• ФРАНКИ, АНГЛОСАКСЫ, СКАНДИНАВЫ и т. д.
  • Глава 2

    РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

    476 – 1081 гг.

    От падения Западной Римской империи до битв при Гастингсе и при Диррахии

    ФРАНКИ, АНГЛОСАКСЫ, СКАНДИНАВЫ и т. д.

    Оставляя рассмотрение военного искусства поздних римлян, чтобы рассмотреть военное искусство народов Северной и Западной Европы, из сравнительно светлой области мы вступаем в область неясности и неизвестности. Сведения, которые в истории империи порой могли показаться скудными, недостаточными, в истории тевтонских племен зачастую полностью отсутствуют. Нелегко на основании отрывочных документов вынести суждение о военном значении восточных кампаний императора Ираклия (события войны между Восточной Римской империей и Сасанидским Ираном (604 – 628), а также завоевание арабами Сирии, Палестины и Египта в конце царствования Ираклия достаточно хорошо освещены. – Ред.), но узнать, каковы были конкретные обстоятельства, которые решили исход битвы при Вуйе (507) (битва при Вуйе близ Пуатье между франками Хлодвига и вестготами Алариха II закончилась решительной победой франков. Король Аларих II был убит. Вестготы потеряли всю Южную Галлию (кроме так называемой Септимании на крайнем юге), у них осталась почти только одна Испания, где они подчинили королевство свевов. – Ред.) или у Толбиаке (ок. 510) (битва при Толбиаке (Тобиаке) близ Кельна между франками и алеманами произошла в 496 г. После этой битвы Хлодвиг (как обещал перед боем в случае победы) крестился вместе с 3 тыс. своих воинов по ортодоксальному (часто пишут католическому, но разделения церквей еще не было) обряду. – Ред.), у Бэдбери (ок. 900) или Хевенфильда (634) (последние два сражения – периферийные боестолкновения на британской земле, о которых действительно известно мало. – Ред.), совершенно невозможно. Состояние военного искусства в раннее Средневековье нужно определять по монастырским летописям или народным песням, по летописям византийских историков (и не только, есть такие историки, как Иордан (VI в.) и др. – Ред.), по замысловатым рисункам, украшавшим рукописи, или по рассыпающимся останкам, найденным в воинском захоронении.

    К счастью, общий характер того времени придавал военной истории сравнительно простые черты. Стратегии было мало, поскольку в этот век воины добивались своего скорее в ожесточенном бою, нежели путем хитроумных маневров или используя иные преимущества. Тактика у разных народов была шаблонной, обусловленной их национальным устройством. Подлинный интерес на протяжении веков раннего Средневековья представляет постепенное развитие новых форм боя, закончившееся созданием особого класса военных как главного фактора войны и упадком у большинства народов старой системы, при которой весь вооруженный народ был боевой единицей. С этой переменой тесно связано изменение оружия и снаряжения, которое чуть ли не полностью изменило характер войны. Можно считать, что этот переходный период закончился, когда в XI веке феодальный рыцарь утвердил свое превосходство над всеми видами противостоявших ему войск, от мадьярских конных лучников на Востоке до вооруженных боевыми топорами англо-датских воинов на Западе. Сигналом о конце этого периода может служить битва при Гастингсе, последняя за три века попытка пехоты устоять против конницы.

    Германские племена Северо-Западной Европы, в отличие от готов и ломбардов, не обязаны своими победами могуществу облаченной в кольчугу конницы. Франки и саксы в VI и VII веках все еще были пешими. Похоже, что заболоченные земли Северной Германии и Шлезвига, а также сырые пустоши и топи Бельгии были менее благоприятны для формирования конницы, чем степи Украины и Среднедунайская низменность. Франки, как изображают нам Сидоний Аполлинарий, Прокопий Кесарийский и Агатиас, все еще значительно напоминали своих древних предков. Как и те, они были лишены шлемов и доспехов; правда, щиты стали более надежной защитой, чем плетенные из прутьев в I веке: теперь это был цельный овал с большой железной розеткой (умбоном) и прочным ободом. Теперь фраму сменил «ангон» – «дротик, не очень длинный, не очень короткий, который можно было использовать против противника или как пику, или бросая его»[12]. Железная часть наконечника заходила далеко на древко; у его основания были две зазубрины, которые делали изъятие острия из раны или пробитого щита почти невозможным. А вот «Франциска» стал могучим оружием народа, по имени которого он был назван. Это был одинарный боевой топор[13], с тяжелой головкой, с длинным лезвием на внешней стороне и глубокой выемкой изнутри. Он был тщательно вывешен, так что его можно было метать в противника, как американский томагавк. Ловкость, с какой франки метали это оружие, до того как вступить в рукопашную, была поразительной, и его действенность сделала его излюбленным оружием. Обычное снаряжение воина завершали меч и кинжал (скрамасакс); последний имел широкое колющее лезвие 18 дюймов длиной, а меч был рубящим, обоюдоострым, длиной около двух с половиной футов.

    Таким было оснащение армий, которые Теодеберт, Буккелин и Лотарь водили в Италию в середине VI века. Прокопий сообщает, что первый из названных брал с собой немного конницы; правда, численность ее была незначительной, несколько сотен в армии из 90 тысяч воинов[14]. У них были копья и небольшие круглые щиты, и служили они телохранителями царственной персоны. Их наличие, хотя и указывавшее на новое отклонение в рядах франков, лишь служит свидетельством преобладания пехоты в их армиях.

    Был обнаружен интересный для историка случай, когда в 554 году пехота Буккелина (30 тыс.) встретилась с римской армией Нарсеса (18 тыс.) в битве при р. Касулине. Превосходство имперских войск в тактике и вооружении было очевидным. Построившись в одну глубокую колонну (в форме пустого внутри клина. – Ред.), франки двинулись в центр полукруга, которым Нарсес построил своих воинов. Римская пехота и спешившаяся тяжелая конница из вспомогательного отряда герулов (герулы перед боем отказались сражаться, но потом в ходе боя вернулись) сдерживали их с фронта, тогда как конные лучники сконцентрировались на флангах, приготовив франкам ту же судьбу, что выпала армии Красса (уничтоженной парфянами при Карах в 53 г. до н. э. – Ред.). Вряд ли кто-либо из людей Буккелина ушел живым с поля боя (кто не пал в бою, утонул в реке). Дни пехоты ушли навсегда как для франков, так и для остального мира.

    Поэтому мы не удивляемся, обнаруживая, что с VI по IX век в войсках франков непрерывно росла доля конницы; соответственно росло применение защитных средств. Становится обычным снабженный гребнем шлем классической формы, а вскоре вводится и кольчуга, закрывавшая и бедра. Император Карл Великий лично участвовал в оснащении своей конницы, введя защиту рук и бедер[15]. Правда, многие франки поначалу отвергали такие доспехи, жалуясь, что в них неудобно сидеть в седле.

    У Тура (чаще пишут при Пуатье, 732 г.), хотя большая часть франкского войска, возможно, и была в седле, тактика была, как прежде, оборонительной в характерном для пехоты построении (фаланга). (Подавляющая часть франкского войска (ок. 30 тыс.) была представлена пехотой, которая и вынесла основную тяжесть боя, отбив все атаки арабской конницы. – Ред.) Даже отступление сарацин (арабов и др.) под покровом темноты не побудило франков к преследованию (каким образом тяжелая конница и пехота могли преследовать легкую конницу арабов?). Утверждают, что во времена Карла Великого все важные персоны и их ближайшее окружение были приучены нести службу в седле, и к концу его царствования большая часть франкских новобранцев должна была состоять из всадников, тогда как пехота все больше и больше теряла значение. Карл также пытался лучше, чем раньше, оснастить рекрутов оружием и доспехами. В королевских указах подробно говорилось, что местным военачальникам «следует тщательно следить, чтобы воины, которых они должны вести в бой, были полностью снаряжены: то есть чтобы у них были копье, щит, шлем, кольчуга, лук, две тетивы и двенадцать стрел»[16]. По этой причине франки в первые годы IX века начали отходить от своего обычая сражаться исключительно пешими и стали поручать коннице все важные операции.

    Этот процесс можно считать завершенным, когда Карл Лысый издал соответствующий указ[17]. То ли лишь утверждая существующее положение вещей, то ли учреждая новый порядок, этот указ весьма характерен для времени, когда страна оказалась полностью в руках конницы. Из причин, которые привели к такому завершению, самой важной были особенности противников, с которыми франкам приходилось иметь дело в IX и X веках. Норманны в западных франкских королевствах (Франция) и мадьяры в восточных франкских королевствах (Германия) совершали грабительские набеги; успех в них зависел от быстроты передвижения. Отряды викингов, высадившись со своих дракаров, как правило, захватывали коней страны, в которую вторгались, а потом разъезжали повсюду, всегда оставляя далеко позади медленно передвигавшихся местных жителей. Венгерские конные лучники совершали набеги в самое сердце Германии (доходили даже до Центральной Франции, юга Италии (южнее Неаполя), а также Фландрии. – Ред.) и все же успешно избегали преследования. Для противодействия подобным набегам пехота была совершенно бесполезна; как и римлянам в IV веке, франкам нужно было полагаться на конницу.

    [Этот перелом в военной истории Европы совпал с распадом всей центральной власти в ходе крушения династии Карла Великого (Каролингов). В отсутствие какого-либо организованного центра сопротивления оборона империи легла на плечи местных графов, которые теперь становились полунезависимыми суверенами. Чтобы получить защиту на время войны и анархии, владельцы или арендаторы земельных участков стали повсюду отдаваться под покровительство этим мелким правителям. Одновременно и по тем же причинам свободные граждане победнее тоже отдавались под покровительство землевладельцев. Так установилась феодальная иерархия и возникла новая военная система, когда граф или герцог вели в бой своих пеших или конных вассалов.]

    Какой бы политически ретрогрессивной ни была эта система, у нее были и свои успехи: мадьяры были разбиты близ Мерзебурга (так у автора. См. приложение. – Пер.) (933) и в сражении на р. Лех (у Аугсбурга, 955) и оттеснены на Среднедунайскую низменность, где истребили славян, живших здесь до прихода венгров, историческая родина которых – Зауралье (ближайшие «родственники» венгров – ханты и манси. – Ред.), скоро приняли христианство и стали порядочным членом европейского сообщества. («Порядочным членом» венгры стали после того, как захваченных в плен в битве на р. Лех венгерских короля и представителей венгерской знати немцы повесили. После этого венгры стали потише, приняли христианство и т. д. – Ред.) Грабительским набегам викингов положили конец, изгнали их из опорных пунктов в устьях рек и ограничили единственным владением – Нормандией, где скандинавы, как и мадьяры, ассимилировались с остальным феодальным обществом. Силой, которая одержала эти победы и спасла Западную Европу от возврата ее севера и востока к дикости и язычеству, был одетый в доспехи всадник. Чему же тогда удивляться, если современники прославили этого конного воина, возвеличили рыцарское сословие и полагали, что никакая иная форма боеготовности не заслуживала развития? Увековечение феодального рыцарского духа на четыре сотни лет послужило наградой за его триумфальные действия в конце раннего Средневековья.

    За Английским каналом (Ла-Маншем) военная история развивалась параллельно с той, что имела место на континенте, за исключением формы, которую приняло ее развитие. Подобно франкам на континенте, англы и саксы во время завоевания ими Британии были народом пеших воинов, вооруженных длинными ясеневыми копьями, палашами, широкими колющими кинжалами и изредка боевыми топорами[18]. Защитным средством почти исключительно служил щит, или «круглая боевая доска» с большой железной розеткой (умбоном). Кольчатая рубаха, хотя и известная им с давних времен, встречалась, по всем свидетельствам, крайне редко. «Серая боевая накидка» или «кольчуга из сомкнутых колец», магическая принадлежность Беовульфа, была доступна только королям и принцам. И шлемом, «кованным из железа, с мордой вепря», обладал крайне ограниченный круг воинов. Если монарх и его гезиты (дружинники) имели такое оснащение, то набиравшиеся по всей стране и составлявшие главную боевую силу союза англов и саксов рекруты были полностью лишены всего этого.

    Оставленные в покое в своем доме-острове, англичане (практически вырезав или загнав в гористые местности местных жителей, кельтов. – Ред.) держались старых германских военных обычаев дольше других европейских народов. Когда возник конфликт между Мерсией и Уэссексом, в военных действиях участвовали наспех собранные в разных областях отряды воинов, возглавлявшиеся олдерменами и главными магистратами городов. Отсюда война была хаотичной и непоследовательной, в результате чего эти армии носили временный характер. С такой слабой военной организацией не было возможности задумывать планы широких, надежных завоеваний. Стычки различных графств, какими бы ожесточенными и беспрерывными они ни были, не приводили к определенным результатам. Если в IX веке в Англии стала проявляться тенденция к объединению, то вызвана она была не военным превосходством Уэссекса, а вымиранием царствовавших линий и неудачным внутренним положением других государств.

    В то время как нарастала эта предрасположенность к объединению, весь остров подвергся такому же испытанию иностранного нашествия, какое потрясло до основания и франкскую империю. На Англию внезапно напали и своими ужасными набегами продемонстрировали, что старая германская система не отвечает потребностям дня. Викинги во всем превосходили противостоявшие им силы – в тактике, вооружении, боевой подготовке, мобильности. Датчанин уже сам по себе был членом старой воинственной шайки, нападавшей на крестьянина, только что оставившего плуг, испытанным в боях воином, мерившимся силами с необученным ополченцем. Будучи профессиональным воином, датчанин обеспечил себя снаряжением, с которым в английской армии могли соперничать только старшие командиры. Кольчуга была скорее правилом, чем исключением, а уж шлем имелся практически у всех датских воинов. Фирд (ополченец из свободных английских крестьян), с другой стороны, выступал против него, лишенный защиты и обремененный разношерстным набором оружия, где копье и меч соседствовали с дубиной и каменным топором[19]. Правда, если датчане давали возможность местным ополченцам собраться, то последние, не уступая датчанам в храбрости и превосходя численно, иногда сводили на нет преимущество в вооружении. Однако целью викингов скорее был грабеж, нежели схватка; их отряды высаживались на каком-нибудь участке английского побережья, «уже на конях»[20], и затем разъезжали повсюду, круша все подряд. Обладание захваченными викингами лошадьми давало возможность быстро передвигаться, на что не могли надеяться ополченцы; когда местные ополченцы, собрав силы, прибывали к месту, где последний раз видели захватчиков, вместо противника они видели только дым и развалины. Когда викингов прижимали к стене – что, несмотря на их обыкновение вовремя скрыться, иногда случалось, – датчане демонстрировали врожденные тактические способности, создавая полевые укрепления, с которыми англичане не привыкли иметь дело. Захватчики могли месяцами ждать в такой фортификации на какой-нибудь господствующей высоте и другом удобном для обороны месте, пока ополченцы не разойдутся по домам.

    Атак на свои позиции викинги не боялись, ибо строй вооруженных боевыми топорами воинов обычно мог сдержать самый яростный натиск английских ополченцев. Сражение у Рединга (871) было более типичным, чем при Эдингтоне (878). На один успешный штурм укрепленного лагеря последовало два кровопролитных ответных удара.

    Хотя нападение викингов послужило причиной изменений существовавшей системы, которые в некоторых отношениях соответствовали франкским, в Англии новая военная организация продолжала твердо опираться на тяжеловооруженных пехотинцев как на отдельный род войск[21]. Хотя феодальное общество почти не менялось, налицо была тенденция к расслоению общества, и под воздействием непрестанных войн более важные фрихолдеры (свободные землевладельцы) вливались в ряды тэнов, служилой и родовой знати, тогда как менее успешные свободные крестьяне опускались до положения крепостных. Как свидетельствуют законы короля Альфреда (р. ок. 849 г., король Уэссекса в 871 – ок. 900 гг. Вел борьбу с датчанами. По договорам 878 и 885 гг. с датским королем Гутрумом признал, что датчанам принадлежат север и восток (бoльшая часть) Англии; Альфреду датчане оставили юг и запад (с Лондоном). – Ред.), свободные крестьяне играли меньшую роль, чем раньше. Тэны, которые первоначально были всего лишь присягнувшими товарищами короля или военного вождя, теперь стали мелкими землевладельцами и фактически служилыми людьми. К XI веку не существовало сомнений, что если королевский тэн призывался на военную службу, он должен был подчиниться или нести наказание, включая возможную конфискацию его земли[22]. Все владельцы пяти и больше хайдов (наделов) теоретически входили в состав тэнов, так что не были замкнутой кастой, но военные обязанности, как представляется, носили чисто личный характер и не зависели от земельных владений. Фирды сохранялись и продолжали оставаться подлинным национальным ополчением вплоть до роковой битвы при Гастингсе. Во времена короля Альфреда они делились на две половины: одна была готова к активной военной службе, другая – к обычным работам в поле. Такая английская армия, основу которой составляли тяжеловооруженные пешие воины, могла сражаться на равных с датчанами и добиться подписания договоров (уступив две трети страны. – Ред.). Кроме того, враг, оседавший на захваченных землях Англии, был более уязвим, чем тот, который нападал, высаживаясь на берег. Заслуживает внимания, что Альфред и его преемники применяли систему укрепленных постов, или бургов, с частоколом поверх земляных насыпей, которые сдерживали скандинавских налетчиков, пока король и его войско были в другом месте.

    Меньше чем через сотню лет после смерти Альфреда система снова прошла испытание вторжением. На этот раз не было сильного предводителя и при отсутствии взаимной поддержки силы местных олдерменов были полностью разбиты врагом. Королевство Этельреда II переживало далеко зашедший этап децентрализации, должности олдерменов, подобно должностям графов, в каролингской Франции переходили от отца к сыну (Этельред II, ок. 968 – 1016, король Англии в 978 – 1013 и 1014 – 1016 гг. Пытался купить мир с датчанами, которые начали с 980 г. новое вторжение, но неудачно. В 1013 г. бежал в Нормандию (когда датский король Свен занял всю Англию). Когда Свен в 1014 г. умер, Этельред II вернулся, но в 1016 г. снова бежал – от Кнуда. – Ред.). Твердая власть датского короля Кнуда остановила этот процесс и одновременно ввела на английскую сцену новый военный элемент – постоянную гвардию, или «хускарлов» короля (Кнуд I Великий, р. ок. 995 г., король Дании с 1014 г., Англии с 1016 – 1017 гг., Норвегии и части Швеции с 1028 г. После его смерти в 1035 г. держава распалась. – Ред.). К 1066 году таких вассалов содержали не только король, но и крупные феодалы, многие из которых обладали значительными земельными владениями[23]. Эти профессиональные военные были достаточно боеспособны.

    Тактика и вооружение хускарлов совершенно отличались от тактики и вооружения феодальной аристократии континента, с которыми им придется столкнуться при Гастингсе. Английские воины были вооружены длинными датскими боевыми топорами с топорищем (рукояткой) длиной пять футов и одним огромным лезвием. Топор этот был слишком тяжел, чтобы пользоваться им сидя верхом, а поскольку орудовать им приходилось двумя руками, в рукопашной схватке он препятствовал пользованию щитом. Наносимые этим оружием удары были страшными. Перед ними было невозможно устоять никакому щиту, никакой кольчуге; воин, вооруженный таким топором, был способен, чему были свидетельства в битве при Гастингсе, одним ударом отрубить голову коню. Что касается защитного оснащения, то здесь хускарлы особо не отличались от конников, прибывших из-за Ла-Манша: как и интервенты, английские воины носили довольно длинные кольчуги, достигавшие колен, и остроконечный стальной шлем с защищавшим нос предличником. Что до тактики английских вооруженных топорами воинов, то они строились в обычные пехотные боевые порядки; в плотном построении они могли отразить почти любую атаку. Их физическая сила и стойкость делали их опасными противниками. Правда, их боевой порядок с трудом поддавался перестроению и был уязвим по отношению к метательному оружию. Если нападала вражеская конница, английские воины должны были оставаться на месте, чтобы, стоя тесными рядами, не дать противнику прорвать строй. Если же их поражали на расстоянии (т. е. метательным оружием), англичане оказывались в невыгодном положении, поскольку не могли достать отошедшего противника.

    Последним почти до конца XIII века крупным средневековым испытанием, в котором пехота (только пехота) противостояла феодальной коннице, была битва при Гастингсе (14 октября 1066 г.). Узнав о высадке норманнов в Суссексе, король Гарольд, одержавший недавно победу над норвежцами и своим мятежным братом Тостигом у Стамфордского моста в Йоркшире, поспешил на юг. Не дожидаясь сбора воинов со всего королевства, он в сопровождении одних королевских хускарлов и наскоро мобилизованных фирдов из южных графств, совершив бросок, встал на пути Вильгельма к Лондону. Ночью 13 октября 1066 года армия саксов заняла гребень горы у Сенлака, в восьми милях от Гастингса, сильную оборонительную позицию в месте, где из Уилдского леса выходила дорога на Лондон. Авторитетные источники не дают нам возможности воссоздать боевые порядки саксов или определить их численность. Но по фронту примерно 1100 ярдов, возможно, было сосредоточено около 10 тысяч человек[24], где плотная масса саксов, как представляется, твердо стояла, отражая атаки конницы норманнов.

    [Вильгельм разделил свое войско на три параллельных отряда, каждый состоял из пехоты и конницы. Каждое из трех формирований содержало в следующем порядке три строя родов войск: лучники, тяжеловооруженная пехота и облаченные в кольчуги всадники. Сражение, когда норманнское войско выдвинулось для атаки, начали лучники. На этот залп обороняющаяся сторона была не в состоянии ответить, пока на расстояние брошенного копья не приблизилась первая линия, которая была отбита. Но тяжелая пехота норманнов не смогла прорвать строй саксов. Наконец герцог Вильгельм бросил на саксов свою конницу, и после яростной схватки она также в замешательстве отступила. Отступление левого фланга герцога, состоявшего главным образом из бретонцев и анжуйцев, походило на беспорядочное бегство (что было обычной военной хитростью. – Ред.). Воодушевленные успехом массы воинов правого фланга англичан покинули свои позиции и (как стадо недисциплинированных баранов. – Ред.) бросились вслед за убегавшими бретонцами. Видя это, Вильгельм повернул свой центр, зашел саксам во фланг и за короткое время изрубил в куски плохо вооруженных ополченцев из центральных графств. Большая часть саксского войска продолжала стоять в оборонительном строю, и герцог Вильгельм приказал начать очередное общее наступление, снова малоуспешное. Тогда он прибег к хитрости – притворному бегству части своей армии. И снова большая группа саксов сломала ряды (снова не только отсутствие дисциплины, но и разума) и принялась преследовать вниз по склону вроде бы отступавших норманнов, где были полностью уничтожены, когда преследовавшиеся повернули и перешли в лобовую атаку. Однако прочное ядро армии Гарольда, состоявшее из гвардии, крепко держало гребень холма, и неоднократные атаки конницы не могли их поколебать. Наконец Вильгельм приказал продолжать следовавшие одна за другой атаки облаченных в кольчуги конников вперемешку с залпами лучников. Саксы скоро понесли страшные потери; теперь они были уязвимы и с фронта, и с флангов. Однако редеющие ряды продолжали весь день удерживать гребень, и в сумерках флаги короля Гарольда, с драконом Уэссекса и рыцарем, все еще развевались в рядах решительно державшихся хускарлов. Исход сражения решили скорее лучники, нежели рыцари, ибо случайная стрела поразила в глаз героически сражавшегося Гарольда, и последняя атака норманнских конников сокрушила деморализованных соратников короля, бежавших в находившийся в тылу лес. Таким образом, тяжеловооруженная пехота была решительно побита герцогом Вильгельмом, применившим против нее совместные действия лучников и кавалерии.]

    Только еще раз – на поле боя далеко от родины – это англо-датское оружие оспаривало преимущество у копья и лука. Через пятнадцать лет после разгрома Гарольда еще одно формирование воинов, вооруженных топорами, выступало против армии норманнов. Это была знаменитая варяжская гвардия византийского императора Алексея Комнина – при попытке снять осаду с Диррахия (совр. Дуррес в Албании) (1081), блокированного Робертом Гвискаром, ок. 1015 – 1085 гг., один из предводителей норманнов, завоевавших в XI в. Южную Италию. Заложил основы норманнского государства (Королевство обеих Сицилий). Умер во время очередного похода на Византию. – Ред.). Армия Гвискара уже построилась в боевые порядки, а войска Алексея только-только не спеша прибывали на поле боя. Основой византийского войска были варяги, которых он позаботился снабдить конями, чтобы те могли быстро достичь переднего края и совершить обходное движение. Они его совершили, но, приблизившись к противнику, не могли удержаться от драки. Не дожидаясь развития основной атаки греческой армии, вооруженные топорами вражеские воины отправили своих коней в тыл и плотной колонной двинулись во фланг норманнам. Атаковав отряд под командованием графа Амаури Барийского, варяги погнали его воинов, конных и пеших, в море. Однако эта удача привела к нарушению строя варягов, и норманнский командующий, поскольку главные силы Алексея были все еще далеко, получил возможность повернуть против варягов все свои силы. Решительная конная атака отрезала большую часть варягов; остальные собрались на небольшом холме у моря с заброшенной церковью на вершине. Здесь их окружили норманны, и последовала картина, напоминавшая Гастингс, только меньших масштабов. После того как конники и лучники уничтожили большинство варягов, оставшиеся упрямо держались внутри церкви. Послав в лагерь за фашинами и бревнами, Роберт Гвискар обложил ими здание и поджег[25]. Варяги, выскакивавшие из огня, один за другим погибали, остальные сгорели в церкви. Не уцелел ни один; весь отряд варягов был уничтожен – следствие их несвоевременного рвения начать сражение. Таков был исход последней попытки пехоты выступить против феодальных боевых порядков XI века. Подобных экспериментов больше не предпринималось более двухсот лет; превосходство конницы было окончательно утверждено.