ДЕТСТВО, ЮНОСТЬ, ЗРЕЛОСТЬ (1815–1847)

«Будучи стандартным продуктом нашей государственной системы образования, в 1832 году я покинул школу пантеистом, и если не республиканцем, то все же с убеждением, что республика — наиболее разумная форма государства. Я раздумывал о причинах, которые могут побудить миллионы людей постоянно подчиняться одному человеку, в то время как от взрослых мне не раз приходилось слышать оскорбительные или презрительные замечания в адрес правителей. К тому же из тернеровской начальной школы Пламана с традициями Яна,[1] в которой я пребывал с 6 до 12 лет, я вынес германско-националистические идеи.

Они остались в стадии теоретических размышлений и были недостаточно развиты, чтобы вытравить врожденные прусско-монархические чувства. Мои исторические симпатии остались на стороне власти». Такими словами — постоянно цитируемыми биографами и, разумеется, сознательно стилизованными автором, но тем не менее отражающими основные моменты его детских и юношеских наблюдений и впечатлений — открываются мемуары Бисмарка «Воспоминание и мысль». К их написанию он приступил в возрасте 75 лет в 1890 году, вскоре после отставки с поста имперского канцлера и премьер-министра Пруссии. Мемуары стали популярными после публикации в 1898 году под заголовком «Мысли и воспоминания». Поскольку оригинальные источники, датируемые тем периодом, немногочисленны, столь взвешенное высказывание относительно собственного детства приходится принять, хотя и с известной оговоркой. «Врожденные прусско-монархические чувства», «германско-националистические идеи», размышления над принципами либерализма и республиканской формой государственности, и все это лишь в рамках не слишком основательного, «стандартного» школьного образования, не затронувшего фундамента, заложенного в родительском доме: непоколебимой приверженности авторитету прусской монархии на фоне пространной критики отдельных личностей и принимаемых решений — таковы основные элементы этой ретроспективы. Они прекрасно вписываются в атмосферу, которая царила в кругах прусской аристократии и крупной буржуазии в домартовский[2] период эпохи реставрации.

Отто фон Бисмарк родился 1 апреля 1815 года в замке Шенхаузен в маркграфстве Бранденбургском, между Стендалем и Ратеновом, в нескольких километрах от правого берега Эльбы. Он был четвертым по счету ребенком и вторым сыном ротмистра в отставке помещика Фердинанда фон Бисмарка и его жены Вильгельмины, урожденной Менкен. Семья отца принадлежала к старинному дворянству, которое населяло Бранденбург еще «до Гогенцоллернов», причем входила в число трех наиболее самоуверенных семейств (Шуленбурги, Альвенслебены и Бисмарки), которых еще «солдатский король» Фридрих Вильгельм I в своем «Политическом завещании» назвал «скверными, непокорными людьми». Мать происходила из среды буржуазной интеллигенции, ее отец был видным советником кабинета при королях Фридрихе Вильгельме II и Фридрихе Вильгельме III. Биографы Бисмарка немало философствовали и строили догадки относительно сочетания столь несхожих между собой источников наследственности, предполагающих гигантские различия в характере и интеллекте. Жесткость, сила воли и решительность юнкера-землевладельца,[3] с одной стороны, с другой — духовное богатство и живость ума образованного буржуа в личности Бисмарка слились и, что наиболее важно, дополнили друг друга совершенно особенным образом. Возможности, заложенные в обеих «линиях», отцовской и материнской, были в высочайшей степени развиты у сына, который при всей своей живости и внешней твердости в глубине души оставался чрезвычайно тонким и чувствительным.

Детство Отто фон Бисмарк провел в родовом поместье Книпхоф под Наугардом, в Померании. Мальчик полюбил природу, и чувство связи с ней ему удалось сохранить на всю жизнь. Об этих ранних, а потому оставшихся в памяти впечатлениях на протяжении десятилетий свидетельствовали часто употребляемые в речи «природные» метафоры (сев и жатва, непогода). Школьное образование, включавшее в себя уже упомянутую частную школу Пламана (1822–1827 гг.), гимназию Фридриха Вильгельма и гимназию Цум Грауэн Клостер в Берлине, Отто завершил в возрасте 17 лет в 1832 году, сдав экзамен на аттестат зрелости. Непосредственно вслед за этим он номинально приступил к изучению права в Геттингенском университете, однако три семестра провел скорее не на лекциях, а на «мероприятиях» союза избранных Corps Hannovera,[4] участвуя в самых фантастических проделках и посещая пивные. Некоторой притягательностью для нерадивого студента обладали лишь лекции Геерена, профессора истории и государственного права. Система европейской государственности в изложении Геерена, по-видимому, произвела на Бисмарка непреходящее впечатление. Его внимание довольно рано сосредоточилось на сфере международной политики, а интеллектуальный горизонт расширился далеко за пределы Пруссии и Германского союза, рамками которых было ограничено политическое мышление большинства молодых аристократов в первой половине XIX века. Показателем растущего ощущения собственной силы может служить откровение Бисмарка-студента из письма другу юности, написанного в 1834 году: «Я стану или величайшим негодяем, или величайшим преобразователем Пруссии». Переход в Берлинский университет не слишком изменил его «учебные» привычки. Однако в 1835 году, в возрасте двадцати лет он выдержал первый государственный экзамен на звание юриста и стал референтом окружного управления в Ахене. Здесь, на всемирно известном в то время курорте, выпускник университета продолжал вести прежний образ жизни. Позднее в саркастическом тоне он сообщал другу о своем наиболее значительном «похождении» ахенского периода: «я следовал шесть месяцев без малейшего перерыва по заграничным морям в кильватере прехорошенькой англичанки» (17-летней Изабеллы Лорен-Смит); «наконец я склонил ее к обручению, она признала себя побежденной, но через два месяца добыча вновь была отбита у меня одноруким полковником, достоинства которого — 50 лет, 4 лошади и 15000 ренты. С тощим кошельком и разбитым сердцем я возвратился в Померанию». Ахенские власти, по собственному признанию Бисмарка, дали ему «лучшую характеристику», чем он «заслужил», и рекомендовали продолжать службу в Потсдаме.

* * *

Принятое Бисмарком в 1838 году решение оставить государственную службу, до сих пор являвшую ему лишь свой бюрократический лик, шло вразрез с волей родителей и было следствием стремления к самостоятельной деятельности («Я хочу или устраивать музыку, которую считаю подходящей, или вообще не устраивать никакой»). По завершении года службы по контракту в Потсдаме и Грайфсвальде, где он заодно и слушал лекции в сельскохозяйственном институте в Эльдене, весной 1839 года Отто фон Бисмарк принялся за обустройство поместья Книпхоф. Однако эта деятельность и вообще сельская жизнь вскоре ему наскучили, точно так же, как и административная казуистика, хотя «сумасбродный Бисмарк» снова все устроил сообразно своим вкусам: «Я пользуюсь среди соседей-помещиков некоторым авторитетом, поскольку могу с легкостью прочесть написанное… курю очень крепкие сигары… и с вежливым хладнокровием спаиваю своих друзей». Впрочем, новоявленный помещик принимал участие в местном самоуправлении в качестве депутата от округа, заместителя ландрата[5] и члена ландтага[6] провинции Померания. Горизонты своего образования он в этот период расширил посредством поездок в Англию, Францию, Италию и Швейцарию, а также посредством усердного чтения немецких и английских классиков и романтиков, причем Шекспир и Байрон оказали на него, как и на каждого немца, большее влияние, чем Гете.

В 1843 году в душе Бисмарка произошел поворот, покончивший с тем состоянием, которое он сам называл «безвольным плаванием по волнам жизни под властью только одного руля — сиюминутной склонности». Бисмарк свел знакомство с померанскими пиетистами,[7] группировавшимися вокруг семейств фон Бланкенбург, фон Тадден и фон Клейст-Ретцов. Он познакомился с невестой своего друга Морица фон Бланкенбурга, Марией фон Тадден, и вел с ней долгие беседы на темы религии. Личность этой девушки, ее христианские убеждения и, в первую очередь, то, как она держала себя во время тяжелой болезни, которая преждевременно свела ее в могилу, глубоко потрясли Бисмарка и стали причиной его «обращения» в веру — не признающую догм христианскую веру в своего личного бога. Здесь корни убежденного служения прусскому государству и монарху, под знаком которого прошла вся его дальнейшая жизнь: служить королю впредь означало для него одновременно служить Богу.

У Марии фон Тадден Бисмарк познакомился с Иоганной фон Путткамер, руки которой просил в декабре 1846 года, обратившись к ее отцу, Генриху фон Путткамеру, с «письмом-предложением». Оно содержало ключ к пониманию изменений, свершившихся в его душе, однако местами в авторе уже угадывался будущий целеустремленный политик-тактик. В письме был отчет о прежней жизни: «Я воздерживаюсь от каких-либо уверений, касающихся моих чувств и намерений относительно Вашей дочери; ибо шаг, который я предпринимаю, говорит об этом громче и красноречивее слов. Обещания на будущее Вас также не могут устроить, поскольку Вам лучше моего известна ненадежность человеческого сердца, и единственный залог благополучия Вашей дочери — это моя молитва о благословении Господнем». В письме брату Бисмарк охарактеризовал невесту как «женщину редкой души и редкого благородства убеждений». Брак с Иоганной вскоре стал для Бисмарка основой существования в самом широком смысле слова, незыблемой опорой в любой критический момент до самой смерти жены в 1894 году.

Свадьба состоялась 28 июля 1847 года. К этому моменту внешняя сторона жизни Бисмарка была отмечена еще двумя вехами. В 1845 году он переселился из Книпхофа в Шенхаузен и работал там в качестве инспектора плотины. Он также стал депутатом ландтага провинции Саксония. Однако гораздо большее значение, чем этот повторный опыт представительства прусской провинции, имело назначение Бисмарка в феврале 1847 года на должность представителя остэльбского рыцарства в Объединенном ландтаге. Назначение исходило непосредственно от короля Фридриха Вильгельма IV. Объединенный ландтаг — первый (не избранный, а созданный единоличной волей короля для ограниченных целей) псевдообъединенный парламент Пруссии впервые собрался в мае того же года.

* * *

Это событие можно считать подлинным началом политической карьеры Бисмарка. Его деятельность в межрегиональном органе сословного представительства, сформированном прежде всего для контроля финансирования Остбана (дороги Берлин-Кенигсберг), состояла преимущественно в произнесении острых речей, направленных против стараний либералов создать настоящий парламент. Бисмарк прерывает описание этого периода в мемуарах отступлением, в котором объясняет свою позицию по отношению к абсолютизму и парламентаризму. Невозможно однозначно оценить, насколько эти высказывания действительно соответствовали его точке зрения в тот момент и насколько в них просматриваются более поздние взгляды. Однако кое-что говорит не в пользу исключительно ретроспективного рассмотрения: «Неограниченный авторитет старой прусской королевской власти был и остается отнюдь не последним словом моих убеждений. Впрочем, для последних на первом Объединенном ландтаге этот авторитет монарха существовал в своем государственно-правовом выражении, однако с пожеланием на будущее, чтобы абсолютная власть короля сама, не предпринимая никаких опрометчивых шагов, устанавливала пределы своего ограничения… Еще в 1847 году я был сторонником возможности открытой критики правительства в парламенте и в прессе. Это помогло бы оградить монарха от опасности того, что женщины, царедворцы, карьеристы и фантазеры наденут на него шоры, мешающие ему охватить взором государственные задачи, а также избежать промахов или исправить их последствия… Идеальной мне всегда представлялась такая монархическая власть, которая контролировалась бы со стороны независимого, сословного или корпоративного представительства земель. Контроль должен быть таким, чтобы монарх или парламент могли изменять существующие законы не в одностороннем порядке, а только лишь на основе консенсуса, публично и при наличии открытой критики всего происходящего в государстве со стороны прессы и ландтага». Однако в 1847 году страсть Бисмарка к ведению дебатов была направлена не против черт абсолютизма, свойственных монархии, а против либеральной оппозиции в Объединенном ландтаге, которая напоминала о невыполненных с 1815 года конституционных обещаниях короля Фридриха Вильгельма III. В своей реплике Бисмарк не останавливался перед тем, чтобы извратить аргументы либералов: «Мои заявления вызвали бурю негодования. Я остался на трибуне, листал газету, и после того, как шум утих, закончил свою речь». В общем, его выступления в ландтаге продемонстрировали воинственный темперамент, который можно назвать почти необузданным. При этом будущий канцлер не злоупотреблял предметной аргументацией. Того самообладания, которое позднее было характерного для Бисмарка в самых жарких спорах, тогда еще не было и в помине. В кругу своих друзей-консерваторов он пользовался репутацией особо активного защитника их интересов, который с помощью красноречия и блеска своих выступлений был способен устроить «фейерверк», отвлекал внимание от предмета дискуссии и будоражил умы даже за пределами Объединенного ландтага.


Примечания:



1

Ян Фридрих Людвиг (1778–1852) — немецкий педагог и публицист, организатор националистических гимнастических обществ по прозвищу «турнфатер» («отец гимнастики»); стремился укрепить моральные и физические силы народа распространением гимнастического искусства.



2

Домартовским в немецкой истории называется период до революции 1848 года, начавшейся в марте.



3

Юнкер — крупный немецкий землевладелец из дворян, пользовавшийся у себя в поместье безраздельной властью. Институт юнкерства в Германии существует до сих пор.



4

Ганноверские тела (лат.).



5

Ландрат — глава местного управления в Германии.



6

Ландтаг — представительный орган Северогерманского собора до образования Германской империи.



7

Пиетизм — мистическое течение в лютеранстве; отвергало внешнюю церковную обрядность, призывало к углублению веры, объявляло греховными развлечения.