Загадочная телеграмма атташе Баумбаха

(только документы)

Среди предвоенных документов 1941 г. имеется одна загадочная телеграмма, объяснение которой могло бы пролить свет на тайну 22 июня 1941 г. Это телеграмма военно-морского атташе Германии в СССР капитана 1-го ранга Вернера Баумбаха от 24 апреля. Но вначале обратим внимание и на несколько других документов.


Документы из книги «Оглашению не подлежит. СССР – Германия. 1939–1941» [86]

158.[20] Меморандум МИД Германии (Кому? По непонятной причине это нигде не указано. – А. О.)


Берлин, 13 марта 1941 г.

Государственная тайна

Генерал Варлимонт и капитан военно-морских сил Бюркнер высказали мнение, что по определенным причинам необходимы скорейшее прекращение деятельности многочисленных русских комиссий, работающих на германской территории на Востоке, и их немедленная отправка домой. Подобные комиссии все еще находятся на германской территории в связи с возвращением из Германии в Литву литовских эмигрантов. Еще действует германо-русская пограничная комиссия, а также несколько местных подкомиссий. Одни из этих подкомиссий находятся на русской территории, а другие – на территории Германии (и, между прочим, к югу от Сувалок). Работа этих подкомиссий должна была быть закончена к 10 марта. По ряду причин они еще не начали своей работы. ОКВ требует, чтобы было сделано все возможное для недопущения их работы.

Присутствие русских в этих районах Германии может быть разрешено лишь до 25 марта. В северном секторе уже собираются крупные контингенты германских войск. С 20 марта будут иметь место еще более крупные концентрации.

В связи с этим встает вопрос, не займет ли армия здание русского консулата в Кенигсберге.

(Риттер[21])

163. Посол Шуленбург – В МИД Германии

(После переговоров и подписания пакта о нейтралитете между СССР и Японией Сталин приехал проводить японского министра иностранных дел Мацуоку на вокзал. Среди провожавших был и германский посол в Москве Шуленбург. Вернувшись с вокзала, он немедленно дал телеграмму в Берлин, а через несколько часов отправил вот это дополнение к ней. – А. О.)


Телеграмма

Москва, 13 апреля 1941 – 21. 00

№ 884 от 13 апреля

В дополнение к моей телеграмме

№ 883 от 13 апреля

Срочно!

1. Как следует из заявления Мацуоки здешнему итальянскому послу, заверение Мацуоки, что он приложит все усилия для ликвидации японских концессий на Северном Сахалине, было письменно подтверждено письмом Мацуоки Молотову.

2. На вопрос итальянского посла, поднимался ли во время переговоров Мацуоки со Сталиным вопрос об отношениях Советского Союза с Осью, Мацуока ответил, что Сталин сказал ему, что он – убежденный сторонник Оси и противник Англии и Америки.

3. Отбытие Мацуоки задержалось на час, а затем имела место необычная церемония. Явно неожиданно как для японцев, так и для русских вдруг появились Сталин и Молотов и в подчеркнуто дружеской манере приветствовали Мацуоку и японцев, которые там присутствовали, и пожелали им приятного путешествия. Затем Сталин громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь всё для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности немецкого военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом.

(Шуленбург)

164. Поверенный в делах Типпельскирх – в МИД Германии Телеграмма


Москва, 16 апреля 1941 – 0.37

Получена 16 апреля 1941 – 3.10

№ 902 от 15 апреля 1941 г.

Срочно!

В дополнение к телеграмме № 884 от 13 апреля

Секретно!


Японский посол, которого я сегодня посетил, сказал мне, что с заключением советско-японского пакта о нейтралитете в советском правительстве создалась очень благоприятная атмосфера, в чем его убеждал Молотов, который сегодня попросил его прийти немедленно для продолжения переговоров о торговом соглашении. Заключение договора [о нейтралитете] вызвало разочарование и беспокойство в Америке, где с интересом следили за визитом Мацуоки в Берлин и Рим.

Сотрудники здешнего японского посольства утверждают, что пакт выгоден не только Японии, но и Оси, что он благоприятно воздействует на отношения Советского Союза с Осью и что Советский Союз готов сотрудничать с Осью.

Поведение Сталина в отношении господина посла на вокзале во время отъезда Мацуоки рассматривается здешним дипломатическим корпусом в таком же духе. Часто высказывается мнение, что Сталин специально воспользовался возможностью продемонстрировать свое отношение к Германии в присутствии иностранных дипломатов и представителей прессы. Ввиду постоянно циркулирующих слухов о неизбежном столкновении между Германией и Советским Союзом это следует считать заслуживающим особого внимания. В то же время изменившаяся позиция советского правительства связывается здесь с успехами германских вооруженных сил в Югославии и Греции.

(Типпельскирх)

Раз эту телеграмму отправил Типпельскирх, значит, можно предположить, что Шуленбург 14 апреля 1941 г. вылетел в Берлин, передав ему свои обязанности. Это подтверждает известный факт аудиенции Шуленбурга у Гитлера 28 апреля 1941 г., во время которой он якобы понял, что война с СССР неизбежна. Почему же сталинские дружеские объятья на перроне Казанского вокзала и сообщение японского посла о готовности Советского Союза сотрудничать с Осью вызвали у Гитлера решение воевать с СССР, то есть начать вдруг войну на два фронта?

А может быть, отъезд Шуленбурга имел другую цель и его пребывание в Берлине закончилось окончательным согласованием вопроса о присоединении СССР к Пакту трех и превращением его в Пакт четырех? Ведь к Первомаю Шуленбург вернулся в Москву вместе с советским послом в Берлине Деканозовым. А может быть, и тот был принят Гитлером 28 апреля вместе с Шуленбургом?

Во всяком случае, 1 Мая Сталин почему-то был не в удрученном, а в прекрасном настроении. Деканозов же стоял на трибуне Мавзолея рядом с ним, первым из советских послов удостоившись такой чести. C чего бы вдруг?

А следующий документ позволяет предположить, что уже 18 апреля 1941 г. (то есть сразу же после того, как Мацуока побывал в Москве, затем в Берлине и вновь в Москве) в Берлине находилась советская делегация, в состав которой входили Деканозов и Крутиков. С немецкой стороны в этой встрече участвовал Шуленбург. Кто же еще?

165. О соблюдении хозяйственного соглашения

Протокол

об итогах встречи между полномочными представителями Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик

по проверке соблюдения Хозяйственного соглашения

между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик

от 11 февраля 1940 г.


Полномочные представители Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик, действуя в соответствии со статьей 10 Хозяйственного соглашения между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик от 11 февраля 1940 г., на основании проверки ими соблюдения вышеуказанного соглашения на 11 февраля 1941 г., согласились в следующем:

По советским данным, советские поставки на 11 февраля 1941 г. исчисляются в 310, 3 миллионов марок. Поставки из Германии на эту сумму будут произведены не позже 11 мая 1941 г.

Исполнено в двух оригиналах, на немецком и русском языках каждый, оба текста считаются аутентичными.


Совершено в Берлине, 18 апреля 1941 г.


(За Правительство Империи К. Шнурре)(По полномочию Правительства СССР А. Крутиков)

166. Поверенный в делах Типпельскирх – в МИД Германии

Телеграмма

Москва, 22 апреля 1941 – 0. 05

Получена 22 апреля 1941 – 3. 30

№ 957 от 21 апреля

Срочно!

Генеральный секретарь Наркомата иностранных дел вызвал меня сегодня в свой кабинет и вручил мне вербальную ноту, в которой содержится требование безотлагательно принять меры против продолжающихся нарушений границы СССР германскими самолетами. В последнее время нарушения значительно участились. С 27 марта по 18 апреля произошло 80 подобных случаев.

Нота, к которой приложено подробное описание 80-ти нарушений, обращает особое внимание на случай с приземлившимся около Ровно 15 апреля самолетом, в котором были найдены фотоаппарат, несколько кассет отснятой пленки и порванная топографическая карта районов СССР, что свидетельствует о целях экипажа этого самолета.

Нота содержит дословно следующее:

«Соответственно, Народный Комиссариат считает, что необходимо напомнить германскому посольству о заявлении, сделанном 28 марта 1940 г. помощником военного атташе полпредства СССР в Берлине Имперскому маршалу Герингу, в котором говорилось, что Народный Комиссар обороны СССР сделал исключение из крайне строгих правил защиты советской границы и дал пограничным войскам приказ не открывать огня по германским самолетам, залетающим на советскую территорию, до тех пор, пока эти перелеты не станут происходить слишком часто».

В заключение в ноте еще раз подчеркнуто выражается надежда Комиссара Иностранных Дел, что германское правительство предпримет все необходимые меры, чтобы предотвратить нарушение государственной границы СССР германскими самолетами в будущем.

Генеральный секретарь просил меня передать содержание ноты в Берлин, что я и обещал сделать.

Ввиду того, что советская вербальная нота ссылается на недавний меморандум об аналогичных пограничных нарушениях границы германскими самолетами, а также напоминает нам о заявлении помощника военного атташе, следует, вероятно, ожидать серьезных инцидентов, если германские самолеты будут продолжать нарушения советской границы. Типпельскирх.

То, что телеграмму подписал Типпельскирх, вполне понятно, ибо Шуленбурга нет в Москве, он в Берлине. Но вот почему вербальную ноту вручает не нарком иностранных дел Молотов, как, например, 21 июня 1941 г., а Генеральный секретарь НКИД без указания фамилии, неясно. Может быть, Молотов в это время инкогнито тоже находился в Берлине, например, возглавляя советскую делегацию на тайных переговорах с Гитлером?

167. Военно-морской атташе в Москве – Военно-морскому командованию Германии

Телеграмма

24 апреля 1941 г.

№ 34112/110 от 24 апреля

Для военно-морского флота


1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию.

2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны.

3. Другие называют 20 мая.

4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым.

(Военно-морской атташе [Баумбах])

Это один из самых загадочных предвоенных документов и в первую очередь потому, что 24 апреля 1941 г. Гитлер еще никому, даже своим генералам, не назвал дату нападения на СССР. Тем более она не могла быть в этот момент названа английским послом Криппсом. Показательно, что именно заявления, якобы сделанные Криппсом о намечающейся войне СССР и Германии, будут указаны впоследствии в сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. чуть ли не в качестве главной причины его опубликования. Поэтому, если предположить, что 24 апреля положение было столь близко к войне, что даже заставило Сталина вскоре принять решение о возложении на себя обязанностей Председателя Совнаркома, непонятно как в этот же самый период советская делегация могла вести переговоры в Берлине и почему после ее возвращения в Москву Сталин 1 мая 1941 г. стоял на трибуне Мавзолея в прекрасном настроении. Скорее всего, разговоры о вероятности этого столкновении были «дезой» для англичан, а Председателем Совнаркома Сталин стал перед началом совместных военных действий против Англии.

А вот отрывок из другой публикации [102], позволяющий уточнить реальную дату телеграммы Баумбаха иным путем – из открытых в последние годы материалов о работе советских контрразведчиков перед войной:

Александр Пронин, полковникТайна особняка в Хлебном переулке

60 лет назад советской контрразведке удалось организовать регулярное прослушивание и запись конфиденциальных бесед германского военного атташе в Москве генерал-майора Эрнста Кёстринга и его сотрудников. Содержание этих материалов не оставляло сомнений: в ближайшее время Германия нападет на СССР… В 20-х числах апреля 1941 года они получили возможность ежедневно прослушивать и записывать откровенные беседы ничего не подозревавших германских дипломатов… 25 апреля 1941 года записан следующий разговор между заместителем германского военного атташе Кребсом и помощником военного атташе Шубутом…

Эта информация интересна тем, что хотя из других публикаций известно, что прослушивался только кабинет Кёстринга, беседу в нем ведут лица из его окружения, ибо сам он в это время находился в Берлине вместе с послом Шуленбургом и вернулся в Москву лишь к Первомайскому празднику.

Записи разговоров в немецком посольстве, доставляемые с конца апреля 1941 г. Сталину – практически с того самого времени, когда Баумбах якобы отправил своему начальству в Берлин телеграмму о том, что война Германии и СССР начнется 22 июня 1941 г., показывают, что в это время об этой дате не было даже никаких упоминаний.

…Аппаратура подслушивания день за днем фиксировала все, что происходило в стенах особняка генерала… Вот фрагмент послеобеденной беседы чинов военного и военно-морского атташата, похоже, сдобренной коньячком и состоявшейся в середине мая:

Кёстринг: …Наступать – вот единственно правильная вещь. Конечно, русские против войны. Я думаю, что все же они боятся…

Баумбах: У меня создалось впечатление, что русские пока спокойны.

Кёстринг: То дело, о котором мы говорили, должно оставаться в абсолютной тайне. Эти две недели должны быть решающими (сроки начала блицкрига против СССР фюрер неоднократно переносил; в середине мая речь шла о готовности к нападению 1 июня. – Примеч. А. Пронина)… Природные богатства! Это будут наши естественные завоевания…

Итак, если верить этой публикации, 25 апреля была записана беседа сотрудников немецкого военного атташата. Эта дата подозрительно близка к «24 апреля 1941 года», когда Баумбах якобы отправил в Берлин телеграмму с сообщением о том, что британский посол называет 22 июня 1941 г. датой начала войны Германии и СССР. Разговор, в котором речь идет о решающих «этих двух неделях», почему-то не датирован, хотя автор в газете «Труд» указывает, что он происходит в середине мая, из чего следует, что дата нападения Германии на СССР – 1 июня. Тогда почему же Баумбах, которому это говорит Кёстринг, никак не реагирует на новую дату – не радуется, например, что англичане не узнали истинную дату нападения и поэтому не сумеют предупредить Сталина? Скорее всего, потому, что на самом деле этот разговор происходил 8 июня 1941 г. (эта дата получается, если от 22 июня отнять 14 дней).

Маршал Советского Союза В. И. Чуйков в своей книге «Конец третьего рейха» (М.: Советская Россия, 1973), описывая свою беседу с парламентером фашистского руководства начальником Генштаба сухопутных войск генералом Кребсом 1 мая 1945 г., приводит его слова: «Я был также в Москве и до мая сорок первого года замещал там военного атташе». Известно, что Кребс находился в Москве до начала войны (c 1 мая вновь в роли заместителя военного атташе) и был обменен 19(?) июля 1941 г. на болгаро-турецкой границе вместе с работниками германского посольства в Москве на советских дипломатов и специалистов, находившихся в Германии.

Небезынтересен в этой связи и факт срочного отъезда 5 июня английского посла Криппса в Лондон по вызову его правительства (самолетом через Стокгольм), о чем он известил замнаркома иностранных дел Вышинского во время прощального визита в НКИД 4 июня. Если Криппса вызвали в Лондон для объяснений по поводу утечки от него информации о нападении на СССР 22 июня, то опять же более вероятно, что телеграмма Баумбаха была отправлена в Берлин 24 мая, а не 24 апреля.

Нельзя не обратить внимания и на то, что роковое сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г. начинается фразой: «Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”». Это также указывает на связь сообщения ТАСС с телеграммой Баумбаха, причем временной интервал между ними свидетельствует в пользу того, что телеграмма была отправлена 24 мая, а не 24 апреля.

Из этого следует, что, скорее всего, военно-морской атташе Германии Баумбах сообщил об исходящих от английского посла Криппса слухах о начале войны 22 июня 1941 г. телеграммой в Берлин 24 мая 1941 г., однако, возможно, на телеграмме месяц был указан латинскими цифрами: 24/V-41. Поэтому при публикации телеграммы Баумбаха в начале 90-х годов в целях сокрытия реальной даты латинскую цифру V без труда могли исправить на IV, после чего и появилась дата 24 апреля 1941 г. А добавлением первой и последней цифр мог быть изменен и исходящий номер этой телеграммы, переданной якобы не в МИД от посольства, а командованию ВМФ от военно-морского атташе.

Так что эта загадка может быть легко решена, если окажется, что в подлиннике телеграммы Баумбаха дата ее отправки указана латинскими цифрами. Остается лишь отыскать этот подлинник на немецком языке…