Клеопатра была неизвестным дотоле наслаждением – умная, страстная, она каждую минуту поражала его своей необычайной непохожестью на тех женщин, которых он знал до этого дня. Он, великий стратег, не мог предугадать ее слов, мыслей, желаний. А значит, она была, как Египет, о котором он знал и не знал одинаково много.

Клеопатра заговорила с ним на греческом, и он подумал, что это от того, что греческий язык наиболее приспособлен к ее мягкому женскому образу, а ведь она просто не очень уверенно чувствовала себя в латыни. Цезарь с удовольствием услышал язык Гомера: «Поскольку друзья не излагают мои дела верно, я подумала, что мы должны встретиться лично».

Царственное происхождение создавало вокруг Клеопатры ореол недоступности, и добиваться ту, которая происходит из древнего рода Птолемеев, ту, которая гордо именовала себя родственницей самого Великого Александра Македонского, было чрезвычайно интересно.

Очарование молодой царицы сделало свое дело, ей не пришлось прикладывать больших усилий, и Цезарь впервые сдался без боя.

Птолемей и его министры узнали, что Клеопатра провела ночь у Цезаря, и поняли, что их дело проиграно.

Не дожидаясь рассвета, Цезарь послал за Птолемеем. Неожиданно для самого себя из примирителя он превратился в защитника одной из сторон.

Юный царь, уставший за последние дни и ночи от игр в политику, от советов своих опекунов, от войны, в которой он ничего не выигрывал, а только терял, повел себя как капризный мальчишка. Услышав требование явиться во дворец, он пришел в бешенство. Он кричал, что его все предали, кидался на придворных с кулаками, а потом сорвал с головы диадему и швырнул ее на пол.

Наутро среди египтян начались волнения. Доверия к Цезарю никто не испытывал. Он поддался чарам Клеопатры, и уже одно это должно было вызвать гнев народа.

Возможно, что, прими Цезарь сторону Птолемея, он сразу снискал бы поддержку и населения Египта, и египетского войска, но он обещал поддержать Клеопатру.

А что до ненависти Потина... Чего можно было еще ждать от евнуха, ненавидящего саму любовь, следовательно, не простившего связи Клеопатры с римлянином. Он пробовал затеять заговор против Цезаря и вполне мог достичь желаемого, но Цезарь не терял бдительности во враждебной стране. Да и невозможно было бы уйти от возмездия любому, кто поднял бы руку на полководца.

Через несколько дней Цезарь выступал перед жителями Александрии. Он потребовал, чтобы вместе с ним были Клеопатра и Птолемей. Рука об руку супруги и соправители вышли к народу. Цезарь обратился с речью. Он говорил о завещании Птолемея XII, в котором говорилось, что брат и сестра, как требует египетский обычай, должны жить вместе и совместно царствовать. Опекать и оберегать их будет могучий римский народ. Закончил он фразой: «В качестве диктатора я представляю римский народ. Выполнение воли их отца – мой долг».

Чем же был Цезарь для Клеопатры? Любовником, советчиком, политическим союзником?

Как царица, она следовала политике своего отца. Птолемеевский Египет сохранил свою независимость от Рима, тогда как Македония, царство Селевкидов покорились римской власти. Клеопатра следовала традиции, так же как и отец, не высказывая открыто сопротивления могущественному соседу. Обаяние незаурядной личности Цезаря, его возраст вселяли в нее уверенность в надежности любовника.

Цезарь, конечно, как мудрый политик догадывался и о далеко идущих планах Клеопатры. Внезапно вспыхнувший роман после экстравагантного появления Клеопатры можно бы было объяснить ее безрассудностью, но... Слишком наслышан был Цезарь о коварстве египетской красавицы.

Она не была похожа на тех женщин, которых называли красавицами. Она покоряла всех, кто видел ее, необыкновенным очарованием, которому трудно было противостоять. Очарование ее было в необычной остроте ума, в особой силе духа, которая проявлялась в разговоре, в ее словах, действиях. Обаяние ее подчиняло собеседников ее воле, сам звук голоса завораживал.

«Чего ты хочешь, царица?» Она взмахнула ресницами, взгляд стал по-детски наивным и испуганным: «Только любить тебя, Цезарь». Цезарь нахмурился:

«Я говорю сейчас с царицей или с женщиной, которая со мной на час?»

Клеопатра поднялась с удобного ложа, подошла к окну, собрала в высокую прическу рассыпавшиеся по плечам волосы, вернулась к Цезарю, посмотрела на него, возлежавшего среди подушек, и только после этого ответила: «Я хочу вернуть величие Птолемеев. Я хочу править одна. Одна, Цезарь. Мой брат – ничтожество. Моя сестра Арсиноя глупа, как ослица. Как, по-твоему, Цезарь, кто из нас троих должен быть на троне?»

Цезарь перевел в уме ее слова: «Ты поможешь мне, Цезарь?», – и улыбнулся. Он откровенно любовался ею, пока она говорила медленно, обдумывая каждое слово, каждую интонацию, взгляд, жест. Как жаль, что она не соглашалась до сих пор на то, чтобы скульптор изготовил ее портрет. Богиня! Царица! Настоящая великая царица!..

Именно этот высокомерный взгляд и жесткий профиль появились позже на александрийских монетах. Голову венчает металлическая диадема, похожая на те, которые носили прежде египетские цари и царицы. Сделаны они были по образцу диадемы Александра Великого.

Позже завоеватель, оказавшийся прекрасным рассказчиком, напишет книгу «Комментарии о Галльской войне», само название которой говорит о его политическом таланте. Изложение он поведет весьма странно – от третьего лица: «Цезарь пошел», «Цезарь договорился», «Цезарь разбил». Такая форма книги должна была создать видимость объективности изложения.

«Царством управлял по малолетству царя его воспитатель – евнух по имени Пофин (Потин) Он прежде всего начал жаловаться среди своих приверженцев, что царя вызывают на суд для защиты своего дела. Затем, найдя себе нескольких помощников в задуманном деле среди царских друзей, он тайно вызвал войско из Пелусия в Александрию и командующим всеми силами назначил того же Ахиллу, о котором мы уже выше упоминали. Соблазнив его обещаниями от себя и от имени царя, он дал ему понять – письменно и через гонцов, – чего от него хочет. В завещании царя Птолемея были названы наследниками старший из двух сыновей и старшая из двух дочерей. Об исполнении этой воли Птолемей в том же завещании заклинал римский народ всеми богами и союзами, заключенными с Римом. Один экземпляр его завещания был через его послов доставлен в Рим для хранения в государственном казначействе (но хранился у Помпея, так как из-за политических смут его нельзя было передать в казначейство); другой с тождественным текстом был оставлен в Александрии и был предъявлен Цезарю запечатанным.

Когда это дело разбиралось перед Цезарем и он всячески старался в качестве общего друга и посредника уладить спор между царем и царевной, вдруг сообщили о прибытии в Александрию царского войска и всей конницы. Силы Цезаря отнюдь не были настолько значительными, чтобы на них можно было положиться в случае сражения вне города».

Итак, Цезарь хотел примирить Клеопатру с братом-мужем, зная прекрасно, что не о таком правлении мечтала царица.

Цезарь, сам того не ожидая, задержался в Египте надолго. Он собирал деньги и одновременно пытался уладить спор между Птолемеем и Клеопатрой. Главной его заботой были народные волнения, которые нельзя, конечно, было назвать настоящими бунтами или восстаниями. Народ возмущался притеснениями и вымогательствами. Особенное негодование вызывало то, что разграблению подвергались даже храмы. Солдаты Цезаря не брали во внимание то, что египтяне отличались особой приверженностью и любовью к своим богам. Ведь имели место даже войны между племенами разных верований внутри Египта.

Цезарь также беспокоился, что вопреки желанию его возлюбленной очень трудно было примирить египтян с мыслью о том, что Клеопатра станет их правительницей. Народ прекрасно понимал, какое влияние оказывает Клеопатра на римлянина.

Он остался в Александрии ради нее. Не стоило лгать самому себе. В случае отъезда Цезаря она оказалась бы в смертельной опасности. Любовь к ней помогла в сражении с войсками Ахиллы. Ради прекрасных глаз царицы он пренебрег долгом диктатора и своими политическими делами. Он знал, что в его отсутствие враги накапливают силы. Но его держала любовь.

Цезарь улыбнулся. Перед глазами все еще стояла сцена, когда он объявил Клеопатре и ее смешному мужу о том, что властвовать они будут оба, Птолемей пришел в бешенство. Он закричал, но его слабый, почти мальчишеский, голос никого не напугал. Клеопатра нахмурилась, ей неловко было перед Цезарем. Незаметно она сделала знак рукой, чтобы мужу помогли выйти. Птолемей перехватил ее взгляд и закричал: «Меня предали». Потом его речь перестала быть разборчивой, он кричал и пытался прорваться через толпу придворных. Клеопатра застыла. Цезарь следил за ней – даже не опустила глаз царица, запоминая навсегда эту унизительную сцену. Только когда Птолемей вдруг остановился, повернулся и швырнул в ее сторону диадему, которая покатилась по полу к ее ногам, губы сложились в презрительную улыбку, глаза прищурились, пальцы рук сложились в кулаки.

Тогда он возвел на трон обоих. При этом младшим детям Птолемея XII, царевне Арсиное и царевичу Птолемею, достался остров Кипр. Цезарь был настолько взволнован всеми последними событиями, что ничего не отнял из египетских владений, но еще прибавил за счет того, что принадлежало Риму.

Эти действия принесли короткое успокоение. Потом опять вспыхнут волнения, и начнется война. А пока Цезарь смотрел на содеянное им и был доволен.

Однажды вечером, во время очередного пира, где звучали речи, прославляющие мудрость Рима, примирившего царя и царицу, к Цезарю подошел преданный ему раб и рассказал о подслушанном разговоре. Раб не расслышал всего, о чем шла речь, но это был заговор, в этом раб был уверен. Заговор между Ахиллой и евнухом. Потин не успокаивался, и помочь ему обрести покой помогла бы только... смерть. Так решил Цезарь. А значит, снова война!

Об этих и последующих военных событиях Цезарь сам пишет так:

«Полагаясь на эти войска и презирая малочисленность отряда Цезаря, Ахилла занял всю Александрию, кроме той части города, которая была в руках у Цезаря и его солдат, и уже с самого начала попытался одним натиском ворваться в его дом. Но Цезарь расставил по улицам когорты и выдержал его нападение. В это же время шло сражение и у гавани, и это делало борьбу крайне ожесточенной. Войска были разделены на отряды; приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и враги своей массой пытались захватить военные корабли. Пятьдесят из них было посланы на помощь Помпею, и после сражения в Фессалии они снова вернулись сюда; все это были квадриремы и квинкверемы, отлично снаряженные и готовые для плавания. Кроме них, двадцать судов – все палубные – стояли перед Александрией для охраны города. С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкрепления. Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас – наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми силами. Затем он поспешно высадил своих солдат на Фаросе...

Против воли тех, кто занимает Фарос, ни один корабль не может войти в гавань вследствие узости прохода. Именно этого и боялся Цезарь; поэтому, в то время как враги были заняты сражением, он высадил туда солдат, захватил Фарос и поставил там гарнизон. Таким образом, и провиант, и подкрепления могли безопасно подходить к нему морским путем. Он разослал гонцов по всем ближайшим провинциям и вывел оттуда вспомогательные войска. В остальных частях города сражения оканчивались вничью. Ни одна из сторон не была отогнана (этому мешала узость места), и лишь немногие с обеих сторон оставались на поле битвы. Цезарь занял наиболее необходимые места и за ночь укрепил их. В той стороне города была часть царского дворца, где вначале Цезарю отвели помещение. К ней примыкал театр, который образовывал своего рода крепость со свободным доступом к гавани и к царской верфи. Эти укрепления Цезарь в последующие дни усилил так, чтобы они служили ему стеной и чтобы не приходилось бы принимать бой против воли.

Между тем младшая дочь царя Птолемея в надежде овладеть вакантным престолом удалилась из дворца к Ахилле и вместе с ним стала руководить военными действиями. Но скоро между ними начались споры о первенстве, вследствие чего увеличивались подарки солдатам, так как каждый привлекал их на свою сторону не иначе, как ценой больших жертв. В то время как враги были заняты этим, Потин посылал к Ахилле гонцов и ободрял его продолжать начатое дело и не падать духом. Но эти посредники были выданы и арестованы, и Цезарь приказал казнить Потина».

Потом историки будут недоумевать, почему население Александрии, враждебно относившееся к римлянам, было так пассивно в этой борьбе? Ведь часть жителей оказалась внутри римских укреплений, в районе царского дворца. Каким же образом горстка солдат Цезаря – всего несколько тысяч человек – смогла удержать в повиновении огромную массу людей, десятки тысяч? Ведь если бы александрийцы подняли восстание и в этой части города, римляне были бы уничтожены в течение нескольких часов. Но они не восстали.

Найти ответ на этот вопрос несложно. Часть города, в которой укрепился Цезарь, была населена в основном иудеями, дружелюбно относившимися к римскому полководцу. Они считали врагом Помпея, одержавшего над ними победу. Помпею иудеи не смогли простить того, что несколько лет назад он захватил Иерусалим и осквернил иерусалимский храм. Теперь в лице Цезаря они увидели того, кто отомстит за них и исполнит волю богов.

Над Цезарем и Клеопатрой простерли спасительное крыло иудейские боги. Помпей, сделав опрометчивый шаг более десяти лет назад, не мог предположить, что его поступок спасет того, кто будет виновником его смерти.

Тем временем Цезарь потребовал церемонии бракосочетания Птолемея и Клеопатры, где он мог бы от имени Рима приветствовать соправителей. Царица пошла на унизительный для нее акт – формальную церемонию бракосочетания с братом, но это не привело к фактическому примирению. Она попыталась еще раз поверить и брату, и Потину, но и тот и другой вынашивали план предательского захвата власти. Она даровала сестре Арсиное Кипр, а та не захотела удовольствоваться этим и посмела претендовать на египетский трон. И среди этого предательства он – единственный друг и любимый – Цезарь. Клеопатра вдруг поняла, что растаяли в ее душе ненависть к римлянам и жажда мщения. Не случайно доверял им отец, ведь и его тоже предавали именно тогда, когда он этого меньше всего ожидал. Вот только Арсиноя так и не поняла великодушия Цезаря. Как могла она поверить этому грубому солдафону Ахилле? Бежать к нему? Что за глупая девчонка! Конечно, чтобы досадить Клеопатре, он тут же провозгласил Арсиною царицей Египта. После этого формального коронования мятеж против Цезаря уже не был мятежом против законной государственной власти. Клеопатра была в ярости. Однако скоро события повернулись так, что оставалось только удивляться мимолетности удачи.

Между бежавшей Арсиноей и начальником ветеранов Ахиллой начались раздоры. Они в борьбе за власть не стеснялись в выборе средств. Оба строили всевозможные козни друг против друга.

Потин, который оставался во дворце с Птолемеем, выразил желание поддержать Ахиллу. Он испугался, что жажда власти у Арсинои может перейти границы, которые были ей очерчены. Она нашла себе нового сподвижника в лице евнуха Ганимеда. Ганимед никак не мог разделить сферы влияния с Ахиллой и решил использовать в своей борьбе Арсиною. Потин не успел помочь Ахилле – его предал собственный цирюльник. Потин был арестован и казнен. Причем о его казни было объявлено от имени царицы Клеопатры и... Птолемея XIII.

С помощью своего воспитателя, евнуха Ганимеда, Арсиноя опередила Ахиллу в крайних мерах и приказала убить его. После смерти бывшего сподвижника она одна, без товарищей и без опеки, держала в своих руках всю власть. Войско было передано Ганимеду. Взяв эту должность, он увеличил подарки солдатам, но всем остальным продолжал руководить с бдительностью Ахиллы.

Надо отдать Ганимеду должное, что если бы не слишком амбициозная Арсиноя, которая готова была пожертвовать всем ради власти, то он мог бы стать хорошим другом и сподвижником Цезаря. Его изобретательность не знала границ.

Через некоторое время после начала военных действий Ганимед решил использовать в свою пользу особенность водоснабжения Александрии. Под городом шли каналы, которые воду Нила подводили к домам. Проходя через них, вода немного очищалась, так как не могла употребляться без системы очистки, она была слишком мутной и илистой. Не раз именно это вызывало эпидемии кишечных и инфекционных болезней в столице.

Ганимед рассчитал, что река находилась именно в той части города, где стояли его войска. Реально было оставить римлян без водоснабжения, так как они пользовались водой из каналов и водоемов частных домов.

По приказу Ганимеда солдаты быстро заложили подземные каналы и отгородили все части города, которые занимал он сам. Затем они начали выкачивать воду из моря вальками и машинами и пускать ее с верхних местностей в ту часть, где был Цезарь.

Жители города изумлялись, почему вода в их колодцах стала такой соленой? Пока можно было терпеть, люди молчали, но скоро вода стала слишком горькой и не пригодной для употребления.

В рядах солдат Цезаря началась паника. Их не мог устрашить самый жестокий противник, но смерть от жажды была пострашнее встречи с неприятелем на поле брани. В адрес Цезаря посыпались упреки в том, что он не торопится с приказом отступить на кораблях. Но полководец осознавал опасность такого отступления под наблюдением александрийцев. Римляне будут слишком уязвимы.

Он пытался заставить своих людей поверить в то, что пресную воду можно добыть, если вырыть колодцы или привезти воду по морю. О бегстве он и не думал. Уже теперь было трудно выдерживать атаки неприятеля, нельзя покидать укреплений, так как войско Цезаря было гораздо малочисленнее армии Александрии.

Спокойствие Цезарю давалось большим трудом, но ему удалось убедить солдат в своей правоте. В одну ночь были вырыты колодцы, которые обеспечили всю его армию достаточным количеством пресной воды. План бескровной победы Ганимеда провалился.

Через два дня после блистательного решения Цезаря к берегу Африки, недалеко от Александрии, пристал легион солдат Помпея. Знаменитый 37-й легион из тех, кто сдался. Корабли были богаты хлебом, оружием, даже метательными машинами. Солдаты не рассчитывали задержаться у берега надолго, но погода не позволяла продолжить путь, и стала чувствоваться нехватка воды. Экипаж решил известить об этом Цезаря, послав к нему быстроходное судно.

Цезарь во главе флота, но без сопровождения солдат достиг Херсонеса. Этот шаг был довольно рискованным, но оставлять укрепления беззащитными было бы опрометчиво. На суше несколько гребцов ушли слишком далеко от кораблей и были захвачены в плен всадниками неприятеля. Известие о том, что Цезарь прибыл без флота, вселяло уверенность в александрийцев, что это сама судьба посылает им удачу.

Цезарь хотел избежать открытого сражения, так как наступала ночь, местность была ему незнакома, слов для того, чтобы ободрить солдат, он не находил.

И опять римлянам пришлось идти на крайние меры. Выход, найденный ими, не могли бы предугадать даже мастера стратегии. Цезарь приказал все корабли, которые только можно было, вытащить на сушу там, куда, по его предположению, не могли подойти неприятели.

Бой состоялся и окончился полным успехом Цезаря. Если бы не наступившая ночь, он овладел, может быть, всем флотом. В Александрию он прибыл победителем, вселявшим ужас в неприятеля.

Александрийцы во главе с Ганимедом все свои силы бросили на укрепление флота, видя в этом залог будущих побед.

Цезарь тоже готовился к решительному бою. Клеопатра ни на день не хотела оставлять своего возлюбленного. Она сопровождала его, куда только было возможно. Если он задерживался в Александрии, то это были самые счастливые дни и ночи. Они любили друг друга и не могли насладиться этой любовью. Казалось, что этим отношениям не будет конца.

Но Цезарь, не доверяя александрийцам, все же оставлял толику сомнения в своей душе. Не ищет ли в его лице Клеопатра только крепкую защиту, надежный тыл? Так много слухов и сплетен ходит вокруг ее имени и вокруг последних событий!

Ночь дышала прохладой, даря короткий отдых изнуренным от зноя солдатам. Цезарь обошел лагерь, ободрил раненых, сверкнул гневным взглядом на не в меру разгулявшихся и вернулся к Клеопатре.

Она ждала его, как всегда свежая, отдохнувшая, как будто дневная жара вовсе не действовала на нее. Цезарь еще раз удивился способности возлюбленной оставаться прекрасной и днем, и ночью, и даже утром, когда он сам, заспанный и хмурый, предпочитал, отвернувшись от Клеопатры, прежде умыться ледяной водой. Или он просто осознавал, что разница в возрасте между ними слишком велика, и не хотел вызвать насмешливую улыбку женщины. Она и так уже намекала ему, солдату, на свое проверенное средство от... облысения. Цезарь не скрывал до сих пор того, что не обладал роскошной шевелюрой. Он никогда не обращал внимания на этот свой недостаток. Но Клеопатра вновь и вновь заставляла его внимательнее относиться к собственной внешности. Несмотря на юный возраст, она была уже автором большого трактата о лечебной силе трав, минералов и всевозможных масел.

Вот и сейчас Цезарь ощущал тончайший аромат незнакомого ему душистого масла. Ее брови и ресницы были подкрашены сурьмой, красной охрой она подчеркнула капризную линию губ, которые как всегда улыбались ему приветливо и нежно. По моде Египта ладони и подошвы ног окрашены хной. Такие ухищрения смешили Цезаря. Ну разве она не понимает, что будет желанной, даже если рядом окажется сама богиня любви?

Но именно сегодня Цезарь готовил Клеопатре нелегкий вечер. Ему надоели сплетни и слухи, особенно один, касающийся Арсинои. Неужели действительно его любимая неискренна с ним!

«Мой Цезарь! – ее голос звенел счастьем. – Ты чем-то озабочен? Случилось что-нибудь? Ты огорчен? Плохие новости?» Цезарь невольно улыбнулся. Как много вопросов. Все-таки она совсем еще девочка, его царица. Иногда ему кажется, что она просто играет в эти взрослые проблемы, играет в царицу, примеривая на себя чужое платье со всеми сложностями, войнами, убийствами...

«Я сегодня говорил со своими командирами, Клеопатра. Война еще не закончена, мы все еще в опасности». «С тобой я не чувствую опасности, любимый. Мне не страшно, я надежно защищена, как при жизни отца».

«Скажи мне, Клеопатра, как лично ты относишься к бегству твой сестры Арсинои? Не ты, царица, а ты, сестра?» «Ты задаешь странные вопросы, Цезарь», – Клеопатра не отводила глаз. Она действительно не понимала, почему вдруг ночью, когда они наконец-то остались вдвоем, ее возлюбленный устраивает ей допрос. «Ведь для тебя не было сюрпризом или неожиданностью ее бегство? Скажи мне правду» «Объясни, откуда эти подозрения, и тогда я смогу ответить тебе так, как ты хочешь. Я смущена, Цезарь. Никогда еще ты не выражал так открыто недоверие ко мне», – Клеопатра приподнялась на ложе, опираясь на руку. Волосы рассыпались по обнаженным плечам. Ах, как не вовремя начат этот разговор. Как она хороша! Цезарь отвел глаза: «В лагере ходит слух, что ты заранее знала обо всем, но молчала. Может быть, ты даже тайно помогала сестре выбраться из дворца, скрыв свое участие от нас. А может, и от самой Арсинои?» «Слишком сложно, Цезарь, – Клеопатра усмехнулась. – Я не стала бы так усложнять игру, если бы захотела обмануть мою сестру. Она глупа и недальновидна. Ты сам это видишь по тому, как поторопилась она заявить свои права на трон. Девчонка! Мне ее даже немного жаль». «А я не вижу ничего удивительного в таких слухах, моя царица. Избавляясь таким образом от сестры, ты одновременно ловко скомпрометировала ее и в моих глазах, и в глазах Рима. Единственная претендентка на престол устранена. Без крови, без излишних сложностей. В честолюбии, моя дорогая, вы не уступаете друг другу, – Цезарь насмешливо потрепал Клеопатру по щеке. – Ты, моя любовь, как и все Птолемеи, способна на любое преступление в борьбе за престол. Это у вас в крови, прости за откровенность. Во всяком случае Арсиноя доказала это в борьбе с Ахиллой. Это ведь она наняла убийц». «Неужели ты действительно думаешь, что я способна на такое низкое предательство?» «Думаю, Клеопатра. Я уверен, что тебя не остановит ничто. Тем более сейчас, когда ты теряешь трон». Клеопатра возмущенно вздернула твердый подбородок: «Я храню тебе верность, я всегда жду тебя в твоей ставке, я...» «Я нужен тебе, моя красавица, моя царица. Но мне страшно подумать о том времени, когда я буду бояться поворачиваться к тебе спиной». «Такое время не наступит, Цезарь. Я люблю тебя». И он опять поверил ей, своей царственной возлюбленной. Да и как он мог противиться ее очарованию, мягкой кошачьей грации, темным глазам, в которых было столько тепла, преданности и страсти!

Теперь целью Цезаря было оградить себя и свое войско от возможных случайностей. Этого можно было достичь, захватив остров Фарос с примыкающей к нему плотиной. В феврале 49-го года Эвфранор, командующий римским флотом, с разрешения Цезаря напал на остров. Фаросцы не смогли долго сопротивляться хорошо обученной армии. Цезарь разрешил солдатам воспользоваться добычей и разграбить дома. Форт у моста поблизости от Фароса он укрепил и поставил там гарнизон. Дальнейшие события чуть было не стоили Цезарю жизни.

Ему не удалось установить полный контроль над дамбой, соединяющей Фарос с александрийским берегом. Египетский десант неожиданно напал, помешав солдатам Цезаря сооружать баррикады на ближайшем к берегу конце дамбы. Сначала завязался бой, но через некоторое время стал ощущаться перевес в силах у александрийцев. Римские легионеры неожиданно запаниковали и бросились в беспорядочное бегство. Александрийцы, по-видимому, ободренные этим, начали энергичное преследование. Часть отступающих добралась до ближайших кораблей, но корабли не могли выдержать такого количества людей и стали тонуть. Те, кто не успел убежать, были перебиты египетским войском. Страшно было смотреть тем, кто наблюдал за боем, как солдаты, прикрывая головы щитами, пытались вплавь достичь кораблей, готовых к отходу. Цезарь, не имея сил сдержать беспорядочное отступление, пытался хотя бы ободрить своих солдат, хотя сам тоже находился в опасности. Вместе с последними солдатами он отступил к своему кораблю, но тот оказался настолько перегружен солдатами, что не было возможности даже оттолкнуть его от берега. Цезарь бросился в воду, чтобы вплавь добраться до ближайших кораблей. Со всех сторон на него сыпались стрелы, однако он упорно плыл, держа в правой руке важные документы. Он видел, как его корабль, перегруженный людьми, погиб. Доплыв до ближайшего судна, Цезарь стал посылать свободные лодки за изнемогавшими людьми, спасая своих верных солдат. Немногих удалось спасти. В этом сражении римляне потеряли около четырехсот легионеров, еще больше было убито гребцов и флотских солдат.

Несмотря на поражение, римляне доказали противнику, что неудачи не лишают их мужества. Легионеры снова рвались в бой, чтобы отомстить за свое поражение и гибель друзей.

Теперь пришло время Цезарю заняться внутренними делами Египта. Ведь Птолемей XIII все еще оставался под домашним арестом. Он, сам иногда не понимая этого, оставался главным источником дворцовых интриг и конфликтов.

В это время от александрийцев пришло неожиданное послание с просьбой выдать им царя. Царствование девочки, Арсинои, им уже, по-видимому, надоело, ведь оно не приносило ожидаемых результатов. Война не утихала и шла с таким переменным успехом, что заставляла египтян задуматься о ее исходе. Жестокая тирания Ганимеда также начала напрягать окружающих его военачальников и солдат. Теперь, говорилось в послании, все население готово подчиняться приказам царя. Если царю будет угодно, они готовы перейти под покровительство Цезаря и заключить с ним дружественный договор. С этими словами явились египтяне к Цезарю.

Конечно, Цезарь, наученный горьким опытом общения с египтянами, не был склонен верить им. Однако на этот раз он счел возможным согласиться. Таким образом можно было обезопасить Клеопатру и себя от противника в своем доме. Ему было известно о тайных сношениях Птолемея XIII и александрийцев. Цезарь со свойственным ему остроумием сказал, что в лице царя они приобретут вождя для ведения дальнейшей войны. Для него же, великого Цезаря, будет гораздо благовиднее вести войну с законным царем, а не с самозванкой и шайкой авантюристов.

В тот же день состоялся разговор Клеопатры и царя. Цезарь присутствовал при тайном совещании супругов на правах опекуна малолетнего монарха.

Птолемей осунулся, похудел и стал похож на изможденного непосильным испытанием ребенка. В глазах его плескался страх, когда она, опустившись перед ложем на низенький стул, взяла его за руку: «Я знаю, брат, что мы не можем сейчас доверять друг другу. Слишком многое стоит между нами. Волей богов мы стали мужем и женой. Но вспомни – Осирис и Исида могли править вместе. Если же нам не суждено быть верными супругами, если мы не можем править в согласии, давай хотя бы подумаем, как сохранить царство нашего отца. Он не дал бы разорить его». При этих словах сестры губы Птолемея исказила злобная усмешка. «Не надо, Птолемей, не думай сейчас плохо о нашем отце. Подумай о своем городе. Александрия обезображена пожарами, сгорели богатства библиотеки, пострадали храмы, разрушены дома. Ты слушаешь, меня, брат мой?» Птолемей сидел молча, никак не реагируя на речь сестры. Подняв глаза на Клеопатру, он почти шепотом спросил: «Почему ты меня называешь братом, Клеопатра? Ты не хочешь назвать меня мужем потому, что с нами этот римлянин?» Сердце Клеопатры на миг сжалось. Он был так похож на обиженного ребенка, на обиженного незаслуженно и жестоко. Так распорядилась судьба, что между ними были годы и никогда не стали бы они влюбленными супругами. Он был свидетелем ее любви к младшему Помпею, теперь он видел рядом с женой красивого, сильного воина. Он имел право бунтовать, маленький жалкий мальчик. «Прости меня, Птолемей, – Клеопатра взяла обе руки брата в свои теплые ладони. – Но мы сейчас не можем говорить о наших взаимоотношениях. Твои друзья хотят, чтобы ты отправился к ним. Не будем же сейчас строить вражду, будем пытаться строить мир. Надо образумить наших сограждан и спасти их. Только путем доверия римскому народу можно достичь мира. Ведь ты сам доверяешь Риму, брат?» И опять в ответ на ее слова – злобная кривая усмешка. Клеопатра попыталась не обращать внимания на эту реакцию Птолемея: «Цезарь доверяет тебе, ведь он готов отпустить тебя к твоим вооруженным друзьям без всяких условий». И тут вдруг произошло то, чего не ожидали ни Клеопатра, ни Цезарь. Птолемей заплакал. Захлебываясь слезами и задыхаясь, он стал просить Цезаря не отпускать его. Он не хочет никуда уезжать от сестры. Он не хочет царства, он хочет только оставаться с ним, великим Цезарем, и с милой Клеопатрой. Ведь именно такой была воля его отца. И теперь Цезарь должен исполнить его просьбу и не лишать своего покровительства его, слабого сейчас и неопытного в дворцовых интригах царя. Цезарь, растерявшись, готов был уже прижать плачущего ребенка к своей груди, но, оглянувшись на Клеопатру, остановился. Сколько презрения, ненависти было в ее глазах! Теперь пришло ее время улыбаться, не скрывая злобы. В ответ на взгляд Цезаря она только решительно кивнула в сторону выхода и сама первой вышла из комнаты. Цезарь слышал, как она резко выкрикнула что-то на незнакомом ему наречии. То, что это было нечто грубое, он понял только по реакции Птолемея. Тот мгновенно замолчал, слезы высохли, и он так же дерзко ответил. «Что он сказал, Клеопатра?» Она, не ответив, вдруг бросилась к нему на шею, обняла так крепко, как только могла, и зашептала ему на ухо: «Помоги мне разорвать наш брак, Цезарь. Я не хочу больше, чтобы меня называли женой этого убожества. Не верь ему, Цезарь. Не верь ни одному слову. Приготовься к войне. Послушай свою Клеопатру. Я пока не могу сказать тебе всего, но только береги себя и живи, пожалуйста, живи, мой Цезарь, моя любовь».

Действительно, Птолемей после выхода из-под домашнего ареста повел войну против Цезаря так энергично, что удивил даже видавших виды легионеров Рима.

Александрийцы получили вождя, но заметили, что это не придало их войску силы. Во время боев они потеряли и численность, и решимость солдат. Случилось и совсем неожиданное – солдаты, увидев долгожданного царя, разочаровались в нем и стали насмехаться над его юным возрастом и физической слабостью.

Чтобы доказать свою состоятельность, Птолемей провозгласил себя главнокомандующим, стал оттеснять Арсиною от власти и объявил о намерении продолжать военные действия против Цезаря. Морское сражение под Канопом стало неблагополучным для римлян. В неравном бою погиб герой Эвфранор. Его считали достаточно сильным и опытным воином, и помощь не пришла вовремя. Он погиб вместе со своей победоносной квадриремой.

Бои шли уже полгода, но решительного перевеса в силах не замечали ни александрийцы, ни римляне. Войска Цезаря теряли силы, подкрепление 37-го легиона не решило исхода войны.

Неожиданную помощь получили римляне из Сирии и Киликии. Но это не были римские легионы. Заслужить расположение и дружбу Цезаря стремились со всех сторон сирийцы, финикийцы, арабы, греки, иудеи! Может быть, определенную роль играла здесь ненависть к египтянам, а может быть, действительно авторитет Цезаря был настолько велик, что люди объединились в такие разноплеменные отряды.

Возглавлял войска Митридат из Пергама. Он примирился в свое время с господством римлян в отличие от своего родственника Митридата из Понта. Тот в результате войны с Римом лишился царства, бежал в Крым и покончил с собой покинутый всеми и забытый. После поражения Помпея, в войске которого он был, Митридат Пергамский решил теперь доказать свою преданность Цезарю. Отношения этих воинов показали, что Цезарь не ошибся в товарище. Он оказался одним из самых надежных соратников. Иудейский контингент к ним присоединился позже. Наверное, в их решении играла роль обида на Помпея, разрушившего царство Селевкидов, осквернившего Иерусалимский храм. И теперь они спешили на помощь тому, кто победил из обидчика. В отличие от Цезаря, который был благодарен Иудее за помощь, Клеопатра относилась к ней весьма негативно. Иудея когда-то была собственностью Птолемеев. Царица не могла простить потерю этих земель. Евреи платили ей той же монетой. В самой Александрии они не любили Клеопатру. Она не считала их достойными гражданами Александрии, отличая от греков или других эллинизированных народов. Евреи не включены были даже в число получателей хлеба в год неурожая.

По законам Египта царица была права, но по правилам человеколюбия ее поступки не могли не вызвать недовольства еврейского населения. Правда, они не забывали и факт того, что Клеопатра выделила средства на строительство синагоги, изучала их язык и, помня наставления отца, стремилась поддерживать хотя бы ровные отношения с этой частью своего народа. Возглавлял войско иудеев Антипатр.

Во главе пятисот латников именно он первым ворвался на стены крепости Пелусий. Потом, когда войска уже шли по территории Египта, он склонял иудейское население страны на сторону Рима. Так же восемь лет назад он действовал, помогая восстанавливать Авлета на царство.

Еще не достигнув Александрии, Митридат со своим многочисленным войском одержал ряд побед над египтянами, и эти неутешительные новости быстро дошли до Птолемея. Юный царь понимал, что теперь исход войны будет зависеть от того, насколько быстро он сумет помешать воссоединению войск Митридата и Цезаря.

Цезарь двинулся навстречу союзнику, пытаясь опередить Птолемея.

27 марта 47 г. произошло решающее сражение. Армия Птолемея была окружена, лагерь взят приступом.

В этот же день вечером Цезарь с триумфом вернулся в Александрию. Столица покорно склонилась перед римлянином. Жители сами шли к нему навстречу со статуями богов. Египет сдавался на милость победителя.

Даже после окончания боя продолжались массовые убийства сторонников Птолемея, не избежали этой участи и габинианцы, предавшие Цезаря.

Не было среди тех, кто сдался, только царя Птолемея XIII.

«Покуда бог путешествовал, Исида оставалась в Египте и правила страной.

После того как Осирис возвратился из миссионерского путешествия, Сет, тайно влюбленный в Исиду, задумал убить Осириса и захватить земной престол. Он вошел в сговор с царицей Эфиопии Ассо, поддержавшей его умысел, и к ним присоединились еще семьдесят два демона, недовольных правлением Осириса.

Сет тайком измерил рост Осириса и по снятой мерке изготовил сундук, украшенный золотом и узорами из поделочных камней. Когда сундук был готов, Сет и остальные заговорщики устроили званый пир, на который пригласили и Осириса.

В разгар празднества Сет принес сундук в зал. Гости наперебой стали выражать восхищение великолепным изделием. Тогда Сет, как бы в шутку, сказал: «Ложитесь по очереди в сундук! Кому он придется впору, тот и получит его в подарок.

Пьяные гости стали забираться в сундук, но для одних он оказывался слишком велик, для других – чересчур мал, для третьих – слишком широк или слишком узок. Наконец подошла очередь Осириса. Ни о чем не подозревая, бог улегся в сундук. В тот же миг заговорщики захлопнули крышку, обвязали сундук ремнями, отнесли его к реке и бросили в воды Танисского устья. С тех пор это устье считалось у египтян ненавистным и проклятым.

А произошло это на двадцать восьмом году правления Осириса в семнадцатый день месяца Атир»...

В тот же день, как окончилась война и александрийцы сдались, Цезарю донесли, что тело юного царя обнаружено после битвы среди погибших египтян. Оно было занесено речным илом. Река как будто стремилась скрыть останки несчастного мальчика. Его узнали только благодаря дорогим золотым доспехам. Их Цезарь вынес народу для окончательного утверждения своей победы. Это положило конец слухам о том, что царю удалось бежать или что царь пропал без вести и позже объявится в одной из соседних стран.

Он пришел к Клеопатре сам, чтобы объявить ей, что она свободна. Царица выслушала скорбную весть достойно, обронив слезу по погибшему.

«Мне жаль, что он погиб так нелепо. Он мог бы править, если бы захотел», – только и сказала она.

Цезарь не был удивлен такой реакции Клеопатры. Скорее всего его, наверное, неприятно поразили бы притворные слезы и погребальные вопли царицы. Воспоминания о замужестве у нее остались самые неприятные. Имя мужа не было священным для царицы. Она не сравнивала его с возлюбленным Осирисом. Как жил, так и умер. Смерть была освобождением и для Клеопатры, и для Птолемея.

«Теперь тебе нужен другой муж, любовь моя. Ты не можешь оставаться вдовой долго». «У меня есть муж». Цезарь удивленно поднял брови, и в его глазах заплескалась насмешка: «Ты изменяла мне с кем-то, притворщица? И уже нашла замену Птолемею? Кто же он, этот счастливый соперник великого полководца?»

«Много вопросов, Цезарь. Ты можешь увидеть его немедленно. Мой муж красив и умен. Он смел и силен, как лев. Никто не заменит мне его, и ничто не заменит мне его любви. Подойди к зеркалу, и ты узнаешь, кто мне дороже всего на свете. И пусть великая Исида будет свидетелем того, что я не лгу тебе».

«Моя Клеопатра называет мужем меня, простого смертного, недостойного даже быть пылью с ее сандалий?» – Цезарь обнял возлюбленную. «Ты умен, Цезарь, но слеп, как дитя. Если бы ты был чуть внимательнее ко мне, ты понял бы, что своим мужем я тебя называю не случайно. Как же мне еще называть отца того ребенка, которого я чувствую сейчас под своим сердцем. Он родится совсем скоро Цезарь. Твой сын. Я подарю тебе самого прекрасного ребенка, здорового, сильного, как его отец».

Цезарь был ошарашен и смущен. Он действительно замечал изменения, происходившие с Клеопатрой. Немного отяжелел стан, медленнее стали движения, капризней характер. В ее лице тоже что-то изменилось. Глубина темных глаз завораживала, она все чаще замолкала, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Он был счастлив. Как успевает она, эта необыкновенная женщина, одновременно плести интриги, устраивать заговоры, вести войну и носить ребенка. Поистине она настоящая богиня, его возлюбленная, блистательная царица Клеопатра!

Через несколько дней после того, как Цезарь объявил окончание войны, он сообщил свое решение о том, каким он видит будущее Египта. Этого решения ждали и боялись. Оно могло принести такие изменения, которые повлекли бы за собой полную утрату независимости страны, после чего она станет новой провинцией Рима. Эти планы обсуждались много лет, и выдвигал их когда-то именно Цезарь. Теперь он увидел своими глазами и испытал на себе страшную неприкрытую ненависть мятежных египтян. В такое время опасно было сохранять политическую независимость ненадежной стране. Любой римский авантюрист-политик мог сделать ее ареной для своих интриг. Однако Цезарь проявил небывалое и неожиданное великодушие. Никто, наверное, не знал истинную причину последующих решений. Никому пока Клеопатра не объявила имя отца своего будущего ребенка. Сплетни? Сплетни не в счет Их вокруг ее имени было и так слишком много.

Цезарь объявил, что завещание Птолемея XII сохраняет силу для римского народа, а значит, и для него, Цезаря, как для представителя Рима. Неожиданная безвременная гибель юного царя, однако, заставляет внести некоторые изменения в старое завещание.

Согласно воле Цезаря Арсиноя, сестра действующей царицы, должна покинуть Египет и отправиться в Рим, чтобы там выслушать решение по поводу ее преступлений.

Кипр возвращается Птолемеям. Это было обещано давно, и пора исполнить обещание. Это решение неожиданно повысило авторитет Цезаря в Риме.

Цезарь вознаграждал также Иудею за поддержку в Александрийской войне. Ей были переданы некоторые земли, отторгнутые еще при Помпее. Римский сенат по требованию Цезаря снял запрет на богослужение в синагогах.

И главное свое решение Цезарь приберег напоследок. Отныне супругом и соправителем Клеопатры станет... ее десятилетний брат Птолемей XIV!

Это решение было одобрено царицей. Ей было абсолютно все равно, кто займет официальное место ее соправителя и супруга. Он все равно не сможет оказать никакого влияния ни на ее жизнь, ни на взаимоотношения с Цезарем.

Клеопатра продолжала чеканить монеты только со своим изображением, подписывала законы только своим именем. Новый регентский совет полностью зависел от царицы и подчинялся ей.

Мечта Клеопатры сбылась, она избавилась от самой сильной соперницы – сестры Арсинои, которая была арестована у нее на глазах, и теперь осталось только избавиться от нее навсегда.

Теперь задачей царицы было упрочить отношения с Цезарем, завоевав не только его любовь, а полностью привязав его к себе. Царица не могла не заметить того, что Цезарь оставил в Египте гарнизон из иностранных солдат. Такие легионы были необходимы, по словам полководца, для поддержки власти новых монархов. Клеопатра понимала, что в случае малейшей ее ошибки, из-за которой она будет уличена в неверности Риму, оружие солдат Цезаря легко обратится против нее. Три легиона, оставшиеся в Египте, подчинялись непосредственно Риму. Командиром их стал вольноотпущенник Руфион.

Находясь под покровительством Рима, Клеопатра могла наслаждаться практически единовластным правлением. Она и Цезарь были всегда вместе, ожидая появления на свет своего ребенка.

В стране сохранялось относительное спокойствие. Такой же покой царил и во дворце Египетских монархов. Теперь здесь наслаждались любовью египетская царица и римский диктатор.

Царский квартал располагался в восточной части Александрии. Его территория тянулась вдоль берега моря, и прохладный ветерок с запахом соли и водорослей вечером овевал разгоряченные тела любовников. На огромной территории вокруг дворца располагались храмы и сады, в которых можно было любоваться скульптурами известных мастеров. Цветы и деревья скрывали мусейон и библиотеку. Клеопатра требовала образованности не только от себя, но и от своих придворных. Грамотность была в чести при дворе царицы. Здесь же вдалеке стояли казармы царских солдат, готовых пожертвовать жизнью ради своей красавицы-царицы. Самым почитаемым местом были усыпальницы Александра Македонского и Птолемеев. Именно сюда пришли поблагодарить своих покровителей за одержанную сложную победу Цезарь и освобожденная царица.

Здание дворца было одним из самых великолепных, которые когда-либо и где-либо видел Цезарь. Много стран и столиц было у него за спиной, но Египет поражал своей утонченной красотой и величием. В просторном дворцовом комплексе Клеопатра иногда целый день могла не встретить своего нового мужа, который предпочитал не попадаться на глаза старшей сестре.

Беременность даже на последних месяцах не мешала царице сопровождать Цезаря в его путешествиях.

Клеопатра возлежала среди подушек и служанка опахалом пыталась хоть чуть-чуть облегчить страдания царицы, с трудом переносившей дневной зной.

«Ты страдаешь, милая? – Цезарь был так внимателен и заботлив, что Клеопатре иногда хотелось, чтобы ее беременность длилась вечно. – Как поживает маленький Птолемей?» «Ты уверен, что это мальчик, Цезарь?» «Это не мальчик, это будущий царь. У Египта должен быть царь, достойный этой прекрасной страны. И ты родишь его, моя любовь». «Я хотела вечером поговорить с тобой Цезарь. Но раз ты нашел время сейчас зайти ко мне, может быть, ты уделишь своей жене несколько минут?» «Мне нравится, когда ты называешь меня мужем, но будь осторожна, Клеопатра, опекунскому совету маленького царя это может не понравиться». «Им нравится то, что нравится мне. У меня очень серьезное предложение к тебе, дорогой, и я прошу внимательно выслушать меня. Нам необходимо вместе отправиться в путешествие по Египту...» «О каком путешествии ты говоришь, когда без твоего лекаря, благодарение богам, что он достаточно искусен, ты не проводишь ни дня! Дождемся рождения сына и тогда будем думать о политике». «Выслушай меня, милый, выслушай и постарайся понять. Ты победил, но настоящая победа еще впереди. Египет – это не только Александрия, где каждый счастлив назвать тебя другом. Египет – это и те, кто живет за пределами столицы. Их так много, что они составляют для меня настоящую ценность. Это мои люди. В прошлом году они стойко пережили неурожай. Ты знаешь, как дорог мне Верхний Египет, как любила я бывать там с моим отцом. Может быть сейчас, пока дела не позвали тебя в Рим, мы сможем поехать в мои дальние провинции? Это было бы так прекрасно, Цезарь, и для тебя, и для меня. Ты укрепил в Египте справедливое правление, теперь как победитель ты проедешь по тем землям, которые покорились тебе».

Цезарь не отвечал. Он знал, что Клеопатре опять удастся уговорить его, убедить в своей правоте. Спорить с ней он не любил, тем более что она даже в такое сложное для нее время последних месяцев беременности продолжала думать о политике. Мог ли он не поддержать ее?

В 47 г. в сопровождении небольшого войска Клеопатра и Цезарь отправились на кораблях по Нилу.

Для этой поездки царица повелела снарядить необычное судно. Она должна была появиться во всем блеске своего величия. И она достигла желаемого. Надолго запомнили те, кто видел его, это грандиозное зрелище. Корабль Клеопатры был длиной почти 100 м, шириной – 15 м. Настоящая двухэтажная вилла с коллонадами из кедра и кипариса поднималась на высоту 15 м. Роскошный зал для обедов был украшен золотом и слоновой костью. На корабле Клеопатра приказала устроить даже два храма – Афродиты и Диониса.

Сопровождали царицу 400 кораблей эскорта. Обойтись меньшим количеством охраны она не могла, так как врагов не становилось меньше. Цезарь и Клеопатра рассчитывали добраться до южных границ Египта, но путешествие пришлось несколько сократить из-за недовольства римских солдат, сопровождавших Цезаря. Они не видели реальной пользы для себя и смысла для Рима в этой поездке.

Клеопатра вдруг почувствовала себя хуже и, несмотря на присутствие лекарей, решила вернуться раньше, чем предполагала. Всего два месяца удалось прожить Цезарю с его возлюбленной в мире и любви. Он увидел множество прекрасных памятников древности. Он увидел пирамиды, неподвластные времени. Его приветствовал великий жрец Пшерени-Птах в Мемфисе. Он короновал отца Клеопатры за тридцать лет до ее триумфа, именно ему, совсем ребенку, выпала честь увенчать голову монарха змеиной короной фараонов. Теперь он был счастлив, этот еще совсем не старый жрец, увидевший сияющие глаза своей царицы. Она ждала ребенка, и это было приятным сюрпризом для Пшерени-Птаха.

Клеопатра была поражена, каким великолепием сиял храм: «Я помню его совсем другим, Птах. Ты занимался все это время художественными работами? Твои мастера очень искусны. Хотела бы я, чтобы они и мне так же расписали храм Исиды». «Моя царица своим великолепием освещает все вокруг и даже храмы богов». Клеопатра улыбнулась. Как и в юности, Пшерени-Птах был щедр на приятные комплименты. «Моя царица заметила изменения в храме. Мне приятно, что труд, вложенный мною в храм, не пропал зря. Я ведь не случайно приступил к работам, Клеопатра. Однажды, год назад, явился мне во сне сын божий Имхотеп, сын Птаха, и потребовал, чтобы я выполнил работы по украшению храма, в котором покоится его тело. В награду за это он обещал мне... Ты ведь знаешь, великолепная, что в моей семье несколько лет проливались слезы. Моя любимая жена, юная Та-Имхотеп, вышла за меня замуж, когда ей едва минуло четырнадцать лет. Трижды она беременела, и каждый раз приносила не мальчика, а девочку. Мы молились о сыне, одном единственном, прекрасном, как сам бог Имхотеп, сыне. И вот в том самом сне мне был обещан сын! Радости моей и моей Та-Имхотеп не было предела. На другое утро я отдал приказ жрецам и мастерам выполнить в храме все необходимые художественные работы. Я сам исполнил великий обряд оживления статуи бога и принес богатую жертву золотыми украшениями, нефритовыми кубками и другими драгоценными вещами. Я щедро заплатил за работу мастерам, и они ушли очень довольные, посылая благословения в адрес моей жены и пожелания счастливой беременности. И вот, о, великий Имхотеп, моя жена беременна! И я уверен, что это будет сын!» В глазах жреца стояли слезы радости. Клеопатра завороженно слушала. Ей были так близки эти чувства. Она ведь тоже была счастлива. Скоро, уже очень скоро, на свет появится ее сын – маленький Птолемей XV, продолжатель дела ее отца и великий царь Египта.

На следующий день Клеопатра и Цезарь решили посетить храмы Имхотепа, Птаха, быка Аписа. Цезарь, так же как и Александр Великий много лет назад, воздал почести священному животному. Клеопатра мягко улыбалась, видя, как старается во всем походить на величайшего завоевателя ее возлюбленный.

В храме Птаха Цезарь задержался у стены, украшенной бесподобными росписями. Он вдруг очень больно сжал в своей ладони маленькую руку Клеопатры. Она вскрикнула, выдернула руку, но он не заметил этого. «Что случилось, милый?» Цезарь вздрогнул, как будто забыв о том, что он не один здесь и тихо попросил: «Прочитай мне, что написано на этой стене. Я боюсь, что неправильно понял эти строчки». Клеопатра подошла ближе: «Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение. Ты будешь испытывать жажду, хотя питье стоит рядом».

Цезарь стоял, опустив голову, и, казалось, думал о своем. «Цезарь, – тронула его за плечо Клеопатра, – это очень, очень древняя надпись. Не стоит так близко к сердцу принимать эти слова. Достойный Неб-Нештру, жрец бога Амона, написал это почти тысячу лет назад». Он поднял на нее глаза, обнял, прижавшись к большому животу, и шепнул, спрятав лицо в распущенных волосах возлюбленной: «Смерть – конец всему». «Да, моя любовь. И поэтому единственное, что мы можем сделать, – это выпить радость этой жизни до дна, до последней капли. Потому что после смерти есть одна только ночь и небытие». Тишина храма окутывала их, и они были одни на огромной земле.

И еще одно место в Египте влекло Клеопатру. Она Великая царица, воплощение богини Исиды на земле, не могла, перед тем как появится у нее сын, не приехать в Абидос – город Верхнего Египта, в котором покоились священные реликвии. И самая дорогая из них – голова бога Осириса, убитого и четвертованного Сетом. Именно она – Исида, жена и сестра, воскресила Осириса, подарив ему вновь жизнь. Клеопатра особенно любила Верхний Египет, узкую долину Нила, высокие скалы по берегам реки, прекрасные памятники, которых так много, что трудно было удержаться от того, чтобы выйти с корабля и идти пешком, заходя в каждый из храмов. Клеопатра смеялась: «Тебе понадобится вся жизнь Цезарь, чтобы обойти все святые места Египта». Пройти мимо храма Осириса было невозможно для царицы. «Когда я умру, Цезарь, построй здесь алтарь для меня. Особая милость Осириса пребудет со мной, если суждено мне уйти в мир мертвых. Осирис даст мне воскреснуть в далекой стране на Западе, в своем царстве».

Следующая остановка была на западном берегу Нила, недалеко от Фив. Именно там находился «город мертвых». Название это пугало Клеопатру, когда она, еще совсем маленькой девочкой, училась читать древние свитки. Позже жрец рассказал ей об удивительном месте, где в пустыне стоят огромные, величественные храмы в честь фараонов, ушедших в мир мертвых. Глубоко в скалах вырублены для них усыпальницы. В них хранятся саркофаги. Ничто не может потревожить покой гробниц. Всякий, кто посягнет на их мирный, вечный сон, будет наказан смертью. Фараоны не пощадят никого.

Здесь стоит построенный Птолемеями храм богини Хатхор – один из прекраснейших в Египте. Покой долины охраняют две гигантские статуи, изображающие сидящего на троне фараона Аменхотепа III.

Закончилось путешествие в Гермонтисе. Здесь по приказу царицы был построен алтарь в честь жены бога Монта. Клеопатра приказала расписать стены изысканными росписями, изображающими... роды богини. Цезарь совершенно серьезно поинтересовался: неужели так боится Клеопатра приближающихся родов, если даже такой роскошный алтарь построила для благополучного завершения беременности и разрешения от бремени.

Радостно было Клеопатре видеть, что везде, где бы они ни останавливались, народ приветствовал их искренне радостно. И она, и диктатор пользовались уважением и любовью.

Египтяне помнили о соблюдении установленного ритуала приема царственных особ. Царица была не только главой государства, но и живым божеством, олицетворением Исиды. Ей воздавались такие же почести, как величайшим богам Египта. В ее честь совершались жертвоприношения, курился фимиам. К ней были обращены молитвы и песнопения жрецов. В сумраке огромных храмов, вознесенная высоко над толпами смертных, фигура царицы излучала сияние. В сердце Цезаря именно тогда, когда он наблюдал, какие почести воздаются человеку-богу, зародилась мысль: не придать ли и ему своей власти такой же ореол божественности?

Сразу же после возвращения в Александрию Цезарь объявил о своем отъезде. Для Клеопатры это не было неожиданностью. Она все эти дни наслаждалась присутствием любимого рядом с собой.

Теперь она оставалась полноправной правительницей. Ее малолетнего брата никто не принимал всерьез. Сбылась мечта. Столько лет она стремилась к единоличной власти, и вот осуществились ее самые смелые мечты. Правда, цена была слишком велика. Гражданская война за несколько месяцев нарушила привычный ход хозяйства Египта, и оно пришло в упадок. Пострадала прекрасная столица, и ее жители винили во многом Клеопатру.

Александрийцы ждали перемен к лучшему и во время правления Птолемея XII, и во время правления его детей. Цари менялись на престоле, а жизнь египтян не становилась легче и благополучней.

Авторитет Клеопатра сумела сохранить только среди знатных египтян и жрецов. Они ценили ее особое покровительство культу Исиды.

В подарок возлюбленной Цезарь оставил в Египте три легиона солдат. Они должны были быть не только поддержкой царице, но и напоминанием о поражении в войне. Уже одно это служило лишней причиной ненависти населения Александрии, ведь все отдавали себе отчет в том, что при тяжелом экономическом положении в стране содержание такой армии было серьезным уроном. Однако воспротивиться решению Цезаря не мог никто. Регентский совет помнил, с какими словами обратился к ним диктатор перед отъездом: «Я хочу, чтобы новые цари укрепили этим свою власть, – говорил откровенно покровитель Клеопатры, – ибо они не могли обладать ни любовью своих подданных, как мои верные приверженцы, ни упрочившимся авторитетом, как возведенные на трон несколько дней тому назад. Вместе с тем я считаю вполне согласным с достоинством римской власти и с государственной пользой защищать нашей военной силой царей, сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их».

Цезарь уехал и напоминал о нем только Цезариум – великолепное здание, построенное Клеопатрой в честь своего возлюбленного. Это чудо архитектуры напоминало одновременно и греческие, и египетские храмы. Недруги смеялись, а Клеопатра любовалась новым строением.

Может быть со стороны казалось, что царица увлечена была только прощанием с возлюбленным и предстоящим рождением ребенка, но даже в самые сложные последние недели беременности она не переставала быть царицей, озабоченной государственными делами. Раны, оставленные войной, были слишком тяжелы, чтобы на них закрывать глаза. Экономика пострадала так сильно, что несколько лет мира пришлись бы очень кстати. Необходимо было восстанавливать доверие египтян.

В положенный срок Клеопатра родила очаровательного малыша, которого назвали, как она и хотела, Птолемей Цезарь.

«Насупил день родов. Налетел такой ураган, что даже всемогущие боги содрогнулись от ужаса. Исида проснулась и воскликнула: „О, боги! Я – Исида, сестра Осириса. Я рожу сына, и он будет управлять этой землей, он унаследует Гебу, он будет говорить о своем отце, он убьет Сета, врага его отца Осириса! Защитите его, боги! – торжественно возгласила она и воздела руки к небесам, где проплывала Ладья Вечности. – Знайте: это будет ваш господин, владыка богов, хотя они и велики, прекрасны, с двойными лазуритовыми перьями!“

Атум произнес заклинание, которое должно было защитить Хора во чреве матери: «Пусть же этот враг, убивший отца, не придет, чтобы раздавить яйцо».

«Атум сказал! – воскликнула Исида. – Он приказал ради меня, чтобы мой сын был защищен в моем чреве, он создал защиту ему в этом чреве, ибо он знает, что это – наследник Осириса! Дайте же защиту соколу, находящемуся в моем чреве!»

Великий Атум внял ее словам и громогласно произнес, обращаясь к Хору:

«Владыка богов! Иди, выходи на землю! Я дарую тебе – восхвалят и последуют за тобой спутники твоего отца Осириса! Я сотворю твое имя!»

После этих слов Атума Исида родила Хора».

Наверное, ни один ребенок не появлялся на свет в таком противоречивом мире. Его ждали и любили, его ненавидели, его признавали и не желали признавать наследником престола. Маленького Птолемея недруги называли насмешливо «Цезарион» или даже «Цезаренок». С самого момента его рождения поползли слухи, что мать назвала его Цезарем, чтобы скрыть имя настоящего отца и внушить всем мысль, что именно диктатор стал отцом нового наследника трона Египта.

Цезарь сразу же после известия о появлении на свет сына уведомил римский сенат о том, что признает свое отцовство и дает сыну свое имя.

В честь рождения наследника престола Клеопатра приказала отчеканить монету на Кипре. На ней была изображена она с младенцем на руках. Трогательная картина кормления ребенка грудью была нетрадиционна, но в ней Клеопатра хотела связать себя с Исидой, которую тоже изображали с сыном Гором у груди. Удивительно то, что о Птолемее XIV, ее законном супруге и соправителе, на монете нет упоминания.

Позже Клеопатре еще придется доказывать законность рождения сына. В тот горестный для нее год, когда она потеряет Юлия Цезаря.

А пока он, победоносный полководец, шел походом в Малую Азию, чтобы доказать силу и могущество римского войска в боях с Фарнаком Понтийским. Тот по примеру своего отца Митридата решил объявить себя врагом Рима. Ко времени войны он сумел занять большую часть Малой Азии. Цезарь выступил против Фарнака всего с тремя легионами. Война закончилась одним сражением. Победа досталась так легко, что, сообщая о ней в Рим, Цезарь ограничился всего тремя словами: «Пришел, увидел, победил!»

На этом военные подвиги Цезаря не закончились, и за продолжением его походов с трепетом следила Клеопатра, мечтающая встретиться с любимым в Риме.

Тем временем Цезарь шел в Африку, где собрались остатки легионов Помпея. Во главе их стоял давний враг Цезаря Катон. К помпеянцам присоединился нумидийский царь Юба. Неспокойно было и в Испании, где в римских гарнизонах находились ветераны Помпея. Казалось, гражданская война готова вспыхнуть с новой силой. Цезарь поспешил в Африку. Около города Тапса противники встретились. Судьба, как и раньше, была благосклонна к Цезарю: в течение трех часов он захватил три вражеских лагеря. Потери помпеянцев, по слухам, достигали 50 тыс. Сам же Цезарь потерял только 50 воинов. Катон понял, что его дело проиграно, и покончил жизнь самоубийством.

Цезарь смог, наконец, вернуться в Рим, где широко праздновали его триумф в честь всех одержанных побед: в Галлии, в Египте, Малой Азии, Африке. Воины Цезаря получили богатые подарки, для народа утроено было грандиозное пиршество. Двадцать две тысячи столов выставили на улицах с угощением для граждан. На суше и на море вели гладиаторские бои в честь победителей.

С 20 сентября по 1 октября продолжались праздники. Одним из кульминационных моментов стало появление царевны Арсинои в числе группы пленных египтян. В Риме традиционно выставляли на обозрение иностранных царевен. Это было своеобразным украшением триумфальных процессий. Так однажды были опозорены вдова и две дочери Митридата. Тяжелое испытание Арсиноя пережила с достоинством. Она мужественно сдерживала потоки слез. Ее глаза смотрели строго и испытующе прямо в глаза смеющимся римлянам. И этим она неожиданно вызвала сочувствие. Ее унижение не было приятно толпе, собравшейся на это представление.

Цезарь решил прервать недостойное развлечение. Он объявил, что поскольку Арсиноя является представительницей царского рода, который он сам укрепил, то он не собирается держать ее пленницей, а позволяет удалиться в Малую Азию. Там, в святилище Артемиды Эфесской, она сможет найти приют и обрести должное уважение и почитание.

Тем временем Клеопатра собиралась в путешествие. Маленькому сыну был уже почти год. Цезарь не включал в свои планы возвращение в Египет, зато неприятные слухи дошли до ушей царицы. Во дворце стали говорить о том, что Цезарь во время военного похода в Африку увлекся царевной Эвноей. Она была дочерью мавританского царя Богуда, и о ее красоте и юности не приходилось спорить. Она была весьма хороша, а Цезарь считался ценителем женских прелестей. Странно, но рассказы о его прежних любовных победах не смущали Клеопатру. Она легко переносила факт того, что отец ее ребенка женат, ведь Кальпурния, законная супруга Цезаря, не была соперницей прекрасной царице. Кальпурния искренно и нежно любила непостоянного Цезаря и прощала ему все измены. Но Клеопатра не была столь терпелива и хотела разобраться в сложившейся непростой ситуации. Вернуть и удержать Цезаря любой ценой! Вот только необходимо найти официальный предлог для визита в Рим. И такой предлог был найден: Клеопатра хотела заключить союзнический договор между Египтом и Римом, дабы упрочить связь двух государств и предотвратить попытки аннексировать Египет.

Въезд Клеопатры в Рим был обставлен как нельзя пышно. Один из римских поэтов назвал его «паломничество любви и смерти».

Сердце Клеопатры замирало от страха, восторга и ожидания встречи с любимым Цезарем. Как отреагирует он, увидев ее с годовалым сыном на руках? Сыном, которого он никогда не видел, но появления которого ждал нетерпеливо и трепетно. Его глаза, что она увидит в них? Любовь и желание оставить возлюбленную с собой или ненависть и приказ удалиться? И как она, царица, отреагирует на поведение Цезаря?

Долгими ночами, лежа рядом с ребенком, которого она не хотела доверять служанкам, мечтала Клеопатра о том, как она появится в Риме. Ее сегодняшний въезд в Вечный город был спланирован и продуман до мелочей.

Толпа народа встречала царицу на центральной площади. Цезарь не мог не улыбнуться, когда появилось праздничное шествие. Только она, его Клеопатра, единственная из всех женщин, могла превратить приезд в Рим в такое грандиозное, потрясающее роскошью зрелище. В ее характере создавать о себе легенды, слухи, сплетни...

Кортеж Великой царицы открывали колесницы, сияющие золотом. За ними текла черная река рабов-нубийцев, которые вели с собой ручных газелей и антилоп. Возглас ужаса пронесся над толпой, когда появились сильные мускулистые рабы, ведущие на широких ремнях прирученных гепардов. Крик толпы смешивался с рычанием зверей. И вот появилась она, как будто отлитая из золота скульптура богини Исиды, царица, властительница, божественная Клеопатра!

На черных волосах диадема в виде золотой змеи, холодный взгляд, гордо поднятая голова. Рядом с ней совершенно терялся юный царь и муж, двенадцатилетний мальчик, напуганный вниманием толпы, но мужественно держащийся рядом со строгой сестрой. Официальный визит предполагал его появление вместе с Клеопатрой. Кроме того, она боялась оставить брата без присмотра в Александрии. Его могли выкрасть и на этой почве начать еще одну кровопролитную гражданскую войну. Она и так рисковала, эта сильная женщина, рисковала во имя любви. Ее отсутствие в своем государстве могли расценить как невнимание к собственным проблемам и неумение управлять страной. Но она была здесь, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, ведь она увидела его, своего возлюбленного бога, ради которого могла совершить самый непредсказуемый поступок, ради которого произвела на свет сына. Ее Цезарь!»

Появление Клеопатры в столице римского государства произвело сильное, но не совсем благоприятное впечатление. О ней продолжали распространяться нелицеприятные слухи.

Может быть, скоро Рим забыл бы и фривольные шутки, и казарменные песенки неприличного содержания о царице Египта, но и Цезарь спровоцировал, сам того не желая, новый виток ненависти к Клеопатре.

Когда-то он дал обет построить храм Венеры-родоначальницы. Это произошло еще в момент военных событий с войсками Помпея. Перед боем под Фарсалом случилось следующее: принося жертву богу Марсу, Цезарь воззвал и к своей покровительнице и прародительнице Венере, обещал ей в случае успеха построить в Риме в благодарность храм Венеры-победительницы. Когда на небе сверкнул свет со стороны лагеря Помпея, Цезарь понял, что богиня услышала его. Это вселило такую уверенность и в полководца, и в его армию, что не сдержать обещание Цезарь не мог. Храм был построен.

Что же вызвало бурный протест римлян? Ведь выполнение обета – дело благочестивое и заслуживающее одобрения. Храм стал главным украшением нового форума Юлия. Однако Цезарь нарушил все законы и традиции. Рядом со скульптурой Венеры красовалось еще одно прекрасное изображение, отлитое в золоте, – скульптура Архесилая, изображающая Клеопатру. В своих мыслях возвел Цезарь возлюбленную до уровня богини! Он вел войну с ее соотечественниками, установил в ее стране диктатуру Рима, арестовал и выслал из страны ее сестру и одновременно боготворил ее.

Цезарь не мог не понимать, что подобный поступок вызовет раздражение и неприятие у римлян. О его любовной связи с царицей Египта ходили слухи, но так откровенно говорить о своей любви было неприлично хотя бы потому, что он был женат.

Пришлось объяснять это тем, что, будучи живым воплощением Исиды на земле, Клеопатра была достойна подобных почестей. Этот знак особого отличия ставил Клеопатру выше монархов всех государств, зависимых от Рима.

Для царицы Египта, ее мужа и сына была отдана загородная вилла Цезаря. Расположена она была на правом берегу Тибра, на холме Яникул. Кроме того что это было весьма живописное место, где Клеопатра и маленький Цезарь могли отдыхать в прохладе и тишине, диктатор окружил возлюбленную обществом очень интересных знаменитых людей. Этим он подчеркнул, что уважает и признает ее образованность и многогранность талантов.

Клеопатра хотела увидеть певца и музыканта Марка Гермогена, и тот поселился на вилле.

К сожалению, рядом с правительницей Египта жили на вилле не только те, кто был достоин ее внимания. Приходили на виллу и всевозможные интриганы и карьеристы, которым хотелось быть поближе к фаворитке Цезаря.

Цицерон, хоть и относился к царице неоднозначно, прибыл на виллу, чтобы познакомиться со знаменитой женщиной-политиком. Он называл ее «высокомерной», «надменной», однако не мог не признать тонкого юмора ее речи, был удивлен знанием нескольких языков, поразился ее исключительно аристократическим манерам. Правда, Цицерон в своих воспоминаниях о встрече с Клеопатрой умалчивает о неприятном случае, который произошел с ним в первый его визит на виллу. Цицерон искал предлог, чтобы явиться к женщине, пользовавшейся особым расположением диктатора. Он знал о том, что Клеопатра прекрасно осведомлена о его отношении к связи Цезаря и царицы Египта. Предлог был скоро найден, по-видимому, Цицерону не терпелось увидеть ту, о которой говорили все вокруг.

Цицерон вошел в покои Клеопатры солнечным утром, увидел ее с маленьким сыном на руках и обратился с приятной приветственной речью. Клеопатра в самых изысканных выражениях попросила простить ее за столь домашнюю обстановку, но ей так приятно быть здесь просто женщиной, гостьей. Она рада приходу столь знаменитого оратора и философа. Даже взглядом Клеопатра не дала понять, что немного лицемерит, и Цицерон не доставил ей удовольствия своим визитом. Больше всего хотелось ей спросить: «Чего хочет от меня, слабой влюбленной женщины, сильный, мудрый, но злой, сварливый и обиженный на весь свет старикашка?» Клеопатра улыбнулась своим озорным мыслям, а вслух спросила как можно любезнее: «Уважаемый Цицерон хотел просто посетить нас, царственную семью, или у него есть какая-то просьба к царю Египта?» Цицерон оценил скромность Клеопатры, которая не стала затмевать своего малолетнего мужа, и попросил уделить ему несколько минут ее драгоценного времени для личной просьбы. «Я хотел бы просить Великолепную помочь мне с завершением работы над философским трактатом, который не может быть закончен без одной ценнейшей книги, весьма редкой и весьма полезной для меня». «Я буду очень рада, если мои услуги помогут Вам, уважаемый Цицерон». «Книга, столь необходимая мне, хранится в библиотеке Вашей столицы, царица. Именно Александрийская библиотека может похвастаться самым богатым собранием ценных научных трактатов. Если бы царица распорядилась о том, чтобы мне доставили эту книгу, благодарности моей не было бы предела». Цицерон склонился в поклоне без раболепия, но с глубочайшим уважением. Сияя ослепительной улыбкой, Клеопатра подозвала одного из придворных, преданного ей Аммония: «Сейчас уважаемый философ назовет вам некую книгу, хранящуюся в нашей библиотеке. Проследите, чтобы нужный труд был доставлен сенатору как можно быстрее. Лично будете следить за выполнением приказа». Цицерон был поражен: как быстро решает дела царица! Он еще не знал, что Аммоний не сделает ничего для того, чтобы выполнить его просьбу, а другой придворный царицы, Сара, придя однажды в дом Цицерона, вообще спросит не хозяина, а его друга Аттика. Так и не узнал Цицерон, что, месть Клеопатры или просто стечение обстоятельств, помешает царице прислушаться к просьбе философа...

Цицерон не успокоился и начал писать гневные речи, с которыми выступал в сенате: авторитет государственных сановников падал, и большим влиянием начинали пользоваться вольноотпущенники Цезаря! Как можно не видеть того, что важнейшие государственные решения теперь принимаются не в сенате и не в народном собрании, а в покоях виллы диктатора!

Действительно, Клеопатра имела на Цезаря огромное влияние. Она выдвинула предложение о реформе календаря, ведь Цезарь стоял во главе римских жрецов. Понтифики ведали календарем, отличавшимся сложностью: для приведения календаря в соответствие с астрономическим временем надо было некоторые годы делать на месяц длиннее. Все были заинтересованы в том, чтобы упростить календарь и сделать его более понятным. С помощью Клеопатры Цезарь пригласил в Рим египетских астрономов, которые работали под руководством знаменитого Александрийского астронома Сосигена. Они провели необходимую реформу, разбив год на 12 солнечных месяцев. К каждому четвертому году регулярно добавляли дополнительный день, так называемый високосный. Месяц, на который приходился день рождения Юлия Цезаря, был назван в его честь июлем. Римский календарь оказался самым точным из всех существовавших в древности, и введение его прославило имя Цезаря на тысячелетия. Клеопатра скромно умолчала о том, что была автором идеи и именно она увлеклась идеями астрономов, работавших еще при Птолемее III. Тогда реформе не суждено было осуществиться. Теперь Клеопатра была довольна.

Еще одной идеей Клеопатры было строительство каналов. Уже два тысячелетия Египет занимался подобным строительством. Система этих сооружений соединяла Красное и Средиземное моря. Сложную систему каналов восстанавливали персидский царь Дарий и Птолемей II. Во времена Цезаря египетские каналы были заброшены и теперь должны были возродиться в Риме. И опять специалистов, руководивших строительством, вызвали из Египта. Теперь возникла идея с помощью каналов осушить Понтийские болота и прорыть канал от Тибра до Террацины. Еще более грандиозные планы были связаны с Грецией. Там Цезарь хотел восстановить разрушенный римлянами Коринф, превратив его в колонию, избавив тем самым Рим от перенаселения. В Греции канал должен был соединить Адриатическое, Ионическое и Эгейское моря. Великий человек, великие замыслы!

Самым же ярким примером влияния Клеопатры на правление Цезаря стал план создания в Риме больших публичных библиотек по примеру Александрийской. Упомянула здесь Клеопатра и о необходимом Цицерону трактате древних египетских мыслителей. Проектом создания библиотек руководил ученый Марк Варрон, бывший противник Цезаря, заслуживший прощение и благодарный судьбе, богам и Цезарю за возможность проявить свои таланты. Клеопатра сумела направить бушующую энергию Варрона в дело создания хранилища мудрости Рима. Именно библиотека Птолемея I стала образцом для подобных заведений в столице римского государства. Для Варрона Клеопатра перевела с египетского на латынь строчки из «Поучений Ахтоя». Они, написанные на папирусе, украшали когда-то ее детские покои в доме отца: «Обрати же свое сердце к книгам... Смотри, нет ничего выше книг!.. Если писец имеет должность в столице, то он не будет там нищим... О, если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем твою мать, если бы я мог показать перед тобой их красоты!

Это лучше всех других должностей. Когда писец – еще ребенок, уже его приветствуют. Его посылают для исполнения поручений, и он не возвращается, чтобы надеть передник.

Смотри, нет должности, где не было бы начальника, кроме должности писца, ибо он сам – начальник.

Если кто знает книги, то ему говорится: «Это для тебя хорошо!» Не говорят писцу: «Поработай для этого человека!»

Полезен для тебя день в школе, работы в ней вечны, подобно горам».

Чтобы крепче связать Рим с подчиненными ему провинциями, Цезарь предоставил многим провинциалам право римского гражданства. При нем начали чеканить золотую монету, чем значительно облегчили заморскую торговлю. На монетах вместо герба был изображен Цезарь, увенчанный лавровым венком.

Пользуясь своей цензорской властью или предлагая законы в комициях, Цезарь совершил целую серию реформ, полных консервативного духа. Он реформировал суды, дав им более аристократический состав, изменил уголовные законы, усугубив наказания за различные виды преступлений. Вопреки Клодию он распустил созданные им когда-то преступные организации, коллегии рабочих, которые служили делу борьбы с консервативной партией. Следующий закон вызвал недовольство со стороны знати, и тогда Цезарь еще строже отнесся к запретам по поводу роскоши. Он ограничил роскошь ношения жемчуга, использования носилок и пурпурных одежд.

Цезарь пытался приостановить эмиграцию молодежи, затруднявшую набор в армию Италии, армию, верность которой была бы для него несомненна.

Однако... Те, кто надеялся, что Цезарь станет всемогущим распорядителем государства и всего римского мира, ошибались. Цезарь не пытался скрыть своего отвращения к римской знати и своего намерения опираться на народные классы и пришел, таким образом, к решению управлять Республикой, не считаясь с претензиями и предрассудками консервативных классов. Для многих римлян он был просто победителем в междоусобной войне, порожденной в желавшей мира стране соперничеством двух политических категорий. Он не имел престижа и славы. Не имел он и партии, с которой у него было бы единение и согласие. Раздор закрадывался в его ряды, и блок его партии давал каждый день новые трещины. Ходили слухи, что сам Антоний, бывший когда-то его соратником и другом, искал для него убийцу.

Завоевания Галлии было мало для того, чтобы дать Цезарю престиж, достаточный для чрезвычайной ответственности, принятой им на себя. Для того чтобы быть господином республики, Цезарю необходимо было приобрести новую, большую и более чистую славу, оказав услуги Италии. Он должен был доказать, что все его предыдущие труды были лишь приготовлением к той великой работе, которая только теперь должна была начаться. Теперь, когда междоусобная война кончилась, он мечтал основать более прочное, надежное, добродетельное правительство, программой которого будут щедрость по отношению к простому народу, административные реформы, крупные военные предприятия.

Этим и объяснялась вся та нелегкая работа, проведенная им в столь короткое время его пребывания в Риме.

Клеопатра, не имея возможности проводить все время с Цезарем, со стороны наблюдала за его деятельностью. С горечью она замечала, что ему, как и ей, не хватает умных, энергичных и верных соратников, которые помогали бы привести в исполнение великие замыслы и проекты. Как объяснить ему, что один человек, как бы он ни был умен и энергичен, с несколькими друзьями и вольноотпущенниками, собранными случайно по жизненному пути, не может остановить в обширной Империи беспорядок, возникший от длительного социального разложения и перемен. Невозможно ему в одиночестве и только при помощи законодательства положить конец ужасному антагонизму этого жадного, дерзкого и гордого общества. Одно затруднение являлось за другим. Часто они были вызваны нетерпением, с которым Цезарь хотел одержать победу. Раздражение, усталость, обольщение от этой огромной работы затемнили то сознание удобного случая и действительности, которое всегда было так развито у него раньше. Сознавая свое положение, он однажды вдруг сказал Клеопатре, что прожил уже слишком долго. Он стал вспоминать слова, начертанные на стене храма Птаха и переведенные ему Клеопатрой: «Смерть – предел всему».

Цезарь составляет комментарии о гражданской войне. В них он старается показать, что точно соблюдал конституцию, что противная ему партия, а не он накладывала руку на имущество и права граждан. Но, к сожалению, факты все меньше и меньше соответствовали его словам.

Клеопатра вдруг почувствовала себя в Риме очень неуютно. Желание уехать то появлялось, то исчезало. Когда Цезарь был рядом, она забывала о проблемах и слушала только его, строила вместе с ним планы на будущее. Когда он покидал ее, жизнь становилась невыносимой. И только маленький Цезарион скрашивал минуты и дни одиночества. Были и другие, более сложные, обстоятельства, мешающие Клеопатре наслаждаться отдыхом на вилле. «Что говорят обо мне в Риме?» – впервые с таким вопросом обратилась Клеопатра к Марку Гермогену. Обычно она не показывала посторонним, что не уверена в своем положении близкой женщины диктатора. «Что конкретно интересует Великолепную?» – голос Марка дрогнул. От его ответа зависело очень многое, это было очевидно. Не случайно вопрос задан ему, римлянину.

«Великолепную интересует, что говорят обо мне и Цезаре. Не надо скрывать от меня ничего. Я должна знать, как вести себя дальше с теми, кто появляется на вилле и улыбается мне. Мне кажется, ты не будешь играть со мной Марк. Скажи мне все, как есть на самом деле, а не как ты пишешь мне в стихах». Марк тянул время, чтобы обдумать ответ: «Царице не нравятся мои последние стихи?» «Они блистательны, но я хочу услышать от тебя другие слова, Марк. Пожалуйста...» Голос Клеопатры понизился до шепота. Она плохо спала ночью. Он видел тусклый свет масляной лампы в ее окне: «Клеопатра хочет слышать то, что слышу я?» Она молчала. Как сказать правду той, которая так нравится поэту. Он готов слагать песни и стихи, оды и драмы, только не правду, которая разобьет ее сердце: «Отправь сына няне, царица, я хочу говорить с тобой наедине».

Лежащие на подлокотниках кресла руки Клеопатры сжались в кулаки. Она приготовилась слушать. «Рим не имеет ничего против тебя лично, царица. Рим возмущен бесстыдным поведением диктатора. Ему прощались бесчинства во время военных походов. Но сейчас все жалеют Кальпурнию. Ведь она не по собственной воле стала женой этого человека, это была лишь политическая игра. Но потом ее любовь стала искренней и чистой. Теперь она вынуждена принимать тебя в своем доме, царица. На чьей же стороне будут люди? Собственно говоря, это участь не одной Кальпурнии и не преступление Цезаря. Эта участь ожидает всех женщин высшего общества, которые не порочны, не развратны, не распущены. Такие честные женщины, как Туллия и Корнелия, вдовы Красса и Помпея. Разве они не были принесены в жертву своими родителями. Жертву чему? Политическим интригам! Таких женщин будут брать замуж, покидать, снова брать, и так из года в год всю их жизнь. Да, да, Клеопатра. Всю жизнь, несмотря на возраст, на добродетель супруга, они будут менять дом, служанок, мужей. Они лишены даже счастья материнства. Их дети остаются в доме мужа, а следующий муж дарит им пасынков, которые часто старше своей мачехи. А потом муж покинет их ради очередной гетеры или вольноотпущенницы». Марк перевел дух и решился поднять глаза на Клеопатру. Она смотрела прямо перед собой в окно на голубое чистое небо, и оно плескалось в ее наполненных слезами глазах.

«Это зло времени, Клеопатра, времени, в котором мы живем. Это неизбежность, возникающая при беспорядках, причиненных великой переменой в цивилизации, которая вот-вот свершится. И каждая женщина отдает ей часть скорби. Но на этот раз общество обвиняет во всем Цезаря. Как будто это он виновен во всеобщем пороке, выставляя свой собственный напоказ».

Марк замолчал. Молчала и царица. Что теперь ждет поэта? Страшная тайная смерть в темном коридоре ночью или смерть от руки убийцы днем на городской улице? Клеопатра встала и медленно пошла к выходу из комнаты, гордо подняв голову, увенчанную тонкой диадемой в виде змеи. У самого выхода она оглянулась: «Благодарю тебя, Марк. Завтра жду тебя утром с новыми стихами. Возможно, приедет Цезарь, и я хочу, чтобы он услышал твои сочинения. Только сочинения, Марк»...

Когда Марк покидал виллу, он услышал из покоев маленького Цезариона голос Клеопатры. Она читала сыну стихи. Не понятно было сразу, читает ли Клеопатра или молится истово, чувственно, вкладывая в молитву всю боль и обиду, накопившуюся в душе:

«Слава тебе, Нил, выходящий из земли
И идущий оживить Египет!
Орошающий поля, сотворенный богом Ра,
Чтобы всех живых оживить,
Творящий ячмень, создающий полбу,
Делает он праздник в храмах.
Если он медлит, то прекращается дыхание,
И все люди беднеют.
Когда же он восходит, земля в ликовании
И все живое в радости,
Зубы все начинают смеяться,
И каждый зуб обнажен.
Приносящий хлебы, обильный пищей,
Творящий все прекрасное!
Наполняющий амбары, расширяющий закрома,
Заботящийся об имуществе бедняков.
Радуется тебе молодежь твоя и дети твои,
Спрашивают о состоянии твоем как о фараоне.
Процветай же, процветай же,
О Нил, процветай же!»

Нужно было быть человеком, одаренным неутомимым терпением и ловкостью, почти сверхчеловеческим спокойствием и благоразумием, чтобы управлять посреди такой гордости, недовольства, злобы, борьбы честолюбия и противоположных интересов. Власть, месть и усталость неожиданно возбудили в Цезаре жажду славы, желание сравняться с Александром в громадных предприятиях, а сила души побуждала его разорвать цепи законности и желать все более обширной власти. Вокруг него было слишком много нетерпеливых аппетитов, слишком много химерических надежд на невозможную помощь. Процент нищего населения увеличивался самым катастрофическим образом. Значительная часть населения, бывшая средним классом, и простой народ были приведены в отчаянное положение нескончаемым кризисом. Огромная масса восточных рабов, художников и ремесленников была освобождена своими менее богатыми господами, которые, не имея возможности извлекать выгоды из их работы во время кризиса, не имели возможности и содержать их. Бедствия нарастали.

Цезарь избран в четвертый раз консулом. Он отправляется в Испанию, где против него подняли восстание сыновья Помпея – Гней и Секст. Ожесточенное сражение произошло при Мунде. Солдаты Цезаря, измученные бесконечными войнами, страдая от нехватки продовольствия, дрались неохотно, и победа была достигнута ценой очень больших потерь. Вспоминая эту битву, Цезарь говорил: «Раньше я дрался с врагами за победу, на этот раз мне пришлось сражаться за жизнь». В битве при Мунде погибли последние вожди помпеянцев. Только младшему сыну Помпея – Сексту – удалось скрыться. Казалось, что теперь уже не существовало силы, способной уничтожить могущество Цезаря. Утомленные смутами и гражданскими войнами, римляне видели в монархии единственную надежду на установление долгожданного покоя. Трудно даже представить, какие бедствия претерпел Рим за эти годы. Проведенная в городе перепись показала, что из 320 тыс. граждан погибло больше 170 тыс., и это, не считая потерь, понесенных жителями остальной Италии и провинций. Устрашенные римляне склонились перед счастливой судьбой Цезаря и безропотно позволили надеть на себя узду. Победитель уже не довольствовался десятилетними диктаторскими полномочиями. Теперь он получил звание пожизненного диктатора и стал неограниченным властителем Рима.

Покуда Цезарь воевал в Испании, Клеопатра, озабоченная проблемами Египта, решила посетить свою страну. Она надеялась на то, что порядок там могут обеспечить римские легионы, оставленные Цезарем. Однако количество врагов на родине у Клеопатры не уменьшалось. Необходимо было хоть краткосрочное ее присутствие в Александрии.

Вернулась она очень скоро и стала свидетельницей весьма неприятного для нее события.

Вернувшись из Испании, Цезарь стал жаловаться на ухудшавшееся день ото дня самочувствие. Участились эпилептические припадки, которые дали о себе знать после африканской кампании. Цезарь счел необходимым дать себе краткосрочный отдых и удалился в Лавик – одно из своих имений. Там, вдали от Клеопатры и от проблем государства, было составлено завещание, которое 13 сентября 45 г. он торжественно представил жрецам храма Весты. Завещание было абсолютно частного содержания и не касалось ни государственных, ни политических проблем. Консульство и диктатуру Цезарь не мог передать по наследству. Это послужило причиной того, что содержанием завещания никто не заинтересовался. И только для Клеопатры завещание было весьма важным. Его содержание ее не просто интересовало, она очень тяжело пережила то, что содержалось в этом документе. Как она смогла простить? Может быть, потому, что любила и понимала? Может быть, потому, что была царицей и не могла позволить себе открыто выражать чувства? Не было свидетелей ее слез или более резкой реакции на завещание, но...

Цезарь объявлял своего девятнадцатилетнего внучатого племянника Октавия, будущего Октавиана Августа приемным сыном и наследником трех четвертей своих обширных имений. О Цезарионе в завещании не упоминалось, что для Рима было естественно и понятно: он не был законным сыном Цезаря, а к тому же по закону иностранец не мог быть наследником римского гражданина. По этой же причине не могло упоминаться в документе имя Клеопатры.

Правда, трибун Гельвий Цинна утверждал, что Цезарь, пользуясь неограниченными правами, подготовил новый законопроект, позволяющий ему персонально, ради рождения наследника, жениться, на ком он пожелает, и даже иметь более одной жены. Возможно, это были только сплетни. Но как иначе объяснить постоянное присутствие Клеопатры рядом с диктатором, ее возвращение в Рим именно в тот момент, когда она была так необходима Цезарю.

Достигнутые успехи не только не успокоили деятельную натуру Цезаря, а, наоборот, казалось, толкали его на новые, еще более смелые предприятия. Говорили, что теперь, когда ему не с кем соперничать, он соревнуется с самим собой, стремясь будущими подвигами превзойти уже совершенные. Мало кто понимал, что не тщеславие, а необходимость толкает Цезаря вперед, что он стал рабом своей удачи и уже не может остановиться. Армия требовала награды за испанскую войну, а денег в казне почти не было. Чтобы расплатиться с солдатами, приходилось начинать новую войну.

Замышлявшийся Цезарем поход должен был затмить славу похода Александра. Он мечтал совершить то, что не удалось Крассу, – разгромить Парфянское царство, а затем вернуться в Италию северным путем через Скифию, Германию и Галлию. Цезарь возлагал все свои надежды на этот поход. Самым важным для него теперь было переломить настроение римского общества, утомленного бесконечными войнами. Цезарь решил соблазнить римлян множеством блестящих проектов, выгодных всем слоям населения. Для их осуществления нужны были большие средства, и казалось, что легче всего добыть их, завоевав богатую Парфию.

При этом Цезарь объявлял себя царем. Объясняется это старинной легендой, записанной якобы в древних книгах. Там говорилось, что победить парфян сможет только царь. Однако ненависть к монархии была в Риме слишком сильна, и Цезарю, чтобы избежать осложнений, приходилось искусно маневрировать. Объявлять себя царем открыто было опасно. Однажды, когда он въезжал в город, несколько человек закричали: «Да здравствует царь!» Толпа на площади умолкла. Никто не поддерживал кричащих. Видя это, Цезарь спокойно сказал: «Вы что-то путаете. Мое имя Цезарь, а не царь».

В год своего последнего консульства Цезарь назначил вторым консулом преданного ему Марка Антония. Однажды в праздничный день Цезарь явился на форум в пурпурной одежде триумфатора. Здесь к нему подошел Антоний и хотел надеть ему на голову золотую корону. Люди, заранее расставленные Антонием, стали аплодировать. Однако, когда Цезарь оттолкнул корону, аплодисменты стали громче и раздались приветственные крики. Антоний был уверен, что Цезарь отказался только для виду, желая, чтобы его попросили еще раз. Тогда он снова поднес корону Цезарю, и снова нанятые хлопальщики усердно изображали народный восторг. Цезарь, будто почувствовав настроение толпы, и на этот раз отказался от царской власти.

Раздраженный неудачей, Цезарь решил покарать противников, невзирая на их общественное положение. Когда народные трибуны сорвали со статуй Цезаря короны и арестовали людей, приветствовавших его как царя, диктатор отрешил трибунов от должности и изгнал из сената. Это вызвало против Цезаря взрыв возмущения, так как трибуны считались самыми священными из должностных лиц. Особенно возмущены были представители старой римской аристократии, которые еще со времени заговора Катилины видели в Цезаре опасного смутьяна. Они не замечали, что, придя к власти, Цезарь сильно изменился и вовсе не был склонен выполнять данные народу обещания. Так, он отказался провести закон об отмене долгов, распустил союзы ремесленников, игравшие большую роль в защите прав граждан, получавших бесплатный хлеб от государства. Аристократы ненавидели Цезаря, но понимали, что бессильны бороться против его диктатуры. Единственную надежду они возлагали на смерть Юлия Цезаря.

Среди этого смятения Цезарь все свои мысли направлял к одному – к войне против Парфии. Видя в этой войне средство выйти из всех затруднений, думая, что если он с победой вернется из Парфии, он будет господином положения благодаря славе и завоеванным сокровищам, он собирал деньги, создал большой склад оружия, готовил план войны. Легко набрал Цезарь шестнадцать легионов новобранцев. Много молодых людей, гонимых нищетою, поступили к нему на службу в армию. Парфянские богатства манили всех.

Новая военная операция требовала огромных ресурсов и могла стать тяжелым бременем для Рима и зависимых от него стран. Долгих пять месяцев готовилась экспедиция против Парфян, и Клеопатра все это время была рядом с Цезарем. Она принимала в подготовке самое активное участие. Более того, в ее планы входило покинуть Рим вместе с диктатором. Клеопатру ожидала новая роль в жизни ее возлюбленного – роль союзницы в намеченной войне. Не только чувство заставляло ее принять столь сложное решение. Царица надеялась, что ее страна будет богато вознаграждена в случае удачной войны и очередного триумфа Цезаря.

Однако честолюбивым мечтам Клеопатры не суждено было сбыться.

Среди сенаторов возник заговор, ставивший целью уничтожить Цезаря и восстановить старые республиканские порядки. Во главе заговора встали Марк Брут, Децим Брут Альбин и Кассий. Число заговорщиков выросло до шестидесяти человек, и слухи о подготовке к восстанию поползли по городу. Друзья, как могли, предостерегали Цезаря и даже советовали ему усилить охрану, но уверенный в себе полководец не прислушивался к этим словам, называя их «грязными доносами». И действительно, многие из поступающих к нему сведений были откровенной ложью. Таким образом доносчики пытались рассчитаться с личными врагами, или просто выслужиться перед Цезарем. В разговоре с Клеопатрой Цезарь вдруг сказал: «Лучше один раз умереть, чем жить в постоянном страхе. Что предназначено судьбой, того не предотвратить. Самая лучшая смерть – та, которая приходит неожиданно». Клеопатра содрогалась от этих слов и готовилась к самому худшему, Ей не хотелось верить в самое худшее, но ее собственная жизнь подсказывала, что в политике всегда есть место предательству и убийству.

Она любила в Цезаре даже это презрительное отношение к собственной смерти. Презрение, основанное, наверное, на определенном фатализме. Однако и она тоже, так же как и другие друзья, предупреждала любимого о недопустимости подобной беспечности.

Убийство было намечено на иды марта. Иды – это середина месяца, значит, 15 марта Цезарь должен был умереть.

В этот день было назначено заседание сената, на котором Цезаря должны были провозгласить царем всех римских владений. Цезарь теперь мог носить царскую корону за пределами Италии.

До мартовских ид оставалось несколько дней. Клеопатру терзал страх. Она плохо спала ночами, постоянно испытывала необъяснимое волнение. Желание постоянно видеть Цезаря становилось нестерпимым. В очередной его приезд царица призналась, что просила своих прорицателей предсказать его будущее. Цезарь пришел в негодование: «И ты будешь говорить мне о скорой смерти?» «Мой Цезарь, я так страдаю. Не причиняй же мне еще большей боли. Я знаю, что твоя жена чувствует то же самое. Не оставляй меня, милый. Прислушайся к гадателю и не выходи без должной охраны». Он провел ладонью по лицу возлюбленной. Ладонь стала мокрой: «Ты плачешь, милая? Не плачь. Это всего только смерть. Я оставляю после себя так много, что мне не будет страшно уходить из жизни. Тебе я оставляю самое ценное – нашего сына». «Все это не заменит мене тебя, Цезарь». Цезарь вдруг улыбнулся: «Ты разучилась плакать, моя царица. Твои слезы не похожи на слезы других женщин. Я люблю тебя, моя Клеопатра. Ничего не бойся. Я всегда буду с тобой»...

Мятежники догадывались, что о заговоре известно, и опасались, что Цезарь отсрочит заседание. Децим Брут, которому диктатор доверял, отправился к Цезарю со следующими словами: «Ты и так слишком часто пренебрегал сенатом. Не стоит делать это сейчас, когда сенаторы согласились провозгласить тебя царем».

Гонимый честолюбием, Цезарь пренебрег советами жены и Клеопатры и вышел из дома. По дороге ему встретился гадатель, предупредивший его об опасности. «Почему не сбывается твое предсказание? – насмешливо спросил Цезарь. – Иды марта пришли, а я все еще жив». Прорицатель отвел глаза в сторону, потом посмотрел прямо на Цезаря и тихо произнес: «Пришли, но не прошли, Цезарь». Этим словам суждено было стать поговоркой.

Когда Цезарь подошел к самому входу в курию, один из его приверженцев передал ему маленький свиток папируса с сообщением о готовящемся покушении. «Немедленно прочти это, Цезарь, – сказал он, – и не показывай никому. Здесь написано о важном для тебя деле».

Судьба была не на стороне Цезаря. Множество просителей окружили его и отвлекли от записки. Он вошел в сенат, так и не развернув свитка. Антония, который, обладая огромной силой, смог бы остановить убийц, Децим Брут отвлек, задержав у самого входа в сенат.

Цезарь меду тем вошел в курию, и все встали, приветствуя его, всесильного диктатора. Несколько заговорщиков окружили кресло Цезаря. Один из них, Туллий Кимар, настойчиво стал просить вернуть из изгнания его брата. Цезарь отказал. Тогда Туллий схватил его за край тоги и сильно потянул. Это было сигналом остальным заговорщикам.

На диктатора бросились люди, выхватывая из-под плащей мечи. Каждый стремился нанести Цезарю хоть один удар. Тогда никто не смог бы потом утверждать, что не виновен в том, что случилось. В возникшей панике заговорщики нанесли раны и друг другу. Цезарь пытался скрыться, но везде ожидали направленные не него клинки. Из двадцати трех безжалостных ран смертельными были только две.

Молча стояли вокруг сенаторы, безучастно взирая на происходящее в зале. Они не смели ни сами вступиться за диктатора, ни позвать на помощь.

Обливаясь кровью, Цезарь упал к подножию статуи Помпея. Он смотрел в его каменные зрачки и понимал, что это расплата за все деяния.

Цезарь умирал, лежа в луже собственной крови. Марк Брут собирался произнести обращение к сенату, заготовленное заранее. Но, очнувшись от оцепенения, сенаторы бросились бежать, сея по городу страх и смятение.

«Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение. Ты будешь испытывать жажду, хотя питье стоит рядом».

Сливается небо с землею, тень на земле сегодня,
Сердце мое пылает от долгой разлуки с тобою.
О брат мой, о владыка, отошедший в край безмолвия,
Вернись же к нам в прежнем облике твоем!
Руки мои простерты приветствовать тебя!
Руки мои подняты, чтоб защищать тебя!
Сливается небо с землею,
Тень на земле сегодня,
Упало небо на землю.
О, приди ко мне!

Клеопатра понимала, что одной из причин смерти Цезаря была она, царица и возлюбленная. Убийц тревожила эта любовь, которая могла стать причиной того, что в будущем Клеопатра станет властительницей империи, столицей которой могла бы быть Александрия. Неужели действительно она, та, которая искренне любила, стала косвенной виновницей трагедии мартовских ид. Ведь они стали не только кончиной Цезаря, но и концом ее государственных интересов. Кто теперь поддержит молодую царицу, кто восстановит ее единовластие, кто поможет держать в руках непокорные узды власти?

Каким же приятным разочарованием для римских врагов Клеопатры было состоявшееся через два дня после кончины оглашение завещания диктатора.

Ни Клеопатру, ни Цезариона не упомянул Цезарь в этом документе. Это было своеобразным спасением для Клеопатры и ее сына, ведь теперь всем стало ясно, что они не претендуют на наследство Цезаря и что царица не имеет тех пороков, которые приписывали ей сплетни.

Народ Рима увидел, что добилась Клеопатра только того, чего хотели многие, – возобновления договора о дружбе Египта и Рима. Похвальная политика!

Сплетни поутихли, и только Цицерон продолжал преследовать царицу, следя за ее дальнейшей судьбой.

Только сын, маленькое воплощение Цезаря, согревал теперь ее сердце. Может быть, в это трудно поверить врагам, но она искренне плакала над телом своего возлюбленного. О, боги, она даже не могла, не имела права открыто высказать свою скорбь так, как это делала законная супруга Цезаря!

Что теперь? Как жить дальше, когда на пути только расставленные ловушки и каждая ждет, когда попадет в нее по ошибке или по неопытности молодая царица. Цезарион не понял, конечно, что случилось. Когда-нибудь она расскажет ему о том, как велик и прекрасен был его отец. А пока...

Клеопатра позвала служанку: «Уведи Птолемея Цезаря и позови Менафта». Согнувшись в глубоком поклоне, служанка удалилась. Клеопатра заметила на ее глазах слезы. Наверное, преданная служанка тоже оплакивала Цезаря. Менафт как будто ждал около двери. Верный друг и советник явился через секунду и с ним, конечно, неразлучный Аммоний. И снова глубокий поклон и молчание.

«Что мне предпринять, Менафт? Я растеряна и не могу рассуждать с необходимой холодностью. Что делать? Я приняла решение уехать прямо сейчас, сразу. Но что делать дальше?»

Менафт говорил тихо, чуть хрипловатым полушепотом. «Царице нужен совет, или я должен просто высказать свое мнение по поводу происходящего?»

«Совет, Менафт. И клянусь, я последую ему. Много ли у меня осталось таких друзей, как ты? Ведь я могу так тебя называть?»

Менафт не обиделся, услышав слова сомнения. Он был верным другом, он служил бы своей царице, даже если бы она оказалась в изгнании, даже если потеряла бы все. До самой смерти! Такую клятву он дал себе раз и навсегда.

«Наверное, придется проститься не только с Римом, но и со многими твоими планами, царица. Они ведь вовсе не были несбыточными, и от этого только больнее. Однако теперь необходимо спасти то, чего удалось достичь, и то, что у тебя осталось. Прежде всего позаботься о своей жизни, Великолепная. В Риме у тебя слишком много врагов».

Аммоний кивнул головой: «Да, царица. Многие сенаторы жалуются, что ты обидела их высокомерием. Они, глупцы, не понимают, что в твоем высокомерии больше настоящего царского величия, чем презрения к ним, подлым предателям и убийцам».

«Ты думаешь, Аммоний, мне не уйти от их мести?»

«Я думаю, что не это самое страшное, что ждет тебя Клеопатра. На родине не меньше у тебя врагов. Пора признаться в этом самой себе. Теперь легионеры Цезаря, которых он оставил в Александрии, не будут уже поддерживать тебя. Я очень хотел бы, чтобы эти мои слова были ошибкой, но они подчиняются теперь приказам Рима без Цезаря. А какой они получат приказ, известно лишь богам».

«Но я не могу допустить, чтобы мой Египет стал одной из провинций Рима. Им не удастся убрать меня с дороги!»

«Слава Осирису, я вижу прежнюю Клеопатру, владычицу бесстрашную и безжалостную! – Менафт воздел руки к небу и улыбнулся. – Я верю, теперь ты можешь рассуждать трезво. Спасти тебя и твоего сына – вот что сейчас стоит первой задачей. Сенат легко может принять закон, который обсуждался еще при жизни твоего отца – Великого Птолемея. На основании этого закона Египет попадает под влияние Рима. Поэтому надо торопиться».

Аммоний от нетерпения притоптывал сандалией по мраморному полу: «Мне кажется, что отчаиваться не стоит, царица. Ведь сейчас и сам Рим тоже потерял стабильность и уверенность. В городе паника. Заговор не принес желаемого результата. Убийство Цезаря, да пребудет с ним великий Осирис, не принесло покоя заговорщикам. Ведь у твоего римлянина было много друзей. Уже в день похорон негодованию их не было предела. Говорят, что многие из убийц покинули город».

«Я проклинаю их всех. Именем Исиды я проклинаю их и желаю скорейшей смерти. И чем тяжелее и страшнее она будет, тем легче будет душе Цезаря».

Менафт содрогнулся от того, сколько ненависти, силы и отчаяния было в голосе царицы. Да, не хотел бы он обрушить на свою голову такое проклятье.

«Я не уеду из Рима тотчас же. Я буду ждать несколько дней. Я знаю о завещании, и оно не станет для меня неожиданностью. Я дождусь, когда шакалы начнут свою драку и перекусают другу друга до смерти. И вот тогда я скажу, что мне хорошо»...

В день убийства Цезаря Цицерон выдвинул идею созыва сената преторами здесь же, на Капитолии, дабы народ сразу понял, кому будет теперь принадлежать руководство государством. Однако проект не имел успеха: большинство присутствующих, в том числе сами сенаторы, считали необходимым вступить в переговоры с консулом 44-го года Марком Антонием.

В первые часы после убийства диктатора наиболее видные цезарианцы испытывали страх и растерянность. Марк Антоний, опасаясь, что заговор направлен и против него, забаррикадировался в своем доме. Так же поступил начальник конницы Эмилий Лепид. Но эта растерянность длилась недолго. Уже на следующий день стало ясно, что заговорщики не имеют достаточно широкой и прочной опоры. Население Рима в своей массе им не сочувствовало, а ветераны Цезаря были настроены явно враждебно. Поэтому Марк Антоний, получивший в свое распоряжение семьсот миллионов сестерциев из государственной казны, а также из личных средств Цезаря сто миллионов сестерциев, воспрял духом и назначил на 17 марта заседание сената.

Это заседание было весьма бурным. Сначала сторонники заговорщиков предложили объявить Цезаря тираном, а убийцам его выразить одобрение и даже присвоить почетное наименование «благодетели». Тогда Антоний заявил, что если Цезарь будет признан тираном, то все его распоряжения автоматически станут недействительными. А ведь известно, что Цезарь, собираясь в длительный поход против парфян, провел ряд назначений и распоряжений, которые имеют прямое отношение ко многим из находившихся на заседании.

Слова Марка Антония произвели резкий перелом в настроении. Те сенаторы, которые только что пылко поддерживали заговорщиков или даже намекали на собственное участие в заговоре, теперь испугались, что могут потерять выгодные и почетные назначения. Они принялись чуть ли не восхвалять диктатора.

Марк Антоний предложил компромиссное решение: к заговорщикам применить амнистию – «забвение» и утвердить все распоряжения Цезаря.

На похоронах Антоний сделал все, чтобы потрясти публику. Он произнес хвалебную оду Цезарю, в конце которой, повысив голос до торжественного возгласа, поднял на копье окровавленную одежду убитого. После этого вынесли восковую скульптуру Цезаря, на которой очень натурально зияли 23 окровавленные раны. Объявлено было, что по завещанию каждому плебею принадлежало по триста сестерциев, а Риму в подарок отходили сады Цезаря над Тибром.

Толпа, вдохновленная Антонием, бросилась к зданию сената, где был убит диктатор. Желанием народа было немедленно уничтожить и само здание, и заговорщиков. «Огня, Огня!» – слышны были отчаянные крики. Один из народных трибунов, заподозренный в заговоре, был растерзан озверевшей толпой.

Брут и Кассий, не скрывая страха, бежали их города.

На вечные времена запретил Антоний диктатуру, оставив право называть последним диктатором только Юлия Цезаря.

Два долгих года прожила Клеопатра на берегу Тибра на прекрасной вилле, и вот пришло время покидать уютный дом, где все напоминало ей о возлюбленном.

Цицерон вслед царице пишет весьма нелицеприятные строчки в письме Аттику. Он не забыл тот случай с книгой и в отсутствие теперь могущественного покровителя решился на грубые неосторожные слова; «Я ненавижу царицу! Аммоний, человек, который берет на себя выполнение ее поручений, знает, что у меня для этого есть достаточные основания, хотя подарки, ею обещанные, не унижают мое достоинство, так как я мог бы даже принять их публично. А этот ее прислужник, Сара, помимо того что мошенник, кажется мне еще и наглецом. Только однажды видел я его в моем доме, и, когда я вежливо спросил, что он там делает, он ответил, что ищет Аттика. Наглость же царицы в то время, когда она жила в имении Цезаря за Тибром, я не мог вспоминать без негодования. Поэтому лучше не иметь дела с этим сборищем. Они, кажется, думают, что у меня нет не только присутствия духа, но и никаких чувств». Какое жестокое лицемерие, какая жестокая ненависть!

Причины такого отношения к сильной, умной женщине таятся в личной проблеме Цицерона. Он не просто не любил всех греков. Он отрицательно относился ко всем женщинам, появлявшимся рядом с Цезарем. Личная жизнь самого Цицерона была весьма неудачной. Обе его женитьбы говорят о проблемах в общении с женщинами. Он не любил таких ярких независимых женщин, как египетская царица, любовница ненавистного ему диктатора. Но каким слабым, недостойным философа и оратора выглядит этот последний выпад в сторону лишенной защиты Клеопатры.

Реальная власть естественным образом перешла в руки консула Марка Антония. Это нисколько не тревожило Клеопатру. Она была уже знакома с приятным молодым воином. Совсем другое отношение было к наследнику Цезаря Октавиану. Он в качестве приемного сына рассчитывал на преданность ветеранов отца. Ведь они искренне были возмущены предательством сената и убийством их полководца.

Еще при рождении 23 августа 63 г. астрологи предсказали Октавиану великое будущее. Его отец Гай Октавий происходил из привилегированного сословия всадников. Мальчиком Октавиан воспитывался в доме своей бабки Юлии, сестры всемогущего диктатора. Еще в детстве он отличался необычайными способностями. Когда ему исполнилось 12 лет, во время похорон своей бабки Юлии Октавиан произнес яркую, запомнившуюся современникам речь. Цезарь осыпал юношу милостями и незадолго до своей кончины захотел назвать его своим сыном и главным наследником.

Известие об убийстве Цезаря застало Октавиана в греческой Аполлонии. Юноша знал, что возвращение в Рим для него опасно, и колебался, принимать ли ему наследство Цезаря. Мать не советовала ему вмешиваться в грозившую гибелью политическую борьбу. Однако Октавиан принимает решение. Он отправляется в Рим и прибывает туда как раз вовремя.

Убийцы Цезаря бежали, наиболее влиятельные противники погибшего диктатора также разъехались из столицы, сенат бездействовал. Октавиан был с радостью встречен ветеранами Цезаря и народом, ожидавшим, что распоряжения диктатора будут, наконец, исполнены и Октавиан, получив наследство, выплатит каждому жителю Рима обещанные 300 сестерциев. Октавиан подтвердил, что выплатит народу завещанные деньги, и взял согласно тогдашнему обычаю имя своего приемного отца. Теперь он стал именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан.

Однако получить наследство оказалось не так просто. Консул Антоний захватил деньги Цезаря и оставшиеся после него документы. Он объявил, что выборы консулов производить не следует, так как Цезарь уже назначил на наступающий год всех должностных лиц. В действительности это было не так. Антоний сам поставил на все должности своих родственников и преданных ему людей.

Когда Марк Антоний вернулся в Рим, состоялась его встреча с наследником Цезаря. Фактический диктатор отнесся к юноше довольно пренебрежительно. Октавиан почтительно, но твердо заявил о желании отомстить убийцам своего отца, а также о необходимости выполнить волю покойного и раздать народу завещанные ему средства. Для этого он просил Антония вернуть ему ту сумму из личных средств Цезаря, которую Антонию передала Кальпурния, вдова Цезаря.

Антоний был возмущен смелостью, вернее сказать, наглостью «мальчишки». Он дал ему резкую отповедь, указав, прежде всего на то, что если Цезарь оставил своему приемному сыну наследство и славное имя, то он отнюдь не передавал ему полномочий на управление государственными делами. Поэтому он, Антоний вовсе не намерен давать сейчас отчет в этих делах. Что же касается наследства, то денежные средства, полученные им в свое время от Кальпурнии, истрачены на подкуп влиятельных лиц, дабы они не препятствовали принятию решений в интересах Цезаря и его памяти. Поэтому он ничем не может помочь молодому человеку в его денежных затруднениях.

Октавиан неожиданно проявил такие качества политического деятеля, которые еще не раз сослужат ему хорошую службу в дальнейшем: завидную выдержку, точный расчет, последовательное и неуклонное стремление к достижению намеченной цели. И хотя он давно уже понял, что не убийцы Цезаря должны считаться его самыми опасными врагами, он пока ни словом, ни делом не обнаруживал своего истинного отношения к Марку Антонию, наоборот, оказал даже некоторое содействие принятию закона, по которому Антоний получал Цизальпийскую Галлию, в чем тот был весьма заинтересован.

Октавиан объявил прежде всего о продаже не только своего собственного недвижимого имущества, но и имущества своей матери, отчима и еще нескольких родственников, дабы иметь возможность выполнить волю отца и выплатить обещанные народу суммы. Этот поступок Октавиана создал молодому наследнику Цезаря такую огромную популярность, что на проходивших в это время трибутных комициях, где выбирали народного трибуна взамен одного умершего, народ выразил желание избрать Октавиана, хотя это было противозаконно, поскольку он принадлежал к патрициям. Но желание это выражалось весьма настойчиво, и Антонию пришлось добиваться специального постановления сената о том, что дополнительные выборы в данном случае вообще не нужны.

Популярность Октавиана стремительно росла. Симпатии к нему всего населения Рима особенно ярко проявлялись во время различных массовых игр и зрелищ: в честь Аполлона, в честь побед Цезаря. Во время этих последних игр Октавиан использовал появление кометы для обожествления Цезаря: в храме Венеры Прародительницы он поставил ему статую со знаком звезды над головой.

По мере того как положение Октавиана укреплялось и известность его росла, он начинает переходить к новой тактике. Он ведет теперь сложную игру, настраивая население Рима против Антония, вызывая сочувствие к себе, искусно лавируя между сенатом и народом.

Однажды на улице Рима произошел очень показательный в этом смысле случай. Окруженный толпой, которая напоминала его личную охрану, исполненный ненависти и обиды, он просил всех, чтобы они, не обращая внимания на него, который по доброй воле терпит столько несправедливостей и оскорблений, выступили, однако, в защиту Цезаря – его отца, их императора-благодетеля. Именно Антоний, по словам Октавиана, подвергает издевательству и унижению память Цезаря.

Подобная тактика дала свои результаты. Вскоре центурионы, состоявшие в личной охране Антония, ветераны самого Цезаря, обратились к Антонию, настаивая на том, что он должен изменить свое отношение к Октавиану, говоря, что вражда между ними обоими выгодна только их общим врагам. Игнорировать подобное обращение было просто невозможно. Поэтому происходит примирение Антония с Октавианом, правда, весьма непрочное – не раз затем нарушавшееся и не раз возобновляемое. Кроме того, Антоний – опять-таки не без нажима ветеранов – оказывается вынужденным объявить о созыве сената для обсуждения вопроса о новых почестях Цезарю и увековечивании его памяти.

После того как два легиона перешли на сторону Октавиана, он передал их вместе с набранными за собственный счет воинами в распоряжение сената для борьбы с Антонием.

Добиваясь власти, Антоний стремился сблизиться с главой сенатской партии, знаменитым Цицероном, который, обладая большим влиянием, тоже ненавидел Антония. Цицерон с радостью пошел на союз с Октавианом. Он был заинтересован в поддержке наследника Цезаря (любимца римской бедноты) и полагал, что неопытный юноша будет послушным орудием в его руках. Октавиан старался укрепить Цицерона в этом убеждении, всячески заискивал перед ним и даже почтительно называл его «отцом»!

С каждым днем становилось все очевиднее, что в Риме вот-вот вспыхнет гражданская война из-за наследства Цезаря. Можно было уже определить главные силы, которые столкнутся в этой борьбе: прежде всего убийцы Цезаря и сторонники сената. Во-вторых, политики, на словах преданные прежнему государственному строю, а на деле стремившиеся занять место диктатора. И, конечно, приемный сын Цезаря, девятнадцатилетний Октавиан.

Теперь Клеопатре нельзя было больше медлить. Нужно было срочно возвращаться в Египет и там переждать бурю.

Теперь близкие царице люди говорили о новой опасности, подстерегающей ее. И эта опасность могла проявить себя в любой момент.

Она вновь была в столице, в своем дворце. Казалось, сами стены дворца вселяли в сердце уверенность и покой. Клеопатра ходила из комнаты в комнату, осматривая любимые, знакомые с детства, уголки просторного дома.

Неужели все позади? Сначала тяжелые последние месяцы потери взаимопонимания и нежности Цезаря, бесконечное решение чужих проблем, которые неожиданно оказывались собственными проблемами, боль отчаяния и уколы ревности, любовь...

С того дня, когда она покинула дворец, казалось, прошли годы. Клеопатра, мельком проходя мимо зеркала, взглянула в него. Тяжесть пережитого наложила своеобразный отпечаток на лицо. Это нисколько не портило внешность, просто делало ее другой. Жестче стал взгляд, резче движения, стремительней и тверже походка. Как захотелось вдруг в зеркале увидеть ту девочку, которая, пробегая по покоям дворца, пряталась от надоевших служанок, стремившихся усадить ее за книги, ту девушку, которая мечтала о любви, веря и надеясь на прекрасное царское будущее с сильным супругом рядом. Как Осирис и Исида...

Клеопатра вошла в тайные покои. Только здесь она могла встретиться с друзьями, не боясь быть услышанной более никем. В комнате ее уже ждали. Верные друзья (о, Боги, как их немного) встали, увидев царицу. «Приветствуем тебя, Великолепная», – прозвучал приглушенный хор голосов.

Клеопатра оглядела стоящих перед ней мужчин. «Я тоже приветствую вас, друзья. У нас много новостей, которые мы можем сообщить друг другу. Те из вас, кого не было со мной в Риме, уже знают, что мы неожиданно пережили смерть великого Цезаря, да поможет ему Осирис. Эта смерть не станет для нас причиной уныния, а лишь причиной скорби. Ради нашего сына Птолемея Цезаря мы будем идти дальше. И о том, какой выбрать путь, чтобы не ошибитьс, я хочу услышать от вас. Те, кто оставался здесь сейчас, могут сообщить нам новости».

Минутное молчание прервал Сейтахт – самый старших из присутствующих: «У нас есть много слов, которыми мы хотели говорить с тобой о смерти Цезаря, царица, но ты не такая, как те женщины, которые теряют себя, теряя мужчин. Все наши слова не восполнят потери. Но если ты имеешь в себе силы, надо говорить о дне сегодняшнем. Необходимо подумать о твоем муже, Клеопатра. Он скоро вырастет и станет мужчиной по нашим законам. Не возникнет ли тогда такой ситуации, при которой твои враги в Александрии или Риме потребуют, чтобы ты отреклась от престола и передала власть мужу? Ты всю жизнь стремилась к царствованию. Ты угодна тем, кто любит тебя и верит в справедливость твоего правления. Что будет с тобой, если твой муж станет полновластным правителем?» В зале воцарилось напряженная тишина. Сюда не проникали звуки, так же как и отсюда не мог проникнуть ни один звук, ни одна мысль... Менафт, вернувшийся вместе с Клеопатрой из Рима, прервал молчание: «Что вы можете предоставить в доказательство этих предположений?» К нему повернулся начальник охраны, которая была верна Клеопатре: «Менафт верит мне на слово? Тогда послушай, что я скажу. В Александрии неспокойно. Не все хотят видеть на троне Клеопатру. Люди глупы, они не знают, кто будет править ими после царицы. Глупых людей легко поведут за собой те, кто хочет уничтожить власть Великолепной. Вот, читай, Менафт, это только малая толика того, что читают сейчас те, кто может постичь написанное на папирусе».

В руки Менафту лег лист дешевого папируса. Он взглянул на Клеопатру и, повинуясь легкому кивку головы, начал читать вслух: «Вот восстали бедняки и стали богатыми. И богатые теперь в горе, а бедняки радуются. Каждый в городе говорит: „Пойдем побьем наших знатных!“

Не различают сына знатного отца от человека, не имеющего такового. Вот дети князей побиты об стены...

Вот законы суда выброшены, и люди рвут их, ходят по ним ногами...

Смотрите, делаются вещи, которые не случались никогда: царь захвачен бедняками.

Смотрите, тот, кто ничего не имел, стал владельцем богатства, и князь его восхваляет.

Смотрите, владевшие одеждами теперь в лохмотьях, а тот, кто не ткал для себя, теперь владеет тонкими тканями...» Менафт не дочитав, вдруг в раздражении порвал папирус и бросил к ногам сидящих: «Проклятые рабы! Они не знают, о чем говорят. Прости, царица, что принудил тебя слушать это!»

Клеопатра молчала. Она как будто не слышала страшных слов, прочитанных Менафтом. Тонкие изящные руки поднялись к лицу, на секунду все подумали, что царица плачет, но совершено сухие глаза взглянули на притихших мужчин, спина выпрямилась: «Поговорим же сейчас о моем сыне. Приемный сын Цезаря Октавиан не питает к Птолемею Цезарю никаких добрых чувств. На его поддержку мы рассчитывать не можем. Мой муж и соправитель в своей слабости стал опасен для меня. Несколько лет назад мой малолетний брат и муж, погибший в войне, да пребудет с ним Осирис, уже стал знаменем моих врагов. Не сможет ли повториться эта история и сейчас? – Клеопатра помолчала, перевела дыхание и уже совсем спокойно продолжила. – На трон в качестве моего соправителя должен взойти мой сын. Это моя единственная надежда и любовь».

Мужчины переглянулись. Глядя прямо перед собой, Клеопатра твердо закончила: «Но двух соправителей у меня быть не может».

В абсолютной тишине, сопровождаемая Менафтом, царица вышла из тайной комнаты...

Птолемей XIV умер через несколько дней.

Сразу после траурной церемонии Клеопатра возвела на престол нового соправителя, разделив трон со своим сыном Птолемеем Цезарем. Для этого соправителя избран был титул «Божественный, Возлюбивший отца и мать» – Филопатор, Филометор. Имя Филопатор должно было подчеркнуть, что именно Птолемей – сын Цезаря, а не Октавиан. Птолемей XV стал последним наследником трона и потомком древней династии. Оставалась только Арсиноя, за действиями и жизнью которой зорко следила Клеопатра.

Вскоре после коронации трехлетнего Птолемея Цезаря на стене храма богини Хатхор в Дендере был сделан большой рельеф. Надпись на египетском языке о совместном правлении Клеопатры и ее сына также украсила стены храмов. Рождение Цезариона было еще раньше увековечено в храме Гермонтиса – Храме Рождений. Там он уподоблялся богу Гору. В окружении богинь была изображена и мать-Клеопатра. Над ее головой золотом сияла надпись «Мать бога Ра». Жрецы хотели придать рождению сына Клеопатры характер важного официального торжества. Культ Исиды, Осириса и Гора становился все более популярен, он был главной господствующей религией, и Клеопатра сыграла в этом не последнюю роль. Она продолжала мудрую политику, начатую еще в первые годы царствования, демонстрируя приверженность местным богам, чтобы стать ближе к своим подданным, представлявшим ту силу, на которую она могла опереться в случае политической катастрофы.

В случае отождествления Цезариона с Гором все сразу стали говорить о великой миссии Гора, которая состояла в том, чтобы отомстить за убийство отца. Это был вызов Октавиану, который тоже претендовал на месть за Цезаря.

Самое важное для Клеопатры было то, что она наконец достигла желаемого, оставаясь единовластной правительницей.

Между тем положение в Риме с каждым днем усложнялось. Начиналась гражданская война.

В восточных провинциях сосредоточивали войска убийцы Цезаря – Гай Кассий и Марк Брут. Они объявили о своей верности сенату и за счет беззастенчивого ограбления населения провинций собирали средства для борьбы с противниками.

По совету Цицерона сенат объявил Антония «врагом отечества». Во главе направленной против него армии были поставлены выбранные законным порядком два консула и Октавиан, которому предоставили командовать его двумя легионами. Октавиана не смущало, что он оказался в одном лагере с убийцами его приемного отца. Он стремился к власти любыми путями.

Войска двинулись к городу Мутине, на севере Италии, где стояли легионы Антония. Произошло решающе сражение. Войска Антония были разбиты. Оба консула пали в бою, и Октавиан остался единственным командующим. От природы осторожный, он не решился преследовать отступающие войска Антония, и те, переправившись через Альпы, спустились в Нарбонскую Галлию. Здесь стоял со своими легионами Марк Эмилий Лепид, один из ближайших сподвижников Цезаря. Войска Антония объединились с войсками наместника Галлии Лепида. Теперь в их распоряжении оказалось 17 легионов, и они двинулись на Италию.

Октавиан оставался в Риме фактически полновластным правителем.

Клеопатру все это время больше волновала внутренняя жизнь Египта и события в соседних странах, чем в далекой Италии. На востоке шла борьба между несколькими группировками, и богатой стране не удалось бы избежать участия в войне.

На Востоке Кассий занял Сирию, но туда скоро вторгся Долабелла – один из сторонников Цезаря. Он тоже стремился захватить эту провинцию. Гней Долабелла был зятем Цицерона. Несколько раз Долабеллла менял политические взгляды, то, присоединяясь к убийцам Цезаря, то, поддерживая Антония. Наконец он предательски убил одного из подозреваемых в заговоре против диктатора, Требония. Солдаты Долабеллы отрубили Требонию голову и играли ею как мячом.

Сенат после этого объявил Долабеллу «врагом отечества», а тот начал грабить города, бесчинствовать и объявил о подготовке к войне с Кассием.

Теперь Долабелла обратился за помощью к Клеопатре. Ему необходимы были римские легионы, оставшиеся в Египте и корабли. При этом Долабелла говорил о том, что мечтает отомстить за убийство Цезаря. Доказательством этому была уже состоявшаяся смерть Требония. Клеопатра не отказывала в помощи, но ее условием было еще и признание ее сына законным правителем Египта. Командиру одного из римских легионов приказано было присоединиться к войску Долабеллы. Ободренный этой небольшой поддержкой Долабелла решительно пошел на Сирию, хотя Кассий обладал гораздо более сильной армией. Кассий с легкостью одержал победу, встретив Долабеллу на территории Палестины. Причем римские легионы вообще не оказали сопротивления, перейдя на сторону противника. Клеопатра с ужасом осознала, что вместо поддержки сыграла роковую роль в исходе войны. Для Долабеллы было бы лучше, если бы эти легионы оставались в Египте. К тому же обещанные Клеопатрой корабли так и не отплыли из Александрии, им помешал сильный неблагоприятный ветер. Долабелла терял последнюю надежду на удачный исход своего похода.

Позже, после падения Лаодикеи, портового города и последнего оплота Долабеллы, остатки армии изменили своему полководцу. Военачальники сами открыли ворота города. Долабелла не захотел быть плененным. Последней его просьбой, перед тем как осаждающие вошли в город, были слова, обращенные к личной охране: «Обезглавьте меня, солдаты!»

После Цезаря и Помпея это был один из выдающихся воинов, полководцев. Кроме того, это был один из последних римлян, готовых на сотрудничество с Клеопатрой. Она теряла последний оплот надежды и опоры.

Правда, оставался еще Кассий. Ведь он открыто не выступал против Клеопатры. Более того, он обращался к ней за помощью еще во время осады Лаодикеи. Тогда царица оказалась перед трудным выбором.

Кассий, обращаясь к Клеопатре за помощью, знал о том, что она поддерживает его соперника – Долабеллу, но понимал, что ей очень трудно будет отказать и ему.

«Царица может поддержать нас в войне? Правда, до нас дошли слухи о том, что Долабелла опередил нас с подобной просьбой». «Уважаемый Гней Долабелла действительно обращался к нам за помощью людьми и кораблями, но... – Клеопатра задумалась, – мы не смогли оставить незащищенной столицу».

«Как? – Кассий изобразил недоумение. – А римский легион, который прибыл к нему из Александрии?» Клеопатра, не смутившись, солгала: «Римские военачальники отдают приказы без моего ведома. Ведь Кассию известно, что они неподвластны мне, подчиняясь только Риму?» «Царица понимает, что в случае моей победы я смогу достойно вознаградить Египет и его правителей?» Клеопатра нахмурилась. Она не могла помочь Кассию, хоть и понимала, чем ей может обернуться отказ. Но память о Цезаре заставляла идти на риск. Поддержка Кассия стала бы причиной презрения и гнева со стороны друзей ее погибшего возлюбленного. Она не могла предать память Цезаря. Кассий как будто читал ее мысли: «Царица чего-то боится? Я смогу защитить ее и Египет». «Мы не боимся ничего. Но... Египет истощен голодом, который продолжается уже несколько лет. Последняя эпидемия, с которой не смогли справиться наши лекари и жрецы, унесла тысячи жизней. Мы хотели бы помочь Кассию, но нам мешают не зависящие от нашего желания причины. Прошу простить нас, уважаемый Кассий. Мы желаем вам удачи».

Кассий еле сдерживал гнев. Эта царица, порочная женщина, родившая незаконного ребенка и сделавшая его царем, презирая все правила, отказала ему. Он готов был принести клятву всем богам, что накажет непокорную царицу. Он еще вернется и отомстит за свое унижение. Египет подчинится ему в ближайшее время...

Расчет Кассия был верным. После ухода римских легионов Клеопатра осталась практически без реальной защиты. Дворцовая охрана была ей верна, но ее боеспособность была невелика. Египет имел и разбросанные по гарнизонам войска, но надеяться на них в войне против Кассия было бы просто смешно. Захватить Египет для Кассия было вопросом времени.

И все же он отказался от мысли о покорении Египта.

Причиной этого была не доброжелательность к государству или царице. Просто Брут опередил совсем ненадолго выступление Кассия. Ему срочно потребовалась помощь соратника в Малой Азии. Неохотно Кассий прощался с мыслью о завоевании Египта, но воинская солидарность была превыше всего. Войска направились на север, на поддержку Брута.

Что же заставило Брута прервать поход Кассия? Какая причина стала важней завоевания Египта?

В августе 43 г. войска Октавиана подошли к столице, и вскоре девятнадцатилетний полководец был избран консулом. Однако, к великому разочарованию Цицерона, вторым консулом избрали не его, а дальнего родственника Октавиана, во всем ему послушного.

Теперь Октавиан уже не нуждался в Цицероне, которого не поддерживали ни армия, ни народ. Однако Октавиану нужны были союзники. Он не был достаточно силен, чтобы властвовать единолично. Октавиан начал переговоры с Антонием и Лепидом.

На островке, лежащем посреди реки По, в течение трех дней шли переговоры трех самых влиятельных в Риме политиков. Каждый предъявлял свои требования. Полководцы Цезаря Антоний и Лепид добивались казни своего главного врага – Цицерона. Вначале Октавиан отстаивал своего недавнего союзника, но в конце концов уступил и пожертвовал его головой. Союз трех был заключен. Его называли вторым триумвиратом.

Триумвиры получили чрезвычайные полномочия по устройству дел в республике. Они заявили, что их основная задача – месть за убийство Цезаря. Сенат и народное собрание стали послушным орудием в их руках. Убийц Цезаря провозгласили врагами отечества. Вместе с тем отменялось решение сената, объявлявшее Долабеллу врагом народа, а вслед за этим аналогичное решение коснулось и Антония.

В Риме были объявлены проскрипции. Людей, объявленных в проскрипционных списках, осуждали на смертную казнь с конфискацией всего имущества. В эти списки включались имена не только политических и личных врагов триумвиров, но и просто богатых людей. Это давало возможность получить крупные денежные средства.

В ноябре вынесено было решение народного собрания, в соответствии с которым триумвирату даровалась на пять лет верховная власть. Это давало право назначать сенаторов и магистратов, издавать законы, устанавливать налоги, чеканить монету. Им же принадлежала на пять лет высшая судебная власть. Права апелляции не имел никто из осужденных.

С этого момента начинается безудержная череда «законных» убийств и конфискаций. За голову каждого осужденного назначалась крупная награда. Рабам, кроме денег, была обещана свобода. Всячески поощрялись доносы родственников друг на друга. Предоставление убежища, укрывательство преследуемых карались смертной казнью.

Те, кто мог трезво оценивать ситуацию, видели страшные признаки разложения римского общества. Расторгались родственные связи, узы дружбы. Дети доносили на родителей, рабы – на господ, жены – на мужей. Может быть, в шутку, а может, и всерьез говорили о трех степенях предательства: первое место занимали сыновья, стремившиеся с помощью предательства получить наследство, затем шли рабы, вольноотпущенники.

Аппиан рассказывал в своих письмах о примере отношения к родственникам, который подавали сами триумвиры: «Первым из приговаривавших к смерти был Лепид, а первым из приговоренных – брат Лепида Павел. Вторым из приговаривавших к смерти был Антоний, а вторым из приговоренных – дядя Антония Луций. В свое время Луций и Павел высказались за объявление Антония и Лепида врагами отечества».

Октавиан держался за остатки порядочности дольше всех, но под воздействием Антония включил все же в списки своего недавнего друга и союзника Цицерона.

«Божественный юноша», как его называл сам Цицерон, предал своего покровителя.

Страшной была кончина великого философа. Он бежал от приговора в свою формийскую виллу. Здоровье не позволило ему предпринять более длительного путешествия. Вскоре в окрестностях Формианума появились люди Антония во главе с центурионом Герением и военным трибуном Попилием, которого Цицерон когда-то удачно защищал против обвинения в отцеубийстве. Надо было снова бежать, и рабы понесли носилки глухими дорожками через рощу к морю. Когда картельный отряд ворвался в усадьбу Цицерона, его там уже не было. Но один из вольноотпущенников Квинта указал преследователям путь. Попилий занял выход из леса, а Геренний бросился искать беглеца по дорожкам. Когда Цицерон увидел бегущих за ним людей, он приказал рабам остановиться и опустить носилки на землю. Подперев по своему обыкновению подбородок левой рукой, он пристальным взглядом смотрел на палачей. Его запущенный вид, отросшие волосы и изможденное лицо внушали сожаление. Большинство присутствующих отвернулись, когда убийца подбежал к носилкам. Цицерон вышел из носилок, покорно опустил голову и сказал: «Сюда, ветеран, и если ты хоть это хорошо умеешь – руби!» Однако палач оказался неумелым. Голова Цицерона упала только после третьего удара. Герений отрубил еще и правую руку, которой Цицерон писал свои речи против Антония.

Цицерон был убит 7 декабря 43 г. Ему шел 64-й год. Убийцы доставили его голову и отрубленную руку Антонию в тот момент, когда тот проводил народное собрание на Форуме. Антоний был в восторге от увиденного и выплатил обещанную награду в десятикратном объеме. По рассказам, он поставил отрубленную голову Цицерона на свой обеденный стол, дабы досыта насладиться этим зрелищем. А его жена Фульвия, вдова Клодия, колола язык оратора булавками. Затем и голова, и рука Цицерона как некие трофеи были водружены для всеобщего обозрения около ростр. Римляне отнеслись к этому с ужасом, но все же шли смотреть на кровавое зрелище. Такой страшной участи удостоился знаменитый оратор, писатель, государственный деятель, торжественно увенчанный в свое время в римском народном собрании почетным титулом отца отечества.

Между тем союз триумвиров креп. И не только политические и военные связи способствовали этому. Согласно римской традиции Октавиан заключил брак с падчерицей Антония Клодией. Еще одна римская женщина стала заложницей политических игр.

У Клеопатры было собственное мнение о созданном союзе троих. Главному из триумвиров Октавиану она нисколько не доверяла. Он был главным соперником ее сына. Значение наследия Цезаря сильно возросло после признания его богом. Это был первый случай в Риме, после Ромула. Как ни абсурдно это выглядело, обожествление было на руку Клеопатре. Ведь теперь и ее сын, Цезарион, был обожествлен. Октавиан, правда, тоже называл себя теперь «сыном божественного Юлия».

Интересно, но об Антонии она не высказывалась вслух, скрывая свой взгляд на этого человека.

Тем временем Кассий вновь обратился за помощью к Клеопатре. Ему требовалась поддержка в неизбежной войне с цезарианцами. Клеопатра не удивилась этой настойчивости. К кому еще обратиться Кассию? Он забыл (или сделал вид, что забыл) старые обиды и все же поклонился опять гордой египтянке.

И вновь после длительного размышления Клеопатра отказала. Она, конечно, не верила пока и триумвирам, но они недавно выразили ей глубокую благодарность за поддержку Долабеллы в войне против Кассия. Кроме этого, триумвират признал официально Цезариона законным царем Египта и соправителем Клеопатры.

С другой стороны, Серапион признал Арсиною законной царицей на Крите, и это совсем не нравилось Клеопатре.

Самой главной причиной, наверное, все же был новый неурожай. Боги отвернулись от Египта. Второй голод и неурожай за такой короткий период царствования! В стране свирепствовали стихийные бедствия, голод. Население вымирало от страшных болезней.

Три года подряд, 44-й,43-й,42-й, были неурожайными. Разлив Нила не достигал того уровня, который был необходим для орошения полей и возделывания земли.

В хижинах крестьян слышен был непрекращающийся плач, в храмах не прерывались богослужения. Жрецы, не умолкая, читали молитвы:

«Да живет благой бог, возлюбленный Нуном,
Хапи, отец богов и Великой Девятки в волнах!
Пища, питание, еда Египта!
Оживляющий всех своим питанием!
На его путях – изобилие, на его пальцах – пища,
И люди ликуют, когда он приходит.
Ты – единственный, сотворивший самого себя,
И не знают твоей сущности!
В день, когда ты выходишь из своей пещеры,
Радостно каждое лицо!
Ты – владыка рыб, обильный зерном,
Дающий Египту птицу и рыбу!

Боги не слышали. Чем же прогневали их египтяне? Чем прогневала их Клеопатра, страдающая вместе со своим народом?

Во время голода и эпидемий особенно прославился чиновник по имени Каллимах. Его имя навечно осталось на стенах храмов и в исторических воспоминаниях. Когда народ потерял всякую надежду на избавление от катастрофы, Каллимах из своих собственных запасов, рискуя своим имуществом, спас от гибели множество семей. Заботился он и о храмах, чтобы ни на минуту не прекращались богослужения.

Клеопатра раздавала бесплатно хлеб населению Александрии. Правда, обошла при этом иудеев, навлекая на себя гнев этой части населения столицы на долгие годы. Ведь так часто приходилось ей обращаться к помощи иудеев раньше! Но все же Клеопатра выступала как правительница, для которой не существует прошлого. Только будущее, только требования сегодняшнего дня. Хлеба в государственных хранилищах хватило бы на всех, но для этого нужно было делить справедливо и выдавать понемногу. Вместо этого царица наделяла хлебом лишь греков и египтян, в поддержке которых была заинтересована.

Несправедливве по отношению к иудеям решения царицы будут иметь долгосрочные последствия. Настоящая буря ненависти разразится уже после ее смерти.

Триумвиры собрали большое войско для защиты своих интересов. Армия насчитывала около 30 тысяч пехотинцев и 40 тысяч конных воинов. Опираясь на эти силы, триумвиры захватили большинство римских провинций и разделили их между собой. Октавиан получил Африку, Нумидию, а также острова Сицилию и Сардинию, Антоний – Северную Италию, а Лепид – те провинции, которые лежали за Альпами (Нарбонскую Галлию и Испанию). Италия управлялась общими силами. Не устраивало триумвират то обстоятельство, что самыми богатыми восточными провинциями по-прежнему владели Брут и Кассий. На море свои порядки устанавливал пиратский флот Секста, сына Помпея Великого.

После продолжительных размышлений Клеопатра пришла к убеждению, что, несмотря на внутренние проблемы страны, она должна подержать триумвират. Несмотря на голод и эпидемии, царице удалось снарядить достаточно сильный флот. Боле того, она сама решила возглавить его и идти на помощь Антонию и Октавиану. Ни одна из цариц эллинистического мира никогда не командовала флотом! На время царица забыла о своих подозрениях относительно Октавиана. Кто знает, чем завершился бы этот поход Клеопатры! Может быть, она прославилась бы еще и как победоносный полководец, но ей не удалось довести план до конца. Недалеко от побережья Африки египетский флот настигла буря. Затонуло несколько кораблей, а Клеопатра внезапно почувствовала приступ не известной ей дотоле болезни и приняла решение вернуться. Сразу же по прибытии в Александрию она начала готовить новое морское выступление, но опоздала.

Осенью 42 г. соперники – армия триумвирата и войско Брута и Кассия – сошлись на равнине у города Филиппы в Македонии. Здесь завязалось жестокое сражение. На правом фланге Брут внезапным нападением захватил лагерь Октавиана и обратил его воинов в бегство. Но на другом крыле Антонию удалось потеснить войско Кассия и ворваться в лагерь республиканцев. Кассий в отчаянии покончил с собой.

Через несколько дней Антоний завязал новую битву, на этот раз против легионов Брута. Она закончилась полной победой. Не желая пережить катастрофу, Брут бросился на меч. После этого легионы Брута перешли на сторону Антония.

Битва при Филиппах нанесла последний удар республиканцам. Однако положение триумвиров все еще оставалось непрочным. Казна была пуста, а одержавшие победу воины требовали награды. Было принято решение, что Антоний постарается выжать средства из восточных провинций.

Теперь триумвиры были практически полновластными хозяевами империи. Только Сицилия сохранила самостоятельность. Там господствовал незаконный сын Помпея, Секст Помпей. Антоний и Октавиан подозревали, что в тайном сговоре с Помпеем состоит Лепид, и поэтому не очень доверяли ему. Под свое начало Октавиан взял западную часть Римской Империи, а Антоний – восточную. Здесь он будет властвовать, здесь предстояло развернуться новому роману, достойному пера поэта, – любви Антония и Клеопатры.