италии и основали свое княжество в южной Галлии, на берегах Гаронны. Через Галлию сплошным потоком двигались уходившие от гуннов германские племена: алеманны, бургунды, свевы; племя вандалов было унесено этим потоком на другой берег моря — в Африку. Над Европой почти безраздельно царили гунны; они облюбовали для поселения благодатную Венгерскую равнину и каждый год опустошали набегами земли от Рейна до Балкан. Прозванный "бичом божьим" вождь гуннов Аттила покорил десятки племен; в 451 году огромная орда ворвалась в Галлию. Германцы, которым было некуда отступать, объединились, чтобы встретить гуннов; огромное варварское ополчение возглавлял полководец Аэций, "последний герой Рима". В яростной битве на Каталаунских полях германцам удалось остановить дотоле непобедимых гуннов; на поле боя осталось больше ста тысяч трупов — это была одна из самых кровавых битв истории. Аттила отступил; через год в день своей свадьбы он неожиданно скончался на брачном ложе; покоренные племена восстали, и держава гуннов распалась.

Однако народы и племена, приведенные в движение гуннами, продолжали крушить остатки Империи; в 455 году Рим был захвачен вандалами, которые 14 дней грабили город, а потом сожгли то, что осталось «Вечного города». После ухода вандалов в Италии хозяйничали командиры варварских наемников, возводившие на престол и свергавшие императоров; в западных провинциях господствовали германцы, а в Константинополе правили свои императоры, которых не заботила судьба Рима. В 476 году вождь наемных дружин Одоакр низложил последнего римского императора Ромула Августула и отправил его корону в Константинополь. Италия превратилась в одно из варварских королевств — такое же, как королевство готов в Галлии и королевство вандалов в Африке. "Вечный город" опустел, лишь кое-где в развалинах обитали люди, на форуме росла трава и паслись свиньи. Вокруг возвышались полуразрушенные мраморные дворцы и лежали свергнутые с пьедесталов статуи; среди руин огромных терм жили отшельники, сеявшие пшеницу в некогда роскошных садах. На закате, когда солнце опускалось среди ничего не поддерживавших колонн, они собирались на вечернюю молитву и, склонившись головой в прах, пели старый псалом отверженных:

Для чего, Боже, отринул нас навсегда?
Возгорелся твой гнев на овец твоих?
Знамений наших не видим, нет уже пророка,
И нет с нами того, кто знал бы, что будет…

Римский мир рушится, но не склоняется наша высоко поднятая голова!

(Иероним.)

Христиане с давних времен проклинали Рим, этот оплот язычников — и в то время как одни горевали, другие радовались его падению. Святой Августин написал книгу о граде земном и граде Божьем; град земной — символ зла и насилия — отождествлялся с Римом, а град Божий — со святой христианской церковью: град земной пал, но град Божий стоит нерушимо. Многие христиане называли Градом Божьим Константинополь — вот он, Новый Рим, он стоит, и высоко поднимается его глава! Западные провинции стали добычей варваров, но Империя устояла, и жители восточного Средиземноморья по-прежнему называли себя римлянами. По-прежнему процветали огромные города, шумели рынки и толпа на ипподроме приветствовала императора: «Многие лета августейшему!» Когда гунны отступили в свои степи, императоры сумели организовать оборону границ; как и раньше, вдоль пограничных валов селили германцев-федератов, а в тылу стояли мобильные армии — но теперь это были не римские легионы, а разноплеменная наемная конница. «Мы поставили волков вместо сторожевых собак», — предупреждал императора Аркадия один из его сановников — однако жители Востока уже давно разучились держать в руках оружие; только малоазиатские горцы-исавры еще сохраняли свою воинственность — но они были столь же ненадежны, как варвары. Так же, как на Западе, варварские наемники пытались захватить власть, и одно время императоров ставили на престол готы, а потом — исавры. В 491 году восставшие жители Константинополя изгнали исавров, и с этого времени императоров возводили на царство не воины, а беспокойное население столицы. На огромном ипподроме, вмещавшем сотни тысяч людей, во время состязаний происходили встречи императоров с народом: толпа могла приветствовать, а могла и освистать самодержца или начать скандировать: «Другого императора ромеям!» Зрители делились на две партии болельщиков, поддерживавших возниц в голубых или зеленых одеждах; если, к примеру, побеждали колесницы «зеленых», то недовольные «голубые» могли затеять драки на трибунах; если одна партия освистывала императора, то другая его приветствовала. Иногда «голубые» и «зеленые» объединялись, чтобы потребовать снижения налогов, и императорам приходилось идти на уступки — однако это приводило к сокращению жалования федератам и военным мятежам в провинциях.

Тяжелые военные налоги были не единственным бременем, лежавшим на жителях христианской Империи. К концу V века Восток оправился от военных бедствий, но вслед за восстановлением деревень снова пришло время перенаселения и малоземелья. Обремененные долгами крестьяне продавали свою землю ростовщикам и становились арендаторами-колонами. Снова вошло в силу сословие крупных землевладельцев-сенаторов; сенаторы пользовались налоговыми льготами и в обмен на землю предлагали крестьянам свое покровительство, "патронат". Передав свои надел патрону, крестьяне становились его колонами, освобождались от казенных налогов и какое-то время могли сносно существовать — пока хозяин не увеличивал свои требования. Патронат был официально запрещен, но провинциальные чиновники не исполняли законы; они сами, как могли, обирали народ и выступали в роли патронов. Повсюду возникали огромные поместья новоиспеченных земельных магнатов с величественными дворцами, парками и собственной военной стражей.

История повторялась, всё это — разорение крестьян, обогащение помещиков, Сжатие, голод — всё это уже было во II веке до н. э., а потом во II веке н.э. За каждым Сжатием следовала революция и гражданская война, в которой гибла большая часть населения; богатые подвергались резне, их землю делили между бедняками — и в опустевшей стране на некоторое время воцарялся мир. Но через полтора-два века численность населения возрастала в несколько раз и снова начиналось Сжатие, снова бедняки продавали свою землю богатым, снова нищие брели по дорогам и голодные поднимали знамя очередной революции. История распадалась на циклы длиной в полтора-два века: революция, война, передел земли, столетие мирной жизни, многократный рост населения, нехватка земли, голод, скупка наделов богатыми, еще голод — и снова революция, война, гибель половины населения и передел земли. Историки называют эти циклы развития ВЕКОВЫМИ или ДЕМОГРАФИЧЕСКИМИ ЦИКЛАМИ. Каждая революция порождает монархию, которая пытается дать землю крестьянам и установить справедливость, но очередное Сжатие сводит на нет благие устремления монархов: ведь они не могут обеспечить землей народившиеся новые поколения и не могут удержать крестьянина, когда он в голодный год отдает свою землю за мешок зерна. Кроме того, обнищавшие крестьяне не могут платить налоги, а армия, не получая денег, поднимает мятежи — все эти беды накатываются одна за другой, и мало кто может противостоять им. Однако истинный монарх и в трудную минуту не должен опускать рычаги управления, он должен действовать решительно и властно — так, как действовали Септимий Север или Юстиниан.

Юстиниан был сыном бедного пахаря из маленькой деревеньки в македонских горах, набожным крестьянским парнем, привыкшим к скудной пище и тяжкому труду. Когда его дядя Юстин, выслужившийся из солдат офицер гвардии, по прихоти судьбы стал императором, он вызвал племянника в столицу и усадил его учиться наукам. Выучившись, Юстиниан стал помогать неграмотному дяде управлять государством, но при этом не оставил своих деревенских привычек, скромно одевался, постоянно постился и ходил в церковь. В церкви он познакомился со своей будущей женой Феодорой, знаменитой красавицей, которая в прошлом была актрисой, развлекала толпу на ипподроме и, по слухам, много грешила — а теперь вела благочестивую жизнь и замаливала грехи перед богом. Бог был той силой, которая направляла Юстиниана: император повсюду ссылался на божественное вдохновение и все свои указы ставил под покровительство Господа. Позднее, одержав великие победы, Юстиниан воздвиг себе огромную конную статую и начертал на ее пьедестале слова из Библии: "Он воссядет на коней Господних и езда его будет во спасение".

В 527 году Юстиниан унаследовал императорский престол и попытался навести порядок в управлении; многие вельможи потеряли свои посты, а их поместья были конфискованы, чтобы пополнить пустую казну. Привыкшим уклоняться от налогов столичным торговцам и ростовщикам пришлось платить недоимки — это вызвало недовольство многочисленных константинопольских буржуа. В 532 году в столице вспыхнуло восстание; знать подстрекала народ и раздавала бунтовщикам оружие и деньги. Юстиниан был осажден во дворце, а на ипподроме сенат и "народ" избрали нового императора. Юстиниан уже думал о бегстве, но Феодора остановила его: "Нет лучшего погребального покрова, чем царская пурпурная мантия", — сказала императрица, и Юстиниан решил сражаться до конца. Были вызваны гвардейские отряды, которые ворвались на ипподром и устроили страшную резню; погибло 30 тысяч восставших — и с этого времени никто не думал о сопротивлении реформам. Привыкшие воровать чиновники были заменены, и новые служилые приносили присягу на Библии; под угрозой Страшного Суда Божьего они клялись управлять "без обмана и подлога", "неподкупно и без насилия". К губернаторам были приставлены церковные старосты, епископы, которые следили за соблюдением закона и "божеской справедливости". Вместо прежних разрозненных и противоречивых законов был создан единый кодекс, до сих пор являющийся образцом для юристов; новые законы вывешивались на всеобщее обозрение в церквях. Священники пересказывали неграмотным суть законов и объясняли, что налоги собираются государем не для себя, а для содержания войска и защиты верующих, что их уплата — это дело благочестия, священный долг. Подати были тщательно расписаны в зависимости от состояния плательщиков, и, если бедняк не мог уплатить налог, за него платили зажиточные соседи.

После подавления константинопольского мятежа Юстиниан расправился с восставшей знатью; ее поместья были конфискованы и превращены в монастыри. Это стало уроком и примером для богатых; опасаясь конфискации или гнева Божьего, они сами дарили и завещали свое имущество монастырям. Едва ли не на каждом холме теперь возвышался монастырь или церковь, повсюду виднелись кресты, и страна принимала видимый облик Града Божьего, о котором некогда писал Августин. Юстиниан предписывал монахам жить скромно и целомудренно, прилежно изучать Библию и трудиться на полях. При каждом монастыре была больница, богадельня для стариков и нищих и странноприимный дом для странников. Юстиниан, перед которым сановники простирались ниц, общался с монахами как с равными, до хрипоты спорил с ними о делах церкви, а иногда, случалось, смиренно выслушивал резкую отповедь какого-нибудь святого пустынника. Император посылал монахов проповедовать Слово Божие к варварам на Дон, в Эфиопию, на Кавказ — и потом с почетом принимал новообращенных варварских царей, осыпал подарками и вводил их в дом Божий, в Святую Софию.

Святая София была символом Града Божьего, новым Великим Храмом, построенным Юстинианом вместо давно разрушенного храма в Иерусалиме. Это было новое чудо света, огромный купол Святой Софии возвышался на 55 метров, и входящему в Храм казалось, что он парит в воздухе: колонны терялись в игре света, и огромный изображенный на куполе крест казался сверкающим в небесах. По ночам расцвеченная церковь возвышалась над городом, как сияющая гора, и, завидев ее на горизонте, моряки преклоняли колена и молились во славу Господа. Святая София была центром христианского мироздания, символом Священной Империи, твердо стоящей посреди варварского мира. Юстиниан построил множество крепостей и превратил всю страну в один укрепленный лагерь; из этого лагеря выходили мощные армии, наносившие тяжелые удары варварским королевствам. Знаменитый полководец Велисарий разгромил вандалов в Африке и готов в Италии, войска Империи вступили в разрушенный Рим и водрузили свои знамена на руинах форума.

Воюя с варварами под знаменем святой веры, Юстиниан столь же решительно преследовал неверующих внутри Империи. "Еретики" подвергались дискриминации и гонениям: "Справедливо лишать земных благ тех, кто не поклоняется истинному богу", — говорил Юстиниан. Последние язычники, преподававшие в знаменитых философских школах Афин, были вынуждены бежать из страны; Лицей и Академия были закрыты. Вслед за философами, спасаясь от обвинений в ереси и колдовстве, из Империи бежали астрологи; в Константинополе было арестовано несколько юристов и медиков, на улицах сжигали "эллинские" книги. В школах теперь учили, что, как писано в Библии, земля лежит посреди океана и накрыта, как шатром, двумя куполами неба. В центре мира расположен Иерусалим, а далеко на Востоке, за Индией, находится рай, и ветры доносят оттуда запах благовоний; там берут начало четыре великие реки: Тигр, Евфрат, Нил и Ганг. Историю начинали от рождения Адама, потом рассказывали о Давиде, Соломоне, пришествии Христа и победе Святой веры. Театральные пьесы с их языческими богами сошли со сцены, и театры постепенно опустели. Одежда стала больше походить на монашескую, женщины повязывались платками и закрывали лицо. Гимнасии, где раньше занимались физическими упражнениями, теперь исчезли; чтобы обсуждать новости и общаться, люди собирались в церквях; в церквях знакомились, венчались, отпевали умерших — церковь стала центром всей обыденной жизни. Церковные праздники превратились в народные гуляния; на Пасху, праздник воскресения Христова, царь с блистающей свитой направлялся в Святую Софию; улицы наполняли восторженные толпы народа, и тысячи людей пели:

Опять весна прекрасная приходит нам на радость,
Неся от бога силу в дар ромейскому владыке…

"Крестные ходы", церкви на зеленых холмах, крестьяне, работающие в поле вместе с монахами, светящаяся громада Святой Софии — таков был Град Божий, построенный императором Юстинианом. Стены того града возвышались непоколебимо почти столетие. Вокруг него бушевали варварские нашествия, приходил голод и мор — но Град Божий стоял прочно. Красные флаги с ликом Иисуса реяли над бастионами оборонительных линий вдоль Дуная; поутру солдаты выходили на молитву, и могучая песня неслась над великой рекой и над холмами — до горизонта:

Бог нам прибежище и сила,
Скорый помощник в битвах…
И поклонятся ему все цари,
Все народы будут служить ему.

Спаси, Господи, люди твоя…

(Молитва.)

Юстиниан не напрасно строил укрепления и готовился к последнему бою. С крепостных башен христианские воины видели, как горит степь и как из ее глубин вырываются одна за другой новые орды. Это были племена беглецов, они бежали от надвигавшейся с востока новой лавины: спустя два столетия по дороге гуннов на Европу шли потомки тех страшных всадников, которые изгнали их из степи. Это были авары, могущественный народ воинов, которые сидели в седлах и, приподнявшись в стременах, рубили врагов саблями. Прорвавшись через Восточную Европу, авары увлекли за собой живших в лесах славян; огромная орда обосновалась на излюбленной кочевниками Венгерской равнине и принялась опустошать Европу от запада до востока. Почти каждый год авары поднимались, и, гоня перед собой десятки тысяч славян, обрушивались на пограничные укрепления; Балканы превратились в поле боя, деревни были выжжены, население спасалось в крепостях или бежало в Азию. Так продолжалось тридцать лет, имперская армия изнемогала в этой борьбе, и близился тот момент, когда оружие выпадет из рук. Народ был уже не в силах платить военные налоги: ведь Сжатие продолжалось, население увеличивалось и крестьяне беднели. Юстиниан построил Град Божий, но не мог остановить ход истории: рано или поздно снова должно было прийти время голода и восстаний — и в конце VI века это время пришло. Восстание в Египте вынудило императора Маврикия (582-602) уменьшить налоги, и это привело к невыплате жалования армии. Дунайская армия подняла бунт и пошла на Константинополь, Маврикий был свергнут и убит, страна погрузилась в пучину гражданской войны.

Это была катастрофа, похожая на катастрофу III века. Оказавшиеся открытыми границы Империи были сразу же сметены врагами. С севера наступали авары, а с запада — персы. В 626 году союзники встретились под стенами Константинополя. Аварский хакан предложил населению покинуть город, захватив с собой лишь рубаху и плащ: "Вы ведь не можете, — говорил хакан, — обратиться в рыб и искать спасения в море, или в птиц и улететь на небо". Однако Константинополь был неприступен, и после кровопролитного штурма хакан приказал отступать. Персы тоже ушли на восток; императору Ираклию (610-641) удалось нанести им ряд поражений, и Персия погрузилась в междоусобицы. Однако в 636 году на поле боя явился новый противник — арабы. После Великой Северной Степи Аравийская Степь представляла собой второй по величине кочевой очаг: так же, как на севере, здесь шла постоянная война за выживание и отсюда исходили волны нашествия. В 620-х годах бедуины аравийских степей объединились под знаменем новой веры, ислама, и по законам степи объединение кочевников породило новую грандиозную Волну.

Изнуренная войнами Империя не выдержала нового сокрушительного удара. Последние воины Ираклия приняли бой и полегли в великой битве при Ярмуке, арабская волна затопила восточное Средиземноморье. Волна нашествия поглотила остатки цивилизации Древнего Мира, неприступной осталась лишь последняя крепость, Константинополь. За тройной каменной броней здесь хранились сокровища прошлого: рукописи античных писателей и заветы христианского социализма. Окружающие земли стали добычей варваров, на развалинах древних городов здесь сражались между собой новые народы, среди руин Спарты строили свои землянки славянские поселенцы.

Наступила новая эпоха — Средневековье.