Глава 10

МОСКОВСКАЯ ДИРЕКТИВА

3 июля 1919 года главнокомандующий Вооруженными силами Юга России генерал Деникин, выступая на параде в честь взятия Царицына, провозгласил поход белых армий на Москву. Объявленный им план освобождения столицы России от большевиков получил название «Московской директивы». В соответствии с этим планом, главный удар в направлении Курск – Орел – Тула наносила Добровольческая армия генерала Май-Маевского. Донская армия генерала Сидорина должна была наступать восточнее, по линии Воронеж – Козлов (ныне Мичуринск) – Рязань. Кавказская армия Врангеля воевала в Поволжье.

Директива застала деникинскую авиацию в момент радикального перевооружения. В Черноморские порты начали прибывать пароходы с давно обещанными английскими самолетами. У белых летчиков наконец-то появилась возможность пересесть с устаревших и донельзя изношенных «гробов» на новые современные машины. Но как только авиаторы поняли, ЧТО им прислали союзники, их энтузиазм быстро пошел на убыль. Во-первых, самолеты оказались не совсем новыми, а точнее – совсем не новыми. Англичане просто начали переправлять в Россию имущество расформированных в связи с окончанием Первой мировой войны дивизионов с Македонского и Палестинского фронтов.

Надо сказать, что эти фронты всегда считались второстепенными, и передовая техника редко туда попадала. К тому же, поставляемые белогвардейцам машины уже находились в эксплуатации почти год, а что это значило для тогдашних «скоропортящихся» самолетов, мы наглядно обрисовали в главе 4.

Во-вторых, почти две трети от всех авиационных поставок (более 80 машин) составляли самолеты RAF RE.8 («Ариэйт»). На этом летательном аппарате следует остановиться поподробнее. Созданный еще весной 1916 года двухместный разведчик и легкий бомбардировщик RE.8 считался тогда самым скоростным и хорошо вооруженным в своем классе самолетом Великобритании. Благодаря этому его приняли на вооружение и построили свыше четырех тысяч экземпляров.

Но были у «Ариэйта» и другие, гораздо менее приятные качества – сложность управления, неустойчивость, склонность к сваливанию в штопор, да еще и повышенная пожароопасность, обусловленная, вероятно, дефектами бензосистемы. История боевого применения этой машины омрачена сотнями аварий и катастроф. Известны даже случаи, когда британские пилоты отказывались летать на «Ариэйтах», предпочитая им более старые, зато не столь опасные аппараты. Уже в 1918-м RE.8 начали снимать с вооружения Королевских ВВС, однако именно они составляли основу британской авиационной помощи деникинцам. Но белые летчики, вспоминая известную поговорку о дареном коне, были рады и такому «подарку».

Сначала в Новороссийск прибывали примерно в равных количествах «Де Хэвилленды», «Кэмелы» и «Ариэйты». Затем поставки первых двух типов почти прекратились, а поступление «Ариэйтов» шло по нарастающей вплоть до ноября 1919-го.

В середине июня[21] 1-й им. генерала Алексеева авиаотряд Добровольческой армии, первым, как ему и положено, получил шесть «Де Хэвиллендов». До того алексеевский отряд, воевавший в Донбассе, имел на вооружении своеобразную коллекцию раритетных аэропланов, обладание которой сделало бы честь любому авиационному музею. На 1 января 1919-го в нем числился «Ньюпор-23», «Альбатрос» В-II, два «Вуаполта» (то есть, «Вуазена-полтора», как у нас иногда называли «Вуазен» с двигателем «Сальмсон» в 150 л.с.), довольно редкий немецкий истребитель «Роланд» D-II (всего в Россию попало 2 трофейных экземпляра этой машины), а также еще один «Альбатрос» неизвестной модификации с явно самодельной установкой двигателя «Фиат» в 240 л.с. Относительно последнего в архиве отряда есть любопытная телеграмма на имя инспектора авиации Добровольческой армии Кравцевича, датированная 7 апреля 1919-го: «Альбатрос-Фиат 240 сил поломан. Тяжелый мотор в воздухе стал вибрировать и при посадке отвалился от фюзеляжа». Резолюция на телеграмме: «Сдать в Донской авиапарк».

На фоне подобной техники даже «Ариэйт» мог показаться верхом совершенства. Но алексеевцам крупно повезло – им достались «Де Хэвилленды». Буквально за месяц изучив новые для себя машины, они 26 июня вылетели на фронт к генералу Шкуро. В начале июля 6-й отряд так же быстро освоил истребители «Сопвич Кэмел».

3-й, 4-й и 9-й отряды решили вооружить «Ариэйтами», и тут начались проблемы. Переучивание на RE.8 даже для опытных пилотов было длительным и сложным процессом. Для обучения летного и наземного персонала англичане направили в Екатеринодар инструкторскую миссию RAF, которая приступила к работе в июне 1919-го. Туда же в начале июля прибыли с фронта деникинские летчики. Их переподготовка затянулась почти на два месяца.

«Ариэйт» в полной мере продемонстрировал свой коварный нрав. 19-го, 21-го и 24-го августа по разным причинам попали в аварии три английских инструктора, лейтенанты Смит, Ритчи[22] и Хэд. Пилоты остались живы, но машины были разбиты вдребезги. Первыми в России жертвами «Ариэйтов» стали два донских летчика – поручик Осташевский и прапорщик Бобров, которые разбились в августе. А 2 сентября из-за срыва в штопор на виражах один за другим врезались в землю еще два RE.8 c русскими экипажами. Погибли корнет Лясковский, подпоручик Машурко, механики Панченко и Плосколобов. Доверие к «Ариэйтам» было основательно подорвано.

К июлю 1919-го в Добровольческой армии числилось 106 боевых самолетов, сведенных в девять авиаотрядов. Но эти солидные цифры не отражали реального положения дел. Три отряда, недавно получившие «Ариэйты», как мы уже знаем, надолго выбыли из борьбы. Еще один, 7-й, существовал лишь номинально. В апреле он в спешке эвакуировался из Одессы, оставив там часть людей и все свои машины.

5-й отряд вначале действовал совместно с англичанами против Астрахани, а затем плотно «увяз» на Северном Кавказе в боях с горскими повстанцами. Еще в марте чеченский имам Узун-Хаджи поднял среди своих соплеменников мятеж под лозунгом священной войны против «неверных». Повстанцы засели в труднодоступных горных аулах, нападая на обозы и небольшие гарнизоны деникинцев.

Выделить достаточно войск для борьбы с мятежным имамом белогвардейцы не могли, так как почти все их наземные силы были задействованы в войне против красных. Поэтому они ограничились защитой относительно крупных городов, вроде Грозного или Владикавказа, и оказанием психологического давления на повстанцев с помощью авиации. В течение лета и осени экипажи 5-го отряда осуществляли разведку в горах и бомбили мятежные аулы, что в значительной мере сдерживало активность воинов имама.

Таким образом, против большевиков белогвардейцы могли выставить лишь три отряда, 1-й, 2-й и 6-й, в которых насчитывалось не более 20 самолетов. И с этими силами добровольцы решили наступать на Москву.

Аналогичная картина складывалась и в донской авиации. Из шести её отрядов полностью боеспособным являлся лишь один, успевший пересесть на «Кэмелы». Остальные по-прежнему комплектовались износившимся старьем, большая часть которого постоянно пребывала в ремонте.

У красных же на Южном фронте, по данным А.В. Сергеева, базировалось 32 авиаотряда, а к августу их число возросло до 36! Советское командование понимало, откуда начала исходить главная угроза. Против Деникина действовало более половины всего воздушного флота РСФСР. Даже если принять среднюю численность отряда в четыре самолета и вычесть отряды, воевавшие в Поволжье, получится, что красные обладали на Московском направлении, как минимум, четырехкратным превосходством в воздухе.

Но по целому ряду причин реализовать это превосходство не удалось. Советская авиация по-прежнему страдала от нехватки топлива, запчастей, транспортных средств и аэродромного оборудования, многие пилоты были неопытны: летали плохо, а метко стрелять и бомбить вообще не умели, метеослужба фактически отсутствовала, не было налажено взаимодействие между воздушными и наземными войсками. В результате всего этого в летних боях с Деникиным советская авиация проявила себя весьма незначительно.

Между тем в июле Добровольческая армия начала воплощать в жизнь «Московскую директиву». Белогвардейцы выбили красных из Полтавы, взяли Белгород и, преодолевая растущее сопротивление, двигались к Курску. В боях принимал участие 1-й добровольческий авиадивизион, приданный армейскому корпусу генерала Бредова. Дивизионом, составленным из 1-го и 6-го отрядов, командовал полковник Коновалов. В момент отправки на фронт, 22 июля, дивизион насчитывал шесть «Де Хэвиллендов» и восемь «Кэмелов». Удивительно, но никаких других авиационных частей в направлении главного удара у деникинцев не было!

Чтобы хоть как-то компенсировать свою малочисленность, белые летчики старались изо всех сил. За последние восемь дней июля только «Де Хэвиленды» 1-го отряда (данных по 6-му не сохранилось) совершили 36 боевых вылетов на разведку и бомбардировку, сбросив более 180 кг бомб. В следующем месяце пилоты авиадивизиона выполнили уже 129 боевых полетов общей продолжительностью 349 часов и сбросили на противника 720 кг бомб.

* * *

К началу августа большевики сосредоточили против 40 тыс. добровольцев и примерно такого же количества донцов более 170 тыс. штыков и сабель, не считая вспомогательных частей и гарнизонов укрепрайонов. Обладая двойным численным перевесом, руководство Южного фронта стало готовить контрнаступление. Но деникинцы вовремя разгадали замысел противника и решили нанести упреждающий удар. 10 августа только что сформированный на Дону корпус генерала Мамантова (в советской литературе его фамилию обычно писали «Мамонтов») прорвал фронт на стыке 8-й и 9-й армий красных и устремился на север, к Тамбову. Начался знаменитый «мамонтовский рейд» казачьей конницы по советским тылам, сломавший все планы большевистского командования.

Казаки разгромили во встречном бою преградившую им путь 56-ю стрелковую дивизию и 18-го августа ворвались в Тамбов. Затем, повернув на запад, они 22-го захватили Козлов (ныне Мичуринск), где размещался штаб Южного фронта. Узнав о приближении противника, красные бежали в Орел. Управление войсками было потеряно.

Внезапный налет мамантовской конницы застиг авиацию 8-й армии прямо на аэродроме у станции Алексеевка. Там базировались 1-й истребительный и 23-й разведывательный отряды. Летчики и наземный персонал разбежались, бросив все вооружение и технику. Казаки, не зная, что делать с аэропланами, порубали их шашками. Матчасть 48-го отряда мамантовцы захватили на железнодорожных платформах, подготовленных к эвакуации. Самолеты они сожгли, а автомашины забрали в качестве трофеев.

Несколько авиаторов, бежавших из Алексеевки, решили на грузовике прорваться в Елец, но возле Задонска их остановил завал на дороге, устроенный восставшими крестьянами. Мужики, приняв кожаные куртки летчиков за ненавистные комиссарские тужурки, перебили пытавшихся отстреливаться красвоенлетов топорами и вилами. Среди погибших был и командир 23-го отряда Сатунин, который еще в 1918 году прославился тем, что под угрозой расстрела заставлял своих подчиненных бомбить мирное население Казани.

В Кремле быстро поняли опасность мамантовского рейда. Против казаков экстренно стягивались войска, в том числе и снятые с фронта. Но мамантовцы, которых было всего-то около семи тысяч, не вступали в бой с превосходящими силами противника. Искусно маневрируя, они обходили заслоны и молниеносными атаками захватывали один город за другим. 27-го августа был взят Раненбург (ныне – Чаплыгин), 28-го – Лебедянь, 31-го – Елец. Везде казаки громили советские учреждения, забирали трофеи и так же быстро исчезали.

4-й Донской авиаотряд, вооруженный «Кэмелами», отвечал за воздушную связь мамантовского корпуса со штабом Донской армии. Это было нелегкой задачей, поскольку корпус находился в непрерывном движении, постоянно меняя маршрут. Авиаторам приходилось разыскивать казаков на переполненной советскими войсками территории, ежеминутно рискуя погибнуть или попасть в плен. Однажды командир отряда капитан Снимщиков, знакомый нам по главе 3, совершил роковую ошибку, приняв красную кавалерийскую часть за один из мамантовских эскадронов. Только приземлившись, чтобы передать пакет, летчик разглядел, что на плечах кавалеристов нет погон, а на фуражках – пятиконечные звезды. Но ничего изменить уже было нельзя. Всадники окружили машину. Пленника вытащили из кабины и повели в штаб. Снимщиков понимал, что ему, как перебежчику, пощады не будет. Он бросился на конвоира, пытаясь выхватить винтовку, и тут же был застрелен.

Между тем большевистское руководство, видя неспособность Красной армии покончить с Мамантовым, в спешном порядке изыскивало новые способы борьбы. В.И. Ленин решил сделать ставку на авиацию. Вообще, рассматривая отношение советского лидера к Военно-воздушному флоту, надо отметить, что он вспоминал об этом роде войск только в самых крайних случаях, когда все другие средства отсутствуют или уже испробованы и не принесли результата. За годы Гражданской войны Ленин всего дважды лично настаивал на боевом применении авиации. Первый раз в 1918-м, когда англичане высадились в Архангельске и их некому было остановить. А второй – разгром конницей Мамантова тылов Южного фронта. Но как только угроза отступала, «вождь мирового пролетариата» снова видел в аэропланах лишь средство связи и агитации.

Идею Ленина разбомбить казаков активно поддержал главнокомандующий Вооруженными силами РСФСР С.С. Каменев. 23 августа он направил в Авиадарм весьма красноречивый приказ: «Из безвыходного положения найти выход: создать в 24-часовой срок авиационный кулак с тем, чтобы через 48 ч. он был в Кшени, что южнее Тулы, с целью вести оттуда разведку и атаками с воздуха задержать наступление конницы, пока на ее пути не будут сосредоточены достаточные силы пехоты».

Чрезвычайный характер приказа предполагал соответствующие меры для его исполнения. Руководство Авиадарма во главе с Акашевым стало лихорадочно думать, где взять силы для «авиационного кулака». На первый взгляд, в многочисленных фронтовых отрядах людей и техники хватало с избытком. Однако быстро стянуть все это в Кшень в условиях полного хаоса и неразберихи, устроенных казаками, не было никакой возможности. Большинство линий связи не действовало, и Авиадарм даже не знал, где в данный момент находится тот или иной отряд и существует ли он вообще.

Оставалось несколько авиачастей столичного военного округа и последний резерв – Московская летная школа. 24 августа из них была создана Авиагруппа особого назначения (АГОН), командование которой принял на себя сам Константин Акашев. В тот же день он издал приказ № 1 по авиагруппе: «Начальник М.А.Ш. (Московской авиашколы. – Прим. авт.) в.л. Братолюбов с инструкторами и л/с школы командируется в формируемый а/о особого назначения инструкторов М.А.Ш. В состав АГОН КВФ входят: Отряд особого назначения инструкторов М.А.Ш, 41-й, 51-й РАО, 8-й а/о истребителей и 2 корабля «Илья Муромец». «...» На АГОН возлагается задача уничтожить прорвавшиеся части Мамантова пулеметным огнем сверху и бомбами».

Как видно из приказа, основные надежды Акашев возлагал на опытных пилотов-инструкторов Московской авиашколы. Перечислим их поименно: Ю.А. Братолюбов – командир инструкторского отряда, Е.А. Герасимов, Б.Н. Кудрин, А.А. Лёвин, И.Б. Поляков, Б.К. Россинский и А.Г. Трусков, всего семь человек. Через несколько дней к ним присоединился летчик Сапожников. Для отряда отобрали 15 лучших самолетов авиашколы: семь «Ньюпоров-17», три «Сопвича-полуторастоечных», «Фарман-30», «Вуазен», LVG C-VI, истребители «Виккерс» и «Сопвич-Триплан».

Кстати, это тот самый «Триплан», единственный в России, который сейчас украшает коллекцию Монинского авиационного музея. Возможно, благодаря своей необычной схеме, только он один сохранился до наших дней из многих сотен аэропланов, воевавших на фронтах Гражданской войны. Если вам случится побывать в Монино, обязательно взгляните на этот уникальный экспонат. Там же находится и подлинный «Вуазен», когда-то принадлежавший Московской авиашколе. Правда, уже невозможно точно установить, тот ли это «Вуазен», что входил в состав Авиагруппы особого назначения.

Разумеется, выдержать жесткие сроки, заданные в приказе С.С. Каменева, не удалось. Только 27 августа эшелон с наземными службами инструкторского отряда убыл на фронт. На следующий день вылетели экипажи. 29-го отряд собрался у станции Жданка под Богородицком, откуда решили начать боевую работу. 1 сентября в Жданку прибыл из Серпухова 41-й РАО (командир И.А. Дудолев, летчики: Земблевич, Кононенко, Малышев и Кудбанц). На шесть летчиков в 41-м отряде имелось только три аэроплана, поэтому еще три машины («Виккерс», «Вуазен» и «Фарман») временно передали из отряда инструкторов М.А.Ш.

30 августа Герасимов с летнабом Мининым и Братолюбов совершили первые боевые вылеты Авиагруппы. Минин обнаружил и обстрелял из пулемета казачий разъезд, численность которого он оценил примерно в 15 человек. Братолюбов, летевший на «Триплане», атаковал небольшой белогвардейский обоз из трех подвод. При стрельбе у его самолета отказал синхронизатор и лопасти винта мгновенно разнесло в щепки. Летчик совершил вынужденную посадку у деревни Крутая. Он вернулся на следующий день, установив привезенный с аэродрома запасной пропеллер.

В первых числах сентября экипажи авиагруппы успели совершить еще несколько разведок, но противника так и не обнаружили. Казаки словно сквозь землю провалились. На самом деле генерал Мамантов вновь обманул неприятеля. Красные полагали, что враг пойдет к западу, на Орел. Туда срочно перебросили приданные АГОН тяжелые бомбардировщики «Илья Муромец», а также 8-й и 51-й авиаотряды. Мамантов же резко сменил направление, повернув свои полки на юго-восток. Советские летчики целыми днями напрасно кружили в небе между Орлом и Ельцом, осматривая каждую лесную тропинку, а белая конница тем временем мчалась сквозь дождь в противоположную сторону. 5 сентября мамантовцы взяли Задонск, 6-го – Грязи 7-го – Усмань. В тот же день отделившаяся от главных сил корпуса колонна генерала Постовского захватила Касторное, в сотне километров от Усмани. Это окончательно сбило с толку большевистских стратегов. Никто не мог понять, где казаки и куда они собираются нанести очередной «визит».

Ситуация начала проясняться 10 сентября, когда разрозненные части мамантовцев вновь соединились в районе Воронежа. Следующим утром казаки начали артиллерийский обстрел, а 12-го ворвались в город. Только когда белогвардейские пушки открыли огонь по Воронежу, красные поняли, что генерал не собирается наступать на Орел.

Мамантовцы, действуя по своей обычной программе, разнесли советские учреждения, основательно «почистили» склады и уже через несколько часов ушли с богатой добычей на юг. Красные же по-прежнему с опозданием воспринимали происходящее. Только 14 сентября Авиагруппа особого назначения, сосредоточенная к тому времени в Кшени, получила приказ произвести воздушную разведку с целью выяснить, в чьих же все-таки руках Воронеж!

Приказ выполнил летчик Кожевников из только что присоединенного к АГОН 1-го Советского отряда истребителей. Слова из доклада Кожевникова «противник отошел» вызвали у командования Южного фронта вздох облегчения. Это была едва ли не первая за все время существования авиагруппы действительно ценная развединформация.

Между тем в Кшени, куда с 9 сентября начали перебрасывать авиачасти с Орловского направления, постепенно собралась довольно мощная авиагруппировка. К 15 сентября в состав АГОН входили уже шесть авиаотрядов: 1-й Советский, 8-й истребительный, 13-й Казанский, 41-й и 51-й разведывательные, а также отряд инструкторов М.А.Ш. Кроме того, в Кшень прилетел «боевой корабль» «Илья Муромец» Г-3 (второй самолет этого типа был 9 сентября поломан бурей в Орле). Тяжелый бомбардировщик готовился впервые принять участие в боевых действиях на Гражданской войне.

Всего на Кшенском аэродроме к середине сентября находилось не менее 40 опытных пилотов – элита советской авиации. Здесь снова встретились многие из тех, кто в августе 1918-го участвовал в первой операции Красного Воздушного флота под Казанью. «Авиационный кулак», о котором писал Каменев в своем приказе почти месяц назад, был наконец создан. Только вот, кого и где бить этим кулаком, все еще оставалось загадкой.

Главные силы мамантовской конницы по-прежнему ускользали от взоров воздушных разведчиков. Экипажи докладывали разве что о небольших группах по 10 – 15 человек. В конце концов, кто-то предложил сочетать визуальную разведку с опросом местных жителей. Летчики должны были приземляться возле деревень, предварительно убедившись, что они не заняты противником, и спрашивать у крестьян, а далеко ли казаки? Подобный способ добычи информации решили назвать «агентурной разведкой». Пожалуй, это был единственный случай в истории войн, когда агентура забрасывалась с самолетов не на вражескую, а на свою собственную территорию, ведь Мамантов действовал в глубоком тылу Красной Армии.

Конечно, гораздо проще и дешевле было разослать по селам разведчиков на лошадях или на мотоциклах, но слишком опасными для красных считались дороги Воронежской губернии в сентябре 1919-го. За каждым кустом мерещились неуловимые и безжалостные к врагу казачьи разъезды. Между тем агентурная разведка тоже не оправдала надежд. Экипажи инструкторского отряда много раз садились на окраинах деревень, но везде мужики клялись и божились, что ни о каких казаках и слыхом не слыхивали.

А тем временем пошел уже второй месяц мамантовского рейда. Создавалась довольно странная ситуация: белогвардейцы гуляли где хотели, играючи захватывали города, а советским летчикам не удавалось не только остановить их, но даже отыскать! Акашев был близок к отчаянию. Еще немного и эта «странность» обернулась бы для него и его авиагруппы обвинением в саботаже.

Но, в конце концов, Мамантов выявил себя сам. После Воронежа ему стало уже не до игры в «кошки-мышки». Казаки повернули обратно к фронту. В пути они сопровождали огромные, растянувшиеся на несколько верст обозы с трофеями. Естественно, такой груз начисто лишил их главного козыря – мобильности. 17 сентября летчик Герасимов с летнабом Гореловым отыскали один из обозов длиной почти в полтора километра и сбросили на него восемь бомб. Согласно докладу экипажа, казаки не поддались панике, а напротив, открыли по самолету бешеную пальбу из винтовок. По возвращении в «Сопвиче» насчитали несколько пробоин, но это было не важно: главное – враг обнаружен!

На следующий день лил дождь, приковавший самолеты к земле. Но он же резко затормозил и без того медленное движение Мамантова. По раскисшим дорогам обозные телеги ползли с черепашьей скоростью. Одним словом, в очередной раз ускользнуть не удалось. И 19 сентября четыре самолета инструкторского отряда обрушили на колонну мамантовцев 18 авиабомб и 15 фунтов стрел. Казаки яростно отстреливались, но ни один аэроплан не был сбит. В налете участвовали «Сопвичи» Братолюбова, Трускова и Кудрина с летнабами Мининым, Карпом и Кошелевым, а также «Ньюпор» красвоенлета Лёвина.

В тот же день командир АГОН Акашев лично вылетел на «Илье Муромце» для бомбардировки полукилометрового белогвардейского обоза, обнаруженного у деревни Истобное. Кроме Акашева, в состав экипажа входили пилот Романов, наблюдатель (штурман) Золотарев и механик Буробин. В самолет загрузили 22 бомбы общим весом 160 кг и 9 кг листовок. Отыскав цель и сбросив на нее бомбы, летчики заметили еще два обоза общей длиной почти в шесть километров. По ним был выпущен боекомплект двух ручных пулеметов.

20 сентября «Илья Муромец» отбомбился по главным силам мамантовцев, стоявшим на привале у реки Бобровая Потудань. В этом налете, вместо Акашева и Золотарева, участвовали в качестве наблюдателей летчики Мельников и Петренко. Боевую нагрузку составляли 160 кг бомб и 20 кг прокламаций. Приведем выдержки из отчета экипажа: «...у селений, что вдоль реки Бобровая Потудань, расположена кавалерия на привале 5 группами до 1500 коней всего и две батареи: одна в три, другая в пять орудий. „...“ От села Солдатское к Ст. Осколу двигалась колонна кавалерии около 150 коней и 50 повозок. От Петровское к Ст. Осколу шел обоз в 30-40 повозок. От Ст. Оскола на N и NW по проселкам много войск и обозов. „...“ В кавалерию, что по реке Бобровая Потудань, выброшено 18 бомб весом 9 п., выпущено по ним 7 обойм и сброшена литература 1/2 пуда. Задание выполнено».

Самолеты инструкторского отряда 20 сентября перелетели из Кшени на полевой аэродром у деревни Курбатово, откуда было удобнее и ближе атаковать мамантовские обозы. Но, едва приземлившись, красвоенлеты узнали от местных крестьян, что в окрестных селах вспыхнуло антисоветское восстание. Братолюбов почел за благо срочно вернуться в Кшень, но не тут-то было. На «Ньюпорах» Трускова и Кудрина забарахлили моторы. Полет для них стал невозможен. Тем не менее вечером исправные самолеты улетели в Кшень, забрав с собой Трускова. Кудрин же решил остаться и попытаться за ночь самостоятельно отремонтировать двигатель. Починить мотор так и не удалось, а утром в Курбатово на телегах въехали повстанцы. Красвоенлета схватили, избили и, раздев до белья, заперли в сарае.

21 – 22 сентября боевое ядро мамантовской конницы прорвало фронт к западу от городка Коротояк и соединилось с шедшей навстречу кубанской кавалерией генерала Шкуро. Обозы подтягивались еще несколько дней. Все это время красные летчики продолжали «трепать за хвост» отступавшего противника. 21-го «Илья Муромец» сбросил 160 кг бомб и 8 кг листовок на белогвардейскую кавалерию у городка Жидов.

В тот же день первые боевые потери понес инструкторский отряд Московской авиашколы. Во время налета на казачий обоз у деревни Шаталовка был подбит винтовочной пулей самолет командира отряда Братолюбова. Летчик совершил вынужденную посадку на глазах у противника. Желая спасти товарища, напарник Братолюбова Герасимов приземлился рядом с ним, но на пробеге его «Сопвич» налетел на пень и получил повреждения, сделавшие взлет невозможным. Оба пилота вместе с летнабами Мининым и Гореловым попали в плен.

Казаки отконвоировали пленных в Харьков, где Герасимов и Братолюбов вскоре были расстреляны по приговору военно-полевого суда. Какой приговор суд вынес Минину и Горелову, неизвестно, но к моменту, когда красные вновь заняли Харьков, летнабы все еще находились в городской тюрьме. Они были освобождены в числе других заключенных, которых белые не успели эвакуировать.

Вернувшись из плена, Минин составил рапорт, в котором говорится, что 21 сентября он с Братолюбовым бомбил казачью кавалерию с высоты порядка 500 метров. Пулей с земли на их самолете перебило клапанную тягу одного из цилиндров двигателя. Поскольку ротативный мотор «Сопвича» при работе вращается с той же скоростью, что и винт, обломок тяги за счет центробежной силы вывернулся наружу и разорвал капот. Вскоре мотор заглох и Братолюбов решил садиться.

Далее Минин писал: «...после посадки на выручку Братолюбова стал садиться и в.л. Герасимов, который при посадке сломал шасси и крыло. Братолюбов стал приказывать снять с аппарата пулемет и идти за ним, но, пройдя некоторое расстояние, были задержаны налетевшими на нас казаками, которые нас ограбили, раздели и после сильных избиений повели нас к аппаратам, где уже было много казаков, которые стали нас тоже бить. После всего произошедшего нас повели в штаб Терской дивизии, которая стояла в деревне Шаталовка, для допроса».

На следующий день пленников отделили друг от друга, и поодиночке отвезли в Харьков, где рассадили по разным тюремным камерам. О дальнейшей судьбе Братолюбова и Герасимова Минин знал только со слов других арестантов и тюремного надзирателя.

22-го или 23 сентября отряд красноармейцев занял деревню Курбатово и выпустил из сарая попавшего в плен к мужикам красвоенлета Кудрина. Еще через пару дней Кудрин вернулся к своим и узнал, что отряд инструкторов М.А.Ш. расформирован. А к концу сентября, в связи с окончанием мамантовского рейда, прекратила свое существование и Авиагруппа особого назначения. Входившие в нее отряды вновь распределили по армиям, а Акашев вернулся на штабную работу.

АГОН была первой после казанской операции попыткой красных сконцентрировать авиасилы на ключевом направлении с целью решения стратегической задачи. Но из-за ошибок в определении маршрута движения вражеской конницы, эту попытку нельзя считать удачной. Лишь на заключительном этапе красные летчики смогли провести ряд воздушных атак и нанести противнику ощутимые потери, однако это уже не имело особого значения. Рейд Мамантова сыграл свою роль, сорвав план августовского контрнаступления Красной Армии.

Мы уже не раз приводили цитаты из книги А.В. Сергеева «Пять лет строительства и борьбы...». Во многом с автором можно согласиться, но что касается действий АГОН, то здесь ему явно изменяет память и чувство меры: «Летчики не упускали из виду малейшего движения Мамонтова, постоянно кружась над ним, и тем способствовали парированию всех его ударов. Мало того, история отметит, что бомбами и пулеметами летчики разгоняли конницу и тем уменьшили скорость ее движения почти вдвое». Такая оценка весьма далека от реальности, но именно она по понятным причинам утвердилась в официальной советской историографии.

Несмотря на довольно низкую эффективность действий АГОН, некоторые ее пилоты и летнабы получили поощрения. Орденов, правда, никому не дали, но пилотам Кудрину, Трускову, Лёвину и летнабу Григорьеву вручили золотые часы, а летнабам Блохину, Кошелеву, Горелову и Карпу – серебряные портсигары. Золотой хронометр получил и командир группы Акашев. К такой же награде представили Герасимова и Братолюбова, но их часы так и остались на складе...

* * *

Пока мамантовцы носились по тылам 8-й и 13-й армий, бои на других участках фронта продолжались. 30 августа колонны генералов Бредова и Юзефовича заняли Киев. 1-й авиадивизион Добровольческой армии продолжал действовать в авангарде наступающих частей. В непрерывных полетах самолеты изнашивались и требовали ремонта, который невозможно было обеспечить в полевых условиях. К 3 октября в алексеевском отряде осталось всего два исправных «Де Хэвилленда». «Кэмелы» 6-го отряда оказались более выносливыми. С середины сентября на них легла основная боевая нагрузка. Но и здесь не обходилось без потерь. 30 сентября попал в плен командир отряда штабс-капитан Бафталовский, вынужденный, из-за поломки двигателя, приземлиться на советской территории, у станции Паточная. Отряд временно возглавил поручик Туренко.

Численность дивизиона неуклонно снижалась. К началу октября в его составе осталось менее десятка боеспособных машин. Единственным пополнением за два месяца боев стал «Ньюпор-23», на котором 7 сентября перелетел от красных командир 9-го авиаотряда РККВФ Фомагин.

Между тем в сентябре, наконец, завершился мучительный процесс переобучения на «Ариэйты» экипажей 3-го, 4-го и 9-го отрядов. Свежие части отбыли на фронт, но по непонятной причине их направили не на главный (московский) участок, а на западный фланг, под Киев, где не предполагалось никаких активных действий. В составе ударной группировки оставался все тот же сильно ослабленный 1-й дивизион. Возможно, белогвардейцы надеялись, что «Ариэйты» под Киевом сыграют ту же роль, что и английские «Де Хэвилленды» под Царицыном, то есть помогут удержать стратегически важный город, защищаемый относительно небольшим гарнизоном, в то время как главные силы будут сосредоточены на решающем направлении.

Но на берегах Днепра всё получилось не так, как на Волге. Во-первых, Киев не имел таких укреплений, как Царицын, а без хорошо налаженной наземной обороны, воздушное прикрытие малоэффективно. Во-вторых, и это главное, белая авиация попросту опоздала. 16 «Ариэйтов» 3-го и 4-го отрядов прибыли в Киев 6 октября. Самолеты везли в разобранном виде на платформах. Большевистского наступления никто не ждал, поэтому со сборкой машин явно не спешили. 12-го подошел эшелон с техникой 9-го отряда. В тот день успели выгрузить и отвезти на аэродром только пять самолетов из восьми.

А 13-го случилось непредвиденное: с юга в Киев ворвались давно блуждавшие по Южной Украине и считавшиеся разгромленными красные дивизии Якира и Котовского. Удар был настолько внезапным, что большевики в считаные минуты разметали слабые заслоны и заняли правобережную часть города. На станции они захватили и уничтожили три самолета и другое имущество 9-го авиаотряда. 3-й и 4-й отряды едва успели разобрать свои «Ариэйты» и на грузовиках вывезти их в безопасное место.

Белогвардейцам все же удалось отстоять мосты через Днепр и Киево-Печерский монастырь на левом берегу. Несколько дней шли уличные бои. В конце концов красных выбили из города. Белые авиаторы вернулись на аэродром Борисполь и вновь смонтировали свои аппараты.

В течение следующих полутора месяцев красноармейцы не пытались отбить Киев. Настоящей боевой работы для деникинской авиации здесь было мало. Экипажи летали в основном для связи. За два месяца «Ариэйты» выполнили всего семь разведывательных полетов и ни одного вылета на бомбометание! Несколько раз они меняли аэродромы, перелетая из Борисполя в Бровары, из Бровар в Пост-Волынский, из Пост-Волынского – обратно в Борисполь. Тем временем аэропланы постепенно изнашивались, ломались, бились в авариях. К концу октября в 3-м и 9-м отрядах осталось по три, а в 4-м – четыре боеспособных машины. 13 ноября 4-й отряд отправили в тыл, передав его самолеты 9-му отряду.

А в это время на Московском направлении разгоралось генеральное сражение, решившее в конечном счете судьбу России. К его началу численное превосходство Красной Армии стало еще более внушительным. С колчаковского фронта перебросили почти 100 тыс. человек. Еще 65 тыс. дала партийная мобилизация в центральных городах. Деникинцам же, напротив, приходилось снимать с фронта целые полки и направлять их для борьбы с бандитизмом, разрушавшим тылы белой армии. Кроме того, многие казаки Мамантова, завершив свой героический рейд, решили, что пришла пора отдохнуть и... разошлись по домам.

Тем не менее белогвардейцы наступали, но каждый шаг к Москве давался им все труднее. 17 сентября добровольцы взяли Курск, 1 октября конный корпус Шкуро вновь занял Воронеж. К этому времени алексеевский авиаотряд, полностью исчерпавший свои боевые возможности, был переведен на более спокойный участок, под Киев, а затем – направлен в тыл на отдых и переформирование. В составе 1-го авиадивизиона его сменил 2-й отряд, только что получивший «Де Хэвилленды» из бывшего 221-го дивизиона RAF. Правда, это не помогло исправить положение: 5 октября в Добровольческой армии, которая несла на себе основную тяжесть боев, насчитывалось лишь восемь исправных аэропланов – три во втором и пять в шестом отряде. Донская армия имела в зоне военных действий всего шесть боеспособных машин.

Таким образом, на 700 километров фронта приходилось 14 белогвардейских самолетов. Можно сказать, что они были растворены в бесконечности. У красных на южном фронте воевали 13 авиаотрядов, то есть примерно 50 – 60 боевых машин. Тоже не бог весть какие силы, к тому же в значительной мере парализованные «бензиновым» и «масляным» кризисом[23].

В результате всего этого главная битва Гражданской войны проходила при минимальном участии авиации. Мы не будем подробно вдаваться в описание наземных сражений, развернувшихся южнее Москвы в октябре – ноябре 1919 года, так как по данной теме есть много иной литературы. Скажем только, что в этой битве белая армия потерпела сокрушительное поражение. Причин тому несколько, начиная с двойного численного превосходства противника и заканчивая развалом тыла, обусловившим перебои в снабжении. Сыграли свою роль и досадные просчеты белогвардейского командования. Одним из таких просчетов было, на наш взгляд, то, что деникинцы не сумели правильно распорядиться имеющейся у них авиацией.

К началу октября в белых армиях Юга России насчитывалось 72 исправных боевых самолета, не считая 47-го британского дивизиона, Севастопольской летной школы и учебного центра в Екатеринодаре. Но, как мы уже сказали, только 14 из них, то есть менее 20%, действовало на ключевом участке фронта. Когда 19 октября под Воронежем конный корпус Буденного численностью 15 тысяч сабель обрушился на 6000 казаков Мамантова и Шкуро, белым очень бы пригодились те два десятка «Ариэйтов», что бесцельно «коптили небо» над Киевом. При всех своих недостатках, эти машины поднимали за раз по сто с лишним килограммов бомб, а опыт использования аэропланов против конницы у деникинцев уже имелся. Но самолеты с трехцветными кругами над полем боя так и не появились, белые понесли большие потери и 24-го сдали Воронеж.

На центральном направлении дела поначалу складывались более удачно. 13-го октября части дивизий Дроздова и Корнилова захватили Орел. В боях за город снова отличились летчики 6-го авиаотряда. Пятеро пилотов: корнет Арцеулов, поручики Туренко и Тихомиров, подпоручики Зарин и Пишванов делали все, что могли, чтобы помочь изнемогающей в неравных боях Добровольческой армии.

О том, насколько важна была для белых эта помощь, свидетельствует приказ командующего 1-м добровольческим корпусом генерал-лейтенанта Кутепова: «Летчики 6-го а/о во главе с временно командующим поручиком Туренко во время операции по взятию г. Орла совершили ряд полетов, все время освещая боевую обстановку.

Последние 2 дня, предшествующие падению Орла, летчики, не взирая на дурную погоду и дальность расстояния, неутомимо летали над Орлом и его окрестностями, пробыв в воздухе 29 ч. 40 мин.

Бронепоезда противника, его эшелоны и войска были забрасываемы бомбами, сброшено 100000 наших воззваний над рядами дрогнувших красных «...». Сердечно благодарю доблестного вр. командира 6-го а/о и весь состав за отличную и самоотверженную службу».

Но захват Орла стал последней победой Деникина на пути к Москве. Уже 17 октября 13-я и 14-я армии красных, усиленные латышской и эстонской дивизиями, перешли в контрнаступление, стремясь «взять в клещи» ударные отряды добровольцев. В тот же день на Орел сбросили листовки и мелкие бомбы два «Ньюпора» 3-го истребительного отряда красных.

Под угрозой окружения белым пришлось отступить. 20-го деникинцы покинули Орел. До начала ноября они удерживали промежуточный рубеж обороны по линии Севск – Кромы – Ливны, но затем, так и не получив подкреплений, возобновили отход. Казачья кавалерия была разбита буденновцами в боях под Касторной. На восточном фланге Добровольческой армии образовалась брешь, в которую устремилась конница красных, громя штабы и разрушая линии коммуникаций.

В ноябре белогвардейцы, «огрызаясь» арьергардными боями, откатывались все дальше к югу. 17-го они сдали Курск. Летчики 6-го отряда, отступая вместе с армией, продолжали по мере сил вести боевую работу. Отряд понес еще две тяжелые потери. Подпоручик Биатов разбился, пытаясь посадить свой истребитель, поврежденный зенитным огнем. Через несколько дней он умер в госпитале. А вскоре также огнем с земли был сбит и погиб временный командир отряда Туренко. Отряд возглавил поручик Тихомиров.

Декабрь стал месяцем окончательного крушения деникинской армии. По всему фронту от Волги до Днепра ее теснили красные, а в тылах орудовали многочисленные банды махновцев, «боротьбистов»[24] и просто различных главарей, атаманов и «батек». Кроме того, с наступлением зимы вновь разразилась страшная эпидемия тифа, унесшая жизни тысяч солдат и офицеров.

10 декабря белые оставили Харьков, а вскоре пришла очередь Киева. Еще в начале месяца красные далеко продвинулись на юг вдоль восточного берега Днепра. Части генерала Бредова, защищавшие Киев, были отрезаны от главных сил Добровольческой армии. 16-го Бредов получил приказ оставить позиции и отступать к Одессе. Узнав о начале отхода белых войск, в город со всех сторон хлынули толпы бандитов и мародеров. Повсюду вспыхнули массовые беспорядки, погромы и грабежи.

В таких условиях 3-й и 9-й авиаотряды, с трудом пробившись на станцию, пытались эвакуировать свои самолеты. 9-й отряд сумел без потерь достичь Одессы, но лишь ради того, чтобы в январе 1920-го, при очередной поспешной эвакуации, бросить там все свои аэропланы и другое имущество. Интересно, что этому отряду уже приходилось в апреле 1919-го точно так же «налегке» бежать из Одессы в Новороссийск под натиском Красной Армии.

Эшелон с техникой и личным составом 3-го отряда, прицепленный к бронепоезду «Москвич», 4 января 1920 г. прибыл в Фастов. Там бронепоезд с ходу вступил в бой с красными, в очередной раз прорвавшими фронт. Платформы с самолетами, сковывавшие движение, пришлось отцепить, и все они в конечном итоге достались противнику. Авиаторы все же сумели к концу декабря пробраться в Одессу, а оттуда – в Крым.

Зима 1919—1920 годов вообще стала для белой авиации временем тяжелых потерь, причем отнюдь не в боях. Вот строки из воспоминаний летчика С. Покровского: «Вышедший со станции Иловайская 2-й а/о с новенькими четырехсотсильными DH-9a вследствие перерыва железнодорожного сообщения был вынужден свернуть на Мариуполь, где были брошены вагоны, сожжены машины, а личный состав с большим трудом добрался до Крыма».

17 декабря, при отходе с Кавказа, на станции Караванная были оставлены платформы с имуществом 5-го авиаотряда, так как единственный исправный паровоз понадобился эшелону с орудиями и снарядами 3-го дивизиона тяжелой морской артиллерии. Белые решили, что в условиях той войны пушки важнее самолетов.

Знаменитый 6-й добровольческий отряд при отступлении оказался в Грозном, где попал в окружение чеченских повстанцев и Красной Армии. Чтобы избежать плена, уцелевшие летчики Вержбицкий, Пишванов, Зарин и Тихомиров в марте 1920-го перелетели на своих «Кэмелах» в Грузию. Там они, оставшись без гроша в кармане, поступили на службу в грузинскую армию. Их зачислили шоферами в тифлисскую автомобильную роту.

Но самый крупный материальный ущерб белая авиация понесла при отступлении из Таганрога и Новочеркасска. Там в портовых складах и на заводе Лебедева, где шла сборка прибывающих из Англии машин, красноармейцы захватили не менее трех десятков «Де Хэвиллендов», «Кэмелов», «Ариэйтов» и несколько истребителей RAF S.E.5а («Эсифайф»). Последняя крупная партия английских самолетов поступила в Россию в ноябре 1919-го, и почти вся она досталась красным. Большинство аппаратов так и стояло в своих упаковочных контейнерах. Только на лебедевском заводе красные обнаружили четыре «Кэмела», пять «Ариэйтов» и 12 двигателей «Испано-Сюиза».

Советская авиация в те дни также несла потери. К примеру, 8 января не вернулся с задания «Фарман» летчика Строева и летнаба Шурыгина. Через несколько дней белогвардейцы открытым текстом сообщили по радио, что экипаж добровольно перелетел на их сторону. Однако красные не очень-то поверили в это известие. Все же на календаре был не 1918-й, а 1920 год, и слишком нелепым казался перелет к заведомо обреченному (в чем уже мало кто сомневался) противнику. На распечатке перехваченной радиограммы кто-то карандашом сделал приписку: «может быть провокацией». И действительно, спустя две недели в захваченном Ростове красные освободили из тюрьмы Строева с Шурыгиным. Следствие показало, что летчики попали в плен из-за отказа двигателя. Кстати, М.П. Строев в своих мемуарах не стал упоминать этот малоприятный для себя эпизод.

8 февраля таким же образом оказался в плену летчик Брувер. А 20-го белые внезапным наскоком отбили Ростов. Из города не успела спастись большая часть личного состава 41-го разведотряда и управление авиации 1-й Конной армии. Советской авиации на Южном фронте был нанесен серьезный урон.

Между тем отчаянный контрудар под Ростовом стал «лебединой песней» деникинской армии. К весне 1920-го белогвардейцы вновь были отброшены за Дон и зажаты на той самой территории, откуда они год назад начинали свой поход на Москву. Но общая обстановка в России изменилась коренным образом. Ликвидация Восточного и Северного фронтов позволила красным сосредоточить против деникицев почти все наличные силы. У белых же мобилизационные резервы полностью иссякли. К тому же тяжелые потери и утрата всего, что было с таким трудом завоевано в летние месяцы, привели к истощению главного ресурса – боевого духа и воли к победе.

Белогвардейцы не смогли удержаться на своем последнем рубеже. В марте фронт на Маныче был прорван, красные оттеснили противника к Новороссийску. Последние остатки деникинской армии эвакуировались в Крым, где им предстояло сражаться еще полгода, но это уже тема для отдельной главы.

А большевики снова занялись подсчетом трофеев. В Москву полетели победные реляции: «В Новороссийске захвачено 25 самолетов, 1-й Донской авиапарк, 1-я донбаза и раздробленные отряды. „...“ В Екатеринодаре захвачено 22 самолета, из коих 12 хороших».

«На станции Афипская остался авиаотряд белых, в котором командовал военный летчик Иванов, в отряде имеется 4 летчика, 4 наблюдателя. Эшелон из 15 вагонов. 3 „Ньюпора“, 1 „Дегевелянд“ (DH-9. – Прим. авт.), 1 «немец». На той же станции стоит поезд из 38 вагонов (командир бывший военный летчик 22-го корпусного а/о Ган). На этой мастерской базе в ремонте: 3 «Ньюпора», 2 «Гевелянда», 1 «Кемель», 1 «немец». Командующий ВВФ IX-й армии военлет Семенов».

В последней телеграмме речь идет о когда-то храбро воевавшем против красных 1-м Донском авиаотряде деникинской армии. Кроме Иванова и Гана, в плен сдались летчики Багровников, Федоров и Макаренко.

Едва ли оправданно хоть в какой-то мере возложить вину за поражение деникинских войск на малочисленные воздушные силы Юга России. Слишком слабыми были их боевые возможности. Также и советский воздушный флот по многим причинам внес более чем скромный вклад в конечный успех Красной Армии. Достаточно сказать, что на заключительном этапе боев с Деникиным на фронте находилось лишь 10 машин. Всего же красвоенлеты Южного и Юго-Восточного фронтов совершили в 1919 году более 1600 самолето вылетов, сбросив 2560 кг бомб и проведя в воздухе свыше 2600 часов. По белой авиации таких обобщенных данных не сохранилось.