1.

Возвращение из ссылки.

Ничто в моей жизни не взволновало меня так глубоко, как трагедия несчастной Чехословакии.

(Чехословакия появилось на карте только в 1919 году после Версальской конференции по личной договорённости чешского криптоеврея Томаса Масарика и американского криптооеврея Вудро Вильсона. Чехословакия была результатом их сделки: чешская армия, которая в идее должна была воевать за немцев против англо-американцев в Первой мировой, вместо этого, вооружёная США, сражалась вместо американцев в Сибири и на Дальнем Востоке, а Вилсон за это выкроил из Германии и Австро-Венгрии новое государство Чехословакию. http://zarubezhom.com/antigulag.htm Прим. ред.)

Моё вовлечения в эти события началось в 1918 году, когда Министерство Иностранных Дел поручило мне вести переговоры с большевистским правительством о беспрепятственном выводе Чехословацкого Корпуса с территории Советской России после заключения Брест-Литовского мира. В качестве члена Британской Дипломатической Миссии в Праге, мне довелось стать свидетелем мирного расцвета первой Республики под руководством Томаша Гарика Масарика http://en.wikipedia.org/wiki/Tom%C3%A1%C5%A1_Garrigue_Masaryk . Спустя двадцать лет, я присутствовал при событии, когда после Мюнхена (прим. В сентябре 1938 года Великобритания, Франция, Германия и Италия подписали соглашение, по которому Чехословакия передавала Германии Судетскую область), его сын Ян, в то время – чехословацкий посланник в Лондоне, был вынужден снять со стен своего посольства портреты отца и Эдуарда Бенеша.

Во время Второй Мировой войны я был тесно связан с освободительным движением, начатым Бенешем в то время, когда большинство нынешних руководителей Чехословакии отсиживалось в Москве, провозглашая, что война – это империалистический конфликт, начатый Францией и Великобританией. (Тогда ещё это люди знали. Прим. ред.)

Благодаря длительному пребыванию в стране и тесному контакту с местными жителями, я навсегда полюбил Чехословакию и людей, населявших её. И сегодня, когда Республика, названная однажды Западом образцом демократии, оказалась в цепких руках коммунистической диктатуры, я целиком разделяю горечь чехов – тех, кто проживает на её территории, и тех, кто вынужден преодолевать трудности эмиграции в третий раз за тридцати-трёх летний период времени.

Думаю, что эту коммунистическую трагедию можно было бы избежать. Она началась задолго до окончания войны и датируется декабрём 1943 года. Тогда Эдуард Бенеш (Президент после Масарика - чешский криптоеврей БЕН-еш: http://en.wikipedia.org/wiki/Edvard_Bene%C5%A1 и http://www.time.com/time/covers/0,16641,19451022,00.html Прим. ред.) впервые посетил Москву и получил от Сталина и Молотова самые уверительные заявления о невмешательстве во внутреннюю политику Чехословакии. Двести пятьдесят лет назад Пётр Первый, один из сталинских кумиров, совершил такой же шаг по отношению к Швеции: заверяя в своей искренней дружбе, он уже готовился к нападению на неё. (По наущению Англии и Голандии. Прим. ред.) Неискренность Сталина лежала на поверхности, но Бенеш, всеми силами стараясь избежать участи Польского Правительства в Лондоне, принял эти заявления. Спустя два года и два месяца, его заставили во второй раз приехать в Кремль. Обратно Бенеш возвращался с прокоммунистической конституцией, всучённой ему лично Сталиным.

Но и тогда Чехословакию ещё можно было бы спасти. Война была выиграна, но не окончена. Что касалось Праги, русские ещё находились далеко: в трёх-четырёх днях пути. Армия генерала Патона, прекрасно оснащённая и рвущаяся в бой, располагалась совсем близко, в Пльзене. Таким образом, рассчитывая на поддержку американцев, 5 мая 1945 года в Праге вспыхнуло восстание против немцев. К несчастью, генерал Эйзенхауэр отдал приказ генералу Патону оставаться на месте. В то самое время господин Черчилль исполнял обязанности Министра Иностранных Дел, поскольку господин Иден находился в Сан-Франциско. Как только Черчиллю стало известно о ситуации в Праге, он немедленно приказал генералу Исмею (Hastings Ismay http://en.wikipedia.org/wiki/Hastings_Ismay,_1st_Baron_Ismay ) войти в контакт с генералом Эйзенхауэром и убедить его отдать приказ о наступлении. Генерал Эйзенхауэр отговорился тем, что он заключил военное соглашение с Советским Генеральным Штабом и не будет выходить за пределы занятой им территории. Господин Черчилль настаивал. Тогда генерал Эйзенхауэр приказал генерал-майору Дину, главе Американской Военной Миссии в Москве, немедленно войти в контакт с Советским Генеральным Штабом. В книге «Странные Союзники» (“The Strange Alliance”) генерал Дин описал свой разговор с генералом Антоновым. Он проходил на повышенных тонах и закончился отказом в грубой форме. Надеясь успокоить представителей советского главнокомандования и желая избегнуть непонимания между Востоком и Западом, генерал Эйзенхауэр предпочёл сидеть, сложа руки.

Уже не первый раз англо-американцы безрезультатно пытались уговорить советскую сторону пойти на уступки. Но и на этот раз им не удалось добиться успеха. Кремль не захотел спасать чехов. Прага была освобождена своими собственными силами. Это позволило не только увеличить свой престиж, но и сыграло на руку коммунистам Чехословакии. Нельзя сказать, что пришёл конец словам Яна Масарика: «Свободная Чехословакия в свободной Европе», но некролог уже был подписан.

После окончания войны я получил приглашения от Бенеша и Масарика посетить Чехословакию и с удовольствием его принял. К моему сожалению, состояние здоровья не позволило мне незамедлительно отправиться в дорогу, и я пропустил несколько возможностей улететь вместе с Яном, когда он проезжал через Лондон по дороге домой, возвращаясь с серии международных конференций. Во время этих кратковременных остановок в Лондоне он пребывал в весёлом настроении, характеризуя себя как умеренного оптимиста, и с присущей ему откровенностью делился своими надеждами и заботами. Когда после окончания войны Ян вернулся в Прагу, там не оказалось ни портретов, ни бюстов, ни какого-либо упоминания об его отце. 14 сентября 1945 года – в годовщину смерти Томаша Масарика и в день рождения Яна – министры нового коммунистического правительства почли свои присутствием торжественную церемонию. Газеты поместили длинные статьи, посвящённые этим памятным датам. Вернулись на свои места портреты и бюсты. Ян считал, что ситуация могла бы быть намного хуже. Демократы набирали силу, а Бенеш был волевой личностью. У Яна появилась опасная самоуверенность, что коммунисты Чехословакии не такие, как остальные коммунисты.

В те дни, как всегда, он с удовольствием рассказывал множество историй, особенно о высокопоставленных советских чиновниках, с которыми ему приходилось встречаться. Как говорил мне Ян, их чувство юмора носило своеобразный характер. У Молотова была кличка «каменная задница», поскольку, чем сильнее его пинали, тем больнее отбивали себе ноги.

Периодические встречи с Яном лишь усиливали моё желание отправиться в Прагу, но сделать я это смог только в мае 1947 года. По многим причинам эмоции переполняли меня. Я не бывал в Европе с 1939 года. Кроме того, накануне отъезда посол Чехословакии в Лондоне сообщил мне, что Яна неожиданно вызвали в Женеву, и неизвестно, сумеет ли он вернуться вовремя в Прагу, чтобы встретить меня. Уже дважды я был готов к поездке, но обстоятельства заставляли меня откладывать её. На этот раз я не колебался: с Яном или без него, но я еду!

Мне повезло: погода стояла отличная, и предстояло путешествие в отдельном купе от Остенда (прим. Курорт в Бельгии) до самой Праги. Проезжая по территории Германии, я не отрывался от окна и отметил с нарастающим чувством горечи разительный контраст между буйным цветением в природе и опустошённостью лежащих в руинах городов и деревень. Наступили жаркие дни, и раздетые немецкие дети плескались в водах речушек и озёр. Но с каждым городом, который нам довелось проезжать, лишь нарастала картина всеобщей разрухи. Почти не встречалось не тронутых огнём или бомбёжкой зданий, а вдоль железнодорожного полотна валялись искорёженные обгорелые вагоны. На станциях понуро копошились пожилые люди в изношенных одеждах, больше походивших на лохмотья. Я был потрясён увиденным! После войны мне хотелось поехать в Германию, которую я хорошо успел узнать до Первой Мировой войны и в перерыве между войнами. Я многим обязан этой стране, поскольку там я набирался опыта работы. Теперь желание вернуться сюда вдруг исчезло. Во мне нарастало чувство неприятия.

От Нюрнберга до границы с Чехословакией наш поезд тащился еле-еле, что только усиливало мою раздражительность. Более того, теперь меня волновало, как меня встретят в Праге. Сэр Филипп Николс (Philip Nichols), наш посол в Чехословакии, находился в отъезде. Пражские гостиницы, как я знал, были переполнены. Если Ян ещё не вернулся из Женевы, то где я остановлюсь?

Солнце уже клонилось к закату, когда мы пересекли границу. Взору открывалась Богемия с характерными волнистыми полями и насаждениями из берёз и елей. Маленькие деревушки утопали в буйном цветении яблонь. В каждом населённом пункте на вершине самого высокого дерева развевался флаг Чехословакии. Окаймлённая с севера горными вершинами и лесами, перед нами простиралась широкая долина Эрцгебера. Она была поддернута голубизной, но казалась мягче и не выглядела такой величественной, как Каирнгорм (прим. Горный курорт в Шотландии). В такой же час в 1916 году тридцатитрехлетний Эдуард Бенеш пересёк границу почти под самым носом у австрийцев, чтобы начать борьбу за освобождение своей страны.

(Дело только в том, что Чехия всегда была частью Священной Римской Империи Германской нации. http://en.wikipedia.org/wiki/Roman_Empire_of_the_German_Nation И тот смысл, в котором англичанин Локхарт употребляет термин "освобождение", означает отрезку Чехии от Германской империи и присоединение Чехии к Британской англоязычной империи как результат поражения Германии в Первой мировой войне. Хотя, собственно говоря, Чехия территориально не примыкает ни к Англии ни тем более к США, и вхождение Чехии в Глобальную Англоязычную империю возможно только при посредстве марионеточных режимов. Вики сообщает http://en.wikipedia.org/wiki/Prague , что "до 1848 года Прага была немецким городом, где немцы составляли большинство, но уже 1880 году немецкое население уменьшилось всего лишь до 14% (42,000), а к 1910 году и вовсе до 6.7% (37,000) вследствие большого количества приезжих". Отстаётся добавить, что приезжих с востока евреев. Таким образом, что к Первой мировой войне Прага уже была практически тотально криптоеврейским городом и отправка криптоевреем Масариком интернациональной чешско-криптоеврейской наёмной армии в Россию на помощь американцам в обмен на предоставление им американскими евреями своего государства "Чехословакии" было обычным еврейским "гешефтмахерством" по типу "ваши договорились с нашими". Прим. ред.)

Когда мы доехали до пограничного городка Чеб, в котором был убит Валленштейн http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%88%D1%82%D0%B5%D0%B9%D0%BD,_%D0%90%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D1%80%D0%B5%D1%85%D1%82_%D1%84%D0%BE%D0%BD

и родился Хенлейн (прим. Криптоеврей, немецкий политический деятель Судетской области в Чехословакии http://en.wikipedia.org/wiki/Konrad_Henlein ), офицеры пограничной службы проявили ко мне тёплое участие и угостили франкфуртскими сосисками и пивом. Во мне росла уверенность, что Ян уже находился в Праге. В вагоне-ресторане я оказался за одним столом с чехом, который рассказал мне, что родился в России. Он сильно ругал Красную Армию, но был также недоволен действиями англичан и американцев. Проезжая Пльзень, этот человек заметил, что мэр города имел проамериканские взгляды и даже пригласил несколько американских офицеров остановиться в его доме. Однажды ночью эти офицеры отправились «на бравые подвиги» и вернулись только после трёх часов ночи. Никто не открыл им дверь. Они рассвирепели от перспективы провести остаток ночи на улице, нашли топор и разрубили входную дверь. После этого случая мэр сильно разочаровался в американцах.

Уже стемнело, когда поезд прибыл в Прагу. На платформе я увидел Яна. Он отвёз меня в Чернин Дворец (Виртуальный тур: http://virtualni.praha.eu/night/the-czernin-palace.html (Бывший дворец алиенов Черниных: http://en.wikipedia.org/wiki/Czernin_von_und_zu_Chudenitz Прим. ред.) , который занимает центральное место Лоретанской площади в Старой Праге, возвышаясь над Новым Городом, и является одним из самых лучших министерств Иностранных Дел в мире. Здесь, занимая пост Министра Иностранных Дел, Ян имел служебные апартаменты, располагавшиеся прямо над его приёмной и кабинетом. Он довольствовался одной комнатой, а мне предоставил отдельный роскошный номер. Мы проговорили до часа ночи, вспоминая старых друзей и весёлые проделки своей молодости. Политику и программу мероприятий, в том числе – рыбалку, мы решили обсудить позже.

Хотя я ужасно устал, но сон не шёл. Я не сомкнул глаз до самого утра. Это был незабываемый пражский рассвет. С первым пением птиц я подошёл к окну и взглянул на город: Прага лежала как на ладони, раскинувшись по обе стороны Влтавы. Небо очистилось, и только на северо-востоке висело маленькое облачко. Звёзды ещё сверкали, а померкнувший месяц проливал причудливый свет на Петрин холм. Я продолжал любоваться открывшейся взору панораме и, за это время карильон (механизированная колокольня) старинного Лоретанского монастыря дважды мелодично отбил наступление нового часа.

Всё это время в моей голове роились воспоминания. В этом городе после окончания Первой Мировой войны из-за своей безрассудной глупости я почти погубил себя. С грустью вспомнились русские цыгане и маленький ресторан "Animier- Damen", который четверть века назад поглощал всё моё свободное время. Что-то с ними со всеми стало? Интересно, после всех трагических событий, связанных с мюнхенской сделкой, новое поколение чехов по-прежнему продолжает проводить ночи в кабачках вокруг Вацлавской площади? Знаю, что чехи не всем нравятся. Не утруждаясь узнать их поближе, богатые иностранцы, в том числе – и англичане, считают их petit-bourgeois и грубыми, невоспитанными людьми. Но мне они всегда нравились, и я не переставал восхищаться их качествами. Чехи – отличный народ, трудолюбивый, высокообразованный, рассудительный, с большой самоотдачей. Они напоминают южных шотландцев, с присущими им набором достоинств и недостатков. Я испытывал не только симпатию по отношению к этому народу, но и чувствовал, что у нас есть что-то общее. Дьявольские игры истории жестоко обошлись им. И не их вина, что Чехословакии пришлось испытать столько страданий и невзгод. Ян, которого я любил как брата, олицетворял собой всё лучшее этого многострадального народа, и в то же время - все его слабости. Теперь я опять был вместе с ним в его собственном доме.

Такие мысли посетили меня, пока я смотрел, как маленькое облачко из тёмного становилось серым, потом розовато-лиловым, затем розовым. И вот уже выглянувшее солнце развеяло последние следы тучи, озарив небо алым пламенем.

Меня охватило счастливое чувство, и сразу появилась лёгкость. Мрачные мысли о прошлом отступили. Я снова влюбился в Прагу. После Эдинбурга для меня это был самый прекрасный город на земле.