ЭПИЛОГ

Так закончилась жизнь Вильгельма Завоевателя, «и это был полный конец всего, что было в нем смертного, кроме его славы». Биограф всегда охотно преувеличивает значение того, чей портрет он создает. Нет сомнения, что самое важное в том историческом процессе, который был здесь рассмотрен, выходит за рамки жизненного пути одного человека, какой бы выдающейся личностью он ни был. Завоевание Англии нормандцами (которое было центральным событием в этом процессе) было самой революционной переменой в истории Англии между принятием англичанами христианства и Реформацией. Оно принесло новую монархию, феодальное государство особого типа, преобразованную церковь и новые идеи в политике и интеллектуальной жизни. При этом традиционный жизненный уклад был сохранен практически полностью. Сочетание многого нового с многим из возрожденного старого в определило в высшей степени индивидуальный характер уклада средневековой Англии.

Преобразования такого масштаба невозможно объяснить просто действиями одного человека. Еще меньше для их оценки годятся суждения, подсказанные заботами более поздних времен, в особенности потому, что эти суждения часто могут зависеть от религиозных, политических и общественных критериев, которые сами могут быть оспорены. По каким критериям нужно сравнивать церковь Ланфранка с церковью Алдреда, духовное совершенство Иоанна Феканского и Вулфстана, добродетели и пороки англо-нормандских аристократов и их английских предшественников? Как можно вынести окончательное суждение о сравнительных достоинствах политических связей средневековой Англии с Францией и со Скандинавией? На каких весах литературное творчество Эльфрика может перевесить творчество святого Ансельма? Как сравнить достоинства написанных на английском «Англосаксонских хроник» и написанной на латыни большой истории Ордерикуса Виталиса, который, кстати, тоже был англичанином, и определить, что весомее? Самое большее, что можно сделать для оценки этих перемен, — рассмотреть их в контексте их времени. Нормандское завоевание Англии было, подготовлено историческим ходом событий. Оно стало возможным благодаря возвышению уникальной в своем роде провинции и развитию той политики, которую она проводила. Поводом к нему послужило сложное переплетение политических взаимосвязей, возникших накануне 1066 года и связавших Францию, Скандинавию, Италию и значительную часть Западной Европы. Завоевание (чем бы его ни считали — добром или злом) имело не только светские, политические, но и социальные, религиозные и культурные последствия. Создание англо-нормандского королевства изменило политическое равновесие в Европе, обусловило многие события в последующей истории Франции, привело к изменениям во внутренней структуре средневекового западного христианства и в его влиянии на внешний мир.

Длительный кризис, охвативший королевство в середине XI века, представлял собой комплекс сложных причин и имел такие всеобъемлющие последствия, что никак не может быть отнесен к деятельности одного человека, кем бы он ни был. Тем не менее, принимая во внимание это замечание, трудно объяснить результаты происходившего тогда развития, если не учитывать личное влияние Вильгельма на каждый из тех политических процессов, о которых шла речь в этой книге. Место человека в истории определяется тем, в какой степени он может формировать запросы времени и одновременно откликаться на них. Способность действовать таким образом определяется личными качествами человека, и возможности для этого бывает больше в те времена, когда управление страной базируется на принципе личной власти. Именно поэтому личность и характер Вильгельма должны привлекать к себе внимание, раз они были одним из факторов, повлиявших на формирование Англии и Европы.

Как выглядел человек, который производил такое сильное впечатление на своих современников? Изображения Вильгельма на гобеленах из Байе, на его английской печати и на монетах, отчеканенных по его указанию, когда он был королем, слишком стилизованы и потому не дают ни малейшего представления о его внешности. Но литературные свидетельства рассказывают об этом яснее. Один монах-нормандец, который вполне мог лично видеть Вильгельма, описывает его как крупного, высокого, склонного к полноте силача воина с резким гортанным голосом, который вовсе не казался неуклюжим. Английские авторы свидетельствуют, что Вильгельм выглядел величаво «и когда сидел, и когда стоял», хотя нет сомнения, что уже в среднем возрасте он начал страдать от полноты, которая потом его обезобразила. Пишут, что он до конца жизни отличался прекрасным здоровьем, и часто упоминают о его необычной физической силе. Вильгельм Пуатьеский и Вильгельм Жюмьежский много рассказывают о его доблести на поле боя, и известно много примеров его способности переносить огромные физические нагрузки. Это описание, составленное по большому количеству источников, заслуживает доверия. Более того, оно может быть дополнено еще одним свидетельством особого рода. Когда в 1522 году впервые открыли могилу Вильгельма, то обнаружили, что тело в каменном гробу хорошо сохранилось, и, согласно старинному свидетельству, это было тело крупного человека с необычно длинными руками и ногами. Это предположение нашло подтверждение, поскольку единственная сохранившаяся после вандализма кальвинистов бедренная кость была измерена, и оказалось, что она принадлежала человеку ростом примерно пять футов десять дюймов (один метр семьдесят восемь сантиметров). В том же 1522 году с останков был написан портрет на деревянной доске, который был повешен над гробницей. Со временем он тоже был уничтожен, но в Кане сохранилась замечательная картина начала XVIII века, которая может быть копией с портрета XVI века. На картине изображен крупный телом монарх, властный, дородный, с пухлыми щеками и рыжеватыми волосами. Он одет как король XVI века и очень похож на знаменитые портреты Генриха VIII Английского, написанные при его жизни. Разумеется, подобного рода изображения требуют критической оценки, но если рассматривать его вкупе с другими свидетельствами, то есть достаточно оснований предположить, что оно в какой-то степени отражает, как выглядел Вильгельм Завоеватель.

По своим физическим данным Вильгельм был полной противоположностью своей жене, с которой был так близок. Современники, сознававшие, насколько велико было ее влияние, пишут о ее добродетелях, но никогда о ее внешности. Однако и в этом случае можно использовать специфические данные. Могила Матильды в церкви Святой Троицы в Кане подверглась такому же тотальному разрушению, как и могила ее мужа. Гроб, в котором покоилось тело, был уничтожен, но ее останки спасены и перезахоронены под той же каменной плитой, что и раньше. В 1961 году была проведена эксгумация. Результаты оказались удивительными. Кости принадлежали женщине очень маленького роста, едва ли выше пятидесяти дюймов (один метр двадцать семь сантиметров). Образ, который можно себе представить по этим данным, несомненно, будоражит воображение. Интересно также поразмышлять и о том, что знаменитая герцогиня и королева, которая успешно справлялась с функциями регента Вильгельма в Нормандии и по меньшей мере один раз воспротивилась воле своего грозного мужа, могла быть дамой такого крошечного роста. Величаво восседая на тронах, облаченные в парадные одежды, Вильгельм и его жена должны были выглядеть поистине замечательной парой.

Что касается характера Вильгельма, то незачем повторять здесь на удивление различные оценки, которые в течение веков создавала пропаганда. Но, к счастью, уцелели два описания, сделанные современниками Вильгельма, которые были знакомы с ним лично. Одно из них было составлено вскоре после смерти Вильгельма монахом из Кана. Оно заслуживает пространного цитирования: «Этот король превосходил в мудрости всех государей своего поколения и среди них всех выделялся величием духа. Он никогда не позволял себе отказаться от осуществления какого-либо предприятия из-за большого труда, которого оно требовало, и никогда не страшился опасности. Он с таким мастерством умел оценить истинное значение любого события, что мог одолевать превратности судьбы, а во времена процветания полностью использовать обещания непостоянной судьбы. Он был велик телом и силен, высок ростом, но этот рост не делал его неуклюжим. Он также был умерен в еде и питье — особенно в питье, поскольку все люди были для него отвратительны, когда пьяны, и в особенности он презирал пьянство в себе и своих придворных. Он употреблял так мало вина и других напитков, что после еды редко пил более трех раз. Речь его лилась легко и была убедительной, причем он хорошо умел все время давать понять, какова его воля. Голос его звучал резко и грубо, но то, что он говорил, всегда было уместным. Он строго исполнял христианские обряды, чему был обучен еще в детстве, и, если позволяло здоровье, с большим благочестием присутствовал на церковных службах каждое утро и каждый вечер на мессе». Это замечательные слова. Конечно, нужно учитывать происхождение его автора и не все принимать на веру. Но простота и подробное описание обстановки вызывают доверие к нему, так что его нельзя просто отложить в сторону. Этот текст нужно считать данью уважения, которую принес Вильгельму человек, не понаслышке знавший, о чем пишет.

Однако их нужно сравнить с другой оценкой; ее примерно в то же время дал Завоевателю англичанин, который «видел его и одно время жил при его дворе». Вильгельм вновь предстает перед нами как «очень мудрый человек и очень могущественный, более уважаемый и сильный, чем был любой его предшественник». Но ему присущи и такие черты, как грубость, жадность, жестокость, он суровый и свирепый притеснитель. Равновесие добра и зла в этом суждении о Вильгельме подчеркнуто заключительной фразой характеристики: «В том, что мы написали о нем, есть и хорошее, и плохое».

Эти ранние рассказы о Вильгельме Завоевателе вызывают живой интерес, и важно выяснить, в какой степени их правдивость может быть подтверждена. Например, нет сомнения в том, что Вильгельм отличался той зверской жестокостью, которая была свойственна очень многим светским правителям его времени. В Англии считали, что в одном случае он совершенно безосновательно был особенно бесчувственным к человеческим страданиям. Предание гласит, что место под названием Нью-Форест было создано по его воле. Вполне возможно, что количество опустошений, которое это решение повлекло за собой, преувеличено, но нет сомнений, что население многих деревень было истреблено, а также пострадало церковное имущество. В этом лесу погибли многие члены семьи Вильгельма: примерно в 1075 году его второй сын Ричард, в 1100 году его третий сын Вильгельм и позже его внук Ричард (внебрачный сын Роберта). Авторы XII века без труда объясняли это Божьей карой за совершенные злодеяния. Еще большего осуждения заслуживают зверские наказания, которые угрожали тем, кто добывал для себя дичь, принадлежавшую королю. Рассказывая об этом, автор «Англосаксонских хроник» в порыве гнева начинает изъясняться неуклюжими стихами:

Дичь он очень защищал
И закон издал: кто убьет олениху или оленя,
Того ослеплять без сожаленья.
Кабанов и оленей-подростков он охранял
И взрослых оленей любил,
Словно был их отцом.

К сожалению, Вильгельм заслужил эти обвинения. Более того, закон о лесах, который стал характерной особенностью средневековой Англии, в своей основе был принесен из Нормандии. Но данный вопрос нужно рассмотреть комплексно. Вильгельм прибыл в Англию из провинции, которая в его времена, так же как и теперь, изобиловала лесами, и права герцога относительно лесов зафиксированы в грамотах XI века. В Англии и до Нормандского завоевания рукотворный королевский лес охранялся очень строго. Это было привычным явлением. Кнут сурово карал тех, кто охотился в его лесах, Эдуард Исповедник также был страстным охотником. Конечно, Завоеватель расширял площадь королевских лесов в Англии, и делал это с безжалостной жестокостью, но не он создал условия, которые сделали такие действия возможными, и не он один так поступал.

Правда, более серьезное обвинение того же рода можно было бы предъявить Вильгельму по поводу жестокости, которой отмечены многие из военных походов. Ужасы, творившиеся в 1051 году в Алансоне, повторились в 1087-м в Манте. В 1066 году движение войск Вильгельма вокруг Лондона сопровождалось полным опустошением местности. Хотя такие поступки невозможно оправдать, они не были беспричинными и бесцельными. Разграбление Алансона положило конец сопротивлению Донфрона. В 1066 году уничтожение Ромни сделало возможным бескровное занятие Дувра. Создание «мертвой зоны» вокруг Лондона можно трактовать как стратегическую меру, а в 1068 году в Эксетере, после того как он сдался, Вильгельм не позволил своим войскам грабить. Тотальное опустошение севера Англии в 1069–1070 годах было еще ужаснее и губительнее, и его невозможно оправдать даже тем критическим положением, в котором тогда находилось англо-нормандское королевство из-за угрозы со стороны Нортумбрии и Шотландии, Норвегии и Мена. Действительно, в некоторых случаях Вильгельм бывал чудовищно жесток. Но мы не должны впадать в самодовольство, осуждая его. Он был не первым и не последним королем Англии, который опустошал сельскую местность ради охотничьих забав, а люди XII века имели мало прав для того, чтобы судить людей XI века за безжалостность на войне.

Вильгельм был запятнан кровью. Но его алчность была почти так же отвратительна, как эта кровь. О ней упоминается в большинстве рассказов о Вильгельме. Разумеется, главной жертвой была Англия. Правда, алчность Вильгельма главным образом объяснялась тем, что ему были нужны средства на оплату наемных воинов, но она была постыдна, а вызванные ею бедствия были неисчислимы. Безжалостность, с которой он выжимал из Англии деньги, должна быть положена на одну чашу весов, а на другую — эффективность системы государственного управления. Его налоги были грабительскими, взимались немилосердно и часто несправедливо:

Он строил замки
И жестоко угнетал бедняков.
Этого короля ничем умолить было нельзя.
Он отнял у своих подданных
Много марок золота
И еще больше сотен фунтов серебра.
То и другое брал он у своего народа по весу
И проявлял в этом мало справедливости,
А нужды большой не имел он для такого дела.
Алчность обуяла его,
И полюбил он жадность больше всего.

Нет ничего удивительного в том, что составление «Книги Судного Дня» вызвало бунты, поскольку тогда Вильгельм «поступал согласно своему обыкновению, то есть брал огромные суммы денег каждый раз, когда имел для этого какой-нибудь предлог, справедливый или нет».

Однако нужно взглянуть и на оборотную сторону медали. Тот же английский автор, который живописал жестокости правления Вильгельма, затем рассказал о королевском покровительстве церкви, о великолепии торжественных приемов, на которых Вильгельм появлялся в парадном облачении, о монаршем достоинстве Вильгельма и об уважении, которое тот внушал к себе. Но главное, он поведал о хорошем порядке, который создала суровая система правления: «Никто, как бы могуществен он ни был, не смел ничего делать против его воли», и в результате «любой честный человек мог ездить по его королевству с полной пазухой золота и оставаться невредимым, и ни один человек не смел ударить [или убить?] другого». Это был сильный, не знавший жалости король. Но он не был простым тираном, который думает лишь о себе, и те, кем он управлял, тоже не считали его таким. Они сами чувствовали на себе суровость его правления, но, испытав на себе также и «благую безопасность, которую он создал в стране», эти люди предоставляли Богу судить короля за беспощадность, с которой тот подавлял беспорядки.

Это был милосердный приговор, для которого потребовалась снисходительность к чужим недостаткам, поскольку человеческий облик, который рисуют перед нами эти авторы, вызывает отвращение. Однако в Средние века считалось, что долг короля — обеспечивать своей стране сильное правосудие, и любой монарх XI века должен был иметь большие трудности со спасением своей души. Кроме того, глядя на жизненный путь Вильгельма, мы не можем не восхититься в какой-то мере — вместе с его современниками — его мужеством, решимостью, силой воли.

В судьбе Вильгельма проявилась неизбежная связь личности и власти. Его пример демонстрирует, как решимость и сила духа могут влиять на ход событий больше, чем материальные ресурсы, и как выбор цели, если быть ей неизменно верным, может в конечном счете решить исход дела. Нет сомнения, что трудное детство Вильгельма и юность, проведенная в изнурительной борьбе за выживание, стали суровой школой для его характера. Но в этом человеке была поразительная сила, которая помогла ему возвыситься от незаконнорожденного сына до полновластного государя и добиться от окружавших его суровых людей той поддержки, которая сделала возможным его успех. Только благодаря этому герцог Нормандии смог занять доминирующую позицию в устранении кризиса, охватившего западное христианство. Она позволила ему внести свой вклад в соединение судеб средневековой Англии и латинской Европы в то время, когда их государственные и религиозные структуры приобретали (частично в результате его собственных действий) черты, характерные для развитого Средневековья.

Его энергия также заслуживает того, чтобы остаться в памяти потомков. Например, в период с 1051-го по 1054 год, когда Вильгельму не было еще и тридцати, он вел военные действия в Мене, захватил Руан и графство Арк, подавил мощное восстание в Верхней Нормандии, организовал оборону герцогства от короля Франции, созвал съезд в Лизье и низложил архиепископа Руанского. В течение всей жизни он проявлял постоянную активность и всегда находился в движении. Он часто переправлялся через Ла-Манш, и, вероятно, этих поездок было больше, чем нам известно, поскольку могло получиться так, что не все они удостоились отдельного упоминания в летописях. Нет сомнения, что Вильгельм обладал даром вести за собой людей, и сила этого дара была огромна. Например, он не позволил многочисленному войску не привыкших к послушанию наемников разграбить сельские местности Нормандии, а в судьбоносную ночь 27 сентября 1066 года, когда он, потеряв связь со своим флотом, оказался один посреди Ла-Манша и судьба всего похода висела на волоске, Вильгельм стал «пировать, словно был у себя дома», чтобы вернуть мужество своим людям. Врожденный дар повелевать делал его владыкой людей.

Такого человека следовало бояться. «Графов он держал в оковах, епископов изгонял с кафедр, а монастырских настоятелей из их монастырей, тэнов сажал в тюрьму и под конец не пощадил даже собственного брата Одо». С другой стороны, мало кто из его противников в Англии или Нормандии до или после 1066 года был лишен жизни, когда оказался в его руках. Исключением стал Вальтеоф, о котором до сих пор спорят, справедливо ли он понес кару. Позднее имели хождение рассказы о том, что для устранения своих врагов он пользовался ядом. Они являются вымыслом, и ни одна насильственная смерть, в которой когда-либо обвиняли Вильгельма, не была так ужасна, как жестокое убийство этелинга Альфреда в 1036 году или отвратительное убийство Бьерна на кораблях Свена в 1049 году. Но в некоторых случаях Завоеватель на удивление мягко обходился с противниками, оказавшимися в его власти. Его обращение с Нижелем, владетелем Сен-Совье, Вильгельмом, графом Арка, и с Эдгаром-Этелингом даже можно назвать великодушным.

По сути дела, в его характере был какой-то парадокс. Жестокости Вильгельма, его алчность и его поработительские поступки говорят сами за себя и достойны порицания. Но ошибочно считать его грубым головорезом или кровожадным чудовищем. Он заслужил уважение многих знаменитых современников не только за то, что активно покровительствовал церкви. Когда он назначал на должности служителей церкви, то, как правило, делал хороший выбор; его сотрудничество с Ланфранком делало честь им обоим, и папа, противником которого он был, с похвалой отзывался о почтительном отношении Вильгельма к религии. Собственная набожность Вильгельма, несомненно, была искренней. Он был умерен в еде и питье и считался крайне воздержанным в отношении любовных утех с женщинами. Вильгельм был способен испытывать сердечную привязанность к людям и иногда был способен внушить ее. В некоторых случаях он мог даже быть приветливым и великодушным. Как раз эта удивительная черта его характера прежде всего вспомнилась тем людям, которые собрались в Кане после похорон Вильгельма, чтобы поразмыслить о превратностях судьбы, которые он испытал на своем веку. В итоге Вильгельм остается в определенном смысле загадкой: лишенный привлекательности, он вызывал восхищение, замкнутый по характеру — властвовал над людьми.

Характер Вильгельма отразился в его общественной политике. Среди исследователей, изучающих события той эпохи, найдется немного людей, которые будут склонны недооценивать его личный вклад в историю. Когда он был герцогом, усиление и возвышение Нормандии происходило во многом благодаря его руководству. В 1066 году его дипломатическое мастерство было таким же выдающимся, как и талант военачальника. Став королем Англии, он установил новый феодальный порядок, и сделал это без анархии, хотя и посредством ограбления побежденных. Он способствовал преобразованию английской церковной жизни. Наконец, он не только сохранил королевство, которое завоевал, но и вдохнул жизнь в его многие древние институты. Смерть Вильгельма Завоевателя многими была воспринята как предвестие катастрофы. Его многие ближайшие сподвижники удалились от мира и провели остаток жизни в монастырском уединении, а людей менее знатных охватил сильнейший страх перед беспорядками, которые, как они опасались, должны были начаться после его кончины.

Вильгельм Завоеватель был продуктом своего времени, а достигнутые им успехи во многом были обусловлены общеисторическими процессами, над которыми он был не властен. Созидательный характер его мастерства государственного деятеля проявился в том, что он умел корректировать свою задачу в соответствии с изменявшимися условиями. Вильгельм обгонял свое поколение, но и служил ему: он не только сам создавал возможности, но и хватался за те, которые возникали без его участия. Его главная заслуга — в прочности его достижений. Без него завоевание Англии нормандцами было бы невозможно, а результаты этого завоевания во многом были бы иными.

«Поистине это был великий государь: он был полон надежды для того, чтобы начинать великие предприятия, и полон мужества для того, чтобы доводить их до успешного конца. За большинство своих действий он достоин похвалы и за все заслуживает прощения. Немалая честь для него в том, что короли, правившие Англией после него, все без исключения считали его родоначальником того порядка, который поддерживали в стране, и считали так не только из-за его побед в Англии, но в основном из уважения к его добродетели и доблести». Так написал о Вильгельме Завоевателе Джон Хейворд в 1613 году. И его слова — слова современника Шекспира — могут послужить прекрасным завершением этой книги.