ГАЛАНТНОЕ ПОХОЖДЕНИЕ ЧУТЬ БЫЛО НЕ ПОМЕШАЛО ФРАНЦИСКУ I ВЗОЙТИ НА ПРЕСТОЛ

Он был чувствителен к достоинствам дам…

(Дре дю Радье)

Смерть жены причинила Людовику XII сильное горе. Он долго проливал слезы, а потом почувствовал себя очень одиноким. И тут находившийся в это время в плену у англичан граф де Лонгвиль исхитрился убедить Генриха VIII, другом которого он стал, пойти на альянс с Францией. Однажды он сказал английскому королю:

— Сир, почему бы вам не выдать вашу сестру Марию за моего короля, который оказался вдовцом и пребывает в большой печали? Две наши страны были бы связаны нежными узами.

Английский король одобрил идею, после чего граф де Лонгвиль сообщил Людовику XII о своих переговорах.

Узнав о том, что ему в жены предлагают очаровательную шестнадцатилетнюю блондинку, отличающуюся к тому же грацией и умом, французский король, которому тогда было пятьдесят четыре года, вновь почувствовал, как разгорается жар в крови.

Он тут же ответил, что счастлив принять сделанное ему предложение и что это именно тот род союза, который он всегда предпочитал заключать.

Несколько месяцев спустя Мария Английская высадилась в Кале в сопровождении большой свиты знатных сеньоров, в числе которых был и молодой герцог Саффолк, ее любовник.

Представитель короля Франциск Валуа прибыл в порт встретить будущую королеву. Увидев, как она хороша, он был просто ослеплен и сразу же влюбился, что ничуть не упрощало и без того запутанную ситуацию.

До самого Абвиля, где гостей ждал Людовик XII, юный герцог Ангулемский — ему тогда было двадцать лет — очаровывал принцессу галантными речами. Но когда все прибыли в город, где праздник был уже в разгаре и где каждый дом жильцы украсили коврами и хоругвями, герцогу пришлось уступить место королю. Последний же, в своем нетерпении увидеть невесту, «приказал водрузить свои носилки на самую высокую лошадь и вместе с кавалькадой дворян и пансионариев королевского дома из высшего сословия встретил свою жену и поцеловал ее сразу, не дав даже спуститься с лошади, после чего обнял каждого из прибывших английских принцев и устроил для них прекрасный пир»1.

Свадьбу отпраздновали 9 октября 1514 года. Тот же историк подробно рассказывает об этом событии, смакуя детали: «На другой же день после приезда невесты была устроена свадьба, которая происходила не в церкви, а в огромном зале, где стены были затянуты тисненной золотом тканью и где все присутствующие могли видеть новобрачных. Оба, король и королева, восседали рядом. Королева распустила свои прекрасные волосы. Голову ее украшала самая богатая, какая только может быть в христианском мире, шляпа, потому что обычай не позволяет надеть корону, если коронация и посвящение происходили не в Сен-Дени.

После того как король и королева были объявлены мужем и женой, начался роскошный пир, который длился весь вечер до самой ночи. И когда наступила ночь, король и королева легли вместе спать.

На следующий день король уверял, что творил в спальне чудеса… Однако в это плохо верится, потому что он выглядел не очень здоровым…»

< Флеранж, Хроники.>

И все-таки Флеранж ошибался, сомневаясь в физических силах короля. Влюбленному в молодую жену Людовику XII действительно удалось совершить несколько блистательных подвигов, следы которых весь двор обнаружил на следующий день под глазами короля и королевы. Эта приятная новость быстро облетела Париж, и постой народ, всегда доброжелательный к своему королю, очень забеспокоился, не отважится ли тот на что-нибудь еще более рискованное для своего здоровья.

— Эти молодки, — судачили городские кумушки — они запросто могут угробить мужчину.

— Надо помолиться за нашего доброго короля!

Но пока одни готовились чуть ли не к самому худшему, другие посмеивались и пошучивали. Школяры, к примеру, сочиняли сатирические песенки о том, как Людовик XII, желая показать жене, какой он любезный кавалер, перестарался, потому что прошел уже возраст безумств и любовных проказ. А придворные сплетники говорили, что английский король прислал королю Франции кобылицу, которая вскоре унесет его прямиком то ли в ад, то ли в рай.

Король и вправду худел на глазах. Неуемность шестнадцатилетней Марин Английской явно изматывала его, и с каждым днем он становился все слабее и слабее. По счастью, королева имела в своем окружении нескольких молодых людей, всегда готовых продемонстрировать ей свою мужскую силу.

Но только один из них рисковал в этой игре будущей короной…

* * *

В Париже Людовик XII и его красавица жена Мария Английская поселились в Турнеле, мрачном замке, который был расположен на месте нынешней Вогезской площади.

В этом замке королевская чета вела довольно странный образ жизни. Утром король, измотанный ночными трудами, которые далеко не всегда приводили к желаемым результатам, еле вставал с постели, чувствуя сильную слабость в ногах, выходил на несколько минут в сад, потом возвращался в спальню и снова ложился. При этом руки и ноги его дрожали, как у старика.

— Извините меня, милое дитя, — говорил он Марии, — я чувствую себя утомленным и хочу прилечь. До скорой встречи.

Тогда королева, раздраженная неудачными усилиями своего супруга, торопливо накидывала что-нибудь на плечи н быстрым шагом направлялась в дальнее крыло замка, где уединялась в одной из многочисленных комнат. Там она раздевалась, ложилась в постель и некоторое время пребывала в ожидании. Через несколько минут в маленькую дверь, выходившую в скрытую и редко посещаемую галерею, входил улыбающийся молодой человек. То был герцог Саффолк. В мгновение ока сбросив одежду, он присоединялся к королеве и приступал к сладостному насилию.

На протяжении многих недель никто не подозревал об этой проделке. Было, правда, замечено, что герцог Саффолк буквально не отходит от королевской четы, но даже самые изощренные умы оказались не в состоянии сделать из этого какие-то выводы, тем более что король Англии, зная о связи своей сестры, проявил предосторожность и назначил молодого герцога послом Английского королевства в Париже.

Но однажды один из офицеров королевы по имени де Гриньо, прогуливаясь по упомянутой выше галерее, услышал странные крики, раздававшиеся из комнаты, где находились «всеми забытые любовники». Крайне удивленный, так как считал эту комнату пустой, офицер толкнул дверь и вошел. От представшего глазам зрелища у него перехватило дыхание, и он так сильно покраснел, что лицо его, как рассказывают, «сохраняло этот цвет несколько дней». То, что пришлось увидеть, вполне могло потрясти честного человека.

Незамеченный, он вышел из комнаты на цыпочках и вернулся к себе с горящими щеками, унося в памяти незабываемый образ совершенно голой королевы …

Смущенный тем, что он невольно обнаружил, де Гриньо долго ломал голову, в чем же состоит его долг. В конце концов он написал обо всем увиденном Луизе Савойской. Ему было известно, что мать Франциска Валуа не останется безразличной к подобной новости.

И действительно, получив письмо, Луиза едва не лишилась чувств. Но вовсе не потому, что ее расстроило неприглядное поведение королевы. Причина крылась в том, что герцог Саффолк с большой вероятностью был способен, в случае утраты бдительности, помочь Людовику XII приобрести ребенка. А если Мария родит королю дофина, Франциск Валуа перестанет быть законным наследником…

Обезумев от одной только мысли, что такое может случиться, Луиза резво вскочила в носилки и приказала доставить себя в Париж. Путь в столицу стал для нее настоящей Голгофой.

Неужели теперь, находясь так близко от цели (дела у бедного короля совсем плохи), она проиграет эту партию из-за двух глупых английских влюбленных? От злости ее била дрожь.

— Стоит только на миг растеряться, и мой сын, мой Цезарь, не станет королем.

* * *

Вот уже год, как она жила словно в лихорадке. После пятнадцати лет бесконечных тревог смерть Анны Бретонской (не оставившей Людовику XII ребенка мужского пола) наполнила ее душу истинной радостью. Увы! Через девять месяцев после кончины Анны король женился на Марии Английской, и Луиза опять зажила в тревоге. Потом маленькая англичанка измотала короля, и у Луизы снова появилась надежда. Но тут Мария проявила такое легкомыслие, что впору было опасаться рождения бастарда…

С лицом, осунувшимся от забот и усталости, Луиза Савойская прибыла в Турнель. В мгновение ока она явилась в апартаменты Саффолка и предстала перед ним. Молодой посол был занят чтением.

— Я надеюсь, что явилась не слишком поздно, — заявила она. — Мне стало известно о ваших отношениях с королевой, и я приехала вас предостеречь, потому что вы ведете себя крайне неосторожно. Вы, конечно, знаете, что королева, изобличенная в прелюбодеянии, должна быть приговорена к смертной казни, равно как и ее любовник. Более того, представьте, что случится, если вы сделаете ребенка королеве Марии. После смерти короля, которая, увы, не за горами, управление королевством будет передано в руки регентского совета, в который войдем я и мой сын. И первым же актом этого совета будет требование добиться вашего отзыва в Англию, где вам придется жить вдали от королевы Марии. Подумайте об этом!..

Видя, однако, что все эти доводы не очень убеждают Саффолка, Луиза Савойская предложила ему за то, что он покинет французский двор, ренту в 50000 ливров и земли Сектонже.

Молодой человек оказался практичным и принял предложение, подумав, не без основания, что в случай смерти Людовика XII они с Марией смогут вернуться к своим милым привычкам.

Для большей уверенности Луиза сама отвела Саффолка к адвокату Жаку Дизомму, сеньору де Серне, чья хорошенькая жена сразу же обратила на себя внимание гостя. Эту молодую и весьма резвую особу звали Жанна Лекок. Луиза была хорошо с ней знакома и точно знала, почему остановила на ней свой выбор: в течение двух лет Франциск, ее обожаемый «Цезарь», был любовником Жанны.

* * *

Королева Мария, видя, что Саффолк от нее отдаляется, решила, что он нашел себе иное увлечение, и очень расстроилась. Но так как по природе она была человеком великодушным, то вскоре стала подыскивать другого партнера для своих предрассветных забав.

Среди толпившихся вокруг нее молодых воздыхателей был один, показавшийся ей красивее, умнее, элегантнее других. К тому же в отношении этого юноши она могла позволить себе более нежное обращение, не опасаясь кривотолков, поскольку он был ее пасынком <Молодой герцог Ангулемский женился на Клод Французской, дочери Людовика XII, сразу же после смерти Анны Бретонской, и Мария, младше его на три года, являлась, тем не менее, для него мачехой.>. Этого молодого человека звали Франциск Валуа.

Она вела себя с ним нежно и обольстительно, завлекала под любыми предлогами в свою комнату, называла «своим пасынком», надевала для него платья с очень смелыми вырезами, потягивалась перед ним, словно кошечка, и давала недвусмысленно понять, что проявление непочтения к ней не будет ей неприятно. И тогда обвороженный Франциск бросился, если можно так выразиться, к ногам Марии и чуть было не наградил ее сыном, тем самым, появления которого так боялась Луиза Савойская…

Но послушаем Брантома, поведавшего эту необыкновенную историю. Сообщив, что королева «увлеклась» Францискам, который, «увидев ее, испытал те же чувства», автор «Галантных дам» продолжил: «Увлечение их было так велико, что оба безумца чуть было не слились в едином порыве, но, слава Богу, этому помешал ныне покойный месье де Гриньо. Видя, что таинственное событие должно вот-вот свершиться, он указал монсеньеру герцогу Ангулемскому на ошибку, которую тот собирается совершить, и сказал сердито: „Черт побери (это было его любимое ругательство), что вы себе позволяете? Разве вы не видите, что эта хитрая и испорченная женщина хочет увлечь вас с тем, чтобы родить от вас ребенка? И если ей удастся произвести на свет сына, вы тут же превратитесь в простого графа Ангулемского и никогда уже не станете королем Франции, как вы на то надеетесь. Король, ее муж, стар и не может сделать ей ребенка. Вы собираетесь к ней на свидание, вы, конечно, обнимете ее, это при вашей-то, да и ее тоже, молодости и горячности, после чего она, черт побери, прилипнет к вам точно банный лист, родит ребенка, вот вы и попались. Вслед за этим вам останется только сказать: «Прощай, моя доля Французского королевства!“

И Брантом добавляет: «Эта женщина хотела на деле осуществить старую поговорку „Ловкая женщина никогда не умрет без наследника“, то есть если муж не помог ей в этом, она найдет помощника, который выполнит дело вместо мужа. Монсеньор герцог Ангулемский согласился, что так действительно может произойти, и уверял, что будет благоразумным и оставит ее; однако, искушаемый снова и снова ласками и кокетством красивой англичанки, стремился к ней все больше и больше. Наконец месье де Гриньо, видя, что молодой человек попал в сети и не в состоянии отказаться от своей любви, дал знать об этом его матери графине Ангулемской, которая немедленно положила всему конец и так отчитала Франциска, что он никогда больше не приближался к королеве».

Нетрудно представить смятение и гнев Луизы Савойской, узнавшей о неразумном поведении сына. С расширенными от ужаса глазами она примчалась сказать ему все, что думает об этой «идиотской связи», которая того и гляди навсегда преградит ему дорогу к трону. Для предотвращения нависшей опасности она и сама приняла кое-какие меры. Так, по ее указанию баронесса д'Омон и жена Франциска Клод установили при королеве Марии практически бессменное дежурство. Днем они вместе совершали прогулки, читали, вышивали, а ночью спали с королевой в одной постели.

При таком режиме бедняжка чуть не заболела, потому что целомудренная жизнь ее совершенно не устраивала. А тем временем сильно раздосадованный Франциск попытался найти замену в лице Жанны Лекок, но, к своему большому разочарованию, узнал, что она спит с Саффолком.

* * *

В последние недели 1514 года над Иль-де-Франс разразилась настоящая снежная буря. Сильный ветер вырывал с корнем деревья, срывал крыши с домов и колокола с колоколен. Гонимые голодом волки выходили из окрестных лесов и, преодолевая страх, подступали к городским воротам.

В Турнеле, чтобы согреться, в каминах сжигали целые леса, но в просторных залах королевского замка все равно было нестерпимо холодно, и потому повсюду можно было увидеть множество дрожащих теней, стоящих на коленях перед распятием. Как только ветер стихал, слышались обрывки произносимых шепотом молитв:

— Господи, пожалей короля… Помилуй и спаси ему жизнь… Сохрани нам нашего благородного государя…

Молитвы эти возносились не случайно. В одной из комнат, где дувший изо всех щелей холодный ветер буквально вздымал обивку стен, медленно умирал Людовик Двенадцатый.

В день Рождества умирающий призвал к своему изголовью Франциска Ангулемского, наследника короны. Молодой человек, сгоравший от нетерпения взойти на престол, не смог скрыть улыбку удовлетворения при виде короля в предсмертном состоянии.

Из-под полу прикрытых век Людовик XII молча наблюдал за ним. Заметив на его лице улыбку, задумался над вопросом, который омрачил его последние дни. «Относилась ли улыбка Франциска к ставшему столь близким трону или к Марии?» Людовик знал, что молодой герцог Ангулемский был влюблен в королеву и теперь, чувствуя приближающийся конец, все больше терзался мыслью, не ждет ли его преемника столь же печальная участь.

— Клод, моя маленькая Клод! — шептал он временами.

Судьба дочери его очень беспокоила. Однажды, говоря о Франциске, он произнес: «Этот увалень все испортит». А про себя подумал: «Лишь бы он не сгубил ей жизнь. Лишь бы не отверг ее, чтобы жениться на королеве Марии…», и еще вспомнил о Жанне Французской, которую когда-то бросил и взял в жены резвую и соблазнительную Анну Бретонскую…

В то время, как король угасал, парижане, попрятавшись от холода в домах, обсуждали печальное событие:

— Наш добрый государь умирает, потому что слишком крепко обнимал королеву, — говорили одни.

— Он переусердствовал… Не хотелось ударить лицом в грязь перед молодой женой. Да только это оказалось ему не по силам.

— Подумайте только, соседка, в его-то возрасте он пытался вести разудалую жизнь, как молодой. Эта неугомонная королева заставляла короля обедать в полдень вместо девяти вечера, ужинать в одиннадцать, а спать после полуночи, тогда как он привык ложиться в постель в шесть… Она его сведет в могилу.

И это была чистая правда. Людовик XII умирал от истощения сил после полугода общения со своей слишком молодой и слишком горячей женой.

Когда пробил последний час, у постели короля собрались те, кто его любил. Вот почему 31 декабря в замок Турнель прибыла не только королева. Там же собрались Лонгвиль, Ла Тремуйль, Гийом Парви, духовник короля, и герцогиня Бурбонская, которая, наверное, вспоминала о том времени, когда этот истощенный старик был прекрасным Людовиком Орлеанским и она была в него так влюблена…

Лежавший на громадном кровати, Людовик XII бредил. К угрызениям совести по поводу Жанны прибавились другие страдания, граничившие с суеверием.

— Я должен скоро умереть, — говорил он. — Так надо. У гроба моей дорогой Анны я обещаю, что прежде чем начнется новый год, я приду к ней, и мы будем вместе.

Наконец 1 января, ровно в десять часов вечера, когда от бешеных порывов ветра хлопали ставни на окнах, король испустил дух.

И в тот же миг, несмотря на бурю, два всадника покинули Турнель. Один из них, растворившись в ночи, направился в Роморантен, чтобы сообщить Луизе Савойской, что ее сын стал королем, другой — в Отель Валуа, где Франциск веселился с друзьями.

Едва переведя дух, гонец, склонившись, произнес:

— Король умер! Да здравствует король!

— Да здравствует король! Да здравствует король Франциск I!

Вскочив на коня, новый король устремился в Турнель. Он был бледен. Теперь, когда он достиг желанной цели, радость его была не полной, потому что, несмотря на возгласы друзей, он пока еще был только законным наследником. Королем он сможет стать не раньше чем через шесть недель, и то, если за это время королева Мария не объявит, что ждет ребенка…

Франциск достаточно хорошо знал молодую королеву, знал, что она вполне способна в то время как все оплакивают ее супруга, найти какого-нибудь услужливого стражника, который не далее как в соседней комнате сделает ей дофина.

* * *

На рассвете следующего дня Мария была препровождена в Клюни, где и оставлена под присмотром охраны. Именно там она должна была, согласно обычаю, провести первые сорок дней траура, потому что считалось, что любая беременность, объявленная в первые шесть недель после смерти короля, может быть приписана усопшему.

Опасаясь такого оборота дел, Луиза Савойская и Франциск приказали мадам д'Омон и мадам де Невер наблюдать за королевой Марией день и ночь. Окна и ставни отеля Клюни были наглухо закрыты, и несчастная пленница, чей бурный темперамент так всех пугал, пребывала в полной изоляции от мира, в одной из комнат, освещенных свечами. Ей казалось, что она сходит с ума.

Тем временем Франциск, который не мог вступить на престол раньше, чем убедится в отсутствии беременности у королевы, а вместе с ним вся Франция и все царствующие дома Европы томились в ожидании. Рождение дофина могло изменить множество событий, перевернуть столько планов, что при одной только мысли об этом Людовик Сфорца, Генрих VIII Английский, Максимилиан Австрийский не в состоянии были усидеть на месте и без конца заказывали мессы, тогда как Луиза Савойская двадцать четыре часа в сутки проводила в часовне, бормоча заупокойные молитвы. Короче, небо, к которому со всех сторон возносились молитвы, не в состоянии было решить, кому оказать милость.

И вот однажды утром несчастная графиня Ангулемская в который уже раз подумала,, что мечте ее рушится: было объявлено, что королева Мария беременна.: Но кто мог ввергнуть ее в это состояние? Саффолк? Франциск? Один из множества окружавших ее молодых людей? Слуга? Разумеется, никто.

Очень скоро выяснилось, что молодая вдова от отчаяния, что больше не будет королевой Франции, выдумала все это в надежде на регентство. Вот что рассказывает Брантом об этой пикантной истории: «Королева, пишет он, после смерти короля без конца распускала слух о том, что беременна; и хотя на самом деле этого не было, говорили, что она, что-то подкладывала под платье, все полнела и полнела чтобы когда придет срок, взять ребенка у какой-нибудь женщины, родившей в это же время. Но Луиза Савойская, которой никак нельзя было отказать в сообразительности, прекрасно знала, как делаются дети, и видела, что для нее и для сына все может кончиться плохо. Поэтому она приказала врачам и повитухам осмотреть королеву, и они обнаружили у нее под платьем свертки из белья и занавесок. Так ее разоблачили и она не стала королевой-матерью».

Вот тогда Франциск, вопреки правилам явился в Клюни и спросил у Марии, может ли он приступить к церемонии коронации.

На этот раз для молодой женщины партия была окончательно проиграна. Опустив голову, она сказала:

— Сир, я не знаю иного короля, кроме вас. Через несколько дней, 25 января, Франциск прибыл в Реймс.

Когда в феврале он совершил торжественный въезд в Париж, сороковины Марии закончились. После обычных для такого случая церемоний он навестил молодую вдову и сделал ей невероятное предложение:

— Эту корону, Мадам, которую вы только что потеряли, я снова предлагаю вам.

Случилось то, чего так боялся Людовик XII накануне своей смерти. Франциск готов был расстаться с Клод (которая, кстати, ждала ребенка), чтобы жениться на той, которая могла бы войти в Историю под именем Галантной королевы.

Но Мария любила Саффолка. Наматывая себе на талию тряпки, она рассчитывала стать регентшей, но обязательно в компании со своим любовником. И когда она пыталась завлечь Франциска в свою постель, то делала это только потому, что хилый Людовик XII не мог утолить жар ее желаний.

«Очень уставшая», как она спустя несколько дней писала своему брату Генри, Мария отказалась стать женой Франциска I.

— Я надеюсь, сир, вы не рассердитесь, если я выйду замуж по влечению сердца.

Через месяц Мария тайно обвенчалась с Саффолком. По этому случаю король, явив редкое изящество души, преподнес молодоженам в приданое шестьдесят тысяч экю и собственное наследственное владение Сентонж.

Став герцогиней Саффолк, Мария, которая предпочла французскому трону любовь и о которой Франциск с нежностью говорил, что «она в большей степени безрассудное существо, нежели королева», вернулась в Англию, где и умерла в 1534 году в возрасте тридцати шести лет…