Глава 17.

Наступление

Мы сумели действовать из Ильера только 2 дня. После этого британские авангарды уже вышли за пределы радиуса действия наших «Спитфайров». Пока не будет найден другой подходящий аэродром, нам придется ограничиться тренировочными полетами.

Наш аэродром находился в сельскохозяйственном районе. Пшеница уже была сжата и лежала в скирдах. Несколько дней мы наслаждались охотой, чего не было в Нормандии. Найти куропаток не составляло проблемы, и выводки были многочисленными и крупными. Пять или шесть обладателей дрянных дробовиков сколотили охотничий клуб. Патроны не были проблемой, так как у нас постоянно велась стрельба по тарелочкам, чтобы втолковать пилотам принципы стрельбы с упреждением. Салли с восторгом бегала за подранками и приносила добычу, которая от нас могла ускользнуть. Фред Вэрли и его коллеги неодобрительно качали головами, когда мы возвращались с охоты, так как им предстояло приводить в порядок нашу одежду. Однажды мы вернулись поздно вечером и принесли с собой более 50 птичек. Вскоре офицеры отобедали жарким из куропаток, которое запивали прекрасным шампанским. Его поставляли нам французы. Местность прямо кишела дичью, и зайцы, куропатки и фазаны приятно разнообразили наше меню. В некоторых речках водилась форель. У нас не было сетей, но существовали и другие способы доставить эту прекрасную рыбу нам на стол. Мы наслаждались жизнью в Ильере большую часть золотых осенних деньков. Пыль и пот Нормандии ушли куда-то в прошлое.

Мы провели в Ильере более 3 недель, занимаясь охотой, рыбалкой, ездили в Париж. Но постепенно все это теряло привлекательность. Иногда мы слышали новости о базирующихся на передовой авиакрыльях, которые еще больше разжигали наше желание попасть туда. Уолли МакЛеод изо всех сил рвался в бой и постоянно требовал от меня сообщения о нашем переводе на фронт. Он обнаружил, что отдыхать тоже трудно, и не скрывал своего желания увеличить личный счет, который составлял сейчас 21 победу. Официально он считался лучшим асом Королевских Канадских ВВС. Хотя Сумасброд Берлинг сбил больше самолетов, львиная доля его побед пришлась на тот период, когда он служил в Королевских ВВС. Это было слишком тонкое различие, но получалось, что МакЛеод — лучший ас ККВВС, а Берлинг — лучший ас-канадец. Уолли намеревался исправить это странное положение, просто обойдя Джорджа.

Иногда Уолли сопровождал нас во время охотничьих вылазок. Но несколько раз я видел его в кинопроекторной, где он внимательно просматривал пленки своего фотопулемета и пытался понять, можно ли было сбить этот самолет, затратив меньше снарядов. Он лично проверял пушки своего «Спитфайра». Он сам вылизывал свой самолет, пока тот не начинал блестеть на солнце, как драгоценный камень. И единственной темой разговоров были бои.

Люфтваффе начали быстро оправляться от поражения в Нормандии и поспешного отступления на аэродромы восточнее Рейна. В сентябре немецкая авиапромышленность работала с предельным напряжением, и производство одномоторных истребителей достигло рекордной отметки. Истребительные эскадрильи получили множество новых самолетов. Даже те части, которые были практически уничтожены во Франции, были переформированы и снова могли вступить в бой. Немцы прилагали огромные усилия, чтобы увеличить численность и эффективность истребительной авиации даже в ущерб бомбардировочной и ночной истребительной. Немецкое Верховное Командование было уверено, что роль бомбардировщиков смогут взять на себя самолеты-снаряды, и часть пилотов бомбардировщиков была спешно переведена в истребительные эскадрильи. Люфтваффе еще не были сломлены. Находясь в Ильере, мы получили тревожные сообщения о появлении скоростных реактивных истребителей.

Таким было состояние Люфтваффе на 17 сентября, когда союзники начали крупнейшую воздушно-десантную операцию, в которой участвовали более 1000 самолетов с парашютистами и 500 планеров. Целью операции был захват плацдарма на восточном берегу Рейна. Для этого следовало захватить важнейшие мосты через Маас, Вааль и Нижний Рейн. Если эти мосты будут захвачены, то наши танковые колонны смогут прорваться по узкому коридору от Эйндховена к Рейну и соединиться с самым северным из десантов. Мы узнали, что британские парашютисты 1-й воздушно-десантной дивизии были сброшены в 8 милях западнее своих объектов в Арнеме и понесли тяжелые потери. У нас не было достаточно транспортных самолетов, чтобы сбросить всю дивизию в первый же день, а работа воздушного моста уже 18 сентября прекратилась по погодным условиям. Более того, германская контратака оказалась гораздо сильнее, чем предполагалось, и дивизия была рассечена на 3 части. Разведка сообщила, что Люфтваффе перебросили в Голландию эскадрилью реактивных истребителей, чтобы помешать высадке новых десантов. Силы немецкой авиации в районе боев были резко увеличены. Вот в такой нелегкой обстановке мы получили приказ перебазироваться в Бельгию, чтобы сражаться с возродившимися Люфтваффе.

Билл МакБрайан немедленно отправился на автомобиле на новую базу, за ним помчались 3-тонные грузовики передовой партии. Вскоре мы получили известие, что они прибыли в Ле-Куло, бывший аэродром Люфтваффе в 10 милях южнее Лувена. После этого туда отправились и наши эскадрильи. Холодным сентябрьским вечером мы приземлились на изрытой воронками полосе. Наш армейский офицер связи, мрачный донельзя, сообщил, что события в Арнеме принимают еще более скверный оборот.

На следующий день рано утром мы поднялись в воздух. Мы снова начали действовать эскадрильями, чтобы иметь возможность держать патрули над Арнемом в течение всего дня. Мой «Спитфайр» остался на земле из-за поломки рации, поэтому перед самым взлетом мне пришлось спешно пересаживаться на другой самолет. К несчастью, на этой машине слегка подтекал бак с гликолем. Это означало, что на лобовом стекле постоянно будет тонкий слой липкой жидкости. А тут еще погода выдалась не самая лучшая. Небо было затянуто сплошным тучами, и вместе привычного синего купола мы видели непрерывную серую пелену. Я попытался лететь между двумя слоями туч, однако они часто сливались, и мне приходилось постоянно менять курс и высоту, чтобы удержать 12 «Спитфайров» единой группой. Иногда мы попадали в дождевые шквалы. К этому времени мое лобовое стекло было полностью вымазано гликолем, и я не мог ничего видеть прямо по курсу. Мне приходилось постоянно слегка поворачивать истребитель, но при этом я был вынужден все время следить за приборами, из-за этого наблюдение за воздухом было не слишком хорошим. Поэтому не следует удивляться тому, что, нырнув в разрыв между тучами, мы неожиданно столкнулись с большой группой «Мессершмиттов». Впрочем, они тоже были захвачены врасплох. Наши группы чуть не смешались между собой, прежде чем летчики сообразили, что происходит. Мы попытались преследовать немцев, но те быстро нырнули в тучи и пропали.

Причины провала Арнемской операции хорошо известны. Но в мемуарах и официальных отчетах мелькают ссылки на отсутствие поддержки войск истребителями-бомбардировщиками II Тактической Воздушной Армии. Штаб и некоторые аэродромы нашей 83-й группы находились всего в нескольких милях южнее Арнема, поэтому я считаю возможным прокомментировать происходившее во время операции «Маркет».

Во время всей кампании в северо-восточной Европе мы использовали наши «Спитфайры» для очистки неба от вражеских самолетов. Непосредственной поддержкой войск занимались «Тайфуны». Сбросить бомбы или выпустить ракеты так, чтобы они попали всего в нескольких футах от наших позиций, — совсем не просто. Работа пилотов «Тайфунов» была более сложной и опасной, чем наша. Мы обычно болтались высоко в небе, презирая легкие зенитки. Однако мало засыпать указанный район бомбами и ракетами. Пилоты должны иметь детальную информацию о целях, в том числе сведения о зенитках, камуфляже, точное расстояние от своих войск. И чем ближе цели находятся к нашим позициям, тем точнее должна быть информация.

При вылете на штурмовку пилоты обычно получают всю информацию еще до старта. Если они уже поднялись в воздух, тогда приходится работать передвижным пунктам наведения. На земле армейские офицеры связи показывают нам все на крупномасштабных картах, но опытные летчики не слишком стараются все это запомнить. Обстановка меняется быстро, и передовые пункты наведения должны дать свежую информацию.

«Тайфуны» не раз доказывали, что могут уничтожать вражеские танки, бронетранспортеры, самоходные орудия, если позволяет погода и пилоты получили достаточно точную информацию. В этом случае штурмовики используются просто как летающая артиллерия и несут большие потери от зениток. Летчики знали, что нашим солдатам на земле приходится сражаться с противником, имеющим гораздо более мощное вооружение, чем наше. Особенно выделялись смертоносные 88-мм орудия и танки «Тигр». Поэтому было бы логично не растрачивать силы попусту и не терять обученных пилотов и дорогие самолеты при атаке малозначащих целей. Но пилоты «Тайфунов» не думали об этом и просто выполняли свою работу.

Но почему такая хорошо отлаженная система не сработала под Арнемом? Наше ближайшее крыло «Тайфунов» состояло из 3 эскадрилий, которые базировались в 40 милях южнее Эйндховена. Остальные эскадрильи тоже базировались неподалеку. Погода с 17 по 25 сентября, хотя и была в целом неважной, все-таки не мешала действовать «Тайфунам». Документы показывают, что они летали все время, кроме одного дня. Но тут выясняется, что в момент самых напряженных боев под Арнемом наши «Тайфуны» из Эйндховена занимались охотой на поезда южнее Арнема. Почему это произошло?

Хотя наш главнокомандующий Конингхэм отвечал за проведение воздушных операций, его не привлекли к проведению операции «Маркет». Все взял на себя объединенный штаб, находящийся в Англии, которому просто некогда было заниматься такими мелочами, как непосредственная воздушная поддержка войск.

17 сентября, когда были высажены первые десанты, и позднее, во время 7 рейдов по доставке подкреплений, II Тактической Воздушной Армии было запрещено появляться в районе Арнема, потому что штабисты опасались столкновений между английскими и американскими истребителями. И это после того, как мы уже 2 года сражались бок о бок! Плохая погода в Англии сильно мешала действиям транспортной авиации.

В первые критические дни операции мы не имели детальной информации о ситуации на земле. У кого-то хватило глупости выделить связистам 1-й воздушно-десантной дивизии те же частоты, которые имели мощные английские станции. Поэтому радиограммы парашютистов просто не были слышны.

Потом мы узнали, что, когда положение парашютистов стало совсем отчаянным, «Тайфуны» были отправлены в район боев на свободную охоту. Во время этих полетов пилоты сами искали и опознавали цели. Однако свободная охота, которая была хороша на дорогах вокруг Фалеза, не могла принести пользы в густых лесах вокруг Арнема. Листва с деревьев еще не опала, и немцы получили великолепное укрытие от воздушных атак. В Арнеме пилотам «Тайфунов» требовалась свежая информация с передвижных пунктов наведения или от армейских офицеров связи. Им были нужны цветные дымы, которые указали бы позиции наших войск. Ничего этого не было. Когда наши истребители-бомбардировщики пролетали над районом боев, они крайне смутно представляли ситуацию внизу. Поздно вечером, когда было решено оставить плацдарм, мы узнали, что только 2000 человек из высаженных 10000 смогли вернуться назад.

Было бы совершенно неправильно думать, что «Тайфуны» могли спасти положение под Арнемом. Основная причина неудачи заключалась в том, что 1-я воздушно-десантная дивизия была высажена слишком далеко от цели. Но нет никаких сомнений в том, что будь проблема воздушной поддержки решена, как следует, наши истребители-бомбардировщики могли бы серьезно помочь окруженным парашютистам. Этот урок был впоследствии учтен, и при форсировании Рейна всеми воздушными операциями руководил наш главнокомандующий. И тогда непосредственная воздушная поддержка войск всегда была своевременной и эффективной.

Несмотря на неудачу под Арнемом, мост через Вааль у Неймегена был нами захвачен. Наши передовые части находились в этом районе. Самолеты Люфтваффе по-прежнему появлялись, иногда довольно большими группами, и мы продолжали патрулировать в этом секторе. Словно в насмешку, погода улучшилась, когда мы приступили к эвакуации остатков 1-й воздушно-десантной дивизии.

Однажды я патрулировал с эскадрильей Уолли между Арнемом и Неймегеном. Густые тучи шли на высоте 12000 ярдов, но ниже видимость была великолепной. Внезапно тишину нарушил голос офицера управления полетами:

«Кенвей Серому. Над Эммерихом появились бандиты. Похоже, они летят вниз по Рейну по направлению к вам. Пеленг 130».

«Серый Кенвею. Сколько?»

«Маленькая группа, Серый. Не более дюжины. Отбой».

К этому времени я развернул «Спитфайры» на юго-восток, и мы летели над самым Рейном. Мы старались держаться как можно ближе к облакам, чтобы не подвергнуться удару сверху. Рейн вздулся после сильных дождей, и размокшие поля на восточном берегу казались совсем черными. Мрачная картина просто навевала уныние. Я попытался стряхнуть неприятное ощущение, когда бдительный Дон Уольц прервал мои размышления.

«Серому от красного-3. 9 „мессеров“ внизу».

«О'кей, Дон. Вижу их. Уолли, атакуй правую группу. Я прикончу левую».

Противник летел тем же курсом, что и мы, двумя маленькими группами, одна из 5 самолетов, вторая из 4. У нас было 12 «Спитфайров», и мы обладали всеми необходимыми тактическими преимуществами: скорость, высота, внезапность. Мы бросились вниз длинной колонной, но перед тем, как мы вышли на дистанцию стрельбы, я увидел, что лидер правой группы немцев перевел свой «Мессершмитт» в вертикальную свечу. Я знал этот маневр. Он выполнит иммельман и получит преимущество высоты. После этого он перейдет в пикирование, чтобы атаковать «Спитфайры». Моя собственная цель была совсем рядом, но, прежде чем нажать гашетку, я успел крикнуть:

«Следи за этим ублюдком, Уолли. Он знает, что делать!»

Я поразил свою цель длинной очередью. «Мессер» сразу вспыхнул, однако я думал лишь об опасности наверху. Я дал полный газ и так круто бросил «Спитфайр» вверх, что в глазах потемнело. Чтобы получить преимущество высоты, я повторил маневр «Мессершмитта», но когда горизонт провалился вниз, понял, что ошибся. Когда я выровняюсь, то мой самолет потеряет скорость и будет легкой добычей для «мессера». Гораздо разумнее было закончить маневр в облаке, чтобы укрыться от противника. Поэтому я постарался затянуть вертикальную часть маневра как можно больше, и с облегчением вздохнул, когда вокруг «Спитфайра» заклубились серые вихри. Я летел вверх ногами в серой туче. Я слегка толкнул ручку вперед, и «Спитфайр» по изящной дуге выскочил из облака. Я перешел в пике, чтобы набрать скорость, и снова нырнул в тучу, одновременно с помощью элеронов возвращая «Спитфайр» в нормальное положение. Я выскочил из тучи и заложил крутой вираж, чтобы осмотреться. Ни «Спитфайров», ни «Мессершмиттов». И Уолли не отвечает на мой вызов по радио.

На земле пылали обломки нескольких самолетов, и я не смог различить, кому они принадлежат. У меня кончалось топливо, и я повернул назад, пролетел над Маасом, над размокшими полями, проскочил мимо Эйндховена и пересек границу Бельгии. Мой «Спитфайр» сел одиннадцатым по счету, десять пилотов уже ждали меня. Но среди них не было Уолли. Пилот, летевший рядом с Уолли, сказал, что видел командира, когда тот гнался за «мессером». Ведомый попытался удержаться за командиром, но от перегрузок чуть не потерял сознание. Когда он пришел в себя, то не увидел ни командира, ни «Мессершмитта». Я тщательно опросил всех пилотов, однако никто не видел Уолли после первой атаки.

«И каковы его шансы, сэр?» — спросил кто-то из канадцев.

Я постарался, чтобы мой голос звучал уверенно:

«Зная вашего командира, я могу твердо сказать, что он не оставит „мессер“, пока не разделается с ним. Если рядом не будет других самолетов, они могут продолжить дуэль над облаком. Может быть, он получил повреждение и совершил вынужденную посадку возле Рейна. Вы отправляйтесь на ленч, а я постараюсь что-нибудь выяснить в штабе 83-й группы».

Я пошел в свой фургон и позвонил в штаб группы. Дежурный оказался моим старым приятелем еще по Кенли и хорошо знал Уолли. Они ничего не знают о пропавшем командире эскадрильи, однако он проверит все источники информации. Как прошел бой? Я ответил, что мы уничтожили 5 «Мессершмиттов», но цена успеха может оказаться слишком высокой.

После окончания последнего вылета в этот день я еще раз вызвал центр управления полетами, но там не было никаких сведений о судьбе Уолли. В темноте я отправился в нашу палатку-столовую. 10 пилотов, которые летали со мной, вскочили на ноги, и 10 пар глаз задали один и тот же вопрос.

«Мне жаль, парни, но я ничего не могу сказать о вашем командире. Мы можем только надеяться, что он еще вернется или, по крайней мере, попал в плен».

Они сели с мрачными лицами. Мне нужно было как-то расшевелить их.

«Дон, возьми командирский джип и переодень всех своих в нормальные мундиры. Мы встретимся здесь через полчаса и поедем в Лувен. Мы все влезем в два джипа».

Они все были готовы задолго до назначенного срока, и мы помчались сквозь сгущающиеся сумерки в Лувен. Это была наша первая вылазка в этот старый университетский город. После небольших поисков мы припарковали свои джипы и вошли в маленькое кафе. Внутри было очень уютно и тепло, но веселая болтовня оборвалась при нашем появлении. В полной тишине мы прошли мимо занятых столиков к бару. Наши синие мундиры были незнакомы местной публике. Но владелец кафе, которого звали Марсель, обратился ко мне, и я на своем ломаном французском заказал выпивку. Кое-как мне удалось объяснить, что мы летчики Королевских ВВС и Королевских Канадских ВВС.

Марсель поднял руку, требуя общей тишины, и объяснил посетителям, что к ним в гости пришли английские летчики. Более того, мы летаем на «Спитфайрах» и только сегодня имели очередной бой с немцами. Мы одержали великую победу, ну и так далее.

Все это было встречено с типичным галльским темпераментом. Скоро весь дом был в нашем распоряжении.

«Что вы будете есть?» — спросил Марсель.

«Стейк», — ответил один из канадцев.

«А потом? У меня много всяких продуктов».

«Еще один стейк!»

Из кухни появилась мадам с двумя дочерьми и была нам представлена с соблюдением всех формальностей. Вскоре перед нами появились стейки, на которые мы набросились, так как были страшно голодны. Потом я пил ликер и курил хорошую сигару, которые поднесли нам любезные хозяева. Я смотрел на своих канадцев, ни одному из которых не было более 23 лет. Их юность и жизнерадостность полностью соответствовали этой приятной обстановке. Они уже беседовали с жителями Лувена. А мои мысли вернулись к утреннему бою с «мессерами». Я боялся, что Уолли погиб. Я молча поднял бокал в память о нем и о всех наших совместных боях с Люфтваффе.

Постепенно атмосфера становилась все более непринужденной. Вскоре мы уже пели хором с нашими бельгийскими друзьями. Внезапно двери распахнулись, и появились несколько жандармов во главе с сержантом. Их лица были очень суровыми. Сержант поинтересовался, что здесь происходит. Он услышал шум чуть ли не на другой стороне города. Марсель все объяснил и представил нас блюстителям закона. Высокий сержант снял тяжелую каску, сунул руку в карман и вытащил большой блокнот. Сначала мы подумали, что он намерен всех переписать, но вместо этого он извлек оттуда несколько банкнот и заказал выпивку для всех, провозгласив тост в честь Королевских ВВС.

Но пришло время покидать гостеприимное маленькое кафе. Мы погрузились в два джипа, чувствуя себя гораздо лучше, чем в тот момент, когда выезжали из Ле-Куло несколько часов назад. Когда мы проезжали по узким улочкам Лувена, лил сильный дождь. Второй джип проскочил мимо меня, повернул и замер под немыслимым углом, стоя на двух колесах. Сквозь залитое дождем ветровое стекло я увидел, что кто-то выпал из машины на дорогу прямо передо мной. Лихорадочно крутанув руль вправо, чтобы не наехать на человека, я потерял управление машиной. Джип влетел в канаву на обочине, подпрыгнул и с лязгом приземлился на другом краю, перевернувшись вверх колесами. К счастью, нас всех выбросило из машины, и мы шлепнулись в жирную, липкую грязь. Поэтому все закончилось сломанным пальцем, парой шишек и несколькими мелкими порезами. Мы снова поставили наш джип на колеса, но перед тем, как продолжить путешествие, я отдал строжайший приказ второму шоферу. Мы будем следовать друг за другом со скоростью не более 30 миль/час, и никто никого не будет обгонять. Рано утром мы благополучно прибыли в Ле-Куло. Там мы выдрали нашего врача из теплой постели, чтобы перевязать наши порезы и ушибы. «Раненых» перевязали и зашили под ободряющие крики более удачливых товарищей, но вскоре все умолкли. Я приказал отправляться по постелям, чтобы хоть немного поспать. Врач налил мне горячего кофе, и мы присели поговорить, когда все ушли.

«Плохая штука, потерять командира эскадрильи. Мы не сможем его заменить. Парни следовали за ним всюду. Что же могло случиться?»

«Трудно сказать, док, — ответил я. — В небе слишком много места, и плохо видно, после того как строй рассыпался. Я полагаю, его сбил „мессер“. Уолли всегда хотел всё ли ничего».

«В любом случае вечеринка пришлась очень кстати. Они сбросили напряжение, и теперь с ними все будет в порядке».

«Да. Я полагал, что добрая выпивка — это единственное лекарство для них. Спокойной ночи. Спасибо, что заштопали парней».

Я пошел по траве к своему фургону, разделся, выставил Салли с постели и заснул, едва упав на подушку.

После войны я узнал, что Уолли нашли мертвым в обломках «Спитфайра», который разбился недалеко от места боя.

* * *

Аэродром Ле-Куло был забит несколькими истребительными эскадрильями, и каждый раз нам приходилось долго рулить по узким дорожкам, чтобы выйти на ровную взлетную полосу. Поэтому мы совершенно не жалели, когда Билл сообщил, что нам придется перебазироваться на другой аэродром. Он попросил меня осмотреть новую базу как можно быстрее. Это оказался симпатичный зеленый лужок, который, как выяснилось, носит вполне подходящее название Грейв (кладбище).

Я смог сообщить Биллу, что аэродром вполне пригоден для полетов, хотя земля была довольно мягкой, вероятно, пропитавшись водой за осень. Эскадрильи перелетели туда, и мы начали готовиться к зиме. В это время Грейв оказался ближе к линии фронта, чем все остальные аэродромы, поэтому нам следовало рассредоточивать самолеты посильнее. Мы были совершенно уверены, что Люфтваффе не оставят без внимания новый аэродром прямо у себя под носом.

Как только мы прибыли в Грейв, Гарри Бродхерст позвонил Биллу и сказал, что мы с ним должны прибыть к 6 вечера в штаб группы в лучших мундирах. Нам предстояло встретить очередную Очень Важную Персону. Пока мы ехали по грязной дороге в Эйндховен, мы гадали, кто это может быть. Может быть, Эйзенхауэр. А может быть, Теддер, Монти или кто-то из высокопоставленных политиков. По дороге в обе стороны неслись нескончаемые потоки машин. Но в нескольких милях севернее Эйндховена что-то стряслось, потому что машины встали. Потом мы увидели несколько горящих грузовиков и машины, опрокинувшиеся в глубокую канаву, тянущуюся вдоль дороги. Мы знали, что эта дорога проходит по узкому коридору между Эйндховеном и Неймегеном, и она может находиться под огнем немецких батарей. Я выпрыгнул из машины и спросил водителя грузовика, стоящего впереди нас:

«Что там случилось? Дорогу обстреливают?»

«Так точно, сэр. Фрицы отлично пристрелялись и кладут снаряды прямо посреди дороги». — Некоторые красивые выражения я пропускаю.

Какое-то время мы сидели и смотрели, что творится впереди. Несколько грузовиков благополучно выскочили из капкана, хотя снаряды сыпались на дорогу непрерывно. Мы начали медленно продвигаться к голове колонны, обходя машины одну за другой. Наконец впереди показалась опасная зона, отмеченная сгоревшими и разбитыми автомобилями. Затем передний грузовик попытался рывком преодолеть ее, но получил прямое попадание 88-мм снарядом. Машину поволокло по булыжникам и бросило на стоящий у обочины тополь, после чего она задом съехала в кювет. Мы тяжело вздохнули и вернулись к своему джипу, усевшись на заднее сиденье.

«Ну что, шофер, нам нужно проскочить. Жми!» — приказал Билл.

Мы ринулись вперед.

«Быстрее!» — крикнул Билл.

«Еще быстрее!» — завопил я.

Мы хватались за что попало, так как машину возило из стороны в сторону на скользкой дороге. Чертовски обидно свернуть себе шею на пятый год войны! Но нам повезло. Мы проскочили смертельную ловушку, успев мельком увидеть санитаров, работающих в кювете. В полном молчании мы прибыли в Эйндховен. Сегодня мы воочию увидели опасности, подстерегающие наших товарищей на линии фронта.

Гарри Бродхерст и его штабные офицеры жили со всеми удобствами в сельском имении. Здесь мы обнаружили, что встречать придется не кого иного как самого короля. Нам выпала редкая возможность встретиться с Его Величеством в относительно неофициальной обстановке. Короля очень интересовал ход военных действий и, как бывший летчик, он задал много вопросов о немецких реактивных самолетах, которые недавно появились над полями боя в Западной Европе.

Вскоре после этого Билл на несколько дней улетел в Англию в краткосрочный отпуск и оставил меня командовать крылом. Я решил, что неплохо бы посмотреть, как живут летчики, и устроил инспекционный тур. Наши солдаты проявили незаурядную изобретательность, приспосабливаясь жить в самых неприглядных условиях. Многие сооружали импровизированные кухни, чтобы разнообразить армейские рационы. Пять лет войны так и не смогли переделать канадцев, они не привыкли к нашей простой и грубой пище. Все предложения Билла по усовершенствованию системы снабжения были отвергнуты, но канадцы не скрывали, что были бы только рады перейти на привычные свежее мясо, овощи, салаты, фруктовые соки, мороженое. Они считали, что британская ветчина и консервы просто невыносимы.

Мой визит был прерван ревом мощного мотора и воем пикирующего самолета. За этим последовали несколько взрывов. Мы выскочили из палатки и увидели незнакомый изящный силуэт. Ме-262 стремительно набирал высоту после сброса бомб. Облако дыма медленно поднималось вверх, и я поехал туда, чтобы выяснить, что произошло. Немец сбросил кассетные бомбы. Они разрывались на высоте нескольких футов над землей и разбрасывали на большой площади множество мелких осколочных бомб. «Мессер» накрыл стоянку 416-й эскадрильи. Несколько раненных механиков уже попали в руки докторов, но пятерым уже никто не мог помочь. Один «Спитфайр» горел, разлившийся горящий бензин и рвущиеся боеприпасы мешали пожарным. Отличились двое пилотов — МакКолл и Гарлинг. С риском для жизни они забрались в кабины стоящих рядом «Спитфайров» и отвели их в безопасное место.

После этого реактивные «мессеры» начали ежедневно бомбить наш аэродром. Гибли люди, горели «Спитфайры». Вражеские реактивные самолеты подходили на большой скорости с востока, поэтому, чтобы защитить аэродром, мы начали патрулирование на излюбленных немцами высотах атаки. Но наши «Спитфайры» были слишком тихоходны, чтобы перехватить Ме-262. Хотя мы часто имели преимущество высоты, заставить противника принять бой нам не удавалось. Совершенно неожиданно наши самолеты полностью устарели. Если бы немцы располагали значительным количеством этих замечательных самолетов, они быстро вырвали бы у нас господство в воздухе, которое мы так давно удерживали.

Полное превосходство Ме-262 было продемонстрировано нам, когда однажды вечером мы патрулировали над Грейвом. Кенвей сообщил, что реактивные самолеты появились над Голландией, но мы ничего не могли увидеть, хотя тщательно всматривались в темнеющее небо. Внезапно, без всякого предупреждения, в сотне ярдов от наших «Спитфайров» возник реактивный «мессер». Вероятно, пилот нас увидел, так как он резко пошел вверх. Хотя он был уже недосягаем, я все-таки дал ему вслед длинную очередь, скорее от злости на собственную беспомощность, чем всерьез рассчитывая сбить немца. Когда немец уже исчезал вдали, он, словно издеваясь, выполнил четкую бочку. Мы гадали, почему немецкий пилот так и не атаковал нас, если только не израсходовал ранее боеприпасы. Позднее в тот же день позвонил Дэл Рассел и сообщил, что один из его парней сбил Ме-262. Это был первый случай, когда нам удалось уничтожить самолет этого типа, поэтому Дэл и его крыло праздновали великое событие.

Разумеется, это было здорово. Но в то же время это было дурным предзнаменованием. Уничтожение одного самолета не должно становиться поводом для праздника.

Несмотря на заверения, что мы больше не увидим его-по эту сторону Атлантики, вскоре после Арнема мы получили известие, что Дэнни Браун прибыл в Англию и вернется в наше авиакрыло. Мы собирались встретить его торжественным обедом, и мне очень хотелось угостить его на славу. Как-то вечером со своего «Спитфайра» я заметил несколько утиных выводков, после чего отправился на охоту. Прежде чем стало совсем темно, Салли принесла мне полдюжины птиц. На обратном пути я сделал короткую остановку и в свете фар постарался набрать грибов, которые росли здесь в огромных количествах. Когда я прибыл в расположение эскадрильи, Дэнни был уже там. В этот день у нас был еще один повод для вечеринки помимо его возвращения. Наше крыло, сформированное в 1942 году, сбило 200-й самолет противника.

Мы прошли несколько ярдов, которые отделяли мой фургон от палатки-столовой. Здесь мы встретили остальных командиров эскадрилий, которые были очень рады видеть Дэнни. После того как стаканы были наполнены, мы приготовились услышать пикантные подробности его похождений в Штатах. В палатку набилась большая часть из 150 офицеров авиакрыла, но рассказ был прерван каким-то незнакомым звуком и ожесточенным лаем зениток. После этого совсем рядом грохнул сильный взрыв. К счастью, никто не был ранен. Утром мы выяснили, что это был один из самолетов системы «Мистель». Это совершенно необычное устройство состояло из бомбардировщика Ju-88, набитого взрывчаткой, на котором сверху был укреплен Me-109. Эти два самолета были связаны таким образом, что пилот «мессера» мог навести бомбардировщик (в котором не было экипажа) на выбранную цель. После этого истребитель отцеплялся и улетал, а бомбардировщик падал и взрывался. По разным причинам немцы изготовили совсем немного сцепок «Мистель», которая служит еще одним примером их изобретательности.

Перед тем как Билл вернулся из отпуска, мне сообщили, что Паула родила нашего первого сына Майкла. Однако роды прошли тяжело, и она серьезно заболела. Было ясно, что мне следует немедленно прибыть домой, но я не мог бросить канадцев в отсутствие Билла. Были приняты меры, чтобы вернуть его как можно скорее. Тем временем я мучился в Грейве, не имея известий из Англии. Наконец Билл вернулся, и я немедленно вылетел в Норфолк. К счастью, Паула уже пошла на поправку, но все-таки несколько дней я пробыл рядом в качестве сиделки. Только в конце октября я улетел в Тангмер, дозаправился и снова полетел через Ла-Манш, чтобы вернуться в свое авиакрыло.