ПРЕДИСЛОВИЕ

Недавние исследования в области метафизики, трансцендентальной антропологии и мистицизма несомненным образом доказали реальное существование достаточно большого числа фактов и явлений, поистине таинственных и оккультных, причины которых не могут быть объяснены наукой, поскольку ее средства познания ограничены несовершенством чувственного восприятия человека и не могут помочь там, где физические приборы оказываются беспомощны. Невозможно увидеть невидимое, так же как невозможно взвесить то, что веса не имеет; но все это, невесомое и невидимое, например, космический эфир, светоносная сила солнца, жизненная сила растений и животных, мысль, память, воображение, воля, психологические влияния, воздействующие на состояние рассудка или производящие смену настроений, и многие другие вещи, слишком многочисленные, чтобы приводить их здесь, — все это, тем не менее, является неопровержимым фактом и существует вне зависимости от неспособности преподавателей анатомии и химии объяснить его возникновение. Если скептик-рационалист говорит, что всех этих вещей не существует, он имеет в виду лишь то, что их не существует в рамках его системы понятий, ибо отрицать возможность существования всего, о чем мы ничего не знаем, — все равно что представлять, будто владеешь всеми знаниями, которые только есть в мире, и верить, что не может существовать того, чего ты не знаешь. Человек, безоговорочно отрицающий существование того, что находится за пределами его понимания, так как не соответствует его представлениям о мире, легковерен точно так же, как и тот, кто верит всему без разбора. Мысль обоих несвободна, она является рабой мнений, заимствованных у других и сформировавшихся в процессе получения образования и из собственного опыта (по природе ограниченного) взаимоотношений с миром. Если такие люди встречаются с каким-либо необычным явлением, которое превосходит их жизненный опыт, они зачастую либо относятся к нему с благоговейным трепетом и любопытством и готовы принять в отношении него любую, даже самую дикую и невероятную, теорию, либо отвергают свидетельства заслуживающих доверия очевидцев и даже виденное собственными глазами. Порой они не стесняются приписывать лицам весьма уважаемым низменные побуждения или самое глупое ребячество и легко верят в то, что серьезные и умные люди взяли на себя труд сыграть с ними «шутку». Часто вместо того, чтобы здраво поразмыслить самим, они охотно принимают наиболее нелепые теории.

Эти замечания могут показаться излишними, так как, наверное, никто из наших читателей не захотел бы оказаться в числе тех или других, но, тем не менее, обе эти категории невероятно многочисленны, и субъектов, к ним относящихся, ни в коем случае не следует искать только среди людей необразованных и невежд. Наоборот, кажется, что сейчас, как и во времена великого Парацельса, три бича догматической науки — самомнение, легковерие и скептицизм — все еще идут рука об руку, и их излюбленным прибежищем являются лекционные аудитории и частные гостиные «образованных людей».

Трудно свету Истины пробиться к сознанию, которое до отказа забито глубоко укоренившимися мнениями, и только тот, кто может принять мнение другого — не как руководство к действию, но как совет — и способен воспарить на крыльях своего вольного гения к высотам свободной мысли, сможет принять Истину. Такие умы есть и в наши дни. Мир движется по спирали, и величайшие философы современности приближаются в сфере своего мыслетворчества к тому моменту, когда они придут к согласию с такими умами, как Пифагор и Платон. Только невежественный школяр может предполагать, что он знает гораздо больше, чем Сократ и Аристотель, если он выучил кое-какие современные теории, описывающие вещи весьма поверхностные, или познакомился с какими-то из современных изобретений, с которыми философы древности, может быть, не были знакомы; но если теперешние ученые знают о паровых двигателях и телеграфе больше, чем древние, то последние знали больше о движущих миром силах и передаче мысли на расстоянии без использования каких-либо видимых средств. Если сегодняшний анатом знает больше о тонкостях строения физического тела, то древние знали больше нас о силах, которыми физическое тело создается, ибо оно есть не что иное, как реальное и видимое выражение этих сил. Современная наука может с успехом воспроизводить природные процессы или явления, по сути являющиеся внешними, с которыми древние знакомы не были; посвященные же в таинства древних могли работать с их внутренними причинами, о которых современная наука не знает ничего и которые вынуждена будет изучить, если желает прогрессировать в дальнейшем. В эволюционном процессе мироздания не может быть остановок. Есть лишь прогресс или регресс, подъем или падение. Если мы постучимся в дверь, ведущую в область невидимого, но не осмелимся войти в тот храм, где находится таинственная лаборатория природы, мы лишь еще глубже увязнем в тине иллюзии и растеряем еще больше качеств, необходимых человеку для познания собственной души. Неиспользуемая часть тела атрофируется; не применяемая на практике способность утрачивается. Если все наше время и внимание отдано иллюзиям чувств, мы теряем способность воспринимать сверхчувственное: чем больше мы смотрим на поверхность, тем меньше знаем о том, что таится в глубине; чем глубже опускаемся мы в материю, тем меньше замечаем явлений духа — того, что дает жизнь всему.

Но, к счастью для человечества, в любом зле заложено средство избавления от него, любое действие вызывает противодействие. Прогресс мира сходен с движением маятника, который раскачивается из стороны в сторону. Однако мир в то же самое время движется и вперед. Эпохи фанатизма сменяются периодами расцвета мысли, которые могут закончиться временами скептицизма; века, отмеченные суевериями, нетерпимостью и невежеством в науке и религии, ведут к переворотам в области мысли, которые могут обернуться атеизмом и анархией; но каждое колебание маятника поднимает человечество ступенью выше по лестнице прогресса. Когда маятник достигает точки равновесия, он может оставаться в покое до тех пор, пока ему не будет придан импульс, исходящий из одного или другого крайнего положения.

Кажется, что наше время есть очередное приближение к этой срединной точке. Слепой материализм исчерпал все свои ресурсы; он все еще имеет множество неискренних сторонников, но очень мало тех, кто верит в него всем сердцем. Если и были люди, искренне верившие в него и следовавшие его учению вплоть до мелочей, они наверняка окончили свои дни в тюрьме или были вынуждены совершить самоубийство; однако подавляющее большинство защитников материализма, подобно приверженцам старой теологии, думает и чувствует противоположное тому, что говорит: они применяют свои теории к другим, но не желают начать с себя. Сомнение, великий враг истинной веры, является также врагом невежественного догматизма; оно убивает веру человека в себя и таким образом уменьшает в людях добрых силу творить добро, но оно также ослабляет яд тех, кто творит зло. Мир, едва вышедший на свет дня из тьмы фанатизма, на краткий миг был обольщен и ослеплен мишурным блеском осколков битой посуды, которые были собраны защитниками материалистической науки, выдававшими их за драгоценные камни; но мир освободился от действия чар и осознал всю ничтожность этого хлама, он опять жаждет света истины, пусть менее блестящей, но зато бесценной. Богатства, долгое время скрытые от взоров тех, кто был не в состоянии ни понять, ни оценить их значение, ныне заново открыты; жемчужины древней мудрости принесены с Востока: вновь забили фонтаны Знания, бездействовавшие на протяжении веков, и на явления, казавшиеся таинственными, непонятными и невозможными, пролился свет.

Едва мы погружаемся в атмосферу мистерий древности, перед нами открывается новый мир. Чем лучше начинаем мы понимать язык адептов, тем более возрастает наше уважение к их мудрости. Чем более мы становимся способны воспринять их идеи, тем шире становятся наши понятия о человеке. Анатомия, физиология и психология, которым учат они, представляют человека созданием неизмеримо более высоким, чем то недоразвитое и слабое существо, которое известно нашей науке как совокупность костей, мускулов и нервов. Современная наука пытается доказать, что человек является животным; учения адептов показывают, что он может быть богом. Современная наука наделяет его способностью выдерживать вес собственного тела; наука древности облекает его властью изменять судьбы мира. Современная наука отводит человеку для жизни весьма ограниченное число лет; наука древности учит, что он существовал всегда и, если того пожелает, никогда не перестанет существовать. Современная наука имеет дело с инструментом, которым настоящий человек пользуется настолько долго и настолько часто, насколько он соприкасается с миром феноменов, — и она ошибается, полагая, что этот инструмент и есть человек; адепты показывают нам истинную природу человеческой сущности, для которой одно земное существование есть лишь одна веха из множества в ее вечном движении вперед.

Во вселенной видимой есть вселенная невидимая, в мире следствий есть мир причин. В материи заключена сила, и обе они составляют одно, но существование обеих зависит от чего-то третьего, что есть таинственная причина их существования. В мире материи заключен мир души, оба они есть одно, но причиной их является мир духа. А внутри этих миров есть другие, видимые и невидимые. Некоторые из них известны современной науке, об остальных она даже не подозревает. Как миры одушевленных и неодушевленных существ, от человека — венца творения — до бесчисленных обитателей микроскопически малых вселенных, а также материальные миры солнц, планет и звезд, могут стать видимыми только для того, кто обладает необходимыми для этого приборами, так же и мир души и духовных явлений может познать лишь тот, в ком проснулись внутренние чувства. Телесные вещи могут быть увидены при помощи способностей тела, однако вещи духовные требуют духовного восприятия.

Эта способность к духовному восприятию, потенциально заложенная в каждом, но развитая лишь у немногих, почти неизвестна современной цивилизации, потому что образование отстоит далеко от мудрости и приспособленный для расчетов интеллект, изучающий червей недр земных, не в состоянии увидеть движение духа к свету или осознать его существование. И тем не менее, эта наука, которую игнорирует современность, стара как мир. Ее знали пророки древности, Архаты и Риши Востока, посвященные брахманы, египтяне и греки. Ее основные положения можно найти как в Ведах, так и в Библии. На этих положениях покоятся основания религий мира. Они сформировали сущность тех таинств, которые открывались лишь получившим Посвящение во внутреннем храме, где проходили древние мистерии; раскрытие их непосвященным было запрещено под страхом пыток и смерти. Тайны эти были известны древним мудрецам, адептам и средневековым розенкрейцерам, на частичном понимании этих истин основана система современного масонства.

Не стоит путать их с той умозрительной философией, которая в рассуждениях идет от известного к тому, чего она знать не в состоянии, пытаясь нащупать путь в темноте при неверном свете логики и ощутить то, чего она не может увидеть. Эти учения были заповеданы теми сынами света, которые обладали способностью видеть. То были величайшие реформаторы религий всех эпох, от Конфуция и Зороастра до Якова Беме и Эккартсгаузена, и истинность их учений мог подтвердить всякий, чьи чистота сознания и сила интеллекта позволяли видеть и осознавать мир духа.

Некоторые из этих учений обращаются к этике и морали, остальные носят чисто научный характер; но оба эти аспекта тесно связаны друг с другом, ибо красота неотделима от истины. Они суть стороны одного и того же листа во вселенской книге природы, понимание которого дает читателю не просто мнение, но знание, и делает его не просто знающим, но озаренным Мудростью.

Среди тех, кто говорил о моральной стороне тайного учения, не найти существ более высоких, чем Будда, Платон и Иисус из Назарета; и не было мудрецов совершенней Гермеса Трисмегиста, Пифагора и Парацельса в ряду тех, кто говорил о ее научном аспекте. Они получали знания, далеко не всегда следуя застывшим методам обучения или принимая мнения «признанных авторитетов» своего времени; наоборот, они изучали Природу в ее собственном свете, и сами стали этим светом, тем сиянием, лучи которого освещают мир разума. То, чему учили они, в некоторой степени получило развитие и подтверждение в учениях адептов Востока; однако многое из того, о чем последние хранили полное молчание, было обнародовано Парацельсом триста лет назад.[1] Но Парацельс «метал бисер перед свиньями» — невежды насмехались над ним, завистники и клеветники втоптали в грязь его доброе имя, и в итоге он был предательски убит недругами. Но, несмотря на то что его физическое тело распалось на составляющие элементы, гений его жив, и, поскольку мир все более и более поворачивается лицом к восприятию истин духа, Парацельс предстает перед нами, подобно солнцу, движущемуся по небосклону разума, чье сияние призвано осветить мир мысли и проникнуть глубоко в сердца новых поколений, чтобы подготовить ту почву, на которой взрастет наука грядущего столетия.


Примечания:



1

Книга Ф. Гартмана была издана в 1889 году. — Прим. ред.