ГЛАВА ТРЕТЬЯ

К концу первого года моего пребывания в России я вернулся в Англию, чтобы жениться. Оглядываясь назад на это событие, с точки зрения человека средних лет, разочарованного и утратившего иллюзии, я нахожу свое поведение в высшей степени достойным порицания. Я не обладал ни деньгами, ни положением, и мои перспективы не шли дальше унылой и бесплодной карьеры на наихуд ше оплачиваемой в мире службе. Моя жена была австра лийкой по фамилии Турнер. Ее дедушка был в свое время самым богатым человеком в Квинсленде. После смерти отца на них обрушился ряд насчастий, и мать могла давать ей на жизнь не больше стадвухсот фунтов в год. Сама жена моя была хрупкого здоровья и воспитывалась в Англии и Швейцарии. Все ее друзья были богатые или зажиточные люди. Сама она привыкла к роскоши в жи зни. Просить девушку, которая воспитывалась в таком

—«vrooo* ic тому же шел лишь двадцать первый г0л ^лелитьТмиой жизнь в бедности, да еще в придачу* ^^лутхивилизованном городе, как Москва, был* ^гп^ничной дерзостью. Нужно отдать справедливость еТстл^тв: она очень быстро приспособилась к жизни, \ второй были связаны многие лишения. Мои брак бь,л сделай выгоды от которой были только на Моей

СТ°Чтоепредставлял я собой в то время? Молодой чело век 25 лет широкоплечий, горбоносый, с поджарой кооенастой фигурой и смешной походкой. Характер мо лодого человека представлял собой любопытную смесь локкартовской осторожности и аскетизма с макгрегоров ской беспечностью и снисхождением к себе. До сих пор Макгрегоры одерживали верх над Локкартами, и, быть может, его основной ошибкой являлась общая всем кель там тенденция — смешивать беспутство с романтизмом. Такие достоинства, как обладание хорошей памятью, способность к языкам и большая работоспособность, в значительной степени ослаблялись ленивой терпи мостью, которая всегда ищет легчайший выход из за труднения, и роковой склонностью жертвовать будущим во имя дешевых аплодисментов настоящего. Короче, не привлекательный и неоформившийся молодой человек, чье самомнение носило почти болезненный характер. Если бы ктонибудь сказал ему, что через пять лет в к критический момент истории его страны он будет главой щ важной Британской миссии, то бы улыбнулся, склонил ж голову набок и скромно покраснел.

шЗ Таким я был в конце 1912 года. Однако с заключением брака моя жизнь изменилась, и я сделал серьезные усилия вести себя в соответствии с требованиями моего нового положения. Результат оказался самым благоприятным. Моя ночная жизнь была брошена и заменена кругом скучных светских обязанностей. Сношения с британской колонией стали обязательными, и, поскольку нас прини мали, мы в свою очередь стали принимать. Я с новым рвением принялся за работу. Я продолжал занятия рус ским языком; пока моя жена не изучила языка, мне приходилось смотреть за нашей маленькой квартирой, давать распоряжения прислуге и надзирать за хозяйст вом. Я читал вдвое больше, чем когда был холостяком. Мое знание русского языка было терпимым, и, таким образом, передо мной открылось все богатство русской

литературы... Вместе с тем я начал пописывать в англий ских газетах не столько из внутренней потребности сколько изза нужды. Гонорары нужны были как допол нительный источник скромных доходов, которыми мы располагали, и после небольшой практики я пришел к выводу, что они не так трудно даются. Я переписал и продал рассказы, написанные мной на Малакке Я стал почти регулярным сотрудником «Манчестер гардиан» и «Морнинг пост»; обе эти газеты интересовались тогда очерками о русской жизни; кроме того, я пристроил несколько более серьезных статей и рассказов на страни цах многочисленных британских журналов, процветав ших в те времена. Эти литературные труды я печатал под псевдонимом (в i о время дипломатам и консулам запре щалось писать), и за первый же год моей работы в качестве журналиста заработал около 200 фунтов. К тому моменту, когда война прекратила мою литературную деятельность, я имел постоянный заработок в размере 25—30 фунтов в месяц.

Мой брак не помешал дружбе с русскими. Напротив он укрепил ее. «Лики» был в нашей квартире постоянные гостем и платил за наше гостеприимство тем, что привел нас в соприкосновение с широким кругом своих литера турных и артистических знакомых. Через полтора года после моего приезда в Москву я знал большинство передовых московских интеллигентов.

Этот контакт, требующий постоянных разговоров на политические темы, возбудил во мне интерес к международ ным делам. Через Чарноков и других англичан, связанных с хлопчатобумажной промышленностью, я мог ощущать биение пульса промышленной жизни. Для того чтобы стать настоящим работником контрразведки, оставалось завое вать лишь знать, купечество. С Британским посольством в С.Петербурге мы фактически в сношениях не состояли. Германский генеральный консул встречается со своим по слом раз в месяц. Французский генеральный консул может рассчитывать закончить свою карьеру посланником. Но между обоими британскими службами имеется негпюходи мая пропасть, через которую до сего дня еще не переброшен мост. Политические отчеты из Москвы не поощрялись. Запросы по коммерческим делам определенно отвергались. В архивах Московского консульства имеется или имелось письмо от некоего британского посла, которое мы вытаски вали в веселые минуты. Письмо это гласило следующее.

1^ , . . Прошу запомнить, что я здСС1

ш%?тДетого, чтобы Вы беспокоили меня вопросами' <тн23^^ В МоскОВСКОМ кон^ьс1Ве

g. Не?Х5етом беспокойства не только со сторон,,, з^да^онсульских чиновников. На него обращав вниманГс посетителиангличане, которые сразу замечали, !то из всех великих держав лишь Великобритания „е filma ггоедставлена в Москве генеральным консульством. Они обычно высказывали свое возмущение возврата, лись в Англию, но ничего не предпринимали. Было толь ко одно исключение. Однажды в зимний вечер 1913 года, Гмомент когда я был в консульстве один, раздался звонок Я соскочил и впустил пожилого, хорошо одетого бородатого господина, который протянул мне свою ви зитную карточку. Его фамилия была Теннант, и, хотя я в то время этого не знал, он оказался родственником го сподина Асквита, тогдашнего премьера. Я пригласил его в нашу мрачную маленькую комнату.

Могу я видеть консула или вицеконсула? — спро сил он. _

Консул вышел, — ответил я. — Перед вами вицеконсул.

Он тяжело дышал. Подъем по лестнице на третий этаж, повидимому, его утомил.

— И это все Британское консульство? — спросил он наконец.

Я ответил утвердительно. Его глаза сверкнули. Затем с ворчанием он заметил:

— Скорее похоже на ватерклозет, чем на кон сульство.

Он пригласил меня позавтракать с ним на следующий день. За завтраком он задал мне ряд вопросов на ту же тему. Он ничего не обещал, но после его отъезда у меня было такое ощущение, что на этот раз последукп перемены.

Однако недели превратились в месяцы, и постепенно стала угасать надежда. Когда наступило лето, мы сняли вместе с Гровами дачу — обширный деревянный дом в Косино, рядом с озером, на котором имелись гребные лодки и где можно было ловить щук и окуней. Этот рискованный эксперимент начался с трагедии. Моя жена приобрела себе игрушку — породистого французского бульдога Пипо, которого впоследствии нарисовал Коровин. Разумеется, она взяла его с собой на дачу. Хотя на городской квартире он вел себя безукоризненно, его первая ночь на даче оказалась сплошным несчастием Повиди мому, поездка в поезде вредно подействовала на его здоро вье, и во время обеда он настолько забылся, что испортил новый ковер в столовой ~ последнее приобретение семейст ва Гров. Мужчины в этих случаях беспомощны, и в продол жение всего обеда Гров и я не поднимали глаз от тарелок. Несмотря на это неприятное начало наша совместная жизнь на даче обернулась лучше, чем это можно было ожидать. Утром гнев госпожи Гров прошел. Со слезами на глазах жена попросила прощения за свою собаку. Сам Пипо щедро рассыпался в извинениях. И Пипо остался.

С Пипо мы имели еще одно приключение, которое могло для него окончиться трагически, а для нас оказа лось связанным с неприятными последствиями. Рядом с озером находится «святое» озеро, в котором купались, надеясь исцелиться, многочисленные паломники. Одна жды вечером жена, прогуливаясь, прошла мимо озера и с ествественным чувством скромности обратилась в бегст во от массы голых тел, ищущих помощи в этих водах. Однако Пипо, будучи животным с сильно развитым стад ным чувством, в одно мгновение очутился среди палом ников, дико плескаясь в воде. Над озером поднялся крик. В первую минуту жена подумала, что паломники играют с собакой и спокойно продолжала свой путь. Крик, одна ко, перешел в сердитый гул, и собака с визгом выбежала на тропинку, преследуемая двумя десятками голых фи гур. Жена подобрала юбки и побежала. К счасгью, дача была рядом. Опятьтаки по счастливой случайности я оказался дома. В течение пяти минут я уговаривал со бравшихся у ворот голых людей, и в конце концов мои аргументы, подкрепленные серебряными рублями, оказа ли действие. Еще больше рублей пришлось потратить на оплату священника, который должен был совершить над озером обряд очищения. В общем, приключение оказа лось более накладным, чем забавным. Вначале я опасал ся, что оскорбленные купальщики выместят свою злобу на собаке; в течение нескольких дней Пипо держали на привязи. Но здесь я оказался несправедливым по отноше нию к русским. Заключив мир, они не затаили злобы, и, хотя ничто впоследствии не могло заставить собаку по дойти к озеру ближе, чем на сто саженей, если бы она это и сделала, то ей не угрожала бы опасность.

Той года спустя отсутствие денег заставило нас 11Пл дать собаку. Какой в конечном счете оказалась ее Сул?" ба не знаю. Она была аристократкой и потому, ВерояТно, ненавидела революцию. Я боюсь, что по пример дога Максима Горького она была съедена голодающ,^ населением.

В это лето Москву посетил сэр Генри Уильсон. Вместе с ним и полковником Ноксом, нашим военным атташе я обедал в «Эрмитаже». Даже в эти дни сэр Генри ПОл„ ностью сознавал опасности европейской ситуации и суммировал со свойственной ему широтой взглядов все воз можности. Определяя относительную силу европейских держав, он проанализировал все мельчайшие детали. По его мнению, французская армия была равна германской Если бы случилась война, то русская армия должна была бы явиться той гирей, которая склонила бы весы в пользу Франции. Сэр Генри оказался не единственным экспертом, чей прогноз был опровергнут в процессе бури, раз разившейся в 1914 году.

В начале июля визит Теннанта дал наконец о себе знать. Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы, как говорят, на Флитстрит. Московское консульство воз водилось в ранг генерального консульства и значительно увеличивались кредиты, отпущенные на его содержание. Гров получал перевод в Варшаву, а на его место назна чался Чарльз Клайв Бейли, бывший консул Её Величест ва в НьюЙорке и потомок славного в истории Индии рода. Я пролил сочувственные слезы по поводу отъезда Гровов (они были очень милы с нами) и с новыми надеждами и помыслами приготовился приветствовать своего нового начальника.