«О мой брат, о мой муж и друг, жрец бога Птаха! Пей, ешь, упивайся лицом, наслаждайся любовью! Проводи свои дни в веселье! Днем и ночью следуй зову своего сердца. Не допускай, чтобы забота овладела тобой. Ибо чем являются годы, которые не прожиты на земле? Запад – это страна печали и глубокой тьмы; жители его погружены в сон. Они не проснутся, чтобы взглянуть на своих братьев, не увидят своих матерей и отцов. Их сердца забыли о женах и детях.

Нет у меня воды жизни, которая питает все творения. Она течет только для тех, кто на земле. Я страдаю от жажды, хотя вода рядом. Я не знаю, где я и откуда сошла в эту юдоль. Принеси мне проточной воды! Скажи мне: будь всегда над водой! Обрати мое лицо навстречу северному ветру! И лишь тогда мое сердце перестанет пылать в страдании.

Смерть призывает каждого. «Иди!» – вот имя смерти. И все сразу идут к ней, хотя сердца трепещут от страха. Никто не может ее избежать – ни бог, ни человек. Великие в ее руках так же, как малые. Никто не сможет уберечь своих близких от ее проклятия. Охотнее, чем одинокого старца, она уносит сына из объятий матери. Все в тревоге молятся ей, она же ни к кому не обращает своего лица. Она не придет к тому, кто к ней взывает. Не выслушает того, кто ее прославляет».

Клеопатра плакала. Так плакала она в последний раз только в детстве. Слезы текли по щекам, застилали глаза, рыдания рвались наружу из самого сердца. Служанка сбилась с ног в поисках лекаря, но тот, взглянув на царицу, только горестно вздохнул и бессильно развел руками. Подойти сейчас к Клеопатре рискнул бы не всякий. Только любимая служанка, совсем уже пожилая женщина, растившая царицу еще при жизни отца, сидела сейчас рядом и время от времени протягивала чашку с ледяной водой. Она знала, что стало причиной таких безудержных слез. Несколько минут назад вошел в покои царицы посланец от ее старого друга – жреца Пшерени-Птаха. Он даже не успел снять пыльных сандалий и омыть лицо. Конь, на котором прискакал посланец, был еле жив от усталости. Пшерени-Птах прислал царице плохое письмо. Умерла его юная жена – Та-Имхотеп, родившая ему четыре года назад долгожданного сына.

Клеопатра не забыла, как радовались они счастью друг друга. Она, носившая ребенка от Цезаря, и он, ожидавший единственного сына. Та-Имхотеп не исполнилось и тридцати лет, когда смерть призвала ее к себе. Похоронить ее Пшерени-Птах хотел вблизи Александрии. Он сам совершит все обряды, подобающие знатным особам. Жрец считал свою жену богиней, любил ее трепетно и нежно. Прожив вместе почти шестнадцать лет, они радовались каждому дню, каждой минуте пребывания вместе. Даже сына своего, Имхотепа, женщина родила в праздник бога Имхотепа, именем которого и нарекли мальчика.

Теперь тело ее умерло. Никогда больше не услышит муж звонкого смеха своей любимой, никогда не прижмет она к сердцу своего горячо любимого сына.

На могиле Та-Имхотеп теперь будут высечены те строчки, которые и вызывали каждый новый приступ слез царицы. Их списали со стен гробницы Та-Имхотеп для Клеопатры на прекрасный папирус, украшенный изображениями Осириса и Имхотепа, культ которых исповедовал Пшерени-Птах: «Пей, ешь, наслаждайся вином!» Женщина не хотела, чтобы ее смерть убила и любимого мужа. Она хотела, чтобы он продолжал жить, и обращалась к нему не со словами жалобы, а со словами приветствия.

Клеопатра горько оплакивала смерть Та-Имхотеп. Уходили из жизни ее друзья. На похоронах сам Пшерени-Птах выглядел так, что всем было ясно – горе убило его, и не суждено ему надолго пережить свою жену.

Уже третий день ждала разрешения войти к царице делегация представителей от состоятельных, но не знатных александрийцев. Они владели огромными просторами пахотных земель за пределами города и в различных областях страны. Делегаты терпеливо ждали дня, когда Клеопатра примет их, хотя причина для визита была очень важной.

Люди принесли царице жалобу, в которой говорилось, что старинные привилегии освобождают эллинов от всех повинностей, какими облагаются простые земледельцы, а начальники многих округов совершенно с этим не считаются, обременяя горожан всевозможными поборами деньгами и натурой.

Прошло несколько дней, делегаты ждали, понимая, что и вопрос очень трудный, и состояние души царицы неспокойное. Через месяц Клеопатра вынесла решение и издала указ. Она считала решение по этому вопросу таким важным, что приказала высечь его на каменной плите, чтобы никто не смог усомниться в ее воле или исправить ее по своему усмотрению.

Вместе с указом Клеопатра передала с делегатами письмо: «Царица Клеопатра Филопатора и царь Птолемей, который именуется также Цезарем, Филопатор Филометор начальнику округа Гераклеополя шлют приветствие. Отдай распоряжение, чтобы прилагаемый указ, а также это царское письмо были выбиты на плите по-гречески и на местном языке. Плита должна быть выставлена для всеобщего обозрения в городе и во всех крупных селениях. Пусть все будет в соответствии с этим указом».

В самом указе утверждалось, что жители Александрии, обрабатывающие землю в разных областях, полностью и навсегда освобождаются от всяческих податей, за исключением основного налога в пользу государства...

Подобный указ мог быть вынесен только царицей, стремящейся заслужить расположение жителей Александрии. Клеопатра помнила, что они несколько лет назад безжалостно осаждали ее и Цезаря в царском дворце. Теперь, после победы триумвирата, Клеопатра вновь оказалась перед лицом опасности. Опасность была в неизвестности, именно это особенно пугало царицу. Но если бы она знала, какая неприятная новость ожидает ее всего через несколько дней!

Между тем Антоний и Октавиан поделили между собой римский мир. При этом, несмотря на положение законного наследника, Октавиан получил фактически меньше преимуществ. Антоний был зрелым взрослым воином и политиком, обладающим авторитетом и уважением Рима. Октавиан рядом с ним казался совсем юным мальчиком, о котором начали говорить только как о приемном сыне Цезаря. Получалось так, что все его успехи приписывали только громкому имени отца.

Кроме того, по Риму прошел слух о странной и не известной врачам болезни наследника. Слабое здоровье помешало ему еще во время войны в Македонии, и на его фоне здоровый сорокалетний Антоний выглядел весьма внушительно.

Республиканцы сдавались Антонию в плен, явно посмеиваясь над напыщенным Октавианом. Необходимо было приложить минимум усилий для укрепления авторитета, и Октавиан навсегда проиграл бы. Антоний теперь должен был продумать свою дальнейшую политику со всей тщательностью.

Наилучшим решением была бы очередная победная война, но войско Антония требовало демобилизации, а значит, нужна была большая сума для расчета с солдатами.

Антоний не был бы политиком, если бы не смог найти выход из создавшейся непростой ситуации. Солдатам было объявлено, что пока не произойдет отмщения великого Цезаря, говорить о демобилизации очень рано. Войну следовало возобновить хотя бы для того, чтобы продолжить дело Красса, потерпевшего поражение в войне с парфянами. Антоний прекрасно знал тот регион, где должны были развернуться будущие военные действия. В них Антоний пользовался влиянием, они были зависимы от Рима. Важнейшим из таких стратегических регионов был Египет. В его расположении и помощи с его стороны Антоний был почти уверен. Ведь когда-то царица Египта была готова сама возглавить флот, плывущий на помощь армии триумвирата.

Зиму с 42-го по 41-ой г. Антоний провел в Греции. Неожиданно для себя этот достаточно грубый, не сдержанный в речах и поступках солдат почувствовал интерес к тонкой изысканной греческой культуре. Он посещал философские диспуты, выступления поэтов, религиозные церемонии и праздники. Немногие догадывались, что в основном этот интерес основан на политических соображениях. Антоний не мог казаться грубее и неотесаннее Брута, который в свое время тоже заигрывал с греческими общинами. Антоний, однако, мог бы поспорить с каждым, кто утверждал бы прагматичность его поведения. Он чувствовал искреннее восхищение Грецией и образом жизни эллинов.

В начале 41-го г. Антоний пересек Эгейское море и посетил город Эфес.

Здесь новому властителю оказали самый высочайший прием. Жрецы поспешили обожествить полководца и назвать его Новым Дионисом. Антоний сам вдруг ощутил необыкновенную сопричастность с этим божеством, теперь его походы на Восток были бы вполне оправданными.

Для Антония эта приятная процедура была тем более интересна, что Рим никогда не обожествлял живых людей. Но опыт такого поклонения уже был – Помпей и Цезарь тоже не протестовали против ритуала обожествления.

Гордый, напыщенный Антоний всерьез воспринимал приносимые ему со всех сторон поклонения, раздавая милости, как истинный властелин восточных земель. Кто теперь по сравнению с ним Октавиан? Приемный сын божественного Цезаря? Только и всего. А он! Сам Дионис, дарующий счастье и бессмертие.

Клеопатре докладывали обо всех передвижениях триумвиров. Теперь ее особенно интересовал Антоний. Молодой, решительный умный политик и стратег привлекал ее внимание как возможный помощник в ее царских желаниях, как опора и поддержка. Вряд ли он может заменить Цезаря, но одной царице не продержаться долго, а Клеопатра не рассчитывала отдавать трон кому бы то ни было. Ее интерес к Антонию был нетерпеливым. Неприятные, если не сказать, страшные новости последних дней не давали уснуть. Появилась новая претендентка на египетский престол. Царевна Арсиноя, живущая в храме Артемиды Эфесской, не отрицала своего желания сменить сестру на троне. Жрецы храма горячо поддерживали юную царевну, так же как некогда и ее отца – Птолемея Авлета. Если так пойдет, то возможен вариант, кода триумвират признает ее право на царствование и возложит ей на голову царскую диадему!

Спешить, спешить с утверждением своего единовластия. Сын Цезарион слишком мал, и ей еще долго править одной. Арсиноя не должна помешать.

Кроме того, пришло известие, которое подарило немало веселых минут. Однажды поздним вечером раздался тихий голос Феона, начальника стражи: «Божественная, могу я войти?» «Входи, Феон. Но к чему такая секретность? Почему ты приходишь ночью, как вор?» – Клеопатра улыбнулась.

Она чувствовала к Феону особое расположение. Он был хорош собой, его глаза излучали такую нескрываемую страсть, что она, может быть, и позволила бы ему нечто большее, чем почтительные поклоны, если бы не государственные проблемы и не траур по Цезарю, который она не сняла еще. Одно знала царица – Феон умрет, но не допустит, чтобы хоть волос упал с головы Божественной. Она перешла на диалект той местность, где вырос Феон, зная, как это приятно преданному солдату. Такое общение придавало особую интимность разговору. Никто не мог подслушать и вмешаться в их беседу. Глаза Феона блеснули от удовольствия: «Только ты, царица, можешь говорить со мной так, как люди моей родины». «Феон, но ведь ты пришел не для того, чтобы восхищаться мною. Что привело тебя?» «Я готов восхищаться Божественной все дни... и ночи. Но не об этом сейчас. Вчера вечером мне пришлось говорить с одним финикийцем. Он появился в Александрии недавно и утверждает, что приехал для торговли. Меня насторожило то, что он задает слишком много вопросов и ищет людей, которых ни я, ни твои друзья, ни ты царица не считаем своими людьми. Финикиец этот не знал, что я – твой слуга и развязал язык. Мне оставалось только подпоить его. Я не пожалел вина и вот то, что нашел у него в одежде». Феон протянул царице кусок ткани, в которую был завернут неопрятного вида, мятый, местами поврежденный пергамент. «Что это, Феон?» «Прочти, Божественная, я не хочу, чтоб чьи-то уши слышали содержание письма. Прочти молча и прими решение».

Клеопатра поднесла письмо ближе к масляной лампе. В тусклом свете лампы и неясном свете луны она прочла: «Я, Царь Египта, Птолемей XIII, объявленный своей женой и ее товарищами умершим, да покарает их великий Осирис, жив.

Я, брат и супруг Клеопатры, незаконно занявшей принадлежащий мне престол, объявляю, что после гибели моего войска спасся и сейчас жив. Долго мне довелось скрываться, опасаясь гнева неверной супруги и сестры. Так же опасаться пришлось мне и римлян, поддерживающих Клеопатру.

Сейчас настало время вернуть мне трон и царскую диадему. Клеопатра должна вернуть мне имя, титул и наследство отцов! Это говорю я, ваш царь Птолемей XIII!»

Первые несколько минут Клеопатра молчала, затем, перечитав написанное, с недоумением взглянула на Феона: «Ты говоришь, что взял это у финикийца?»

«У финикийца из города Арада. Вид его не внушает доверия. Он назвал несколько имен, о которых я не могу говорить без отвращения. Теперь я жду твоего решения, царица». «То, что написано, внушает мне только смех, Феон. Мой муж и брат погиб, я сама видела его погребенное тело. То, что объявился самозванец, внушает мне некоторые опасения. Хуже другое. Он искал людей, которые готовы принять это, – царица гадливо бросила на пол пергамент, – за истину. Найди их Феон. Найди всех, кого назвал финикиец».

«Царица решит их судьбу?» «Я даже слышать о них больше не хочу, Феон. Их судьбой вправе распоряжаться ты. Пергамент уничтожь. И вот еще... Тебе никогда не придется напоминать, что ты делаешь для меня. Я не забуду твоей службы, Феон. А сейчас иди».

На следующее утро Клеопатре доложили, что за ночь в Александрии произошло несколько странных убийств богатых и влиятельных горожан. Во дворце шептались, в городе громко говорили о загадочных убийствах, только царица не проявила ни малейшего интереса к происходящему.

На совете ее военачальников ей сообщили следующее: «Римлянин Антоний в городе Эфесе был обожествлен и назван Новым Дионисом. Приезд в Эфес был обставлен необыкновенно пышно. Город великолепно украсили, как в день самого большого праздника, звучала музыка, горожане славили Антония, называя его Дионисом Благодетелем, несущим радость». Клеопатра откровенно скучала, слушая эти новости.

«Божественный Дионис!» Смешно! Ни для кого не было секретом, что сам Антоний хотел бы происходить от бога-героя Геракла. Имя Диониса, по мнению царицы, он принял, чтобы иметь еще одно преимущество перед другими триумвирами. Антоний печатал монеты с побежденным Гераклом немейским львом, которого он считал своим знаком зодиака. Именно Антония сравнивали всегда с Гераклом, и он поддерживал это, называя себя потомком героя. Монеты, отчеканенные им, – вот лучше подтверждения пристрастий полководца. Геракла считали символом примирения и согласия между римлянами и греками. В то же время Геракл был близок Дионису и даже принимал участие в его пирах, согласно легенде.

Сам обряд обожествления не был смешон Клеопатре. Все эллинистические монархи проводили свою родословную от божественных предков. Смешно было то, что Антоний готов был принять любой титул, чтобы только потешить неуемное тщеславие. Как скучно и мелко это было для Клеопатры.

Но вот речь зашла о ее сестре... «Твою сестру Арсиною, Великолепная, он не тронул, а права того храма, где она нашла убежище, довольно расширил. Везде его принимают с любовью, раболепием, а он только собирает богатые подарки и бесконечную дань. Особенно понравилось Антонию в Каппадокии. Там он задержался долее обычного. Но говорят, прости царица, что привлек его не город, а Глафира, мать Архелая, которая претендует на местный престол. Она, наверное, поразила его своей красотой...» Говоривший осекся, увидев взгляд Клеопатры. О красоте других женщин не принято было говорить при царице. «Но все знают о ее достаточно преклонном возрасте, и слухи о красоте...» «Не пытайся оправдаться. Глафира немногим старше меня. Мне знаком этот солдафон, грубиян и пьяница. Пусть Глафира немного развлечется». Поднялся один из командиров: «Если царица позволит, я скажу. Цари – правители разных государств – поспешили к Антонию. Он не может не заметить, что посол из твоей могущественной страны не явился. Антоний сказал об этом». «Посол моей могущественной страны не будет торопиться с поклоном. Триумвир, решающий дела Рима, сам вступит с нами в переговоры. Не пристало Птолемеям торопиться с подарками Риму. Мы будем ждать посла от Антония. А пока необходимо решить некоторые наши проблемы»...

Теперь Клеопатра стала следить за Антонием с особым интересом. Он был чувствителен к женской красоте, и она может быть не так хороша, как некоторые римлянки, но сумела покорить сердца величайших из мужей. Антоний не будет самой сложной жертвой. Кроме того, он не сможет обойти Египет, как самую богатую из восточных держав. Остается только ждать. Клеопатра хорошо знала Антония. Впервые они встретились еще в 55-м г., когда молодой начальник конницы в легионе Габиния – Марк Антоний – вторгся в Египет, чтобы вернуть трон Птолемею Авлету. Клеопатра тогда была четырнадцатилетней девочкой. Потом она часто виделась с ним, потому что Антоний принадлежал к числу ближайших друзей Цезаря. Привычки, склонности и слабые струнки триумвира были известны царице.

«Он обладал красивой и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели. Существовало даже древнее предание, будто Антонии ведут свой род от сына Геракла – Антона. Это предание, которому, как уже сказано, придавало убедительность обличие Антония, он старался подкрепить и своею одеждой: всякий раз, как ему предстояло появиться перед большим скоплением народа, он опоясывал тунику у самых бедер, к поясу пристегивал длинный меч и закутывался в тяжелый военный плащ. Даже то, что остальным казалось пошлым и несносным, – хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть к попойкам, привычка подсесть к обедающему или жадно проглотить кусок с солдатского стола, стоя, – все это солдатам внушало прямо-таки удивительную любовь и привязанность к Антонию. И в любовных его утехах не было ничего отталкивающего. Наоборот, они создавали Антонию новых друзей и приверженцев, ибо он охотно помогал другим в подобных делах и нисколько не сердился, когда посмеивались над его собственными похождениями. Щедрость Антония, широта, с какою он одаривал воинов и друзей, сперва открыла ему блестящий путь к власти, а затем, когда он уже возвысился, неизменно увеличивала его могущество, несмотря на бесчисленные промахи и заблуждения, которые подрывали это могущество и даже грозили опрокинуть», – так написал об Антонии Плутарх.

Клеопатра знала, что Антоний происходил из знатной, но обедневшей семьи. Ее не смущала бедность, ей нравилось думать, что Антоний был внуком знаменитого оратора и сыном военачальника. И хоть его отец не отличался блестящими воинскими способностями, но это вносило некоторый ореол мужественности в облик ее избранника. Родиться в семье, где ум оратора соединился с сердцем льва, что могло бы быть привлекательнее для молодой образованной женщины?

Солдаты восхищались стойкостью и щедростью своего полководца, Клеопатра восхищалась его внешностью и умом. Особенно же ее привлекали рассказы о необычайном чувстве юмора Антония. Его шутки часто были грубоватыми и откровенно пошлыми, но и в свой адрес этот любитель шумных застолий с обильными возлияниями принимал подобные шутки легко и с неизменным заразительным смехом. Слышала Клеопатра и о том, что войти в доверие к этому человеку чрезвычайно легко, ибо не было у него советника, который решился бы сказать вспыльчивому господину о его излишней доверчивости, если не наивности. Можно ли этим воспользоваться, чтобы стать Антонию ближе самых близких друзей и женщин? Этот непростой вопрос предстояло решить красивой и хитрой египтянке.

Она не сомневалась в его умственных способностях. Но его личное обаяние и чувство юмора были гораздо важнее. Близкие Антонию люди часто пользовались его излишней доверчивостью и даже недостаточным опытом придворного интригана. Он часто не имел представления, что делалось от его имени, потому что из-за наивности и легкомыслия слишком доверял подчиненным. Он, случалось, вообще плохо представлял себе, что происходит вокруг. Антоний часто и сам, не желая того, наносил обиду человеку, но уже через некоторое время готов был раскаяться и принести извинения. Но если вдруг кто-то оказывался истинно виновным в неблаговидном поступке, гневу его не было предела. Он от души наказывал не только для того, чтобы исправить несправедливость а и для того, чтобы воспитать виновного.

Щедр был Антоний и раздавая награды. Заслужить его доверие можно было разными способами – от военного подвига до стойкости в ночной пирушке. Подчас даже грубая, но уместная шутка, подарившая Антонию несколько веселых минут, приближала лучше умного, но скучного рассказа. Грубоватые и наглые шуточки по отношению к друзьям вполне могли быть отомщены, так как Антоний не меньше, чем шутки над другими, любил и шутки над собой. Это качество Антония не раз вредило ему, поскольку он едва ли мог поверить, что находились люди, которые под вольностями и шутками скрывали хитрую лесть. Невдомек было доверчивому солдату, что некоторые из приближенных к нему людей нарочно притворялись откровенными и даже развязными, чтобы таким образом прикрыть свои намерения. Они поддерживали застольные беседы в его вкусе, чтобы казалось, что они общаются с ним из любви к его остроумию, а вовсе не для того, чтобы добиться от него желаемого.

Странно, но чем больше думала Клеопатра об Антонии, тем чаще замечала она приступы необъяснимой ревности. С чего бы это вдруг стали колоть ее сердце, как острыми иглами, мысли о тех женщинах, которые находят наслаждение в объятиях широкоплечего грубоватого красавца-военного?

Да, он был безмерно женолюбив, хотя ходили слухи и о его гомосексуальных связях в юности. Слабость к противоположному полу оттеняла привлекательность Антония. Он не только сам был искусен в любовных приключениях, но и охотно помогал друзьям в поиске и соблазнении красивых девушек.

Царица терпеливо ждала. Она не пойдет первой к римлянину. Триумвир объявится сам. И действительно, через некоторое время, весной 41-го г., перед Клеопатрой предстал личный посол Антония.

Антоний назначил послом Квинта Деллия, который был не только аристократом, но и великолепным политиком. Многие считали его не в меру циничным, и именно ему, как никому другому, подвластна была эта миссия. Встреча с Клеопатрой могла оказаться сложной и даже неприятной. Антоний мог бы послать кого-нибудь другого или даже поехать сам, но он своей излишний прямотой мог навредить себе и делу. В задачу Деллия входило не только предложить Клеопатре встретиться с Антонием, но и убедить ее, лично представ перед триумвиром, объяснить свое бездействие во время последней войны. Такой вопрос мог задать Клеопатре только очень смелый и тонкий дипломат. Ведь еще совсем недавно Цезарем она была провозглашена владычицей мира. А теперь она, царица великого государства, должна униженно просить прощения за свои поступки, предстать перед судьями, как мелкие царьки восточных государств! Кто рискнет высказать подобные требования той, которая легко убирала со своего пути любого, даже самого близкого родственника!

Деллию удалось то, о чем и не мечтал Антоний. Правда, даже для Деллия осталось тайной то, что царица мгновенно разгадала все намерения Антония. Она легко могла найти весьма важный и значимый предлог для того, чтобы отказаться от визита к Антонию. В таком случае римлянину пришлось бы самому явиться в Александрию пред очи коварной египтянки либо оставить Египет самому решать свою судьбу. Такое решение не устраивало гордого Антония. Деллий помог ему. Он смог договориться с царицей о встрече. Местом ее свидания с Антонием назначен был город Тарс, находящийся в Киликии. Город этот, разоренный два года назад Кассием, должен был теперь встречать двух известнейших людей своего времени. Тарс уже признал Антония как великого бога. И на это были веские причины. Антоний щедро наградил горожан за помощь в борьбе с Кассием. Все граждане города, проданные ранее в рабство, были отпущены. Их родной город был отныне полностью автономным и свободным от каких-либо податей.

«Мне весьма приятно встретиться с тобой, царица. Я был наслышан о твоей прелести и уме, но не ожидал, что ты превзойдешь все самые лестные ожидания. Твой ум сверкает алмазами знаний, твоя красота сияет солнцем на египетском небе». Неожиданно для себя и тем более для Деллия Клеопатра расхохоталась: «О, боги, такой витиеватой лести я могла бы ждать в начале нашей беседы, но не тогда, когда дала свое согласие на встречу. Уважаемый Деллий самое интересное приберег напоследок?» «Не знаю, царица, будет ли это для тебя интересным, но я действительно искренне восхищен тобой. И я, наверное, не первый и не последний. Я сочувствую твоей потере в лице Божественного Цезаря. Эту утрату не сможет восполнить тебе никто. Но я, впервые общаясь с тобой, начинаю понимать, почему ты заняла такое большое место в жизни диктатора. Рядом с такой женщиной, как ты, чувствуешь себя поистине богом».

«Я благодарю тебя за твои слова сочувствия и твои приятные для меня речи. Но тебе, наверное, пора объявить о результатах визита ко мне своему консулу?»

«Прости, царица, я только хотел, если ты позволишь, дать несколько советов. Антоний не так прост, как кажется вначале. Мне хотелось бы, чтобы ваша встреча была приятна не только ему, но и не принесла разочарования тебе, Клеопатра. Позволь, я расскажу тебе давнюю историю, которую вспомнил, разговаривая с тобой и восхищаясь тобою».

Клеопатра заинтересованно взглянула на Деллия. В глазах появился неподдельный интерес. Она с детства любила разные истории о древних временах. Их рассказывали жрецы, няни, учителя. Деллий, ободренный вниманием Клеопатры, начал: «Во время Троянской войны отец богов и людей Зевс покровительствовал осажденному городу, в то время как его жена Гера всеми способами помогала ахейцам. Поэтому, когда в одной из битв троянцы особенно энергично теснили своих врагов, Гера замыслила хитрость. Она решила отправиться на гору Иду и там возбудить в муже жажду наслаждений, а потом послать на него сладкий сон и тем временем прийти на выручку ахейцам. Сначала она искупалась и умастилась чудесно пахнущей амброзией, потом надела прекрасное платье, вдела в уши золотые серьги, набросила на волосы тонкую вуаль. И это еще не все. У Афродиты она попросила цветной, дивно вышитый пояс, в котором таились все чары богини: любовь, вожделение, сладость беседы, которая лишает рассудка даже самых благоразумных». На секунду Деллий прервал рассказ, взглянул на царицу и, уже не скрывая страсти в голосе, сказал: «Тебе, Клеопатра, не нужен пояс. Ты сама Афродита, рожденная пеной моря. Я могу только плакать, завидуя тому, кто ждет тебя в Тарсе. Ты – богиня, но не знаю, чего в тебе больше – божественной любви или божественного наказания тому, кто будет обладать тобой. Я ухожу, Божественная, и желаю тебе всяких благ».

После ухода Деллия Клеопатра долго сидела, разглядывая себя в зеркало, потом позвала служанку эллинку и долго о чем-то разговаривала с ней, перебирая украшения и наряды...

Готовясь к встрече с Антонием, Клеопатра особенно интересовалась его любовными похождениями. Многое она, безусловно, знала и раньше – проделки Антония вызывали столько пересудов, что невозможно было о них не услышать. Говорили, например, о том, как Антоний со своей любовницей Цитерой разъезжал по Риму в колеснице, запряженной львами. Немало мог рассказать царице и Деллий, посвященный во все сплетни, интриги и скандалы высшего общества. История одних лишь браков Антония давала обильный материал для бесед.

В первый раз Антоний женился на некоей Фадии, дочери вольноотпущенника, то есть на женщине низкого происхождения. Всем было ясно, что аристократ Антоний решился на этот брак только ради денег, ведь отец Антония не оставил свои детям никакого состояния. Совместная жизнь с Фадией продолжалась недолго. Интересно, что враги даже по прошествии многих лет после развода все еще попрекали Антония этим странным браком.

Затем Антоний женился на своей двоюродной сестре Антонии. Этот брак окончился скандалом. Антоний публично, перед сенатом, в котором заседал, в том числе, и его тесть, объявил: «Жена изменила мне с Долабеллой».

К 45 г. у Антония была уже третья жена, Фульвия.

О красавице Фульвии Клеопатра разузнала только то, что она играла большую роль в общественных делах мужа и была весьма интересна внешне.

До Антония Фульвия была замужем уже дважды. Оба ее мужа умерли насильственной смертью. Первый муж, знаменитый народный трибун, непримиримый враг Цицерона – Клодий, был убит людьми другого народного трибуна, Милона, в стычке на Аппиевой дороге. После него остались двое детей. Второй муж Фульвии, Курион, друг и сподвижник Цезаря, погиб в борьбе с противниками диктатора в 49 г.

Клеопатра поражалась терпению Фульвии. Как она может допускать постоянные измены Антония? Однако Клеопатра одновременно понимала, что человек, около которого плетутся постоянные любовные сети, не может чувствовать стыда и раскаяния, возвращаясь на супружеское ложе. Пальцы царицы дрожали, когда она раскрывала дорожную сумку своего посланника, привезшего ей из далекого Лугдума монеты с изображением соперницы. Фульвия стала первой женщиной, лицо которой было отчеканено на монетах. Значит ли это то, что ее роль в жизни не только мужа, но и политической жизни Рима была столь велика? Фульвия в виде богини Победы высокомерно взирала с монеты на Клеопатру, и та каждой клеточкой своего мозга чувствовала угрозу для себя со стороны этой женщины, в которой от женщины осталась только блестящая внешность. Нет! Он не мог любить эту властную богиню, которую, по рассказам очевидцев, не интересовало ни прядение, ни иные домашние дела. Она не могла бы, наверное, удовлетвориться и властью над мужем. Она желала править и повелевать. Фульвия была очень богата, и Антония, по-видимому, прежде всего интересовали ее деньги. Однако что-то заставляло Клеопатру думать, что между Антонием и женой существуют достаточно теплые чувства.

Черные глаза Клеопатры наполнялись гневом и метали молнии в изображение соперницы. Ей! Ей покорился сам Антоний, который научился делать вид, что подчиняется женской власти. С помощью всяких шуточек и мальчишеских выходок он старался сделать свою жизнь с Фульвией хоть немного веселее.

Фульвия, безусловно, заслуживала этого, так как была личностью незаурядной. Ее обвиняли в непомерном честолюбии, жажде власти, алчности, дурном влиянии на мужа. Однако все эти черты проявились только после смерти Цезаря, когда Антоний выдвинулся на одно из первых мест в государстве, а Фульвия начала строить планы, столь же грандиозные, как недавние планы Клеопатры.

Во всех размышлениях царицы была одна очень приятная мелочь: Фульвия не сопровождала мужа в путешествии на Восток. Она оставалась в Риме с детьми, которых было двое. Кроме этого, она должна была в отсутствие триумвира вести его политические и имущественные дела.

Она не думала о том, что в Тарсе муж встретит Афродиту – богиню своей мечты.

Сидя по вечерам на ложе, когда искусные руки рабыни расчесывали ее роскошные волосы, Клеопатра мечтала о том, что Антоний ради будущего Египта признает в ней царицу и увидит женщину. Более всего она полагалась не на свой блестящий ум, а на женское очарование.

Клеопатра знала, что Антоний привык к тому, что производит на женщин более чем доброжелательное впечатление.

Искусная в делах обольщения, она, однако, рискуя навсегда потерять надежду на расположение нужного ей человека, несколько раз откладывала назначенную встречу. Антоний мог потерять терпение и отказаться от мысли о союзе с египтянкой. Но расчет был верен. Антоний не только не потерял терпение, он готов был ждать сколько угодно, так заинтересовала его Клеопатра во время первой случайной встречи.

Она смутно помнила эту встречу, так как была озабочена обвинениями в убийстве брата-мужа Птолемея XIII Неотероса. Избежать серьезных последствий после подобных обвинений помог возлюбленный Цезарь. Наверное, рождение сына Цезариона заставило его тогда спасти прекрасную царицу.

Сама того не желая, именно в те дни зажгла она искру в сердце Антония, который после победы над Брутом (42 г. до н. э.) объезжал Грецию и Малую Азию, собирая контрибуцию. Повсюду его встречали, как и положено, – восторженными приветствиями, поклонением. И только одна Клеопатра не удостоила воина своим вниманием.

И вот сейчас он терпеливо ждал, когда придет сообщение о том, что Клеопатра согласилась на встречу.

Ее корабль престолом лучезарным
Блистает на водах Кидна.
Пламенела из кованого золота корона,
А пурпурные были паруса
Напоены таким благоуханьем,
Что ветер, млея от любви, к ним льнул.
В лад пенью флейт серебряные весла
Врезались в воду, что струилась вслед.
Царицу же изобразить нет слов.
Она, прекраснее собой Венеры,
Хотя и та прекраснее мечты,
Лежала под парчовым балдахином.
У ложа стоя, мальчики-красавцы,
Подобие смеющихся Амуров,
Движеньем мерным пестрых опахал...

Прибыв из Александрии в Киликию, Клеопатра пересела на корабль и отправилась по реке Кидну в древний город Тарс.

Она плыла на корабле с золоченой кормой, с раздуваемыми ветром пурпурными парусами, ее гребцы мерно опускали и поднимали серебряные весла, музыканты играли на флейтах завораживающую музыку. И все это напоминало движущийся храм великой богини. Сама же Клеопатра возлежала под балдахином из золоченой ткани в одеянии греческой Афродиты, а самые красивые мальчики из ее свиты держали по обе стороны балдахина дорогие опахала. Их прекрасные обнаженные тела украшали золотые луки со стрелами. Маленькие Амуры...Служанки царицы, наряженные нереидами и грациями, то и дело кидали на мальчиков восхищенные взгляды. Может быть, это была прелесть молодости, а может быть, удивительный запах благовоний от курильниц, достигавший берегов реки, так будоражил кровь всех, находившихся на корабле? Огромные толпы людей шли по обоим берегам реки.

Все это было итогом многочасовых размышлений и искусно продуманного плана завоевания сердца сластолюбивого полководца. Он должен был помочь ей укрепить Египет. Она готова стать для него, кем угодно – женой, возлюбленной, покорной служанкой, рабой, – только бы сохранить ускользающее величие своей прекрасной родины.

Смогла же она пойти на последний брак с ненавистным ей мальчиком-мужем. Клеопатра содрогнулась при одном только воспоминании о вечно слезящихся глазах Птолемея, в которых застыла мысль о собственной немощи, о его холодных влажных пальцах, которыми он касался ее кожи, еще разгоряченной от объятий Цезаря. Она пойдет на все, или зря народ называет ее Исидой. Или богиня, или раба...

А Антоний сидел на возвышении на рыночной площади, толпа постепенно расходилась, и через короткое время он остался почти в одиночестве. Народ встречал Афродиту.

Чего ждал он, о чем думал, сидя на высоком троне? Встреча с самого начала пошла не так, как он предполагал. Клеопатра должна была сама явиться к нему. Он пригласил ее к себе в дом, где чувствовал бы себя увереннее. Но она тактично отказалась, объясняя это тем, что приличнее будет ему самому явиться на корабль к царице. Был ли это тактический ход или просто проявление гостеприимства со стороны великой Клеопатры?

Антоний, проявив добрую волю и показывая крайнюю любезность, принял приглашение.

Все сомнения улетучились, когда он увидел, какой блестящий прием ждал его. Прием, достойный императора. Огромное количество светильников, горевших на корабле, образовывали разные фигуры-круги или квадраты. Такое освещение выглядело удивительно, фантастично. Пол обеденной залы был усыпан лепестками роз и источал нежнейший аромат. Напитки и кушанья были поданы в золотых и серебряных чашах. Красивые служанки Клеопатры являли собой достойное обрамление красоты своей госпожи. А она – сама покорность и кротость. Опытный в политических играх Антоний, однако, понимал, что за видимым смирением прячется огонь великой силы.

Мудрость Клеопатры подсказала ей, что Антоний наверняка будет обсуждать с ближайшими друзьями и царицу, и ее достоинства. Поэтому каждому из приглашенных на пир она преподнесла драгоценный подарок. Все, что пожелал гость, он мог унести с собой. Не стесняясь, гости унесли даже ложа, на которых они возлежали, и столики, на которых стояли кушанья, не говоря уж о золотой посуде.

Следующий день намечено было провести в пирах в честь царицы. Антоний надеялся превзойти в пышности и роскоши прием, оказанный ему на корабле. Однако и в элегантности, и в великолепии празднество уступало тому, что состоялось накануне. Ни одним словом Клеопатра не упомянула об этом, но Антоний со свойственным ему простодушным и грубоватым юмором сам посмеялся над своими неуклюжими потугами царедворца. Клеопатра сделала первый верный шаг в отношениях с ним и была очень довольна произведенным впечатлением. Она видела, как загорается огонь любви в глазах Антония, как с трудом сдерживает он руки, готовые сжать в объятиях стройный стан прекрасной Афродиты. Думал ли он в тот день, когда сидел рядом с прекрасной царицей, что спустя годы, получив ложное известие о ее смерти, он примет решение покончить с собой? Она вошла в его жизнь, в плоть и кровь. И теперь каждый нерв будет кричать только о любви к Клеопатре, только ее имя станет священным для него на все дни до самой смерти. Один раз у стен Александрии усомнится он в верности возлюбленной, но сразу же и раскается в этом.

Клеопатра не могла ожидать, что увлечется всерьез грубым циничным Антонием. Рядом с ней он становился просто веселым, готовым на любые безумства мальчишкой. Давно он расстался с мыслью покорить Афродиту-Клеопатру. Может быть, это и случилось бы, если бы тогда, в первую их ночь, не подсмотрел он случайно вечернее омовение царицы.

Перед огромным бассейном, освещенным масляными светильниками, остановилась она во всем блеске красоты зрелого женского тела, которое уже знало рождение ребенка. Перед тем как спуститься по мраморным ступеням в воду, замерла вдруг царица, и он услышал, как шепчут ее губы странные слова, увидел, как упала ниц перед ней служанка, как задрожали руки рабов – бликами заиграли обнаженные клинки в их руках. А Клеопатра все громче и громче шептала как в экстазе:

«Я – Исида, владычица всех земель, воспитанная Гермесом. Я – старшая дочь Кроноса, жена и сестра бога Осириса, мать царя Гора.

По моей воле восходит Сириус, я – богиня женщин. Я отделила Землю от небес, я явила людям звездный путь, я утвердила орбиты Солнца и Луны, по моей воле движутся воды морские.

Я – царица рек, ветров и моря. Я – царица войны и повелительница грома. Я волную море и успокаиваю его. Я – свет и тепло Солнца. Я сообщаю смысл всему на свете. Я создала города и стены. Я – повелительница дождей. Я торжествую над роком, и он мне послушен. Слава тебе, о Египет, вскормивший меня!»

Он тихонько окликнул ее, повинуясь необъяснимому чувству божественного восторга.

Она медленно оглянулась, и слова потерялись где-то, не дойдя до губ. Перед ним стояла Исида, «богиня десяти тысяч имен», «небесный покров рода людского», «Великая Мать всех богов и природы». Исида, дарующая царице право быть ее воплощением на земле, через свое имя несла утешение миллионам верных последователей, наполняя смыслом их жизнь, давая им жизненные силы и даже обещая им спасение и бессмертие души.

Жрецы Исиды давали клятвы, сравнимые только с клятвой императору. Она была богиней Земли и моря, любви и исцеления, подземного мира и загробной жизни. Все было подвластно Исиде. Она сочетала в себе мудрость и чувственность, чистоту и сладострастие. Она была покровительницей женщин и давала им власть над мужчинами.

И вот сейчас Исида в своей магической красоте стояла перед Антонием, готовая ступить в прохладную воду бассейна.

Дрогнули и погасли светильники, опустились клинки стражи, повернулась и тихонько вышла служанка. А они все стояли и смотрели друг на друга...

Своей цели в этом союзе достигли оба. Антоний получил умную, образованную, красивую, горячую и искусную в любви возлюбленную, а Клеопатра теперь могла диктовать все пункты своих условий. Они были продуманы заранее, и трудно сказать, чего было больше в ее отношениях с Антонием: любви или расчета. А может быть, потом рождение детей придаст ее чувствам больше привязанности, настоящей жажды любви неверного, но всегда преданного Антония.

Гражданская война в Италии закончилась, но распаленные кровью, грабежами и пожарами легионы вряд ли могли долго оставаться без дела – римская империя жила войной! Однако, пока Антоний находился рядом с Клеопатрой, жила надежда, что римляне не растопчут Египет тяжелыми солдатскими сандалиями.

Осторожно, дипломатично вела Клеопатра торг с возлюбленным о взаимных интересах Рима и Египта. Антоний тоже не прочь был вникнуть во все дела, связанные с политикой и экономикой великой некогда державы. Страна была теперь свободна от римских легионеров, которые отправлены были в Сирию.

Антоний не скрывал, что его интересовала материальная поддержка со стороны Египта в подготовке к войне с парфянами.

Влюбленный полководец не решался задать главный вопрос, который интересовал уже не его, а Рим и триумвират. Не мог он в создавшейся ситуации спросить Клеопатру: «Где ты была, когда мы умирали?» Его уже, в принципе, не интересовала позиция Клеопатры в последней войне. Она вышла на этот разговор сама.

Антоний искал Клеопатру. Ему вдруг доложили, что царица решила на несколько дней покинуть его, отправившись в Александрию по неотложным делам. Какие еще неотложные дела, когда он каждый час, каждую минуту хочет видеть ее? Какие дела могут быть важнее их дней и ночей, проводимых вместе?

Клеопатру он нашел за странным для женщины занятием. Она рассматривала научный трактат с множеством географических карт. «Что интересного нашла ты в этих картах, любимая?» – от волнения голос срывался. Антоний еще не отдышался от быстрой ходьбы. «Ты бежал? Что произошло?» Антоний вдруг понял, что ему неудобно признаться в том, что он бежал, охваченный подозрениями. «Ничего, я просто очень быстро шел, на улице зной, я немного устал». «Сильный воин устал от бега по улице? – Клеопатра усмехнулась. Она сама пустила слух о своем отъезде, чтобы посмотреть на реакцию Антония. Она еще несколько раз так подразнит возлюбленного, а потом, когда он меньше всего ждет, действительно уедет. – Я читаю труд, в котором рассказывается о войнах моего великого предка – Александра. Его походы и победы достойны восхищения. Его стратегия безупречна». Антоний вдруг понял, что сейчас самый подходящий момент для сложного вопроса: «Клеопатра, а ты... Что было с тобой во время последней войны? Долабелла просил тебя... Мы ждали... Я не могу требовать...» Антоний окончательно смешался и замолчал. И опять насмешка в глазах Клеопатры: «Я ждала этого вопроса. Ведь ты хотел со мной встретиться, чтобы его задать? Что помешало тебе?» Антоний посмотрел прямо в глаза Клеопатре: «Афродита».

«Я расскажу тебе Антоний. И я хочу, чтобы больше никто и никогда не задавал мне этот вопрос. А ты не смей больше сомневаться во мне. – Клеопатра выпрямилась в кресле, отложила трактат и спокойно рассказала. – Я по просьбе Долабеллы отправила из Египта четыре легиона. Он сражался на вашей стороне, и этого было достаточно, чтобы я приняла решение помочь. По пути мои легионы были захвачены Кассием. В этом нет моей вины и моего умысла.

Потом я намеревалась послать в Лаодикею подкрепление кораблями. На кораблях было много моих людей и прекрасное боевое снаряжение. Мои корабли уже стояли в порту, но поднялся ветер. Мой приказ не мог позволить кораблям отплыть. Боги не посылали нам удачу. Через несколько дней я узнала, что опоздала. Лаодикея пала. Ты знаешь, Антоний, что твой недруг Кассий добивался от меня помощи. Я рисковала многим, Египет мог пострадать, но Кассий не получил ни одного пшеничного зерна, ни одного солдата, ни одного корабля. Его угрозы не напугали меня. Помнится, что он вселял страх даже в сильных мужчин. – Антоний опустил глаза. – Потом, когда войска триумвирата пошли на Восток, где вас ждали Кассий и Брут, я тоже не собиралась оставаться в стороне. Моим желанием было не просто помочь, я хотела сама пойти во главе моего флота. Мои корабли вышли из гавани, но поднялась страшная буря. Великая Исида мне свидетель. Корабли гибли у меня на глазах. Мои воины тонули, их крики разрывали мне душу. Однако мы готовы были идти вперед, невзирая на потери. Но здесь неизвестная болезнь свалила меня с ног. Лекарь мой был бессилен. Я вынуждена была дать приказ вернуться в Александрию. Поверь мне, Антоний. В моем поведении было много решимости и не было злого умысла и равнодушия. Верь мне». Антоний сжал Клеопатру в объятиях. Если бы можно было, он бы пережил все это сам, чтобы страшные события прошлого никогда не будоражили память любимой. Он готов был теперь не просто поверить Клеопатре. Он готов был выполнить любую ее просьбу, только чтобы она простила его подозрения...

Клеопатра в ответ потребовала платы чисто царской – казнить единственную свою единокровную сестру Арсиною. Она так и не смогла простить ей измены в дни Александрийской войны.

Клеопатра несколько раз намекнула Антонию вопреки обвинениям в свой адрес, что именно у Арсинои были все основания стать союзницей Кассия и Брута. Сама же царица, несмотря на давление на нее Кассия, никогда не поддерживала республиканцев.

Антоний готов был поверить Клеопатре, каждое ее слово принималось на веру. Арсиною не спасло убежище в храме Дианы в Милете. Не помогли и жалобные клятвы и просьбы помиловать во имя родства. Пять отпрысков Птолемея XII погибли насильственной смертью. Из них трое были объявлены врагами Клеопатры. Арсиноя могла стать сильной соперницей, ведь часть правящего класса Египта была на ее стороне.

Следующим шагом царицы было убить вместе с Арсиноей и всякое воспоминание о ее былом влиянии. Жертвой должен был стать верховный жрец в храме Артемиды Эфесской, который в свое время воздавал Арсиное царские почести. Спасла несчастного только вовремя организованная делегация жителей Эфеса к Клеопатре. Глаза ее сияли торжеством, когда после долгих и витиеватых приветствий один из известнейших жителей Эфеса униженно стал просить помилования для верховного жреца. Не достойные царицы подарки, не льстивые речи, а возможность проявить неограниченную власть заставили Клеопатру сказать: «Да». Жрец был спасен.

Место жреца в списке приговоренных занял Серапион, наместник Кипра.

Жители Тира, желая вымолить прощение за оказанную когда-то поддержку Кассию, с легкостью выдали врага Антония и Клеопатры. Вместе с ним Клеопатра казнила самозванца из города Арада, который пытался выдать себя за Птолемея XIII.

Когда-то давно три с лишним года Клеопатра вместе с отцом прожила в Риме, и это время стало серьезным испытанием для ее самолюбия – гордая наследница египетских царей страшно мучилась, видя, как ее венценосный родитель раболепно пресмыкался перед сенаторами, умоляя их дать ему храбрые легионы, чтобы победить своих политических противников. Тогда она поклялась никогда не склоняться перед Римом и ни о чем его не просить. Никогда!

Теперь римлянин сам просит, чтобы она потребовала чего-нибудь, и с удовольствием выполняет ее – не просьбы, нет – приказания.

Прошло некоторое время, и Клеопатра стала вести разговоры о возвращении в Александрию. Антоний не был против, но оттягивал отъезд. Ему надо было разобраться в отношениях с Сирией, откуда приходили неутешительные новости.

Любовь к царице Египта ослепила Антония, и он на время забыл, что этот союз негативно был воспринят Сирией. Ведь египтяне издавна захватывали сирийские земли, и сама Клеопатра не прочь была бы повторить войну с богатой страной.

Жители Арада подняли бунт против огромных налогов, назначенных Антонием. Они обвиняли его в том, что деньги, собранные для определенных целей, растрачиваются в бесконечных пирах и праздниках, устраиваемых в честь любви к великой царице. Популярность Антония падала. Необходимо было предпринять решительные меры для стабилизации обстановки. В ответ на беспорядки Антоний восстановил автономию, пусть формальную, Лаодикеи. Этот город очень пострадал еще при Кассии.

Антоний решал и проблемы Иудеи, назначив Фазеля и Ирода в качестве наместников в Иерусалиме и Иудее. Он даже пожаловал им титулы князей. Требовали внимания Антония также и другие восточные зависимые страны.

Клеопатра понимая, что любовь ветреного возлюбленного недолговечна, принимала решительные меры по его обольщению. Первая победа хороша, но ее необходимо закрепить. И вот однажды утром Антоний проснулся в одиночестве. Рядом с ним не было сладко спящей Клеопатры, никто не пытался разбудить его поцелуем, не слышно было ни малейшего звука из маленькой комнаты, смежной со спальней, где обычно служанки помогали царице одеться. Он позвал возлюбленную, но ответа не последовало. Следующие несколько часов были потрачены на поиски царицы, и только на закате солнца он получил известие о том, что Клеопатра тайно, рано утром, когда все еще спали, приняла решение отплыть в Египет. Причина была самая банальная, и Антоний не сомневался, что придумана она была на ходу. Царицу вызвали якобы по делу о мятеже на одном из ее многочисленных кораблей. Антония возмутило то, что Клеопатра не позаботилась о более значительном поводе для столь необычного отъезда. Как ей удалось миновать посты? Как удалось незамеченной ускользнуть от него? Или просто ей удалось подкупить охрану, следовательно, окружают его предатели! Прямолинейному, практичному Антонию не приходило в голову, что все задуманное Клеопатрой: и ее побег, и все последующие поступки будут объясняться только боязнью потерять покровительство могущественного римлянина, его помощи в нелегкой политической борьбе.

Антоний колебался недолго. Решив самые неотложные проблемы, он отбыл в Александрию.

Встреча с возлюбленной в Александрии превзошла самые смелые его ожидания.

Он сошел на берег с одним желанием – увидеть глаза Клеопатры и найти в них ответ на мучивший его вопрос: что заставило ее так опозорить их отношения, так осквернить их своим внезапным, необъяснимым бегством? Но то, что он увидел при въезде в город, ошеломило его. Прием Клеопатры не шел ни в какое сравнение с их встречей в Тарсе. Открыли встречу воины, сопровождавшие его почетным эскортом до королевского дворца. В огромном зале, куда привели его придворные, постоянно склонявшиеся в почтительном поклон, все сверкало золотом. Золотая посуда, золотая инкрустация на мебели, золотая парча на драпировках, закрывающих окна от нестерпимого солнечного света. Стол украшали яства, попробовав которые, Антоний забыл большую часть своих обид. Нежное, легкое вино не мутило рассудок, оно лишь возбуждало чувства. Но где же Клеопатра? Накрыв стол, организовав эту волшебную встречу, она опять сбежала от своего возлюбленного? Антоний недоумевал, но предпочитал молчать, чтобы не выглядеть глупцом, поставленным женщиной в неловкое положение.

Наступила ночь. Прохладный воздух наполнял комнаты дворца необыкновенным ароматом цветов, служанка принесла еще вина, на этот раз ледяного, как вода горных рек.

Время шло, Антоний ждал, и вот, когда терпению, казалось, наступает предел, та же юная служанка вошла в комнату с масляным светильником и поманила его за собой.

Вместе с девушкой двинулся Антоний по длинным коридорам дворца, миновал просторный внутренний дворик и оказался у огромного бассейна. Воздух благоухал розами, лепестки которых плавали на поверхности воды. Антоний, повинуясь жесту служанки, принимая правила не понятной пока ему игры, сбросил сковывавшую движение римскую тогу и по мраморным ступеням опустился в бассейн. Вода так приятно охладила разгоряченное тело, что он громко и тяжело вздохнул. Вздох его был похож на стон. Антоний прикрыл глаза, отдаваясь неге. Тишина не нарушалась ничем, только тихий плеск воды рядом... Антоний вздрогнул и открыл глаза. Всплеск воды среди полной тишины заставил его насторожиться. То, что он увидел, было похоже на великолепный сон. Девушка-служанка входила в воду и, улыбаясь, смотрела прямо на него. Ее обнаженное тело было прекрасно, но что-то смущало Антония. Он не сразу понял, что необычного было в ее внешности. Волосы девушки были так коротко пострижены, что она казалась юношей, совсем мальчиком. Сходство было поразительным еще и потому, что у девушки была совсем маленькая, почти не развитая грудь, узкие бедра, длинные тонкие ноги... Кто же преподнес ему такой подарок? Кто заставил это чудесное дитя принять необычный вид? Многое видел на своем мужском веку Антоний, только такое чудо впервые явилось ему жаркой египетской ночью. Антоний засмеялся и поплыл навстречу девушке. Она ответила ему на незнакомом языке. Смуглая рука махнула призывно. Антоний потянулся к девушке, пытаясь поймать ее за руку, но она неожиданно выскользнула и молча отплыла подальше. Новый жест и снова неудача. Антоний принимал правила предложенной ему игры. «Ну что ж, – шепнул он то ли девушке, то ли самому себе, – давай попробуем догнать тебя». Ему не терпелось сжать в объятиях это дитя. Только раз мелькнула мысль, что кто-то узнал о его привязанности к юным мальчикам – оруженосцам. Но он, наверное, и не стал бы скрывать этого. Среди мужчин его круга такие отношения были в порядке вещей.

Игра продолжалась. Девушка позволяла прикоснуться к себе, обнять, коснуться губами маленькой груди и тут же выскальзывала из рук Антония. Молчаливая, загадочная и необыкновенно волнующая. Ситуация сначала раздражала Антония, потом всерьез разозлила, а еще через несколько минут он забыл обо всем. Одна мысль, одно желание владело им – удержать девушку в своих руках и остаться с ней здесь на всю, пусть недолгую, ночь.

Внезапно служанка подплыла к краю бассейна, быстро вышло из воды и, оглядываясь, пошла от Антония. Тот рванулся из воды, поднимая фонтаны брызг.

Девушка, не набросив на себя даже легкой накидки, пошла по темному коридору. Антоний видел ее только в неверном свете луны. Девушка шла быстро, римлянин тоже торопился, он не забыл о Клеопатре и смутно догадывался, что это часть ее блистательной встречи. Она решила сделать ему такой необычный подарок, зная о его любви ко всему экзотическому?

Коридор закончился. Перед Антонием открылась дверь в огромных размеров спальню, в центре которой стояла высокая кровать, инкрустированная золотом, закрытая полупрозрачным пологом. Служанка осталась за дверью, приглашая Антония войти. Он вошел, но, не удержавшись, все-таки сжал в объятиях девушку и на мгновение прижался губами к ее улыбающемуся рту. Она тихонько оттолкнула его и закрыла дверь за его спиной.

Он сам подошел к кровати, откинул полог. Клеопатра лежала на белоснежном покрывале, которое подчеркивало нежную смуглость кожи. На ней был только тонкий пояс из драгоценных камней. Пояс Афродиты...

Не было слов, не было вопросов. Разве это он, Антоний, хотел бросить в лицо возлюбленной грубые слова? Разве это его мучила неизвестность и терзала ревность? Все это, может быть, будет завтра, утром, а пока – только она, прекрасная, желанная, великолепная...

Чтобы подчеркнуть близость к Антонию, Клеопатра превратилась в того, кем хотел видеть ее возлюбленный. Она была то сладострастной вакханкой, то высокомерной и неприступной богиней, то самого низкого сорта куртизанкой, потворствуя его грубым инстинктам. Она наравне с ним пила вино на пирах, танцевала для него. Часто между влюбленными возникали ссоры, доходящие до рукоприкладства, причем особенно усердствовала в пощечинах Клеопатра. Крошечная ручка царицы почти не оставляла следов на лице Антония, при этом доставляя ему особенное наслаждение. Переодеваясь в одежду матросов и слуг, они иногда по вечерам бесцельно бродили по улицам Александрии, задирая прохожих. Часто такие прогулки заканчивались драками, но уже на следующий день Антоний был готов к новым приключениям ради влюбленной и любимой женщины.

Клеопатра готова была на все, чтобы подольше удержать Антония рядом с собой. Ее причудливым выдумкам не было предела.

Однажды во время очередного пира она вдруг заявила, что отличается от других женщин тем, что может одна выпить десять миллионов сестерций.

Среди гостей раздались неуверенные смешки. Сам Антоний онемел, с улыбкой взирая на царицу. Оказалось, царица не хвастала. Она вынула из уха серьгу с жемчужиной, равной которой не было во всем мире, и бросила в чашу, где та растворилась в уксусе, заранее приготовленном. На глазах у изумленной публики и восхищенного Антония она выпила этот ставший бесценным напиток.

Может быть, Антоний слишком торопился с возвращением к Клеопатре или просто проявил политическую оплошность, но, возвратившись в Египет, провел там зиму 41—40 гг. до н. э. В Александрии Антоний расположил свою штаб-квартиру, чтобы расставаться с Клеопатрой как можно реже.

Антоний показал себя здесь, в Александрии, как осторожный и мудрый политик. Помня, какое гнетуще впечатление на египтян произвел в свое время Цезарь, явившись в Александрию со знаками консульской власти и во главе войска, Антоний объявил, что прибыл в город как частное лицо. Четырнадцать лет назад он сумел предотвратить убийство египетских пленных и этим завоевал себе популярность. Теперь же осталось только закрепить это благоприятное впечатление о себе. Антоний хотел показать, что он ищет помощи не завоеванного, а независимого государства и просит о ней как друг и гость царицы.

Авторитет Антония поддерживала и сама Клеопатра. Особенное впечатление на жителей Александрии произвела новость о беременности Клеопатры. Гордо объявила царица о том, что отец ее будущего ребенка – Антоний.

Он мог вдруг замолчать на несколько часов, и любое постороннее движение, слово, взгляд доводили его до бешенства. Необъяснимые приступы раздражения, внезапное отчуждение Клеопатра объясняла политическими, государственными и военными проблемами, которые тяжким грузом давили на возлюбленного. Но однажды она услышала имя Фульвии, произнесенное Антонием во сне. Клеопатра прислушалась. Антоний несколько раз произнес имя жены и вдруг застонал, как от невыносимой боли. Сердце гордой царицы сжалось. Она опять стояла между ними – не соперница даже, а та, которая имела все права быть рядом с Антонием. Все права... кроме права возлюбленной. Клеопатра старалась изо всех сил, пытаясь сделать жизнь Антония приятной, ведь с ней ему должно было быть лучше, чем с Фульвией. Погружаясь почти ежевечерне в ванну, наполненную молоком молодых ослиц, она почти физически ощущала, как вливаются в нее живительные соки, как молодеет и хорошеет тело, как приобретает необыкновенную прозрачность и свежесть лицо.

Антоний восхищался ею, а во сне вспоминал жену.

У Клеопатры оставался один, но веский способ удержать Антония возле себя. Завтра... Завтра она сообщит ему о том, о чем тихо, дабы не услышали слуги, прошептал ей врач сегодня утром. Она почувствовала внезапное недомогание и послала за ним, старым надежным другом. Он принял рожденного ею Цезариона, а сегодня, опустив глаза и улыбаясь, сказал: «Вы вновь готовы подарить миру дитя, царица, слава богам».

Она беременна от Антония. Она родит ему сына и этим навсегда соединится с ним.

Антоний повернулся во сне и вдруг открыл глаза. Он здесь, снова с ней. Он не витает уже в том мире, куда отправляются души людей по ночам. Клеопатра плакала. Слезы катились по гладким смуглым щекам, но ей не было стыдно за эту слабость. Ведь она тоже могла уставать, испытывать отчаяние, предчувствовать беду...

Что двигало Фульвией, когда она самовольно подняла мятеж против Октавиана, заручившись поддержкой консула Луция? Казалось бы, в интересах Антония действовали они, когда выступили в защиту множества людей, обездоленных Октавианом. Италия, владеющая лучшими землями, на которых Фульвия хотела поселить 100 тысяч своих ветеранов, считалась совместным владением обоих триумвиров. Октавиан решил по-своему. Он раздавал лучшие земли своим приближенным, не принимая во внимание договор с Антонием.

Вокруг Фульвии и Луция объединились люди, у которых безжалостный Октавиан конфисковал земли. Силы их были, конечно, весьма невелики. Октавиану удалось окружить небольшое войско в городе Перузии. Там вскоре начался голод. Пошли слухи, что Фульвия, испугавшись увлечения своего мужа царицей Египта, нарочно начала войну. Она хотела привлечь внимание Антония к проблемам родины, надеясь на то, что сможет вырвать его из объятий Клеопатры. Возможно, что были и политические причины этих трагических событий, ведь Фульвия была достаточно амбициозна.

Известно, что после поражения она бежала на Восток, в Грецию, где должна была ждать мужа для объяснений. Волновался и Луций, ведь он был братом Антония, а после поражения Октавиан вместо наказания сделал его наместником в Испании. Такая фавора была достаточно подозрительной. Антоний из-за плохих новостей вынужден был уехать из Египта в феврале 40-го г. Парфяне, не дождавшись нападения римской армии, сами решили вторгнуться в пределы Римской империи. Огромное войско перешло Евфрат и быстро продвинулось вглубь восточных провинций. Один корпус парфян шел в Малую Азию, другой занял Сирию, а третий направился в Финикию и Палестину. Антоний поехал в Тир, где узнал, что часть зависимых от Рима правителей изменила присяге. Изменили также некоторые подразделения его собственных войск в Сирии.

Клеопатра не знала еще, что разлука продлится более трех лет, и провожала Антония спокойно, ожидая его ко времени родов. Она понимала, что расставание не помощник в любви и понадобится немало усилий для того, чтобы восстановить отношения с возлюбленным.

Антоний, садясь на коня, мыслями своими был уже далеко. Из письма своей матери Юлии, которая оставила Италию вместе с Фульвией, он узнал, каким бессмысленным, варварским способом разрушила Фульвия его союз с Октавианом.

Встреча его с Фульвией не похожа была на долгожданное воссоединение мужа и жены. Брань и упреки, с которыми обрушился на нее Антоний, заставили женщину в полной мере ощутить отчуждение, холод, возникшие в отношениях с мужем. Честолюбивая женщина всеми силами старалась внушить Антонию, что все ее действия направлены только на то, чтобы отстранить Октавиана от власти и подарить Рим мужу. Сама же она при этом стала бы первой дамой в государстве. Когда Фульвия только начала проводить в жизнь свои планы, никто не подозревал, как основательно запутался Антоний в александрийских сетях.

Антоний был страшен. Он метался из угла в угол комнаты, голос его срывался, он кричал и осыпал Фульвию оскорблениями. Она знала, что он всегда был несдержан и груб, но теперь весь запас гнева мужа выливался на нее. Не было ни сил, ни возможности оправдаться. «Я просила тебя помочь нам, я посылала тебе письма, но ты... – Фульвия боялась произнести имя Клеопатры. Она не знала, какой будет реакция мужа. – Ты не хотел помочь мне. Я просила тебя немедленно вернуться в Италию, но ты оставался глух к моим призывам». Антоний зло захохотал: «Ты развязала войну, поссорила меня с Октавианом и стала просить у меня помощи? А на что ты надеялась, когда строила планы с Луцием? О боги, меня предали жена и брат! Мог ли я ждать предательства страшнее?» «Ты тоже предатель! – Фульвия уже не могла сдерживаться. – Ты тоже предал меня и наших детей. Эта египетская шлюха!» Звонкая пощечина оборвала справедливые обвинения Фульвии. Она закрыла лицо руками, но не заплакала. Наоборот, в ее глазах появился злобный огонек. Теперь уже не было страшно, муж перешел границы обычной их ссоры. «Ты оставил нас ради шлюхи, Антоний, – она говорила спокойно, чуть иронично улыбаясь дрожащему от гнева мужу. – Ты ждал, когда война достигнет критической точки, и вот тогда ты появился бы во всем блеске своей славы. Ты, спаситель и повелитель, несущий народу Италии и всей Римской державы мир, способный положить конец кровопролитию. Ты все рассчитал. Ты способен был пожертвовать всем, мною, братом, детьми. Ты страшный человек, Антоний». Она обвиняла, не опасаясь того, что Антоний в порыве гнева способен был не только ударить. Однако неожиданно для Фульвии Антоний произнес почти спокойно: «Была зима. Предпринять морское путешествие мог только безумец. Перузия была ненадежным оплотом. Ни ты, ни я не могли предотвратить голод. Победа Октавиана была предрешена». «Он был так жесток, Антоний. Он убивал без разбора правых и виноватых». «Закончим этот разговор, Фульвия. Ты жива, детей Октавиан тоже не тронул. Теперь я должен разобраться с более серьезными проблемами. Оставайся с детьми и... Не жди меня»...

На следующий же день, оставив жену и мать со своими людьми, Антоний отправился в Италию. Он не надеялся на положительное решение конфликта, он готов был к новой войне.

Фульвию жестоко потрясли ссора с Антонием и известие о беременности соперницы. Она была в отчаянии от всего случившегося. Супруг отнесся к ней слишком жестоко. Наверное, он не так рассердился на то, что она развязала войну, как на то, что она ее проиграла.

Фульвия скрыла от Антония, что уже давно и тяжело больна. Врачи безуспешно пытались бороться с недугом. Вскоре после отъезда мужа Фульвия скончалась.

Клеопатра, узнав о ее смерти, не торжествовала. Она искренне сочувствовала Антонию, представляя себе, как тяжело потерять близкого человека. Мудрость царицы подсказывала ей, что она ничего не выиграет от этой смерти. Надеяться на то, что смерть жены заставит Антония взять в жены царицу Египта, было бессмысленно. Воин оставался воином.

Антонию удалось предотвратить войну с Октавианом. Они заключили мир в Брундизии в октябре 40-го г. до н. э. Октавиан по договору оставался владетелем всей Западной Европы, но зато Антоний остался властителем восточных регионов империи. Именно здесь теперь предстояло ему вести войну с парфянами.

Этой же осенью Клеопатра родила близнецов – мальчика и девочку. Девочку назвали Клеопатрой. Сыну царица дала имя одного из величайших людей ее времени – Александра, в память об Александре Великом. На родство с ним претендовали Птолемеи. Антоний тоже мечтал о славе Александра, и сын мог стать достойным продолжением отца. Клеопатра хотела встретиться с Антонием и сказать ему, что не доверяет Октавиану и его искренним заверениям о мире. Она послала письмо, но Антоний расценил это как очередной приступ ревности возлюбленной.

Антоний кривил душой. Повод ревновать был. Клеопатра еще не знала, какие слова были произнесены в ее адрес при встрече двух триумвиров. Октавиан, не скрывая презрительной усмешки, открыто сказал: «Бросай египетскую шлюху. Пора заниматься делами, Антоний. Забудь ее». Антоний промолчал. Он не сказал ни слова в защиту той, которая рожала, может быть, в эту минуту его детей.

Отец близнецов всеми мыслями ушел в большую политику. Он, казалось, действительно забыл о своем экзотичном увлечении, и после примирения триумвиров последовал новый передел провинций. Роль Лепида в триумвирате была уже настолько незначительна, что ему отвели только область Африки. Италия по-прежнему была общим владением, так как там находился Рим – столица государства. Антоний добился своего – он получил право вербовать в Италии легионеров. Кроме этого, Антоний вновь получал восточные области. Узнав об этом, Клеопатра немного успокоилась, ведь это означало, что Антоний должен будет время от времени появляться в Египте.

Одновременно с этим положительным сообщением пришло в Александрию и другое: в целях скрепления достигнутого мира овдовевший Антоний давал брачную клятву сестре Октавиана, молодой прекрасной Октавии. Бракосочетание состоялось в Риме осенью 40-го г.

Клеопатра, узнав об этом, устроила страшную сцену, в которой была подобна раненой тигрице. Она металась по дворцу, вселяя ужас в слуг, а потом вдруг утихла и позвала свою служанку, которая, по слухам, владела приемами особого гадания.

Результат разговора со служанкой стал неожиданным для всех – Клеопатра успокоилась внешне, но мобилизовала все свои внутренние силы для борьбы с новой соперницей.

Октавия слыла настоящей красавицей и в этом могла поспорить с Клеопатрой. Особенно славилась она прекрасными волосами. Когда была жива Фульвия, Клеопатре не составляло труда казаться царицей наслаждений. Но новая жена Антония была ее ровесницей и являла совершенный образ соперницы.

«Чудо, а не женщина», – так говорили все, кто общался с Октавией, очарованные ее чистотой. Она обладала типично римской красотой – с белой, подобной мрамору, кожей, стройным станом, высокой грудью и длинными стройными ногами. Ничего такого Клеопатра не могла ей противопоставить. Она была всего лишь маленькой смуглой азиаткой. Правда, веселой, энергичной, стремительной в движениях, которая умело пользовалась косметикой и великолепно одевалась.

Умом Октавия не уступала царице и тоже любила проводить вечера в обществе известных литераторов. Другом ее брата был знаменитый Меценат, поддерживавший людей искусства. Именно по его просьбе один из приближенных Октавии поэтов написал целую оду волосам красавицы.

Октавия была скромна, тиха, преданна дому, мужу и семье. Она была ласкова и доброжелательна со всеми. В ней воплотился идеал римской женщины, и этого Антоний не мог не заметить.

От первого мужа, недавно умершего, у Октавии осталось двое детей. Молодого, веселого, красивого Антония она полюбила искренне и нежно. На свадьбу влюбленный Антоний преподнес невесте драгоценную жемчужину редкой красоты. Да она и сама была подобна жемчужине. Ее бесконечное терпение, нежность, деликатность через некоторое время превратили необузданного Антония в кроткого ягненка. Прекратились вдруг бесконечные оргии, привычные попойки в кругу друзей. При этом Антоний казался вполне счастливым. Он не грубил ни жене, ни кому-либо в ее присутствии. Он не сквернословил, не впадал в гнев, боясь оскорбить слух жены неприятным словом. Она вела себя естественно, не вторгаясь во внутренний мир мужа, меняя его ненавязчиво, мягко.

Клеопатра возмущалась: «Со дня смерти первого мужа Октавии не прошло и года, а она уже готова упасть в объятия Антония». В письмах Антонию она упрекала его в том, что он готов заботиться о детях Октавии, забыв о своих родных маленьких Александре и Клеопатре. Царица недоумевала, как мог Антоний променять ее на эту тихую обычную женщину. И действительно, Октавия была полной противоположностью чувственной, любящей роскошь, изобретательной в увеселениях, соблазнительной и коварной Клеопатре.

Горькое время наступило для царицы Египта. Ее мучили раненая гордость, сомнения, ощущение необыкновенной пустоты, когда бесцельно проходят дни, месяцы, годы.

Однако Октавия была просто женщиной, а значит, сколь бы умна и изобретательна она ни была, у нее должны были быть какие-то слабости. А значит, надо только ждать. Ждать долго, с неослабевающим упорством и терпением.

К сожалению, царица Египта была одинока в своем негодовании. Новый союз был воспринят Римом как залог окончания гражданской войны и начало долгожданного мира.

Вскоре в семьях бывших соперников, а теперь родственников праздновали радостное событие. Одновременно было объявлено о беременности Скрибогии, жены Октавиана, и молодой Октавии. Новая жена Антония, зная о детях Клеопатры, поспешила обрадовать мужа рождением младенца.

На эту новость откликнулся сам великий Вергилий, увидев в двойном рождении начало золотого века. Стихи его звучали почти пророчески. Правда, в новой поэме не прослеживалось четко, кого имеет ввиду Вергилий, когда говорит о великом властителе. Октавиан лично редактировал поэму. Главной же мыслью поэта было желание мира для поколения, порядком уставшего от войн.

Клеопатра в дни чтения поэмы была особенно подвержена пессимизму. Грозу метали ее черные глаза. Мало кто решался войти в покои царицы, когда она пребывала в таком настроении. Единственный, кто спокойно входил к Клеопатре, кто мог успокоить ее и вселить надежду на возобновление отношений с Антонием, кто был посредником в делах Клеопатры, кто время от времени имел право письменно дать совет Антонию, как следует вести игру, чтобы соблюсти свои интересы, был личный астролог царицы.

Звезды обещали, что брак Антония и Октавии будет недолговечным, так как заключен не по любви, а по принуждению. Антоний вновь окажется на Востоке, очень скоро и без жены. Это позволить вновь приблизить его к Клеопатре и детям.

Клеопатра верила и ждала. Весь 40-й и часть 39-го г. прошли в тоске и бесконечной надежде на возвращение непостоянного возлюбленного.

Между делом она отдавала приказания, напрямую относящиеся к Антонию. Так, еще в 40-м г. она послала к нему одного из своих астрологов. Неизвестно, верила ли сама царица звездам до конца, но Антоний, сам видя в ночном небе только темноту, слушал египетских астрологов с благоговением.

Еще Клеопатра привила ему страсть ко всему магическому. На Антония огромное впечатление произвело знакомство с вавилонскими магами, жрецами, приехавшими из Индии, со всякого рода прорицателями, утверждавшими, будто деяния людей направляются некоей сокровенной силой, с которой невозможно бороться. Антоний хотел подчинить себе астрологию, пытаясь разобраться во всех символах и знаках. Астролог, присланный Клеопатрой, был не просто ее ставленником. Он был правой рукой царицы. Этот человек, пользуясь доверием римлянина, очень умело пользовался и его слабостями. Он внушал ему надежду на самое блестяще будущее, одновременно намекая, что звезды указывают на негативное воздействие ближайшего родственника. Таким ближайшим родственником был только Октавиан. Астролог советовал отдалить его, но Антоний не очень-то в этом доверял звездочету. Ему нравился спокойный, размеренный мир, подаренный их союзническим соглашением. Он жил с шурином в добром согласии, часто не только воюя, но и развлекаясь вместе.

В 40-м г. до н. э. неугомонные парфяне вторглись в Иудею и свергли Гиркана, Фазеля и Ирода, ставленников самого Антония. Гиркану была дарована жизнь, Ироду удалось бежать в Египет, а Фазеля парфяне убили. Им более выгодно было управление Антигона, который мог служить их послушной марионеткой.

Несмотря на то что Птолемеи без особого восторга воспринимали Иудейское царство и не стремились к сближению, оно тем не менее всего каких-то двести лет назад было частью их империи. Теперь, когда парфяне приблизились через Сирию к Египту и оказались в опасной близости к границам, Клеопатра предпочла принять Ирода без враждебности. Царица не собиралась поддерживать парфян, так как осознавала роль Египта в этой игре. Парфяне рассчитывали на Египет прежде всего как на плацдарм для нападения на Рим.

Любовь к Антонию, политические убеждения, мудрость правителя...Что двигало Клеопатрой, когда она еще раз подтвердила верность Риму?

Ирод стремился к восстановлению власти и торопился в Рим. Клеопатра предложила ему возглавить египетскую армию. Хорошие командиры нужны были египетской армии, а Ирод зарекомендовал себя в Иудее не только как правитель, но и как полководец. Вообще иудейские военачальники в армии Птолемеев были делом привычным.

Ирод не поддержал идеи Клеопатры. Он торопился в Рим и отплыл вскоре на корабле до Родоса. Оттуда без проблем он добрался и до Рима.

Антоний передал Ироду власть над Иудеей. От триумвиров же он получил еще и титул царя. Осуществился план, сбылась заветная мечта. Ирод старался не думать о том, что Риму просто нужен был сильный, верный, надежный союзник в войне с Парфией.

Узнав о происшедшем в Риме, Клеопатра пришла в ярость. Она пожалела об оказанном гостеприимстве и содействии Ироду. Иудея теперь была усилена царской властью, а это вовсе не входило в планы царицы.

За спиной Антония тем временем его сподвижники, Корвин и Атраний, строили свои планы. Они не только вселяли в сердце Антония недоверие к египетскому правлению, но и создавали противовес Египту на Востоке. Этим противовесом должна была стать Иудея.

Египет в эти сложные дни сплотился вокруг Клеопатры. Она проявила достаточно жесткости в отношениях с врагами, это заставило поутихнуть тех, кто был недоволен властью царицы. Друзей сплотила парфянская угроза.

Возвращения Антония Клеопатра уже почти не ждала, хотя и надеялась, что желание увидеть сына и дочь заставит Антония приехать в Египет хоть ненадолго. Значит, можно всю себя посвятить решению государственных проблем.

Антоний тоже оказался в самом центре политической борьбы. В 39 г. до н. э. Секст Помпей блокировал поставки хлеба в Рим. Он смог захватить уже Сицилию и Сардинию. Триумвиры должны были пойти на серьезные уступки при заключении соглашения с ним. И вот в Мизене, на берегу Неаполитанского залива Секст Помпей получил долгожданное официальное подтверждение свой власти над Сицилией. Антоний обещал ему также во владение Пелопоннес.

На такие уступки Антоний пошел не просто от щедрости души. Он скрывал даже от своих советников то, что не давало ему покоя, – соперничество с Октавианом. Союз Антония с Секстом Помпеем лишал возможности Октавиана одержать над Помпеем победу, а ведь это принесло бы ему, владыке Запада, славу и дополнительную власть. Антоний в своих действиях пользовался поддержкой сената и даже стал жрецом в храме обожествленного Цезаря. Благодаря своим победам на Востоке Антоний мог теперь рассчитывать на имя наследника военной славы Цезаря.

Вскоре в руки Клеопатры попали первые монеты с изображением Антония и Цезаря. Отчеканены они были в Синопе, в Малой Азии, которая находилась под властью Антония.

Клеопатра отметила для себя, что обещания Антония, касающиеся Цезариона, ее сына, остались только на словах. О нем как о наследнике Цезаря за пределами Египта никто не говорил.

Проявил ли Антоний в отношениях с Секстом Помпеем дальновидность, граничащую с коварством, или это просто была хорошо спланированная политическая игра, но вскоре после заключения соглашения он не только стал оттягивать момент передачи Пелопоннеса, но и основал на острове Закиф в Ионическом море военную базу. Дорога в этот регион для Помпея была закрыта.

Возмущенный Помпей потребовал объяснений и попытался объявить войну, но привел этот конфликт к самым неожиданным последствиям. Октавиан, вновь увидевший перспективу взаимоотношений с Антонием, решил его поддержать и развелся с родственницей Помпея Скрибонией. Особым оскорблением было то, что он сразу же взял в жены светскую красавицу, аристократку Ливию. Скрибония и ее новорожденный ребенок оказались жертвами в этой сложной политической игре. Разведясь с ней, Октавиан бросил решительный вызов республиканским традициям, не задумываясь о возможных последствиях.

Октавия родила дочь осенью 38 г. до н. э. Антоний был доволен – дочь назвали в его честь Антонией. Октавия доказала свою любовь и удостоилась высшей награды – Антоний решил наконец уехать из Италии. Вместе с женой он переехал в Афины, где они должны были провести всю зиму.

Октавия получила возможность свободного общения с мудрецами Греции. Она встречалась с философами, с самим Нестором из Платоновской Академии и стоиком Афинодором.

Увлекся афинской культурой и Антоний. В честь него были объявлены панафинские игры в 38 г. до н. э.

Высшей чести был он удостоен, когда в память о провозглашении его Новым Дионисом выпущена была монета с изображением Октавии и Антония.

Октавию Афиняне отождествляли с самой Афиной, и Антоний как земное воплощение Диониса заключил сакральный символический брак с богиней-женой.

Даже в обыденной жизни Октавиан подчеркивал свою принадлежность греческой культуре. Он носил греческую одежду, легкие сандалии, не нанимал привратников. Подчеркивая непривычную для окружающих скоромность, он запретил носить перед ним знаки его достоинства, появляясь на улицах в сопровождении только двух друзей и нескольких рабов. Так посещал он лекции, беседовал с философами, учителями.

Антоний перенял обычаи греческой кухни, с греками он занимался гимнастикой. На всех увеселительных мероприятиях появлялся римлянин только с Октавией.

Далеко в прошлом остались дни торжественной встречи с Клеопатрой. Тогда праздновали союз Диониса и Афродиты. Помнил ли Атоний об этом? Глядя на своих детей, Клеопатра находила в них так много общего с отцом и мечтала увидеть маленькую дочь Октавии. Так ли она хороша, как ее дочь?

Октавия легко могла соперничать с Клеопатрой и во внешности, и в уме. Что оставалось царице, чтобы вернуть возлюбленного в Египет?

Она и не догадывалась, что день их воссоединения не так далек и что Антоний не забыл ее и с таким же нетерпением ждет встречи, до которой оставалось меньше года.

А тем временем Антоний был занят решением свалившихся на него международных проблем. Вести войну против парфян было поручено военачальникам Антония. Сам он руководил ею на расстоянии. Он предпринял активные действия против Секста Помпея, правда, не всегда они были увенчаны успехом. В это же время пришло сообщение о проблемах в городе Самосе на Евфрате, и это потребовало вмешательства Антония.

Парфяне нашли поддержку у жителей Сирии и Малой Азии. Пора было Антонию принять решительные меры. Дипломатического выхода из этой ситуации никто не искал, и в результате он наградил город Апамею за достойное сопротивление парфянам, а город Арада был подвергнут жестоким репрессиям. Принимая такое решение, он вспомнил и о том, что именно из Арады происходил Лже-Птолемей и Клеопатра не любила этот город. Он послал сообщение возлюбленной о последних событиях, надеясь немного загладить свою вину перед ней.

Дальнейшие события разворачивались неожиданно и быстро. Именно цепь удачных случайностей приблизила момент встречи влюбленных.

Октавиан потерпел несколько сокрушительных поражений от Секста Помпея. Не явился он и на назначенную встречу с Антонием. Это послужило причиной разлада во взаимоотношениях Антония с женой. Октавия хотела остаться хорошей сестрой, но это означало потерю доверия мужа.

Назначена была вторая встреча, и Антоний по просьбе жены проявил чудеса терпения. Октавиан не явился вновь.

Встреча состоялась позже, и результатом ее стал военный договор, заключенный вплоть до 33 г. до н. э. и скрепленный помолвкой старшего сына Антония Антилла и дочери Октавиана Юлии. К тому времени ему было девять лет, а ей едва минуло два года.

Осенью 37 г. до н. э. Антоний отплыл из Италии. Пришло время Октавии умолять мужа не покидать ее. Как когда-то Клеопатра, она вновь была беременна и не могла сопровождать мужа в трудном морском путешествии. Антоний отправлялся на войну, и слезы Октавии не могли удержать его. Теперь ей оставалось только присматривать за шестью детьми (от первого мужа и от Антония) и ждать его, как ждали всегда римских полководцев жены, оставленные дома.

Антоний, как мог, оправдывался перед женой.

«Ты едешь в Египет, милый?» «Я еду не только туда, Октавия. Поход в Парфию предполагает союз нескольких государств. Если же тебя интересует, увижу ли царицу Египта, то тебе незачем волноваться. Наша встреча состоится скорее всего на территории Римской державы. Мы должны вступить с ней в переговоры. Пойми, Октавия, она властительница самого сильного государства на Востоке. Египет не смогли сломить ни войны, ни голод, ни многие внутренние проблемы. Клеопатра приглашена на беседу только в качестве союзницы».

«Моя любовь заставляет меня поверить тебе, мой ветреный муж. Я надеюсь, что от неблаговидных поступков тебя остановит мысль о нашем будущем ребенке.

На этот раз я подарю тебе сына, мой божественный Дионис»...

Октавия предчувствовала неладное и приняла решение сопровождать мужа, сколько сможет. Она доплыла с ним на корабле до Керкиры. Там ей стало так плохо, что дальнейшее путешествие все равно стало бы невозможным.

Антоний почти без сожаления прощался с женой, ведь он уже послал через верного друга Гая Фонтея сообщение Клеопатре и приглашение в Антиохию. Формальным предлогом для встречи была война с парфянами, а значит, Антоний вновь нуждался в поддержке Египта. Его политическая стабильность и богатые ресурсы по-прежнему привлекали его.

Поддерживал его и Ирод, основавший новую Идумейскую династию в Иерусалиме.

«Нильская сирена» прибыла на встречу во всем блеске своей красоты. Она решила превзойти во всем Октавию. Она была ухожена, хороша собой, весела. Ее ласки стали еще изощреннее. Несколько лет разлуки не прошли даром, и Клеопатра хорошо подготовилась к встрече. Помогли ей и беседы с учеными, и чтение научных трактатов, изучение книг о любви, любовная поэзия.

Ее уверения в любви были так поэтичны, ненавязчивы. Чувство обещало вспыхнуть с новой силой.

Она получала от Антония письма. Письма были редкими и несколько прохладными. Вопросы о здоровье детей, о ее делах, о политических проблемах.

Ту небольшую записку, которую доставили сегодня, Клеопатра готова была увековечить в камне. Всего несколько слов. Просьба о встрече, уверения в необходимости таковой, несколько ничего не значащих для посторонних слов, а для нее – объяснение в любви и просьба о прощении. Впервые Клеопатра не строила никаких планов, впервые не задумывалась о том, какую политику взаимоотношений выбрать. Она приняла решение мгновенно: «Я еду. Сегодня».

На этот раз никаких волшебных мизансцен, никаких задержек с отъездом, никакой показной роскоши. Три года Клеопатра ждала этого мгновения, три долгих года безупречно играла партию любящей женщины. И вот ее звездный час, ее выход на центр сцены в этой трагедии. Вместе с полученной запиской пришло чувство оживающей любви и вновь надежды. Надежды на восстановление былого величия.

Клеопатра смотрела в зеркало и удивлялась. Как она могла допустить такое? Фигура отяжелела, роды были непростыми, близнецы забрали с собой много здоровья царицы. Кожа не сияла прежней свежестью. Как появиться на глаза бывшему возлюбленному, которого не видела несколько лет?

У лекарей и служанок появилось много работы. Всего несколько дней понадобилось Клеопатре, чтобы приобрести прежнюю прелесть. А что до того, что излишняя полнота портит талию, так, может быть, приобретенная округлость форм даже к лицу зрелой женщине? Она не думала о причинах, побудивших его к столь внезапному возвращению. Может быть, на Антония повлияли слова астролога, или нежность и скромность жены вдруг стали пресными для воина, привыкшего к безумству любви Божественной? Главное – то, что он ждет ее, он в нетерпении шлет к ней гонцов. Он ждет, как несколько лет ждала она.

Только по пути в Сирию Клеопатра задумалась над тем, что она скажет в первую минуту встречи с Антонием. Но никакие слова, никакие клятвы не передали бы восторга и волнения, которые испытывала женщина, привыкшая подчинять и властвовать.

Дорога не была бесконечной, и вот она, Божественная Клеопатра, в сопровождении двух детей Антония – Александра и Клеопатры – готова увидеть мужа. На этот раз царица не изображала Афродиту, не было маскарада и показной роскоши. Только двое близнецов украшали прекрасную мать.

Самой трудной была последняя минута перед тем, как они, обнявшись, застыли на месте.

Последняя минута – глаза в глаза, тяжелое дыхание мужчины и слезы в глазах женщины.

«Ты услышала меня, Клеопатра. Я благодарен богам».

«Я люблю тебя, Антоний. Я ждала». Широкий шаг вперед Антония, взметнувшиеся вверх для объятия руки Клеопатры и тихий возглас детей: «Мама...»

Малышам уже три года. Их огромные темные глаза с восторгом смотрят на сильного высокого воина. Антоний, не в силах сдержать восхищения, берет на руки сына и поднимает его высоко над головой. «Нарекаю тебя Александром Гелиосом». Потом так же он поднимает к небу и дочь: «Нарекаю тебя Клеопатрой Селеной».

Клеопатра-мать застыла в восторге. Антоний показал всем, что признал детей своими. Теперь пути назад нет.

Вот он идет, держа детей на руках, гордый отец и... влюбленный мужчина. Нет, теперь Клеопатра была уверена в том, что Антоний не станет больше упорствовать. Признав своих детей, он уже дал согласие на то, чтобы признать их мать своей женой. Женой! Не любовницей и наложницей, о которой можно было сказать «египетская шлюха». Она – жена великого Антония-Диониса, а ее дети-боги произведены на свет от богов.

Рим, конечно, назовет ее похитительницей чужого мужа и скорее всего не признает их брак законным. Пойдут сплетни, что не обошлось без магических заклинаний и зелий. Но в результате кто кого пригласил в Антиохию?

Где-то далеко промелькнула мысль: «Я отомщена. Теперь другая, беременная и брошенная мужем, будет ждать». Она же готова наслаждаться местью. Ведь не пожалели ее тогда, три далеких года назад, играя свадьбу именно в тот момент, когда она мучилась, рожая близнецов. Теперь пусть эта римлянка испытает такое же унижение и горечь, через которые прошла ее соперница.

Антоний почти не разговаривал с нею до самого позднего вечера. Казалось, он старался даже не смотреть на нее. Но вот пришли женщины, которым доверено было опекать божественных близнецов. Дети попрощались с матерью, отцом и вышли за дверь.

Никогда еще его руки не были так горячи, объятия так сладострастны, а слова так нежны. Никогда еще он не прикасался к ее губам с таким трепетом. Никогда он не был так нетерпелив, никогда не просил о любви так страстно.

Это не было любовью. Безумная, непреодолимая, фатальная страсть, которая должна была либо погубить их обоих, либо возвысить...

В объятиях возлюбленной Антоний получал не только физическое наслаждение. Она помогла ему отдохнуть от тяжкого общения с братом жены, от постоянного напряжения. Никому он так не доверял, ни с кем не чувствовал себя так спокойно и защищенно, как с египетской красавицей.

Клеопатра, опасаясь того, что возлюбленный решит вдруг вернуться к жене, при одном упоминании о возможном отъезде изображала смертельное огорчение, отказывалась от еды и питья, проводила ночи в слезах. Антония это, надо сказать, не раздражало. Даже в эти минуты он боготворил ее, ведь это любовь заставляла ее так страдать.

Но Клеопатра не была бы царицей, если бы думала только о любви. Подобной роскоши она не могла себе позволить. Они оба – и Антоний, и Клеопатра – были политиками и соблюдали не только свои личные интересы. Когда-то Антоний помог ей избавиться от политических врагов, теперь ее интересы были куда более существенными.

Антонию необходима была помощь в предстоящей войне, и Клеопатра не могла не воспользоваться случаем, чтобы не решить всех своих проблем.

Ее дети должны были получить богатое наследство после ее смерти. И Антоний помог ей в этом.

Царица получила в подарок от мужа сирийский город Халкис, правитель которого поплатился жизнью за сочувствие парфянам; несколько крупных частных поместий в Киликии и на Крите. Ей были отданы в управление некоторые города на побережье Сирии и Финикии. Кроме этого, Антоний подтвердил принадлежность Кипра Египту.

Клеопатре необходим был контроль над морем, от Африки до Анатолии. Значит, ей нужны порты: Акко, сирийское побережье. Египту нужна древесина для строительства флотов, а значит, она получает все леса Востока, от Киликии до Ливана. Народ Египта нуждается в пахотных землях, и царице отходят земли Баальбека и Галилеи, а также многие города вдоль реки Иордан. И, наконец, самый дорогой подарок – Тир, Сидон и Иудея.

Даже то, что на все зависимые государства была возложена определенная воинская повинность и они должны были обеспечить Антония воинским контингентом, а Клеопатра должна была заниматься только строительством кораблей, подтверждало мысль об особом отношении к Египту. На него возлагались огромные надежды. Антоний сильно ослабил свой флот после договора с Октавием. И теперь только Клеопатра могла помочь Антонию восполнить эту потерю. Никому он больше не мог признаться в том, что когда-то совершил непростительную ошибку. Клеопатра также обещала помочь с организацией набора гребцов для флота. Так как Египет не был богат древесиной, Антоний решил воспользоваться своим положением и обеспечить Египет лесом, необходимым для постройки кораблей. Этим и объясняется передача Египту богатых лесами районов. Египет присоединил также рощи в окрестностях Иерихона с плантациями финиковых пальм и бальзамовых деревьев. За это приобретение особенно благодарны царице были медики и торговцы фруктами. Финики высоко ценились везде, где Египет вел торговлю, а бальзам нужен был и в медицине, и в парфюмерии. Сама царица пользовалась огромным количеством мазей и притираний для сохранения молодости, свежести и красоты. А в ее косметике разбирались только немногие служанки и рабыни. Антоний, восхищаясь то цветом губ, то формой бровей возлюбленной, и не догадывался, как много времени проводит царица со своими приближенными служанками и медиками перед зеркалом, выбирая то одну краску, то другую. Как много слез пролито теми, кто не смог угодить капризной красавице, изготавливая для нее душистую воду или очередную краску.

Непросто было решить все вопросы с Антонием. Любовь любовью, а политика превыше всего. После многочисленных споров вместо Иудеи отходит Египту Палестина, и Клеопатра торжествует. Теперь она – царица половины Востока, несказанно богатая и влиятельная.

Антоний объяснил это тем, что он поддерживает зависимые восточные страны и способствует их укреплению.

Такую политику он проводил не только по отношению к Египту, но и в каждом из государств на Ближнем Востоке. Ни для кого, однако, не было секретом, что по большей части здесь играли роль личные взаимоотношения с царицей.

Не остановил Антония и тот факт, что передача части бывшей Римской провинции, богатых городов на Средиземноморском побережье вызвала гневные отклики в Риме.

Не только Клеопатра помогала Антонию в решении его проблем. Осторожно и дипломатично он теперь должен был вмешаться в ее взаимоотношения с соседними государствами. Неожиданная дружба Клеопатры и Ирода в трудный для того момент сменилась на открытую неприязнь с ее стороны. Ирод стал полновластным царем Иудеи, и его держава превратилась в препятствие для восстановления территории, которой владели когда-то Птолемеи. Она получила значительные территории вокруг Иудеи и теперь, указывая гневно пальцем на карту, просила у Антония помощи в вопросе завоевания и государства Ирода. Ирод в свою очередь перестраивал свои крепости, ожидая удара со стороны Египта.

Антоний был в отчаянии. С одной стороны, он хотел угодить царственной возлюбленной, с другой – Иудея была сильным стратегическим объектом на Востоке, а Антоний сам проводил политику поддержки своих вассальных государств.

Клеопатра в бешенстве метала громы и молнии, в ссорах она забывала о недавнем одиночестве. Теперь она угрожала, бросала необоснованные подчас упреки в адрес Антония. В конце концов этот сильный воин не выдержал битвы с царицей. Он убедил Ирода, что надо пойти на компромисс с Клеопатрой и удовлетворить некоторые ее амбиции. В результате довольная Клеопатра стала владеть портовыми городами на побережье Иудеи, которые Антоний смог вывести из-под римского провинциального управления. У Ирода остался только один морской порт – Газа.

Теперь пришло время самой изощренной мести. Клеопатра стала настаивать на церемонии бракосочетания.

Она не могла не понимать, что брак с нею не означает развода с Октавией. С точки зрения римлян, женой Антония считалась только Октавия, так как по закону римский гражданин мог вступить в брак с чужеземкой лишь в случае, если ее страна была связана с Римом соглашением, дающим право гражданам двух государств заключать важные династические браки. С Египтом Рим не заключал такого договора.

Октавия и ее брат просто не признавали нового увлечения Антония. Клеопатра и ее дети для них не были серьезными соперниками, церемония бракосочетания, таки образом, превращалась в грубый фарс.

Клеопатру это нисколько не смущало. Для нее и ее народа юридическая сторона этого вопроса не играла никакой роли. Она была богиней и царицей, а это значит, что, если ей угодно, она изменит любые законы и обряды. Она считала себя единственной супругой Антония, и он теперь получал положение «Царствующего супруга».

Свадьба была достаточно скромной и чисто формальной, но это вполне удовлетворило самолюбие царицы.

На церемонии было объявлено, что имена, полученные детьми от отца – Гелиос и Селена, означают, что золотой век, о котором все говорят, действительно наступил. И не в Риме, как предполагали, а на Востоке. Октавия не смогла, родив дочь, стать матерью Великого бога. Теперь боги воплотились и в лице супругов, и в их детях-близнецах. Более явного знака звезды не могли дать людям.

Антоний начинает верить в то, что он – Бессмертный Бог, царь и отец царственных детей. Она – богиня, небесная Неподражаемая. Они воистину божественная пара.

Клеопатра подчеркивает исключительность своего правления тем, что изменяет египетский календарь. Счет годов ее царствования будет отныне вестись так: «Шестнадцатый год, он же первый». Этим Клеопатра открывает новую эру. Победа над парфянами сможет открыть новый мир. К войне Антоний и Клеопатра начинают готовиться тщательно: готовится продовольствие, набираются воины, поставляется новое снаряжение.

Отправляться на войну в этот раз Антоияю тяжело. Он не хочет покидать Клеопатру, она вновь беременна, и по предсказаниям лекаря и астролога родиться должен мальчик. Царице необходим именно сын, ведь в Риме у соперницы родилась опять девочка.

В конце зимы огромное войско из отборных легионеров трогается в путь. Царица, несмотря на большой срок беременности, сопровождает мужа.

На берегу Евфрата происходит трогательное прощание супругов. Жара становится невыносимой, Клеопатра мучится, и обеспокоенный Антоний отправляет ее назад в Александрию. Ее ждет самый главный бой в жизни – роды, которые поставят точку в сплетнях вокруг ее имени. Отныне она – единственная законная, желанная и любимая жена Антония.

Боги услышали молитвы Клеопатры. Она родила сына. В последние годы она получала именно то, что хотела, как будто и правда имела мистические способности. Меньше чем десять лет ей понадобилось для того, чтобы родить четырех детей, она получила практически единовластие над Египтом, она была женой влиятельного политика.

Клеопатра позволила себе наконец-то расслабиться и просто получать удовольствие от налаженной жизни. При этом она забыла, что жизнь была подчас жестока с ней, обучая необходимости просчитывать каждый шаг, взвешивать каждое событие, не уповать на сиюсекундные радости, смотреть вперед на несколько шагов. Удовольствия – часто самообман, застилающий глаза даже прозорливым людям.

Клеопатре уже тридцать пять, остался последний шанс добиться всего, чего она желала.

Неожиданно для всех Клеопатра в корне меняет свою внешность, запечатлевая это даже на новых отчеканенных монетах. Тугой узел, в который она собирала волосы, сменила новая прическа. Разделенные пробором завитые пряди спускались вдоль лица, красиво обрамляя его. Вместо строгих греческих платьев – ее повседневной одежды, выбраны теперь роскошные, расшитые жемчугом, сложного покроя одеяния.

Всю ее, от волос до сандалий на ногах, осыпают сверкающие драгоценные камни. Сплетники утверждают, что это для того, чтобы скрыть увядание кожи.

Жизнь наложила отпечаток и на выражение лица царицы. Оно теперь преувеличенно высокомерное, часто почти угрожающее. Она будет, как тигрица защищать себя и своих детей, свои города и провинции, свою власть, от которой кружится голова. Она – владычица Великого Египта, столицы Востока. И она готова доказать это всему миру.

Антоний тем временем осуществлял один из своих военных замыслов, ожидая быстрой и легкой победы. Сейчас он остановился в приморском городке Левке Кома и посылал Клеопатре нетерпеливые требования о помощи кораблями. Он жалуется также и на отсутствие провианта, одежды для солдат, денег. Сам он сильно измотан и ждет отдыха в объятиях жены.

Погода на море не позволяет отплыть на помощь мужу, но она, презрев опасность, бросается к нему навстречу.

Клеопатра понимает, что поход заканчивается провалом, хочет верить в это Антоний или нет. Ее задача теперь спасти возлюбленного, увезти его подальше от опасного места.

Он принимал жену в палатке под градом стрел парфян, в мрачном настроении. Ни слова жалобы, только гневные обвинения в адрес предавшего его шурина.

Поход в Парфию после нескольких попыток закончился провалом, полной фатальной катастрофой.

Зачастили дожди, и полководец приказал начинать отступление. Свое разочарование он заливает чудовищным количеством вина, которое сбивает его с ног. На армию одно за другим обрушиваются несчастья. Наводнение, голод, жажда, дизентерия. При отступлении Антоний теряет не менее четверти войска. Погибло двадцать тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников. Немыслимые потери!

Усиливало трагедию Антония известие о победном марше Агриппы, который разгромил сына Помпея на море и объявил Октавиана абсолютным владыкой Запада.

Октавиан, правда, ведет себя лояльно по отношению к своему товарищу по власти. Ведь тот попал в очень трудное положение. Он сознательно делает вид, что верит донесениям Антония о победоносном завершении войны с Парфянами.

Клеопатра тоже не собирается мириться с поражением. Она заставляет Антония сопротивляться отчаянию, вселяя в него презрение к страшному повороту судьбы. Ее поддержка делает свое дело – Антоний вновь уверен в себе, он готов к новым битвам. Пока длится период всплеска любовного чувства, Клеопатра вновь пытается добиться у Антония передачи ей Иудеи. Царица готова добиться осуществления своей мечты любыми способами – неукротимой страстью ночью или безостановочными возлияниями вина днем. Наверное, первый раз ей не удается замысел, а остается только смириться с твердостью Антония. Тогда в обмен на отказ от Иудеи она требует у Антония, чтобы он провел остаток зимы в Александрии. Он сначала соглашается, но тревожные события в Сирии заставляют его заговорить о предстоящем расставании.

В Риме Октавиан, как раньше Цезарь, окружает свою личность божественным ореолом. Он мечтает о том, чтобы упразднить в скором времени сенат и призывает Антония отправиться в столицу для встречи с друзьями.

Клеопатра в панике. Она готова простить Антонию Иудею, но поездка в Рим не входит в планы Царицы. Антоний, конечно, отправится туда без нее, и станет неизбежна его встреча с Октавией. Ревность лишает Клеопатру разума. Она кричит, ругает Антония, пытается удержать его всеми возможными способами. Никогда, никогда она не отдаст его другой женщине!

Удивительно, но Антоний принимает доводы царицы и вновь начинает думать о завоевании мира. Она горячо и убедительно говорит о том, что проведенная в Александрии зима даст ему возможность подготовиться к походу в Парфию, для того чтобы взять реванш, поэтому нельзя терять год, отправляясь в Рим.

Октавиан противопоставляет Клеопатре следующее: он утраивает пышные торжества в честь Антония и требует у сената установки статуй двух великих властителей – Антония и его, Октавиана, – в храме Согласия. Вместе с этим принимается декрет о том, что отныне он сам и его зять могут пировать в храме вместе со своими семьями, когда им будет угодно.

Клеопатра вне себя от ярости! Антоний уже год не видел Октавию, следовательно, она не может считаться его женой! Он не интересуется и детьми соперницы, он ни разу не видел ее младшую дочь. Клеопатра убеждает Антония, что эти действия могут быть страшной ловушкой.

Он соглашается с женой и погружается вновь в мир чувственных удовольствий и любви, который сосредоточился в бездонных глазах царицы, в ее ярких губах, в ее горячем теле.

Проходит несколько благословенных недель, и начало весны застает супругов на пути в Сирию.

Антоний пребывал в прекрасном настроении. В Парфии начались междоусобицы, а значит, время для войны с ней выбрано как нельзя удачнее. Мидийский царь обещал поддержку, так как боялся усиления роли парфянского властителя. Это пробуждало надежды в сердце Антония, ведь мидяне были лучшими лучниками и всадниками. Клеопатра ликовала, видя смену настроения мужа. Жизнь преподносила подарки, и царица строила планы на будущее, но утром пришло неожиданное письмо. Клеопатра, не смущаясь тем, что оно адресовано мужу, вскрыла печать. О, великая Исида, письмо было написано соперницей. С трудом удерживаясь от того, чтобы порвать ненавистное послание, Клеопатра вошла в покои Антония и протянула ему большой сверток.

«Прости, любимый, я нечаянно сломала печать, но не успела прочесть ни строчки», – голос царицы был таким сладким и притворно спокойным, что Антоний заподозрил неладное. «От кого письмо?» «Из Рима, любовь моя».

«Прочти мне. Я не хочу держать его в тайне, тем более что оно уже вскрыто».

Едва сдерживая волнение, Клеопатра читала: «Дорогой муж мой, в ответ на твою просьбу, обращенную к моему брату Октавию, сообщаю тебе, что смогла получить у него не обещанные двадцать тысяч, а только две тысячи солдат.

В утешение могу добавить, что это лучшие из его легионеров. Вместе с ними прибудут и деньги на их содержание. Октавиан передает тебе множество драгоценных подарков для военачальников и несколько десятков прекрасных вьючных животных. Повелитель Востока достоин лучшего, так решил мой брат. С особым удовольствием сообщаю о нашей скорой встрече, так как я сама спешу к тебе на корабле. Краткая остановка в Афинах немного задержит меня, но я надеюсь, это не слишком огорчит моего Антония. Любящая и преданная тебе жена Октавия».

Антоний молчал, оценивая ловушку, расставленную ему Октавианом. Пока Клеопатра читала письмо, он не переставал поражаться тому, с какой искусностью научился его шурин плести придворные интриги, каких успехов достиг он в этом непростом деле.

Антоний поднял глаза на жену. Странным было то, что не летели еще по комнате первые попавшиеся под руку предметы, не слышно гневных ругательств, обращенных в адрес соперницы. Клеопатра стояла, бессильно опустив руки, всем свои видом показывая, что она подавлена новостью, обрушившейся на нее столь неожиданно.

«Что ты ответишь ей? – Антоний молчал. – Ты прогонишь ее?» «Нет». Клеопатра перевела дыхание, сжала кулаки, но сдержалась: «Она хочет вернуть тебя. Она готова простить тебе все. Но игра ее бесчестна. Я боролась за тебя в одиночестве. Она – с помощью могущества своего брата».

«Она – моя жена. Она имеет право приехать сюда».

О, Боги, как выдержать это? Клеопатра подавила слезы. Не сейчас. Не во время разговора. «Она стала твоей женой не по своему желанию. Она подчинилась воле брата». «Она любит меня, или ты сомневаешься во мне?» Антоний уже раздражался от бессмысленного разговора. Клеопатра поняла, что может перегнуть палку: «Я не сомневаюсь Антоний, потому что тебя невозможно не любить. Я готова ради своей любви терпеть многое, и ты это знаешь. Способна ли она на то, что сделала я для тебя? Много лет меня называют лишь твоей любовницей, а я прощаю, я, владычица огромного царства, готова склонить перед тобой голову, во имя нашей любви. Я умру, если ты бросишь меня Антоний. Я не переживу еще одного расставания с тобой. Что она может дать тебе такого, что не могу дать я?» Клеопатра не сдерживала уже слез, и они текли по щекам, смывая искусно наложенную косметику.

Антоний молчал. Сети, расставленные Октавианом, были сплетены весьма искусно. Эта ловушка была более опасна, чем засада, расставленная парфянами. Он должен принять законную жену, но тогда он наверняка потеряет главного союзника в войне, царицу Египта. Он может отвергнуть Октавию, и тогда его же шурин объявит ему беспощадную войну.

Несколько дней понадобилось Антонию для раздумий. Тем временем Клеопатра вела тонкую игру, изображая пылкую, неодолимую любовь. Она тихонько плакала, когда замечала, что Антоний видит ее. Она ничего не ела, сидя с ним за столом, и украдкой вытирала слезы, пытаясь сделать вид, что прячет их от мужа. За своей спиной Антоний слышал разговоры придворных, в которых его называли бесчувственным, жестоким, безжалостным. Он губил женщину, которая жила с ним и родила ему божественных детей. Громко говорили во дворце о том, что если Антоний отвергнет царицу, она умрет от горя.

Может быть, Клеопатра просто разыгрывала прекрасную комедию, но ее можно было понять и простить. Она пыталась удержать не просто любовь, она держала в руках и саму свою жизнь. Терять все из-за той, которая сейчас готова претендовать на ее место, Клеопатра не желала, не могла себе позволить...

Царица боролась отчаянно, поставив на карту все. Несколько недель мучительных усилий, и вот победа вновь на стороне египтянки. Октавия получила известие о том, что Атоний не примет ее. Оскорбленная женщина вынуждена была вернуться в Рим. Супруг не соизволил даже увидеться с ней.

В Риме Октавиан, возмущенный поведением Антония, приказал ей покинуть дом оскорбившего ее супруга. Октавия с присущим ей всепрощением продолжала оставаться в нем, воспитывать детей Антония и вести его дала. В доме с ней жили не только ее дети, но и дети Фульвии, первой жены неверного супруга.

В глазах Рима она стала невинной жертвой презренного развратника и изменника. Своей верностью и преданностью Антонию она невольно вредила ему в глазах общества, которое обвиняло в глупости и неблагодарности бесчестного человека, поставившего выше подлинного чувства распущенность египетской блудницы и ее двора.

Тем временем кончилась третья зима, проведенная Антонием в Александрии в обществе Неподражаемой.

Надо сказать, что отдых с любимой не ослабил военного пыла Антония, и уже в 35 г. он покинул Египет с мыслями о победе в Армении. И действительно не было сложно, применив хитрость, взять в плен армянского царя Артавазда, которого два года назад обвинили в коварстве и измене. Два царских сына попали к Антонию в плен. Пусть на короткое время, но в результате победоносного похода Армения стала провинцией Рима.

Сокровища, захваченные в результате войны, не были баснословными, но это были лишние средства для последующих войн. В Александрии его ждала ликующая Клеопатра, которая устраивала в отсутствие мужа триумфальный прием для него.

Рим воспринял триумфальное шествие Антония по Александрии как оскорбление многовековых традиций. Ведь полководец мог устроить триумфальное шествие только в столице своего государства – в Риме и только по разрешению сената. Клеопатра презрела все римские обычаи и традиции и устроила праздник по своему желанию. Все выглядело так, как при правлении первых Птолемеев: царица в костюме Исиды ждала Антония, сидя на золотом троне, установленном в самой высокой точке города, на крыльце знаменитого храма Сераписа. Вдоль дороги стояли многочисленные зрители, мимо которых шагали легионеры, и в колеснице ехал увитый плющом, как истинный Дионис, Антоний. Перед колесницей победителя, как и положено, шла захваченная в плен царская семья. Они шли в золотых цепях, не склонив головы. Не подчиняясь требованию стражи, Артавазд не преклонил коленей перед царицей Египта и обратился к ней как равный. Пораженная таким неуважением, Клеопатра в порыве мгновенного гнева приказала увести пленников. За гордость и неповиновение они расплатились страшными муками, а сам царь – жизнью.

Клеопатра была довольна всем происходящим. Ее амбиции, ее желания наконец удовлетворены: Рим остался в стороне от праздника, соперница повержена, Антоний влюблен и обязан теперь царице слишком многим.

Те, кто знал Клеопатру юной девушкой, боровшейся за власть, отметили, как изменились и методы борьбы, и сама царица.

Клеопатра испытывала злорадное удовольствие, нанося удары мести, она хитрила, притворялась, строила сложные интриги. Она не останавливалась ни перед чем в достижении цели. Надо отдать ей должное, Клеопатра не испытывала стыда от всего этого. Она действовала не исподтишка, она шла в открытый, но иногда слишком беспощадный бой.

Кульминаций следующего праздника, устроенного в огромном зале гимнасия, стала речь Антония, который объявил, что Клеопатре присваивается титул Царицы Царей и что она отныне и навсегда будет править Египтом и Кипром совместно со своим первородным сыном Птолемеем Цезарем – сыном Божественного Юлия. Правление совместно с детьми продлевало ее титул, делало его сложным и витиеватым «Царица Царей и мать детей, которые суть цари».

Александр Гелиос получал Армению, Мидию, Парфию. Его сестре Клеопатре Селене отдавали Киренаику и Ливию.

Самый младший сын Антония и Клеопатры, Птолемей Филадельф, отныне должен был управлять египетскими владениями в Сирии и Киликии. Кроме этого, он будет осуществлять контроль над мелкими царствами к западу от реки Евфрат.

Остались неразделенными несколько земель, которые Антоний предполагал подарить сыну от Фульвии. Он уже неоднократно намекал, что хочет при первом удобном случае перевезти его в Александрию.

Царица во время объявления решения Антония вдруг вспомнила отца, который безуспешно добивался подобного возвышения семьи Птолемеев. Он добивался признания двадцать лет, жил в постоянном страхе, боясь решений римского сената, в результате которых мог лишиться всего. Церемонией Дарения назвал этот праздник Октавиан, наблюдавший за последними египетскими событиями из Рима.

Октавиан опасался действий Клеопатры и ждал, что она вот-вот совершит ошибку. Слишком увлеклась царица своими победами, так недолго и сорваться. Достаточно дождаться подходящего момента и действовать не огнем и мечом, а словами. Примером этому был заговор против Великого Цезаря. Там, где бессильно оружие, поможет клевета, озвученные пороки соперника, разговоры о проклятьях и связи с колдуньей-египтянкой.

В войне Октавиан, как и прежде, не блистал победами, однако был неплохим стратегом. Он понимал, что своими успехами Клеопатра обязана не столько себе, сколько авторитету и силе Антония. Стоит ей потерять любовника и мужа, и она потеряет все. Скоро даже в своих собственных детях она начнет видеть соперников в борьбе за власть. Она боится возвращения Антония в Рим и его встречи с Октавией, она мучительно переживает приближающуюся старость. Она уже не та юная, очаровательная в своей наивности девушка. Она – опытная безжалостная тигрица, растерявшая в этой роли половину своей прелести. Правда, она теперь безумно богата, она утопает в роскоши и окружает ею Антония. Но и ее страхи так же велики, как завоеванный ею мир. Тот, кто ошибается, делает много ошибок. Наступит день, когда царица сама запутается в расставленных ею же сетях. Октавиан способен контролировать ход игры, в которой всем отводится вполне определенная роль. Октавия станет жертвой хитрой, порочной развратной египтянки, виновной во всех бедах римского народа. Антонию при этом придется сделать свой выбор, а он, Октавиан, будет наблюдать за финалом этой комедии. Победа в войне предопределена. Главное, в ней не прольется столько крови, как на поле брани. Октавиан сам выберет место и время решительного сражения. Война с женщиной пусть позорна, но захватывающе интересна.

Октавиану не пришлось долго ждать начала задуманного спектакля. Его поторопил сам Антоний на празднике Дарения.

Рим увидел, как в Египте раздаются детям Клеопатры все земли, завоеванные Римом за последние сто лет. Так эти события были освещены агентами Октавиана. Образ Клеопатры-Исиды в белой тунике с диадемой фараонов на голове волновал и пугал, золотой систр богини в ее руках настораживал. Не слишком ли увлеклась царица в своем желании быть живой богиней и мировой владычицей?

Праздник Дарения был обставлен как самый торжественный ритуал. На царском помосте теперь красовались два золотых трона. Второй был занят Антонием в костюме Диониса. Рядом с ним на четырех креслах располагались дети. Рим увидел в этом символ четырех сторон света, захваченных теперь Египтом. Антоний, наверное, потерял разум? Он делит мир по своему усмотрению между детьми, которых признает законными наследниками!

Для последнего удара Октавиану пока не хватало только того, что на его стороне не было армии. Армия поддерживала Антония. А раз так, соперник мог не считаться с мнением и настроением римского населения.

Антоний понимал, что такая поддержка не будет вечной. В конце 33-го г. истекало второе пятилетие триумвирата. Это означало, что Октавиан лишается законного права на власть. Антоний тоже не мог надеяться на продление полномочий на следующий период. Подобное положение, однако, не пугало Повелителя Востока. В его руках были несметные богатства и ресурсы могущественной державы, он спокойно смотрел в будущее, осознавая, что именно он сейчас может оказать на политику в мире решающее воздействие. С его мнением и его решениями не могли не считаться.

Наверное, не без его участия консульство на 32 года получали два его близких друга – Гай Соций и Гней Домиций.

Борьбу за владычество над миром будут отныне вести Октавиан и Антоний.

Они были когда-то соратниками в борьбе против врагов Цезаря, потом конфликт был предотвращен путем создания триумвирата. Теперь каждый закончил свои войны, и осталась только одна непримиримая борьба – за власть.

И Октавиан получил возможность сделать первый шаг к открытой борьбе. Повод для этого дал сам Антоний.

1 января 32 г. консулами стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они принадлежали к числу сторонников Антония. Они на все лады превозносили Антония и осуждали Октавиана. При таких обстоятельствах карьера Октавиана могла завершиться бесславно.

На заседания сената он теперь являлся не всегда, передавая преданному ему народному трибуну Нонию свое право накладывать вето на любое постановление сената, парализуя слишком решительные намерения новых консулов.

Но вот по просьбе самого Октавиана было созвано заседание, приглашение на которое получили не все. С его стороны это было незаконно, так как никакой официальной должности он уже не занимал. Однако сенаторы предпочли явиться. Незаконным был и следующий поступок – Октавиан вошел в зал заседаний в окружении друзей и легионеров, в руках которых были мечи и кинжалы. Причем спрятаны они были так небрежно, что при желании их мог увидеть каждый. Октавиан выбрал место между двумя консулами, что тоже было нарушением правил.

В жарком споре были высказаны многие противоречивые мнения о последних событиях в Египте.

Странно, но сенаторы не боялись высказываться против Октавиана. Может быть, многие уже видели развал в триумвирате и осознавали недолговечность этого союза.

«Я думаю, – Октавиан говорил тихо, но очень твердо, взвешивая каждое слово, – я думаю, пришло время обсудить события, которые давно не дают покоя многим разумным гражданам Рима. Именно сейчас представился случай доказать, что миру грозит смертельная опасность со стороны Египта».

Сенаторы молчали, и в их молчании Октавиан не угадывал ни согласия, ни противоречия. Он вдруг неожиданно для себя понял, что в душу закрадываются леденящий страх и неуверенность. Что происходит, ведь он готовил эту речь несколько дней. Он собрал только самых преданных ему людей, которые не боятся высказывать свои мысли, которые готовы выступить вместе с ним при любом раскладе власти. «Там, на Востоке, Антоний щедро раздаривает земли, завоеванные Римом. Дарит он их детям царицы Клеопатры. От века в век не принято было совершать такие действия по отношению к чужеземным правителям. Антоний превращается в египетского прислужника». Молчание сенаторов теперь вдохновляло Октавиана. Они не протестуют, значит, соглашаются. Голос его окреп от уверенности в собственной правоте. «На днях мне сообщили о чудовищном случае в Александрии. Впрочем, чудовищно все, что происходит там. Под влиянием этой распутной царицы римляне теряют голову и совершают позорящие их безумства. Известный нам римский гражданин, уважаемый гражданин, явился на пир „Неподражаемых“, как они себя называют, вымазавшись с ног до головы синей краской. Он надел на голову шутовской венок из тростника, а к ягодицам прицепил хвост дельфина». Антоний заметил, как на лицах сенаторов улыбка сменялась недоумением, а потом негодованием. «Затем он совершенно нагой исполнил пантомиму, в которой стоял на коленях перед Антонием и распутницей, изображая морское божество, кувыркающееся в волнах...» – Антоний замолчал, переводя дух. Среди присутствующих прошелестел возмущенный шепот, и несколько человек недоверчиво переглянулись: «Прости, Октавиан наше сомнение, но эти известия пришли от надежных людей?» Октавиан не успел ответить, поднялся сенатор Светоний:

«Я подтверждаю слова Октавиана. Того гражданина зовут Планк, и он имел наглость заказать одному из ремесленников скульптуру Антония. На черном гранитном цоколе он приказал выгравировать надпись “От Блюдолиза – Антонию Великому, служителю Афродиты, Неподражаемому”».

Теперь шепот среди сенаторов перерастал в грозные раскаты. «Это позор! Разврат! – слышались крики. – К ответу блудника!»

Октавиан понял, что первая, пусть маленькая, победа на его стороне. Необходимо было поставить значительную точку под сегодняшним разговором:

«Антоний вызвал также негодование против римского народа, когда в цепях провел во время своего триумфа могущественного царя Армении. При этом он не вернул Риму даже половины того, что добыл в войне против парфян и армян. Все ушло в сокровищницы Египта. Рим только теряет авторитет, но не приобретает взамен ничего. Я надеюсь, что в ваших сердцах не осталось сомнений. Теперь мне не придется убеждать вас в опасности, грядущей от Царицы царей!» Октавиан специально повысил голос на последних словах, наблюдая за реакцией сенаторов. Да, это успех! Все присутствующие сегодня на тайном заседании на его стороне. Отныне они его верные сподвижники в борьбе против Антония и его любовницы.

Октавий скрыл от сената, что особенно его пугало признание Цезариона законным сыном Юлия. Ведь это ставило под сомнение право самого Октавиана быть преемником Цезаря и его политического наследства.

«В связи со столь сложными обстоятельствами я прошу предоставить мне особые полномочия для ведения государственных дел». Он уже знал, что никто не проголосует против. Теперь он уверен в будущей победе...

Не все сенаторы были согласны с Октавианом. Они, может быть, и взбунтовались бы, но трусость не позволяла им даже организовать заговор, хотя он мог бы при создавшейся ситуации увенчаться успехом. Более того, энергичные действия Октавиана заставили консулов покинуть Рим, где они не видели никакой поддержки со стороны армии. Наиболее целесообразным в их положении было уехать на Восток к Антонию, куда отбыла также почти половина сенаторов, около четырехсот человек. Почти все правительство страны оказалось на Востоке. Так уже было когда-то при Цезаре. Тогда Помпей бежал с частью сената.

Октавиан мог бы быть доволен таким положением вещей, но оно было слишком неожиданно и застало политика врасплох. Чтобы оттянуть время для решительного шага, он заявил почти спокойно: «Консулы покинули Рим с моего ведома и согласия. Каждый, кто желает последовать их примеру, может не опасаться за свою жизнь и имущество».

В Римском государстве наступило сложное время власти двух правительств, одинаково незаконных и законных. Управление сильнейшим и огромным государством велось одновременно из Рима и Эфеса.

Тем временем отношения Клеопатры и Антония развивались бурно, по одним им присущим законам. Царица, для которой были всегда важнейшими слава, сокровища, титулы, теперь вся сосредоточилась только на Антонии, который забрасывал ее подарками. Он дарил ей детей, деньги, земли, свою любовь и практически неограниченную власть. Она дышала Антонием, жила только его жизнью. Она была ослеплена своей страстью, которая заставляла ее не только дарить незабываемые в своем великолепии ночи любви, она открывала свою любовь всему миру. Рядом с ее скульптурами вставали скульптуры Антония. На монетах появлялись два профиля, похожие как профили близнецов, – профили Антония и царицы. Она пыталась здесь слиться с возлюбленным настолько, насколько только это было возможно. Мир для нее замкнулся на Антонии, и она уже не отдавала себе отчета в том, что становится уязвимой и делает уязвимым Антония. Зачем беспокоиться по поводу резких оскорбительных выпадов Октавиана, который коллекционирует сообщения об их экстравагантных выходках, зачем беспокоиться о мнении Рима по поводу образа жизни одного из виднейших политиков мира? Антоний и Клеопатра смеялись над этим. Свою любовь, сопровождаемую бесконечными неземными удовольствиями, они швыряют в лицо своим врагам.

На ночных пирах, где обязательно присутствуют супруги, которые, кажется, могут не спать по нескольку суток, царит не просто веселье. Там исполняются неприличные танцы, устраиваются жестокие подчас розыгрыши, рассказываются непристойные анекдоты из жизни римских политиков. Царица преуспевает во всем этом. Откуда берутся силы у этой женщины одновременно с оргиями готовиться к следующему военному походу, который она планирует вести вновь на Армению.

Рядом с Великолепным всегда двое советников, настроенных категорически против Рима, – Тимаген и Алекса. Это два невероятно умных человека, поддерживающих политику Клеопатры. Во дворце опорой царицы остаются евнухи-министры (как и при Птолемее XII). Она предпочитает сама сопровождать Антония везде – и на совещаниях с военачальниками, и во время бесед с философами, и во время встреч с солдатами. Ни на минуту он не должен скрываться из виду. Она контролирует каждый шаг, удерживает его возле себя, влияет не только на его чувства, но и на его разум.

К сожалению, все это ограничило ее рассудок, который способен был раньше охватить события в самой широкой перспективе, построить планы на дальнее будущее. Теперь ее волновало только то, что замкнуто внутри страны, внутри Александрии.

Клевета Октавиана делала свое черное дело. Он уже не стеснялся в выражениях, высказываясь против Клеопатры. «Эта Клеопатра – просто дешевая шлюха! Нет! Даже шлюхой она не может быть, вспомните, сколько ей лет! Кто может доказать, что Цезарион – сын Юлия? Верить только ее словам – значит признать ее правду во всем!» За несколько недель Клеопатра стала объектом для скабрезных шуток, для откровенной хулы, для потоков ядовитой брани.

Двадцать долгих месяцев продолжалась эта клеветническая кампания. Двадцать месяцев везде, в каждом уголке огромной империи, повторялось, что мир завоюет она – опасная колдунья, занимающаяся магией с детства, преступница, опоившая зельями Антония. Смеялись и отпускали пошлые шутки над тем, что Египтом управляют евнухи-министры. При каждом удобном случае царица якобы произносит одну и ту же фразу, наверняка какое-то заклинание: «Это так же верно, как то, что я покорю Рим!» Ее солдаты носят щиты с монограммой Клеопатры, расплачиваются в Египте монетами с ее изображением, перед ней преклоняют колени сильнейшие, называя ее Царицей царей. Легионеры Антония повинуются каждому ее жесту и взгляду. Как спрут, опутала она весь мир своими щупальцами.

Этот чудовищно страшный образ противопоставлялся образу хрупкой, страдающей Октавии, оскорбленной в своей любви. Она не покинула своего блудливого супруга, продолжая хранить ему верность и воспитывать его детей от двух браков. В свои тридцать семь лет она сохраняла свежесть и изысканную красоту, которая превосходит красоту египтянки. У погрязшего в разврате Антония еще хватает совести присылать к Октавии своих друзей, желающих посетить Рим, а она беспрекословно принимает их, проявляя чудеса гостеприимства, помогая им во всех делах.

Ненависть к Клеопатре и Антонию в римском обществе росла.

Какая женщина, кроме Клеопатры, выдержала бы этот нескончаемый поток оскорблений и часто откровенной лжи? А она просто смеялась и говорила возлюбленному, что презирает врагов, действующих подобным образом. Путь они решатся выступить в открытом бою. Она готова к войне всегда, ведь Антоний обеспечит победу в любой ее борьбе.

Кто решился бы в эти дни сказать Клеопатре, что на ее гордость и рассчитывал Октавиан, расставляя ей ловушку за ловушкой. Она не пыталась оправдаться, и в Риме зрела уверенность, что все слухи о ней соответствуют действительности. Уже из-за этого высокомерного молчания Октавиан получал ощутимые преимущества в борьбе против Великолепной. Он твердо и уверенно вел ее к открытой войне, в которой надеялся нанести окончательное поражение ей и своему извечному сопернику.

В отличие от Клеопатры Антоний не обладал таким долготерпением и, уладив первоочередные дела, возобновив союз с мидийским царем, решил выяснить отношения с Римом. Ответным ударом пока должно было быть письмо оскорбительного характера. Оно произвело такое впечатление на Октавиана, что хранилось в его семье тысячи лет! «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу. Да и не все ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?»

Антоний ударил по живому хотя бы уже потому, что раскрывал в письме правду. Октавиан был нечистоплотен в личной жизни. Упомянутую Друзиллу он соблазнил, когда она была на шестом месяце беременности. На глазах у мужа он прямо с пирушки увел ее к себе в спальню, откуда она вернулась через некоторое время с явными признаками бурно проведенных минут. Октавиан потом женился на ней, но постоянно изменял. Со Скрибонией он развелся из-за постоянных приступов ревности с ее стороны. Она бросала в лицо мужу упреки в том, что друзья ежедневно приводят ему девушек и женщин, даже добропорядочных матрон, которых негодяй заставляет раздеваться донага, выбирая их словно рабынь на рынке.

Антоний выдвинул обвинение Октавиану и в том, что он состоял с Цезарем в интимной связи и именно с помощью этого вытребовал себе усыновление. В ответ на это Октавиан объявил Антония воплощением безумного бога – Диониса Каннибала.

Целый год продолжался обмен взаимными оскорблениями, а между тем в Эфес стягивалась огромная армия Антония – корабли и сухопутные войска. Могучая флотилия насчитывала восемьсот судов, военных и грузовых. Двести судов подарила для ведения войны Клеопатра. Царица проявила неслыханную щедрость. Она дала Антонию на организацию похода двадцать тысяч талантов и обязалась во время войны снабжать продовольствием все войско. Она открыто говорила, что будет сама участвовать в решающей битве Востока с Западом. Для этого она и прибыла в Эфес.

Она сидела, остолбенев, но ничем не выдавала волнения. Спина прямая, руки сложены на коленях, глаза внимательно следят за Антонием. Она ловила каждое его слово, чтобы потом его же аргументами воздействовать на ситуацию.

А он... Он бушевал. Ах, как прекрасен и страшен Антоний в гневе. Если бы не присутствие военачальников за стеной, она, пожалуй, превратила бы эту ссору в бурную сцену любви.

«Я просил, я требовал, чтобы ты оставалась в Александрии. Почему ты даже не пытаешься следовать моим приказам? Для всего мира мой приказ беспрекословен, только ты, как последняя проститутка, не можешь оставить меня в покое. Ты забыла, что я решаю все. Все! Я не раб тебе, я приказываю, а ты – подчиняешься! Ты надоела мне со своей постоянной слежкой! Забери все свои деньги, у меня достаточно своих, забери своих солдат, я обойдусь собственными легионерами. Ты, как драная кошка, цепляешься за своего хозяина и, как пиявка, присасываешься к нему. Ты...» Клеопатра решилась прервать поток оскорблений. Она подошла и молча, размахнувшись изо всех сил, влепила возлюбленному звонкую оплеуху: «Я – великая Царица царей вынуждена выслушивать оскорбления от солдафона?» Уже в следующую секунду опомнившийся от пощечины Антоний готов был совершить нечто непоправимое, чем, впрочем, часто завершались многочисленные ссоры, но в комнату почти неслышно проскользнул один их офицеров.

«Пошел вон!» – Клеопатра часто командовала офицерами своей армии, но это был римлянин, и он не собирался подчиняться кому бы то ни было в присутствии Антония, поэтому он спокойно отрапортовал: «Твои офицеры все в сборе, они ждут приказа войти». Ничто в лице офицера не говорило о том, что он стал свидетелем безобразной ссоры супругов.

«Все могут войти. Тебя, царица, я прошу остаться и послушать, что скажут мои воины».

Следующие несколько часов были мучительными для Клеопатры. Здравые размышления боролись с сомнениями и ревностью. Она должна была оставить сейчас Антония, и этому было много причин. Но ревность говорила: «Не уезжай. Ты можешь потерять его. Октавия только и ждет того, чтобы он остался один, без тебя».

Антоний, не стесняясь присутствия офицеров, пытался вразумить жену: «Твое присутствие лишний раз подтверждает Риму, что я бездумно выполняю все твои капризы и желания. Если ты не уедешь, война пойдет не против меня, а против тебя, а значит, против Египта. Я не могу доставить Октавиану такого удовольствия. Я сожалею о своей грубости, но ты вынудила меня к этому».

Клеопатра всем аргументам Антония противопоставляла только слезы и заверения в том, что она непременно умрет, если Антоний оставит ее.

В конце концов уставшие от бесконечных препирательств супруги вынесли ситуацию на обсуждение военачальников. Общее мнение высказал Канидий, который изначально был на стороне царицы: «В создавшейся ситуации было бы неправильно отсылать Клеопатру в Александрию. Мы должны помнить, что именно она своей необычайной щедростью укрепила наши войска. На кораблях много ее моряков. Если царица уедет, они, конечно, будут сражаться, но не так яростно, как защищая свою богиню. Необходимо помнить, что своей энергией и умом Клеопатра не уступит ни одному из царей. Ты, Антоний это прекрасно знаешь. В нашей армии много бездарных военачальников. Не разбрасывайся талантливыми помощниками. Благодаря тебе она приобрела большой опыт в ведении самых сложных государственных дел. Да и без тебя она прекрасно управляла своим огромным царством. Послушай ее и не прогоняй».

К сожалению, Канидий пользовался авторитетом у Антония, и Клеопатра осталась. Пройдет всего несколько дней, и Антоний пожалеет, что не прислушался к своему сердцу, а может быть, и к словам царя Ирода Иудейского, который сказал: «Хочешь победить? Убей Клеопатру!»

Последующие события напоминают больше фарс, в котором было место и настоящей трагедии.

Антоний и Клеопатра после бурного выяснения отношений так же бурно примирялись. Все время влюбленных было занято пирами и развлечениями.

Вокруг роптали даже солдаты: «Вселенная гудит от звона оружия, всюду стоны и рыдания. А у нас звучат флейты и кифары. От пения хора в театрах никто не слышит призыва к бою».

Самос развлекался. Именно сюда из Эфеса переместилось командование армией во главе с неутомимой в пирушках и праздниках царской четой.

Следующей остановкой по пути на запад была Греция. Здесь в Афинах Антоний и египтянка продолжали вести тот же праздный образ жизни. Они развлекались, смотрели и сами участвовали в театральных представлениях. Клеопатра была весьма милостива к жителям города, ведь ее возлюбленный уже несколько лет считался здесь почетным гражданином. Ее нисколько не смущало, что несколько лет назад с такими же почестями афиняне встречали Октавию.

Исходом этого продолжительного праздника было событие, повлиявшее на весь последующий ход истории. Антоний под воздействием неугасимого чувства к Клеопатре объявил о разводе с Октавией!

Рим негодовал. Люди Антония прибыли в Рим и вышвырнули Октавию из дома, принадлежавшего бесчестному мужу. Оскорбленная женщина на глазах у ошеломленных горожан ушла, взяв с собою только детей. Даже старший сын Антония от Фульвии, которому несчастная женщина посвятила столько лет, находился около отца и не стал защищать мачеху.

Свидетели этой жизненной трагедии поражались, что последними словами Октавии были слова сочувствия. Она сожалела, что, возможно, ее любовь к Антонию стала одной из причин грядущей войны.

Октавиан удачно воспользовался нерасторопностью противника. Он собирал налоги, выжимая из населения все, что мог. Он издает распоряжение, при котором свободные граждане должны отдавать четвертую часть своих доходов, а отпущенники – восьмую часть всего своего имущества. Начавшиеся волнения подавлялись самым простым способом: щедро расплатившись с солдатами, Октавиан приказал им урезонить возмутителей спокойствия. Может быть, он совершил здесь небольшую ошибку. Ведь достаточно было направить возбуждение жителей Рима против Антония, и удар был бы нанесен гораздо раньше, чем получилось. Удивительно, но римлянам понравились такая решительность и спокойствие Октавиана. Они признали в нем вождя. Даже его жестокость была оправдана, он возрождал традиции предков, желая восстановить порядок и вернуть былое величие Вечному городу.

Октавиан исподволь готовил римлян к известию о возможной гибели Антония. К моменту его смерти они должны были без тени сомнения провозгласить Октавиана освободителем, а не убийцей.

Он переезжает из города в город, разнося страшные новости, что на империю движется несметное войско Царицы Востока, которая хочет утвердить свою власть на Капитолии. Она снесет храм Юпитера и построит свой дворец, установив самую позорную власть – тиранию женщины.

Октавиан добился желаемого. При имени Клеопатры людьми овладевал ужас. Без труда Октавиан вербовал себе сторонников, люди без тени сомнения клялись ему в верности.

Даже близкие Антонию люди вдруг предавали его, разуверившись в здравом рассудке военачальника.

Так, в лагерь Октавия перешли Титий и Мунаций Планк. Они, будучи в Эфесе, выступали против присутствия Клеопатры в военном лагере. Она настроила против них Антония, и результат не заставил себя ждать – два близких друга стали смертельными врагами. Антоний в гневе забыл о том, что двое сенаторов владели большинством его планов. Они одни из немногих знали, где хранится его завещание, при составлении которого они недавно присутствовали. Октавиан узнал, что завещание содержит важные политические постановления, и хранительницами его стали жрицы богини Весты.

«Великая Богиня покарает тебя, несчастный», – крик жрицы эхом отозвался в огромном храме. Октавиан только презрительно взглянул в сторону не старой еще женщины. Это раньше, при других обстоятельствах, гнев Весты задержал бы его. Сейчас боги были так далеко, а реальная угроза со стороны Антония так близка, что он не сомневался в том, чего бояться больше. Жрица загородила собой дверь в тайник: «Ты забыл, куда вошел. Остановись! Веста не прощает тех, кто срывает с нее покрывало тайны». Антоний нетерпеливо, но мягко попытался отодвинуть жрицу: «Дай мне пройти, женщина. Весту должна бояться ты. Сколько лет ты хранишь ее огонь? Продолжай свою миссию и дай мне завершить мою»

«Нет! Никто не войдет в эту дверь, пока я жива!» Октавиан терял терпение:

«Значит, ты умрешь! Отдай мне таблицы, старая ведьма! Ты, чудовище, стережешь, сама не знаешь что. А что, правда, что строже всего ты стерегла свою никому не нужную девственность? И что, никто не покусился на нее за столько лет? Или ты все же...? Отдай мне завещание или все, что ты берегла столько лет, достанется сейчас моим солдатам! Да и они, я боюсь, побрезгуют поросшей мхом старухой! Отойди, или я кину тебя собакам! Твои кости теперь сгодятся только для них!»

Весталка, привыкшая к беспрекословному повиновению и уважению даже царей, оторопело отошла в сторону. Жизнь была дороже того обещания, которое она дала Антонию. То, что Октавиана не остановит никакая сила, было понятно. Достаточно взглянуть в его озверевшее лицо.

Войдя в хранилище, Октавиан немного успокоился. Он сразу увидел таблички с начертанным на них завещанием. Нескольких минут внимательного чтения достаточно было для того, чтобы запомнить написанное, и Октавиан вышел из храма. Военачальники ждали приказаний. В этот же день собиралось экстренное заседание сената, где решено было огласить завещание Антония. Пусть все знают, против кого он воюет. Антоний – враг, даже в своей последней воле он подтверждает это.

Октавиан медленно, громко, так, чтобы все услышали и осознали сказанное, начал: «В своем завещании Марк Антоний решил разделить свое наследство так, что все свое состояние, деньги, земли он оставляет детям от египтянки. Здесь же он торжественно подтверждает, что Цезарион является законным сыном и наследником Божественного Юлия Цезаря. Двое дочерей Антония от законной супруги Октавии не получают ничего.

Свое тело в случае смерти он завещает пронести в торжественной процессии по Форуму и затем похоронить в Александрии рядом с телом египтянки».

Уже было известно, что в то же самое время Клеопатра решила воздвигнуть себе погребальное сооружение, достойное величайшей из цариц. Надо сказать, что подобное явление было характерно не только для династии Лагидов. Большинство восточных монархов еще при жизни, не чувствуя приближения смертного часа, заботились о том помещении, где будет покоиться их бренное тело. С преувеличенным вниманием они следили за строительными работами, украшая гробницу с неподражаемой роскошью. Клеопатра не думала о том, что недалек момент ее смерти. Ничто в те дни не предвещало трагедии, которая случится менее чем через четыре года. Она была всесильной, цветущей, прекрасной женщиной, и приказ построить себе усыпальницу был частью ее спектакля, в котором Антонию отводилось не последнее место. По завещанию он хотел покоиться рядом или, может быть, вместе с ней в царской гробнице.

Неожиданно для себя царица замечает, что с началом строительства меняется ее настроение. Видя, как стараются архитекторы, она ощущала приближение неизвестного ей дотоле чувства, как будто подводился итог всей прошлой жизни. Желанные до сих пор беременности, которые были и радостью, и средством достижения определенных целей, теперь не привлекают ее. И она вдруг становится бесплодной. Ночи любви возвращают ей молодость, она на мгновение забывает о возрасте и страхах, но в итоге не наступает беременности. Антоний подозревает, что не обходится здесь без вмешательства личного врача Клеопатры, знакомого с действием всевозможных отваров и мазей. Он не протестует, ведь четыре ребенка были идеальным наследием двух великих политиков. Может быть, и не следовало нарушать этот созданный образ мирового владычества?

Чтение завещания Антония в сенате произвело оглушительное впечатление. Октавиан сопровождал чтение документа собственными насмешливыми, а подчас и оскорбительными комментариями. «Антоний, – говорил он, – всецело подчинил себя Клеопатре. Он даже умереть хочет у ее ног. Он недостоин называть себя гражданином великой империи! Он дарит своей любовнице знаменитую на весь мир пергамскую библиотеку, в которой хранится двести тысяч ценнейших свитков, подчеркивая ее превосходство в уме. Он во время пира бросается растирать ей ноги, как только замечает утомление своей „возлюбленной“! Он бросает послов и правителей других государств, чтобы явиться перед ней по малейшему ее капризу!»

Сенаторы, однако, хранили осторожность в высказываниях по поводу обнародования документа. Они помнили, как после мартовских ид обожествили ранее опозоренного Цезаря. Святотатственное поведение Октавиана возмущало, и сенаторы чувствовали растерянность. Кому теперь верить? За кем идти?

Октавиан решил, что нельзя не воспользоваться создавшимся неустойчивым положением. Ему без труда удалось провести решение, в результате которого Антоний был лишен всех его титулов и низведен до положения частного лица.