Елена Белякова Русский Амад...

Елена Белякова

 

 

Русский Амаду, или русско-бразильские литературныесвязи

      © Copyright Елена Белякова

      Email: belena(a)metacom.ru

      Date: 10 Oct 2005

 Предисловие

      На примере переводной бразильской литературы я хотеларассмотреть проблему вхождения иностранных произведений в континуум русскойлитературы. Почему в одних случаях появляются "русский Гете","русский Байрон", "русский Бернс", а другие авторы неоставляют никакого следа в умах и душах русских читателей? Вот на эти вопросы яи попыталась ответить данной книгой. Я старалась быть объективной, однако этоне всегда удавалось: я слишком вовлечена.

ВВЕДЕНИЕ

      Изучение международных литературных связей чрезвычайноважно для понимания своеобразия и осознания глубинных процессов в развитиинациональных литератур. Литература любой страны слагается из двух элементов:литературы отечественной и переводной. В современную эпоху подлинно значимыепроизведения всех национальных литератур переводятся на иностранные языки истановятся в полной мере принадлежностью литератур других народов. Поэтомуосознать сложную картину развития национальной литературы можно только в светемирового литературного процесса. Без учета межлитературных связей невозможнопроследить динамику развития национальной литературы, проникнуть в механизмнаследования и смены ее традиций, накопления художественных ценностей.Переводное произведение в той или иной степени включается в эволюционныйпроцесс отечественной литературы. Таким образом, изучение международныхлитературных связей раздвигает рамки национальной литературы, делает ее частьюединого общемирового историко-литературного процесса. Всякое литературноепроизведение по своему генезису принадлежит национальной литературе иопределенной исторической эпохе, но в процессе международного литературногообмена оно становиться действенным фактором других литератур, хотя ипретерпевает при этом значительную трансформацию при переводе. Переводноепроизведение включается в развитие национальных литератур "как явлениеобщественной идеологии, в известном отношении равноправное с продуктаминационального творчества. В этом смысле русский Гете есть проблема русскоголитературного общественного развития".

      Одной из важных закономерностей литературных взаимосвязейявляется тот факт, что иноязычная литература оказывает воздействие на другуюлитературу только в форме перевода. "Функции иностранного источника,известного в другой стране лишь на языке оригинала, как правило, не выходят зарамки внешних контактных связей. До тех пор, пока иностранный текст "незаговорил" на языке его принявшей страны - он остается на роли"пассивного освоения". То есть данный иностранный текст можетполучить достаточную известность у определенной части читателей, о нем можетговорить критика, а в отдельных случаях - вокруг него может развернутьсядискуссия - но органически войти в иной литературный процесс он не может. Времятворческого освоения наступает только после появления перевода или переводов,при том, естественно, условии, что данный текст найдет отклик в иной культурнойсреде".

      В этой связи возникает вопрос, при каком условии однопроизведение становится фактом заимствующей литературы, а в других - неоказывает никакого влияния на развитие литературы реципиента. С одной стороны,это зависит от качества и характера самого произведения. Значимостьпроизведения национальной литературы для литературы мировой зависит от того,насколько глубоко, полно и ярко оно отражает жизнь своего народа, воплощаетнациональный дух. "Как бы сильно ни был выражен в произведении местныйхарактер, оно может стать всемирным, если в нем бьет ключом жизнь и если онообладает выразительной силой".

      С другой стороны, выбор произведения для перевода обуславливаетсявнутренними потребностями воспринимающей литературы. Еще А. Веселовскийговорил, что заимствование предполагает в воспринимающей литературе не"пустое место, а вечное течение, сходное направление мышления, аналогичныеформы фантазии". Это значит, что подлинно творческие контакты междулитературами осуществляются только при условии, что принимающая литератураобладает необходимыми предпосылками для усвоения инородных идейных иэстетических элементов.

      Выбор произведения для перевода всегда определяетсяидеологическими запросами, возникшими на данном этапе у той или инойлитературно-общественной группы.

      Потребность в переводной литературе возрастает в периодыкризиса национальной литературы, когда господствующая до этого в данной литературепоэтика себя исчерпала. На этом этапе поиски стимулов для инновационногоразвития становятся особенно актуальными, что и активизирует переводческуюдеятельность. В такие периоды переводная литература может органическивключиться в эволюционный процесс литературы реципиента и восполнить недостатокее потенциала. "Литературы помогают друг другу в самопознании. В зеркалечужой литературы можно лучше разглядеть себя, свои цели и задачи" (23, С.84).

      Для русской литературы это положение особенно актуально,поскольку межкультурные коммуникации сыграли огромную роль в ее становлении иразвитии. Известно, что 99% литературных памятников домонгольского периодаявляются переводами.

      Еще Н.Г. Чернышевский в 1857 году в предисловии к сборнику"Шиллер в переводах русских поэтов" писал, что русская переводнаялитература до Пушкина и Гоголя была несравненно выше оригинальной, поэтому напереводную литературу следует обращать гораздо больше внимания .

      Эту точку зрения разделяет Ю.Д. Левин, автор "Введения"в "Историю русской переводной художественной литературы", которыйпишет, что до сих пор изучают историю русской литературы, не принимая вовнимание литературу переводную. В силу этого "наши общиеисторико-литературные труды продолжают страдать "невыгодноюодносторонностью" .

      В настоящее время ситуация стала меняться к лучшему.Появились работы общего характера, посвященные переводной литературе.Особоеместо в изучении данной проблемы занимает 2-х томная "История русскойпереводной художественной литературы". В этой монографии предпринятофронтальное изучение переводной художественной литературы от древности до концаXVIII века. В 1-ом томе рассматриваются переводы прозаических произведений, во2-ом - поэзия и драматургия. Проанализировав весь корпус переводной литературыза 8 столетий, авторы приходят к выводу, что периодизация переводной литературыточно совпадает с периодизацией, принятой в современной истории русскойлитературы: литература Древней Руси, Петровская эпоха, классицизм, просветительство,сентиментализм.... Данный труд прослеживает постепенное формирование в Россиихудожественной литературы и дает объективную оценку роли переводной литературыв этом процессе.

      Авторы монографии убедительно доказывают, что переводнаялитература на Руси с момента ее появления была частью государственнойидеологии. Вся переводная литература Древней Руси - литература христианская.Первые переводы светских текстов появились в XVII веке. В Петровскую эпохупереводная литература также выполняла государственную задачу: приобщить Россиюк европейской цивилизации. О важности переводной литературы в "прорубанииокна в Европу" свидетельствует тот факт, что Петр I часто выступалзаказчиком, переводчиком или редактором переводов. Вплоть до конца XVIII переводнаялитература не выходила за рамки государственной идеологии.

      В XIX - начале XX века переводная литература такжевыполняла идеологическую функцию, однако это была уже не государственная, ачаще, напротив, оппозиционная и антиправительственная идеология.

      Советское государство всегда осуществляло жесточайшийконтроль за изданием переводных художественных произведений: допускались толькопроизведения идеологически близкие - в первую очередь книги писателей -коммунистов, "овладевших методом соцреализма", и в более широкомсмысле - прогрессивная, антикапиталистическая и антиимпериалистическаялитература.

      Жоржи Амаду был выбран советскими идеологами на роль"ведущего бразильского писателя" из-за его политических взглядов ипартийной принадлежности. Однако только талант Амаду сделал его действительнопопулярным и любимым автором русских читателей.

      "Русский" Амаду представляет интерес не только сточки зрения его вхождения в отечественный литературный процесс, но и какключевая фигура в развитии русско-бразильских литературных отношений. ИменноЖоржи Амаду ввел бразильскую литературу в сферу интересов русских читателей,положив начало качественно новому этапу литературных связей между нашимистранами. До знакомства с творчеством Амаду в России очень мало знали о самомсуществовании бразильской литературы. Благодаря яркому самобытному талантуЖоржи Амаду бразильская литература занимает верхнюю позицию на шкале интересарусских читателей к литературам стран Латинской Америки.

      Изучение русско-бразильских литературных связейпредставляется весьма плодотворным в силу их неизученности, с одной стороны, иобозримости, с другой. Небольшой корпус произведений (141 автор) позволяетдетально проанализировать всю историю этих отношений. Однако центральное местов исследовании русско-бразильских литературных отношений должно принадлежатьЖоржи Амаду, поскольку творчество всех других бразильских писателей, какклассиков, так и современников, рассматривается русской критикой сквозь призмуфеномена Амаду.

      Таким образом, главное концептуальное положение даннойработы - идея о том, что именно Амаду определил весь процесс русско-бразильскихлитературных отношений. ЧАСТЬ I

 Проблема периодизациирусско-бразильскихлитературных связей

 Глава 1. Первые упоминания оБразилии в русской литературе.

      Проблема русско-бразильских литературных связей неполучила достаточно полного отражения в работах отечественных литературоведов.Лучше всего исследован начальный период зарождения таких связей в работах Л.А.Шура (55-62) и в приложениях к многотомной "Истории литератур ЛатинскойАмерики" (18, 19, 20).

      Долгое время считалось, что первое упоминание о НовомСвете содержалось в сочинениях Максима Грека "Сказании отчасти недоуменныхнеких речений в Слове Григория Богослова". Впервые такое предположениевысказали авторы "Описания славянских рукописей Московской синодальнойбиблиотеки" в 1859 г (18, С.632). В ряде последующих исследований (2,22)данное сочинение рассматривается как первое русское слово об Америке. Однако в1968 г. в "Трудах отдела древнерусской литературы" был опубликованперевод на старославянский язык латинской эпистолы Максимилиана Трансильвана"О Молукитцкых островах", который внес корректировки в эти представления( 18, С.632).

      В своей монографии (10) Н. Казакова доказывает, чтодревнеславянский текст М. Трансильвана, секретаря императора Карла V, являетсянаиболее ранним из известных упоминаний о Новом Свете на Руси, так как переводэпистолы был сделан в 1523 году, а сочинения Максима Грека относятся примерно к1530 году.

      В эпистоле М. Трансильвана кратко сообщалось об открытииАмерики, о договоре в Тордесильясе, который закрепил раздел владений междуИспанией и Португалией, а также упоминался автор первой истории открытияАмерики "Decadas de Orbe Novo" Педро Мартир, именуемый ПетромМучеником по буквальному переводу его имени.

      Однако, несмотря на доказанный приоритет МаксимилианаТрансильвана, сведения, сообщенные Максимом Греком, более содержательны и важны,чем несколько фраз из "Эпистолы" М. Трансильвана. К тому же самосочинение Грека принадлежит собственно древнерусской литературе.

      В Петровскую эпоху интерес к Новому Свету и знания о немзаметно увеличиваются, и за этим стоял практический интерес Русскогогосударства. В эту эпоху возникают (хотя и не осуществляются) проекты поустановлению торговли с Испанией и Португалией и их колониями. Одновременноуспешно проводятся экспедиции русских мореплавателей на север Америки, гдерусские поселенцы оказались непосредственными соседями вице-королевства НоваяИспания.

      Но еще более существенным фактором возрастания интереса кИберийской Америке был неуклонный подъем просвещения в России, начавшийся вПетровскую эпоху. Книги по географии и истории заняли ведущее место в печатнойпродукции: это были как переводные, так и отечественные издания. По мере того,как Россия входила во все более интенсивный контакт с Западом, ее представлениео народах мира становилось все более отчетливым. Русские читатели былизаинтересованы в получении конкретных сведений по этнографии и культуреИберийской Америки.

      В XVIII веке регулярным источником таких сведенийстановятся периодические издания и, прежде всего, "Примечания кСанкт-Петербургским ведомостям". Именно в этом журнале в 1729 годупоявилось первое в России сообщение о Бразилии, которое содержалось в заметке"О ссоре Аглицкого капитана Норриса с гишпанским купеческим кораблем и озаливе всех Святых - Багия де Тодос лос Сантос". (58, С.23). Такимобразом, кажется символичным, что первое бразильское географическое название,ставшее известным русскому читателю, - та самая Баия Всех Святых, воспетаявпоследствии Жоржи Амаду в его книгах.

      В XVIII веке в России выходят первые переводныепроизведения, темы которых связаны с Бразилией. Л.А. Шур отмечает, чтопроизведения на "бразильскую" тему - единственная формарусско-бразильских литературных связей в XVIII и вплоть до 20-х годов XI X века(60).

      Первым переводным романом, по которому русские читателимогли познакомиться с Бразилией, была книга Д. Дефо "Робинзон Крузо",опубликованная на русском языке в 1762 году. Робинзон Крузо после алжирскогоплена попадает в город Салвадор (все та же Баия Всех Святых), где спасший егокапитан знакомит Робинзона со своим приятелем, владельцем сахарного завода.Робинзон научился делать сахар, купил раба и согласился не предложениесоседей-плантаторов отправиться за рабами в Африку. Позднее в России издаютсямногочисленные переводные романы-подражания Д. Дефо. Действия двух романовразворачивается в Бразилии. В книге "Штейерский Робинзон, или путешествияи особенные достопамятные приключения Иосифа Миллера на Бразильских берегахАмерики" (перевод с немецкого 1794 г.) рассказывается о жизни героя водном из индейских племен. События другого романа "Похождения дикогоамериканца", изданного в Санкт- Петербурге в 1773 году, происходят в г.Салвадоре, уже известном русскому читателю.

      На основании этих фактов Шур делает вывод, что еще в XVIIIвеке в сознании русского читателя складывается романтический образ Бразилии,экзотической страны, населенной благородными индейцами. (59).

      В начале XIX века "бразильская тема" получаетдальнейшее развитие. Л.А. Шур отмечает, что первые известные материалы олитературах Латинской Америки были посвящены именно Бразилии (57, С.217).Интерес к бразильской литературе не был случайным. С начала XIX века передовоерусское общество пристально следило за событиями в этой португальской колонии.В 1808 году, в связи с оккупацией Португалии наполеоновскими войсками,принц-регент Португалии, впоследствии король Жоан IV, вместе со своим дворомбежал в Бразилию. В 1815 г. Бразилия была возведена в ранг королевства наравных правах с Португалией. А в 1822 году под давлением широкого народногодвижения Бразилия была провозглашена первым в Латинской Америке независимымгосударством. Превращение Бразилии в независимое конституционное государство исвязанный с этим рост аболиционистского движения вызвали особый интерес впередовых кругах русского общества. Усилению внимания к Бразилии способствовалоустановление дипломатических отношений между Россией и Бразилией. В связи спереездом португальского короля в Бразилию русские посланники при португальскомдворе находились в Рио-де-Жанейро. В 1812 году было учреждено русскоегенеральное консульство, а с 1828 года установлены дипломатические отношения сБразилией.

      Наиболее ярко "бразильская тема" получилаотражение в творчестве писателей - членов "Вольного общества любителейсловесности, наук и художеств", основанного в Петербурге в 1801 году,которое стало центром распространения радищевских идей. Бразильская темаиспользовалась членами "Вольного общества" как иносказательная формаобличения крепостного строя в России. Картины рабства в португальской колонииассоциировались в сознании русских читателей с российской крепостническойдействительностью.

      Один из наиболее активных и радикально настроенных членов"Вольного общества" В.В. Попугаев, автор реферата "О рабстве иего началах и следствиях в России", пишет в 1801 г. очерк"Негр". В первой публикации 1804 года ему было предпослано пояснение"Перевод с испанского". Это был способ защитить перед цензуройгневный, политически острый текст, изобличающий крепостничество, представив егокак текст иноязычного автора. Очерк "Негр" представлял собой монологнегра Амру, разлученного с возлюбленной и отправленного в рабство в Америку. Вочерке в частности говорится: "Негр не может принадлежать белому ни покаким правам. Воля не есть продажною: цена золота всего света не в силах онойзаменить, и никакой тиран ею располагать не должен" (18, С652).

      Близко по тематике и другое стихотворение члена"Вольного общества" - Семена Боброва "Против сахара",напечатанное в 1804 г. в сборнике "Рассвет полночи". Обличительныйпафос стихотворения строится на противопоставлении двух противоположных качествэтого продукта. С одной стороны, сахар - лакомство для потребителей-европейцев,а с другой - адский труд для негров-рабов:

      За сладостью твоей небесной

      Зловонье адско вслед летит,

      Что я скажу, о нектар лестный!

      В тебе сокрытый лед лежит. (18, С. 653).

      Тематически и идейно к указанным произведениям примыкаетрассказ анонимного автора "Героическая решительность негра",опубликованный в 1805 году в "Вестнике Европы". Рассказ посвященсудьбе бразильского негра Ганно, который всю жизнь копил деньги на выкуп жены идетей, но рабовладелец отобрал деньги, и тогда Ганно убивает свою семью, чтобы"избавить их от рук чудовища".

      Таким образом, мы видим, что тема рабства в Бразилии,которую разрабатывали в начале XIX века прогрессивные русские писатели, служилаим для разоблачения российской крепостной системы.

      В 20-е годы XIX века особый интерес к событиям в Бразилиипроявляют декабристы. Завоевание этой страной независимости в 1822 году идарование конституции императором Педро II стали для них одним из факторов"духа времени", которые, по словам П.И. Пестеля, "ознакомили умыс революцией и породили революционные мысли в умах".

      Декабристы Д.И. Завалишин, Ф.Т. Вишневский, К.П. Торсон,В.К. Кюхельбекер, В.П. Романов посетили Бразилию во время кругосветных плаванийи стали свидетелями освободительной борьбы в этой стране. Завалишин по этомуповоду писал: "Мы посетили Бразилию в часы своеволия".

      К.Ф. Рылеев и Н.А. Бестужев были знакомы с конституциейБразилии и использовали ее для разработки соответствующих документов для России.

      Одновременно или чуть позже в России появляютсяхудожественные произведения, в которых дается романтический, а иногда ипсевдоромантический образ Бразилии, что связано с зарождением романтическойтенденции в недрах русской культуры. Важную роль в становлении русскогоромантизма сыграли очерки путешественников, посетивших Новый Свет. По мнениюГ.А. Гуковского, "расширение горизонта мировой экономики и политики шлоодновременно с расширением кругозора романтического национального пониманиякультуры... Не случайно в это время становятся очень популярны описанияпутешествий в экзотические страны". Это общее положение убедительноподтверждается примером Бразилии. Вслед за первым русским кораблем"Надежда" под командованием Крузенштерна, побывавшем в Южной Америкев 1804 году, за двадцать последующих лет континент посетили десятки русскихсудов, и Бразилия была первой страной Нового света, к берегам которойпричаливали все суда, а порт Рио-де-Жанейро - их обязательной стоянкой. Поэтомунаибольшее количество описаний пришлось на долю именно этой страны, котораяпоражала русских путешественников буйством и пышностью тропической природы иприводила их в состояние романтического восторга. "Многие описываливеликолепную природу Бразилии, но никто еще, пожалуй, не смог найти слов,способных передать все очарование ее дивной красоты. Только обладая самым богатымвоображением, можно представить себе эти живописные ландшафты, эту пышнуюисполинскую растительность, которая во всем своем многообразии, сверкаятончайшими переливаниями красок, щедро покрывает долины и горы вплоть доморского побережья", - так описывал свои впечатления известный флотоводецОтто Коцебу (19, С.586).

      Исследователи отмечают, что нет ни одной книги, ни одногоочерка, ни одного частного письма, где бы моряки-путешественники не пыталисьвоссоздать величие природы Америки в возвышенно-романтическом ключе (там же,С.584). Произведения русских путешественников принимали участие в формированииромантической культуры в России, но значения этих книг и их романтическийхарактер были осознаны русским читателем не сразу. Поначалу отечественныечитатели проявили слабый интерес к произведениям русских путешественниковначала века. В. Белинский с горечью писал, что "известные путешествияКрузенштерна вокруг света, изданные в 1809 - 1813 годах на русском и немецкомязыках, и путешествия Лисянского, изданные в 1812 году на русском и английскомязыках в России разошлись по 200 экземпляров каждая, меж тем, как в Германиивышло три издания Крузенштерна, а в Лондоне продана за две недели половинаэкземпляров Лисянского".

      Но к середине 20-х годов XIX века положение меняется.Именно русские романтики привлекают внимание читающей публики к произведениямпутешественников и включают эту литературу в круг собственных интересов. В 1829году Н.А. Бестужев опубликовал в "Полярной звезде" статью, где говоритсяследующее: "Как изъяснить прелесть нового, неиспытанного чувствования привиде особенной земли, при вдохновении неведомого бальзамического воздуха, привиде незнаемых трав, необыкновенных цветов и плодов, которых краски вовсе незнакомы нашим взорам, вкус не может быть выражен никакими словами исравнениями. Сколько новых истин открывается, какие наблюдения пополняютпознания наши о человеке и природе с открытием земель и людей НовогоСвета" (19, С. 589).

      Записки русских путешественников вдохновили литераторов насоздание художественных произведений, действие которых происходит в Бразилии.

      Одной из первых появилась повесть З. Волконской "Двабразильских племени, или Набуайа и Зиуайе" (19, С.592), написанная нафранцузском языке. Сюжет повести основан на любовной коллизии, котораяразворачивается на фоне буйной тропической природы.

      Такое романтическое представление о Бразилии укреплялосьпереводами французских сентиментально-мелодраматических произведений. Наиболееяркий пример - повесть Пужана о несчастной бразильской обезьянке"Жоко", ставшей жертвой неблагодарного человека. Повесть имелаоглушительный успех в Париже, а потом в России, где она была переведена в 1825году Н.А. Полевым. Позже повесть была переделана в пьесу, не сходившую со сценымного лет. Эту пьесу видел в детстве Ф.М. Достоевский и "долгое времябредил ею" (там же, С. 593).

      Романтический образ Бразилии появляется в 30-х годах XIXвека и в русской поэзии, о чем свидетельствует опубликованное в 1838 г.стихотворение В. Бенедиктова "Ореллана". В нем вдохновенно воспетавеликая бразильская река Амазонка (Ореллана - ее второе название), котораявыступает в стихотворении как воплощение женского начала:

      Взгляните, как льется, как вьется она -

      Красивая, злая, крутая волна!

      Это мчится Ореллана

      К черной бездне океана.

      Как отмечают Кутейщикова и Файнштейн, "одушевлениеприродных сил, которые встречаются в "Ореллане", вполне соответствуетманере поэтов-романтиков самой Латинской Америки, изображавших окружающий ихмир" (там же).

      Со временем Бразилия становится модной темой. Она часторазрабатывается в псевдоромантических произведениях, о которых с иронией писалА.В. Дружинин: "Мысль читателя начинает порхать между лианами и бананами,бамбуками и золотисто-смуглыми красавицами" (19С.593).

      Однако, несмотря на издержки процесса, романтическиепроизведения на "бразильскую тему" сыграли определенную роль встановлении русского романтизма. Глава 2. Начальный этапрусско-бразильских литературных связей.20-30-е годы XIX века

      В конце 20-х - начале 30-х годов XIX века, по мнению Л.Шура, начинается новый этап развития русско-бразильских литературных связей,который характеризуется появлением первых переводов бразильской литературы нарусский язык (58, С.77). Весьма символичен тот факт, что первым переводчикомбразильской литературы был А.С. Пушкин.

      В 1826 - 1827 годах он перевел стихотворение бразильскогопоэта Томаса Антонио Гонзаги, которое печатается в собраниях сочинений Пушкинапод заглавием "С португальского" ("Там звезда заривзошла..."). Впервые на этот перевод обратил внимание Н. Лернер,опубликовав в No 4 "Русского библиофила" за 1916 год статью"Пушкин и португальский поэт" (328). В статье говорится, что впервыеэто стихотворение было напечатано П.А. Анненковым в мемуарах "Материалыдля биографии Пушкина", а поправки и дополнения в описания хранящихся вРумянцевском музее бумаг внес И.Е. Якушкин. Внизу рукописи рукой Пушкинаприписано: "Gonzago", таким образом, имя автора оригинального текстабыло указано.

      В своей статье Лернер предположил, что Пушкин сделалперевод непосредственно с оригинала, поскольку, зная итальянский и испанскийязыки [последний, по словам отца поэта, он выучил в зрелом возрасте] (328,С.75), он мог овладеть еще одним романским языком. Лернер также предположил,что Пушкин мог познакомиться с подлинником стихотворения в Одессе, где быломного португальских моряков. В этой статье Лернер приводит оригинальный текстстихотворения и сообщает, что оно принадлежит циклу "Marilia deDirceo" ("Дирсеева Марилия") Томаса Антонио Гонзаги, по прозвищуDirceo, поэта "заокеанской аркадийской школы".

      В конце статьи Лернер высказывает свое мнение о переводе идает краткую характеристику Пушкина-переводчика, который "выступает здесьсо своими обычными чертами вдохновенного перелагателя, подчиняющегося чужимобразам и настроениям лишь постольку, поскольку они соответствуют егоэстетическому вкусу и изощренному чувству меры, и сплошь да рядом превосходитпервоначального автора" (328, С.77). По мнению Лернера, Пушкин, сохранив впервых семи строфах своего переложения значительную близость к подлиннику,поубавил чувствительности в конце, в результате произведение под пером Пушкинапреобразилось во всех отношениях к лучшему. Таким образом, Лернер первымобратил внимание на это стихотворение Пушкина, ранее печатавшееся во всехсобраниях его сочинений без всяких комментариев. Кроме того, несомненныйинтерес представляют взгляды автора на перевод как на свободное переложениеоригинала, который при необходимости следуют "улучшить". Такая точказрения весьма характерна для литературоведения того периода.

      Четыре десятилетия спустя академик М.П. Алексеев в статье"Пушкин и бразильский поэт" (326) убедительно доказал, что Пушкин небыл знаком с оригинальным текстом, а прочел его во французском переводе Эженаде Монглава, который перевел два центральных произведения бразильскойлитературы 18 века: "Дирсееву Марилию" Томаса Гонзаги и эпическую поэмуСанта Риты Дурана "Карамуру". Работы этого французского американистабыли известны русским читателям в 10-х начале 20-х годов XIX века. В переводеМонглава познакомился со стихотворением Гонзаги и Пушкин. Далее Алексеевутверждает, что интерес Пушкина к произведению Гонзаги не был случаен, егопривлекла судьба бразильского поэта.

      Томас Антонио Гонзага (1744 - 1810 гг), самый выдающийся иизвестный поэт Бразилии XVIII века, был участником заговора в Минас-Жерайсе,которым руководил лейтенант Жоаким Жозе да Силва Шавьер, известный во всем мирекак Тирадентис (331). Заговорщики ставили целью освобождение Бразилии отпортугальского владычества и установление республиканского строя. Гонзага какюрист был автором конституции будущей бразильской республики. В числе заговорщиковбыли представители различных социальных слоев: ученые, юристы, военные,землевладельцы, торговцы.

      Когда Гонзага, окончив Коимбру, вернулся в Бразилию, вМинас - Жерайсе уже существовал кружок либерально настроенных поэтов, которыйназывался "Аркадия". Каждый член кружка подписывался псевдонимом.Гонзага назывался Дидрсеем. В 1788 году в этот кружок вступила группарадикально настроенных студентов, в том числе и Тирадентис, и литературныйкружок превратился в засекреченную политическую организацию.

      Независимая Бразилия, свободная культура и наука,освобождение от диких и грабительских налогов, национальные университет, суд,администрацию и правительство - таковы были цели заговора, названногопортугальцами "Инконфиденсия", т.е. "Измена". В мае 1789года заговор был раскрыт, его участники арестованы и приговорены к смертнойказни. Затем королевским указом смертная казнь для всех участников заговора,кроме Тирадентиса, была заменена пожизненной ссылкой. Тирадентис был повешен 21апреля 1792 года в Рио-де-Жанейро, дом его был снесен, а дети объявленыопозоренными. Томас Гонзага и его друзья, поэты "минаской школы" -Клаудио Мануэля да Коста и Алваренго Пейшото - провели несколько лет в тюрьме,а затем были отправлены в африканскую ссылку. Местом ссылки Томаса Гонзаги сталМозамбик. Но дух Гонзаги не был сломлен. Находясь в тюрьме, он создает вторуючасть "Дерсеевой Марилии", которая была посвящена его невесте МарииДоротее де Сейшас. О заговоре инконфидентов в России стало известно в декабре1789 года из сообщения Форсмана, русского поверенного в делах в Лиссабоне.

      О подробностях заговора Пушкин мог узнать от своих друзей- декабристов, побывавших в Бразилии. М.П. Алексеев доказал, что стихотворениемогло быть написано только в 1826 - 27 годах и что обращение к творчествуГонзаги вызвано раздумьями поэта о судьбе декабристов.

      "Неудавшееся восстание, в которое оказалась замешанацелая плеяда поэтов, африканская ссылка одного из них... - все это не могло непредставить интереса для Пушкина в тот период, когда он напряженно думал обучасти друзей декабристов и о своих связях с ними". (326, С. 58).

      В 1829 году в журнале "Сын отечества" былиопубликованы небольшие отрывки из поэмы "Карамуру" Жозе Санта РитыДурана в переводе с французского, сделанного Монглавом. Публикации былапредпослана небольшая заметка, в которой анонимный переводчик характеризовалпоэму как образец молодой литературы, приобретающей самостоятельность (19,С.621).

      "Карамана, или Открытие Бахии" - так былаозаглавлена публикация. В основе поэмы лежал исторический факт - открытие в XVIвеке бухты Баия португальцами. "Сын Отечества" опубликовал лишь теотрывки из поэмы, где дана красочная картина жизни индейских племен. Это былиотрывки из XVI и XVIII глав второго тома "Карамуру" во французскомпереводе Монглава. Вероятно, для перевода была использована предварительнаяжурнальная публикация французского перевода Дурана, о чем свидетельствуетуказание в конце перевода: "Из фр. журн." (59, С. 222).

      Первоначальный этап знакомства с бразильской литературойзавершился появлением двух статей в журналах "Цинтия" (1831 г.) и"Телескоп" (1834 г.). Как установлено в исследовании Л. Шура (57),статья "Бразильская литература", появившаяся в "Цинтии",представляла собой перевод первой главы "Очерка истории бразильскойлитературы" еще одного французского американиста, соратника Монглава,Фердинанда Дени.

      В этой работе утверждалось, что бразильская литературадолжна обрести собственное лицо, черпать вдохновение из собственного источника,которым является самобытная природа этой страны: "В сем величии природы,среди дикого плодоносия... при реве древних лесов, при шуме водопадов, прикриках диких животных... мысль бразильца получает новую силу" (57, С.152).

      Романтическая концепция Ф. Дени получила полную поддержкуна страницах "Московского телеграфа", редактор которого Н.А. Полевойпостоянно ратовал за развитие самобытного, народного начала, видя в немсущность романтизма. Недруг Полевого, А.Ф. Воейков откликнулся на публикациюязвительной статьей, в которой высмеивал саму возможность предполагать наличиеидей у аборигена и высказал предположение, что статью написал сам Полевой илиего "меньшие собратья" (там же).

      Можно сделать вывод, что публикация статьи не быласлучайной, она соответствовала неким потребностям, исканиям русского общества.Идея самобытности молодых латиноамериканских наций, которую пропагандировал"Московский телеграф", настойчиво увязывалось с необходимостью ихреспубликанского устройства, за что журнал и был запрещен в 1834 г. "Все,что запрещается говорить о независимых областях Америки и ее героях, свосторгом помещается в "Московском телеграфе".

      Статья в журнале "Телескоп" называлась"Успехи литературы, наук и изящных искусств в Бразилии" и былапереводом из французского журнала "Revue britаnnique" (19, С.623). Встатье давался обзор бразильской литературы с XVIII века. При этом бразильскаялитература трактовалась не как часть португальской литературы, а какнациональная литература нового государства.

      Статья начиналась с утверждения, что, несмотря наколониальный гнет, в Бразилии уже с XVII века появляются свои писатели и поэты.Далее в статье говорилось о расцвете культуры и литературы Бразилии, чтосвязано с обретением страной независимости. Свобода дала возможность природномугению бразильского народа освободиться от преград, которые так долгопрепятствовали его развитию. Анонимный автор утверждал, что через несколько летБразилии нечего будет завидовать в науках Северной Америке, которую она ужедавно оставляет далеко за собой в отношении к изящным искусствам.

      Появление этой публикации в "Телескопе" былосвязано с общим направлением журнала. "Телескоп" занимал ведущееместо в литературной и философской борьбе 30-х годов в России. В журналесотрудничали Белинский, Станкевич, Герцен, Огарев, Гончаров, Чаадаев, Тютчев."Телескоп" имел подзаголовок - "журнал современногопросвещения". Проблема просвещения имела исключительное значение в России30-х годов XIX века: для прогрессивных литераторов того времени просвещениенарода было неотложной проблемой, от решения которой зависело развитие страны.Для редактора журнала Н.И. Надеждина просвещение народа являлось основой еговеликой будущности. В передовой статье в первом номере журнала Надеждин писал отом, как важно просвещение для русского общества, которое "весьма недавнопривилось к живому организму Европы, и просвещению еще некогда было в немразрастись и вызреть... " (57, С. 225).

      Статья об успехах литературы и искусства в Бразилииотражала общее направление журнала. Авторы его не могли не усмотреть аналогиимежду Россией и Бразилией, недавно отсталой страной, которая, обретянезависимость, добилась значительных успехов в литературе, искусстве, просвещении.

      Рассматривая проблему авторства перевода, Л. Шурпредположил, что перевод был сделан В.Г. Белинским (там же, С.226). Анализпереведенных Белинским статей, косвенные свидетельства о том, что большая частьматериалов из французских журналов для "Телескопа" была переведенаименно Белинским, и сам характер статьи позволил Л. Шуру сделать вывод, что этастатья была отобрана и переведена В.Г. Белинским.

      Таким образом, проанализировав начальный периодрусско-бразильских литературных связей, можно сделать вывод, что обращение киноязычной литературе не бывает случайным. Даже небольшое число переводов избразильской литературы убедительно доказывает, что переводчики, издатели,читатели ищут в этих произведениях подтверждение своим идеям, взглядам, принципам,пытаются найти у иноязычных авторов ответы на вопросы, стоящие перед русскойаудиторией. Следовательно, отбор произведений для перевода носит идеологическийхарактер, просветительские задачи играют второстепенную роль и подчиненызадачам идеологии.

      Глава 3. Состояние русско-бразильских литературныхсвязей с 1835 по 1917 годы

      Как уж отмечалось, исследователи считают, что публикация в"Телескопе" подвела черту первому этапу русско-бразильскихлитературных связей. Однако анализ фактического материала позволяет утверждать,что никакого качественного сдвига в этих отношениях за последующие десятилетияне произошло.

      С 1835 по 1917 год появилось несколько статей с краткимиобзорами бразильской литературы. Примером может служить публикация в"Отечественных записках" за 1854 год. Статья начинается с небольшогоэкскурса в историю бразильской литературы, причем подчеркивается, чтопроизведения бразильских авторов редко "пересекают океан". Перечисляябразильских писателей, уже известных в Европе, журнал особо выделил поэтаТейшейру-и-Соуза, таланту которого могла бы позавидовать Европа. В заключениевыражается уверенность в том, что Бразилия "возвысит свою литературунаравне с прочими, особенно если она сохранит свой национальный характер"(19, С. 624). Обзоры бразильской литературы включены в "Историю всемирнойлитературы", "Всеобщую историю литературы" под ред. Корша иКирпичникова и энциклопедию Брокгауза и Ефрона.

      В 1898 году в журнале "Мир божий" (9) появилоськраткое изложение статьи бразильского критикика Леополдо Фрейтаса изфранцузского журнала "Revue de Revues", в котором говорилосьбуквально следующее: "Европа очень мало знакома с бразильской литературойи, пожалуй, много есть людей, которые даже совсем не знают о ее существовании"(9, С. 41). По мнению автора публикации, европейское общество совершеннонапрасно игнорирует бразильскую литературу, поскольку "умственное движениев бразильской республике получило гораздо более широкое развитие, чем об этомдумают в Европе" (там же). Далее автор сообщает, что настоящая бразильскаялитература появилась после объявления независимости. Во главе новогобразильского романа стоят четыре писателя: Машаду де Ассиз, Алоизио Азеведу,Коэльо Нето и виконт-де-Тоней. Интересно, что три первых имени написанылатинским шрифтом, вероятно, анонимный автор заметки не знал, как их можнотранскрибировать, а четвертое - кириллицей, поэтому не сразу можно догадаться,что речь идет, вероятно, об Альфредо Д'Эскраньоле Таунае, авторе популярногоромана "Иносенсия" с мелодраматическим сюжетом.

      Машаду де Ассиз характеризуется как самый выдающийся избразильских авторов, пользующийся уважением у бразильской молодежи, котораясмотрит на него, как на своего руководителя. В заключение говорится, что"все четыре названных романиста воплощают в себе эволюцию народныхидей..., все их произведения проникнуты духом времени и изображают современнуюдействительную жизнь, характеры, темпераменты и окружающие условия" (9,С.41).

      Вероятно, эта статья оказала определенное влияние наразвитие литературных связей между Россией и Бразилией. Она стимулировалаинтерес к творчеству перечисленных авторов: в начале следующего века на русскомязыке появились рассказы Азеведо и Коэльо Нето. В 3, 5 и 12 номерах "Вестникаиностранной литературы" за 1910 годы были напечатаны 4 рассказа Азеведо,правда, не Алоизио, а его брата Артура: "Блэк", "Вдовец","Плебисцит" и "Марселина" (287).

      В четвертом номере "Современника" за 1914 год впереводе К. Жихаревой напечатан рассказ Коэльо Нето "Слепая" (349),кроме того, в 1911 году "Киевская неделя" поместила рассказ КарменДолорес "Слезы тети Зэзе" (341).

      Впоследствии Артур Азеведо будет представлен двумярассказами в антологии "Под небом Южного Креста" (449). Произведениядвух других авторов больше на русский язык не переводились. Хотя советскиечитатели были знакомы с весьма нелестной характеристикой Коэльо Нето, даннойЖоржи Амаду в его книге "Луис Карлос Престес": "СподвижникиКоэльо Нето именовали его "принцем бразильских писателей". Благодарясвоей литературной деятельности он получил место в парламенте и в правлениифутбольного клуба. Он опубликовал две сотни книг... Но среди многих тысячнаписанных им строк не было ни одного слова о людях, борющихся за Амазонию и ниодного проклятия по адресу тех, кто предавал Амазонию иностранным интересам.Коэльо Нето не хотел знать "неизящных слов". Литература всего этогонаправления - бездушная, мертвая. Писатели этого направления продавали своеперо за объедки с барского стола. Это самая отвратительная, лживая ибесполезная литература в мире... Коэльо Нето - символ бразильской литературытого времени" (76, С. 90).

      Таким образом, перевод шести рассказов трех не самыхвыдающихся бразильских писателей нельзя считать значительным вкладом в развитиелитературных связей двух стран. К тому же совершенно непонятно, с какого языкабыли сделаны переводы.

      Рассказ Долорес Кармен, оказывается, - "перевод сбразильского", переводчики двух других авторов, хоть и переводят с"португальского", но этого языка явно не знают, так как Коэльо Нетоназван переводчицей К.Жихаревой Сельво Нетто. Анонимный переводчик АртураАзеведо также допускает подобные ошибки. Самое интересное, что послеОктябрьской революции положение в этой области не изменилось. С 1917 по 1943год на русском языке были опубликованы произведения трех авторов: стихотворениеМариу ди Андради "Стадо" в переводе Д. Выгодского (296), 4стихотворения и отрывок из романа "Бразильская тюрьма" Отавиу Брандао(304, 305) и роман Жозе Линса ду Регу "Негр Рикардо" (381). Даже вкаталог издательства "Всемирная литература", которое ставило своейзадачей познакомить читателя со всеми выдающимися произведениями мира, не быливключены произведения ни одного бразильского автора. Все это неопровержимодоказывает, что до знакомства с творчеством Жоржи Амаду бразильская литературане входила в сферу интересов русского читателя. Глава 4. Восприятие бразильскойлитературы в советской периодс 1917 по 1948 год

      Как отмечалось в предыдущей главе, изменение социальногостроя в России не повлекло за собой качественных изменений в русско-бразильскихкультурных отношениях. Бразильская литература была знакома советскому читателюстоль же мало, как и читателю дореволюционному. И все же с конца 20-х годов врусско-бразильских отношениях четко просматривается тенденция целенаправленногопоиска идеологически близких авторов, писателей социалистической ориентации.

      Свидетельство этому - деятельность Д.И. Выгодского, одногоиз первых советских латиноамериканистов. Выгодский был одним из основателей, ас 1930 года - председателем Испаноамериканского общества в Ленинграде, в задачикоторого входило изучение истории, современного положения, культуры Испании иЛатинской Америки, установление культурных связей между ними и СССР. По словамМариэтты Шагинян, это был человек, впервые открывший для советского читателячудесную поэзию Кубы... "Именно переводам Давида Выгодского обязансоветский читатель знакомством своим с передовыми писателями Венесуэлы,Мексики, Боливии, Эквадора, Бразилии... Многочисленные статьи, рассеянные пожурналам и газетам, о современных литературах Испании и стран Латинской Америкибыли для нас в те годы едва ли не единственными источниками по этимлитературам" (211, No2, С.121). Д. И. Выгодский был автором статьи"Бразильская литература" для 1-го издания "Большой советскойэнциклопедии".

      Д. И. Выгодский через газеты и журналы обращался к поэтами прозаикам Латинской Америки с просьбой присылать ему свои произведения (211,No2. С. 122). В 1931 году он обратился с аналогичной просьбой в бразильскую"Ассоциацию друзей России". В ответном письме члены ассоциациивыразили горячее желание помочь в его "благородной работе по расширениюдуховного обмена между Бразилией и СССР" (там же, С. 125).

      У Выгодского завязывается дружеская переписка с активнымичленами этой ассоциации - художницей Тарсилой до Амарал и ее мужем ОзориоСезаром. Именно они посылают Выгодскому новинки бразильской литературы, в томчисле первый роман Ж.Амаду "Какао", который характеризуется как одиниз романов, написанных в духе пролетарской литературы под сильным влияниемМайкла Голда.

      Выгодский стал первым советским корреспондентом ЖоржиАмаду. Как видно из писем от 25 января 1934 года и 28 декабря того же года,Амаду посылает Выгодскому свою вторую книгу "Пот", а такжедоговаривается с издательством "Ариэл" о посылке Выгодскому книжныхновинок и ежемесячного "Бюллетеня". В результате в 1934 году пятыйномер "Интернациональной литературы" информирует читателей о выходероманов Жоржи Амаду "Какао" и "Пот", которыехарактеризуются как "революционные", и романа Жозе Линса ду Регу"Бангэ" (правильно "Бангуэ"). А в 1935 году в журнале"Звезда" Выгодский публикует статью "На востоке и назападе" (3) с обзором бразильской литературы 30-х годов. В статьеупоминаются произведения Афонсу Шмидта, Жоржи Амаду, Жозе Линса ду Регу.

      Однако знакомство советских читателей с творчеством ЖоржиАмаду произошло несколько позже, в 1948 году, когда перевод "Города Ильеуса"положил начало новому этапу литературных связей между нашими странами. Почемуэтого не произошло в 1934 году? Ответ на этот вопрос дает сам Амаду в письме кВыгодскому от 25 января 1934 года. Обсуждая возможность перевода"Какао" на русский язык, Амаду говорит: "Но книга, подобная"Какао", не может заинтересовать народ, у которого есть такой роман,как "Цемент" (211, No2, С.128).

      И, действительно, первый роман двадцатилетнего автора немог стать тем катализатором, который вызвал бы взрыв интереса к бразильскойлитературе. Не могли выполнить подобную функцию и произведения других авторов,опубликованные в 30-е годы в советской печати.

      В 1933 году в 10-м номере журнала "Красная новь"в переводе Д. Выгодского было опубликовано стихотворение "Стадо"(296) чрезвычайно популярного в Бразилии поэта Мариу де Андради :

      О, мои галлюцинации!

      Я видел депутатов в цилиндрах,

      под бледным небом с розовой оторочкой

      они выходили рука об руку из здания Конгресса.

      Безумный восторг исторг гром рукоплесканий

      спасителям моей любимой родины...

      Надежды увидеть все обновленным!

      Две тысячи реформ, три - проектов...

      Эмигрируют призраки ночи.

      И зелень, зелень, зелень!

      О, мои галлюцинации!

      Но депутаты в цилиндрах

      постепенно превращаются в козлов.

      У них вылезают рога и отрастают бородки.

      И я вижу, как цилиндры моей любимой родины

      с деревянными треугольниками на шее

      начинают щипать траву.

      На зелени надежд, под кружевами закатного золота,

      возле дворца господина президента.

      О, мои галлюцинации!

      Совершенно очевидно, что модернистская поэтика Марио деАндради была чужда не только принципам социалистической литературы, но русскойлитературной традиции в целом, а поэтому не могла вызвать интереса у читателей.

      В начале 30-х годов в советской печати появляютсяотдельные стихи бразильского литератора Отавио Брандао, одного из основателейБразильской коммунистической партии, который находился в это время в СоветскомСоюзе в эмиграции. Название стихотворений говорит само за себя: "Насмиллиард - рабов колониальных", "Вы и Мы" ("У вас -рабовладельцы!") (304). Во втором номере "Интернациональной литературы"за 1934 год были напечатаны два стихотворения Отавио Брандао и отрывок из егоромана "Бразильская тюрьма" (305). В романе рассказывается о десятизаключенных, людях разных социальных слоев и цветов кожи: индейце-поденщике,портовом грузчике-негре из Баии, двух ткачах из Сан-Паулу, работнике каучуковойплантации, представителе творческой интеллигенции. Но все эти столь разные люди- члены Бразильской коммунистической партии, их объединяет общая цель и общиеидеалы. Казалось бы, с идеологической точки зрения Отавио Брандао был тем человеком,который мог открыть новую страницу в советско-бразильских литературныхотношениях. Однако этого не произошло.

      Вероятно, для прогресса в литературных отношениях толькоидеологических схождений недостаточно: нужен новый взгляд на окружающую действительность,иной масштаб художественного обобщения. В "Автобиографии" О. Брандаоговорит, что он "писал стихи, воспевая пролетариат, дело Маркса и Ленина ипризывая массы к борьбе" (305,С.76-77). Далее в этом же номере приводятсядва стихотворения Брандао в переводе Ф. Кельина. Одно из них называется"Великий путь":

      Бессмертный пламень Октября!

      В веках нам слышен гул призыва,

      Нам дорог смысл всех этих уз,

      С тобой, великий, коллективный

      Индустриальный наш Союз!

      И мы скрепляем узы эти,

      Нам внятен их живой трагизм,

      Наш поезд мчится вдаль по рубежам столетий

      До станции Социализм.

      Цитируемое произведение ничем не отличается от множестваподобных стихов советских поэтов, опубликованных в те годы, которые меткоохарактеризовал Михаил Булгаков устами Ивана Бездомного: "Взвейтесь!"да "Развейтесь!".

      Можно предположить, что сама тема не предполагаеторигинального воплощения, однако тот же Жоржи Амаду в книге "В миремира", обращаясь к своим соотечественникам в день Октябрьской революции,писал: "Если ты выращиваешь розы в своем саду, принеси самую алую розу,самый яркий цветок, принеси хлеб, что ты выпек из пшеницы, выращенной твоимируками. Принеси самую нежную песню, белый утренний свет; возьми звезду с неба,возьми улыбку невесты в день свадьбы. Принеси также свое сердце, чтобы подаритьего... Советская земля, ты мать, сестра и возлюбленная моя, ты спасла всехнас" (200, С.143).

      Таким образом, пример Марио де Андради и Отавио Брандао совсей очевидностью доказывает, что отсутствие оригинальности у иноязычногописателя столь же мало способствует возникновению интереса к его творчеству,как и полное несоответствие переводимого автора литературным традициямвоспринимающей стороны.

      Из всех произведений, опубликованных на русском языке в30-е годы, наиболее зрелым в художественном отношении был роман Жозе Линса дуРегу "Негр Рикардо" (381). Рецензия Е. Шишмаревой позволяет понять,почему эта книга была выбрана для перевода и почему она не внесла радикальныхизменений в русско-бразильские литературные отношения. Причины выбора,безусловно, идеологические. Как пишет рецензент, главный герой, Рикардо,"наивный деревенский паренек бежит в город в поисках счастья" и"узнает на собственном опыте, какой эксплуатации подвергаются городскиерабочие... В конце книги Рикардо встречается с сознательным рабочимСебастьяном, который сумел найти слова, убедительные даже для отсталого негра.Рикардо примыкает к всеобщей забастовке, он идет вместе с рабочими, восставшимипротив хозяев, и начинает верить в возможность новой, счастливой жизни"(387, С.68).

      Не удовлетворяет рецензента отсутствие цельности,фрагментарность произведения и качество перевода: по мнению Е. Шишмаревой,книга построена несколько хаотично. В ней нет пропорциональных частей: наряду снезаконченностью некоторых характеристик встречаются излишние длинноты иповторения. Не удовлетворяет рецензента и перевод. Язык, особенно в диалогах,вялый, серый.

      Знакомство с творчеством Линса ду Регу могло бы статьновой ступенькой в развитии русско-бразильских литературных отношений. Однако втом самом году, когда вышел русский перевод "Негра Рикардо", уписателя начался творческий кризис, порожденный установлением профашистскойдиктатуры генерала Варгаса. Писатель отказывается от реалистического метода, отрассмотрения социальных и политических проблем. В течение 20 лет он"выпускал один за другим романы о привидениях, убийствах на сексуальнойпочве, пытался ввести в бразильскую литературу фрейдистский психоанализ"(50, С. 272).

      Естественно, подобные произведения не могли быть допущенык советскому читателю. Поэтому следующая книга Линса ду Регу"Кангасейро" была переведена только в 1960 году, когда "этотбольшой мастер вернется к своей теме, своему миру" (там же).

      Таким образом, можно сделать вывод, что первыепослеоктябрьские десятилетия, не изменив коренным образом русско-бразильскиелитературные отношения, заложили фундамент для будущего рывка, связанного совторым этапом в развитии этих отношений.

      Глава 5. Начало второго этапа развитиярусско-бразильских связей. 40-60-е годы.

      Второй этап русско-бразильских литературных отношенийсвязан непосредственно с именем ЖоржиАмаду. Этот этап начался в 1948 году спубликации на русском языке его романа "Земля золотых плодов". Сэтого произведения началось "широкое знакомство русских читателей сбразильской литературой" (41,С.513). И закончился он в 1994 годупубликацией отрывков из книги воспоминаний "Каботажное плаванье", вкоторой Амаду подводит итог своему долгому роману с Советским Союзом.

      О том, что это был качественно новый этап, свидетельствуютследующие факты. С 1829, когда "Сын отечества" опубликовал отрывки изпоэмы "Карамуру" Дурана, по 1947 год, то есть за 118 лет, русскиечитатели познакомились с творчеством восьми бразильских авторов, при этом былоопубликовано только одно крупномасштабное произведение - роман "НегрРикардо" Линса ду Регу. Остальные авторы представлены отрывками из книг(Дуран, Отавио Брандао), отдельными стихотворениями (Гонзага, Мариу де Андради)или рассказами (Артур Азеведу, Долорес Кармен, Коэлью Нету) в периодическихизданиях.

      С 1948 по 1994, то есть за 36 лет русские читателипознакомились с творчеством 132 бразильских писателей - прозаиков, поэтов,драматургов.

      За этот период было издано 68 книг бразильских авторов, изних 8 - прозаические и поэтические антологии, сборники повестей, сказок и мифов(данные без учета книг Амаду, переизданий, публикаций в сборниках ипериодической печати).

      Были переведены все наиболее значительные произведения какклассиков, так и современников, внесших вклад в развитие бразильскойлитературы. В этот период русские читатели могли судить о бразильских авторахне по отрывкам и отдельным рассказам, а по целым романам, сборникам рассказов,подборкам стихотворений. Наиболее выдающиеся авторы были представленынесколькими крупными произведениями. Это относится не только к классикам,основоположникам бразильской литературы: Жозе де Аленкару ("Гуарани","Ирасема"), Алуизио Азеведо ("Мулат", "Трущобы"),Кастро Алвесу ( сборники "Стихи" и "Лирика"), Машаду деАссизу ("Записки с того света", "Дон Касмурро","Избранное"), но и таким современным авторам, как Грасилиано Рамос("Сан-Бернардо", "Иссушенные жизни"), Афонсу Шмидт("Поход", "Тайны Сан-Паулу", "Ненаказуемые"),Эрико Вериссимо ("Господин посол", "Пленник","Происшествие в Антаресе"), Жозе Линс ду Регу ("Кангасейро","Угасший огонь"), Бениту Баррету ("Капела дос Оменс","Кафайя"), Монтейру Лобату ("Орбен Желтого Дятла","Сказки тетушки Настасии"). Были выпущены сборники рассказов МилтонаПедрозы, Гимараэнса Розы, Лижии Теллес.

      Не была обойдена вниманием и бразильская драматургия. Впериодических изданиях, сборниках и отдельными изданиями печатались пьесы самыхизвестных бразильских драматургов: Гильермо Фигейреду ("Эзоп","Смешная история", "Дон Жуан"), Диаса Томиса("Обет", "Вторжение", "Колыбель героя"), ДжанфранческоГуарнери ("Семя"), Паскоала Магно ("Завтра будет иным").Несколько в меньшем объеме была представлена поэзия Бразилии: ни одинсовременный поэт не удостоился отдельной книги. Однако, по подборкам стихов в"Иностранной литературе", сборникам стихов бразильских поэтовчитатель мог познакомиться с творчеством Мануэла Бандейры, Сесилии Мейрелес,Раула Боппа, Марио де Андради, Жоржи де Лима, Винисиуса де Морайса, Кабрала деМело Нету и многих других поэтов.

      Таким образом, в этот новый период русскоязычный читательполучил возможность:

      Представить панораму бразильской литературной жизни.

      Познакомиться в достаточном объеме с творчествомотдельных, наиболее значительных писателей.

      Проследить историю развития бразильской литературы,познакомиться с ее основными направлениями: индеанизмом (Жозе де Аленкар,Бернарду Гимараэнс, Тристан де Аленкар), плутовским романом (Мануэл Алмейда"Жизнь Леонардо, сержанта полиции"), натурализмом (Алуизио Азеведу),критическим реализмом (Машаду де Ассиз - психологическое направление и ЛимаБаррету - сатирическое), регионализмом (Гимараэнс Роза, Грасилиану Рамос),классической "минаской школой" (Антонио Гонзага), романтической"кондорской школой" (Кастро Алвес) и модернизмом в поэзии (Марио деАндрада, Раул Бопп, Сесилия Мейрелес и др.).

      Таким образом, можно говорить о качественно новом этапе вразвитии русско-бразильских литературных связей. С чем связан взрыв интереса кбразильской литературе? Если посмотреть, как распределяются публикациибразильских авторов внутри второго периода, видно, что наибольшее числопереводов было сделано с 1957 по 1969 годы. За это время опубликовано 40произведений бразильских авторов, причем в 1960, 61, 62, 65 и 68гг.опубликовано по 4 книги, а в 1963- 8 книг. Тогда как с 1970 по 1979 годопубликовали 11 переводов, а с 1980 по 89 гг. - 15. Вероятно, этот бум связан сростом интереса к зарубежной литературе в целом. Так, в каталоге ЮНЕСКО No18 за1965 год перечислены 31196 переводов, сделанных в 70-ти странах. При этом вСССР было сделано 1228, во Франции - 880, в США - 578.

      Вероятно, интерес к переводной литературе был результатом"оттепели", средством заглянуть за "железный занавес".Однако только этим интерес именно к бразильской литературе объяснить трудно:число переводов писателей других стран Латинской Америки, сделанных в эти жегоды, значительно меньше. Так, за период с 1960 по 1965 годы было опубликовано9 книг писателей Аргентины, 6 - Мексики и 8 - Кубы, хотя Куба уже была"островом Свободы", а число опубликованных книг бразильских авторов -26. Вероятно, этот интерес связан непосредственно с именем Жоржи Амаду. Ж.Амадумог бы быть пассивным проводником бразильской литературы в СССР: его книги былистоль популярны в нашей стране в 60-е годы, что возникал естественный интерес кего предшественникам, знакомство с творчеством которых позволило бы понятьистоки такого яркого литературного явления, и его современникам, на фонекоторых это явление развивается. Но роль пассивного наблюдателя Ж.Амаду неподходит. Он активно пропагандирует творчество бразильских писателей (преждевсего, товарищей по партии, писателей-коммунистов) в своих выступлениях,статьях; привозит писателей в СССР в составе бразильских делегаций, рекомендуетих книги своим друзьям - переводчикам и, наконец, пишет предисловие к этимкнигам. Результатом стали публикации переводов на русских язык почти всехупомянутых Амаду авторов.

      Уже в одной из первых статей, опубликованных в советскойпечати, "Нефть и кровь" (112), где Амаду говорит о борьбебразильского народа за нефть, которая одновременно является борьбой"против американского империализма, за нашу национальную культуру, запроцветание нашей родины, за нашу независимость, за мир" и об участии вэтой борьбе Монтейро Лобато, "одного из лучших бразильскихписателей". За свою книгу "Нефтяной скандал" писатель былзаключен в тюрьму, "где он вступил в контакт с коммунистами. С этогомомента в политических взглядах Лобато произошли большие сдвиги, приведшие его,уже под конец жизни, в коммунистическую партию". Лучшей рекомендации придуматьтрудно. Вероятно поэтому, Монтейро Лобато до сих пор остается единственнымдетским писателем, чьи книги издавались в СССР ("Сказки тетушкиНастасии" - 1958год, "Орден Желтого Дятла" - 1961год).

      В статье "Вместе с народом" Амаду сообщает овыступлении на заседании Ассоциации бразильских писателей коммуниста МилтонаПедрозы, который заявил: "Бороться против североамериканскогокосмополитизма - такова насущная задача нашей литературы" (129). МилтонПедроза становится первым автором, чьи рассказы издаются отдельной книгой("Ночь и надежда", 1963год). 25 января 1952 года "Литературнаягазета" публикует статью Ж.Амаду "Слово художника служит миру",где говорится, что писатель-коммунист Грасилиано Рамос "находится в рядахактивных борцов за мир" (136), и уже в 29-м номере "Огонька" затот же год печатают отрывки из романа Рамоса "Иссушенные жизни".Полностью роман был опубликован в 1961 году (413).

      Грасилиано Рамос - очень известный и уважаемый писатель усебя на родине. Он пользовался огромным авторитетом в писательской среде идважды избирался президентом Ассоциации бразильских писателей. Но этого явно недостаточно для публикации его произведений в Советском Союзе. В предисловии крусским переводам "Иссушенных жизней" (417) и"Сан-Бернардо" (418) Инна Тертерян дает очень высокую оценкумастерства их автора, его значение для бразильской и латиноамериканскойлитературы. По ее мнению, Грасилиано Рамос был первым в бразильской и одним изпервых в латиноамериканской литературе, кто "направлял лупу" художественногоанализа на внутренний мир личности, не теряя в то же время из виду социальногомакрокосма. Именно на этом пути, на пути сопряжения коллективного ииндивидуального, латиноамериканскую литературу ждал успех в дальнейшем, в50-60-е годы. "Мастерство художественного психологизма, достигнутоеГрасилиано Рамосом, составило ту близкую традицию, на которую смогли оперетьсяписатели послевоенной эпохи" (418, С.14-15).

      Переводчик Лилиана Бреверн в предисловии к журнальномуварианту "Сан-Бернардо" делает акцент на убеждениях писателя, егополитической деятельности, подчеркивая, что еще до вступления вкоммунистическую партию Грасилиано Рамос был тесно связан с бразильскимикоммунистами, укрывал их от полицейских преследований. В 1936 его арестовали пополитическому обвинению, в тюрьме он познакомился ближе с коммунистами, егопоразило мужество и стойкость этих борцов за народное дело, и тогда в ответ навопрос, разделяет ли он, Грасилиано Рамос, коммунистическое мировоззрение,писатель, не колеблясь, заявил: "Да, я - коммунист" (414, С.76).

      Выдающийся писатель, коммунист, друг Советского Союза,казалось бы, этого вполне достаточно, чтобы произведения данного автора былипереведены на русский язык. Но переводчикам и издателям этого кажется мало. И.Тертерян в предисловии к обоим романам подчеркивает, что, по мнению ЖоржиАмаду, Грасилиано Рамос поднял романы на небывалую еще в Бразилии высоту. А впредисловии Бреверн отмечается, что Жоржи Амаду называл его "учителемнашего поколения" (там же). Вот теперь, после таких слов Жоржи Амаду,этого писателя надо издавать в Советском Союзе.

      На примере Г. Рамоса можно также проследить, по какомупринципу отбирались для перевода произведения писателя, признанного достойнымиздаваться в нашей стране. Г. Рамос написал всего четыре романа. Первымперевели на русский язык "Иссушенные жизни", так как это"вершина творчества Рамоса, итог его пути" (418, С.14). Самый первыйроман "Каэте" был "еще далеким от совершенства" (там же,С.5), третий роман "Тоска" - "единственное его произведение, гдесказалось влияние модернистской литературы" (417, С.8), второй же роман"Сан-Бернардо" характеризуется "классически строгимреалистическим стилем" (там же).

      Следовательно, на русский язык переводятся произведения:а) реалистические, исключается всякое влияние модернизма; б) высокогохудожественного уровня.

      В статье "В защиту национальной культуры" ЖоржиАмаду рассказывает о деятельности издательства "Виториа" иредактируемой им серии "Народный роман", в которой в скором времени"будут опубликованы романы молодых бразильских романистов - ДалсидиоЖурандара и Алины Паим, романы, представляющие шаг вперед нашей литературы всторону реализма и являющиеся доказательством того, что наша литература ненамерена следовать "психологическим" советам американскогопосольства" (137). Вскоре произведения обоих авторов были переведены нарусский язык. Роман Алины Паим "Час близок" был опубликованиздательством иностранной литературы в 1957 году, а произведение ДалсидиоЖурандира "Парковая линия" - в 1963-ем, этим же издательством. АлинаПаим стала вторым после Ж.Амаду автором, чье крупномасштабное произведение былоопубликовано в Советском Союзе.

      Предисловие к обеим книгам написал сам Жоржи Амаду. Изпредисловия к роману Паим читатель узнает, что "Час близок" -четвертый роман Алины Паим и, несомненно, самое значительное ее произведение,представляющее шаг вперед на творческом пути молодой писательницы из Сержипе изнаменующее новый этап в бразильской литературе. Книга эта помогает понятьсамое замечательное явление, происходящее сейчас в бразильской литературе:"переход ее из рук правящих классов, уже не способных создавать книги,которые отвечали бы запросам народа, в руки трудящихся, рабочего класса. Инымисловами, это произведение свидетельствует об эволюции бразильскойлитературы...от критического реализма к реализму социалистическому".(108,С.5) Алина Паим была одной из первых, кто решил посвятить себя литературе,отвечающей новым условиям бразильской жизни - нуждам трудящихся, их чаяниям иборьбе. Она решила сделать свои произведения действенным оружием народа,служащим делу бразильской революции. В этом заключается историческое значениеромана "Час близок" (там же, С.8-9).

      Публикация книги нового для советского читателя бразильскогоавтора не осталась незамеченной. В "Литературной газете" от 17 мая1955 была опубликована аннотация, а в газете " Гудок " и журнале" Москва " -рецензии на романы. Во всех рецензиях роман получил оченьвысокую оценку, но не с точки зрения художественного мастерства, а с точкизрения идеологии. Так, В. Фишер, автор рецензии в журнале "Москва",озаглавленной "Гудок паровоза "437", пишет, что, гудок этогопаровоза зовет к борьбе, возвещает наступление новой эры человечества -справедливых социальных отношений без надругательства над свободой и личностьютех, чьим трудом существует общество. Рабочий класс Латинской Америки добьетсясвободы и справедливости. По мнению рецензента, это так же верно, как то, чтосолнце ежедневно встает из-за гор. "Права Алина Паим: час близок. Читая еекнигу, невольно вспоминаешь "Мать" Горького, пророческую роль этойкниги в истории нашего рабочего движения" (407, С.214). Автор рецензиинаходит сходство между М. Горьким и А. Паим также в спокойной уверенности втоне повествования, в нарастающей динамике самосознания масс, в меткостиполитических оценок и подлинной народности, которая делает литературу близким икровным делом каждого.

      Далее В. Фишер отмечает, что сегодня книгой в Бразилииинтересуются не только представители правящей верхушки и интеллигенция: свежееи доходчивое слово жадно ловят рабочие и крестьяне, солдаты и ремесленники. Аэто зовет в литературу нового автора - пропагандиста больших, светлых идей,поборника прогрессивных социальных преобразований. Таким автором и является А.Паим. "И пусть перу писательницы иногда изменяет вдохновениемастера-художника, уступая место речи агитатора, вожака масс; пусть отдельныеместа ее повествования схематичны и напоминают приемы плакатного творчества.Неровности письма искупаются жизненностью и честностью, делающими ее книгувесьма нужной для современников и соратников по борьбе" (407, С.214).

      Таким образом, автор рецензии прямо заявляет, чтохудожественная ценность литературного произведения - ничто по сравнению с"правильной идеологией".

      Как видно, взгляды Жоржи Амаду на литературу в то времяполностью совпадают с официальным советским литературоведением, рассматривающимкнигу прежде всего как явление идеологическое, а не художественное. Амадупропагандирует именно тех "новых авторов", которые нужны советскимфункционерам от литературы.

      Одним из таких авторов был Далсидио Журандир. Впредисловии к "Парковой линии" Амаду пишет: " Писатель, всегдатесно связанный с жизнью своей родины и с борьбой своего народа, всегда активноучаствовавший в политической борьбе и никогда не делавший различия междуписательским и гражданским долгом, на этот раз избрал темой своего романабеззаветную борьбу рабочих Рио-Гранде за свободу и экономическую независимость родины,за мир, за светлое будущее. Перед нами встает историческая панорама развитиярабочего движения в Бразилии, постепенного политического роста рабочего класса,формирования его боеспособности, его стойкости" (109, С.7). В этом романе,как и в некоторых других своих книгах, писатель не только запечатлел различныеаспекты жизни Бразилии и ее пролетариата, но и продемонстрировал революционноесвойство литературы, стоящей на службе народу, отвечающей его самым священным исамым благородным задачам. "Далсидио Журандир идет в авангарде бразильскойлитературы. Этот писатель, не представляющий для себя иного жизненного пути иза последние тридцать лет принимавший активное участие в борьбе своего народа,является одним из самых уважаемых и серьезных бразильских художников слова.Далсидио Журандир не только певец своих родных краев Амазонии, он прежде всегопевец борьбы и надежд всего бразильского народа" (109, С.8).

      Выступая на Втором съезде советских писателей, Амадуговорил о творчестве бразильских писателей-коммунистов, которые стараютсяовладеть методом социалистического реализма и применить его в своихпроизведениях. Эти писатели углубили и расширили литературу Бразилии,представив наиболее точную и полную картину жизни этой страны, осветилинаиболее животрепещущие проблемы положения и борьбы народа, а также выразиличувства и стремления бразильца.

      "Эта литература уже не довольствуется драматическимизображением страшных условий жизни трудового народа, она раскрывает причиныстоль жестокой действительности, разоблачает виновных и воспевает суровуюборьбу лучших сынов народа за изменение коренных условий быта, борьбу за победунад голодом и нищетой, за уничтожение иностранного угнетения и эксплуатациитрудящихся города и деревни, за создание свободной и счастливой Бразилии.Писатели-коммунисты своими произведениями внесли в бразильскую литературу струюоптимизма: они добавили к реализму описаний тяжелых жизненных условий романтизмборьбы, рождающейся на фабриках и плантациях феодалов, нарастающей, как морскойвал перед бурей, и распространяющейся по всей стране" (144).

      В числе таких писателей-коммунистов Амаду кроме ужеупомянутых им Алины Паим и Далсидио Журандира называет имена Афонсу Шмидта,Лилы Рипол, Джанфранческо Гуарниери. Безусловно, данная Амаду характеристикабыла лучшей рекомендацией, и вскоре произведения этих авторов издаются нарусском языке: Афонсо Шмидт - романы "Поход", "ТайныСан-Пауло" (441) и сборник рассказов "Ненаказуемые" (440), Д.Гуарниери - пьеса "Семя" (334), Лила Рипол - подборка стихов в"Неделе" (419).

      В предисловии к роману А. Паим "Час близок"Амаду говорит о том, что эта книга - не единственное произведение, котороесодержит ростки социалистического реализма, взошедшие на плодотворной почвебразильской литературы, и Алина Паим - не единственный писатель, следующийэтому направлению. Среди авторов, взявших на вооружение метод социалистическогореализма, молодые писатели, некоторые из них отличаются оригинальностью инедюжинным литературным талантом; к ним в первую очередь Жоржи Амаду относитМарию Алиси Баррозо. "Ее книга, несмотря на обычные недостатки,свойственные начинающему автору, свидетельствует о большом дарованииписательницы, полной творческих сил; ей есть, что сказать, и говорит она обэтом во весь голос" (108, С.11). Несмотря на все недостатки роман М.Баррозо "В долине Серра-Алта" (303) был издан в 1960 -м году.

      Представляя советским читателям известного бразильскогодраматурга Гильерме Фигейреду в предисловии к его книге "Эзоп (Лиса и виноград).- Смешная трагедия" (435), Амаду опять подчеркивает не художественныедостоинства, а идеологическую сторону творчества писателя. Он без обиняковзаявляет: "Я не литературный критик и не собираюсь анализировать здесьмногочисленные достоинства творчества Гильерме Фигейреду как драматурга, так ироманиста и рассказчика. Здесь, в этих кратких строках, посвященных писателю, яхочу лишь обратить внимание читателей на особые черты его творчества -демократический характер и преданность идеям свободы, выкованные в тяжелое итрудное время. Эта верность демократии находит свое отражение и в егодраматургии и в его романах. Мы уже не молодые люди героических лет борьбыпротив фашизма на нашей земле. Мы возмужали. Но как радостно констатировать тотфакт, что Гильерме Фигейреду, выросший и утвердившийся, несет с собой тот самыйнепреодолимый огонь любви к свободе, превратившийся в пламя, которое освещаетдорогу людям" (110, С.7).

      К моменту выхода книги пьесу Фигейреду "Эзоп"("Лиса и виноград") уже поставили во МХАТе, ленинградском БДТ,Белорусском академическом театре им. Я. Купалы и многих других театрах страны.В 1959 году Г. Фигейреду посетил Советский Союз и произнес много лестных слов опостановках своих пьес, о советском театре и самой стране. В частности, винтервью, данном "Советской культуре", драматург сказал:"Подлинные чудеса, увиденные мною в СССР, заставили меня принять твердоерешение - по возвращении написать книгу о вашей стране, где так много радуетсердце писателя, сердце каждого, кто любит театр... Я дышал здесь воздухом мираи свободы. Пусть всегда на языке мира и свободы говорят люди всего земногошара" (436).

      И все же, несмотря на мировую известность Г. Фигейреду иего дружеские чувства к нашей стране, издатели ощущают необходимость некогоручательства в политической благонадежности автора. Ручательство Амаду,безусловно, самое надежное. И оно было дано в предисловии к книге Фигейреду.

      В интервью "Литературной газете" от 13 декабря1967 года Амаду, рассказывая о культурной жизни Бразилии, высоко оцениваеттворчество Сержио Порто, пишущего под псевдонимом Станислау Понте Прето,которого называет "своего рода символом бразильской литературы",юмористом и сатириком, "едко критикующим политическую обстановку и нравы,царящие в политических кругах" (206). В результате Сержио Порто до сих поростается единственным бразильским писателем-сатириком, чьи рассказыпереводились на русский язык" (410).

      Долгое время Жоржи Амаду весьма критически относился кпроизведениям Линса ду Регу, называя их "музыкой для бала прожигателейжизни, музыкой для тех, кто платит деньги" (137). Однако в конце 50-хАмаду изменил свое мнение об этом писателе. Например, в речи по случаю егоизбрания в члены Бразильской академии литературы Амаду называет Линса"непревзойденным мастером бразильской литературы и выдающейсяличностью" (456, С.42). И вот в 1960 году, после 23-летнего перерыва нарусском языке выходит второй роман Жозе Линса ду Регу "Кангасейро".

      Бросается в глаза тот факт, что какой бы популярностью нипользовался писатель у себя на родине, какое бы место он ни занимал влитературе, советские критики и литературоведы любым способом пытаются"привязать" творчество этого автора к имени Амаду. Так,заключительным аккордом в предисловии к третьей по счету переведенной нарусский язык книги "Угасший огонь" того же Линса ду Регу сталоследующее утверждение Инны Тертерян: "Национальный характер бразильскогонарода - вот что становится для писателя светильником в темноте, когда гаснутодни и медлят вспыхнуть другие огни. И в этом Линс ду Регу един с крупнейшимибразильскими романистами 20 века. И Жоржи Амаду, и Грасилиано Рамос видят залогбудущего своей страны в духовном потенциале народа. Этим питается реализмсовременной бразильской литературы, высоким образцом которого стал роман ЖозеЛинса ду Регу "Угасший огонь" (389, С.16).

      Представляя советским читателям другого бразильскогописателя, Жоана Гимараэнса Розу, та же Инна Тертерян пишет: "ПроизведенияЖ. Гимараэнса Розы и Жоржи Амаду родственны по художественной цели, по пафосу иавторским симпатиям, но различны по тональности - так отличаются протяжныепесни сертанцев от карнавальной самбы на улицах Баии, так отличается суровая,однообразная жизнь бескрайних степей от куда более красочного и динамичногобыта большого приморского города" (323, С.6-7).

      По сути, исследователь признает, что в художественномотношении: системой образов, тематически, стилистически, интонационно - междуэтими писателями нет ничего общего, и все же использует имя Амаду как своегорода "подпорку" для оправдания интереса издательства к данномуавтору. Ведь именно Амаду в предисловии к изданию романа Гимараэнса Розы в СШАочень точно определил самый корень художественного своеобразия своего современникаи собрата по бразильской прозе: "Гимараэнс Роза, кроме своейфундаментальной эрудиции, имеет еще достоинство быть настоящим человеком изнарода..." (323, С.16).

      Но очень часто создается впечатление, что ссылки на Амадунужны не только для идеологического оправдания проявленного интереса со стороныпереводчика и издательства к тому или иному автору, сколько для привлечениявнимания читателя. Для массового советского читателя имена того же ГимараэнсаРозы или любого другого писателя не говорили абсолютно ничего. Единственнымбразильским писателем, широко известным в нашей стране был и остается Ж. Амаду,поэтому ссылки на него, иногда приводимые совсем не к месту, - обязательнаячасть почти каждого предисловия к книгам бразильских авторов.

      Так, на первой странице предисловия к книге Бенито Баррето"Капела дос Оменс. Кафайя", сообщается, что роман "Капела досОменс" по единодушному мнению жюри, в которое входил Ж.Амаду, был отмеченНациональной премией Вальмап за 1967 год (302, С.5). Далее в предисловии говорится,что крестьянские восстания в Бразилии нередко облекались в форму религиозныхересей, чему есть немало примеров в литературе, в частности роман Амаду"Красные всходы". "Теперь к ним прибавятся романы Баррето"(там же, С.8). В конце предисловия говорится о значении для национальнойбразильской литературы северо-восточного романа, с которым связано имя ЖоржиАмаду. Хотя "штат Минас-Жерайс (где происходит действие дилогии)расположен на юго-востоке страны, он граничит с северо-восточными штатами... Поэтомуесть немало оснований отнести цикл Бенито Баррето к северо-восточномуроману" (там же, С.14-15). Явная натяжка - по-другому этот пассаж назватьнельзя. Единственное основание для подобной классификации - желание издателейпробудить интерес к неизвестному в нашей стране и не обладающему ярким талантомавтору.

      В тех случаях, когда автор предисловия не может найтиникаких аналогий между публикуемым автором и Ж. Амаду, он поступает каксоставитель сборника "Современная бразильская повесть (70-80-е годы)".Т. Невская, которая в предисловии пишет: "мы знакомы с Бразилией ЖоржиАмаду, но как ни значительно творчество этого крупнейшего бразильскогописателя, оно не исчерпывает современной бразильской литературы. Подобнойзадачи не ставит себе и настоящий сборник. Выбранные из громадноголитературного потока Бразили пять очень разных повестей - всего лишь пятьразноцветных моментов из большой мозаики современной бразильскойлитературы" (453, С.3).

      А предисловие к роману "Происшествие в Антаресе"Эрико Верисимо ("Иностранная литература", 1973, No11) начинаетсясловами: "- Вы уже читали Жоржи Амаду?" (313, С.3). И хотя далееавтор предисловия Ю.В. Дашкевич больше нигде в рамках этого текста на Амаду нессылается и творчество Амаду и Верисимо не сравнивает, упоминание Амаду даже втаком варианте очень показательно. Два последних примера доказывают, что длявсех реципиентов бразильской литературы: переводчиков, исследователей,читателей - Жоржи Амаду - это некий краеугольный камень, фундамент, на которомдержится вся переводимая на русский язык бразильская литература. Получается,что любой современный бразильский автор интересен русскому читателю постольку,поскольку он, так или иначе, связан с Амаду. Самое любопытное, что "сподачи" Ж. Амаду на русский язык переводились не только его современники,но и классики бразильской литературы, творившие задолго не только до началаписательской деятельности Ж. Амаду, но и до его рождения.

      В предисловиях к романам "Час близок" и"Парковая линия" Амаду называет имена четырех писателей: МануэлаАнтонио де Алмейда, Алуизио Азеведо, Машаду де Ассиза и Лимы Баррето. По мнениюАмаду, их творчество стало той основой, на которой вырос современныйбразильский социальный роман. Вряд ли случайным совпадением можно считать тотфакт, что произведения именно этих авторов и переводятся на русский язык:Алуизио Азеведо - "Трущобы" (283), "Мулат" (284), Машаду деАссиз - "Дон Касмурро" (396), "Записки с того света" (397),"Избранное" (398), Мануэл Алмейда - "Жизнь Леонардо, сержантаполиции" (294), Лима Баррето - "Записки архивариуса" (376).

      Доказательством того, что вся бразильская литературарассматривается через призму феномена Ж. Амаду, являются следующиеобстоятельства. Творчество Жозе де Аленкара, который "по общему признаниюбразильских и зарубежных историков литературы явился главою и вдохновителембразильского романа как самостоятельного жанра, главою и вдохновителем целойлитературной школы - бразильского романтизма в его прозаическомвыражении", которого "по праву можно назвать светочем бразильскогоромантизма и самым вдохновенным из поэтов-индианистов, хотя знаменитые еготворения и написаны в прозе" (292, С.9) было вне сферы интересов советскихпереводчиков и литературоведов до того момента, когда Ж. Амаду после избрания вБразильскую академию литературы в 1961 году "занял там креслоАленкара" (456, P. 37). После этого события романы Аленкара сталипереводиться на русский язык: в 1966 году в издательстве "Художественнаялитература" вышел самый знаменитый его роман "Гуарани", в 1979 -"Ирасема" и "Убижара", в 1989 переизданы в одном томе"Ирасема" и "Гуарани".

      Кастро Алвес, выдающийся поэт и революционер, с оружием вруках сражавшийся за республику, посвятивший свою жизнь борьбе за отменурабства, привлек внимание переводчиков только после того, как Жоржи Амадунаписал о нем книгу (75), а годом позже посвятил поэту пламенное предисловие вкниге "Луис Карлос Престес" (76): в 1957 году поэмы Кастро Алвесапечатают в журнале "Иностранная литература" (343), в 1958 годувыходит его сборник "Стихи" (344), а в 1974 - "Лирика"(345).

      В свою очередь, в книге Амаду "Кастро Алвес"подробно рассказана история создания драмы Кастро Алвеса "Гонзага, илиреволюция в Минас-Жерайс", свидетельствующая об отношении Алвеса к Гонзагекак к своему прямому предшественнику и любимому герою.

      Имя Гонзаги известно русскому читателю еще со временПушкина, но сборник его стихов "Лиры. - Чилийские письма" (325)выходит только в 1964 году, через год после книги Амаду. Если это толькосовпадение, то таких совпадений слишком много.

      В 1956 году, отвечая на анкету "Иностраннойлитературы", Амаду говорит о том, что он составляет антологию современныхбразильских прозаиков для советского издательства (147, С.197). Трудно определить,какая антология имелась в виду: "Бразильские рассказы" (444) или"Под небом Южного Креста" (449), но совершенно очевидно, что в 50-60годы все бразильские писатели, даже представленные одним-двумя рассказами,переводились на русский язык по рекомендации Жоржи Амаду. Если подвести итогначальному этапу "амадовского" периода в российско-бразильскихлитературных отношениях, с 1948 года до окончания оттепели (67-68 гг.), томожно прийти к выводу, что книги бразильских авторов, выбранные для перевода,должны были отвечать критерию идеологическому, включающему две составные части:

      1. автор должен быть членом Бразильской компартии,активным участником борьбы против существующего в стране режима. Висключительных случаях, когда речь шла о писателях, известных во всем мире,таких как Гильерме Фигейреду и Линс ду Регу, допускалось некоторое послабление:писатель мог участвовать в этой борьбе своими произведениями. Как написал Ж.Амаду в предисловии к книге Г. Фигейреду, "отец Гильерме... боролся с оружиемв руках против диктатуры фашистского типа, заплатить долгими годами тюрьмы засвою преданность идеям демократии. Сын владеет оружием еще более мощным, чеммечь и пушка, - пером писателя, творческим талантом и неисчерпаемым пылом"(110, С.7).

      Даже когда речь шла о классиках бразильской литературы, напервый план выдвигались их политические убеждения, а не художественныедостоинства их произведений. С такой точки зрения характеризуется творчествоАфонсо Энрике де Лима Баррето (1881-1922), выдающегося бразильского писателя.Для советских идеологов он, прежде всего,

      "неутомимый борец за независимость стран ЛатинскойАмерики, выдающийся бразильский демократ, мыслитель, народный писатель ипублицист", известный как "глашатай мира и дружбы между всеминародами", который выступал против империалистических войн, призывая ктесным связям с молодой советской республикой, "гневно осуждая действиямонополий США и Европы, препятствующих экономическому, политическому икультурному развитию стран Латинской Америки... Лима Баррето являлся одним изпервых пропагандистов социалистических идей в Бразилии. Именно в социализмевидел он способ наилучшего разрешения волновавших его социальных проблем".Лима Баррето был первым бразильским писателем, который "сразу же послеВеликой октябрьской социалистической революции объявил себя большевиком, хотя ине пришел еще к полному пониманию идей марксизма-ленинизма. Эволюцию ЛимыБаретто в сторону подлинно пролетарской идеологии легко проследить по егопроизведениям" (377, С.215). На примере этого писателя видно, что напервый план всегда выдвигалась идеологическая детерминированность творчестваписателя, а художественные особенности, собственно литературные свойства неиграли никакой роли при выборе автора для перевода его произведений на русскийязык и публикации в Советском Союзе.

      2. Произведение идеологически близкого нам автора должнорассказывать о борьбе бразильских трудящихся против существующего строя.Предпочтение отдавалось, в первую очередь, книгам, которые можно было отнести кпроизведениям социалистического реализма и революционной литературе. Все книгибразильских авторов, изданные в Советском Союзе с середины 1950-х до конца1960-х годов, отвечают этому требованию. По словам Ж. Амаду, книги А. Паим, Д.Журандира, М. Баррозо, М. Педрозы свидетельствуют "об эволюции бразильскойлитературы от критического реализма к реализму социалистическому" (108, С.5), "содержат ростки социалистического реализма" (108, С.11). Так, вромане А. Паим "Час близок", изданном на русском в 1957г.,рассказывается о забастовке железнодорожников, действительно имевшей место вБразилии в 1949 году. Для советской критики главное достоинство книги в том,что это "документ эпохи, а не развлекательный роман со всеми присущими емупризнаками" (407, С.213).Чрезмерная простота, сухость стиля не являютсянедостатками произведения, такие книги пишутся не для "эстетствующихлюбителей зарубежной изящной словесности", которые не найдут в книге Паим"ни неожиданных сюжетных ходов, ни сногсшибательных экскурсов в областьэротики и патологии, столь нередких для современной беллетристики"экзотических" стран" (там же). Ее заслуга - точность очеркиста,описывающего ход забастовки. Она не забывает отметить все важные, происходящиеодновременно на нескольких железнодорожных узлах события. А. Паим с любовьюговорит об участниках забастовки - простых людях, "сынах и дочеряхнарода" (407, С.214).

      "Парковая линия" Д. Журандира представляет собой"историческую панораму развития рабочего движения в Бразилии, постепенногополитического роста рабочего класса, формирование его революционного сознания,его боеспособности, его стойкости"(109, С.7).

      В романе Ж. Линса ду Регу "Кангасейро", каксчитает критик, правдиво рисуется "полная тяжких лишений жизнь тружениковземли. Извечная нужда и голод, произвол помещиков и властей побуждают крестьянк борьбе. Однако борьба эта принимает формы стихийного бунта. Образы кангасейро- крестьян-разбойников, поставленных силой обстоятельств вне общества и закона,нарисованы Линсом ду Рего с большим сочувствием... Роман волнует читателясуровой правдой и горячим сочувствием художника к безысходному горюнарода".

      В "Иссушенных жизнях" Г. Рамос "эпизод заэпизодом раскрывает "в скупой, обобщенной форме" (417, С.10) различныестороны жизни крестьян: тяжелый труд, гнет помещика, столкновение с властью,бегство от засухи. В помещике, полицейском, налоговом чиновнике писатель виделсилы, глубоко враждебные народу и порабощающие его. Герой романа, батракФабиано, постепенно осознает эту враждебность. Все сильнее завладевает егосознанием мысль о протесте. "Пусть протест еще робок, нерешителен, онопускает тесак, занесенный было над головой полицейского. Но если Фабианоподнял оружие однажды, он поднимет его снова... Г. Рамос не торопит время, ноон смотрит в будущее" (там же, С.11).

      Идеологическим требованиям удовлетворяют все переведенныепроизведения А. Шмидта. Роман "Поход" "воскрешает одну изславных страниц в истории бразильского народа - заключительный этап длительнойборьбы за освобождение негров" (443, С.6). В "Тайнах Сан-Пауло"автор рисует неприглядную картину нравов, царящих на "дне"капиталистического города, показывает связь уголовного мира с верхамибуржуазного правительства. Наиболее исчерпывающе охарактеризовал значимостьтворчества А. Шмидта для советской аудитории А. Сипович в предисловии к егосборнику рассказов "Ненаказуемые". По его словам, все написанноеАфонсо Шмидтом подчинено некой ведущей идее и направлено на выполнение вполнеопределенной задачи. Шмидт последовательно, и в общем и в мелочах, разоблачаети клеймит буржуазный строй, законы человеческого бытия в условияхкапиталистического общества. И даже если ему случается от современностиобратиться к прошлому, то и там его удары направлены на явления, которые илиродственны этому строю, или были его непосредственными предшественниками.(Например, работорговля в романе "Поход"). "Пусть это прозвучитнесколько упрощенно, но тем не менее вернее всего сказать, что главной мишеньюдля своих инвектив Шмидт выбирает эксплуатацию человека человеком во всеммногообразии вытекающих из нее уродств" (442, С.6).

      В конечном итоге, слова А. Сиповича относятся ко всемпроизведениям бразильских писателей, опубликованных в 50-60-х годах в СоветскомСоюзе. Все они разоблачают буржуазный строй, капиталистическую эксплуатацию,фашистские и антинародные режимы, и воспевают тех, кто со всеми этими явлениямиборется.

      Например, сборник рассказов Милтона Педрозы "Ночь инадежда" (408) повествует о борьбе бразильских коммунистов противфашистской диктатуры в условиях подполья. В романе Марии Алиси Баррозо "Вдолине Серра-Алта" (303) рассказывается о захвате помещичьих земелькрестьянами. Борьбе с диктатурой посвящены пьесы Паскоала Магно "Завтрабудет иным" (395) и Джанфранческо Гуарниери "Семя" (334).

      Бразильский писатель Маркес Ребело, присутствовавший всоставе бразильской делегации на Втором съезде советских писателей, заметил,что "советская точка зрения заключается в том, что в основе литературного произведениядолжен быть заложен непосредственный социальный смысл" (35). Наличие"непосредственного социального смысла" - непременное условие даже дляклассических произведений. В романе Лимы Баррето "Запискиархивариуса" "оказались схвачены "родовые свойства"буржуазной прессы: продажность и беспринципность, демагогия и погоня засенсацией, поверхностность и пошлость...". Но за ними "то и делопроступают более общие черты: своекорыстие политиков, откровенная торговлядепутатскими мандатами и должностями, циничное равнодушие властей к положениюнародных масс и холуйское подражание "европейским странам" (42,С.57).

      Роман Алуизио Азеведо "Трущобы", где жизньгородского дна изображается "детально, достоверно, неприкрашенно",интересен советским исследователям потому, что мир трущоб рассматриваетсяАзеведо как социальный организм. Автор изучает причины возникновения и законыфавел, поэтому "в романе Азеведо значительное место занимает разоблачениехозяев трущоб - буржуазных дельцов" (22, С.55).

      И даже говоря о творчестве такого писателя как Машаду деАссиз, представителе психологического направления бразильской реалистическойшколы, в предисловии к "Дону Касмурро" исследователь подчеркивает:"Советским людям, как и народу Бразилии, дорого совсем другое в творчествеэтого сложного и противоречивого художника: резко критическое отношение кдействительности, интерес к душевной жизни человека и, наконец, большоехудожественное мастерство" (399, С.13).

      Как видно, даже в случае с классической литературой"резко критическое отношение к действительности" важнеехудожественного мастерства. Таким образом, произведения зарубежных, в данномслучае бразильских авторов, которые переводились на русский язык,соответствовали жестким идеологическим требованиям, вытекающим из принципапартийности литературы.

      Глава 6. Восприятие бразильской литературы с конца 60-хдо начала 90-х годов XX века

      В конце 60-х годов идеологические рамки, определяющие,допустимо ли знакомство советского читателя с тем или иным произведениемзарубежной литературы, несколько расширились, требования, предъявляемые кавтору смягчились, что можно объяснить, вероятно, общим потеплениеммеждународной обстановки и расширением международного сотрудничества. Членствов коммунистической партии уже не было непременным условием, допускающим авторак советскому читателю. Однако активная жизненная позиция, которая выражалась быв неприятии антинародных режимов, американского империализма, борьбе за мир иодобрение политики советского государства, требовалась непременно. Никоимобразом нельзя говорить о снятии идеологических ограничений, а только онекоторой их трансформации. В статье, подготовленной сотрудниками ИнститутаЛатинской Америки АНСССР недвусмысленно говорится: "В условиях современнойЛатинской Америки тезис о двух культурах в буржуазном обществе обретает силузакона развития национальных культур, а элементы передовой, демократическойкультуры, существующие в рамках национальной культуры, сегодня в ЛатинскойАмерике переросли в могучий поток, во многом определяющий ее лицо и, какправило, те ее достижения, что вошли в сокровищницу мировой культуры. Чтокасается буржуазной культуры, то она утрачивает свою призрачнуюсамостоятельность, превращаясь в инструмент борьбы против всего прогрессивного(16, С.94).

      Советскому читателю разрешалось знакомство с прогрессивнойдемократической (в смысле антибуржуазной и антиимпериалистической литературой),но безусловно исключалась литература, пропагандирующая "антигуманнуюидеологию современного капитализма, культ индивидуализма, насилия ивседозволенности, злобный антикоммунизм" (там же).

      И еще одно непременное условие, предъявляемое к зарубежнымавторам, - реалистическая манера письма. Ни один модернист, каких быпрогрессивных взглядов он не придерживался, не мог попасть на страницысоветской печати. Советское литературоведение подводит под это положениенаучную базу, пытаясь представить такое состояние литературных контактов какобъективную реальность. Так, известный латиноамериканист В. Земсков пишет, чтов общей панораме развития латиноамериканской литературы в XX веке реализм был иостается самым авторитетным художественным направлением. Основная причинатакого положения - сам характер общественных, социально-духовных процессов наконтиненте. Революционная действительность Латинской Америки "стимулируетактивность познавательной функции литературы, обращенной к самым острым,центральным проблемам национальной истории и общественных отношений.Нереалистические течения в общей панораме занимают относительно малое место,имеют в основном спорадический характер" (6, С.32). Различные вариантымодернизма в Бразилии оказались всего лишь "маленькими островками, быстроразмывавшимися в потоке движения литературы. Влияние модернизма и авангардизмапредстает в латиноамериканской литературе скорее в распыленном виде", затореализм "сопрягает и тех, кто участвует в революции, и тех, кто пассивносочувствует ей, и тех, кто даже не понимает ее" (6, С.33).

      Художники-реалисты "сознательно или бессознательновыражают общенародные идеалы" (там же). Представители же противоположноголагеря: декаданса, сюрреализма и других "метафизических учений",последователи Кафки и Камю, "впадают в рабское подражание чужим образцам;тогда-то и появляются в изобилии тошнотворные заимствования и тоскливыеизлияния, сфабрикованные на пишущей машинке" (21, С.213).

      Естественно, авторы, производящие подобную"тошнотворную" литературу не могут быть интересны советскомучитателю. Расширению круга бразильских писателей, "допущенных" ксоветской аудитории, способствовал еще один исторический процесс, а именно:подъем революционной борьбы на всем латиноамериканском континенте и в Бразилиив частности. В 60-70-е годы в Латинской Америке "практически не былописателей, которые заняли бы позицию нейтралитета, и почти вовсе не былописателей, которые склонялись бы "вправо", а тем более принадлежалибы к партиям реакции... Латиноамериканская революция породила особый типхудожника - антиимпериалиста, демократа, решительно выступающего на сторонеборьбы за национальное и социальное освобождение или непосредственноучаствующего в ней, исповедующего... антиимпериализм, антибуржуазность,общедемократические, гуманистические идеалы" (6, С.28).

      Влияние всех этих течений на развитие русско-бразильскихлитературных контактов можно проследит на примере Эрико Вериссимо. Хотя еще в30-е годы Э. Вериссимо назвали в советской печати "одним из крупнейшихписателей Бразилии" (34, С.170), его книги не могли быть напечатаны в СоветскомСоюзе, поскольку "как психолог Вериссимо сформировался под сильнымвлиянием фрейдизма... Отдал писатель дань и некоторым другим модернистскимлитературно-философским течениям" (39, С.83).

      За 40 лет писательской деятельности Вериссимо создал околотридцати романов, но его неспешные психологические "саги" о жизнибразильского Юга не представляли интереса для советского литературоведения."И вдруг резкая перемена. Одну за другой публикует Э. Вериссимо своикниги, совсем не похоже на сагу, на медлительное эпическое повествование. Новыероманы Вериссимо посвящены острейшим политическим проблемам современности.Старый писатель, дотоле избегавший политики, понял, как говорит он сам в одномиз интервью, что "нельзя и дольше сидеть в тени дерева, молчаливо ибезучастно созерцая страдания своего времени сквозь призму газетныхсообщений" (316).

      Советское литературоведение напрямую связывает изменениеавторской позиции с реакционным военным переворотом 1964 года. "Переддеятелями культуры Бразилии - в условиях поистине дикого разгула реакции - сособой остротой встал вопрос о собственной позиции, об ответственности каждогоперед обществом, о своем гражданском долге. Молчать было нельзя. И всего годспустя после фашистского переворота прозвучал мужественный голосшестидесятилетнего Э. Вериссимо. Бросая вызов "гориллам" вгенеральских мундирах, захвативших власть на его родине, Э. Вериссимо в 1965году публикует роман "Господин посол", изобличающий антинароднуюсущность диктаторского режима. Автор романа, прежде предпочитавший держаться"вне политики", впоследствии подтвердил: переворот 1964 года заставилпереосмыслить многое" (312, С.6).

      Изменения коснулись не только творчества, но иполитической позиции Вериссимо: писатель стал принимать активное участие вжизни страны. Например, когда в 1971 году власти Бразилии намеревались ввестипредварительную цензуру, Э. Вериссимо вместе с Ж. Амаду выступил с заявлением,в котором говорилось, что в случае введения такой цензуры оба писателяотказываются публиковать свои книги. К этому заявлению присоединились всевидные бразильские писатели, и цензура не была введена.

      Вспоминая об этом случае в интервью уругвайской газете"Эль Насиональ" от 18 июня 1976 года Амаду называл Вериссимо"своим большим другом" (158, С.218).

      Естественно, отношение советских чиновников к Э. Вериссимотакже изменилось. Член редколлегии журнала "Иностранная литература"Юрий Дашкевич писал по этому поводу: "Прежде предпочитавший держаться"вне политики" буржуазный гуманист Эрико Вериссимо - крупнейшийписатель Бразилии, как назвал его однажды Ж. Амаду,- именно в 70-е годы пришелк выводу: "Я думаю, что писателю нельзя касаться какой-либо современнойпроблемы, не принимая во внимание ее политический или социальный аспекты".Вспомним его романы, написанные под непосредственным влиянием событий в мире и,в частности, в Бразилии - "Пленник" и "Происшествие вАнтаресе", - разве это не политическое оружие, нацеленное противимпериалистических агрессоров, против антинациональных диктатур?" (5,С.192).

      Писатель доказал свою политическую благонадежность,поэтому один за другим выходят переводы его романов: "Господин посол"( в 1969 году) "Пленник" ( в 1970-м), "Происшествие вАнтаресе" ( в 1973-ем).

      Все три произведения носят откровенно политическийхарактер. В романе "Господин посол" автор "раскрыл зловещуюантинародную сущность военных переворотов, организуемых агентами империализма встранах Латинской Америки. В "Пленнике" автор прикасается к открытой,кровоточащей ране сегодняшнего человечества - речь идет о разбойничьей агрессииСША во Вьетнаме" (316). При этом более значимой для советскихлитературоведов является не актуальность темы, а четкая политическая позицияавтора, то, на чьей он стороне в противостоянии двух систем. "Писатель,безусловно, на стороне вьетнамского народа, героически отстаивающего своюсвободу и независимость (312, С.10). С другой стороны, он "раскрываетморальное банкротство агрессоров, их необратимую обреченность" (там же).Инна Тертерян считает, что этим роман Э. Вериссимо особенно близок советскомучитателю. Прославив героизм и мужество свободолюбивого вьетнамского народа,бразильский писатель не только разоблачает, он и утверждает - "утверждаетвысокое чувство личной ответственности человека за все, что совершается вокругнего и от его имени, утверждает силу человеческого духа, побеждающего страх, тусилу, что может объединить людей любого цвета кожи" (316).

      За то, что писатель всем сердцем сочувствует маленькойстране, восхищается свободолюбием и беспредельным мужеством ее граждан, емупрощают некоторые идеологические недостатки, то, что он не всегда четкопредставляет себе цели освободительной борьбы вьетнамского народа, "даетсебя увлечь легендам о загадочно-жестокой "азиатской душе", распространяемымнекоторыми западными писателями и журналистами" (там же).

      Роман "Происшествие в Антаресе" - "логичноеразвитие линии, намеченной Э. Вериссимо в написанном четырьмя годами ранее"Пленнике" (312, С.8). Этот роман "прозвучал обвинительнымактом, брошенным в лицо тех, кто, узурпировав власть на его родине в ночь напервое апреля 1964 года, кровью бесчисленных жертв залил прекрасную землюБразилии" (там же).

      Таким образом, мы видим, что изменение политическихвзглядов писателя " в нужную сторону" немедленно вовлекает его всферу литературных интересов Советского Союза.

      Все другие произведения бразильских писателей, публикуемыев нашей стране до середины 80-х годов, представляют все то жеантиимпериалистическое и антимилитаристическое направление, протестуют в тойили иной форме против господствующей в Бразилии военной хунты, социальнойнесправедливости, господства иностранных монополий и существования латифундий.

      В этом же ключе решена повесть Жозе Ж. Вейги "Тенибородатых королей", аллегорически рисующая жизнь латиноамериканской страныв условиях антинародной диктатуры. "Диктатура - в повести Жозе Вейгивсемогущая Компания, бразды правления в которой перешли в руки некихиностранных капиталистов, вводит режим угнетения, навязывая свою волю,невероятные по абсурдности нормы жизни, приводящие к подавлению личности, кфактической ликвидации прав человека" (312, С.12). В предисловии к повестиЮ. Дашкевич уточняет, что сам автор дает в руки читателю ключ к восприятию повести,к пониманию того, что означает "Компания": аббревиатура, CIA - этокомпания по-португальски, но по-английски - это обозначение ЦРУ (там же, С.15).

      Таким образом, Ж. Вейга, как и Э. Вериссимо рассматриваютодну проблему - "проблему борьбы против главного врага человечества -империализма Соединенных Штатов" (там же, С.16). Этим он и интересенсоветским идеологам.

      Другой бразильский писатель, Гимараэнс Роза, чей сборникрассказов был издан "Художественной литературой" в 1980 году (322),привлек внимание отечественных литературоведов обличительным характером своихпроизведений. Как представитель регионализма Роза пишет о своей родине,сертанах центральных и северо-восточных районов Бразилии. Здесь, вдали отцивилизации, люди живут совсем не так, как обитатели цветущего побережья: у нихдругой быт, другие законы, другая психология. Однако, отечественныхлитературоведов привлекает не экзотика далекой страны, а обличительный характерпроизведений Розы. В его рассказах они видят осуждение пережитков феодализма,власти латифундистов, нищеты и отсталости крестьян. "Для Гимараэнса Розысуровый обличительный реализм есть необходимое условие творчества. Обстановка,в которой живут персонажи Розы, воссоздана без малейшего смягчения илиприукрашивания: нищета, как при палеолите, болезни, тяжкий и опасный труд,примитивная дикость некоторых обычаев, разгул своеволия" (323, С.9).

      В романах Бенито Баррето "Капела дос Оменс" и"Кафайя" повествуется о том, как "растет народный гнев противбогатых фазандейро, претендующих на роль полновластных хозяев края. Гнев этотвыливается в открытый мятеж, для подавления которого прибывают войска, жестокорасправляющиеся с крестьянами" (302, С.5). По мнению автора предисловия,самое главное в этих романах - народное сознание, народное восприятиедействительности. Поэтому знакомство с этими произведениями поможет советскомучитателю лучше представить себе мироощущение простого бразильца наших дней исложные социальные процессы, происходящие в этой далекой стране (там же, С.15).

      Роману Франса Жуниора "Бразилец Жоржи" (439)принадлежит, по мнению критика, особое место в отражении общественныхконфликтов в Бразилии, поскольку автор рассматривает труд и производственныеотношения в условиях современного капитализма. "В конфликте междунеспособным хозяином и компетентным рабочим, который мало-помалу осознает себяэксплуатируемым, автор разоблачает "патриархальный" капитализм,продолжающий традиции патриархального рабства в поместьях" (24, С.275).

      Предисловие к роману Жоана Убалдо Рибейро "СержантЖетулио" (431) написал сам Жоржи Амаду: "Роман Жоана Убалдо Рибейропроникнут жестокой, суровой правдой. Это роман - изобличение, он не оставитчитателя равнодушным, он вселяет в сердце тревогу, призывает бороться противантинародной реакции... Действие романа развертывается на многострадальнойземле северо-востока Бразилии, и произведение отражает наши общенациональныепроблемы, более того - проблемы многих латиноамериканских стран. Голод, нищета,бесправие, моральная и духовная отсталость, наконец, гнетлатифундистов-феодалов и гнет транснациональных монополий - такой предстаетнаша действительность в романе Убалдо Рибейро" (431, С.3). Как всегда,положительный отзыв Жоржи Амаду - лучшая рекомендация для автора, еще неизвестногов Советском Союзе.

      Обращает на себя внимание один обязательный элемент,объединяющий все рецензии и предисловия: авторы и тех и других настойчивоподчеркивают мотив "изобличения". Столь разные по своимхудожественным особенностям произведения непременно изобличают и обличают -военные диктатуры, американский империализм, засилье иностранных монополий,пережитки феодализма. То есть книга по-прежнему понимается как оружие, алитература - часть борьбы, правда, трактуемой несколько шире, чем в 50-60-егоды, - борьбы антиимпериалистической во всех ее проявлениях. Поэтомутворчество всех выше перечисленных авторов воспринимается как родственноетворчеству Жоржи Амаду, идущее в едином потоке с ним.

      В последней фазе второго периода (конец 80-х - начало 90-хгодов) такое положение начинает меняться. При общем сокращении количествапереводов бразильских авторов появляются произведения, которые никоим образомне вписываются в традиционное русло и являются предвестниками нового, третьегоэтапа российско-бразильских литературных отношений. Перестройка меняетидеологические и политические приоритеты, и Жоржи Амаду, лауреат Сталинскойпремии и член ЦК Бразильской компартии уже не является персоной во всехотношениях "grata". И его одобрения и рекомендации для изданиябразильского автора в России уже не требуется.

      Новые идеологические установки требуют новых авторов -писателей аполитичных, которые не протестуют, не борются, не обличают.

      "Первой ласточкой" этой "новой"литературы стал сборник рассказов Лижии Фагундес Теллес "Рука наплече" (432), выпущенный в 1986 году издательством "Известия".Имя писательницы стоит совсем в ином ряду, нежели Жоржи Амаду и его соратники,или, как говорится в предисловии Е. Огневой, "упоминается в контексте стакими выдающимися мастерами прозы, как уругваец Хуан Карлос Онетти иаргентинец Хулио Кортасар" (433, С.5). Автор не обличает существующийстрой, а "исследует человеческое сознание", в котором "до порыдо времени хранится все, что люди сами скрывают от себя, поддаваясь удобнойпривычке к естественным самообманам и самоуспокоению" (там же, С.9). Тоесть, то самое "блуждание по закоулкам подсознания", совсем недавнобывшее под запретом в советской литературе, теперь воспринимается какдостоинство.

      Следующий шаг - издание романа Нелиды Пиньон "Сладкаяпеснь Каэтаны" в серии "Такая разная любовь"("Радуга", 1993г.). Типичный "дамский роман" о любвивлиятельного бизнесмена к актрисе бродячего цирка.

      Несколько особняком стоит роман Бернардо Гимараэнса "РабыняИзаура", появившийся в 1990 году сразу в трех издательствах в разныхпереводах (318, 319, 320). Особенность этой книги в том, что интерес кпроизведению вызван показом по нашему телевидению одноименного бразильскогосериала, в основу которого было положено произведение Б. Гимараэнса.

      Произведение, ничем не примечательное в художественномотношении, тем не менее интересно тем, что породило новый "жанр" -книги, написанные по мотивам сериалов. Но это явление к переводной литературеотношения не имеет, впрочем, как и к самой литературе, и поэтому в даннойработе не исследуется.

      Особое место занимают и рассказы Жозе Сарнея,опубликованные в 1987 году в журнале "Иностранная литература" (424),а через год - отдельным изданием (423).

      Можно утверждать, что эти публикации носят откровенноконъюнктурный характер и осуществлялись в преддверии официального визита вСоветский Союз Жозе Сарнея, ставшего президентом Бразилии в 1985 году.Подтверждением служит тот факт, что издателей мало интересует собственнолитературная деятельность автора, художественные особенности его прозы. Как вовступительной статье Ю. Дашкевича (426), так и в предисловии Н. Чернышовой(425) подробно рассказывается о политической деятельности президента Сарнея, оего политической карьере.

      О художественных особенностях автора Ю. Дашкевич сообщаеттолько то, что "проза Жозе Сарнея тесно связана с народным творчеством. Втекст прозы автор включает безыскусные народные песенки, явно преднамеренносохраняя их лексику, фонику, ритм. Нельзя не согласиться с оценкой бразильскихколлег, что в творчестве писателя отражены национальные традиции, живойязык" (426, С.52).

      По сути дела, автору предисловия просто нечего сказать охудожественных особенностях Жозе Сарнея, настолько они незначительны, или, каквыразился Дашкевич, "безыскусные". Обращения за поддержкой кбразильским литературоведам кажется попыткой хоть как-то объяснить интересиздателей к творчеству этот писателя. Как и следовало ожидать, окончание президентскогосрока Сарнея в 1989 году положило конец интересу к его литературному творчествус российской стороны. Глава 7 Начало третьего этапарусско-бразильскихлитературных связей.

      Третий этап русско-бразильских литературных связей,начавшийся в 1994-95 годах, характеризуется, прежде всего, резким уменьшениеминтереса к бразильской литературе и, следовательно, сокращением количествапубликаций, уменьшением тиражей и снижением качества перевода. Впрочем, этаситуация полностью отражает положение в российском книгоиздании, связанном спереходом отрасли в частные руки. Вместе с отменой политической цензуры исчезливсе органы, контролирующие художественное качество книжной продукции. По словамизвестного прозаика Александра Кабакова, "едва ли половина издателейспособна оценить литературный уровень выпускаемых текстов" .

      Несмотря на то, что книгоиздание стало делом частным, оно,как и раньше, отражает государственную идеологию, теперь, правда, уже другогогосударства, а именно: антикоммунизм. В художественном отношении наибольшийинтерес для издателей представляют писатели-модернисты. Тот факт, что книгиАмаду и сейчас выпускаются то одним, то другим издательством, казалось бы,противоречит выше сказанному. Но здесь главную роль играют соображения экономическойвыгоды: Амаду покупают, следовательно, будут издавать. Во-вторых, дляпубликации выбираются наименее идеологизированные произведения этого писателя.И в-третьих, книги Амаду подают "под модернистским соусом". Так,издательство "Феникс", выпустившее в 2000 году "Капитановпеска" в моем переводе, в аннотации сообщает, что главный мотив книги -детское одиночество. Это, безусловно, придает произведению модернистскоезвучание, но полностью искажает его смысл и, самое главное, не соответствуетдействительности. Беспризорные мальчишки, герои Амаду, - не изгои, они частьбразильского народа, с которым их связывают неразрывные узы.

      Особенностью третьего периода также является то, чтопоявилось несколько новых переводов Жоржи Амаду, давно известных российскомучитателю: "Тереза Батиста" в переводе Л. Бреверн и "Исчезновениесвятой" в переводе А. Богдановского. Ранее оба произведения былиопубликованы в переводе Ю. Калугина.

      Что касается новых имен, то их всего четыре: НелсонРодригес, Паулу Коэльо, Моасир Скляр и Клариси Лиспектор. Нелсон Родригеспредставлен всего лишь фрагментом пьесы "Семеро котят" во второмномере "Латинской Америки" за 1998 год. Причины, по которым именноэтот автор был представлен в журнале, посвященном Бразилии, объясняются вовступительной статье Е. Васиной "Драматург, новатор, психолог" (422)."Ярый антикоммунизм Родригеса сделал его одиозной для большинства левойинтеллигенции фигурой и одновременно явился причиной того, что в СоветскомСоюзе о нем не публиковали ни строчки" (422, С.103). Нельсон Родригес нетолько антикоммунист и реакционер, открыто поддерживавший военную хунту, он ещеи модернист.

      "Родригес, находясь под явным влиянием юнговских идейо "коллективном бессознательном", обращается к постижению архетипическихмоделей поведения человека. Герои этих произведений - жертвы собственныхстрастей. Движимые подсознательными инстинктами, они оказываются не в состояниипобороть те низменные силы, в плену которых находятся их души. Родригес самхарактеризовал многие свои драмы как "внушающие отвращение, чумные,зловонные, способные сами по себе вызвать тиф или малярию в зрительномзале" (там же, С.105).

      Все это преподносится как "художественноеоткрытие" журналом, который совсем недавно клеймил буржуазную культуру заее "злобный антикоммунизм", отказывая ей в праве на существование.

      На этом знакомство с творчеством Нелсона Родригесазакончилось. Другие произведения этого автора на русский язык не переводились -слишком чужд традициям русской культуры автор, для которого "люди - жалкиенасекомые, которые тщетно ищут выхода, тщетно пытаются вырваться насвободу" (422, С.106).

      Клариси Лиспектор, очень популярная во всем миреписательница, представлена в 2000 году сразу двумя романами: одним из раннихпроизведений "Осажденный город" (390) и последним, изданным вБразилии посмертно, - "Часом звезды" (391).

      Из послесловия к "Осажденному городу"переводчицы И. Тыняновой становится понятно, почему книга, увидевшая свет народине автора в 1948 году, могла появиться в России только сейчас, ведьнаписана она в "модернистском стиле, с самыми невероятными эстетическимиизысками современности" (392, С.274), а "корни эстетики автора"можно найти "во многих философских школах и эстетических течениях - фрейдизме,экзистенциализме, дадаизме, символизме, сюрреализме" (там же, С.272).Переводчица подчеркивает индивидуальность автора, утверждая, что творческуюманеру Лиспектор "трудно сравнить с творческой манерой других писателей -бразильских или иных стран света" (там же, С.284), но при этом понимает,что роман, чья образность "решена такими необычными модернистскимисредствами" (там же, С.283-284), вряд ли будет воспринят читателем,воспитанным в традиционной русской культуре. Поэтому И. Тынянова пытается"привязать" новое для русского читателя имя к именам уже известным,прежде всего, конечно, к имени Ж. Амаду. В послесловии это имя упоминаетсятрижды. Во-первых, в связи с тем, что процесс рождения города традиционноизображается как в европейской, так и в латиноамериканской литературе, начинаяс Диккенса и кончая Ж. Амаду. Во-вторых, с Амаду ее роднит "утонченностьхудожественного и простота, свойственная народному мышлению" (там же,С.284). И, наконец, "можно сказать, что в ней есть и описательная сила Ж.Амаду" (там же). Подобная "привязка" выглядит чрезвычайноискусственной, когда речь идет о таких разных авторах, как Амаду, писателе вовсех смыслах народном, и Лиспектор, основная тема которой "неконтактность,некоммуникабельность, несочетаемость" (392, С.275).

      Сам язык, стиль, творческая манера Клариси Лиспекторпрепятствует восприятию ее произведений носителями языка Пушкина иДостоевского. Вот отрывок из " Осажденного города" в переводе ИнныТыняновой:

      " Глубокий сплав молодой горожанки со своим временембыл сплавом древним, возникающим всякий раз, когда образуется поселенье людей,ее история образовала своим напором дух нового города. Бесполезно было быпредполагать, какое королевство представляла она по отношению к новой колонии,ибо труд ее был слишком недолог и почти неприменим: она лишь видела перед собоюкакое-то "нечто" и отражала в себе. В ней и в лошади отражение быловыражением.

      По правде сказать, труд довольно примитивный - онауказывала на глубокие имена вещей: она, лошади и немногие еще; и позднее вещибудут рассматриваться под этими именами. Действительность нуждалась в этоймолоденькой девушке, чтоб обрести форму. "То, что видится" - былединственный стержень ее внутренней жизни; и то, что виделось, стало ее смутнойисторией. Какая если и открывалась ей самой, то лишь в воспоминании о мысли,пришедшей перед сном. И хоть она и не могла узнать себя в таком открытии тайнойсвоей жизни, она все же направляла ее; она узнавала ее косвенно, подобно тому,как растение начнет вянуть, если поранят его корень. Было предназначено еемаленькой незаменимой судьбой пройти через величье духа, как через опасность, ипотом погрузиться в богатство эпохи золота и мрака, а позже и вовсе пропасть изглаз - это и случилось с предместьем Сан-Жералдо" (390, С.22-23)

      Вы поняли хоть что-нибудь? И дело тут вовсе не впереводчике. "Час звезды" переводила я сама и даже стала в 1998 году,благодаря этой книге, победителем первого конкурса переводчиков"Современная зарубежная художественная литература", организованногоФондом Сороса (думаю, принадлежность Клариси Лиспектор к модернизму сыграла вэтом не последнюю роль). Но как бы лично я не относилась к Лиспектор, япрекрасно понимаю, что ни один русский не будет читать книгу, которая начинаетсяследующим образом:

      "Все в мире началось с "да". Одна молекуласказала "да" другой молекуле, и появилась жизнь. Но у этой историибыла предыстория, а у предыстории - пред - предыстория, а до этого не былоничего и было "да". Оно было всегда. Я не знаю, какое оно, знаютолько, что Вселенная не имеет начала. Но в одном пусть никто не сомневается:простота достигается тяжелым трудом.

      Пока у меня есть вопросы, но нет ответов, буду писатьдальше. Как же мне начать с самого начала, если все, что происходит в этойистории, давным-давно предопределено? Если до пред-пред-предыстории уже

      существовали апокалиптические чудовища? И если эта историяне происходила в действительности, то обязательно произойдет. Мысль естьдействие. Чувство - реальность. Это нельзя разделить - я пишу то, что пишу. Богесть мир. Истина - дело интимное и необъяснимое. Наивысшая правда моей жизнинепостижима и чрезвычайно сокровенна, и нет такого слова, которым ее можноопределить. Мое сердце опустело, лишившись желаний, и сжалось в самом последнемили первом ударе. Острая зубная боль, пронизывающая эту историю от начала доконца, сводит мой рот.

      Поэтому мелодия, которую я пою фальцетом, сбивчива и резка- в ней моя собственная боль: я тот, кто взвалил на свои плечи весь мир, и комунет счастья. Счастье? Никогда не слышал более глупого слова, его придумалидевушки с северо-востока, которых тут целые толпы" (391, С.7-8).

      И так 15 страниц. Неудивительно, что критика книгу незаметила. Единственный раз повесть удостоилась упоминания в обзоре А. Михеева"Иллюминатор для интеллектуально любопытных". Рецензент считает, чтоисповедь полуграмотной машинистки Макабеа из Рио- де-Жанейро могла бы вызватьсочувствие у приехавших покорять Москву провинциалок, если бы книга попала им вруки (393, с.7), и, добавлю, если бы они осилили первые 15 страниц. Как бы тони было, не очень лестная оценка.

      "Кентавру в саду" Моасира Скляра (в Бразилии егофамилию произносят Склиар с ударением на первом слоге), изданному в рамках тойже соросовской программы, повезло больше: этому роману посвящено целых трирецензии - в "Вечернем клубе" (429), "Еженедельном журнале"(430) и "Тверской, 13" (428). И мнения всех трех критиков радикальноотличаются друг от друга. Не то, что в рецензиях сталинской эпохи.

      Автор "Еженедельного журнала" Ирина Яранцевапросто пересказывает фабулу романа: в романе "Кентавр в саду"повествование ведется от имени ... бывшего кентавра. Невероятная история егожизни от рождения и до того момента, когда он и его жена (тоже кентаврица)становятся людьми, составляет основное содержание романа".

      Главным в книге автор рецензии считает "внутреннийконфликт героя после произошедшей в нем перемены. Ясно, что, оставшись таким,какой он был, Гедали стал бы изгоем, но ради того, чтобы почувствовать себяполноправным членом общества, ему приходится идти на компромисс с самим собой,жертвуя частью собственной индивидуальности" (430).

      В отличие от предыдущего рецензента, автор статьи"Верхом на кентавре" М.Петров считает, что роман отличается"увлекательным, необычным сюжетом, внешней доброжелательностью героев илучезарным оптимизмом... Основную идею, выраженную Скляром в романе,сформулировать достаточно непросто. И все-таки попытаемся. Писатель буквальновнушает своему читателю оптимизм. Он убеждает читателя, что в любом, самомнесовершенном, обществе, племени, нации должны существовать чистые душой,хорошие люди. Поэтому даже обделенный природой человек просто обязан доказатьэтому обществу, что он есть, заставить принять себя таким, каким он появился насвет - со всеми недостатками и отклонениями. И в этом доказательстве -победа" (428).

      Мнение же Сергея Синякова диаметрально противоположнопредыдущему. Он считает, что все повествование построено на "ноте двойнойскорби в кубе". Рецензент находит, что этот текст приключенческий, местамидетективный, но местами тягостный, "как, впрочем, и всякое предложениеразделить чужую скорбь" (429).

      Эта точка зрения, кажется, более соответствуетдействительности, да только возникает вопрос, так ли внимательно читалС.Синяков рецензируемое произведение, если он именует автора"португальским прозаиком", а главного героя - то Гедали, то Гендали.

      В последние четыре года все большую популярностьприобретает бразильский прозаик Паулу Коэльо. Первым на русский язык былпереведен его роман "Алхимик" и почему-то с французского. Вышел он виздательстве "Беловодье" в серии "Эзотерические сказки" в1998 году и был полностью проигнорирован читателями. Но когда этот же романвышел в 2000 году в издательстве "София" уже в переводе спортугальского, он тут же стал бестселлером, заняв первое место в рейтингахпродаж. Через год в том же издательстве вышли два новых романа Коэльо:"Вероника решает умереть" и "Пятая гора", в 2002 году -"Книга воина Света" и "Дьявол и сеньорита Прим", в 2003 -"На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала", а в 2004 -"Одиннадцать минут".

      Таким образом, Пауло Коэльо стал вторым после Амадубразильским автором по числу переведенных произведений. Хотя, если честно, я незнаю, можно ли его назвать бразильским писателем и, следовательно,рассматривать в этой работе. "Бразилец, который никогда не пишет оБразилии" (360) - так сказано в одной из первых статей о нем. Но дело не втом, что Пауло Коэльо не пишет о Бразилии, а в том, что в его книгах нет ничегобразильского, они вообще лишены каких бы то ни было национальных черт, то есть,космополитичны в худшем смысле этого слова.

      Пауло Коэльо уже дважды приезжал в нашу страну. Его визитысопровождались такими PR-акциями, что Жоржу Амаду и не снилось. Особойпышностью запомнилась первая встреча в сентябре 2002 года: интервью с писателемопубликовали самые популярные издания, Первый канал показал о нем фильм, самКоэльо принял участие в нескольких ток-шоу вроде "Принципа домино", впресс-конференциях и встречах с читателями. А культурный центр "Белыеоблака" даже подготовил специальный этнотеатральный фестиваль по книгамКоэльо (372). Естественно, такая мощная акция не могла не сказаться напопулярности автора. В сентябре 2002 года его книги достигли пикараскупаемости: все пять изданных к этому моменту на русском языке произведенийКоэльо попали в десятку бестселлеров, заняв там 1, 2, 4, 5, и 7 места. Какотмечает "Книжное обозрение", произошло небывалое: "потеснивнепробиваемого "Гарри Поттера" в списке художественных книг в твердомпереплете друг за другом выстроились все пять книг Пауло Коэльо" (374). Стех пор книги Коэльо (в количестве от 2 до 5) всегда присутствуют в хит-параде,а совокупный тираж его книг на русском языке превысил миллион уже к сентябрю2002 года. Пауло Коэльо стал своего рода гуру для определенной части читающейпублики. При такой популярности было бы естественным ожидать появления большогочисла хвалебных рецензий на произведения кумира. Каково же было мое удивление,когда оказалось, что их попросту нет. В Интернете на различных форумах можнонайти хвалебные отзывы о творчестве писателя, но в периодической печатибольшинство публикаций - это либо интервью с Коэльо (359, 360, 361, 362), либоинформационные статьи (371, 372), где сообщаются факты его биографии, награды,тиражи, перечисляются высокопоставленные ценители его творчества.

      Похоже, поклонники этого самого творчества боятся задатьсебе вопрос, что такое Пауло Коэльо и в чем причина его популярности. Именнотак поступает издатель Коэльо, Пауло Рокко: "Пауло Коэльо - это феномен.Феномен не подлежит объяснению. Его можно только наблюдать" ( 365).

      В отличие от поклонников, противники Коэльо отвечают наэти вопросы со всей прямотой и даже запальчивостью. Первой против армиикоэльофилов рискнула выступить О.Славникова в статье "Вероника осталась вживых" (370).

      Хотя эта статья является рецензией на роман "Вероникарешает умереть", но выводы критика в полной мере относятся ко всемпроизведениям Коэльо, переведенным на русский язык. О.Славникова считает, чтоуспех писателя в России вполне закономерен, а его книги можно рекомендоватьабсолютно каждому, кто знает русские буквы: "усилий на чтение потратитсянемного, а польза выйдет большая. И главное - у читателя непременно возникнетощущение, что Пауло Коэльо - не хуже фирмы "Тефаль" - всегда думает онем. А не о какой-то там самодостаточной эстетике и красоте, которая непонятнымобразом спасет мир... Но в конце концов сегодня ни один человек не проживетжизнь без сковородки и холодильника. Так что книги, могущие быть описаны встилистике коммерческой рекламы, тоже нужны" (370).

      Ольга Славникова нашла слово, определяющее суть романовмодного писателя, - эта "легко усваиваемый литературный продукт",место которому на страницах глянцевых журналов типа "Домашний очаг".Именно продукт, а не "хлеб для души". Произведения Коэльо отвечаютвкусам среднего потребителя, при этом льстя его самолюбию своей псевдоинтеллектуальностью.Паулу Коэльо сейчас первый на полках наших книжных магазинов, но "первыйсреди равных": детективов и любовных романов. Статья Ольги Бакушинской из"Комсомольской правды" (366) написана так задиристо, что хотелосьпривести ее полностью, но не буду этого делать: каждый может найти ее вбиблиотеке или в Интернете. Поэтому ограничусь цитатами.

      "Это только кажется, что Пауло Коэльо пишет разныекнижки. На самом деле он пишет одну, причем это не беллетристика, а учебник.Нерадивым ученикам вдалбливается, что у каждого свой путь, но "не всемдостает мужества идти по своему пути, добиваясь встречи со своей заветноймечтой". Эта фраза встречается в любой книжке раз 50, а может, 100. Длядвоечников. Пока не выучат".

      Да, дискурсы Коэльо - явно не беллетристика. Роман будитвоображение, ведет читателя за собой, заставляет плакать и смеяться вместе сего героями. Ничего этого в книгах Коэльо нет. Но и на учебник они тоже нетянут. Может быть, это прописи?

      На главный вопрос, почему Пауло Коэльо издали в 37миллионах экземпляров на 56 языках, О.Бакушинская отвечает так:"Начитавшись гуру, так и тянет ляпнуть афоризм. Что-то вроде: сочныйбифштекс приятнее на вкус, зато манную кашу легче глотать. Читать серьезнуюлитературу непросто, осмысливать применительно к собственной жизни - ещесложнее. А Коэльо все, что надо, адаптировал для застрявших в младшем школьномвозрасте граждан, разжевал и отрыгнул прямо в разинутый клюв, как орлицаптенцам. Пища получилась, конечно, не вредная, но зря ее пытаются назватьтворением высокой кухни".

      Нельзя не согласиться с автором: снижение вкуса на лицо.Да только интеллектуальный уровень русского читателя не сам по себе снизился,издатели и средства массовой информации почти насильно скармливают нам этотсубпродукт, выполняя идеологический заказ постперестроечного "новогогосударства".

      Следующий рецензент Андрей Щербак-Жуков кулинарнуютематику не затрагивает, он исследует ментальный субстрат произведений Коэльо:"Мартышка в известном мультфильме сказала: "У меня есть мысль, и я еедумаю"... С писателем Коэльо примерно та же история: у него есть мысль - 1штука (прописью "одна") - он в каждом своем произведении еевысказывает на разные лады. Даже не развивает от произведения к произведению, аименно высказывает снова и снова" (373).

      А ведь и правда, Пауло Коэльо удалось воплотить в своихпроизведениях завет классика: писать надо так, чтобы словам было тесно, амыслям просторно. Этой единственной мысли очень просторно на ста с лишнимстраницах - ни с какой другой идеей она не сталкивается, не пересекается. Да исловам тесно: вон сколько их между двумя обложками втиснуто.

      В отличие от предыдущих авторов, Н.С.Константинова -серьезный ученый, поэтому она делает попытку "объективно охарактеризоватьтворчество Коэльо", чтобы дать этому феномену рациональное объяснение. Нов результате она приходит к тем же выводам, что и предыдущие авторы: всепроизведения Коэльо, хотя и разбросанные в пространстве и времени иприближающиеся к планетарному масштабу, очень похожи друг на друга. Их роднитотсутствие сюжета, иносказательность, "непрезентабельный в художественномотношении стиль", и отнюдь не оригинальные мысли ( 369).

      "После прочтения нескольких книг создается эффект"дежа вю", только усиливающийся при знакомстве с каждым новымсочинением. Даже когда автор заманивает читателя в атмосферу психиатрическойклиники ("Вероника решает умереть"), это ощущение не исчезает.Перемежая впечатления, полученные еще в юношеские годы, с размышлениями о вечном- жизни и смерти, любви и безумии - Коэльо и на этот раз остается верен своемуalter ego, выступая в роли "воина света", всегда знающего, что такоехорошо и что такое плохо" (там же ).

      Н.С. Константинова приводит слова бразильского критика,которые буквально уничтожают Коэльо: "Если инопланетяне прочтут лишьподобные книги, они не смогут составить никакого представления о нашей планете.Во-первых, потому, что в них используется форма письма, уничтожившая дискурс, -в них ничто ниоткуда не начинается и никуда не приходит. Это слова безтекста... Они обращены к человеческим душам и при этом пытаются рассказыватьистории, похожие на те, что рассказывали Жоржи Амаду или Хемингуэй. Однако вних нет драмы, страстей или трагедий. Есть куски реальности и очень многосоветов, так много, что некоторые из них - книги-монологи - типологическиотносятся к литературе по самовнушению" (там же).

      Однако, замечает Н.С.Константинова, "критиковатьтворчество Коэльо с точки зрения высокой литературы - дело несложное. Пожалуй,сложнее понять, в чем все-таки причины столь впечатляющего успеха. Вряд ли егоможно целиком приписать предпринимательским талантам самого писателя и егоиздателей, которые порой заражены "звездной болезнью" еще в большейстепени, чем автор... Скорее всего популярность Коэльо объясняется тем, что вего книгах многие находят то, что ищут. Он будто бы пишет "по заявкамчитателей" - тех, кто хочет слышать голос, который скажет им, как быть ичто делать. Они жаждут таких текстов, где отсутствует конфликт мнений.Современный среднестатистический читатель (если предположить, что таковойсуществует), уставший практически от всего, в том числе от чтения, не желает,да и не способен вести интеллектуальный диалог с такими писателями, как,скажем, Достоевский или Джойс. Ему "чего-нибудь попроще бы". Иподобный спрос незамедлительно рождает предложение" (там же).

      И все же Н.Константинова считает, что "при всехнегативных аспектах сегодняшнее время имеет одно бесспорное положительноекачество. Оно предоставляет право на полную свободу выбора. И если миллионылюдей по всему миру сделали объектом своего выбора Пауло Коэльо, они,несомненно, имеют право на такой выбор, даже если тебе лично он кажетсянеоправданным" (там же).

      А вот здесь с Натальей Сергеевной согласиться нельзя.Свобода выбора в современной России, в том числе выбора книг для чтения, - миф.Идеологическая машина работает таким образом, что читателю, особенно молодому,и в голову не придет выбирать между Достоевским и Джойсом, или Цвейгом и тем жеАмаду. Выбирать он будет между Коэльо и Мураками, Донцовой и Марининой. Пушкин- то в число бестселлеров не вошел ни разу.

      Я вообще удивляюсь, что нашлись смельчаки, рискнувшиевызвать гнев не только коэльопоклонников, но и самого гуру. Он к критикеотносится болезненно, "хранит в сейфе все критические публикации о своихпроизведениях.., регистрирует эти глупости, поскольку все они имеют подписи и вдальнейшем лицам, высказавшим их, предстоит ответить (369). А вдруг и правда призоветк ответу? Не зря же он черной магией занимался.

      Если критики относятся к текстам Коэльо с иронией, то самавтор - с неадекватной серьезностью. "Ведь что такое писатель? - вопрошаетон. - Писатель - это рабочий слова. И если он хочет понять даже самого себя, ондолжен быть в постоянном контакте с человечеством и человеком" (361). Воттак, ни много, ни мало. Коэльо явно страдает комплексом полноценности. Ничтожесумняшеся он заявляет: "Я - отличный писатель. Отличный писатель..."( 369).

      А вот Жоржи Амаду всегда говорил о себе: "Я всеголишь маленький писатель из штата Баия".

      В другом интервью Коэльо рассказывает, как прочел впереводе на английский одну из своих книг: "И так как я ее довольно давнонаписал, и, кроме того, была некая языковая дистанция, я заметил, что читаю еекак нечто, не имеющее ко мне отношение. И мне понравилось. Прекраснаякнига" (361).

      Парадокс в том, что при всей мании величия Коэльо считаетглавным достоинством своих произведений заурядность. Он так прямо и говорит:"Самое приятное, когда читатели говорят: "Я тоже мог бы написатьтакую книгу" (362). Все это очень странно. Обычно писатель хочет сказатьмиру Новое Слово, то, о чем никто до него не догадывался. Какой смыслпроповедовать давно известное?

      Тем не менее, Коэльо можно считать классиком: теперь ужекниги пишут о нем самом. В 2003 году на русский язык была переведена книгаХуана Ариаса "Пауло Коэльо: Исповедь паломника". Книга носиткомплиментарный характер и банальна до пошлости. Как вам такой сюжет? - СначалаКоэльо решил отправить свои старые фотографии в провинциальные издания, а когдаего упрекнули, что он хочет послать залежалый товар, переменил свое решение ипопросил, "чтобы в провинциальные газеты тоже отправили новые фотографии"(365, С. 10). Ариас увидел в этом "настоящее величие души" (там же,С. 11). При чем здесь душа? Это элементарный здравый смысл.

      Точно так же Коэльо придает глобальную значимость самымобычным явлениям и поступкам. Он вспоминает, например, как вызвал "скорую"для раненого на пляже. Поступок самый естественный для любого нормальногочеловека. Что такого из ряда вон выходящего он сделал? - Не подвиг же совершил.Но Коэльо расценивает это как некое деяние и извлекает из него мораль.

      "Вернувшись домой, я резюмировал для себя три урока,преподанные мне на этой прогулке:

      а) все мы способны противостоять чему-то, пока сохраняемчистоту;

      б) всегда найдется кто-то, кто скажет тебе: "Доведидо конца то, что начал".

      И наконец:

      в) все мы наделены властью, когда абсолютно уверены в том,что делаем" (365, С. 30).

      Вообще Коэльо ужасно зануден со своим морализаторством,всеми этими "знаниями" и "поисками пути". Даже пропоследнюю переведенную на русский язык книгу "Одиннадцать минут" Коэльоговорит: "Это роман о пути к пониманию сути секса. Я писал эту книгу,чтобы понять свой собственный путь" (359). Насколько мне известно,большинство ищет в этом деле совсем другое.

      Пауло Коэльо ужасно напоминает Герцогиню из книги ЛьюисаКэрролла, которая в ответ на робкую просьбу Алисы не читать ей мораль отвечает:"Ах, моя прелесть, ничего кроме морали я не читаю никогда". Беда втом, что Коэльо мораль не читает, он ее пишет. Но неужели 37 миллионам человек(таков, говорят, тираж его книг) нравится эту мораль читать? Лично я не смоглаосилить до конца ни одного его опуса ни на одном языке: мускулы глазного яблокаот скуки сводит.

      Таким образом, мы видим, что на новом историческом этапеиздатели отбирают и предлагают читателям произведения, соответствующие новойполитической и идеологической конъюнктуре. Но поскольку третий этапрусско-бразильских литературных отношений только начался, ничего болееопределенного о нем сказать нельзя.

ЧАСТЬ IIКультурно-историческийфеномен "русского Амаду"

 Глава 8. Первые переводы Жоржи Амадуна русский язык.Конец 40-х годов XXвека

      Как уже было сказано ранее, с творчеством Амаду советскиечитатели познакомились через 14 лет после первого упоминания о нем в"Интернациональной литературе" (36). В 1948 году в издательствеиностранной литературы вышел перевод романа "Sa Jorge dosIlheus", озаглавленный "Земля золотых плодов" (70).Очевидно, по мнению советских идеологов, Амаду заслужил честь печататься вСоветском Союзе, поскольку "одновременно с идейным ростом писателя креплои его художественное мастерство. Ж. Амаду удалось преодолеть многие недостатки,свойственные его прежним произведениям". (228, С. 31)

      В плане политическом Амаду соответствовал самым жесткимидеологическим требованиям той поры. Член ЦК Бразильской компартии, друглегендарного Луиса Карлоса Престеса, генерального секретаря Бразильскойкомпартии, главный редактор партийной газеты "Оже", руководительИнститута культурных связей с СССР, к 1948 году Жоржи Амаду стал виднымдеятелем не только бразильского, но и международного коммунистическогодвижения. В этом же году Ж. Амаду возглавил бразильскую делегацию на конгресседеятелей науки и культуры во Вроцлаве и стал одним из его председателей, апозднее - организатором и постоянным членом Всемирного Совета Мира.

      Советская литературная критика тех лет высоко оцениваеттворчество писателя, отмечая, что "в сороковых годах Жоржи Амаду создаетряд подлинно новаторских произведений, которые ставят его во главепрогрессивной латиноамериканской прозы" (190). При этом литературныедостижения романиста ставятся в прямую зависимость от его политическойактивности.

      Так, Федор Кельин подчеркивал, что " этот творческийуспех сделался для Амаду возможным именно потому, что он сам соединял в себечерты положительных героев своих книг, являясь при этом борцом за деломира" (216).

      Более того, по выражению Т. Мотылевой, "бразильскийкоммунист Жоржи Амаду чувствует связь своей творческой и политической работы сосвободительным движением народов всего мира. Именно поэтому он оказался всостоянии художественно отразить жизнь своей страны, своего народа в светемеждународной борьбы трудящихся против империализма" (28, С 213).

      На первый взгляд, выбор именно этого произведения дляперевода на русский язык кажется нелогичным и случайным. Книга вырвана изконтекста творчества Амаду: "Земля золотых плодов" - вторая частьтрилогии, которая к 1948 году уже была закончена: первая книга "Бескрайниеземли" - в 1943 году, вторая - в 1944-м и третья - "Красныевсходы" - в 1946. Однако первой перевели именно вторую часть трилогии, ане более ранние романы байянского цикла, не первую часть трилогии и даже некнигу о генеральном секретаре Бразильской компартии Луисе Карлосе Престесе, ипричина такого выбора вполне объяснима. В рецензии на книгу Н. Габинский пишет,что "Земля золотых плодов" чрезвычайно актуальна для Бразилии тоговремени, поскольку этот роман помогает бразильским читателям понять, какимипутями происходило завоевание страны, оказавшейся в чисто колониальнойзависимости от уолл-стритовских толстосумов (188).

      В действительности роман гораздо более был актуален дляСССР, поскольку "главное достоинство "Земли золотых плодов" -антиимпериалистический пафос всего романа" (253, С.168)

      В недавно начавшейся "холодной войне" врагомномер один Советского Союза становится американский империализм. Поэтомупроизведение, раскрывающее механизм "захватнического натиска американскогокапитала, осуществляемого при угодливой поддержке трусливой и жадной правящейклики и несущего с собой еще более бесчеловечную эксплуатацию" (278, С.190), полностью отвечало идеологическим задачам советского руководства.

      Выходу книги в свет предшествовала, говоря современнымязыком, PR-овская акция. Книга была подписана к печати в мае 1948 года. Вмайском номере "Огонька" опубликован отрывок из романа, а 1 мая этогоже года в "Правде" - статья Амаду "В борьбе занезависимость"(111), где, соответственно моменту, он рассказывает о борьбебразильского народа против американского империализма.

      Хотя перевод "Земли золотых плодов" был сделан сиспанского издания и не передавал особенности стиля и глубину таланта писателя,да к тому же сокращен почти на треть, событие не осталось незамеченнымкритикой. В 1948 - начале 1949 года было напечатано 5 рецензий на роман: в"Правде", "Литературной газете", "Звезде","Новом мире", "Вечерней Москве". Отзывы были положительные.Роман назвали "принципиально новым явлением" (188), "крупным ирадующим явлением" (278, С. 90) в латиноамериканской литературе.

      Новизна книги состоит "в умении Амаду показать росткибудущего, показать перспективу их развития, утвердить их грядущую победу...Гарантия нового, иного будущего Бразилии - в постепенном созревании классовогосознания в широких слоях народных масс, в накоплении в них сил гнева ипротеста, в самоотверженной и героической борьбе бразильских коммунистов"(278, С.90).

      Судя по рецензиям, "Земля золотых плодов" - нехудожественное произведение, а учебник политэкономии. "На страницах"Земли золотых плодов" Жоржи Амаду показал, с какой стремительнойбыстротой развертывалось завоевание Уолл-Стритом бразильского какао. Играя наискусственном повышении и понижении цен на какао, "экспортеры" в тригода разорили плантаторов и за бесценок прибрали к рукам их земли". (188).Так воспринимает книгу критик Николай Габинский.

      Его дополняет В.Шор: "Судорожные взлеты и падения ценвыступают в романе не как слепая игра экономического "рока", но каквыражение стихийных законов капитализма и результат преступной игрыимпериалистов, несущих полную ответственность за свои поступки. Свистопляскеанархических сил капиталистического общества в романе Амаду противопоставленасознательная и планомерная работа коммунистов. Она превращает подспудноенедовольство трудящихся в грозную силу коллективного протеста" (278).

      У нормального человека подобные рецензии могут вызватьотвращение и к книге, и к писателю. Можно предположить, что первая публикация Амадуна русском языке имела значение скорее политическое и не стала фактом русскойлитературы. Но уже вторая книга "Красные всходы", изданная всего лишьгод спустя, сделала Амаду действительно популярным и любимым советскимичитателями.

      В то время в Советском Союзе отсутствовало само понятие"рейтинга продаж". Однако о популярности книги, выпущенной в 1949году издательством иностранной литературы, свидетельствует тот факт, что романпереиздавался в 1954-м году тем же издательством, а в 1963-м году - вологодскимкнижным издательством массовыми тиражами. Но самое главное то, что томик"Красных всходов", имевшийся в то время в любой сельской библиотеке,был самым "зачитанным" среди его книг, предшествовавших"Габриэле". Истрепанная, часто без обложки книжка - лучшеедоказательство того, что Амаду был принят советскими читателями.

      Популярности книги в немалой степени способствовал хорошийперевод. Впервые за всю историю русско-бразильских литературных связей переводбыл сделан непосредственно с португальского языка человеком, который этимязыком владел. Это был Юрий Александрович Калугин, первый советскийкорреспондент в Бразилии. Он не только прекрасно знал язык и реалии этойстраны, но и был также личным другом Жоржи Амаду.

      Именно в его переводах познакомится позднее советскийчитатель с основными произведениями Амаду. Но все же главная причина такого"принятия" книги - несомненный талант ее автора. Книга "осудьбах бразильского крестьянства" написана так, что, "кажется, жизньсама открывает перед читателем свой внутренний смысл" (42, С. 203).Рассказывая о жизни крестьян северо-востока Бразилии, Амаду "не прибегаетк рассуждениям, публицистическим комментариям - они не нужны" (там же).Зато, как живые, встают перед читателем герои этого произведения: крестьянинЖеронимо, старая Жукундина, сумасшедшая Зефа, семилетняя Нока, так трогательнопривязанная к своей кошке. Даже ослик Жеремиас - реальный, живой. Никого немогут оставить равнодушными страдания этих людей. Крестьяне-испольщики половинумуки, маиса и батата отдавали хозяину фазенды, да еще бесплатно работали нанего несколько дней в неделю. По договору они обязаны были покупать всенеобходимое в хозяйской лавке по баснословным ценам и туда же продавать свойурожай по ценам, которые устанавливал помещик. Вечная нехватка денег, угрозаголода, смерть детей. Но даже такая жизнь кажется им счастьем, когда они,изгнанные из своих домов новым владельцем поместья, бредут через пустыннуюкаатингу в поисках лучшей жизни и умирают один за другим: сначала дети, потомвзрослые - от голода, укусов ядовитых змей, лихорадки, истощения. Даже осликЖеремиас не выдерживает трудностей перехода. Тысячи гибнут на "дорогахголода" и тысячи каждый год пускаются в путь. Люди, согнанные с земливладельцами латифундий и засухой. Отовсюду с северо-востока они отправляются вэто страшное путешествие. Тысячи и тысячи беспрерывно бредут друг за другом.Этот поход начался уже давно, и никто не знает, когда он кончится.

      Без натяжки можно предположить, что советским читателямтой поры, большая часть которых - недавние выходцы из деревни, описываемыесобытия и судьбы героев не просто понятны и близки. Люди, пережившиеколлективизацию и голод 30-х годов, военное лихолетье и послевоенную разруху,воспринимали "Красные всходы" как книгу о своей собственной жизни, освоей судьбе, находили в ней то, чего не было, и не могло быть в современнойсоветской литературе.

      И также очевидно, что официальная критика оценивала этопроизведение совершенно с других позиций, политических и идеологических, какнекую иллюстрацию к учебнику политэкономии и политическим лозунгам:"Красные всходы" - это прежде всего роман о судьбах бразильскогокрестьянства. Как и в других колониальных и зависимых странах, крестьянствоБразилии, составляющее основную массу ее населения и терпящее феодальный гнет,поддерживаемый империализмом, является важнейшей движущей силой революционного,антиимпериалистического движения в стране. "Без крестьянской армии небывает и не может быть мощного национального движения", - писал И.В.Сталин. В романе "Красные всходы", оставаясь беспощадным реалистом, сбольшой художественной силой передавая весь ужас существования бразильскихкрестьян, Жоржи Амаду показывает и единственно верный путь для крестьянства.Это путь организованной борьбы под руководством пролетариата и егокоммунистической партии. На этот путь и становится главный герой романа"(228, С. 27).

      Собственно художественные достоинства произведениялитературоведов вообще не интересуют. По сути дела, этот аспект художественноготворчества находится вне сферы интересов советской критики, или рассматриваетсяпод вполне определенным углом зрения. Например, известный латиноамериканист иисследователь творчества Жоржи Амаду В. Кутейщикова считает, что большим художественнымдостижением писателя является создание нового героя. Главный герой "Землизолотых плодов", Жувенсио, по ее мнению, является одним из лучших образовкоммунистов во всей прогрессивной зарубежной литературе (228, С.31).

      Роман Жоржи Амаду соответствовал жестким идеологическимкритериям и поэтому заслужил самую высокую оценку. Та же Вера Кутейщиковапишет: "Роман "Красные всходы" является выдающимся, глубоконародным по своему характеру произведением бразильской литературы. Правдиво ихудожественно изображая жизнь в свете передовых, коммунистических идей, ЖоржиАмаду нарисовал большое реалистическое полотно о жизни крестьянства Бразилии.Сознательно стремясь к осуществлению в своем творчестве ленинского принципапартийности литературы, писатель создал роман, содействующий великому делуборьбы за национальное и социальное освобождение бразильского народа"(228, С.31).

      Таким образом, с самого начала, с появлением первыхпереводов, Жоржи Амаду весьма положительно, если не сказать восторженно,воспринимался как на официальном, так и неофициальном уровне. Для советскогоруководства он всегда оставался "persona gratа", а миллионы советскихчитателей полюбили его как талантливого и искреннего писателя.

      Его последующая деятельность не разочаровала советскоеруководство. Он всегда был активным и страстным проводником политики СССР икоммунистической идеологии. Подтверждение тому - его работа на всевозможныхконгрессах деятелей культуры, во Всемирном Совете мира и сотни публицистическихстатей. В советской печати с 1948 по 1955 год были опубликованы 32 статьиАмаду, названия которых говорят сами за себя: "Борьба занезависимость"(121), "Надежда человечества"(117), "Вместе снародом"(129), "Оплот мира и прогресса"(133), "Словохудожника служит миру"(136), "Народы завоюют себе счастье"(141).Этот вид его деятельности также получил горячее одобрение советской критики:"Творческая деятельность Жоржи Амаду многообразна. Но есть еще однаобласть творчества Амаду, в которой с большой силой выразился егохудожественный талант и пламенный темперамент. Это публицистика, тесносвязанная с общественно-политической деятельностью бразильского патриота"(228, С.34).

      Советские критики отмечают неразрывную связь публицистикиАмаду с его романным творчеством: "Публицистика Амаду замечательна своейполитической актуальностью, остротой, выразительностью и простотой языка. Воснове публицистики Жоржи Амаду, как и всего его творчества, лежит идея борьбынародов Бразилии и всей Латинской Америки против империализма, за национальноеосвобождение, за демократию и мир. Позиция активного художника-борца заставляетстремительно и страстно откликаться на все события этой борьбы, на всеважнейшие события жизни , и публицистика, как наиболее оперативный видтворчества, дает выход этой потребности" (там же).

      В том же 1948 году Жоржи Амаду впервые приезжает вСоветский Союз. Впечатления от этой поездки, которые иначе, как восторженными,назвать нельзя, отражены в поэме "Песнь о советской земле" и книгеочерков "В мире мира". Выход этих книг упрочил репутацию Амаду какверного друга СССР и неутомимого борца за мир. В рецензии на последнюю книгу вчастности говорится: "Свой рассказ о стране социализма, о мирномсозидательном труде советского народа, строящего коммунизм под руководствомкоммунистической партии, под мудрым водительством великого Сталина, Жоржи Амадуведет в приподнятом тоне. Кажется, что он не рассказывает, а воспевает то, чтовидел и слышал в стране социализма. Таковы, например, главы "Первое видениеМосквы", "Посещение мавзолея Ленина", "900 днейЛенинграда"... и в особенности патетическая глава "Сталин - учитель,вождь и отец". Эта глава написана с большой страстью и неподдельнымволнением" (212, С. 30).

      Но советскую критику мало интересовали художественныедостоинства книги, прежде всего она рассматривалась как идеологическое оружие вборьбе с американским империализмом и его приспешниками. Так, Олег Игнатьев оее значении писал, что эта книга переведена на многие языки и ее читателимиллионы простых людей. "И крепла их вера в победу дела мира, крепла ихненависть к американскому империализму... Эта книга ненавистна правящим кругамБразилии. Она бьет по их планам, по их продажной совести. Книга привлекла новыетысячи людей в лагерь сторонников мира" (210).

      Отрывки из "Песни о советской земле" в переводеФ. Кельина впервые были напечатаны в 7-м номере "Нового мира" за 1947год и в течение 10 лет 7 раз включались в различные сборники, такие как "Вборьбе за мир" (М.-Л, 1949), "За мир!" (М., 1949), "Поэтымира в борьбе за мир" (М., 1951) и др.

      И в данном случае поэтическое произведение совершенно нерассматривалось как явление искусства. Поэтика, стилистика, качество переводавовсе не интересовали советских критиков и литературоведов. Для них поэма -явление идеологическое, и это, по их мнению, заслуживает наивысшей оценки.

      Все тот же Ф. Кельин писал: "эта поэма Амаду - лучшееиз всего, что создано прогрессивной поэзией Бразилии" (13, С.271). Алучшая она потому, что является единым целым с романами Амаду, с егополитической деятельностью. Эта поэма проникнута светлым чувством оптимизма. Вней Ж. Амаду прославляет величие Советского Союза, который возглавляет борьбуза мир против "североамериканских гангстеров" (там же).

      И все же надо признать, что даже сегодня, несмотря наявную тенденциозность и невысокое качество перевода, стихи удивляют небанальнойтрактовкой темы, искренностью и не вызывают внутреннего неприятия. Даже если в1949-м году подобное произведение раздражало немногочисленных убежденныхдиссидентов, оно не могло не польстить чувству патриотизма миллионов простыхчитателей:

      Советская земля!.. О да, мы знаем:

      Бессмертна ты в веках, непобедима!

      Живешь ты в сердце каждого из нас!

      Твои пределы шире рубежей

      Земель твоих, обильных и счастливых.

      Народы мира - вот твои пределы

      Безбрежные. Им нет конца и края.

      ...

      И если мы живем еще, то жизнью

      Обязаны тебе. И даже хлеб,

      Что мы едим, - он твой. Ты за него

      Тяжелою ценою заплатила

      Миллионов жизней. И вода, что пьем мы, -

      Она твоя ... Ее живой родник

      Своим штыком открыла ты для нас

      Ты, сыновья твои, твои солдаты

      Нам подарили жизнь и то "сегодня",

      Которым мы живем, и утро новой,

      Прекрасной жизни, о которой грезим.

      Советская земля! Ты - наша мать,

      Сестра, любовь, спасительница мира!

      Советский Союз и - мать, сестра, любовь - какое поэтичноеви денье мира, какой яркий живой образ, какое оригинальное раскрытие стользатертой темы.

      Даже такое одиозное с сегодняшней точки зренияпроизведение, как "Письмо Луису Карлосу Престесу из Москвы"(78), гдеговорится буквально следующее:

      Я скоро уезжаю из Москвы.

      Мне не придется больше

      Ходить по Красной площади,

      Смотреть на Мавзолей,

      Что светит, как маяк,

      Народам мира...

      Средь кремлевских окон

      Я не могу искать влюбленным взором

      Окно той комнаты, где строит Сталин

      Грядущее для сына моего,

      Для всех детей земли, для всей планеты..." -

      подкупает своей наивностью и поэтичностью. Предполагаю,что даже в 1952 году "влюбленным взором" искали все-таки окна женщин,а не товарища Сталина. Есть в этом какая-то незатертость, свежесть восприятия,отход от стереотипов. Но наших критиков проблемы стиля не занимали. Главное дляних - политическая позиция автора, связь его поэзии "с благороднымдвижением сторонников мира" (13, С.273).

      Таким образом, можно сделать вывод, что уже первыепереводы Амаду на русский язык вошли в контекст советской литературы.Тематически и идеологически его романы, публицистика, стихи той поры, игралиодну и ту же роль - проводника политики и идеологии Советского Союза. При такомположении вещей не удивительно, что Жоржи Амаду всегда был "personagrata" для советского руководства, но при этом его книги сразу же сталипопулярными у народа, любимыми у простого читателя. Мощь литературного дараписателя, его творческий темперамент прорвались к советскому читателю дажесквозь посредственный перевод и редакторские купюры.

      Спустя много лет в статье, посвященной 70-летию Амаду,Вера Кутейщикова писала, что со второго романа дилогии, "Земля золотыхплодов", началось знакомство советского читателя с прозой Амаду."...Подобно тропическому шквалу, обрушилась на нас тогда неведомая жизньдалекой страны Нового Света, от бурь и страстей которой буквально захватывалодух" (227).

      Так официальные власти, исходя из посылок идеологических иполитических, открыли многомиллионной советской читающей аудитории незаурядныйи самобытный талант бразильского писателя. Глава 950-е годы. Новаяволна интереса к творчествуЖоржи Амаду

      В 1951 году интерес к Жоржи Амаду вспыхнул с новой силой.В этом году Амаду была присуждена международная Сталинская премия "Заукрепление мира между народами".

      В бразильском литературоведении бытует мнение, что премиюЖ. Амаду получил за книгу "Красные всходы" (461, Р.83), вдействительности же наградой была отмечена общественная деятельность Амаду, его"выдающиеся заслуги в деле борьбы за укрепление и сохранение мира"(187).

      Подобное событие не могло остаться незамеченным советскойпрессой. Практически все центральные издания опубликовали статьи о жизни и творчествелауреата. Все они написаны в откровенно комплиментарном, восторженном тоне.Подобный характер носили все высказывания советских литературоведов и критиково Жоржи Амаду на всех этапах и всех поворотах советской истории. Отныне инавсегда он "принадлежит к числу самых знаменитых представителейсовременной латиноамериканской литературы. В своем лице он сочетает крупныйталант художника с неутомимой энергией выдающегося политического деятеля,посвятившего все свои силы великому делу мира, свободы и социальнойсправедливости" (216); он - писатель и патриот, поборник свободы инезависимости, который "всегда отдавал свой голос в защиту международнойсолидарности, против происков поджигателей войны" (226). Также Амаду -певец бразильского народа, который своими произведениями борется за лучшеезавтра своей родины и всей Латинской Америки, за дружбу между народами всегомира (199.

      И даже в 80-е годы Жоржи Амаду воспринимается прежде всегокак борец, патриот, гражданин, коммунист, члена Всемирного Совета Мира илауреат самой почетной в мире премии - международной Ленинской премии "Заукрепление мира между народами" (251).

      Присуждение премии вызвало новую волну интереса ктворчеству Ж. Амаду. Один за другим стали появляться переводы его произведенийна русский язык. Почти одновременно с присуждением премии в издательствеиностранной литературы вышла книга Амаду "Луис Карлос Престес"(перевод Н. Тульчинской), рассказывающая о жизни и борьбе "рыцарянадежды", руководителя компартии Бразилии.

      Сейчас трудно сказать, был ли выпуск книги приурочен кданному событию, или это совпадение, но информация о награждении Амаду и отзывына книгу публикуют параллельно в одних и тех же изданиях в период с концаянваря 1951 по февраль 1952 года.

      Книге было посвящено 7 статей, она получила высокуюоценку, но истинное ее значение не было понято ни тогда, ни теперь.

      Статьи 50-х годов написаны в духе эпохи с полным наборомидеологических и политических штампов того времени. Книга воспринимается какодна из художественно-документальных биографий коммунистических лидеров иставится в один ряд с такими книгами, как "Сталин" Барбюса,биографией Тельмана Вилли Бределя, автобиографией Мориса Тореза. (195, С.175)

      По мнению критиков, "обращение писателей разных странк созданию книг о народных героях нашего времени вполне закономерно. Жизньтаких выдающихся деятелей имеет поучительное и вдохновляющее значение"(174, С.256)

      Однако воссоздать жизнь партийного лидера невозможно"вне истории партии, с которой слита его жизнь, истории народа,выдвинувшего его, вне истории его страны с ее социальной и политическойборьбой. Поэтому такие биографии обогащают материал передовой литературы,раздвигая его до масштабов целой страны, до истории коммунистической партии, доистории народа на целых больших этапах их развития" (195, С. 176).

      Именно поэтому "книга Амаду отличается широкимизображением событий политической и общественной жизни Бразилии в период ееновейшей истории от Октябрьской революции до начала Второй мировой войны"(240, С.183), а этапы и факты личной биографии Л.К. Престеса "тесно инерасторжимо связаны с национально-освободительной борьбой бразильского народа,а сам он показан как вождь народа, вдохновитель и организатор этой борьбы"(263, С. 24).

      В целом, ни одна из статей (что, несомненно, являетсяприметой эпохи) не выражает личного отношения их авторов к рецензируемой книге,- это некий утвержденный свыше образец, по которому должны воспринимать Амадувсе читатели.

      Для советских идеологов Ж. Амаду прежде всего являетсягорячим патриотом своей родины, неутомимым борцом за мир, за освобождениеЛатинской Америки от ига американского капитала. А книги его ценны тем, что вних широко отражены социальные противоречия Бразилии - страны, "которуюдушат хищники американского империализма", страдания бразильскогокрестьянства, постепенное пробуждение народа и его борьба за национальное исоциальное освобождение. (195, С.173)

      Особенно умиляет следующий пассаж: "Живя в стране, гдеволей партии и народа пустыни превращаются в цветущие сады, мы с особойостротой воспринимаем трагедию страны огромных природных богатств, котораявластью американских хищников превращается в ад нищеты" (там же, С.174).

      Критика 50-х, высоко оценив книгу Амаду как"бесспорно выдающееся произведение зарубежной прогрессивнойлитературы" (174, С.257), рассматривает ее как одно из целого рядаявлений, как один из путей развития социалистического реализма в литературезарубежных стран (там же, С.257), а также как переходный этап на творческомпути самого Амаду, так как "после книги о Престесе он написал два своихлучших романа - "Землю золотых плодов" и "Красные всходы"(195, С.176).

      Постсталинское литературоведение об этой книге неупоминает, поскольку вообще не воспринимает ее как произведение художественное.А вместе с тем книга "Рыцарь надежды" - явление уникальное; этохудожественное событие чрезвычайной важности для русской культуры. Именно этакнига впервые познакомила русского советского читателя с "мифологическимсознанием", о котором так много будут говорить в 70-х после перевода нарусский язык "Ста лет одиночества" Гарсиа Маркеса. А говорить об этомнадо было на 20 лет раньше. Всякого непредвзятого читателя не может не поразитьконтраст между формой и содержанием, темой и ее реализацией в данномлитературном произведении. Биографическая книга о реальном человеке,коммунистическом лидере и современнике Амаду читается как лирическоестихотворение и народный эпос одновременно.

      Хотя прежние, "дооттепельные" критики отмечают,что Амаду создает подлинный эпос революционной борьбы бразильского народа,(174, С. 255), вместе с этим его книга написана в форме лирического рассказа иодновременно это документальное повествование - здесь нет писательского вымысла(там же, С. 257). Понимая также, что описывая этот "сказочный и в то жевремя совершенно реальный" поход колонны Престеса с выдающимся поэтическиммастерством, Амаду сумел избежать лакировки, приукрашивания и улучшения истории.(228, С. 19) Но ни один из критиков не задался вопросом, каким образом однопроизведение органически соединяет в себе такие взаимоисключающие жанры, какэпос и лирику, документ и сказку. (Слово "миф" не употребляется всилу негативного отношения к мифу как явлению вредоносному и реакционному).

      Вполне естественно, что критики и литературоведызатрудняются определить жанр "Рыцаря надежды".

      "Трудно определить жанр книги о Престесе. Это небеллетризированная биографии, а скорее поэма в прозе, романтически приподнятоегероическое повествование, то и дело прерывающееся лирическими обращениями ксобеседнику". (228, С. 17)

      Вероятно, все дело в том, что сама бразильская реальностьне вписывается в жесткие рамки жанра. Как сказал спустя три десятилетия участникдискуссии "Опыт латиноамериканского романа и мировая литература" Л.Арутюнов, европейский жанр не выдерживает напора неординарного материала,поэтому возникает новое качество повествования. (30, С. 77)

      По словам Гарсиа Маркеса, в Латинской Америке всевозможно. В ней все реально. Здесь изо дня в день случаются самые невероятныевещи, поэтому латиноамериканская реальность может дать мировой литературе нечтоновое (26, С. 129).

      Таков материал "Рыцаря надежды". Амаду схронологической точностью прослеживает путь колонны Престеса - даты сражений,пройденные километры. Но величие этого похода и личность его руководителя невмещаются в рамки документа. То, что совершил Луис Карлос Престес, кажетсяневероятным: "Никто, ни самый завзятый игрок, ни самый сведущий изгенералов, не поставил бы ломаного гроша за то, что колонне удастся пройти хотябы сто километров. Она имела против себя значительные превосходящие еечисленностью силы врага, дикую природу, полное бездорожье, непроходимые реки,горы, на которые не ступала человеческая нога, каатингу, диких зверей и ковсему этому - голод и болезни". (76,С.108-109) Но несмотря на это,26-летний капитан инженерных войск, максимальная численность отряда которого1500 человек, прошел с боями 26 тысяч километров за два с половиной года ивыиграл 53 сражения с правительственными войсками, когда силы регулярной армиидостигали до 150 тысяч, победил 18 генералов. Но даже не в этом величие походаПрестеса: куда бы ни приходил "Рыцарь надежды", он "начиналтворить правосудие для народа" (76, С. 137): уничтожал долговые реестры,отменял налоги, пересматривал судебные дела, освобождал невинно осужденных. Ивсе это в стране, где фактически сохранилось рабство. Не удивительно, что всознании бразильского народа Престес становится личностью легендарной: "онносится по сертану, как ураган, меняющий направление рек и очищающий глубиныморя от гнилья" (76,С.106).

      "Рыцарем надежды" назвал Престеса народ. Простыебразильцы "стали слагать легенды о колонне, распевать и рассказывать ихпод аккомпанемент гитар и аккордеонов... Это были задушевные песни о героизмеколонны, о ее чудесных делах, о ее командире, Он изображается в них не просточеловеком, его превращали в бога селв, неуязвимого для пуль, способного ходитьпо водам и угадывать мысли людей...Однажды в далеком селении северо-востока наярмарке один слепой пел о Луисе Карлосе Престесе:

      Он усталых бойцов ободряет,

      По реке спокойно шагает,

      И вода под его ногою

      Вмиг становится твердой землею.

      А когда у костра он с бойцами,

      Ему служит защитою пламя,

      Жаркий уголь зола покрывает,

      Когда он по нему ступает.

      Для сертанцев все это было действительностью. В ихпредставлении Луис Карлос Престес был способен творить любые чудеса" (76,с.154-155).

      Даже спустя много лет после завершения великого похода,когда Луис Карлос Престес был в тюрьме, люди верили, что "колонна движетсяв сертане, под небом Бразилии...Топот коней колонны еще звучит в шепоте рек, вшуме водопадов. Однажды колонна прошла всю Бразилию, она принесла с собойнадежду обездоленным людям. Настанет день, и колонна вернется. Тогда онапронесет свободу людям, борющимся за нее" (там же, с.109).

      Как мы видим, Жоржи Амаду не придумывает миф о народномгерое, он использует готовый фольклорный образ и творчески развивает его:борьба в подполье, девятилетнее тюремное заключение в одиночной камере, пытки,суд, на котором Престес превращается из подсудимого в обвинителя - все этоэлементы мифа и одновременно история страны.

      Таким образом, в книге Амаду воссоздается "чудеснаяреальность" Бразилии, главная составляющая которой "живаямифологическая стихия" народного сознания, которое при переходе художникана народные позиции, становится субъектом художественного видения. Отсюда,"мифологизм в латиноамериканском романе, который является объективнообусловленным "выплеском" мифосознания народных масс, пробудившихся кисторической деятельности и исторической "рефлексии" о себе, своейсудьбе и истории" (6, С. 43).

      Под пером Жоржи Амаду конкретные факты истории страны ибиографии Престеса приобретают эпический размах, но вместе с тем произведениевоспринимается как глубоко лирическое. И причина этого - не в многочисленныхлирических отступлениях автора, а в том, что все факты истории он пропускаетчерез свое сердце, потому что он частица этой страны и ее народа, творящегоисторию.

      Латиноамериканский миф, в отличие от европейского,направлен не в прошлое, а в будущее, он является элементом сознания:"Бразильский народ, как и этот человек - в тюрьме; его преследуют, над нимиздеваются, он весь изранен. Но, как и этот человек, народ поднимется - один,два, тысячи раз, и придет день, когда народ сбросит сковывающие его цепи, итогда ярко засияет солнце свободы. "После ночи наступает рассвет", -говорит народный поэт, друг мой. И чем темнее ночь, тем ярче сияет звезда,предвестница рассвета и наступающего нового дня. Царящую над Бразилией ночьпрорезывает лучезарный свет звезды. Эта путеводная звезда, озаряющая души людейнадеждой, - народный герой Луис Карлос Престес" (76, С. 41).

      Таким образом, публикация "Луиса КарлосаПрестеса" в 1951 году дала советскому читателю возможность познакомиться сявлением, которое впоследствии будет названо "новым латиноамериканскимроманом" (233). Через 20 лет Чингиз Айтматов напишет, чтолатиноамериканская проза являет собой пример сочетания самых разнообразныхэлементов, художественных традиций и методов. В ней миф и реальность,достоверность фактографии и фантазия, социальный и философский аспекты,политическое и лирическое начала, "частное" и "общее" - всеэто слилось в одно органическое целое (233, С.33).

      Хотя значение "Луиса Карлоса Престеса" не былопонято критиками, публикация этого произведения Жоржи Амаду сыграла важную рольв рецепции советскими читателями новой латиноамериканской литературы, онаподготовила почву для восприятия такого сложного явления, как "магическийреализм" нового латиноамериканского романа.

      В следующем, 1952 году, в 18 номере журнала "В защитумира" печатается отрывок из книги Амаду "Капитаны песка" подзаголовком "Песчаные капитаны" (66). Это был тот редкий случай, когдапубликация столь "нужного" писателя не вызвала никакого отклика ни укритиков, ни у рецензентов. Причина этого, вероятно, - чрезвычайно низкоекачество перевода. Фамилия переводчика не указана, но по некоторым деталямможно судить, что перевод осуществлялся не с оригинала, а с испанскогоперевода. Анонимный переводчик лишил произведение Амаду всех его стилистическихособенностей, его поэзии и силы. Такой безликий текст не мог привлечь вниманиедаже самых пылких почитателей творчества Жоржи Амаду.

      В следующем, 1953 году, в журнале "Советскаяженщина" (No 6) печатается отрывок из публицистической книги "В миремира", озаглавленный "Раскрепощенная женщина" (79) . Как следуетиз краткого редакционного предисловия, выбор отрывка определен идеологически итематически и полностью соответствует названию журнала. "Книга "Мир мира"разоблачает тех, кто клевещет на Советский Союз. Публикуемая нами глава изкниги служит достойной отповедью людям, распространяющим небылицы о положениисоветских женщин". (79, С. 43)

      Кроме этого в 1952 - 1953 годах в различных советскихгазетах и журналах было опубликовано 11 статей Амаду в основном о борьбе замир, национальную независимость Бразилии и борьбе против империализма.

      Глава 10 Первый латиноамериканский роман, написанныйметодом социалистического реализма.

      В 1951 и 1952 годах на русском языке в журналах"Огонек" и "Смена" публикуются отрывки нового романа Амаду"Подполье свободы". На первый взгляд, событие кажется вполнезаурядным, на самом же деле оно со всей очевидностью позволяет понять, какуюроль отводила Жоржи Амаду советская идеологическая машина. Не так уж часто вСоветском Союзе переводились произведения, еще не изданные на родине автора, ауж незаконченные - и того реже. Амаду начал работать над "Подпольемсвободы" в 1948 году и закончил в 1954. И если переводят книгу еще далекуюот завершения, то значит, эту книгу очень ждут.

      Полностью роман был напечатан в ноябре 1954 года, спустянесколько месяцев после его выхода в Бразилии. В рецензии на роман С. Львов небез удивления отметил, что издательство иностранной литературы обычно запаздываетс публикацией книг зарубежных авторов, в чем это издательство неоднократноупрекали. Тем не менее, объемистый, в 54 печатных листа, роман Амаду, изданныйв Сан-Пауло в 1954 году, вышел в свет в Москве в том же году (236, С.190).

      Почти через два десятка лет один из редакторов романа,Юрий Владимирович Дашкевич раскрыл секрет такой оперативности: "Многиегоды назад мне довелось редактировать перевод большого эпического романа ЖоржиАмаду "Подполье свободы"... И работа над переводом, осуществлявшаясятремя нашими товарищами, и редактирование текста проходили в нелегких условиях.Роман еще не был опубликован, читатели знали о нем лишь из кратких сообщений впечати. Нам, понятно, хотелось поскорее выпустить в свет на русском языке этоновое произведение нашего бразильского друга, которому уже была присужденаМеждународная Ленинская премия "За укрепление мира и дружбы международами" (203, С.139). Рукопись Жоржи Амаду издательство получило изПраги, где тогда жил писатель, находясь в эмиграции. И вот, когда перевод былзакончен, редактирование практически завершено и текст отправлен в типографию,совершенно неожиданно Жоржи Амаду прислал трехтомное издание романа, только чтовышедшее в Сан-Пауло. Вполне объяснимая радость переводчиков и редакторов смениласьне менее объяснимым отчаянием: оказывается, в бразильском издании романпоявился со значительными изменениями, внесенными буквально в последнюю минутуавтором, который к тому времени уже вернулся на родину и не имел возможностиизвестить редакцию об изменениях заблаговременно. Творческому коллективупришлось почти заново переводить роман, в котором насчитывается 850 страниц, ина этих страницах действуют сотни персонажей.

      Таким образом, если бы не выше изложенное досадноеобстоятельство, то новая книга Амаду вышла бы в Советском Союзе одновременно, ато и раньше, чем в Бразилии.

      Вероятно, причина такой оперативности в том, что этопроизведение в Советском Союзе давно ждали. Советским идеологам нужна былакнига латиноамериканского писателя, овладевшего методом социалистическогореализма. О необходимости такой книги Амаду намекали и говорили прямо, ксозданию такой книги его подталкивали. Присуждение Сталинской премии было однимиз стимулов для создания такого произведения.

      Так, З. Плавскин в своей статье "Лауреат Сталинскойпремии Жоржи Амаду" написал, что романы этого автора утверждаютоптимистическую веру в победу правого народного дела и показывают единственноправильный путь к победе. Эта грядущая победа нового над старым воплощена вновом герое, появившемся в романах Амаду, - человеке активного действия,вышедшем из народа и ставшем его вожаком. "Все это свидетельствует о том,что бразильский писатель-коммунист, вооруженный передовым марксистско-ленинскиммировоззрением, внимательно и творчески изучивший опыт советской литературы и,прежде всего, М. Горького, вступил на путь овладения методом социалистическогореализма". (253, С. 170)

      Более того, все творчество Ж. Амаду, предваряющее"Подполье свободы", рассматривается советскими литературоведами какэтапы овладения методом соцреализма, как некие подступы к созданию"правильного" романа. Так, Вера Кутейщикова пишет, что длядальнейшего творческого пути Жоржи Амаду книга "Луис Карлос Престес"имела важное значение. В ней он преодолел недостатки, характерные для егоранних произведений, глубоко осмыслил исторические судьбы своего народа, иподнялся на новую, "высшую ступень". "Вооруженныймарксистско-ленинским мировоззрением, обогащенный опытом своего личного участияв борьбе бразильского народа, Жоржи Амаду завоевал первую победу в борьбе заовладение методом социалистического реализма" (228, С. 21).

      Высокий идейно-художественный уровень романа "Красныевсходы", по ее мнению, служит залогом того, что, "идя по избранномупути, писатель создаст еще более значительные произведения о жизни и борьбетрудового народа Бразилии" (там же, с. 31).

      Жоржи Амаду, в свою очередь, пресловутое "овладениеметодом" понимал как свой долг, обязанность, и отнюдь не легкую.

      Так, в речи на II съезде советских писателей, через месяцпосле выхода русского перевода "Подполья свободы", Амаду поздравилучастников съезда "от имени писателей-коммунистов Бразилии, от тех, ктоучился у Максима Горького и Владимира Маяковского чувству понимания миссииписателя" (144). Далее в своей речи он сказал, что создатели советскойлитературы показали бразильским литераторам, в чем ответственность и долгписателей рабочего класса. "Коммунисты - писатели и художники Бразилии,следуя вашему примеру, стараются овладеть методом социалистического реализма иприменить его в своих произведениях. Это совсем нелегкая задача для писателей,происходивших в большинстве своем из мелкой буржуазии. Это долгий и иногдаболезненный процесс" (там же).

      Естественно, что столь долгожданное произведение, как"Подполье свободы", получило самые высокие оценки у литературоведов икритиков. "Ощущение единого дыхания остается от последней книги ЖоржиАмаду "Подполье свободы". Книга воспринимается как монолитное целое,как своеобразная энциклопедия жизни. Это книга строгая, без внешнего блеска,трудная книга, над которой нужно думать, которую нужно пережить и перестрадать,и секрет этой книги - в проникновении писателя в сущность исторических задачэпохи", - писала о романе Инна Тынянова (272, С.208). По ее мнению,"история и политика органически входят в ткань "Подпольясвободы" и придают ему большую познавательную ценность; по этой книгеможно изучать и понять историю лучше, чем по специальным историческим книгам,потому что она воплощена в конкретных живых людях, разных людях, друзьях иврагах, которых писатель либо горячо полюбил, либо страстно возненавидел, но вобоих случаях узнал близко" (там же, С. 209).

      По словам критика Н. Габинского, Жоржи Амаду не приходитсяприбегать в "Подполье свободы" к декларативности или рассказу; онсоздает живые, индивидуально очерченные образы, показывает людей в отношенияхмежду собой, их реакцию на внешние и внутренние события. "Подпольесвободы" - монументальное произведение. Писатель с легкостью, приходящейвместе со зрелостью мастерства, свободно переводит действие из особняковбанкиров и министров в лачуги крестьян, каморки рабочих, на нелегальные явкикоммунистов. Н. Габинский подчеркивает, что Амаду превосходно удалось донестидо читателей те чувства любви и нежности, которые питает простой народ Бразилиик Советской стране. Как всякое подлинно художественное произведение, романЖоржи Амаду актуален и злободневен. Он помогает читателю лучше и яснееразобраться в сегодняшней обстановке (192).

      Л.Симонян, в свою очередь, считает, что "Подпольесвободы" - первое в творчестве Амаду произведение, которому свойственподлинно эпический размах. Кроме того, яркое повествование придает книге оструюэмоциональную окраску, волнующий драматизм. Палитра художника богата разнымиоттенками, и все они способствуют тому, чтобы нарисованная в произведениикартина бразильской жизни была полнее и выразительнее. Рецензент делает вывод,что Жоржи Амаду, учась у советской литературы и опираясь на прогрессивныетрадиции отечественного искусства, создал выдающееся произведение современнойхудожественной прозы (265) .

      Н.Рыбак подчеркивает, что отличительная черта романа ЖоржиАмаду - светлое чувство оптимизма, радость человеческого бытия. Оптимизмсуществует на страницах "Подполья свободы" как чувство, рожденное вборьбе. Через всю книгу проходит ее главная тема - тема борьбы за свободу имир. Мир - заветная мечта героев Жоржи Амаду (261).

      Рецензия В. Кутейщиковой и Л.Осповата "Рождение эпопеи"подводит итог и определяет значение романа для мировой литературы:"Художественно-политическое значение романа "Подполье свободы"исключительно велико. Эпопея борьбы бразильского народа за свободу инезависимость является большим завоеванием всей прогрессивной мировойлитературы, уже давшей такие примеры возрождения эпического романа, какпроизведения Луи Арагона, Анны Зегерс, Марии Пуймановой. Не случайно именноБразилия с ее славными традициями антиимпериалистической борьбы, с еегероической компартией стала родиной этого выдающегося произведения. Изакономерно, что автором его явился Жоржи Амаду - писатель, с молодых летсвязавшим свою жизнь с делом освобождения бразильского народа, писатель,творческий путь которого - это путь непрерывной борьбы за овладение методомсоциалистического реализма". (232, С. 252)

      Такое единодушие критиков с современной точки зрениякажется поразительным, более того, рецензии и стилистически не отличаются другот друга, как будто их писал один человек. Все это свидетельствует даже не ожесткости идеологических установок (что разумеется само собой), а о том, чторецензируемое произведение даже в мелочах соответствует этим установкам.

      Лаконичнее всего значение книги определил Федор Кельин впредисловии к "Подполью свободы": "Подполье свободы" -первый роман, написанный Жоржи Амаду методом социалистического реализма, первыйне только для этого писателя, но и для бразильской литературы в целом. В романеотсутствуют элементы натурализма, подчас свойственные предшествовавшимпроизведениям Амаду. В "Подполье свободы" он предстает передчитателем не только как превосходный романист, но и как политически зрелыйписатель. Публицистическая часть романа, где Амаду неоднократно ставит иправильно разрешает политические проблемы, вопросы морали, культуры иискусства, имеет огромное принципиальное значение для латиноамериканских и, вчастности, для бразильских писателей. Таким образом, первая часть трилогии,появление которой явилось событием исключительной важности для литературы странЛатинской Америки, представляет большой интерес для прогрессивных читателейвсего мира" (217, С. 5)

      Новое произведение Амаду стало свидетельством победыкоммунистической идеологии во всемирном масштабе. Овладение методомсоциалистического реализма всеми прогрессивными писателями мира, по мнениюсоветских идеологов, является такой же исторической закономерностью, как ипереход от капитализма к социализму. При этом национальные и культурныеособенности конкретных стран, зрелость их литератур, объективная готовностьвоспринять метод соцреализма не учитываются. Скроенные по одной мерке,соцреалистические произведения заведомо лишаются любых национальных черт(пресловутый "натурализм" Амаду). Не случайно все критики проводятпараллель между "Подпольем свободы" и "Коммунистами"Арагона и подчеркивают, что это произведения ставит Амаду в один ряд не толькос Луи Арагоном, но и Мартином Андерсеном Нексе, Анной Зегерс, Пабло Нерудой,Марией Пуймановой.

      Сам Амаду, однако, выступал против унификации и обеднениялитературы, против ее отрыва от национальных корней. Об этом он говорил наВтором съезде советских писателей: "Писателям-коммунистам Бразилии надовсегда помнить, что литература социалистического реализма являетсясоциалистической по содержанию и национальной по форме. Проблема национальнойформы является основной нашей проблемой, так как в противном случае наши книгине были бы бразильскими и мы захлебнулись бы в бессмысленном левачестве, вкосмополитизме. Для того, чтобы наши книги - романы или поэзия - могли служитьделу революции, они должны быть прежде всего бразильскими: в этом заключаетсяих способность быть интернациональными" (144).

      Как мы видим, о проблеме национальной самобытности ЖоржиАмаду задумывается даже в период наибольшей политической ангажированности, впериод сознательного овладения методом соцреализма. Безусловно, такое пониманиесущности литературы дало Амаду возможность создать через несколько летподлинные шедевры бразильской и мировой литературы - "Габриэлу","Лавку чудес", "Терезу Батисту".

Глава 11 Новый взгляд на творчествоАмаду. Середина 50-х.

      В следующем, 1955 году, советские читатели смоглипознакомиться с новым переводом "Земли золотых плодов", сделаннымИнной Тыняновой с португальского, а не с испанского, как предыдущий перевод, атакже первым романом этой трилогии - "Бескрайние земли". Выход книгоказался "в тени" "Подполья свободы" и не был отмеченкритиками. И тем не менее,

      "Бескрайние земли", а вернее предисловие кроману Ильи Эренбурга сыграло решающую роль в восприятии Жоржи Амаду и еготворчества в Советском Союзе.

      Эренбург знал Жоржи Амаду еще по работе во ВсемирномСовете Мира, дружил с ним. И он первым оценил Амаду не как политика, видногодеятеля мирового коммунистического движения, а как большого художника,выразителя духа бразильского народа, и друга, причем не всего СССР, а каждогоконкретного человека, читателя, который держит в руках его книгу. И происходитэто потому, что друзьями для миллионов читателей стали любимые герои ЖоржиАмаду, чьи горести и радости, благодаря выдающемуся таланту бразильскогописателя стали близкими и понятными в далекой России.

      Предисловие И. Эренбурга радикально отличается от всегоранее опубликованного о Ж. Амаду даже по стилю. Оно написано не языкомполитической передовицы, а с человеческой заинтересованностью и теплотой:"В Ресифи я познакомился с бродячим фотографом... Я спросил его, знает лион бразильских писателей. Он сразу померк:

      Я три раза фотографировал Жоржи Амаду, но только один разгазета купила его фото.

      А вы читали его романы?

      Я никогда ничего не читаю, - ответил он возмущенно. - Уменя для этого нет времени.

      Можно бы усмехнуться: уроженец тех самых мест, которыеописывает Амаду, человек, встречавший писателя, не раскрыл хотя бы излюбопытства его книг. Но я подумал совсем о другом: откуда я знаю этогофотографа? Да ведь я читал про него в одном из романов Амаду. Потом я вспомнил:нет, среди героев Амаду нет фотографа. Может быть, я вспомнил захолустногорепортера, или адвоката, или картежника? Не знаю. Но только тирады фотографаменя не удивили, хотя были они воистину удивительными. Мне казалось, что я нераз встречал этого человека. То же самое я почувствовал, увидев карантинного врача,романтического шулера, старого носильщика негра: меня окружали персонажи ЖоржиАмаду (282, С. 5).

      Илья Эренбург понимает, что причина этого ощущения - неэкзотика, не обманчивая точность, не иллюзорное сходство, к которому стремятсявсе фотографы мира, а также иные литераторы, плохо понимающие, что такоелитература. "Раскрывая роман, мы отправляемся в путешествие; оно можетбыть увлекательным или скучным, надолго запоминающимся или смешивающееся впамяти с сотнями других, но оно обязательно должно открывать некий мир, хотя быкрохотный. Романы Жоржи Амаду помогли нам открыть далекую Бразилию, ее людей,которые близки нам в их горе, в их страстях, в их чаяниях" (там же).

      Эренбург подчеркивает, что он имеет в виду вовсе негеографию или историю, описание природы или быта, или протоколирование событий,а нечто иное, для писателя самое главное - способность раскрыть душу своегонарода. "Мне привелось где-то прочитать, что произведения Амаду знакомятчитателя с историей Бразилии от конца XIX века до наших дней. Я убежден,однако, что не в этом значение романов Амаду... Жоржи Амаду, как и всякийподлинный писатель, не описывает события, а раскрывает нам людей, участвующих вэтих событиях. Может быть, о жизни Бразилии мы знали и без него, во всяком случае,мы могли бы узнать о ней без его романов, но он открыл нам душевный мирбразильцев; в этом объяснение того успеха, которым пользуются его книги и вБразилии и далеко за ее пределами" (282, С.6).

      Совершенно очевидно, что это слова не работникаидеологического фронта, а друга и почитателя, и выражают они не точку зрениягосударства, а личное мнение автора. Но мнение это совпадает с ощущениеммногочисленных читателей и поклонников таланта бразильского прозаика.

      Очевидно также, что подобная статья не могла быть написанани в 1948, ни в 1951, ни в 1954 году: ее написал человек другой эпохи, эпохи"оттепели", которую автор этого термина предчувствовал уже в 1955году. Как бы то ни было, Эренбург определил тенденцию восприятия творчестваЖоржи Амаду в Советском Союзе. Достаточно сравнить названия статей об Амаду,написанных в начале 50-х годов: "Жоржи Амаду - прогрессивный бразильскийписатель", "Отважный борец за мир", "Вдохновенное словописателя-борца" и т.п. - с названиями статей 1962 года, когда в СССРотмечалось 50-летие писателя: "Певец народа", "Далекий и близкийдруг", "Наш друг Жоржи Амаду", "Тепло неутомимогосердца", "Певец Бразилии", "Наш друг Жоржи".

      Таким образом, "рейтинг", говоря современнымязыком, Жоржи Амаду в Советском Союзе в 1951 - 1955 годах был очень высок: егоценит и всячески поощряет государство как видного деятеля международногокоммунистического движения, верного друга СССР и основоположника методасоцреализма в Латинской Америке; его любят миллионы читателей за талант инациональную самобытность.

      От Амаду ждут новых книг. Уже анонсировано продолжениетрилогии: "Подполье свободы" оканчивается 1940 годом, в следующейчасти - "Народ на площади" - писатель должен рассказать о борьбебразильского народа в годы второй мировой войны. А в третьей части -"Агония ночи" - о борьбе в наши дни.

      Выражая общее мнение, И. Тынянова писала: "Мы будемждать следующей книги Амаду, в которой он расскажет о своем народе словами,простыми, как хлеб, и грозными, как молния". (350, С. 210)

      Но в 1956 году состоялся знаменитый ХХ съезд, и трилогиятак и не была закончена. Жоржи Амаду пережил глубокий кризис и в течение 3-хлет ничего не писал. В 1990 году он так вспоминал об этом периоде: "Дляменя этот процесс был чрезвычайно болезненным и таким ужасным, что я не хочудаже вспоминать. Потерять веру в то, во что верил раньше, за что боролся всюсвою жизнь, боролся со всем благородством, пылом, страстью и отвагой. И все эторухнуло. А тот, на кого мы смотрели, как на бога, не был богом, он был всеголишь диктатором..., восточным деспотом". (272, Р. 141)

      Когда в 18 лет я узнала об этом периоде Жоржа Амаду, онказался мне юным Артуром из "Овода", разбившим распятие: "Яверил в вас, как в бога, а вы обманывали меня всю жизнь". Однако теперь,когда мне как раз столько, сколько было Амаду в те годы, я понимаю, чтообмануть сорокалетнего человека можно только, если он сам хочет быть обманутым.Неужели старый лис Эренбург никогда не намекал своему лучшему другу, как на самомделе обстоят дела в СССР? Наверняка не только намекал, но и говорил прямо -подтверждение этому есть [См. статью А.Чернева " Илья Эренбург на ЖоржиАмаду вредно влиял (275) ].

      Не смогла же советская пропаганда одурачить ГарсиаМаркеса, хотя он был и на 20 лет моложе Амаду, и приехал первый раз в Москву всамый разгар "оттепели" в 1957 году на Фестиваль молодежи истудентов. Ни обмануть не смогли, ни улестить - видел он в нашей стране толькоплохое, высмеял все, что можно и чего нельзя.

      Да и во всей этой истории Амаду скорее соучастник, чемжертва - в создании международного имиджа "отца народов" есть и еговклад.

      А разве сам Амаду не обманывал миллионы читателей сказкойо Великой, Единственной в мире Любви? Не буду говорить, сколько дней я рыдала,когда узнала подробности о его пребывании в Ереване в 1967 году.

      В Бразилии и в западном литературоведении бытует мнение,что кризис конца 50-х закончился отказом Амаду от всех своих прежних убеждений,выходом из компартии, разрывом отношений с Советским Союзом и переходом напозиции чистого искусства. В действительности же все обстояло совсем не так.Сам Амаду неоднократно заявлял, что он никогда не отказывался от идеаловюности, не пересматривал свое прошлое, никогда не выходил из компартии и не былиз нее исключен (458, Р. 263)

      Ж. Амаду отошел от активной политической деятельности вкачестве партийного функционера, но связей с компартией не прервал. Никакихдемаршей против Советского Союза Амаду не предпринимал, поддерживал отношения ссоветскими друзьями, отвечал на вопросы "Иностранной литературы",писал предисловия к русским переводам бразильских авторов. В 1957 году онприезжал в Москву на фестиваль молодежи студентов.

      Нельзя не отметить мудрость Советской власти по отношениюк Жоржи Амаду: в его адрес не было высказано ни одного упрека; о переживаемомписателем кризисе не упоминается вообще, так что советский читатель и понятияне имел о каком-то охлаждении Амаду к Советскому Союзу. В течение 3-х лет всоветской печати не появляется ни одной статьи об Амаду, вероятно, чтобы некасаться болезненной темы. А после 1960-го года, когда Амаду с энтузиазмомприветствовал кубинскую революцию и наши успехи в космосе, о нем опять сталиписать с тем же восторгом и восхищением, что и до 1956 года. Более того, еслиранее в адрес Амаду иногда высказывались отдельные критические замечания,касающиеся в основном идеологической зрелости автора, то после 1956 года всякаякритика, даже относительно художественных достоинств произведений Амаду,прекратилась. Литературоведы и критики 40-х - начала 50-х годов упрекалиписателя в "натурализме", но говорилось об этом бегло и кратко:"в романах этих лет кое-где еще появляются натуралистические описания (вособенности при описании пороков представителей правящих классов), в образахкоммунистов многое схематично, едва намечено". (253, С. 170)

      Эти отдельные "натуралистические описания"понимаются как "невольная уступка буржуазной литературной моде" (28,С. 213), которую автор преодолел "со свойственной ему последовательностьюи целеустремленностью" (261).

      В статьях, посвященных произведениям, написанным после1956 года, о недостатках, ошибках или недочетах не говорится ничего, хотя"натурализма" в этих романах Амаду гораздо больше, чем в его раннихпроизведениях, однако к этому явлению теперь относятся по-другому: чувственная,"опоэтизированная и романтизированная" любовь, которая пронизываетвсе произведения Амаду, - теперь явление положительное. Раскованность в любвивоспринимается теперь, как своего рода протест против человеческого отчужденияи морали, зиждущейся на неравноправии и эксплуатации. При этом чувственность втворчестве латиноамериканских писателей никогда не является самоцелью, а какфольклоризм и романтическое изображение различного рода языческих обрядов,носит характер функциональный" (255, С. 100).

      Теперь советские литературоведы уверяют читателей, чтосексуальное поведение героев латиноамериканских романов находится в глубокойсвязи с их поведением во всех других сферах жизни. "Все эти сцены, все то,что у нас принято называть эротикой, в латиноамериканском романе связано ссюжетом, притом отнюдь не элементарным образом, так что выкинуть их (как этоделается нередко в нашей издательской практике) безболезненно нельзя: теряютсякакие-то важные звенья - и характерологические, и особенно аксиологические.Относясь к эротике в латиноамериканском романе как к уступке мещанскому вкусуили как к "тропической экзотике", мы рискуем упустить из видусвоеобразие всей художественной структуры" (30, С. 55).

      Создается впечатление, что советская власть, потеряв послеразоблачений ХХ съезда значительную часть своих друзей за рубежом, боитсяоттолкнуть оставшихся критическими замечаниями в их адрес. Более того, если внашей печати появлялись перепечатки из бразильских и других зарубежных изданий,то лишь те, что носили такой же комплиментарный характер (например,"Амаду" - значит "любимый" из "Дойчефолькцайтунг"). Советские почитатели творчества Амаду не имелипредставления о том, какой разнузданной, злобной и несправедливой критикеподвергался Амаду у себя на родине: правые клеймили его как "агентаКремля", левые - как ренегата, и одни и те же люди обвиняли его сначала вангажированности, а затем в псевдонародности (в Бразилии это называется"макумба для туристов") и примитивном популизме. С другой стороны,критические замечания Амаду о нашей стране (например, протест против введениясоветских войск в Чехословакию) также не пропускались на страницы советскойпечати.

      Глава 12 Восприятие посткризисных произведений писателяв СССР.

      60-е годы.

      Таким образом, у советского читателя складывается образидеальных, ничем не замутненных отношений Амаду с Советским Союзом.Доказательством развития этих отношений стала публикация издательствоминостранной литературы нового романа Жоржи Амаду "Габриэла".

      Об успехе этого произведения в Бразилии журнал"Иностранная литература" сообщил в 7-м номере за 1959 год. В 12-мномере того же журнала за 1960 год печатается рецензия Юрия Калугина набразильское издание романа (213). Эта статья, так же как и предисловие Ю.Дашкевича к русскому изданию, пытается как-то подготовить советского читателя квосприятию совершенно нового для него Амаду.

      Если бы на русский язык к тому времени уже были переведеныранние произведения Жоржи Амаду "Жубиаба", "Мертвое море","Капитаны песка", то переход от "Подполья свободы" к"Габриэле" не казался бы столь резким и немотивированным. Можнопредположить, что читатель, знакомый с творчеством Жоржи Амаду по "Краснымвсходам" и "Подполью свободы", испытал определенный шок,прочитав новый роман этого писателя. Авторы рецензий опасаются, что советскийчитатель может прийти к тем же выводам, что и некоторые буржуазные критики,которых Ю. Дашкевич называет "литературными пифиями из правойпрессы", а именно, что Амаду "порвал с реализмом", "осозналсвои прежние заблуждения", "обрел свое место в лагере чистойпоэзии", что "он выскочил на ходу из трамвая, оставив определенныйметод художественного творчества". Поэтому критики из всех сил убеждаютчитателя в том, что Жоржи Амаду - по-прежнему "наш Жоржи", что он нетолько не отказался от прежних убеждений, а напротив - "он верен традициисвоих наиболее характерных романов, и по этому пути он лишь продвинулся далековперед, достигнув новых рубежей. Поэтому не может быть и речи о каком-то отказеот того или иного метода" (205, С. 12).

      Советские критики и литературоведы с самого началадоказывали (и справедливо), что "Габриэла" - не результат кризиса,вызванного разоблачением культа личности" и не демарш против СССР, а болеевысокая ступень в естественном развитии творческого пути писателя, что он шел кэтому произведению годами. Н.Габинский, например, пишет: "Лет десятьназад, во время одного из своих приездов в Москву, бразильский писатель ЖоржиАмаду в беседе с советскими литераторами заметил:

      Моя мечта - создать роман больших человеческих характеров.

      Признаюсь, меня тогда удивили эти слова, подумалось:говорит излишняя требовательность взыскательного художника. Ведь вышедшие дотого произведения были населены героями с запоминающимися характерами. Однакотеперь, читая последний роман Жоржи Амаду, с каждой страницей ощущая ростмастерства и подлинную писательскую зрелость автора, невольно вспоминаешь этикогда-то мимоходом брошенные слова" (189).

      И в этом утверждении наши литературоведы абсолютно правы.Сам Жоржи Амаду, называя "полной глупостью" теорию о том, что еготворчество делится на два этапа: "до "Габриэлы" и после". "Нет,мое творчество едино, с первого до последнего момента... "Габриэла"появилась как определенный этап в моем творчестве, но этот этап никак несоотносится с отходом от политической линии" (458, Р. 266 - 267).

      Как явствует из выступления на Втором съезде советскихписателей, Амаду размышлял о национальной форме художественного произведениядаже в пору "овладения методом социалистического реализма". И есливыстроить в ряд все его произведения от "Страны карнавала" до"Чуда в Пираньясе", то видно, что из этого ряда выбивается как раз не"Габриэла", а "Подполье свободы". Но даже в этом романе,сознательно подогнанном под определенную схему, на страницы выплескиваетсяживая душа народа, разрушая искусственные ограничения. Взять хотя бы негритянкуИнасию, которая как будто попала на страницы "Подполья свободы" изранних романов Жоржи Амаду. Но с такой же долей вероятности эта героиня моглабы оказаться на страницах "Габриэлы", "Пастырей ночи", или"Лавки чудес". Инасия даже пахнет как Габриэла - гвоздикой и корицей.Эта деталь безусловно доказывает, что образ "дочери народа" жил втворческом сознании писателя в пору работы над "Подпольем свободы".

      С другой стороны, можно ли считать опыт "Подпольясвободы" отрицательным? - Определенно нет. Он позволил Амаду понять, в чемсостоит задача настоящего художника. Миссия писателя - раскрыть миру душусвоего народа. Отличительная черта бразильского народа - радостное восприятиежизни, природный оптимизм. Оптимизм - отличительная черта самого Амаду: "Несмотряна ужасные условия жизни, наш народ идет вперед, он смеется, поет, борется - ия верю, что завтрашний день станет лучше".

      В новом романе Амаду выразителем черт национальногохарактера стала главная героиня - Габриэла. Она "добра, сердечна, искренна,непосредственна, простодушна. Она любит жизнь во всех ее проявлениях. И этойбезграничной любовью к жизни определяется ее отношение к людям, ее поведение,которое иногда и может показаться предосудительным, но которое всегда диктуетсябескорыстием, стремлением к свободе и непримиримостью к окружающейдействительности... Габриэла, по меткому замечанию сапожника Фелипе, дляпростых людей "песня, радость, праздник". (205, С. 10 - 11)

      За эти душевные качества героиню романа полюбили не тольков Бразилии, но и в других странах. Нарисовав на страницах романа образжизнерадостной и свободолюбивой мулатки Габриэлы, Амаду раскрыл душубразильского народа для всего мира. Благодаря его таланту, особое бразильскоевосприятие жизни, стало такой же принадлежностью мировой литературы, как и"загадочная русская душа". В этом вклад Жоржи Амаду в мировуюкультуру.

      "Габриэлу" с восторгом приняли и советскиечитатели. По словам Ильи Эренбурга, "Габриэлу" читают у нас, неотрываясь от книги. Мы любим Жоржи Амаду и верим в него" (281).

      Очевидно, что Жоржи Амаду со своим новым романом опятьвписался в контекст советской литературы. Свободолюбивая Габриэла очень точносоответствовала ощущению свободы, которое витало в тот период в воздухе: книгавышла в 1961 году, на пике "оттепели", когда на XXII съезде былсделан еще один шаг в разоблачении сталинизма.

      Выход "Габриэлы" на русском языкесвидетельствовал, что краткая размолвка Амаду с Советским Союзом забыта.Писатель снова любим читателями и властями, и его 50-летие широко отмечается внашей стране. В Москве состоялся торжественный вечер в честь юбилея писателя,статьи о его творчестве были напечатаны в 12 изданиях - от "Правды"до "Красной звезды". Авторы всех без исключения публикаций пытаютсяубедить публику, что Амаду не изменился, что он все тот же: большой другсоветского народа, неутомимый борец за мир (221), писатель-патриот, поборниксвободы и независимости, который "всегда поднимает свой голос в защитумеждународной солидарности, против происков поджигателей войны" (226).

      Для того, чтобы убедить в этом читателей (которые окризисе Амаду ничего не подозревали) Юрий Дашкевич и Инна Тертерян приводятзаявление Амаду бразильской газете "Ултима ора": "Мои идеи и мояпозиция продолжают оставаться прежними. Они направлены против угнетения наборьбу за свободу и прогресс. Как всегда, я продолжаю оставаться другомсоциалистических стран. Я продолжаю решительно поддерживать борьбу колониальныхнародов. Я - простой солдат бразильского народа, борющегося против отсталости,нищеты, экономического угнетения" (199, 268).

      И даже Илья Эренбург, чья статья отличается художественныммастерством и широтой взглядов, говорит по сути о том же самом: "Амадуизменился, но не изменял, он не зарекался, и поэтому не отрекался" (281).

      Однако в этих статьях, по сравнению со сталинскимпериодом, появилось нечто новое: теперь основное достоинство Жоржи Амаду в том,что его книги глубоко народны. "Жизнь народа Бразилии не только показана всюжетах романов Амаду, но и воплощена во всем их образном строе, в поэтическойманере автора, столь близкой интонациям народного сказа. Стремление к созданиюполнокровных народных характеров живо в творчестве Амаду" (268).

      Не остаются без внимания художественная сторона егопроизведений, своеобразие стиля. Критики отмечают сочный, поэтичный - временамипросто стихотворный - язык Амаду, проникновенную лиричность его пейзажей инеобычайную правдивость в изображении жизни народа (219).

      Автор статьи в "Советской культуре" М. Котоввыражает уверенность, что Жоржи Амаду, большой художник, борец за мир, ещемногое сделает для торжества благородных идей мира и дружбы народов (221).

      Безусловно, это мнение не только Михаила Котова ивозглавляемого им Советского комитета защиты мира, но и всего советскогоруководства. Жоржи Амаду - опять "persona grata" в нашей стране. Этотфакт не мог не отразиться на издательской политике: в следующем, 1963 году,выходят сразу две новые книги Амаду - "Кастро Алвес" (75) и"Старые моряки" (84), обе в переводе Юрия Калугина. Повесть"Необычная кончина Кинкаса Сгинь Вода", вошедшая в сборник"Старые моряки", была также напечатана в 5 номере "Иностраннойлитературы" за 1963 год.

      "Кастро Алвес" - художественная биографиявыдающегося бразильского поэта - была написана еще в 1941 году, то есть раньшевсех тех книг, с которыми уже познакомился советский читатель. Если бы ееперевели вовремя, то, вероятно, как всегда страстное повествование Амадупривлекло бы внимание критиков. Но в 1963 году на фоне "Габриэлы" и"Старых моряков" книга осталась незамеченной.

      Только к следующему, 60-летнему, юбилею Амаду критик Ю.Безеленский сдержанно отметил, что в этой книге Жоржи Амаду сделал"небезуспешную попытку показать сущность народного сознания, вылепитьчерты бразильского характера, отчего образ Кастро Алвеса получился на редкостьярким и запоминающимся" (175).

      "Старые моряки" были написаны в 1961 году, этовторая, после "Габриэлы" книга "нового" Амаду, и ее необошли вниманием ни критики, ни литературоведы. Реакция была более чемположительная, книга удостоилась множества лестных эпитетов: "Книга ЖоржиАмаду "Старые моряки" открывает еще одну грань таланта писателя.Сколько здесь сатирического блеска, искрометного остроумия, фантазии! Как будтосама стихия льющаяся через край бразильского карнавального веселья выплеснуласьна эти страницы"" (222, С. 242).

      Но и в этих рецензиях чувствуется опасение, что советскийчитатель не поймет идеи произведения, не сможет разобраться в "причудливомсплетении правды и вымысла" (222, С.242), или, того хуже, согласится сбуржуазной критикой в том, что писатель отошел от ранее выбранного направления.

      Наиболее определенно эти опасения выразила И.Тертерян:"Те, кто прочитал две последние книги Жоржи Амаду ("Габриэла" и"Старые моряки") были удивлены и до некоторой степени поставлены втупик. Откуда эти книги, столь непохожие с первого взгляда на прославленные,переведенные на все языки романы Амаду? Откуда эти странные полуанекдотическиесюжеты, этот иронический тон рассказчика?" (267, С. 193)

      Однако авторы статей, отметая сомнения, единодушноприходят к выводу, что новые произведения Амаду есть продолжение, естественноеразвитие единой мысли, единого творческого процесса. Только делают они этопо-разному.

      Н. Габинский в статье "Сатира Жоржи Амаду", каки в предыдущей рецензии на "Габриэлу", ссылается на слова Амаду ожелании создать такое произведение, в центре которого будет показана жизньпростого человека, изучены и проанализированы его поступки, психология."Свой замысел писатель начал осуществлять в известном нашим читателямромане "Габриэла". Ту же тему маленького человека в его взаимосвязяхс окружающим капиталистическим обществом Жоржи Амаду разрабатывает в своейновой сатирической книге" (193).

      И. Тертерян в статье "Жоржи Амаду, которого мызнаем" (267) и В. Кутейщикова в рецензии "Старые моряки и вечно юнаямечта" (222) старательно разбираются в хитросплетениях сюжета, пытаютсяотделить реальность от вымысла и таким образом определить, в чем идея, в чемсмысл нового романа. Говоря словами Амаду, они пытаются найти правду "надне колодца". В результате исследователи творчества Амаду приходят квыводу, что последние книги этого автора объединены не только неоспоримой итщательной работой над словом. Писатель пытается передать народное восприятиежизни, атмосферу фольклора. Это не новая для Амаду художественная задача."Старые моряки" связаны по самой своей сути со всеми прежними егороманами. В юношеских книгах "Какао" и "Пот", в циклероманов о своем родном городе Баие ("Жубиаба", "Мертвоеморе", "Капитаны песка"), в дилогии о земле какао, впроизведениях, созданных им в пору зрелости - "Красных всходах" и "Подпольесвободы" - Амаду всегда стремился стать выразителем духовного мирабразильского народа. Теперь, освоив народную фольклорную стихию, Амадупо-новому раскрыл главную идею своего творчества. Ее можно определить каквнутреннюю враждебность народного сознания, даже в самых примитивных егоформах, буржуазному миру" (267, С. 201).

      Все выше сказанное, а так же явственное ощущение влиянияГорького, позволяет И. Тертерян сделать нужный вывод, что в этих произведениях"по-прежнему отражается философия жизни, исповедуемая писателем, а именно:марксизм. Отражается и очень сильно" (там же).

      Приходится признать, что советские критики илитературоведы, несмотря на обвинения в "зашоренности","тенденциозности" и т.п., оценивают творчество Амаду гораздо глубже,реалистичнее и прозорливее, чем их бразильские коллеги.

      Так, в предисловии к "Старым морякам" левыйбразильский писатель и журналист Педро Матта Лима предлагает не "судить оработе писателя по двум его произведениям, которые могут оказаться вовсе нехарактерными для его творчества в целом. Правильнее будет ориентироваться навсе то положительное, что содержится во многих его произведениях" (84, С.10).

      Инна Тертерян придерживается прямо противоположной точкизрения и считает, что хотя трудно строить прогнозы, особенно относительнотворчества такого сложного и своеобразного художника, как Амаду, но в историилитературы нередки случаи, когда то, что представлялось странным и неожиданнымэпизодом, оказывалось для писателя поиском, подступом к новому, более глубокомуобобщению жизни. "Нам кажется, что "Необычайная кончина Кинкаса СгиньВода" для Амаду такой подступ, начало какого-то нового, оченьзначительного этапа" (267, С. 201)

      Очень скоро жизнь доказала правоту советскогоисследователя: в 1966 году в издательстве "Прогресс" вышла новая книгаАмаду "Пастыри ночи" (журнальный вариант "Мы пасли ночь" //ИЛ. - 1966. - No 2, 3), изданная в Бразилии в 1964 году.

      Эта книга уже не пугает, не ставит в тупик: ей радуются,ее героев встречают, как старых друзей. Лев Осповат так представляет ее почитателямталанта великого бразильца: "Вот еще несколько историй порта Баия. Всякий,кто читал предыдущую книгу Жоржи Амаду "Старые моряки" (а кто нечитал ее, теперь уже наверняка захочет прочесть!), сразу же узнает эти места:площадь Позорного Столба; рынок Агуа-дос-Менинос неподалеку от берега, кудапричаливают рыбачьи лодки со свежим уловом, кабачки, соборы, веселые дома инадо всем - колдовская луна Баии, льющая свое серебряное сияние. Да и средидействующих лиц немало знакомых по "Старым морякам"" (246, С 5).

      Критики понимают, что на страницах "Старыхморяков" раскрывается совершенно особенный, "красочный и причудливыймир порта Баия" (там же), который есть органическая, неотъемлемая частьтворчества писателя. Еще тридцать лет назад молодой Жоржи Амаду воспел этот мирв романах "Жубиаба" и "Мертвое море". "И когда онснова вступил в круг тем и образов своей юности, то это оказалось невозвращением вспять, а подъемом на следующий виток спиральной, стремящейсявверх дороги" (там же).

      Если судить по приведенным выше отзывам, то сопределенностью можно сделать вывод, что в 1966 году новые работы Амадуоценивались как явление прогрессивное и положительное.

      Более глубокий анализ творчества "нового" Амадупредставлен в статье И. Тертерян "Национальное, но не традиционное"(271). Анализируя последние произведения Амаду, в том числе роман "ДонаФлор и два ее мужа", еще не переведенный на русский язык, Инна Артуровнаприходит к выводу, что последние книги Амаду можно воспринять и оценить как нечтоединое, поскольку четыре последние его книги составляют единый цикл, или,вернее (поскольку цикл предусматривает известное фабульное единство), особый"этап творческого пути художника" (271, С.138). Единство произведенийопределяется общностью мира (в них изображается Баия, "один из самыхстаринных бразильских городов, где в уникальной и кажущейся нам стольэкзотической необычности быта сталкиваются крайности современного мира..,изображение этой жизни само по себе уже создает густую национальную окрашенностьпроизведения" (там же, С. 198), общность поэтики и единый способвоплощения национальной идеи. Инну Тертерян уже не интересует, где вымысел игде реальность в книгах Амаду, она не пытается развести, расставить по разнымуглам сказочное и реальное, массовое и индивидуальное. Для нее теперь важнопринципиально другое: "Так или иначе, в массовой или индивидуальной,психологической ситуации, но происходит схватка. Столкновение между двумясилами. Между корыстью и бескорыстием, двоедушием и искренностью, манерностью ипростотой, дружбой и эгоизмом. Между народным представлением о жизни идействительной жизнью буржуазного общества. И тем самым - между национальнойсредой и вненациональным духовным стереотипом, выработанным современнымобществом" (там же, С. 199).

      На всех "уровнях" повествования атрибутомнародной стихии становится свобода и ничем не скованная естественность:телесная свобода как средство образной характеристики, свобода чувства отвсякого эгоистического расчета как основная тема психологических конфликтовмежду персонажами и, наконец, безудержная свобода фантазии (там же, С. 204) .

      В умении отразить народную идею, выразить душубразильского народа, главными ценностями которого являются "любовь ксвободе, душевная естественность, щедрость и бескорыстность чувств" (271,С.204) И. Тертерян видит международное значение творчества Ж. Амаду.

      Национальная самобытность бразильского народа, которая"с сознательной целенаправленностью" раскрывается писателем,"существенно дополняет и направляет духовную жизнь тех стран, гдеутончение и напряжение интеллектуальных сил общества приводит к отрыву, кистощению естественной связи с телесной природой человека, к разрушениюгармонии" (там же).

      Таким образом, новые произведения Амаду советскийисследователь трактует как важный вклад в сокровищницу мировой культуры.

      Как мы видим, "нового" Жоржи Амаду с энтузиазмомприняли советские читатели и советские критики. На фоне общих восторгов

      незамеченным остался тот факт, что Амаду неодобрительноотзывался о вводе советских войск в Чехословакию. По всей видимости, сам Жоржиочень серьезно относился к своему поступку и 20 лет, с 1968 по 1987 год, неприезжал в нашу страну. Советская сторона, однако, этого демарша вовсе не заметила,продолжая печатать книги Амаду и восторженные статьи о нем. Как говорится,"мужик на барина сердился, а барин и не знал". Похоже, советскаявласть, как мудрая мать, не обращала внимания на шалости ребенка. Пошалит иуспокоится.

      В отличие от советских товарищей, бразильские однопартийцыАмаду яростно нападали на него, обвиняя в отступничестве и прочих смертныхгрехах. Удивляюсь я БКП. За весь период своего активного существованияБразильская коммунистическая партия только 2 года, с 1945 по 1947, работалалегально. Все остальное время она подвергалась жесточайшим репрессиям. Казалосьбы, у руководства должны быть проблемы поважнее, чем следить, о чем пишут дачто рисуют рядовые коммунисты. Однако члены ЦК находили время контролироватьдаже дипломные работы бразильских студентов, посланных компартией на учебу втворческие ВУЗы СССР! Глава 13 Восприятие бразильскогописателя в 70-е годы.

      В 1970 году в издательстве "Прогресс" выходит,наконец, роман "Дона Флор и два ее мужа" (87), о котором советскаяаудитория давно знала из статей в разных изданиях ["Рассказывает"городской писарь" Жоржи Амаду" (258), "Сатира набуржуазию" (263), "Жоржи Амаду, его герои, его друзья" (201)] и,вероятно, ждала. О том, какое впечатление "Дона Флор" произвела на читателей,можно судить по предисловию Олега Волкова: "Мир ограниченный и обширный,пестрый и шумный, яркий, может быть даже несколько через край, живописный игромкий. Он способен ослепить и оглушить... панорамой жизни-праздника...,магией цветущих круглый год деревьев с их пьянящими ароматами, стройных,смуглолицых метисов, влекущих жгучеглазых красавиц и ночного оживления портовыхкабачков" (185, С. 7).

      Читатель ошеломлен и покорен. Покорен настолько, что"Дона Флор" стала в России самой читаемой посткризисной книгой Амаду.Об этом свидетельствуют как читательские формуляры в библиотеках, так и тотфакт, что книга многократно переиздавалась и при советской власти, и после нее.В чем причина этой популярности? Наверное, все-таки не в обилии "жгучеглазыхкрасавиц". Можно предположить, что в 1970-ом году, когда"оттепель" сменилась "закручиванием гаек", когдаидеологические ограничения начинают давить на общество, "Дона Флор"воспринималась как глоток свободы в мире лжи, запретов, "лицемеров,ханжей, карьеристов всех мастей". (185, С. 13). Но данное предположение невполне объясняет популярность именно этой книги, так как все 4 последнихпроизведения пронизаны свободолюбием. Причина, по всей видимости, все жедругая.

      Еще в 1954 году, принимая участие в работе II Съездасоветских писателей, Амаду говорил, что основной недостаток советскойлитературы - невнимание к человеческим чувствам (145). Однако пренебрежениеопределенными чувствами характерно не только для советской, но и вообще русскойлитературы. Ставшая крылатой фраза о том, что "все счастливые семьисчастливы одинаково", говорит о многом. А именно о том, что счастливаявзаимная любовь никогда не была интересна русским писателям. Писателям, но нечитателям. Последние хотели читать не только о любви трагической,неразделенной, несостоявшейся, но и о любви торжествующей, всепобеждающей и,что весьма немаловажно, чувственной. А в романе Амаду "на всем егопротяжении" звучат "светлые колокола страстной и чистой любви,приносящей людям неистощимые радости и ликование духа" (185, С. 14).

      В этой связи интересно сравнить восприятие творчестваАмаду в Бразилии и у нас. Самые любимые в Бразилии книги - "Капитаныпеска" и "Габриэла". У нас - "Красные всходы" и"Дона Флор и два ее мужа". В "Капитанах песка" бразильцынаходят то, чего им не хватает в жизни и искусстве: чистой, романтическойлюбви. В "Габриэле", первой книге, которая с такой полнотой выразиланациональный бразильский характер, они видят себя. Мы увидели себя в"Красных всходах", и нашли то, что нам не хватает, в"Доне Флор".

      Следовательно, люди любой страны читают и любят те книги,неважно, оригинальные или переводные, в которых они видят реальную жизнь и текачества, которые соответствуют их представлениям о жизни идеальной .

      Поэтому и были приняты у нас книги Амаду с такой теплотой,потому и вошли они так органично в контекст русской литературы, что русскийчеловек нашел там то, что свойственно и дорого ему: любовь к свободе,великодушие, бескорыстие - но еще он нашел в них то, чего ему так недостает:радостного восприятия жизни.

      Неправда, что мы с бразильцами похожи. Мы отличаемсяглавным - восприятием мира. Для бразильцев мир полон радости - мы воспринимаемжизнь трагически и устаем от самих себя, от этой ежедневной трагедии. Это ипонятно, попробуйте оставаться оптимистом на бескрайних заснеженных просторах,где по полгода не бывает ни одного солнечного дня. Не случайно во все века наРуси больше всего любили скоморохов, юмористов и КВН: они, как и водка, помогаютнам забыть о безысходности существования. А бразильцев не нужно веселить:радость живет в них от рождения. В чем похожи наши народы, так это вравнодушном отношении к деньгам. Но причины этого равнодушия прямопротивоположные. Мы не стремимся зарабатывать, потому что понимаем, что никакиеденьги не сделают нас счастливыми; а бразильцы - потому, что и без денегсчастливы.

      Расскажу одну быль. В начале 90-х новорусский бизнесменприехал в Бразилию, чтобы закупить большую (ну очень большую) партию обуви. Аугодил как раз к карнавалу. А поскольку время для него - деньги, он хотел,чтобы обувь отгрузили, как можно скорее. А для этого бразильцам пришлось быработать во время карнавала. Наш бизнесмен предлагал любые суммы, лишь бы заказбыл выполнен. Так вот, ни один человек не согласился. Возможность потанцеватьдля них оказалась важнее толстой пачки долларов. И это в цивилизованном,затронутом глобализацией Рио-де-Жанейро. Чему же удивляться, что Габриэлаотказалась от обеспеченного брака ради удовольствия плясать босиком на улице.

      Этим, кстати, отличаются коммунисты Амаду от русскихреволюционеров. Наш революционер всегда аскет. В его сердце нет иной любви,кроме любви к революции. Ради нее он отказывается от всех земных радостей исердечных привязанностей (вспомним Рахметова, Нагульнова) и даже такогоестественного чувства, как любовь к родителям (Базаров). В общем, в России так:либо ты любишь Лушку, либо мировую революцию. По-другому у нас не бывает. А вБразилии бывает. Вот, например, Жоаким, сын Раймунды и Антонио Витора, один изглавных героев "Города Ильеуса": "Радостное волнение наполняетгрудь Жоакима каждый раз, как он думает о своей партии. Жоаким многое любит насвете: любит Раймунду, похожую на старое дерево, день и ночь сгибающуюся над землей,сажая и собирая какао; любит он, несмотря ни на что, и мулата Антонио Витора,который выгнал его из дома и вообще ничего не понимает. Любит Жандиру,судомойку в доме гринго Асфоры, любит гулять с ней по берегу в лунные ночи.Любит море в Ильеусе, вечера на пристани, беседы с докерами на палубахкораблей. Он любит моторы автобусов и грузовиков, любит деревья какао - виденьеего детства. Но свою партию он любит по-особому. Партия - его отчий дом, егошкола, смысл его жизни" (72, С.165).

      Для героев Жоржи Амаду любовь к партии - это неотъемлемаячасть любви к жизни, и в этом их притягательность для русского читателя. Мылюбим книги Амаду за то, что они дают нам ощущение радости, праздника, гармониис миром.

      В 1972 году отмечается 60-летие писателя, и поклонникиАмаду получают великолепный подарок - "Иностранная литература"печатает роман "Лавку чудес", который даже с позиций сегодняшнего дняможно назвать творческой вершиной Жоржи Амаду. Как справедливо отмечает Ю.Покальчук, "Лавка чудес" - "одно из наиболее значительных, по -своему программных произведений" Жоржи Амаду (255, С. 100). Образ главногогероя, Педро Арканжо - "олицетворение всей бразильской нации" (тамже) и в то же время, он двойник автора. "Конечно, не в биографическомплане... Он двойник автора в самом главном - в отношении к жизни, в жизненнойпозиции. Ученый по призванию и дарованию, Арканжо делает самую свою жизньаргументом в научном споре... Так и у самого Жоржи Амаду: его книги вырастаютиз его жизни, из его бесконечной любви к своим землякам, к их древнемуискусству, к их наивному и мудрому быту, в котором писатель участвует какравный... Книги превращаются в убеждение, в позицию в том самом споре, которыйведет в романе Педро Арканжо, а в действительности вот уже много десятилетийведет писатель Жоржи Амаду" (334, С. 20). Позиция Педро Арканжо такова:"бразильский народ создал и ежеминутно создает самобытную культуру...Негры, индейцы и белые привнесли в общий тигель новой нации свои традиции.Переплавившись в этом тигле, они дали начало новой, яркой и необычной культуре.Но тезис Педро Арканжо не только антропологический, но и социальный. ИдеалПедро Арканжо, тот идеал, который он отстаивает и своими исследованиями, исвоей жизнью, не страшась унижений, нищеты, угроз, - в полном смысле словадемократический идеал. Национальное и классовое в его понимании не противоречатдруг другу: именно труженики Бразилии сохраняют и развивают национальнуюкультуру, именно в быту бедняков складываются и проявляются лучшие качества национальногохарактера" (там же, С. 21).

      Раскрытие этого национального характера, народногопредставления о жизни и есть вклад Жоржи Амаду в мировую литературу.

      Народная стихия в книгах Амаду одновременно и"утопически идеальна, и национально конкретна". Амаду бесконечнолюбит своих земляков, любуется их самобытностью - и хочет заразить этой любовьюсвоих читателей. Он еще и потому ищет новые, воздействующие на сегодняшнегочитателя средства, чтобы раскрыть самобытность бразильского народа, потому чтоуверен в ее значении для современного человека. Амаду показывает те свойстванационального характера, которые нужно сохранить для создания подлинночеловеческого общества. "Объяснимая исторически, национальная самобытностьбразильского народа - как тема в общей симфонии человечества, где важно неупустить ни одной ноты. Воплотившись в искусство пластичное и необыкновеннопривлекательное, бразильская самобытность существенно дополняет духовную жизнь20 века" (там же, С. 26).

      И все же надо добавить, что "Лавка чудес"выделяется среди произведений второго байянского цикла, написанных как до, таки после нее. В этом произведении Амаду поднялся на новую поистине шекспировскуювысоту обобщения. Главный герой "Лавки чудес", Педро Арканжо,постигший глубины человеческой мудрости, достигший вершин человеческогосознания, - не просто бразилец, он - квинтэссенция Человека с большой буквы,человека будущего, который стоит над национальными границами. Этого, ксожалению, критики не заметили.

      В 1973 году "Художественная литература" издаетдва романа первого байянского цикла: "Жубиаба" и "Мертвоеморе", написанные в 1935 и 1936 годах соответственно. Советские читателизнали из статей латиноамериканистов, что полюбившиеся им книги второгобайянского цикла, от "Габриэлы" до "Лавки чудес", тесносвязаны с ранними произведениями Амаду (271, С. 199 - 200), и теперь они имеливозможность в этом убедиться.

      Как пишет в предисловии Инна Тертерян, книги второгобайянского цикла есть продолжение "Жубиабы" и "Мертвогоморя". Некоторые персонажи этих книг, такие как шкипер Мануэл и егоподруга Мария Клара, даже появляются в книгах 60-х годов. В других случаяхгерои этих произведений молоды, они могли бы быть детьми Антонио Балдуино, Гумыи Ливии, героев "Жубиабы" и "Мертвого моря" и они являютсятаковыми, если не по крови, то по духу. Их роднит любовь к свободе, песне иморю, наивная вера и неистребимая жизнерадостность. Далее Инна Тертерянотмечает, что тридцать с лишним лет, прошедшие после написания первого байянкогоцикла, не могли не изменить их автора. Он знает теперь, что социальный мир исоциальный человек не перерождаются так быстро, как это случилось с героем"Жубиабы" Антонио Балдуино, что старое живуче, а новое очень долго иупорно должно бороться за свою победу.

      Несмотря на все изменения, которые прошли за годы,отделяющие первый и второй байянские циклы, мир героев, по сути, осталсяпрежним. Все так же тяжел и опасен труд рыбаков, горька участь вдов и сирот,по-прежнему бедность, неграмотность, страх за будущее угнетает жителейбаиянских окраин. Но по-прежнему звучат там смех и песни. А самое главное -"царят в этом мире дружба, человеческая теплота, солидарность" (269,С. 19).

      Сравнивая первый и второй байянские циклы, И. Тертерянотмечает, что "книги второго цикла - "Старые моряки", "ДонаФлор", "Лавка чудес" - написаны увереннее, сочнее, нежели ранниероманы, что вполне естественно: очень молодой в середине 30-х годов, художникдостиг теперь в канун своего шестидесятилетия, высокой творческойзрелости" (там же, С. 20). Однако, продолжает Тертерян, у ранних книг естьсвое преимущество, которое делает знакомство советского читателя с нимирадостным событием: они проникнуты волнением и уверенностью первооткрывателя(там же, С. 20), поскольку уже в своих ранних произведениях Амаду был глубокооригинальным творцом, а не талантливым реставратором романтической прозы. Вэтих романах Амаду соединил фольклор и быт, прошлое и настоящее Бразилии. Онперенес легенду на улицу современного города, услышал ее в гуле повседневности,смело использовал фольклор для раскрытия духовных сил современного бразильца.Это стало настоящим художественным открытием молодого писателя (там же, С. 17).По сути дела И. Тертерян утверждает приоритет Амаду в создании "магическогореализма", раскрытии латиноамериканского "мифологическогосознания".

      Еще более определенно высказывается по этому поводу Е.Гаврон в статье, посвященной 75-летию писателя: "Ж. Амаду довольно легкоудалось то, что любому европейскому писателю поставило бы психологический итворческий барьер - соединение двух таких разнородных начал, какдокументальность и мифологичность, мышление индивидуальное и народное. Этотметод затем был освоен и разработан и другими латиноамериканскими писателями,прежде всего, Гарсиа Маркесом, но Жоржи Амаду был, тем не менее, первым"(194, С.68.).

      Как уже было сказано, впервые советские читателистолкнулись с "мифологическим сознанием" в книге "Рыцарьнадежды", опубликованной на русском языке еще в 1951 году. Как мы видим,советским исследователям понадобилось более 20 лет, чтобы понять значимостьфеномена.

      Остается загадкой, почему тогда же, в 1973 году, не былпереведен заключительный роман первого байянского цикла "Капитаныпеска", столь любимый бразильцами. Это упущение со всей остротойпочувствовала советская публика, когда в 1974 году по нашим экранам сошеломляющим успехом прошел фильм американского режиссера Холла Бартлета"Генералы песчаных карьеров", поставленный по этому роману. Успех этогофильма всколыхнул новую волну интереса к творчеству Ж. Амаду. Чтобы прочитатьего книги, читатели библиотек записывались в очередь, и особой популярностью втот период пользовалась как раз "Жубиаба" и "Мертвое море",тематически самые близкие к "Капитанам песка", которые в ту пору небыли доступны русскоязычным читателям.

      В этой атмосфере с огромным интересом был встречен новыйроман Амаду "Тереза Батиста, уставшая воевать", напечатанный в 11и 12номерах "Иностранной литературы" за 1975 год. Об успехе "ТерезыБатисты" свидетельствует тот факт, что уже в следующем году она былапереиздана в "Роман-газете", а вскоре вышла отдельной книгой.Притягательность этого произведения определяется, в первую очередь, образом егоглавной героини. Вот как характеризует ее в послесловии к журнальному вариантуЮрий Дашкевич: "На Терезу Батисту, дикую девчонку из сертана, проданную врабство (в середине 20 века!), выброшенную за борт буржуазного общества,обрушилось столько бед. Выпало ей на долю претерпеть нечто немыслимое, сколькокругов ада пришлось пройти" (202, С.131). Тереза Батиста - истинная дочьбразильского народа, воплотившая его жизненную силу и стойкость. Ее не смоглосломить, подавить даже самое страшное из испытаний. Простодушная, научившаяся"немногому по букварю, многому - в жизни", она не отчаялась,выдержала все то, на что обрекли ее волчьи законы капиталистическойдействительности. Не только выдержала, она отстаивала свои права, своедостоинство, сражалась за справедливость, за лучшее будущее, за счастье - своеи других, таких же обездоленных.

      Нельзя не согласиться с тем, что "ТерезаБатиста" добавляет новую краску в "многоликую галерею женскихобразов", представленных Жоржи Амаду в двух десятках его романов, и"образы эти не повторяются, равно как неповторимы выполненные искуснойрукой ювелира драгоценные изделия" (202, С.132). Сила и красота ТерезыБатисты в том, что она учит "еще более верить в жизнь и непобедимостьнарода даже в то время, когда, казалось бы, исчерпаны последние силы для сопротивления"(там же, С.132).

      К сожалению, "Тереза Батиста" стала последнимпроизведением, вызвавшим такой интерес у советской публики, и падение интересак бразильскому писателю напрямую связано с качеством переводов. В 10-11 номерах"Молодой гвардии" за 1976 год был напечатан перевод "Капитановпеска", который так ждали почитатели Амаду. Но их постигло разочарование,в переводе не было ни красоты, ни поэзии, ни очарования "Генераловпесчаных карьеров". Роман, столь любимый бразильскими читателями, нарусскоязычную публику не произвел должного впечатления. Одна из причин - та,что в журнальном варианте роман был сокращен примерно наполовину. Но главнаяпричина все-таки другая: низкое качество перевода, хотя переводчиком был всетот же Юрий Калугин, блистательно переводивший ранее произведения Амаду.Вероятно, свою роль сыграл возраст и состояние здоровья Ю. Калугина, отсутствиехорошего редактора и спешка, в которой делался перевод. "Молодаягвардия" хотела напечатать роман как можно скорее. Как бы то ни было, результатбыл печален, перевод производит впечатление подстрочника. Бразильцы считают"Капитанов песка" одним из самых поэтичных и романтичных произведенийсвоей литературы, а его русский перевод оставлял обратное впечатление. Критикистараются, но не могут найти в нем ничего примечательного, выдающегося, чтообъяснило бы успех книги на родине писателя. Один из критиков обнаружил в немтолько "отрытое обличение несправедливых порядков" (198, С.90).Отмечалось также, что характеры героев созданы автором под влиянием раннихрассказов Горького, хотя и лишены силы его социального обобщения (там же). Глава 14 К проблеме метода.

      И все-таки, к какому литературному течению относятсякниги, написанные после 1956 года? Выскакивал или нет Амаду из трамвая подназванием "социалистический реализм"? Для начала вспомним, что этотакое - метод социалистического реализма. В советских учебниках литературыговорилось, что социалистический реализм - это отражение действительности вовсей ее полноте, в ее революционном развитии. Совершенно некорректноеопределение! Художественная литература не отражает действительность.Объективная информация об окружающем мире для нее нерелевантна. Если мы хотимполучить объективную информацию, мы читаем энциклопедию, научную статью, газету,наконец. Художественную литературу создают для передачи информациисубъективной, то есть той, что отражает отношение писателя к этой самойдействительности. Мы берем в руки роман, чтобы увидеть объективную реальностьглазами автора, погрузиться в мир его чувств.

      Возьмем, к примеру, "Как закалялась сталь"Николая Островского и произведения Булгакова. Трудно осознать, что ониповествуют об одном и том же времени и одной и той же стране. Это двасовершенно разных мира. И кто же из писателей полнее отразил действительность?На этот вопрос ответить невозможно. Просто каждый видел эту действительность сосвоей колокольни и испытывал к ней противоположные чувства.

      Поэтому, как мне кажется, принадлежность книги к тому илииному методу или литературному направлению надо определять исходя из техчувств, которые она вызывает у читателя. Если после прочтения книги выиспытываете беспокойство, недовольство собой и окружающим миром - этокритический реализм. Если, прочитав книгу, вам хочется жить, бороться,созидать, любить - это реализм социалистический. А если хочется удавиться - этоуже модернизм.

      Оптимизм, вера в будущее, вот главная отличительная чертасоциалистического реализма. И если рассматривать произведения Амаду с вышеизложенной точки зрения, то станет очевидно, что и "Подпольесвободы", и "Габриэла", и "Старые моряки", и всепрочие его книги написаны одним методом. Некоторым литературоведам термин"социалистический реализм" кажется неблагозвучным. Не понимаю, чемлучше "критический" или "магический реализм"? Термин -всего лишь код, ярлык. Пусть это направление называется "социалистическимреализмом". Не будем нарушать традицию.

      Метод - это жизненная позиция автора. А жизненная позицияАмаду оставалась неизменной: он верит в Человека, его Мечту, его Будущее. Все,даже самые "аполитичные" книги Амаду проникнуты пафосомжизнеутверждения. Вот, например, как звучат заключительные строки "Старыхморяков": "Долог и труден путь, пройденный человечеством, но чтозаставляет людей взбираться к сияющим вершинам? Повседневные заботы и мелкиеинтриги или не знающая оков безгранично свободная мечта? Что привело Васко даГама и Колумба на палубы их каравелл? Что движет рукой ученого, когда оннажимает на рычаг, отправляя спутник в бескрайнюю даль, и в небе, - в этомпредместье вселенной возникают новые звезды и новая Луна? Ответьте мне,пожалуйста, в чем правда? - в неприглядной действительности, окружающей каждогоиз нас, или в великой мечте всего человечества?" (84, С.276).

      Жизненная позиция автора проявляется в самых интимныхсферах человеческой жизни столь же естественно, как и в политике. Сравним донуФлор с Маргаритой все того же Булгакова. В похожей ситуации с равновеликойсмесью реальности и чертовщины сколь различно поведение этих женщин. Маргарита,чтобы соединиться с любимым, уходит из жизни, а дона Флор восстает против богови людей, против ханжества, правил приличия и самого здравого смысла и боретсяза свое счастье на земле.

      Амаду верит в возможность счастья на земле, а Булгаков -нет. Поэтому Амаду - социалистический реалист, а Булгаков - критический.

      В чем источник оптимизма Амаду? И он сам, и советскиелитературоведы неоднократно писали, что этот источник - вера писателя в народ.Однако тут перепутаны причина и следствие. Не потому Амаду оптимист, что онверит в народ. Он оптимист по своей природе, таким уж он уродился, и поэтому онверит и в народ, и в человечество, и в его светлое будущее.

      Добавлю еще, что в современных условиях произведенияАмаду, не связанные столь жестко с идеологией, кажутся намного оптимистичнее.Сейчас "Подполье свободы" или "Луиса Карлоса Престеса"невозможно читать без слез: столько страданий и жертв, реки крови - и всенапрасно?! Глава 15 "Живой классик".80-е годы.

      В 1980 году журнал "Иностранная литература"печатает сразу два произведения Амаду: роман "Возвращение блуднойдочери" (92) и сказку "История любви Полосатого Кота и сеньоритыЛасточки" (93). Ни то, ни другое произведение не стало популярным учитателей. И хотя качество перевода "Возвращение блудной дочери"значительно выше, чем у "Капитанов песка", роман не производит такогосильного впечатления, как предыдущие книги Амаду. В оригинале роман насчитывает590 страниц, это многоплановое, панорамное произведение, в переводе же - около200. То есть журнальный вариант был сокращен почти в три раза, в нем осталасьтолько главная сюжетная линия, и эта линия кажется вырванной из живой плотиромана, изображение становится плоским, схематичным. О том, что книга не вызвалаособого интереса, свидетельствует тот факт, что ей не было посвящено ни однойрецензии или критической статьи. В обзорах, посвященных творчеству Амаду,литературоведы обращают внимание не на художественные достоинства книги, а наполитическую актуальность.

      Исследователь творчества Амаду В.Гутерман пишет, чтодействие книги разворачивается в маленьком городке на севере Баии в тот период,когда размеренная жизнь этого всеми забытого, полусонного провинциальногогородка неожиданно прерывается тревожной вестью: влиятельная химическаякомпания решила построить там завод, отходы которого должны привести к сильномузагрязнению окружающей среды.

      Протесты и попытки борьбы местных жителей не помогают. Вромане показано, как стихийная, вызванная жаждой наживы индустриализациябразильской глубинки ведет к еще большему ухудшению жизни простого народа."Обращение Амаду к весьма актуальной не только для Бразилии, но и длявсего человечества проблеме, во многом связанной с хищнической деятельностью империалистическихмонополий, свидетельствует о том, что он, как и прежде, стоит на передовыхпозициях борьбы за прогресс, за защиту простого народа, за подлинную и потомуистинно национальную культуру" (198, С. 99). Как видно из цитаты, стользначительное сокращение произведения ведет к однобокости восприятия, к егоупрощению и искажению. Может показаться, что статья написана не в 1981, а в1951 году, когда советская критика находила в романах Амаду одну политику.

      Что касается сказки о Полосатом Коте и Ласточке, то ее неупоминают даже в обзорах, что не удивительно, так как перевод Л. Бреверн еепросто убил. Маленькое произведение в два печатных листа с трудом можнодочитать до конца: таким суконным языком оно изложено. А ведь это сказка моглабы много объяснить в эволюции творчества писателя. Она была написана в 1948году, в период работы над "Подпольем свободы", но не предназначалосьдля печати, и Жоржи Амаду не считал нужным загонять ее в какие-то рамки,подгонять под схему. И мы видим, что это произведение "докризисного"периода не уступают в художественном мастерстве его поздним работам. Уже в этойсказке мы найдем полностью сложившимся несравненный амадовский стиль, изящный иироничный, коим будем наслаждаться в "Доне Флор" и "Лавкечудес". Читатель сам может в этом убедиться, если прочтет"Ласточку" в моем переводе.

      В 1982 году в 8 и 9 номерах "Иностранойлитературы" печатается перевод нового романа Амаду "Военный китель,академический мундир, ночная рубашка" (95). Это была последняя работа ЮрияКалугина для данного журнала и, судя по качеству перевода, можно было подумать,что Амаду "исписался". Одновременно в "Литературной газете"за 11 августа 1982 года печатается отрывок из этого же романа, которыйназывается уже по-другому: "Пальмовая ветвь, погоны и пеньюар" впереводе А. Богдановского. Но от смены переводчика книга не выиграла. А.Богдановский отличается бойкостью стиля, который, к сожалению, не имеет ничегообщего со стилем Жоржи Амаду. Однако издателей как работников идеологических меньшевсего волнуют вопросы стиля. Самое главное, что произведения Амаду затрагиваютсамые актуальные политические и актуальные проблемы. "Не стал исключениеми его последний роман "Военный китель, академический мундир, ночнаярубашка"... Это - яркое произведение о выборе позиции творческойинтеллигенции Латинской Америки перед угрозой фашизма и милитаризма"(241).

      К 70-ти летнему юбилею писателя "Художественнаялитература" выпустила двухтомное собрание его сочинений. И хотя редактор2-х томника, Л.Э. Бреверн, включила туда "Полосатого кота" в своемпереводе и "Пальмовую ветвь" в переводе Богдановского, а самоеглавное - напечатала "Лавку чудес", не в хорошем переводе Ю.Калугина, а в плохом все того же Богдановского, что сборник не украсило, самфакт такого издания означал, что Жоржи Амаду вошел в число классиков, который"внес огромный вклад в мировую литературу XX столетия. Его социальнонаправленная, карнавальная, фольклорная проза является одним из прекрасныхдостижений нового латиноамериканского романа, а удивительный, неповторимый мирего героев составляет одну из ее интереснейших страниц" (255, С. 103).

      Несмотря на три последних неудачных перевода, книги Амадупользовались в нашей стране огромным успехом. Двухтомное собрание сочиненийбыло невозможно достать. В различных издательствах переиздавались егопроизведения огромными тиражами: трилогия "Бескрайние земли","Земля золотых плодов", "Красные всходы" в1981-84 гг. вкиевском издательстве "Урожай", "Дона Флор" в издательстве"Правда", "Лавка чудес" в 1986 в издательстве"Радуга".

      По числу изданий романов Жоржи Амаду и их тиражамСоветский Союз занимал одно из первых мест в мире (241).

      К 75-летию, отмечавшемуся в 1987 году, Жоржи Амадузаслужил уже 3-х томник. Первое, что бросается в глаза, - тенденциозностьподбора произведений и фамилии переводчиков. В издание не вошли ни"Красные всходы", ни "Город Ильеу", ни даже"Габриэла". Юрий Калугин, который и познакомил советского читателя створчеством Жоржи Амаду, представлен только "Доной Флор","Старыми моряками", да новеллой из "Пастырей ночи". Затовключен "Полосатый Кот" в переводе Л. Бреверн (она же редактор 3-хтомника) и целых три романа в переводе А. Богдановского: "Лавкачудес", "Военный китель, академический мундир и ночная рубашка"и новый перевод "Капитанов песка". Как уже было сказано, перевод"Капитанов песка" Ю. Калугина не отличался высоким качеством, т.е. непередавал в полной мере стиль и художественные особенности автора, но в нем, покрайней мере, не было ошибок и откровенных глупостей, коими изобилует переводБогдановского.

      Положение живого классика сыграло в СССР с Амаду злуюшутку: теперь критика невозможна не только в адрес самого Амаду, но и в адресего переводчиков, чем не преминули воспользоваться Бреверн и Богдановский,буквально приватезировав этого бразильского автора.

      А ведь претензии можно предъявить к художественномумастерству самого Жоржи Амаду. Как уже говорилось, критики не раз уже отмечалиодну из несомненных достоинств писателя - неповторимость и цельность егоженских образов. Однако, после "Терезы Батисты" эти образы сталиповторяться, утратив в значительной степени яркую индивидуальность. Тиета изАгрести, например, кажется компиляцией из Габриэлы, той же Терезы Батисты имамочки Тиберии. Другой персонаж этой книги, Элеонора соединяет черты Мануэлыиз "Подполья свободы" и Оталии из "Пастырей ночи". Словноиссяк источник вдохновения, питавший автора. Подозреваю, что объясняется сиеобстоятельство вполне естественными причинами.

      В том же 1987 году в издательстве "Молодаягвардия" печатается автобиографическая повесть Амаду "Юныйграпиуна". С этим произведением произошел вот какой казус - о егосуществовании почти никому неизвестно. Уж на что я пристально слежу за всемипубликациями, и то узнала о нем только в 1993 году из предисловия Льва Осповатак первому тому собрания сочинений Амаду, выпущенному Невской рекламно-издательской компанией (речь о нем чуть ниже). Однако до прошлого года мненигде не удавалось эту повесть найти и прочитать: она не значилась среди книгАмаду ни в одной из доступных мне библиотек. Даже в каталоге библиотеки имениЛенина (не знаю, как она сейчас называется) такого произведения не было. Итолько в прошлом году, благодаря электронному каталогу все той же Ленинки,повесть удалось отыскать. Оказывается, она была опубликована в сборникелатиноамериканских писателей "Суббота, которая никак не приходит" и,естественно, стояла во всех каталогах на букву "с". Книга была изданабольшим тиражом и поступила почти во все библиотеки Советского Союза, да воттолько читатели ею совсем не заинтересовались, наверное, потому что неподозревали о повести Амаду. У нас в Череповце она не была востребована ниразу! Поэтому довольно забавно читать, как Лев Осповат возмущается, что в русскомпереводе оказалось выпущенной "крамольная" глава о революции безидеологии (247, С.11). Какой смысл сокрушаться о вычеркнутом отрывке, если самуповесть никто не читал? Жаль, конечно, что книга не дошла до читателя. И вовсене из-за "крамольных" мыслей автора. Революция без идеологии -ужасная глупость. Представляю, каким разгулом воли с океанами, а не рекамикрови обернулась бы наша революция, если бы ее не удерживала хоть в каких-торамках эта самая идеология.

      Жаль потому, что поклонникам творчества Амаду было быинтересно узнать из первых уст о детстве писателя, об истоках его вдохновения,но, увы, повесть оказалась исключенной из контекста творчества русского Амаду.

      Последняя публикация Жоржи Амаду советского периода -роман "Исчезновение святой" (99), напечатанной в 1-2м номерах"Иностранной литературы" за 1990 год в переводе Богдановского.Публикация прошла незамеченной. Не было ни одной рецензии или критическойстатьи, не было даже предисловия или послесловия, которыми обычно сопровождалисьпубликации в "Иностранной литературе".

      Глава 16 Восприятие Жоржи Амаду

      в посткоммунистической России.

      Крах Советского Союза трагически сказался на судьбе книгАмаду. Интерес к ним издателей, да и читателей, заметно упал. Так, еслитрилогия "Бескрайние земли", "Красные всходы", "ГородИльеус" киевского издательства "Урожай" (1981-84гг.) вышлатиражом 200 тыс. экземпляров, "Лавка чудес" в 1986 году виздательстве "Радуга" - 300 тыс. экземпляров, то тиражи постсоветскихизданий упали в десятки раз: "Тереза Батиста" в переводе Бреверн(издательство "Локид", 1997) - 16 тыс., "Исчезновениесвятой" ("Вагриус", 1997) - 10 тыс., а "Каботажноеплавание" ("Вагриус", 1999) - всего 5 тысяч.

      В 1993 году Невская рекламно-издательская компанияанонсировала 6-ти томное собрание сочинений Амаду, но выпустила только первыйтом с "Лавкой чудес" и "Пальмовой ветвью" в переводе всетого же Богдановского и прекратила свое существование. Вероятно, издание книг"верного друга СССР" было в 1993 году не очень прибыльным делом.Наибольший интерес в этом томе представляет предисловие Льва Осповата"Добро пожаловать в лавку чудес". В соответствии с требованиеммомента видный латиноамериканист находит теперь в книгах Амаду воплощенный "приматобщечеловеческих ценностей" над всеми иными - партийными, классовыми ит.д., а также добавляет, что Жоржи Амаду стал утверждать приоритет этихценностей "задолго до того, как мы на такую формулировку отважились"(247, С.11) . Однако "общечеловеческие ценности" не спасли Невскуюрекламно-издательскую компанию от разорения, и выпуск шеститомника не былзавершен.

      Еще одна особенность нового постсоветского периода -снижение качества переводов. Очень часто издательства отдают приоритет плохимпереводам, игнорируя хорошие. Стало обычной практикой, что из несколькихсуществующих переводов одного произведения выбирается наихудший. Так,"Лавка чудес" неизменно печатается в переводе Богдановского, тогдакак хороший перевод Ю.Калугина так и не был издан отдельной книгой.Издательство "Локид" выпускает "Терезу Батисту" в переводеБреверн, а не в переводе, очень хорошем, Калугина. Вероятно, это часть общегопроцесса снижения качества перевода в современной России. А снижение качестваперевода ведет к дальнейшему падению интереса к творчеству Амаду у читателей.

      О падении интереса к Амаду со стороны издателейсвидетельствует и тот факт, что за 12 лет с 1990 по 2002 год переиздавались восновном старые, неконвенционные книги. Издателей не заинтересовали ни"Токайя Гранди", ни "Открытие Америки турками".Единственным новым произведением, опубликованным в эти годы, стала книгавоспоминаний "Каботажное плаванье". В Бразилии книга вышла в 1992году. У нас отрывки из нее публиковались с 1994 года в "ЛатинскойАмерике" (103), "Огоньке" (102) и "Иностраннойлитературе" (104). Отдельным изданием, хотя и в сокращенном виде,"Каботажное плаванье" вышло в издательстве "Вагриус" в 1999году. Вот эта книга, в отличие от "Габриэлы", действительно можетпоставить в тупик поклонников таланта великого бразильца. Раньше мы зналидругого Амаду - романтика и мудреца, автора изящной и ироничной прозы. В"Каботажном плаванье" перед нами предстал циник и пошляк. И даже еслисделать скидку на разухабистость стиля Богдановского (в оригинале все выглядитнесколько строже), впечатление остается не самое приятное. Сравните сами. Вот,что он писал о советских женщинах в 1950 году:

      "Когда я вернулся из Советского Союза, многиеспрашивали меня, не утратила ли советская женщина, завоевав равные с мужчинойправа и занимаясь самыми различными, порой нелегкими видами деятельности, своейженственности и элегантности, не огрубела ли она. Нет, она не огрубела, непотеряла женственности. И, перестав быть "слабым полом", продолжаетпринадлежать к прекрасному полу...

      Что касается элегантности, то тут нужно оговориться. Еслисравнить советскую женщину с великосветскими дамами Елисейских полей, смиллионершами, посещающими нью-йоркские кабаре и пляж Копакабана, она,возможно, и менее утонченно-элегантна в одежде, но, без сомнения, гораздокультурнее и образованнее. У советской женщины шире кругозор, она лучшеразбирается в литературе и искусстве, чем любая великосветская дамакапиталистического общества - нарядная, невежественная кукла. Может быть, женщины,которые шьют себе платья у прославленных парижских портных, и элегантнее, чемсоветские женщины, но разве могут они похвастать теми же знаниями, той жекультурой?! Зная тех и других, я смело могу утверждать, что нет... Я убежден,что элегантное платье ничего не стоит по сравнению с действительным правомзанимать любые должности, по сравнению с полным равенством женщин и мужчин. Ясобственными глазами видел советских женщин, ставших депутатами ВерховногоСовета, инженерами и врачами, директорами фабрик и председателями колхозов,женщин, чьи лица некогда скрывались под чадрой, а движения сковывались тысячамипредрассудков. И это действительно важно!..

      Любовь, освободившись от экономической зависимости, сталаболее прочной и - я убежден в этом - более романтичной. Равенство мужчины иженщины, общность их интересов дают возможность создавать семью на основах,гораздо более прочных, чем в капиталистическом обществе... Путешествуя понеобъятным просторам Советской страны, вы не раз сможете наблюдать советскуюженщину - величавую и мужественную, великолепную в своем энтузиазме,соревнующуюся с мужчиной во всех областях жизни. Она ведет поезда по просторамСибири, вдохновенно играет на сцене, управляет трактором, водит самолеты,склоняется над приборами в научных лабораториях, из бесформенных каменных глыбсоздает редкие по красоте и изяществу скульптуры" (79).

      А вот, что написано в 1992 году в "Каботажномплаваньи":

      "Здешние женщины - отнюдь не пуританки: чтопопросишь, то дают, а иногда и просить не нужно... Бедные советские женщины!Жертвы предрассудка и невежества, они слыхом не слышали о"Камасутре", они обречены на одну и ту же неизменную и вечную позу"папа-мама", а если захотелось разнообразия, остается только адюльтер,который практикуется у них весьма широко. Они ищут себе нового партнера, легкоего находят - и тут выясняется, что поменяли шило на мыло: все то же пресноеубожество" (105 С.277).

      Если честно, я оскорблена до глубины души, тем более, чтоздесь нет ни слова правды. Интересно, откуда же взялись такие дамы, которыеотважились в 1948 году что-то предлагать иностранцу? Неужели это былиприставленные к нему НКВДешницы?

      Другой пример касается Михаила Шолохова. Так Жоржи Амадуписал о нем в 1975 году:

      "Шолохов - один из самых замечательных писателейнашего времени. Воссоздавая эпоху подобно тому, как она была воссоздана Толстымв "Войне и мире", шолоховская эпопея "Тихий Дон" обладаетогромным творческим воздействием, которая редко встречается в мировой литературе,и представляет собой одно из величайших свидетельств жизни русского народа. Этопроизведение возвышается над всей литературой, в каких бы измерениях мы его нерассматривали - с точки ли зрения своеобразия позиции автора или его жизненногопути, это произведение поистине грандиозно" ( 155, С.5).

      А так в 1992:

      "Михаил Шолохов разочаровал меня при первом жезнакомстве. Я был в числе тех, кто встречал на вроцлавском вокзале прибывшую наКонгресс миролюбивых сил советскую делегацию, куда входил Шолохов. Пьяный, онвывалился из вагона на перрон, один-единственный раз почтил своим присутствиемзаседание, пьяный уехал обратно в Москву. Чем больше я узнавал о нем, темсильнее становилось мое отчуждение. О нем отзывались скверно - партийный функционер,аппаратчик, интриган, доносчик, провокатор, великорусский шовинист, дрожьпробирала от историй о его догматизме, о гнусном поведении в разныхобстоятельствах..." (105, С.75).

      И это говорит человек, лучшим своим другом считавшийФадеева! Думается, что причина неприязни к Шолохову в другом: по сравнению сЭренбургом, Фадеевым, Корнейчуком Жоржи Амаду - Писатель. А по сравнению сШолоховым - всего лишь рассказчик историй. Вот и вся правда.

      Следующий пример к политике никакого отношения не имеет,речь идет о друге Амаду, Доривале Каимми. Это имя мало что говорит русскомучитателю, хотя с творчеством его знакома вся (без исключения) страна. Этомузыка Доривала звучит в "Генералах песчаных карьеров", "РабынеИзауре" и еще нескольких сериалах, демонстрировавшихся на Первом канале.Вот как говорил о нем Амаду в 1976 году в книге "Бухта Всех Святых":

      "Поэт, композитор и певец Доривал Каимми являетсясегодня ключевой фигурой народной бразильской музыки, можно сказать, что он -сам бразильский народ с его чистым голосом, с его глубокой и нежной мелодией...В его жилах смешалась негритянская и итальянская кровь, он родился у моря вБаии. Баия - это проматерь Бразилии, где метизация определяла и определяетгенеральную линию национальной культуры. Каимми стал певцом народной жизни,певцом красоты, драмы и тайны земли и людей Баии. С юношеских лет он в гущенародной жизни, которая кипит на улицах, склонах и переулках волшебного города,среди народа, который способен выжить и идти вперед, несмотря на ужасныеусловия жизни, побеждая нищету и гнет, чтобы смеяться, петь и танцевать,преодолевая смерть, чтобы творить праздник. Каимми не понаслышке знаком страгедией, душой и магией несравненного города, с его народом, отбросившимпредрассудки и сделавшим смешение крови и рас своей жизненной философией. Вэтом городе, среди этого народа истоки его творчества, реалистичного, иногдадаже жестокого, и одновременно исполненного такой магической силы...

      Лично я воспринимаю творчество Каимми как родную сеструсвоего. Они дополняют друг друга и наверняка составляют единое целое. Мыописываем одни и те же события, одни и те же чувства. Если бы я был музыкантом,я писал бы его музыку, как, без сомнения, он бы писал, конечно, лучше меня,книги, которые пишу я. Поэтому я говорю об этом композиторе с такой свободой,словно, я говорю о самой Баие. Она встает у меня перед глазами вся, целиком,каждый раз, когда я слушаю песни Доривала.

      Много, много раз за полвека нашей братской дружбы, я былсвидетелем того, как Доривал Каимми сочиняет. Не прошло и двух недель, как онбыл здесь, и в этой деревенской тишине сочинял песни об Ильеусе и крае какао.Волшебные руки гитариста сотворили чудо: на моих глазах рождалась и обреталасвои очертания Баия. Дома, улицы, народ-метис, улыбающиеся сильные негры,старики с их легендами, моряки с бронзовой кожей, женщины редкостной красоты, итакая воля к сопротивлению, и такое несокрушимое стремление к свободе"(98, С.144).

      А вот так он писал о том же Каимми в "Каботажном плаваньи":

      "Этот сеньор Доривал Каимми, мой подельник исообщник..., признался, что этой коробкой хотел компенсировать мне темногочисленные трости, палки и посохи, которые он у меня украл... Много чегоеще похитил у меня певец байянских красот, но никогда не прощу емурадиоприемник, вывезенный из Москвы и подаренный мною дочери Паломе, в ту поруеще не вышедшей замуж. Доривал попросил одолжить его, он, дескать, хочетпослушать репортажи с чемпионата мира по футболу - как раз начинались игры 1970года - и, разумеется, заиграл. Никогда больше не увидела Палома своегомаленького транзистора" (105, С.39).

      Почувствовали, как говорится, разницу? И таких примеровможно привести еще много. Что все это значит? Когда Амаду был настоящим: в"Каботажном плаваньи" или во всех своих предыдущих книгах? Неужели в1992 году он снял, наконец, маску? Или, напротив, по какой-то причине натянулее? Возможно, если бы "Каботажное плаванье" стало последней книгойАмаду, то эти вопросы так бы и остались без ответа, но после воспоминаний онеще написал "Открытие Америки турками" и "Чудо вПираньясе". И там мы видим родного нам, прежнего Амаду. Да и в книге АлисРайяр "Беседы с Жоржи Амаду" (458), изданной всего лишь двумя годамираньше, в 1990 году, он говорит о том же самом, но - по-другому, как"прежний" Амаду. Что же произошло за эти два года, разделяющих"Беседы" и "Каботажное плаванье"? Что заставило Жоржииграть (без особого успеха) не свойственную ему роль? Объяснение одно - крахСоветского Союза в 1991 году. Жоржи Амаду, как и все бразильцы, не отличалсяпатологическим постоянством. Но с нашей страной его связывали действительнонеразрывные узы. Он был совсем юным, пылким и впечатлительным, когда любовь кСССР запала в его душу. Вот как он сам об этом говорил: "С сердцем, полнымблагодарности, вспоминаю я сейчас глубокое, неизгладимое впечатление, котороепроизвел на меня первый прочитанный мною советский роман. Было это в далеком1931 году. Я был тогда молодым писателем, страстно и трагически искавшим свойпуть гражданина и стремившимся найти верное направление для своего творчества.Маленькое бедное издательство "Пас", созданное усилиями прогрессивныхлюдей того времени, начало свою деятельность публикацией романа "Железныйпоток" Серафимовича. До сего дня сохраняю я в памяти моей огромноевпечатление от этой страстной книги. Ее страницы донесли до нас горячее дыханиереволюции, картину шторма и созидания нового мира.

      С тех пор я чувствовал себя связанным с романом иписателем, связанным с этим миром, рождающимся в буре; я чувствовал свою связьс идеями, которые дают людям, защищающим их, эту героическую силугигантов" (145).

      И как бы позднее ни пытался Амаду выглядеть независимым,как бы ни сердился на нас, связь эта не прерывалась. И вдруг в 1991 году оказывается,что его любимая страна пересела (если использовать метафору бразильскогокритика) не просто в другой трамвай, но и едет в обратную сторону! И вот онлихорадочно пытается догнать новую Россию, прерывает работу над очереднымроманом и пишет "Каботажное плаванье", хотя всего лишь два года назадв беседе с французской журналисткой уверял, что не собирается писатьвоспоминания, чтобы не переоценивать свою жизнь (458, Р.142).

      Но поезд, или в данном случае трамвай, уже ушел. Если быкнига была напечатана в 1974 году, она произвела бы фурор. Но к 1994 году,когда впервые были опубликованы отрывки из книги воспоминаний, Россия ужеустала от разоблачений сталинизма, а в 1999, когда книга вышла отдельнымизданием, пожалуй, была бы не против "реставрации".

      В общем, тираж в 5 тысяч экземпляров долго стоял на полкахкнижных магазинов. В нашем городе книга не распродана до сих пор.

      Рецензии на это произведение были соответствующие. Еслидля итальянского журналиста Кьериги "Каботажное плаванье" - этоистория целого поколения писателей, поэтов, интеллектуалов, многие из которыхбегут из Латинской Америки или из франкистской Испании и ищут прибежища вутопии социализма, но попадают в ледяной холод, который еще сильнее отчаяния,побудившего их бежать. "Здесь тоже слышны тяжелые шаги в ночи, здесь тожеих подстерегает страх" (235); то наши рецензенты обратили внимание толькона перси актрисы Серовой, да на некие зоофилические воспоминания. Этот эпизодособенно потряс российских критиков. Одна рецензия так и называется: "Охорошем отношении лошадей" (209). Как ни печально, но надо признать, чтоавтор сам в этом виноват. Попытка понравиться "новой" России неудалась.

      Последнее свое произведение, рассказ "Чудо вПираньясе", Амаду написал в 1995 году. В 2002 году этот рассказ былнапечатан в моем переводе в специальном выпуске "Нашегосовременника". Сомневаюсь, что журнал стал доступен широкому кругучитателей, и поэтому маленький шедевр Амаду остался практически неизвестнымширокой публике. И очень жаль. Это произведение доказывает, что Жоржи Амаду доконца жизни сохранил свой блистательный писательский талант, не утратив ни егосилы, ни глубины, ни гуманизма, ни жизнелюбия, ни изящества стиля, ни тонкойсвоей иронии.

      Вот из-за этих качеств, какие бы катаклизмы ни происходилив стране и мире, Жоржи Амаду будут читать по-русски. И сейчас издательства вразных городах России издают "Дону Флор", "Мертвое море","Капитанов песка". Издательство "Терра" в 2001 годувыпустило даже собрание сочинений Амаду в трех томах. И пусть ни одна из этихкниг не вошла в десятку самых продаваемых, книги Амаду читают и будут читать,потому что в них есть то, что неподвластно политической конъюнктуре, то, чтосоставляет реальную жизнь литературы, а именно: живая душа народа. И его книгичитают те, кто хочет постичь эту душу, хочет пережить то, что переживают егогерои, плакать и смеяться вместе с ними. Глава 17 После смерти мастера.

      Жоржи Амаду умер 6 августа 2001 года. Через 4 дня емуисполнилось бы 89 лет. Практически все российские средства массовой информациисообщили об этом трагическом событии. Большинство статей былиинформационно-нейтральными (237, 242, 257, 259), очень немногие выражалиискреннюю скорбь и любовь к ушедшему писателю [например, статья Л.Шульца в"Советской России"(279)], но были и такие, что ранили даже сильнее,чем сама трагедия. Некоторые издания словно вознамерились взять реванш за всегоды более чем лояльного отношения советской прессы к бразильскому автору.Ернический тон ("Фазендейро в русской шубе" - подходящее название длянекролога, правда?), тенденциозная трактовка фактов - все, вплоть дооткровенной лжи и клеветы. За все предыдущие годы в советской прессе об Амадуне было сказано ни одного резкого слова. И вот теперь - потоки гадостей иглупостей. И когда? - В такой скорбный момент. Ладно бы это делали какие-нибудьбульварные газеты. Но вот что было опубликовано в 33 номере такого серьезного,казалось бы, издания, как "Книжное обозрение":

      "Жизнь самого Амаду - сюжет для латиноамериканскогоромана. На родине некоторые называли его доктором Фаустом и говорили, что онпродал душу за литературную славу. Амаду был членом просоветскойкоммунистической партии и работал в годы войны в профашистской газете; былбелым, но воспевал быт и нравы афробразильцев; пропагандировал социалистическийреализм в духе товарища Жданова и стал классиком "магическогореализма". Он не был добрым католиком, но склонялся к местнойразновидности культа вуду..." (207).

      Поскольку в этом утверждении не было ни слова правды, ятут же послала в газету возмущенное письмо, однако редакция не торопиласьпечатать опровержение или извиняться за диффамацию. Пришлось мне в телефонномразговоре пригрозить редактору судом. После этого, месяц спустя, было напечатаномое письмо. Вот отрывок из него: "Никогда Жоржи Амаду не работал и дажепод угрозой голодной смерти не стал бы работать в профашистской газете. С юныхлет он связал свою жизнь с коммунистическим движением и никогда не торговалсвоими убеждениями. Газета "Imparcial", с которой Амаду сотрудничалпосле выхода из тюрьмы, куда его посадили за коммунистические взгляды, былаантифашистским изданием. Эта байянская газета первой в Бразилии открытовыступила против фашистской Германии, требовала от бразильского правительстваустановить дипломатические отношения с СССР и вступить в войну на сторонеантигитлеровской коалиции. Утверждать обратное - значит подло и нагло лгать. ИЖоржи Амаду не был "белым", он был бразильцем, байянцем и всегдагордился тем, что в его жилах текла кровь индейских и негритянских предков. Акульт кандомблэ, к которому Жоржи Амаду имел отношение, является частьюнародной бразильской культуры, а не разновидностью культа вуду" (176).

      К чести редакции "Книжного обозрения", они извинилисьперед читателями и признали, что автор заметки Игорь Дымов "допустилсущественные неточности", поскольку опирался на статью Жанера Кристалдо"Доктор Фауст из Баии". Теперь по крайней мере понятно, почемуинсинуации в адрес Амаду, появившиеся в наших средствах массовой информации,столь однообразны: статью этого Кристалдо, переведенную на английский, можнонайти в Интернете. Португальским наши журналисты не владеют, в противном случаерепертуар измышлений был бы намного богаче. В бразильской прессе столько всегописали о Жоржи, даже в траурных номерах. Подобные публикации вызвали резконегативные отклики простых бразильцев, читателей и поклонников творчестваАмаду. Большинство статей подобного рода в нашей прессе остались безкомментариев. Так, Анна Гудкова из "Эксперта" переплюнула даже ИгоряДымова. Вот что она пишет: "Амаду с поистине латинской страстностьюредактировал бразильскую профашистскую газету и, по некоторым сведениям, дажебыл агентом Третьего рейха" (197, С.72).

      Вот так, ни много ни мало: и фашистскую газету "сострастностью" редактировал, и агентом Третьего рейха, оказывается, был.Откуда только у Анны Гудковой такие сведения?!

      Глубоко неуважаемая Анна Гудкова, если вам этого еще неговорили, то я говорю сейчас: то, что вы сделали, - подло. Подлость и низость -бросать подобные обвинения, абсолютно клеветнические, человеку, который неможет защитить свое доброе имя. За такие дела не просто судят, за такое ещебьют по физиономии.

      На этом фоне утверждение, что Амаду "был еще и жрецомкульта кандомблэ, бразильского варианта вуду, медиумом Эшу - бога смерти"(там же), кажется такой глупостью, что и внимания можно не обращать. Нопоскольку эта информация повторяется еще в нескольких изданиях в разныхформулировках (например, в статьях Юлии Рахаевой "Последний классик"и Лизы Новиковой "Коммунист с человеческим лицом"), то объясню ещераз. По пунктам.

      Кандомблэ - вовсе не разновидность вуду. Это совершенноразные вещи.

      На террейро Аше Опо Афонжа Жоржи Амаду был оба

. Оба - светский титул, что-то вроде старейшины или министра(98, С.138) и к магии отношения не имеет, поэтому медиумом не может быть поопределению.

      В современной Бразилии многие деятели культуры связаны скондомблэ. Это стало модой. Но для Жоржи Амаду кондомблэ, или макумба - преждевсего неотъемлемая составляющая байянской жизни, часть национальнойсамобытности бразильского народа. "Байянские негры и их потомки - а этовсе мы, слава Богу! - сохранили в жестокой и трудной борьбе верность своим африканскимбогам. Это был способ, и один из самых действенных, борьбы против рабства, засохранение элементов своей культуры. Они донесли до наших дней богатство песнии танца, прекрасные ритуалы, поэзию и тайну" (98,С. 136).

      Этот культ был запрещен не одну сотню лет, его адептыпреследовались жесточайшим образом. Именно Жоржи Амаду в бытность своюдепутатом бразильского парламента от БКП внес законопроект о легализациикандомблэ, и закон был принят. Поэтому титул оба - знак благодарности и уважениябразильского народа к мэстре. Так его и понимал Жоржи Амаду.

      Террейро Апо Афонжа - дом Шангу, бога грома и молнии, авовсе не Эшу.

      Как говорится, слышала Анна Гудкова звон, да не знает, гдеон. Что это за манера, писать, что в голову взбредет? Следовало бы получшеизучить то, о чем собираешься повествовать. У знающих людей, к примеру,спросить. Последнее замечание относится не только к Гудковой. Многиесовременные журналисты не считают нужным проверять достоверность своихсообщений. Например, Юнна Чупрынина в статье "Нетихий Дон" (при чемтут Дон? С какого боку он там протекает?) пишет, что в 1953 году в Москвуприехала большая группа делегаток. "Среди них была Роза Амаду, дочь донаЖоржи от первого брака. Она так волновалась перед встречей с советской землей,что помутилась рассудком" (277). Что за чушь! Действительно, у Жоржи Амадубыла дочь от первого брака, только звали ее Лила, и она умерла в декабре 1949года в возрасте 14 лет. Так что приехать в Москву в 1953 году и тем более "помутитьсярассудком" она никак не могла.

      Кто такая Матильда Престос из Каракаса? Какое отношениеона имеет к Пабло Неруде? Может быть, речь идет о Матильде Неруда? И фамилиягенерального секретаря БКП - ПрестЕс, а не ПрестОс, как пишет Ю.Чупрынина. Ибразильский фрукт, между прочим, называется жака, а не жако. После такогоколичества несуразиц как можно верить прочей информации Ю.Чупрыниной?

      Ну, нельзя же так, господа журналисты. Бразильскихниспровергателей Жоржи Амаду еще понять можно (принять нельзя), ими движетэлементарная зависть, ну не может пережить тот же Кристалдо, что не он, такойумный, с докторской степенью, полученной в Сорбонне, а Амаду известен во всеммире. И в партии-то Кристалдо не состоял, и домов на американские деньги непокупал, а читают не его, а Жоржи. А его самого знают только благодаряподметной статье все про того же Амаду. Разве не обидно? - Конечно, обидно.

      С бразильцами, по крайней мере, все ясно. Но наши - тозачем пишут все эти гадости? - Неужели из любви к искусству? Глава 18 Жоржи Амаду и русскаяпереводческая традиция

      В традициях русской культуры относиться к переводу не какк ремеслу или толмачеству, а как к искусству. "Высоким искусством"назвал перевод Чуковский. Такое отношение к переводу предъявляет переводчикуопределенные требования:

      Переводчик должен ответственно подходить к выборупроизведения. Критерием следует считать не материальное вознаграждение иливозможность удовлетворить творческие амбиции, а совпадение личностей, родстводуш автора и переводчика.

      Переводчик наравне с автором несет ответственность засудьбу произведения, за то, каким оно придет к читателю. Плохой перевод -клевета на автора. Переводчик обязан с максимальной точностью передатьинформацию, заложенную в книге: не только кропотливо работать над текстом, надкаждым словом, проверяя и перепроверяя себя по словарям и энциклопедиям, но иизучать жизнь страны, о которой говорится в произведении, реалии, быт,историческую эпоху.

      Переводчик обязан передать не толькообъективно-логическую, но и субъективную информацию, чтобы русский читательвидел перед собой те же образы, испытывал те же чувства и уловил то женастроение автора, что и читатель оригинального текста. "Близостьподлиннику состоит в передаче не буквы, а духа произведения. Надо, чтобывнутренняя жизнь перевода соответствовала внутренней жизни оригинала".

      Переводчик обязан сохранять чистоту и красоту русскогоязыка. А для этого его творческой лабораторией должен стать не кабинет, а весьмир. Слово надо искать не в словарях, а в водовороте самой жизни, в гуще живогоразговорного языка. "Если ты не видишь красок родной земли, не ощущаешь еезапахов, не слышишь ее звуков, ты не воссоздашь пейзажа иноземного".

      Все эти принципы отстаивали в своих статьях и переводахтакие выдающиеся литераторы как Пушкин, Лермонтов, Белинский, Горький,Чуковский, Маршак и многие другие.

      Рассмотрим в этом контексте переводы книг Жоржи Амаду нарусский язык. Как уже было сказано, первый перевод - "Земля золотыхплодов" - был сделан не с оригинала, а с испанского перевода и сильносокращен. Впрочем, издательство иностранной литературы этот факт и не скрывало.На третьей странице издания прямо сказано: "сокращенный перевод сиспанского". Кроме сокращений, в издательстве, вероятно с целью усиленияреволюционного воздействия на советского читателя, поменяли местами главы. Воригинале книга заканчивается гибелью Антонио Витора и Раймунды, защищавшихсвою землю. Скорее всего, такой конец посчитали слишком пессимистичным, поэтомурусский перевод заканчивается словами коммунистического лидера Жоакина:"Сначала земли принадлежали завоевателям-плантаторам, потом хозяевасменились - земли перешли в руки экспортеров. Но придет день, товарищ, когда небудет и этих хозяев земли.

      Его голос взмыл к звездам, затмил огни города:

      - ... И не будет больше рабов..." (70, С.433)

      Только в переводе Инны Тыняновой главы заняли то место,которое определил им автор. Понятно, что такой перевод не мог донести до русскогочитателя ни своеобразия стиля автора, ни его образной системы. Однако читателивторого романа, "Красные всходы", уже имели возможность познакомитьсяс настоящим Амаду. Перевод этой книги, как и большинство других произведенийЖоржи Амаду, был сделан Юрием Александровичем Калугиным. Несколько книгперевела Инна Тынянова. Усилиями этих переводчиков романы Жоржи Амаду вошли вконтекст русской культуры и стали неотъемлемой частью отечественноголитературного процесса 40-80 годов XX века. Их переводы передавали духподлинника и душу автора. Благодаря труду этих переводчиков как живая вставалаперед нашими глазами волшебная Баия, мы могли вдыхать ее воздух, бродить по ееулицам и склонам, слышать, о чем говорят ее жители - герои Амаду. Усилиями этихпереводчиков и появился русский Амаду.

      Теперь говорят, что книги Амаду в советское время выходилис купюрами. Действительно, сокращению подвергались те самые"натуралистические" сцены, на избыток которых указывала дооттепельнаякритика. Однако мне думается, что эти сокращения делались не столько изханжества, сколько ради сохранения традиций русской литературы. Классическойрусской литературе свойственно целомудрие в описании отношений между мужчиной иженщиной. Поэтому то, что для бразильцев - легкая эротика, для русских - крутаяпорнография. В русском языке отсутствует целый пласт общелитературной лексики,касающейся подобных отношений. То, что по-португальски называется стилистическинейтральными и в то же время общеупотребительными словами, по-русски можно назватьлибо медицинским термином, либо откровенной бранью. Приходится о чем-тоумалчивать, что-то смягчать, но это отнюдь не искажало восприятие Амадусоветскими читателями. Напротив, оно было необходимо ради сохранения образаавтора, для того, чтобы русские читатели испытывали при чтении книг Амаду те жечувства, что и бразильцы.

      Положение с переводами Амаду резко изменилось в худшуюсторону, когда этой деятельностью занялись два новых переводчика - АлександрБогдановский и Лилиана Бреверн. Естественно, что у этих переводчиков прямопротивоположное мнение по этому поводу. Так, Александр Богдановский в интервьюна сайте издательства "София" говорит, что переводы егопредшественников были плохие: "Я думаю о том, до чего же могутным писателембыл Жоржи Амаду, если сумел снискать такую любовь русских читателей, которыеполучали его в сильно искаженном виде. И дело тут даже не в бесчисленныхошибках... С одной из его книг, "Габриэла, корица и гвоздика", вообщесвязана анекдотическая ситуация. В переводе сказано: "Эуфорикос, капитан идоктор вошли в ресторан", - дальше описывается пирушка, а вышли после неетолько капитан и доктор. Эуфорикоса они, очевидно, съели. А на самом деле,"euforicos" - это обособленный причастный оборот: имеется в виду, чтокапитан и доктор были в прекрасном расположении духа, эйфории. А переводчиксостояние эйфории превратил в персонажа. Впрочем, о покойниках - или хорошо,

      или ..."

      Всем понятно, что Богдановский говорит о ЮрииАлександровиче Калугине. Вот уж точно, в чужом глазу соринку видит, а в своембревна не замечает. К счастью, Александр Богдановский жив - здоров, и я могуговорить о нем все, что хочу. Он выискал у Юрия Калугина одну-единственнуюошибку, а его собственный перевод "Капитанов песка" буквально изобилуетими, так что даже не знаешь, плакать или смеяться над очередным перлом.

      Например, А. Богдановский не знает, что такое"buzio" и как их использовали для гадания. Хотя после сериала"Нежный яд", показанного по Первому каналу, вся страна знает, что эторакушки, которые бросают, как кости, чтобы предсказать судьбу. Но Богдановский,по-видимому, не только "Бухту Всех Святых" не читал, где этапроцедура описывается, но и сериала не смотрел. И поэтому вместо "дон'Анинья...узнает о будущем от самой богини Ийа, гадая на ракушках в грозныештормовые ночи", у Богдановского написано: "Никто не мог этого знать- разве что только дона Анинья, "мать святого", но ведь когда выходитна террейро и начинает волшбу, богиня Иа (ослик из "Винни - Пуха" ?)через оправленный в серебро бараний рожок сообщает ей все на свете". (64,Т1, С.284). Интересно, как это она делала, к уху что ли этот рожок приставляла?И почему он бараний?!

      А вот уж действительно анекдотический случай. Есть убразильцев такое выражение "bater trinta e sete" (дословно"пробить 37"), что значит "сыграть в ящик, откинутькопыта". Богдановский не догадывается, что это идиоматическое выражение ипоэтому фразу "O Gringo andou ruim. Quase bate trinta e sete. Andou porpouco" вместо "Гринго заболел. Чуть в ящик не сыграл. Совсемдошел" переводит: "Гринго наш все еще так себе, хоть и ползает.Температура держится: тридцать семь" (там же, С.367). Вот уж точно:заболела наша кура - 37 температура!

      На этой же самой странице несколькими строчками выше уАмаду читаем: "Tu ta

 mesmo umateteia...", то есть, ты прямо красавчик, а Богдановский переводит:"Еще, пожалуй, влюбится кто-нибудь, береги тогда...". А на предыдущейстранице про одного из героев говорят: "E

 um pouco mais m o quevoc ", т.е. он немного моложе тебя, а у Богдановского - "годами ончуть тебя постарше" (там же, С.366).

      Иногда переводчику изменяет обыкновенный здравый смысл.Вот один из "капитанов" уезжает из Баии в Аракажу, чтобы байянскаяполиция о нем забыла. У Богдановского все получается наоборот - герой приехализ Аракажу в Баию: "Ранним утром на станции Калсада свистнул паровоз,прибывший из Сержипи. Никто не знал, что поезд этот привез Вертуна: какое-товремя он пробыл в Аракажу, чтобы приметившая его байянская полиция забыла онем, и вот теперь юркнул в вагон, груженный тяжелыми тюками. Вскоре поездтронулся" (там же, С.459). Здесь совсем ничего нельзя понять: зачем Вертун"юркнул" в вагон, если поезд привез его на место назначения? Куда жеон теперь едет?

      Дело в том, что trem de Sergipe - это не поезд изСержипи. Предлог de означает в данном случае принадлежность, то есть имеется ввиду "сержипанский" поезд, поезд, идущий на Сержипи. Например,если мы из Ленинграда едем в Москву, мы садимся на московский поезд, а если изМосквы в Ленинград - то на ленинградский. В действительности в книге говорится:"Однажды на рассвете поезд на Сержипи дал гудок на станции Калсада. Никтоне провожал Сухостоя, потому что он не собирался уезжать навсегда. Он хотелпровести какое-то время среди "беспризорных индейцев" в Аракажу,чтобы байянская полиция, взявшая его на заметку, забыла о нем, и вернуться.Сухостой проскользнул в открытый багажный вагон и спрятался за мешками".

      Иногда причина переводческих ошибок - элементарная невнимательность.Так, Богдановский путает слова pescador (рыбак) и pecador (грешник), и поэтомугерой превратился из "лучшего в округе рыбака" в "закоренелогогрешника".

      Точно также переводчик путает глагол "nada" в 3л.ед. числа от "nadar" (плыть) и местоимение "nada"(ничего). И поэтому предлжение "Nada, sempre nada", что значит"он плывет, все время плывет" переводит: "Больше для него нетничего, и не будет вовек" (там же, С.443).

      Я перечислила далеко не все ошибки, примеров можно найтимножество, почти на каждой странице. А как поступает А. Богдановский с именамисобственными? Иногда совершенно не понятно, чем руководствовался переводчик"Капитанов песка", изменяя до неузнаваемости прозвища беспризорныхмальчишек. Так, Pirulito, про которого в книге говорится, что он был"худым и высоким, с изможденным лицом, глубоко запавшими глазами и большимнеулыбчивым ртом" назван Леденчиком. Ничего себе Леденчик! Конечно, всловаре первое значение этого слова - леденец на палочке. Но леденец - то этотв виде сосульки, а не петушка, как у нас. Поэтому второе значение слова -тощий, длинный человек. Интересно, знает ли переводчик, что значит слово"леденец" на жаргоне? Удивляюсь, как Богдановский его вообще"Петушком" не назвал.

      Другой персонаж имеет говорящую кличку Boa-vida (лентяй,бонвиван), поскольку он "не утруждал себя заботами о хлебе насущном и впринципе не любил никакой работы: честной или нечестной". В переводеБогдановского он почему - то становится Долдоном, а Volta Seca (сухой поворот),мрачный сертанежо, с душой такой же иссушенной, как и земля, откуда он родом, -Вертуном. Русские прозвища не только не отражают, но и искажают характерыгероев, вырывают их обладателей из контекста бразильской действительности.

      Пожалуй, больше всего не повезло герою по имениQuerido-de-Deus, давно известному русскому читателю по "Мертвомуморю" и "Старым морякам" как Божий Любимчик. Стопроцентный,между прочим, бразилец превратился у Богдановского в "Капитанахпеска" в славянина Богумила, а в "Лавке чудес" - в Боголюба. Акогда в той же "Лавке чудес" я увидела имена Шелкоус и Кудряш, топодумала, что наборщики перепутали книгу бразильского автора с"Грозой" Островского. "Лавку чудес" невозможно читать ужепотому только, что взгляд застревает на имени главного героя - Аршанжо,как его называет Александр Богдановский вместо Арканжо. Конечно"ch" в португальском произносится как "ш", но не в словахже греческого происхождения!

      С такой же легкостью А.Богдановский расправляется с вполнереальными людьми, историческими личностями. В "Каботажном плаваньи",например, он указал 1986 год как дату смерти Луиса Карлоса Престеса ( С.48),хотя тогда лидер бразильских коммунистов был не только жив, но и неплохо, длясвоего возраста, себя чувствовал.

      Не лучше обстоят дела и с географическими названиями. А.Богдановский упорно называет байянскую улицу Гантуа

 (Gantois) Гантоис, нослово - то это французское, и байянцы произносят его так, как это делал тотсамый житель Гента. Уж Александр Богдановский мог бы это знать, как-никакфранцузский - его второй язык. Да и французский знать вовсе не обязательно.Если бы Богдановский действительно любил Амаду, он был бы знаком с творчествомего друга Доривала Каимми (Богдановский именует его в "Каботажном плаваньи"Кайми), который в "Хвалебной песне в честь Матери Минининьи" оченьчетко произносит: "Минининья ду Гантуа

". Это "Гантоис" переходит из книги в книгу, иТереза Батиста в переводе Лилианы Бреверн начинается так: "Последний раз явидел Терезу Батисту в феврале этого года на террейро, где праздновалосьпятидесятилетие Матери Святого Менининьи до Гантоис" (91, С.5).

      Сколько ж можно?! Хотя бы элементарные вещи нужнопроверять. О чем говорят все эти примеры? - О том, что переводчик не уважает нетолько автора, но и читателя. Его не волнует, что кто-то заметит все эти ляпы инесообразности. Уж сколько раз переиздавались "Капитаны песка" и всес теми же "бараньими рожками" и "температурой 37 градусов".Да и зачем работать над текстом, мучаться? - Пипл и так все схавает. И этотпереводчик еще жалуется, что его не пускали в "Иностраннуюлитературу". Не пускал его Юрий Владимирович Дашкевич, который кое-чтопонимал и в творчестве Жоржи Амаду, и в переводе. Александра Богдановского ониначе как "холодный сапожник" не называл. И лучше бы Богдановскийисправил свои собственные ошибки, а не искал соринки в чужом глазу. Но толькодело в том, что даже если Александр Богдановский и Лилиана Бреверн исправят всефактические ошибки, лучше их переводы от этого не станут, потому что ЖоржиАмаду так не писал. Вместо изящного, ироничного, изысканного стиля Амадуэти переводчики предъявляют нам стиль безликий и бесцветный, который можетпринадлежать любому автору и никому конкретно. Они, как говорил КорнейЧуковский, "напяливают на автора самодельную маску и эту маску выдают заживое лицо". Прочтите, например, отрывок из "Капитанов песка" впереводе А.Богдановского, в котором фактических ошибок нет:

      "Раньше море было совсем рядом. Волны, подсвеченныежелтоватым сиянием луны, ласково плескались у подножья пакгауза, прокатывалисьпод причалом - как раз в том месте, где спят сейчас дети. Отсюда уходили вплаванье тяжело нагруженные суда - пускались в нелегкий путь по опасным морскимдорогам огромные разноцветные корабли. Сюда, к этому причалу, теперь ужеизъеденному соленой водой, приставали они, чтобы доверху набить трюмы. Тогдаперед пакгаузом простирался таинственный и необозримый океан, и ночь,спускавшаяся на пакгауз, была темно-зеленой, почти черной, под цвет ночногоморя.

      А теперь ночь стала белесой, и перед пакгаузом раскинулисьпески гавани. Под причалом не шумят волны: песок, завладевший пространством,медленно, но неуклонно надвигался на пакгауз, и не подходят больше к причалупарусники, не становятся под погрузку. Не видно мускулистых негров-грузчиков,напоминающих времена рабовладения. Не поет на причале, тоскуя по родным местам,чужестранный моряк. Белесые пески простираются перед пакгаузом, который никогдауж больше не заполнится мешками, кулями, ящиками. Одиноко чернеет он средибелизны песков" (64,Т.1, С.279).

      А вот как это звучит на самом деле:

      "Когда-то здесь было море. Волны то с грохотомразбивались, то нежно лизали огромные черные камни в фундаменте здания. Подпричалом, там, где раньше плескалось море, спят дети, залитые желтым светомлуны. К этой изъеденной морем и ветром дощатой пристани причаливали раньшебесчисленные парусники, порой огромные, каких-то немыслимых расцветок, чтобызаполнить свои трюмы. И отсюда уходили они, тяжело груженые, навстречуопасности морских дорог.

      Тогда перед складом простиралась таинственная гладьокеана, и ночи здесь были темно-темно зеленые, почти черные, того загадочногоцвета, каким бывает море после захода солнца.

      Теперь ночи здесь светлые. Белый морской песок делает ихтакими. На многие метры простирается теперь перед складом песчаная полосапляжа. Под причалом уже не бьется волна: всем завладел песок. Медленно, шаг зашагом отвоевывал он все новые и новые территории. И море отступило. Не причаливаютбольше к этой пристани разноцветные парусники, не работают мускулистые негры,словно сошедшие со старинной гравюры. И не поет больше на старом причале своюпесню тоскующий по родной земле моряк. Белый, белый песок простирается передскладом. И уже никогда больше не заполнится этот огромный склад тюками, мешкамии ящиками. Люди оставили его. Так и стоит он, заброшенный, полуразрушенный, -черная точка на белом полотне песка".

      Дословность, точное следование букве оригинала перевод неспасают. Иной раз формальная точность так же искажает авторский текст, как иотступление от него. Так в "Полосатом Коте" у Жоржи Амаду естьперсонаж, Ветер, гуляка и дамский угодник. Любимой его шуткой было сорватьлиству с деревьев. Но дело-то все в том, что в португальском языке"arvore" (дерево) женского рода, и вся ситуация имеет явноэротическую окраску. Переведя "arvore" словом "дерево",Бреверн разрушила образ героя, превратив донжуана в хулигана:

      "О самом Ветре судачат разное: говорят, что он плут имошенник, каких поискать. Что только он не выкидывает: гасит лампы, фонари,светильники. И все это - чтобы напугать Ночь. А то и вовсе - сбрасываетнарядную одежду деревьев, оставляя их нагими. Шутки дурного тона! Меж тем, какэто ни невероятно, Ночь ждет его прихода, а деревья - бесстыжие! - так просто вножки кланяются, когда он приходит" (64, Т.3, С.443).

      Интересно, почему деревья так странно себя ведут? -Мазохисты, наверное. А вот как это написано у Амаду:

      "Репутация Ветра была подмочена слухами,подозрительными, двусмысленными и дерзкими: проказник, с которым надо держатьухо востро. Часто говорили о его обычных проделках: то потушит все фонари,лампочки и светильники, чтобы напугать Ночь, то сорвет всю листву с акаций,оставив их голешенькими - шутки явно дурного вкуса. Однако, хоть это ипокажется невероятным, Ночь вздыхала о нем, и акации в лесу чувственнотрепетали при его приближении, бесстыдницы".

      Почувствовали разницу?

      Все дело в том, что успех или провал перевода заключаетсяне в знании языка и даже не в добросовестности переводчика, хотя в случае сА.Богдановским ее, этой добросовестности, явно не хватает. Залог успеха - всовпадении личностей автора и переводчика, в их "настроенности на однуволну", в искренней любви переводчика к автору. Богдановский не любит и нечувствует Амаду. Он с легкостью бросается от одного автора к другому (сегоднямоден Амаду - он переводит Амаду, завтра Сарамаго - он переводит Сарамаго), какмотылек, он перелетает от автора к автору, и все они получаются на одно лицо. Илицо это, как можно догадаться, - самого Богдановского. Я уверена, что если быпервые переводы книг Амаду на русский были сделаны Богдановским и Бреверн, тоне было бы в нашей стране никакой сумасшедшей любви к этому автору. Не было бы"русского Амаду" да и русско-бразильских литературных отношений тожене было бы. Глава 19 Экранизации и постановки

      В Бразилии, а также в других странах экранизированы,иногда по несколько раз, почти все произведения Жоржи Амаду. Наши зрителизнакомы только с тремя из них: фильмом американского режиссера Холла Бартлетта"Генералы песчаных карьеров" по "Капитанам песка","Доной Флор" бразильского режиссера Бруно Баррето и сериалом"Берег мечты", снятым якобы по "Мертвому морю".

      Фильм Холла Бартлетта стал призером VII Международногокинофестиваля в Москве в 1971 году. Кстати, этот приз так и осталсяединственной наградой талантливого и такого неголливудского режиссера. Наширокий советский экран фильм вышел в 1974 году (можно праздновать юбилей) исразу же стал фантастически популярным. "Комсомольская правда"назвала его лучшим иностранным фильмом года.

      Я, как в свое время Жоржи Амаду, до сего дня тоже не могузабыть впечатление, которое произвел на меня этот фильм. Помню, как я выходилаиз кинотеатра оглушенная, протрясенная его силой и красотой. Душу переполнялигнев против социальной несправедливости и восхищение его героями. Этибеспризорные, выброшенные из общества мальчишки, лишенные дома, семьи,человеческого тепла, обреченные на нищету и преступления, вопреки всему нетолько не утратили своего достоинства, но и воплотили в себе лучшиечеловеческие качества: душевную чистоту и благородство, стойкость и мужество,верность в дружбе и способность любить. Нечеловеческие условия жизни,жестокость окружающих и постоянные унижения не сломили их, не поставили наколени - они не хотят быть жертвами, они борются за свою свободу, за правоназываться человеком, право жить и любить. И была в "генералах" такаядушевная сила и цельность, какую мы давно уже не видели в отечественныхфлектирующих киногероях. А какая в этом фильме музыка! Поют на незнакомомязыке, но, кажется, каждое слово понятно, и самые чуткие душевные струныотзываются ей, и уже в самом сердце звучит эта печальная и мужественнаямелодия:

      "Моя жангада уплывает вдаль,

      Судьба моя, ты так трудна..."

      Можно только удивляться, как сумел американский режиссертак тонко прочувствовать творчество Жоржи Амаду, постичь и перенести на экранвсю его поэзию и красоту. И сейчас, 30 лет спустя, нельзя не признать, что"Генералы песчаных карьеров" - истинный шедевр мировогокинематографа.

      Я помню, как болезненно восприняла в 1974 году рецензиюНины Толченовой, написанную по горячим следам кинофестиваля. Я была потрясена иоскорблена тем, что критик не увидела в этом фильме ничего кроме слащавости,сентиментальности и мелодраматизма. Тогда я

      безуспешно пыталась восстановить справедливость. Но жизнь,как всегда, все расставила по своим местам. Кто сейчас помнит Нину Толченову? А"Генералы песчаных карьеров" стали частью нашего

      русского менталитета. Фильм по-прежнему смотрят, правда,теперь на видео и DVD. Само словосочетание стало нарицательным: теперьбеспризорников любой страны только так и называют. В общем, фильм посправедливости считается "культовым".

      "Дона Флор" считается в Бразилии одной из лучшихэкранизаций Амаду. Какой все-таки странный у бразильцев вкус. Неужели эта тощаясеньора с жестким взглядом похожа на "сочную луковку" дону Флор? Аэтот противный мужик с оттопыренными ушами и выпяченным животом? И меня хотятубедить, что это неотразимый Гуляка, в которого влюблены все женщины! Да нанего смотреть-то противно.

      Я всегда сокрушалась, что наше телевидение игнорируетсериалы, снятые по книгам Жоржи Амаду. Но когда Первый канал началдемонстрировать "Берег мечты", я поняла, что сокрушалась зря. Лучшебы мне этого не видеть. Интересно, мучает ли совесть сценаристов Агиналдо Силваи Рикардо Линьяреса за то, что они сделали с "Мертвым морем"? Теперьне только массовый зритель, но и журналисты (они тоже, как оказалось, книг нечитают) уверены, что "известные писатели, вроде Жоржи Амаду, могутсочинять небылицы".

      Так вот, никаких небылиц Амаду не сочинял, и в сериале отромана Амаду остались только некоторые имена, а все глупости - от сценаристов.

      Насколько я знаю, "Капитаны песка" дваждыинсценировались в нашей стране: Московским экспериментальным театром В.Спесивцева и Алтайским театром драмы имени Шукшина - но поскольку ни тот, нидругой спектакль я не видела, то и сказать по этому поводу ничего не могу. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

      Даже такой небольшой корпус переводных произведений, какимпредставлена бразильская литература, неопровержимо доказывает, что переводнуюлитературу следует рассматривать как составляющую единого литературногопроцесса, как часть, пусть и специфическую, единой русской национальнойлитературы.

      Усвоение переводной литературы - проблема в первую очередьидеологическая. Выбор произведения для перевода всегда определяетсяидеологическими запросами той или иной литературно-общественной группы.

      История русско-бразильских литературных отношенийпоказывает, что наиболее плодотворной для развития этих связей стала идеологиякоммунистическая. Амаду был не просто выбран из числа бразильскихписателей-коммунистов, он сформировался как писатель и гражданин под влияниемсоветской идеологии и литературы. Без Октябрьской революции, без книгСерафимовича, Шолохова, Николая Островского не были бы написаны не только"Подполье свободы", но и "Габриэла", и "ДонаФлор", и "Лавка чудес".

      Произведения Амаду, как и вся советская литература,"играли роль идеологического орудия". Однако они органически вошли вконтекст всей русской литературы, поскольку обладали ее характерными чертами:свободолюбием, демократизмом, реалистической манерой письма.

      Став частью советской литературы, Амаду позднее привнес внее радостное, "карнавальное" восприятие жизни. Для русского читателяЖоржи Амаду по сей день является единственным известным бразильским писателем,и такое положение можно считать справедливым, поскольку только Амаду сталвыразителем национального духа бразильцев, а литература любой страны настолькоинтересна другим народам, насколько она выражает душу народа собственного. Авыразить душу бразильцу, чтобы ни говорили недружественные соотечественникиАмаду, удалось только ему. Каким бы хорошим стилистом ни был, к примеру, Машадуде Ассиз, он никогда не будет столь же популярен, поскольку его произведения могбы написать какой-нибудь другой писатель, португальский или французский. А так,как Жоржи Амаду, уже не напишет никто.

      Книги Ж. Амаду стали первыми произведениямилатиноамериканского "магического реализма", с которым познакомилсясоветский читатель. Не случайно именно книги этого направления, переведенные нарусский язык в 60 - 70 годы, пользовались наибольшей популярностью в нашейстране. Согласно Д.Дюришу, роль переводной литературы значительно возрастает,когда национальная литература сталкивается с кризисными явлениями в

      господствующей до этого поэтике. После XX съезда КПССсоветская литература и литература других социалистических стран пережилаопределенный кризис поэтики соцреализма. Творчество Жоржи Амаду расширилограницы метода, "влило в него новую кровь". Жоржи Амаду стал одним излидеров "нового латиноамериканского романа", оказавшего значительноевлияние на творчество Ч. Айтматова, А. Кима, Ч. Амирэджиби, (23). Он познакомилрусского читателя с "мифологическим сознанием" и "магическимреализмом", подготовив советскую аудиторию к восприятию таких писателей,как Г.Г. Маркес, М. Варгас Льоса, Х.Кортасар и другие.

      Процесс вхождения Амаду в русскую культуру носилдвусторонний, встречный характер. Советские критики на каждом витке историинаходили в книгах Амаду то, что соответствовало текущему моменту, но и ЖоржиАмаду всегда пытался соответствовать этому моменту, чтобы быть интереснымсоветскому, а затем и российскому читателю.

      Жоржи Амаду, безусловно, является ключевой фигурой вразвитии русско-бразильских литературных отношений, поскольку настоящеезнакомство русского читателя с бразильской литературой началось в 1948 году,когда в русском переводе вышел роман Жоржи Амаду "Земля золотыхплодов". Именно Амаду ввел бразильскую литературу в сферу интересоврусских читателей. Благодаря его литературной и общественной деятельностимногие российские классики и современники были переведены на русский язык истали доступны миллионам читателей в нашей стране.

      Пример Жоржи Амаду доказывает, что переводная литератураявляется неотъемлемой составляющей отечественного, русского и советскоголитературного процесса. "Русский" Амаду убедительно демонстрируетпринцип "дополнения", существующий в живом литературном процессе идоказывает, что в отрыве от истории переводной литературы, русскую литературуво всей полноте изучить невозможно.

БИБЛИОГРАФИЯЛитературно-критическиеработы и статьи общего характера

      Бразильская литература// Сын отечества. 1829. Ч.127. Т.5.С.248-252.

      Берг Л. Первые русские сведения об Америке // Очерки поистории русских географических открытий. М.-Л., 1949.

      Выгодский Д. На востоке и на западе // Звезда. 1935. No3.С.231-240.

      Героическая решительность негра // Вестник Европы.1805.Ч.24. С.241-246.

      Движение жизни - движение литературы: Характерные явленияв литературах стран Латинской Америки 70-х годов // Иностранная литература.1981. No5. С.191-209.

      Земсков В.Б. Революционный процесс и некоторые вопросыразвития современной реалистической литературы в Латинской Америке //Революционное движение и современная реалистическая литература ЛатинскойАмерики. М., 1988. С.13-51.

      Земсков В.Б. Духовный опыт революционной современности иидейно-художественное новаторство современного реалистического романа ЛатинскойАмерики // Революционное движение и современная реалистическая литератураЛатинской Америки. М., 1988. С.86-105.

      Искусство стран Латинской Америки. М., 1986. 239 с.

      Из иностранных журналов // Мир божий. 1898. No2. С.41-42.

      Казакова Н., Катушкина Л. Русский перевод XVI века первогоизвестия о путешествии Магеллана // ТОДРЛ. Л., 1968. Т.23.

      Казакова Н. Западная Европа в русской письменности XV-XVIвв. Л., 1980.

      Карпентьер А. Предисловие к повести "Царствозеленое" // Писатели Латинской Америки о литературе. М., 1982. С.49-53.

      Кельин Ф. В. Прогрессивная литература Латинской Америки //Прогрессивная литература стран капитализма в борьбе за мир. М., 1952.С.241-280.

      Книги бразильских писателей // Литературная газета. 1934.10 сентября.

      Концепция историко-культурной самобытности ЛатинскойАмерики. М., 1978. 183 с.

      Кузьмищев В.А. В центре внимания - духовная жизнь региона// Латинская Америка. 1986. No4. С.93-109.

      Кутейщикова В., Осповат Л. Широкий горизонт // Новый мир.1955. No4. С.196-199.

      Кутейщикова В.Н. Литературные связи Иберийской Америки иРоссии в 16-18 вв. // История литератур Латинской Америки. Т.1. От древнейшихвремен до начала Войны за независимость. М., 1985. С.632-657.

      Кутейщикова В.Н., Файнштейн М.М. Литературные связиЛатинской Америки и России // История литератур Латинской Америки. Т.2. ОтВойны за независимость до завершения национальной государственной консолидации(1810-1870 годы). М., 1988. С.583-636.

      Кутейщикова В.Н. Литературные связи Латинской Америки иРоссии // История литератур Латинской Америки. Т.3. Конец 19 - начало 20 века(1880-1910гг.). М., 1994. С.629-640.

      Кутейщикова В.Н., Осповат Л., Тертерян И.А. В борьбе зареализм и народность // Иностранная литература. 1960. No12. С. 210-217.

      Лазарев Н. Первые сведения русских о Новом Свете //Исторический журнал. 1943. No1.

      Латиноамериканский роман и советская многонациональнаялитература // Латинская Америка. 1983. No 3. С.79-115.

      Лидмилова П. Социальный конфликт в бразильском романе 70-хгодов // Революционное движение и современная реалистическая литератураЛатинской Америки. М., 1988. С.264-280.

      Литература Латинской Америки: история и современныепроцессы. М., 1986. 166 с.

      Маркес Г.Г., Варгас Льоса М. Диалог о романе в ЛатинскойАмерике // Писатели Латинской Америки о литературе. М., 1982. С.122-144.

      Маркес Г.Г. "Многое я рассказал вам впервые..."// Писатели Латинской Америки о литературе. М., 1982. С.269-281.

      Мотылева Т. Черты прогрессивной зарубежной литературы //Новый мир. 1950.No5. С.204-228.

      Надъярных М.Ф. Литература Бразилии // История литературЛатинской Америки. Т.3. Конец XIX - начало XX века (1880-1910гг.). М., 1994.С.591-628.

      Опыт латиноамериканского романа и мировая литература //Латинская Америка. 1982. No 6. С.54-89.

      Павлова Г. Книги Бразилии в СССР // Советская культура.1961. 19 декабря

      Писатели Латинской Америки о литературе. М., 1982. 397 с.

      Поэзия - орудие борьбы. Бразильские поэты рассказывают //Нева. 1955. No3. С.142-144.

      Путнэм С. Современная литература ЛатинскойАмерики//Интернациональная литература. 1939. No2. С. 167-174.

      Ребело М. Значение 2-ого Съезда советских писателей //Литературная газета. 1954. 25 декабря.

      Революционная книга завоевывает читателя //Интернациональная литература. 1934. No5. С.153.

      Революционное движение и современная реалистическая литератураЛатинской Америки. М., 1988. 350 с.

      Субичус Б.Ю Латиноамериканская литература и литератураЛатинской Америки: соотношение, перспективы развития // Культура ЛатинскойАмерики. М., 1990. С.17-34

      Субичус Б.Ю. Из истории бразильской литературы // КультураБразилии. М., 1981. С.61-84.

      Тейшера М. Литературная жизнь современной Бразилии //Иностранная литература. 1955. No2. С.241-244.

      Тертерян И.А. Бразильская литература в СССР // Бразилия(Экономика. Политика. Культура). М., 1963. С.513-524.

      Тертерян И.А. Бразильский роман 20-го века. М., 1965. 230с.

      Тертерян И.А. Латиноамериканская мысль и зарубежнаякультурология 20-го века // Концепции историко-культурной самобытностиЛатинской Америки. М., 1978. С.138-179.

      Тертерян И.А. Латиноамериканские литературы в историивсемирной литературы // Современные буржуазные концепции истории всемирнойлитературы. М., 1967.

      Тертерян И.А. Литература Бразилии в XVII веке // Историялитератур Латинской Америки. Т.1. М., 1985. С.498-521.

      Тертерян И.А. Литература Бразилии во второй половине XVIIIвека // История литератур Латинской Америки. Т.1. М., 1985. С.590-613.

      Тертерян И.А. Литература Бразилии первой половины XVIIIвека // История литератур Латинской Америки. Т.1. М., 1985. С.563-570.

      Тертерян И.А. Литература в Бразилии в XVI веке. Первыепамятники // История литератур Латинской Америки. Т.1. М., 1985. С.351-373.

      Тертерян И.А. Образы фольклора в современном реализмеБразилии и модернизм. М., 1964. 29 с.

      Тертерян И.А. Пути развития реалистического романа вБразилии (30-е гг. XX века) // Генезис социалистического реализма в литературахстран запада. М., 1965. С.267-312.

      Тертерян И.А. Человек мифотворящий. М., 1988. 557с.

      Художественное своеобразие литератур Латинской Америки.М., 1976.

      Художник и власть: круглый стол // Иностранная литература.1990. No5.

      Успехи литературы, наук и изящных искусств в Бразилии //Телескоп. 1834. Ч.23. С.431-440.

      Шур Л. А. Статья о бразильской литературе в альманахе"Цинтия" (Из истории русско-латиноамериканских литературныхотношений) // Русско-европейские литературные связи. М.-Л., 1966. С.149-156.

      Шур Л. Бразильская литература в России. К историирусско-бразильских литературных отношений // Культура и жизнь. 1959. No6.С.60-61.

      Шур Л.А. Из истории литературных связей России и ЛатинскойАмерики в 19 веке // Художественная литература Латинской Америки в русскойпечати. М., 1960. С. 217-228.

      Шур Л.А. Россия и Латинская Америка. М., 1964. 156 с.

      Шур Л.А. Испанская и Португальская Америка в русскойпечатиXVIII - первой четверти XIX века // Латинская Америка в прошлом инастоящем. М., 1960.

      Шур Л.А. Культурные и литературные связи России и Бразилиив XVIII-XIX вв // Бразилия. М., 1963.

      Шур Л.А. Латиноамериканские литературы в России в началеXIX века // Международные связи русской литературы. М.-Л., 1963.

      Шур Л.А. Об основных периодах историирусско-латиноамериканских литературных связей // Известия АН СССР. Отделениелитературы и языка. 1961. Т.20. Вып. 4. Произвдения отдельных писателей икритическая литература о нихАмаду ЖоржиПереводыхудожественных произведений Ж. Амаду на русский язык

      Амаду Ж. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. СПб., 1993.477 с.

      Амаду Ж. Собрание сочинений в 3-х томах. М., 1986-87.

      Амаду Ж. Жубиаба; Мертвое море. М., 1973. 543 с.

      Амаду Ж. Песчаные капитаны // В защиту мира. 1952. No18.С.69-80.

      Амаду Ж. Песчаные капитаны // Молодая гвардия. 1976. No10.С.3-110; No11. С.107-160.

      Амаду Ж. Песчаные капитаны. Ростов-на-Дону:"Феникс", 2000. 316 с.

      Амаду Ж. Генералы песчаных карьеров. СПб. 1994. С.5-276.

      Амаду Ж. Земля золотых плодов. М., 1948. 435 с.

      Амаду Ж. Земля золотых плодов. М., 1955. 359 с.

      Амаду Ж. Город Ильеус. М., 1963. 390 с.

      Амаду Ж. Красные всходы. М., 1949. 460 с.

      Амаду Ж. Бескрайние земли. М, 1955. 295 с.

      Амаду Ж. Кастро Алвес. М., 1963. 251 с.

      Амаду Ж. Луис Карлос Престес. М., 1951. 310 с.

      Амаду Ж. Из поэмы "Песнь о Советской земле" //Новый мир. 1949.No 7. С. 9-10.

      Амаду Ж. Письмо из Москвы // Литературная газета. 1952. 25января.

      Амаду Ж. Раскрепощенная женщина // Советская женщина.1953. No6. С.43-44.

      Амаду Ж. Похороны забастовщика // Огонек. 1951. No24.С.17-19.

      Амаду Ж. Каменная стена // Смена. 1952. No1. С 17-18.

      Амаду Ж. Подполье свободы. М., 1954. 863 с.

      Амаду Ж. Габриэла. М., 1961. 500 с.

      Амаду Ж. Старые моряки. Две истории порта Баия. М., 1963.278 с.

      Амаду Ж. Необычайная кончина Кинкаса Сгинь Вода //Иностранная литература. 1963. No5. С. 87-114.

      Амаду Ж. Пастыри ночи. М., 1966. 328 с.

      Амаду Ж. Дона Флор и два ее мужа. М., 1970. 466 с.

      Амаду Ж. Лавка чудес // Иностранная литература. 1972. No2.С. 3-48; No3. С.51-127; No4. С.75-162.

      Амаду Ж. Лавка чудес. М., 1986. 334с.

      Амаду Ж. Тереза Батиста, уставшая воевать // Иностраннаялитература. 1975. No11. С.63-159; No12. С.30-129.

      Амаду Ж. Тереза Батиста. М.: "Локид". 1997.477с.

      Амаду Ж. Возвращение блудной дочери // Иностраннаялитература. 1980. No 7. С.115-147; No8. С.102-145; No9. С.33-105; No10. С.3-50.

      Амаду Ж. История любви Полосатого кота и сеньоритыЛасточки // Иностранная литература. 1980. No12. С.205-217.

      Амаду Ж. Полосатый Кот и Ласточка Синья (История однойлюбви) // Воскресенский проспект. Череповец, 1999. С.118-140.

      Амаду Ж. Военный китель, академический мундир, ночнаярубашка // Иностранная литература. 1982. No8-9. С.13-71, С.77-124.

      Амаду Ж. Пальмовая ветвь, погоны и пеньюар. М., 1983.309с.

      Амаду Ж. Юный грапиуна // Суббота, которая никак неприходит. М., 1987. С. 7-27.

      Амаду Ж. Бухта Всех Святых // Воскресенский проспект.2001. С.124-146.

      Амаду Ж. Исчезновение святой // Иностранная литература.1990. No1-2. С.5-76, С.58-187.

      Амаду Ж. Исчезновение святой. М., 1997. 383с.

      Амаду Ж. Мертвое море. Капитаны песка. М., 1992. 476с.

      Амаду Ж. Каботажное плаванье // Огонек. 1995. No2.С.70-73.

      Амаду Ж. Каботажное плаванье //Латинская Америка. 1994.No7-8.

      Амаду Ж. Каботажное плаванье // Иностранная литература.1998. No7. С.185-236.

      Амаду Ж. Каботажное плаванье. М., 1999. 413с.

      Амаду Ж. Чудо в Пираньясе // Наш современник. 2002. Спец.выпуск. С.141-145. Публицистика. Критика

      Амаду Ж. Автобиография //Интернациональнаялитература.1935.No8 С.182.

      Амаду Ж. Предисловие // Паим А. Час близок. М., 1954.С.5-12.

      Амаду Ж. Предисловие. //Журандир Д. Парковая линия. М.1962.

      Амаду Ж. Мастер бразильского театра //Фигейредо Г.Эзоп.-Смешная трагедия. М. 1960.

      Амаду Ж. В борьбе за независимость // Правда. 1948. 1 мая.

      Амаду Ж. Нефть и кровь // Литературная газета, 1948. 13ноября.

      Амаду Ж. Прогрессивные традиции бразильской литературы//Литературная газета 1948. 15 декабря.

      Амаду Ж. Борьба за мир - первоочередной долг интеллигентов// За прочный мир, за народную демократию. 1949. 1 авг.

      Амаду Ж. Борьба народов Латинской Америки за мир // Запрочный мир, за народную демократию. 1949. 18 ноября

      Амаду Ж. Знамя прогресса, свободы, счастья // Лит.газета.1949. 17 дек.

      Амаду Ж. Надежда человечества // Моск. большевик. 1949. 1янв.

      Амаду Ж. Путь народов - путь мира // Огонек. 1949. No18.С.7.

      Амаду Ж. Я видел новый свет // Лит. газета. 1949. 1 янв.

      Амаду Ж. Борцы за мир в Бразилии // Лит. газета. 1950. 5сент.

      Амаду Ж. Борьба за независимость // Мир. 1950. No21.С.109.

      Амаду Ж. Латинская Америка не будет "безопаснымрезервом" империализма // Лит. газета. 1950. 15 марта.

      Амаду Ж. Наш высший долг // За прочный мир, за народнуюдемократию. 1950. 1 сентября.

      Амаду Ж. Поджигатели войны будут изолированы // За прочныймир, за народную демократию. 1950. 1 дек.

      Амаду Ж. Поэзия новой жизни // Гудок. 1950. 6 сент.

      Амаду Ж. Речь на Втором всемирном конгрессе сторонниковмира // Правда. 1950. 20 ноября.

      Амаду Ж. Уверенность сердца // Лит. газета. 1950. 21ноября.

      Амаду Ж. Что такое "американский образ жизни"?// За прочный мир, за народную демократию. 1950. 7 июля

      Амаду Ж. Вместе с народом //Комсомольская правда. 1951. 9июня.

      Амаду Ж. За мир и культуру // Молодежь мира. 1951. No4-5.С.9-10.

      Амаду Ж. За национальную независимость, за мир! // Труд.1951. 16 мая.

      Амаду Ж. Заря коммунизма // Моск. правда. 1951. 9 июля.

      Амаду Ж. Оплот мира и прогресса // Комсомольская правда.1951. 6 ноября.

      Амаду Ж. Выступление (при вручении Международной Ленинскойпремии "За укрепление мира между народами")//Правда. 1952. 25 января.

      Амаду Ж. Славная дата в истории Бразилии // За прочныймир, за народную демократию. 1952. 4 апр.

      Амаду Ж. Слово художника служит миру // Лит. газета. 1952.25 янв.

      Амаду Ж. В защиту национальной культуры // Правда. 1953.28 февр.

      Амаду Ж. За мир и прогресс // Сов. культура. 1953. 13 окт.

      Амаду Ж. Крепнет фронт борьбы в защиту культуры ЛатинскойАмерики // Правда. 1953. 18 дек.

      Амаду Ж. Народ Бразилии отстоит свою культуру // Комс.правда. 1953. 27 мая.

      Амаду Ж. Народы завоюют себе счастье // Комс. правда.1953. 1 мая.

      Амаду Ж. Ширится и крепнет движение за мир в Бразилии //За прочный мир, за народную демократию. 1953. 23 окт.

      Амаду Ж. Важная веха в истории советской и мировойлитературы // За прочный мир, за народную демократию. 1954. 31 дек.

      Амаду Ж Выступление на Втором съезде советских писателей// Литературная газета. 1954. 26 декабря.

      Амаду Ж. Значение советской литературы // Правда. 1954. 23декабря.

      Амаду Ж. Наше единство // Лит. газета. 1952. 22 янв.

      Амаду Ж. Ответы на международную анкету "Иностраннойлитературы" // Иностранная литература. 1956. No5. С.195-197.

      Амаду Ж. Развеять гнетущую атмосферу! // Лит. газета.1957. 13 июня.

      Амаду Ж. Столица молодости // Веч. Москва. 1957. 28 июля.

      Амаду Ж. Ответ на вопрос журнала "Иностраннаялитература" // Иностр. литература. 1958. No3. С.222-223.

      Амаду Ж. Ответ на вопрос журнала "Иностраннаялитература" // Иностр. литература. 1958. No6. С.218.

      Амаду Ж. Мы любим песни // Лит. газета. 1961. 18 ноября.

      Амаду Ж. Вдохновляющий подвиг // Правда. 1963. 3 ноября.

      Амаду Ж. Книги, замыслы, темы // Иностр. литература. 1964.No1. С.231-232.

      Амаду Ж. Рядом с толстовской эпопеей // Вопр. лит. 1975.No4. С.5.

      Амаду Ж. Наше дело - дело мира // Вопр. лит. 1976. No12.С.279-280.

      Полувековому юбилею посвящается // Иностр. лит. 1972.С.226.

      Амаду Ж. Борьба и праздник народа // Писатели ЛатинскойАмерики о литературе. М., 1982. С.216-219.

      Амаду Ж. Писатель должен быть рядом с народом // Литературнаягазета. 1980. 27 февраля.

      Амаду Ж. Тревоги и надежды Бразилии // За рубежом. 1983.No 45.

      Амаду Ж. Я просто пишу жизнь // Известия. 1987. 18августа.

      Амаду Ж. Источник вдохновения - жизнь народа // Зарубежом. 1984. No 46.

      Амаду Ж. Каждый писатель - политик // Литературная газета.1984. 10 октября.

      Амаду Ж. Я всегда был с моим народом // За рубежом. 1984.No 12.

      Амаду Ж. Я всегда писал одну и ту же книгу... // Советскаякультура. 1985. 2 февраля.

      Амаду Ж. Народ творит историю // За рубежом. 1986. No 3.

      Амаду Ж. В Бразилии чтут его имя // Литературная газета.1986. 18 июля.

      Амаду Ж. Работаю, как в молодости... // Советскаякультура. 1987. 8 августа.

      Амаду Ж.: Наши сердца бьются в едином ритме надежды //Латинская Америка. 1990. No 2. С.109-117.

      Амаду Ж. Искусству не нужен переводчик // СоветскаяРоссия. 1988. 23 октября.

      Амаду Ж. Там, где живут мои друзья... // Советскаякультура. 1990. 2 августа.

      Амаду Ж. Я всегда был на стороне угнетенных // Советскаякультура. О писателе

      Алексеев Е. Этот неповторимый Жоржи Амаду // Советскаякультура.

      Аникст А. Рыцарь надежды трудовой Бразилии // Новый мир.1952. No2. С. 254- 257.

      Безеленский Ю. Певец Бразилии // Учительская газета. 1972.10 августа.

      Белякова Е. Амаду был коммунистом, а не фашистом //Книжное обозрение. 2001. No37. С.22.

      Блажнова Т. Жоржи Амаду. Каботажное плаванье // Профиль.2000.

      14 февр.

      Богомолов П. Золотая осень Жоржи Амаду // Правда. 1989. 18октября.

      Борец за свободу и мир: Жоржи Амаду - 60 лет // Книжноеобозрение. 1972. No33. С.11.

      Боровский В. Баия - добрая земля // Правда. 1966. 11 дек.

      Боровский В. В гостях у Жоржи Амаду // Правда. 1973. 6февр.

      Варламов И. Жоржи Амаду вырастил свой сад // МП-Никитскиеворота. 2001. No59.

      Варламов И. Сад Жоржи Амаду // Эхо планеты. 2003. No2-3.

      Вирта Н. Накануне выборов // Лит. газета. 1948. 26 мая.

      Волков О. Веселый и жуткий мир //Амаду Ж.Дона Флор и дваее мужа. М., 1970. С5-14.

      Воробьев С. Жоржи Амаду // Труд. 1952. 17 января.

      Вручение международной Сталинской премии бразильскомуписателю Жоржи Амаду // Правда. 1951. 25 января.

      Габинский Н. "Земля золотых плодов" //Правда.1948. 28 августа.

      Габинский Н. В стране, где живет Габриэла // Литературнаягазета. 1961. 14 сентября.

      Габинский Н. Жоржи Амаду // Литературная газета 1952. 3января.

      Габинский Н. Интервенция доллара. Латиноамериканскаялитература и борьба против империалистической экспансии Соединенных Штатов //Новый мир. 1949. No7. С220-223.

      Габинский Н. Роман Жоржи Амаду "Подпольесвободы" // Правда. 1955. 9 января

      Габинский Н. Сатира Ж. Амаду // Известия. 1964. 28 июля

      Гаврон Е. Зажечь огонь надежды // В мире книг. 1982. No 8.С.68-70

      Гальперина Е. "Рыцарь надежды" // Октябрь. 1952.No2. С. 173-176

      Горанский И. В гостях у Жоржи Амаду // Лит. газета. 1974.14 апреля

      Гудкова А. Смерть ради пользы // Эксперт. 2001. No29. С.72

      Гутерман В.С. Творческий путь Ж.Амаду // КультураБразилии. М., 1981. С.85-100

      Дашкевич Ю. Певец народа. К 50-ию Ж. Амаду // Труд. 1962.10 августа

      Дашкевич Ю.В. Беседуя с Жоржи Амаду // Латинская Америка1972. 5. С 139-143

      Дашкевич Ю.В. Жоржи Амаду, его герои, его друзья //Иностранная литература. 1968. No4. С.260-264

      Дашкевич Ю.В. Жоржи Амаду: Песнь любви Терезы Батисты //Иностранная литература. 1975. No12. С. 129-142

      Дашкевич Ю.В. Мастер из Рио Вермельо // Иностраннаялитература. 1972. No4. С.162-164

      Дашкевич Ю.В. Поэма о человеке // Иностранная литература.1965.No1. С.266-267

      Дашкевич Ю.В. Предисловие // Амаду Ж. Габриэла. М., 1961.С.5-12

      Друг нашей страны // Литературная газета . 1967. 13декабря

      Дымов И. Умер Жоржи Амаду // Книжное обозрение. 2001.No33. С.2

      Золотцев С. Визионер - трудяга, католик - коммунист //Гудок. 2001. 14 сентября

      Зотов И. О хорошем отношении лошадей. / Рецензия на книгуЖ.Амаду. "Каботажное плавание" // Независимая газета. 2000. 23февраля

      Игнатьев О. Жоржи Амаду // Комсомольская правда. 1951. 25декабря

      Из архива Давида Выгодского // Латинская Америка.1983.No2. С.119-130; No4. С.74-94

      Калугин Ю.А. Книги о Советском Союзе // Новое время. 1952.No 46.

      С. 29-30

      Калугин Ю.А. Мулатка Габриэла из края какао // Иностраннаялитература. 1960. No12. С.251-252

      Кандель Б.Л. Лауреаты международных Сталинских премий за1951 год. Л., 1952. С.29-38

      Карин А. Рыцарь надежды // Молодой большевик. 1952. No9.С. 74-77

      Кельин Ф. В.Жоржи Амаду // Известия.1951. 27 декабря

      Кельин Ф. В.Предисловие // Амаду Ж. Подполье свободы. М.,1954. С. 3-16

      Кожухов М. Ж. Амаду: Это была гигантская ложь // Известия.1990. 20 октября.

      Колчина Е. Далекий и близкий друг. Ж. Амаду 50 лет //Известия. 1962. 9 августа

      Коммунист в тропиках // Алфавит. 2002. No32. С.30

      Котов М. Всегда в сражении. Ж. Амаду 50 лет // Советскаякультура. 1962. 11 августа

      Кутейщикова В. Н. "Старые моряки" и вечно юнаямечта // Новый мир. 1964. No7. С.242-244

      Кутейщикова В. Н. Дар творчества, дар дружбы // ЛатинскаяАмерика. 1982. No 8. С.103-114

      Кутейщикова В. Н. Жоржи Амаду. Старейшина чудес // Новоевремя. 2002. No36. С.36-39

      Кутейщикова В. Н. Наш друг Ж.Амаду // Иностраннаялитература. 1962. No9. С.198-199

      Кутейщикова В. Н. Тепло неутомимого сердца. К 50-июЖ.Амаду // Красная звезда. 1962. 10 августа

      Кутейщикова В. Н. Фантазия земли и духа // Литературнаягазета. 1982. 11 августа

      Кутейщикова В.Н. Жоржи Амаду. М., 1954. 39с.

      Кутейщикова В.Н. Книга о вожде бразильского народа //Комсомольская правда.1952. 9 февраля

      Кутейщикова В.Н. Новая встреча с Ж.Амаду // ЛатинскаяАмерика. 1987. No8. С.88-95

      Кутейщикова В.Н. Роман о бразильских коммунистах //Московский комсомолец. 1954. 2 декабря

      Кутейщикова В.Н., Осповат Л.С. Рождение эпопеи // Новыймир. 1955. No5. С.250-252

      Кутейщикова В.Н., Осповат Л. С. Новый латиноамериканскийроман. М., 1976. 368 с.

      Кьериги М. Ж. Амаду из Баии // Литературная газета.1994.28 сентября

      Кьериги М. Сколько скелетов еще осталось в шкафу? //Литературная газета. 1993. 17 марта

      Львов С. У полки новых книг... // Знамя. 1955. No1.С.190-192

      Любимый // НГ-Exlibris. 2001. 9 авг.

      Майоров М. Люди и город // Комс. правда. 1982. 5 дек.

      Мартынов В.А., Павловская И.И. Жоржи Амаду.Библиографический указатель. М., 1952

      Михайлов Р. Престес - борец за мир, "рыцарьнадежды" бразильского народа // Звезда. 1952. С.183-184

      Моисеев А. Надежда и нежность // Советская Россия. 1982.10 августа

      Николаев С. "Лавка чудес" опустела // Труд-7.2001. 9 авг.

      Новикова А. Коммунист с человеческим лицом // Коммерсант.2001. 8 авг.

      Новые книги. Бразилия // Интернациональная литература.1934. No6. С.124

      Огнева Е. Предисловие // Амаду Ж. Пальмовая ветвь, погоны,пеньюар. М., 1983. С.5-14

      Осповат Л. С. Сопротивляться и жить // Амаду Ж. Пастыриночи. М..1966. С.5-11

      Осповат Л.С. Добро пожаловать в лавку чудес // Ж.АмадуСобрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. СПб, 1993. С.5-12

      Петров Г. Бард Бразилии // Сов. Россия. 1981. 11 янв.

      Петров Г. Жоржи Амаду - певец свободы // Советскаякультура. 1977. 17 мая

      Петров Г., Кучеров В. В гостях у Ж. Амаду // В мире книг.1982. No 8. С.75-77

      Петров С. Борец, патриот, гражданин // Неделя. 1982. No 33

      Петрушева Л. Певец борьбы и свободы // Комсомольскаяправда. 1962. 11 августа

      Плавскин З. Лауреат Сталинской премии мира Ж. Амаду //Звезда. 1953. No7. С.165-171

      Пламенный борец за мир и свободу народов // Советскаякультура. 1962. 9 августа

      Покальчук Ю.В. Неповторимый мир Ж. Амаду // ЛатинскаяАмерика. 1982. No8. С.89-103

      Престес Л. К. Вступление к "Песчаным капитанам"// Молодая гвардия. 1976. No10. С.5-6

      Пущаев Ю. Сироты обязаны ему своим гимном // Россiя. 2001.8 авг.

      Рассказывает городской писарь Жоржи Амаду // Литературнаягазета. 1966. 10 декабря

      Рахаева Ю. Последний классик // Известия. 2001. 8 авг.

      Розанов Б. "Рыцарь надежды" // Огонек.1951.No52. С. 24

      Рыбак Н. Свобода выйдет из подполья // Литературнаягазета. 1955. 17 марта

      Сарамаго Ж. О Жоржи Амаду как о живом... // Литературнаягазета. 2002. No 33

      Сатира на буржуазию // Литературная Россия. 1966. 26августа

      Серия "Мой XXвек" // НГ-Exlibris. 2000. 17 февр.

      Симонян. Л. Бразильский народ борется за свободу //Комсомольская правда. 1955. 20 января

      Суворов П. Своих героинь он называл Мариями // Российскаягаз. 2001. 8 авг.

      Тертерян И. Ж. Амаду, которого мы знаем // Иностраннаялитература. 1963. No5. С.198-201

      Тертерян И. Певец Бразилии // Правда. 1962. 10 августа

      Тертерян И.А. Баия, добрая и суровая земля Баия // АмадуЖ. Жубиаба. Мертвое море. М. 1973. С. 5-20

      Тертерян И.А. Мир Ж. Амаду // Ж.Амаду. Собрание сочиненийв 3-х томах. М., 1986. Т.1. С.5-26

      Тертерян И.А. Национальное, но не традиционное //Иностранная литература. 1968. No9. С. 198-206

      Тынянова И. Ю. Мысль человека разбивает каменные стены //Иностр. лит. 1956. No11. С.203-211

      Фазендейро в русской шубе // Общая газ. 2001. 9 авг.

      Фесуненко И. Бразилец XX века // Комсомольская правда.1967. 14 окт.

      Чернев А. Илья Эренбург на Жоржи Амаду вредно влиял //Российские вести. 1997. 21 февр.

      Чернышев В. В американской колонии // Литературная газета.1948.

      10 июля

      Чупринина Ю. Не тихий Дон // Общая газ. 2001. 13 сент.

      Шор. В. Что зреет на земле золотых плодов? // Звезда.1949. No2. С. 189-190.

      Шульц Л. Жоржи Амаду: Россия вернется на путь социализма// Советская Россия. 2001. 31 августа

      Эренбург И. Жоржи Амаду. Собр. соч. М., 1965. Т.6.С.626-630

      Эренбург И. Наш друг Жоржи // Литературная газета. 1962.11 августа

      Эренбург И. Предисловие // Амаду Ж. Бескрайние земли. М.1955.

      С. 5-9 Азеведо Алуизио

      Азеведо Алуизио. Трущобы. М.-Л., 1960. 256 с.

      Азеведо Алуизио. Мулат. М., 1975. 299 с. О писателе

      Воинова Н., Плавскин З. Предисловие // Азеведо А. Трущобы.М.-Л., 1960

      Тертерян И.А. Предисловие // Азеведо А. Мулат. М., 1975.С.5-18 Азеведо Артур

      Азеведо Артур. Рассказы //Вестник иностранной литературы.1910.No3.С. 271-276. No5. С. 30-32. .No12.С. 221-224 О писателе

      Бразини М. Трудные дороги бразильских актеров // Театр.1956. No3. С.150

      Столетний юбилей Артуро Азеведо // Иностранная литература.1956. No2. С. 264 Аленкар Жозе Мартиниано

      Аленкар Ж.М. Ирасема; Убиражара. М., 1979. 254 с.

      Аленкар Ж.М. Гуарани. М., 1966. 371 с. О писателе

      Тынянова И. Ю. Повести-легенды Жозе де Аленкара // АленкарЖ. де. Ирасема; Убиражара. М., 1979. С.3-32

      Тынянова И.Ю. Живая легенда истории // Аленкар Ж.деИрасема. Гуарани. М., 1989. С.3-22 Алмейда Мануэл Антонио

      Алмейда М.А. Жизнь Леонардо, сержанта полиции. М., 1964.256с. О писателе

      Тертерян И.А. Предисловие // Алмейда М.А. Жизнь Леонардо,сержанта полиции. М., 1964. С. 3-12. Андради Марио

      Андради М. Стадо //Красная новь. 1933. No10. С. 162

      Плачущий в ночи ребенок // Иностр. литература. 1963. No10.С.119

      Стихи // Поэзия Латинской Америки. М., 1975. С.143-145

      На путях к свободе // Звезда. 1969. No8. С.194-196

      Ода Буржуа // Неделя. 1962. No29. С.10 Баррето Бруно

      Баррето Б. Капела дос Оменс; Кафайя. М. 1980. 670с.О писателе

      Матяш Н. Рождение будущего // Баррето Б. Капела дос Оменс;Кафайя.М.,1980.С.5-20. Баррзо Мария Алиси

      Баррозо М.А. В долине Серра-Алта. М., 1960. 416 с. Брандао Отавио

      Брандао О. Вы и мы //Глазами иностранцев. М. 1932. С.518-520.

      Брандао О. Бразильская тюрьма. - Два стихотворения //Интернациональная литература 1934.No2. С. 77-86. О писателе

      Ермолаев В.И. Прогрессивные деятели Латинской Америки оВеликой Октябрьской социалистической революции // Новая и новейшая история. 1957.No4. С.167-168 Вериссимо Эрико

      Вериссимо Э. Пленник. - Жозе Ж. Вейга. Тени бородатыхкоролей. М., 1981. 254 с.

      Вериссимо Э. Происшествие в Антаресе // Иностраннаялитература. 1973. No11. С.3-86; No12. С 13-105.

      Вериссимо Э. Пленник // Иностранная литература. 1970.No4.С. 62-150.

      Вериссимо Э. Господин посол. М., 1969. 424с. О писателе

      Арбатова А. Когда покойники сердятся // Лит. обозрение.1974. No6. С.92-93

      Дашкевич Ю.В. Глазами двух художников // Вериссимо Э.Пленник. - Жозе Ж. Вейга. Тени бородатых королей: Повести. М., 1981. С.5-16.

      Дашкевич Ю.В. Вступление к роману Э. Вериссимо"Происшествие в Антаресе" // Иностранная литература. 1973. No1. С.3-5

      Калугин Ю.А. Памяти писателя-гуманиста // ЛатинскаяАмерика. 1976. No3. С. 192-194.

      Елютин Ю. Предисловие // Вериссимо Э. Господин посол. М.,1969. С.5-11.

      Тертерян И.А. Роман Э. Вериссимо "Пленник"//Роман-газета. 1972. No23.

      Тынянова И. Исторический роман о современности // Иностр.Литература.1970.No9.С.268-270. Вейга Жозе см. 306 и 312 Гимараэнс Бернардо

      Гимараинс Б. Рабыня Изаура. М.: "Молодаягвардия". 1990. 158 с.

      Гимараенс Б. Рабыня Изаура. М.: "Прометей".1990. 156 с.

      Гимараэнс Б. Рабыня Изаура. М.: "Мосинтермаркет".1991. 157 с.

      Кисунько В. Фазенда с видом на перестройку, или Четвертаяипостась рабыни Изауры. М.: "Молодая гвардия", 1990. С.142-158. Гимараэнс Роза Жоан

      Гимараэнс Роза. Рассказы. М., 1980. 333с.

      Тертерян И.А. Сертан, широкий, как мир// Гимараэнс Роза.Рассказы. М.,1980.С.3-20. Гонзага Томас Антонио

      Гонзага Т.А. С португальского // Пушкин А.С. Полноесобрание сочинений в 10-ти томах. Т.2..М.-Л.,1949.С.301-302

      Гонзага Т.А. Лиры.- Чилийские письма. М., 1964. 175с. О писателе

      Алексеев М.П. Пушкин и бразильский поэт // Научныйбюллетень Ленинградского государственного университета. 1947. No14-15 С.54-61

      Владимиров В. "С португальского" // Неделя.1961. 26 февраля - 4 марта. No9. С.18-19

      Лернер Н. Пушкин и португальский поэт // Русскийбиблиофил. 1916. No4. С.75-77

      Тертерян И.А. Антиколониальная сатира Т.А. Гонзага и еероль в развитии реализма в Бразилии // Известия АН СССР. 1961. Т. 20. вып. 4.с.336-338

      Тынянова И.Ю. "Сердце мое необъятнее мира!" //Иностранная литература. 1964. No8. С.251-252

      Игнатьев О. Тирадентис. М., 1966. 176 с.

      Ревизов Б. Судьба одной бразильской модиньи в европейскойлитературе // Известия АН СССР. Серия литература и язык. 1968. Т.27. Вып. 5.

      Тертерян И.А. Творчество Т.А. Гонзаги // История литературЛатинской Америки. Т.1. М., 1985. С.614-631

      Гуарниери Джанфранческо. Семя. М., 1968. 158с. Диас Гомес Алфредо

      Диас Гомес А. Вторжение // Иностранная литература. 1965.No1. С. 117-154.

      Диас Гомес А. Обет. М., 1963. 104с.

      Диас Гомес А. Колыбель героя // Пьесы писателей ЛатинскойАмерики. М., 1970. С. 103-181. О писателе

      Алигер М. Вступление // Иностр. лит. 1965. No1 .С.117-118

      Фесуненко И. О времени и о себе // Иностр. лит. 1972.No11. С.210-218

      Оснос Ю. В защиту бразильского драматурга // Сов.культура. 1964.

      11 июля

      Долорес Кармен. Слезы тети Зэзэ // Киевская неделя.1911.No8. С. 5-7.

      Журандир Далсидио. Парковая линия. М., 1962. 575 с.(О писателе см. с.108) Кастро Алвес Антонио

      Кастро Алвес. Поэмы // Иностранная литература . 1957.No8.С. 173-183.

      Кастро Алвес. Стихи. М., 1958. 141с.

      Кастро Алвес А. Лирика. М., 1974. 205с. О писателе

      Тынянова И. Поборник свободы // Латинская Америка. 1971.No4. С.153-154

      Тынянова И. Свободной землю зрю...// Кастро Алвес А.Лирика. М., 1974. С.5-22

      Стихи Кастру Алвеса на русском языке // Культура и жизнь.1958. No6. С.55-56

      Коэльо Нето. Слепая // Современник. 1914. No4. С.19-41 Коэльо Пауло

      Коэльо П. Алхимик. Киев. 2000. 222с.

      Коэльо П. Вероника решает умереть. Киев. 2001. 270с

      Коэльо П. Книга воинов света. Киев. 2002. 191с.

      Коэльо П. Пятая гора. Киев. 2001. 267с.

      Коэльо П. Дьявол и сеньорита Прим. Киев. 2000

      Коэльо П. На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Киев.2003. 221 с.

      Коэльо П. Одиннадцать минут. Киев. 2004

      Коэльо П. Алхимик. М.: "Беловодье". 1998. 272с.

      Коэльо П. Унесенный ветром // Новое время. 2001. No33.С.39

      Коэльо П. Мы не знаем, что такое секс // Книжноеобозрение. 2003. No35-36. С.3

      Коэльо П. Я в этом мире не случайно // За рубежом. 2000.No4

      Коэльо П. Я умирал раз тридцать // Книжное обозрение.2002. No37. С.3

      Коэльо П. Москва уже пишет книгу в моей душе // Известия.2002.

      9 сент.

      Коэльо П. Спасибо Вам, президент Буш! // Комс. правда.2003. 20 марта

      Коэльо П. Убийственные доказательства // Лит. газ. 2003.No11. С.1-2 О писателе

      Ариас Х. Пауло Коэльо: Исповедь паломника. Киев.2003.284с.

      Бакушинская О. Отчего ныне моден писатель Коэльо // Комс.правда. 2002. 10 дек.

      Вергун В.В. Песнь сердца // Коэльо П. Алхимик. М., 1998.С.3-6

      Изгаршев И. Пауло Коэльо: "Бояться смерти - попустутерять время" // АиФ. 2002. No35

      Константинова Н.С. Пауло Коэльо: "Я - отличныйписатель" // Латинская Америка. 2003. No4. С.79-86

      Славникова О. Вероника осталась в живых // Книжное обозрение.

      No 29-30. 2001.16 июля

      Трубникова Т. Писатель и рок // Новая газ. 2002. No62

      Широков В. От хиппи до бестселлера // Литературная газета.2002. No37

      Щербак-Жуков А. Мысль - одна штука // Книжное обозрение.2003. No13. С.5

      Щербак-Жуков А. Сезон Коэльо // Книжное обозрение. 2002.No37

      Щербак-Жуков А. Спринтеры и стайеры // Книжное обозрение.2003.

      1 апр. Лима Баррето Афонсо

      Лима Баррето А. Записки архивариуса. М., 1965. 184с. О писателе

      Базарян Ж.А. К 40-ию со дня смерти Лимы Баррето // Вопросыистории. 1962. No11. С.214-217.

      Певец бразильского народа // Литературная газета. 1961. 32мая

      Дьяконов Д.А. Лима Баррету - пламенный пропагандистВеликого Октября в Бразилии // Новая и новейшая история. 1967. No7. С.91-98

      Тертерян И.А. Предисловие // Лима Баррето А. ЗапискиАрхивариуса. М., 1965. С.5-16 Линс ду Регу Жозе

      Линс ду Регу Ж. Негр Рикардо.М.,1937. 287с.

      Линс ду Регу Ж. Кангасейро. М.,1960. 293с.

      Линс ду Регу Ж. Угасший огонь. М., 1967. 311 с. О писателе

      Загорский Б. Линс ду Регу // Иностр. книга. 1935. No6. С.26-27

      "Негритенок Рикардо" // Литературная газета.1937. 5 августа.

      "Негр Рикардо" // Литературное обозрение. 1937.No17. С.59

      Шишмарева Е. "Негр Рикардо" // Литературноеобозрение. 1938. No4. С.68-69

      Ермолаев В. Предисловие // Линс ду Регу Ж. Кангасейро.М.,1960

      Тертерян И.А. Предисловие // Линс ду Регу Ж. Угасшийогонь. М., 1967. С. 5-16 Лиспектор Клариси

      Лиспектор К. Осажденный город. СПб., 2000. 285с.

      Лиспектор К. Час звезды. М., 2000. 90 с. О писателе

      Тынянова И.Ю. Послесловие // Клариси Лиспектор. Осажденныйгород. СПб., 2000. С.272-284.

      Михеев А. Иллюминаторы для интеллектуально любопытных //Время новостей. 2000. 10 окт.

      Лопес Моасир. Мария и Ситонио. М., 1965. 253с.

      Магно Паскоал Карлос. Завтра будет иным. Л.-М.,1963. 99с. Машаду де Ассиз Жоакин Мария

      Машаду де Ассиз Ж.М. Дон Касмурро. М.,1961. 319с.

      Машадо де Ассиз.Ж.М. Записки с того света М., 1968. 280с.

      Машадо де Ассиз Ж. М. Избранные произведения. М., 1989.558с. О писателе

      Тертерян И.А. Предисловие // Машаду де Ассиз Ж.М. ДонКасмурро. М., 1961. С.5-13.

      Чежегова И. Предисловие // Машадо де Ассиз. Избранное. М.,1989. С.3-16. Монтейро Лобато Жозе Бенто

      Монтейро Лобато Ж. Орден Желтого Дятла. М., 1961. 228 с.

      Монтейро Лобато Ж. Сказки тетушки Настасии. М., 1958.160с.

      Тынянова И.Ю. Кто поедет в домик Желтого Дятла // МонтейроЛобато Ж.Б. Орден Желтого Дятла. М., 1967. С. 263-269. Паим Алина

      Паим А. Час близок. М., 1957. 344 с. О писателе

      Мельников С. Час близок // Гудок. 1957. 30 ноября

      Наступающий час // Литературная газета. 1955. 17 мая

      Фишер В. Гудок паровоза "437" // Москва.1957.No9. С.213-214

      Педроза Милтон. Ночь и надежда. М., 1963. 83 с.

      Пиньон Нелида. Сладкая песнь Каэтаны. М., 1993.382с. Станислав Понте Прета

      Понте Прета С. Рассказы // Иностранная литература. 1974.No9.С. 201-206. О писателе

      Фесуненко И. В реке, где много пираний // Иностраннаялитература. 1974. No9. С. 194-201. Рамос Грасилиано

      Рамос Г. Сан Бернардо.Л., 1977. 216с.

      Рамос Г. Иссушенные жизни. М., 1961. 87с. О писателе

      Бреверн Л.Э. Вступление к роману Г.Рамоса"Сан-Бернардо" // Иностранная литература. 1976. No11. С.76-77.

      Кончина прогрессивного бразильского писателя ГрасилианоРамоса // Правда. 1953. 28 марта.

      Памяти писателя //Иностранная литература. 1958. No6.С.272.

      Тертерян И.А. Предисловие // Рамос Г. Иссушенные жизни.М.,1969. С. 5-8.

      Тертерян И.А. Предисловие // Рамос Г. Сан-Бернардо. Л.,1977. С. 3-15. Рипол Лила

      Рипол Л. Импровизация // Неделя. 1962. No29. С. 10.

      Рипол Л. Первое мая // Сов. женщина. 1967. No5. С.20-21. РодригесНелсон

      Родригес Нелсон. Семеро котят (фрагмент пьесы) //Латинская Америка.1998.No2.С.107-120. О писателе

      Васина Е.Н. Драматург, новатор, психолог // ЛатинскаяАмерика. 1998. No2. С. 103-106 Сарней Жозе

      Сарней Ж. Легенда о вороном коне. М., 1988. 199с.

      Сарней Ж. Рассказы // Иностранная литература. 1987. No6. О писателе

      Чернышева Н. Предисловие // Сарней Ж. Легенда о ворономконе. М., 1988. С.3-5.

      Дашкевич Ю.В. Вступительная статья к рассказам Ж. Сарнея// Иностранная литература. 1987. No6. С.51-52. Скляр Моасир

      Скляр М. Кентавр в саду. СПб. 2002. 331с. О писателе

      Петров М. Верхом на кентавре // Тверская, 13. 2002. 21сент.

      Книговерть Сергея Синякова // Вечерний клуб. 2002. 15 авг.

      Юзефович Г. Скляр М. Кентавр в саду // Еженедельныйжурнал. 2002. 20 авг.

      Убалдо Рибейро Ж. Сержант Жетулио.// Иностраннаялитература, 1988.No9. Фагундес Теллес Лижия

      Фагундес Теллес Л. Рука на плече: Рассказы. М., 1986.160с.

      Огнева Е. Обаяние скрытого чуда // Фагундо Теллес Л."Рука на плече". М., 1986. С. 5-11. Фигейредо Гильерме

      Фигейредо Г. Дон Хуан // Пьесы писателей ЛатинскойАмерики. М., 1970. С. 183-245.

      Фигейредо Г. Эзоп.- Смешная трагедия. М., 1960. 169с.

      Фигейредо Г. Я дышал здесь воздухом мира и свободы //Советская культура. 1959. 3 января. О писателе

      Залесский В. Не отказ от традиций, а поиски новых путей //Сов. культура. 1959. 7 июля

      Финк Л. Контрасты необходимые и случайные // Театр. 1967.No2.

      С.42-44

      Франса Жуниор О. Бразилец Жорже // Иностраннаялитература. 1983. No7. С.33-95. Шмидт Афонсу

      Шмидт А. Ненаказуемые. М., 1965. 124с.

      Шмидт А Поход.- Тайны Сан-Пауло. М., 1958. 345 с. О писателе

      Сипович А. Предисловие // Шмидт А. Ненаказуемые. М., 1965.С. 5-7.

      Калугин Ю.А. Предисловие // Шмидт А. Поход.- ТайныСа-Пауло. М., 1958. С.5-8. Антологии

      Бразильские рассказы. М. 1959. 111 с.

      Бразильские сказки и легенды. М. 1962. 239 с.

      Бразильские строфы (Стихи современных поэтов Бразилии.) //Иностранная литература. 1963. No10. С. 112-120.

      Поэзия Бразилии. М., 1983. 323с.

      Преступление Жозе Тапуйо: Рассказы бразильских писателей.М., 1969. 127 с.

      Под небом Южного Креста: бразильская новелла XIX-XXвеков.М.,1968. 583 с.

      Где пальмы стоят на страже. Рассказы бразильскихписателей. М., 1984. 206с.

      Современная бразильская повесть. М. 1989.

      Стихи бразильских поэтов. М., 1958. 141с.

      Невская Т. Вступительное слово // Современная бразильскаяповесть. М., 1989. С.3-4.

      Тертерян И.А. Поэтический карнавал // Поэзия Бразилии. М.,1983. С.3-32.

      Тертерян И.А. Предисловие // Под небом южного креста. М.,1968. С.3-11.

      Jorge Amado: Documentos. Lisboa, 1964. 173 p.

      Jorge Amado: povo e terra. 40 anos de literatura. SaoPaulo, 1972, 247 p.

      Raillard A. Conversando com Jorge Amado. RJ, 1990 318 p.

      Roche J. Jorge bem/mal Amado. Sao Paulo, 1987. 218 p.

      Tati M. Jorge Amado: vida e obra. Belo Horizonte, 1961.178 p.

      Tavares P. Criaturas de Jorge Amado. Sao Paulo, 1969. 313p.

      Tavares P.O baiano Jorge Amado e sua obra. RJ., 1980. 196p.

      Um baiano romantico e sensual. RJ., 2002. 232 p.

      Dos leitores // Jornal do Brasil. 2001. 8.08.

      Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л.,1981. С. 14

      Стадников Т.В. Русский литературный процесс 18 века иперевод // Традиции в контексте русской культуры. Череповец, 2000. С.273

      Неупокоева И.Г. История всемирной литературы. Проблемысистемного и сравнительного анализа. М.,1976. С.154

      Веселовский А.Н. Избранные статьи. Л., 1939. С.16

      История русской переводной художественной литературы.СПб.. 1995. Т.1, С.21

      Чернышевский Н.Г. ПСС. Т.4, С.503

      История русской переводной художественной литературы.СПб., 1995. Т.1, С.7

      Восстание декабристов. М.-Л., 1927. Т.4. С.105

      там же, Т.3, С.228

      Семевский В.И. Политические и общественные идеидекабристов. СПб., 1909. С.250

      Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.,1965. С.237

      Белинский В.Г. ППС, М., 1956, Т.10, С.285

      Николай Полевой. Л., 1934, С.56

      Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. М.,1972. С.132

      Все иностранные источники, если авторы переводов неуказаны, цитируются в переводах автора этой книги.

      Основные произведения иностранной художественнойлитературы. М.,1983. С.270

      Горбунов А.М. Книги зарубежных писателей 20-го века.М.,1960. С.86

      Кабаков А. Заметны стали не книги, а только скандалывокруг них//Литературная газета. 2002.No39

      Перевод Л.Яхнина

      Ю.Калугиным, А.Сиповичем, И.Тыняновой

      Перевод Ю.Калугина

      Габриэль Гарсия Маркес. СССР:22400000 квадратныхкилометров без единой рекламы кока-колы.//Латинская Америка, 1988, No3-4.

      "За рубежом",1970, No24

      Перевод Ю.Калугина

      Перевод Ю.Калугина

      Перевод И.Чежеговой и Е.Голубевой

      2Перевод И.Тыняновой

      Перевод Ю.Калугина

      Перевод Ю.Калугина

      Перевод Л.Бреверн

      В.Белинский. ПСС т.9, с. 278

      Н.Любимов. Перевод - искусство. М., 1982, с.8

     http://www.sophia.ru/biblio/bogdanovskij/bogdanovskij-01.shtml

      Калсада - центральная железнодорожная станция городаСалвадора.

      К.Чуковский. Высокое искусство. М., 1988, С.19.

      Н.Толченова. Америка глазами кино//Огонек,1971,No36,С.28.

      "Родила Элена в ночь"//Сериал,2004,No15,С.15.

      А.Зиновьев. Спустившись с зияющих высот// Литературнаягазета, 2001, No33.

      Дюриш Д. Теория сравнительного изучения литературы. М.,1979, С.129.