Глава 2. Родовые особенности антисоветского мышления

Отметим важные методологические особенности, свойственные, на мой взгляд, антисоветским рассуждениям.


Иррационализм и тоталитаризм мышления.

Сам ход развития антисоветского проекта обнаружил явление, которое нам, образованным в духе Просвещения, трудно понять и принять. Умные и интеллигентные люди в значительной своей части оказались иррациональными и неспособными к рефлексии. Стоит какой-то сильной идее толкнуть их в спину – и они много лет идут все дальше и дальше по заданному им коридору, не желая взглянуть назад и задуматься, правилен ли их путь. Поэтому очень многие «шестидесятники» в своих воззрениях и активных действиях прошли путь от восторженных и даже оголтелых сторонников социализма до столь же оголтелых его врагов. И на этом пути невозможно найти «точку перегиба», момент какого-то озарения. Нет, их что-то толкнуло, они сделали маленький шажок, потом еще, потом пошли по кривому, возвращающему их на 180°, коридору – и все с ясными честными глазами, ни разу не усомнившись. У кого-то из них, конечно, есть корысть, они просто актеры в страшном политическом спектакле. Это не страшно, потому что понятно. Но много людей абсолютно искренних. Об этой отнюдь не тривиальной особенности антисоветского сознания нельзя забывать, она создает огромные трудности в диалоге.

Как правило, а конкретном антисоветском выступлении есть одна идея-фикс. Сознание автора или оратора так сужено, что все его умозаключение становится иррациональным, но высказывается с такой страстью, что многих очаровывает. Совокупность таких умозаключений и создает всю целостную интеллектуальную антисоветскую конструкцию. Иногда эта идея-фикс связана с тоталитаризмом или репрессиями, в другом случае – с дефицитом или очередями, но всегда в рассуждениях страшный перебор, приводящих к утрате логики. И речь идет даже не о митинговых полубезумных выкриках, а о рассуждениях видных ученых в академических журналах.

Вот, например, статья врача и социолога 1988 года (В.М.Лупандин, Е.П.Какорина. В чем причина эпидемии среди детей. «Соц. исследования», 1988, № 6). В г. Салават у детей было распространено нарушение – непроизвольное сокращение мышц лица (тик). Согласно принятым в медицине концепциям, как пишут авторы, «все дети с тиками состояли на учете в ревматологическом кабинете, им регулярно проводилось лечение антибиотиками. Часть детей лечилась даже гормонами». Но авторы статьи, врачи-гигиенисты, считают, что причина тиков у детей в г. Салават – воздействие загрязнения воздуха нефтехимическим комбинатом, построенным в 1948 г.

Казалось бы, нормальное дело – возникают новые факторы влияния на здоровье человека, медицина вносит коррективы в свои представления о болезни. Так всегда было и будет. Но нет, из конкретного факта делаются далеко идущие политические выводы: «Причину сложившейся в Салавате обстановки следует искать в прошлом, в 30-х годах. Это прямое следствие культа личности и тесно связанного с ним примитивного мышления и командно-административного управления экономикой, наукой, культурой».

Какие неожиданные причинно-следственные связи! Как легко теперь разобраться с любой проблемой – Сталин виноват! Это – 1988 г., когда еще соблюдались приличия. Чуть позже стали говорить, что во всем виноват князь Владимир, который принял христианство от Византии и тем навечно предопределил русским «примитивное мышление».

И каков накал антигосударственного чувства в связи с конкретной бедой, детским тиком: «Мы говорим теперь, что отдельные ведомства (Минхимпром, Агропром и др.) ведут „химическую войну“ против народа. Но не в меньших, а, может быть, даже в больших масштабах ведется такая война самой медициной». И это говорят врачи! О ком? О тех ревматологах, которые каждого ребенка брали на учет и лечили так, как это предписано в руководствах. Убийцы в белых халатах! Какая узость мышления – обвинить коллег ни много ни мало, как в войне против народа. А заодно помянуть и Агропром, и Минхимпром и, строго говоря, все производственные отрасли. Ибо везде работают примерно одни и те же люди с примерно одним и тем же «типом мышления».

Но помимо наличия в антисоветских рассуждениях какой-то центральной идеи-фикс можно говорить о том, что этот поток антисоветского сознания в целом привел к тяжелому поражению рациональности. Сегодня наша культура в целом отброшена в зону темных, суеверных, антинаучных взглядов – Просвещение отступило. Поток мракобесия, который лился с телеэкрана, был настолько густым, что даже активный во время перестройки демократ С.Капица взмолился: “Путь, вымощенный “общечеловеческими ценностями”, идеологией открытого общества и прочими благими намерениями, поразительно быстро привел многих в ад… И снова вера вместо знания, мифы вместо расчетов, сумерки вместо света”.

Другая особенность, которая характерна для рассуждений почти во всех блоках «проекта», – крайний тоталитаризм утверждений, устранение из них меры. Это – тоже признак иррационализма. Человек, который пытается разумно освоить реальность и ее улучшать, взвешивает все явления, располагает их по значимости. Антисоветизм как бы отбросил этот инструмент человеческого ума. “Иного не дано”, “Так жить нельзя”, “Конституционный порядок в Чечне должен быть установлен любой ценой”. Вдумались бы в смысл этих тоталитарных утверждений! Ведь они определили сам тип мыслительного аппарата антисоветской интеллигенции. Как это любой ценой? Как это иного не дано?

Большинство антисоветских утверждений, конечно же, имели своим предметом какое-то болезненное, отрицательное явление нашей жизни, которое так и оценивалось нормальными людьми. Поэтому возникало доверие – эти люди не лгут, данное явление есть в нашей жизни, мы это видим! Но ведь нормальные люди не знают важной философской формулы: «Нет такой лжи, в которой не было бы частички правды». И не замечают, как из этой частички просто путем искажения меры выводится совершенно ложное умозаключение.

Иногда этот тоталитаризм мышления доходит до гротеска. Чаще он воспринимается как метафора, проникает в подсознание и ведет там свою работу. Вот, А.Адамович едет в Японию и выступает там на тему «Хатынь, Хиросима, Чернобыль». Все эти три явления он ставит в один ряд, как равноположенные. Чернобыль в его трактовке уже не катастрофа, не бедствие, не ошибка – это хладнокровное и запланированное уничтожение советским государством своего народа.

Сюда же он пристегивает и Катынь. Допустим, была проведена преступная репрессия, расстрел 20 тысяч пленных польских офицеров (дело вообще темное и убедительного завершения не получившее). Но как ее представляет А.Адамович японцам: «Хатынь – деревня под Минском, где кладбище-мемориал белорусских деревень, сожженных немецкими фашистами вместе с людьми. Люди сгорели заживо, как и в Хиросиме, – больше 100 тысяч… Хатынь и Катынь звучат похоже, да и по сути одно и то же: геноцид» («Мы – шестидесятники», с. 240).

И так все – любое отрицательное явление нашей жизни доводится в его отрицании до высшей градации абсолютного зла. Почему же Катынь (и даже Хиросима) – геноцид, то есть уничтожение народа, его генетического корня? Никак гибель пленных офицеров не могла поставить под угрозу само существование поляков как народа. В Хатыни был признак попытки геноцида, потому что такой утопический план был прямо заявлен нацистами. У людей, которых в течение многих лет бомбардировали такими утверждениями, разрушали способность измерять и взвешивать явления, а значит, адекватно ориентироваться в реальности. В структуре мышления молодого поколения это очень заметно.

Вот, уже два года мы ведем в Интернете разговор о причинах крушения советского строя. И видно, как широко распространилась и глубоко проникла в сознание эта склонность – исключать меру из рассуждений. Один из собеседников, Б., написал, например, что СССР рухнул, когда «еда кончилась». И как довод привел тот факт, что он как-то вез продукты в картонном ящике родственникам в Казань из Москвы.

Здесь – перескок всех градаций сразу до абсолютной – "еда в СССР кончилась". В результате утверждение становится иррациональным. Ведь вез-то он еду из Москвы, а не из Парижа! Значит, еда не кончилась, она по какой-то причине была так распределена в пространстве, что людям приходилось мучиться, перевозя какую-то ее часть в картонных ящиках (это – иная проблема, нежели «еда кончилась», и водораздел между этими двумя проблемами резкий).

Какой казалась эта часть от всего потребляемого продовольствия – зависит от восприятия, а в нем – от чувства меры. Я вспоминаю, что моей семье в Москву дядя привез в 1943 г. из Туркмении жареного бараньего мяса, набитого в коровий желудок, и мы его ковыряли два года, все родственники. Я долго был уверен, что мы прокормились в годы войны именно этим мясом. Потом как-то, не помню почему, стал в уме подсчитывать, сколько за эти годы мы получили продуктов по карточкам, и оказалось, что это мясо было лишь небольшой добавкой – замечательной, приятной, но небольшой.


Некогерентность мышления

Ницше писал: “Величайший прогресс, которого достигли люди, состоит в том, что они учатся правильно умозаключать. Это вовсе не есть нечто естественное, а лишь поздно приобретенное и еще теперь не является господствующим”. Человек может ориентироваться в жизненном пространстве и разумно судить о действительности, то есть делать правильные умозаключения, когда отдельные элементы реальности, выраженные в понятиях, соответствуют друг другу и соединяются в систему – они когерентны, соизмеримы.

Сейчас, когда подведены итоги многих исследований массового сознания в годы перестройки, психологи ввели в оборот термин искусственная шизофренизация сознания. Шизофрения (от греческих слов schizo расщепляю + phren ум, рассудок) – это расщепление сознания. Один из ее характерных симптомов – утрата способности устанавливать связи между отдельными словами и понятиями. Это разрушает связность мышления. Ясно, что если удается “шизофренизовать” сознание, люди оказываются неспособными увязать в логическую систему получаемые ими сообщения. Их рассуждения становятся некогерентными3.

Наличие этого изъяна в антисоветских рассуждениях уже с 60-х годов вызывало нарастающее недоумение. Когда на это робко указывали, собеседник обычно принимал многозначительный вид и говорил что-нибудь туманное. Мол, сам понимаешь, мы многого не можем еще сказать. Помню, в 1974 г. я был в колхозе, и один из аспирантов нашего института, талантливый А.Каплан, сидя на койке, толкал какую-то очень концептуальную антисоветскую речь, в которой эта пресловутая некогерентность была представлена в самом чистом виде. Я сказал: “Каплан, ты м…к! Почему у тебя антисоветчина доведена до такого уровня идиотизма? Ведь каждое утверждение не согласуется с предыдущим”. Каплан вспыхнул: “Вот это по-расейски! Иди, доноси на меня”. Странно, как талант, о котором я был столько наслышан в Институте, сочетается с такой тупостью. Впрочем, вскоре после этого талант уплыл в США в водах “третьей волны”, а там стал чем-то торговать, весьма успешно. Даже приезжал в Институт хвастаться, такой простодушный парень.

Но с тех пор я стал приглядываться к антисоветским рассуждениям с этой меркой, и пришел к выводу, что некогерентность – их родовой признак. Тогда, например, вошло в моду понятие “наш деревянный рубль”. Помню, как ярко прозвучало оно однажды на бензоколонке. Два молодых человека вылезли из машины и, продолжая разговор, проклинали наши “деревянные”. При этом один из них сунул в окошечко три рубля и наполнил бак бензином (тогда он стоил 9,5 коп. за литр). Я подумал: что за кретин? Получает на рубль десять литров прекрасного бензина – и презрительно называет этот рубль “деревянным”!

А уж во время перестройки антисоветские рассуждения стали настолько бессвязными и внутренне противоречивыми, что многие всерьез поверили, будто жителей крупных городов кто-то облучал неведомыми “психотропными” лучами. Причем бессвязность мышления одинаково проявлялась и у ораторов, и у их слушателей – если все настраивались на антисоветскую волну. Вот, выступает писатель и депутат А.Адамович в 1989 г. в МГУ: «Запад благодарен Горбачеву еще и за то, что он „изнутри“ остановил процесс разрушения демократии в странах третьего мира».

И ни один профессор, доцент, студент или хотя бы уборщица нашего лучшего университета не крикнет ему: “Вы спятили, Адамович?” Вдумайтесь в его утверждение. Что Запад благодарен Горбачеву, это понятно. Но, оказывается, помимо всех его заслуг перед Западом он еще и защитил демократию в третьем мире! Были там у власти демократы Мобуту, Сомоса, Маркос с Сухарто, но в 80-е годы возник «процесс разрушения демократии в странах третьего мира» – то одного прогонят, то другого, заменят на выборную гражданскую власть. Но Горбачев “изнутри” этот процесс остановил. Вот, значит, кто из кресла Генерального секретаря КПСС сумел подгадить Сальвадору Альенде! А потом и Пиночет защитил демократию – и за это Запад благодарен Горбачеву.

На бредовых умозаключениях, с разрывами в логике, строились целые доктрины. Летом 1988 г. мне довелось быть в Таллине и беседовать с руководителями Народного фронта Эстонии. Один из них, международный журналист, еженедельно выезжавший на Запад за консультациями, так излагал планы “республиканского хозрасчета”: Эстония будет продавать сливки и масло на Запад по мировым ценам, валюта потечет к ней рекой, и на эти деньги эстонцы построят лучшие в мире курорты и станут богаче всех. Я спросил, а что будет, если и РСФСР станет продавать Эстонии нефть по мировым ценам и за валюту – хватит ли на это прибыли от сливок? Он искренне удивился и сказал: “Как вы можете такое говорить! Ведь СССР – социалистическая страна, как же можно требовать с нашей республики доллары за нефть!” Больше всего потрясало, что он это говорил искренне.

За время вызревания антисоветского проекта в нем сложилась какая-то особая, расщепленная логика, противоречащая здравому смыслу. Чем дальше, тем больше даже в разговорах с друзьями мне начинало казаться, что они играют со мной в какую-то дьявольскую игру – не может же человек не видеть, что у него одна часть утверждения отвергает другую!

В начале 90-х годов журнал Российской Академии наук “Человек” учредил рубрику, где давал якобы непредвзятые истинные факты, отражающие ужасное влияние советского строя на жизнь страны. Конечно, читатель, увидев целые страницы, покрытые цифрами, начинает верить составителям – кто же будет в этих цифрах копаться! Но я случайно вчитался в раздел, посвященный катастрофе на Чернобыльской АЭС – и опять возникло это старое тягостное чувство. Дайте себе труд тоже вчитаться в такой количественный довод об ужасном воздействии АЭС, построенной коммунистами, и вообще атомной программы на здоровье граждан:

“В начале 1992 г. было зарегистрировано 1 366 742 человека, подвергшихся радиационному воздействию в связи с аварией на Чернобыльской АЭС. Из них:

1. ликвидаторы – 119 400 человек,

2. эвакуированные – 6 471 человек,

3. население – 1 209 929 человек.

4. дети ликвидаторов – 31 580 человек…

Смертность по группам первичного учета за 1990-1991 гг. (на 1000 человек) увеличилась по 1-й группе с 4,6 случаев до 4,8; по 2-й группе – с 1,99 до 2,1; снизилась по 3-й группе с 22,79 до 14,7; по 4-й группе с 19,4 до 6,9” (“Человек”, 1993, № 4).

Что может из этого понять человек? Посудите сами, произведя несложный расчет. Из указанного числа пострадавших в 1990 г. умерло 28 749 человек, а в 1991 г. 18 179 человек. О чем вообще говорит снижение смертности? О том, что радиационное заражение благотворно сказывается на здоровье? Или о том, что действительно пострадавшие вдруг все решили умереть в 1990 г.? Как иначе может за год так сильно упасть уровень смертности населения (а это 88,5% всех пострадавших). Значит, весь этот страшный кусок журнала и не рассчитан на то, чтобы читатель вникнул в смысл данных – они его просто должны заворожить. А вывод ему подсказывают составители.

А дальше – столь же страшные данные о заболеваемости жителей Алтайского края, которые подверглись облучению при испытаниях ядерного оружия на Семипалатинском полигоне: “С 1980 по 1990 г. заболеваемость злокачественными новообразованиями возросла в этом крае с 276 до 286 случаев на 100 тыс. населения”. Итак, в зоне испытания прирост заболеваемости онкологическими болезнями составил за 10 лет ровно 10 случаев на 100 тыс. человек. И что это значит? Много это или мало?

Посудите сами: с 1980 по 1985 г., всего за 5 лет, прирост числа заболевших злокачественными новообразованиями по России в целом составил 16 случаев на 100 тыс. человек, а с 1985 по 1990 г., – 17. То есть за те же десять лет 1980-1990 гг., которые взяли авторы журнала – прирост в 33 случая! Если следовать логике, то надо сделать вывод, что ядерные испытания очень полезны для здоровья.

В действительности цифры, приведенные авторами журнала, ни о чем не говорят – слишком много факторов влияют на заболеваемость… Но читатель воспринимает сообщение в контексте, а общий смысл всей публикации заключается в том, что ядерными испытаниями СССР губил свой народ. И эта подлая манипуляция сознанием ведется в журнале Российской Академии наук! Как не стыдно его главному редактору Борису Юдину, с которым я проработал много лет.

Уж если брать заболеваемость раком за критерий отношения государства к людям, то написали бы, что за пятилетие реформ, с 1993 по 1998 г., прирост составил 26 случаев на 100 тысяч. Это каждый может найти в «Российском статистическом ежегоднике», который издается Госкомстатом РФ.

Академический журнал предоставил свои страницы для примитивной антисоветской пропаганды, деятели которой даже не потрудились подобрать сведения, подтверждающие их идеологические тезисы. Настолько они были уверены в магической силе слова и числа, которая отключает у читателя способность к самостоятельному мышлению.

Дальше в журнале опубликованы материалы обсуждения книги американских авторов, профессора Джорджтаунского университета М.Фешбаха и журналиста А,Френдли-младшего “Экоцид в СССР” (М., 1992, тираж 20 000 экз.). Опять экоцид – не больше и не меньше! Как сказано во введении, “книга стала шоком для тех, кто прочел ее”. В целом, профессора для этого обсуждения были подобраны так, что вышел очередной антисоветский шабаш. Такого пошиба, что сегодня, думаю, многие из них с удовольствием вымарали бы свои фамилии. И все-таки был там один, врач-гигиенист питания Л.М.Прихожан, который не постеснялся сказать: “Я должен сказать, что, к сожалению, книга мне не понравилась. Вы, уважаемые коллеги, представляете науку, я же санитарный врач и всю жизнь занимаюсь практическими вопросами гигиены питания. Увы, большая часть того, что написано авторами о питании – это чушь. Прежде всего – нитраты, которым уделено 90% текста. Как вы знаете, нитраты – естественный продукт жизнедеятельности азотобразующих микробов в почве. Они есть всегда и везде. Действительно, установлено, что в каких-то определенных ситуациях нитраты могут превращаться в нитриты, а те в свою очередь в нитрозамины – потенциальные канцерогены. Причем, тоже только в определенных условиях… Почему же возник такой “нитратный” бум? В конце концов, с вареной колбасой и сосисками вы получаете нитриты в чистом виде, и ни у кого это не вызывает отрицательных эмоций”.

Этот врач-гигиенист постеснялся назвать вещи своими именами. Перед ним были не “уважаемые коллеги, представляющие науку”, а солдаты идеологического фронта, которые с середины 80-х годов использовали экологическую тематику как забойную тему в манипуляция сознанием при разрушении СССР. “Нитратный” психоз – замечательный тому пример.

На одном утверждении с рваной логикой остановлюсь подробнее, очень уж оно глубоко засело в мышлении нашей научно-технической интеллигенции. До сих пор остается непререкаемой догмой. Так получилось, что с 1990 г. меня неоднократно привлекали к экспертизе важных законопроектов. Явное расщепление логики в документах часто вызывало шок. Вот проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Подготовлен научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, других интеллектуалов. И совершенно несовместимые друг с другом бредовые утверждения. Одно из них гласит: “В нашем обществе практически отсутствует инновационная активность!”

Ну подумали бы, может ли в принципе существовать такое общество. Инновационная активность – биологическое свойство человека. А если говорить об экономике, то как обвинение советскому строю сами же «перестройщики» всегда утверждали, что советская экономика в основном работала на оборону. Но в производстве оружия инновационный потенциал советской промышленности был вне всяких сомнений исключительно высок. Даже, можно сказать, необъяснимо высок. Выходит, советская экономика в основной своей части была высоко инновационной – исходя из их же посылок.

Но вопрос глубже. Советский строй как раз породил необычный, исключительно сильный всплеск инновационной активности, как говорят, придал ей эсхатологический хаpактеp. В литеpатуpной фоpме философский смысл этого явления выpазил Андpей Платонов в своей повести «Ювенильное моpе». А Николай Беpдяев писал в Паpиже: «Оpигинально в советской коммунистической России то духовное явление, котоpое обнаpуживается в отношении к техническому стpоительству. Тут действительно есть что-то небывалое, явление нового духовного типа. И это-то и пpоизводит жуткое впечатление своей эсхатологией, обpатной эсхатологии хpистианской».

Таким образом, антисоветские идеологи как будто специально ищут, что бы сказать такое, чтобы противоречило реальности самым кричащим образом, отрицало именно то, что является общеизвестной сущностной чертой советского строя. Сама пресловутая проблема «трудности внедрения» была порождена огромным избытком изобретательской активности и понятным недовольством массы изобретателей. Там, где этой массы изобретателей нет, людям вообще не понятно, о чем идет речь, что за проблемы такие.

Инновациям, которые рождались в советском обществе и несли отпечаток «русского стиля мышления», было присуще необычное сочетание фундаментальности с размахом. Советские ученые и инженеры проектировали большие межконтинентальные технические системы, дававшие огромный эффект. Взять хотя бы единую систему железных дорог. Делегация государственной администрации железных дорог США, ознакомившись не так давно с этой системой, назвала ее «чудом ХХ века». Ведь она пропускала в советское время через километр пути в 6 раз больше грузов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии. Прикиньте разницу! То же можно сказать и о Единой энергетической системе. Потому-то такие усилия прилагает команда реформаторов-бойцов, чтобы эти системы уничтожить.

Мне посчастливилось познакомиться и беседовать с замечательным нашим ученым и изобретателем И.Петряновым-Соколовым, настоящим сыном советской цивилизации. Он рассказывал, как действовала наша инновационная система в 40-60-е годы – ведь ничего похожего не было на Западе, там приходилось брать большими деньгами. Сам он – автор изобретений, которыми пользуется весь мир (кстати, бесплатно). Взять хотя бы «фильтр Петрянова», основу современных респираторов.

Расскажу маленькую историю. В 1992 г. сотрудник нашего Аналитического центра стал в правительстве Гайдара министром науки и даже вице-премьером. Приехала к нам высокопоставленная делегация министерства науки ФРГ – зачем-то обсуждать их опыт уничтожения Академии наук ГДР. Утром эта делегация посещала какой-нибудь научный центр, а после обеда они приезжали к нам, и в узком кругу мы вели непринужденные и поучительные беседы. Как-то раз они вернулись из экскурсии в подавленном состоянии. Они посетили лабораторию Петрянова-Соколова, в которой работало всего пятеро глубоких стариков (ему самому тогда было 85 лет, а это были его старые сотрудники). Они показали немцам, какой ответ приготовили на угрозу «звездных войн».

Речь шла о защите наших ракет против действия космических лазерных пушек. Зная параметры лазерного излучения, эти люди подобрали вещества, которые при ударе лазерного луча испарялись, образуя аэрозоль с такой величиной частиц, что электромагнитные волны вступали с ними в интерференцию, и луч рассеивался. Этого было достаточно, чтобы удельная интенсивность воздействия на металл становилась недостаточной для пробивания корпуса ракеты. Старики сделали из этого вещества «краску» и вручную красили образцы для испытаний. Обработка ракеты обошлась бы в 50 долларов. Повидав все это своими глазами, немцы очень сильно приуныли.

Да, нам казалось, что наша система НИОКР недостаточно инновационна, иначе она бы завалила нас миллионом наименований отечественных товаров точно такого же качества, как на Западе. Но это бредовое умозаключение могло быть воспринято именно только сознанием с разорванной логикой. Мы жили в техносфере, созданной почти исключительно усилиями собственной инновационной системы – при том, что ее ресурсное обеспечение было несравнимо меньшим (на два порядка!), чем у Запада. Кстати, потому пришедшая к власти антисоветская клика и науку первым делом стала уничтожать, даже до железных дорог.

А вообще, инновационная активность была присуща советским людям в очень высокой степени и проявлялась широко и самым необычным образом. Такого движения изобретателей, как у нас, не наблюдалось нигде в мире. Вот, пишет социолог-криминалист (Н.Г.Шурухнов. Личность пенитенциарного преступника. – СОЦИС, 1993, № 8): "В одном из ИТУ УИД МВД Киргизии был обнаружен компактный реактивный двигатель, с помощью которого предпринималась попытка покинуть пределы колонии и таким образом совершить побег. Исходя из сложности и оригинальности конструкции, оперативные работники предположили, что его мог изготовить осужденный М., который имел среднетехническое образование (закончил авиационный техникум), выписывал технические журналы, неоднократно изготовлял различные технические усовершенствования, вносил рационализаторские предложения и т.п…

Осужденный К., отбывавший наказание в одном из ИТУ УВД Винницкой области, пытался совершить побег с помощью дельтаплана. На участке деревообработки он достал рулон наждачной бумаги на тканевой основе, замочил его в пожарном водоеме (чтобы извлечь ткань), изготовил металлические и деревянные конструкции. На плоской крыше (с которой предполагалось начать полет) одного из цехов укрепил ролики и натяжной шнур…".

Я читал в Испании аспирантам лекции о русской и советской культуре и привел этот пример. Люди слушали с недоверием – ничего подобного, даже отдаленно, они не могли себе представить не только в отношении заключенных испанских тюрем, но и в приложении к нормальной университетской публике. А для советских зеков, “осужденного М. и осужденного К.”, такой инновационный подход к делу был вполне нормальным – они в этой атмосфере были с детства воспитаны.

Надо сказать, что стандарты алогичного, бессвязного мышления задавали и задают люди, носящие самые высокие научные титулы. Вот академик, почетный президент Российского общества социологов Т.И.Заславская в конце 1995 г. на международном форуме “Россия в поисках будущего” делает главный, программный доклад. Читаешь, и охватывает тягостное чувство. Например, поминается дефицит. Он якобы преодолен благодаря повышению цен. Вот какая дается трактовка: “Это – крупное социальное достижение… Но за насыщение потребительского рынка людям пришлось заплатить обесцениванием сбережений и резким падением реальных доходов. Сейчас средний доход российской семьи в три раза ниже уровня, позволяющего, согласно общественному мнению, жить нормально”.

На мой взгляд, это просто разновидность шизофрении, острого расщепления сознания. Людей сбросили в бедность, они не могут покупать продукты и, таким образом, выброшены с рынка – а социолог называет это “крупным социальным достижением”! И ведь обе части утверждения делает один и тот же человек в одном и том же абзаце.

Вдумаемся в такое умозаключение: “Что касается экономических интересов и поведения массовых социальных групп, то проведенная приватизация пока не оказала на них существенного влияния… Прямую зависимость заработка от личных усилий видят лишь 7% работников, остальные считают главными путями к успеху использование родственных и социальных связей, спекуляцию, мошенничество и т.д.”.

Итак, 93% работников не могут теперь нормально жить за счет честного труда, а вынуждены искать сомнительные (часто преступные) источники дохода – а социолог считает, что приватизация не повлияла на экономические интересы и поведение. Где же логика?

А вот советник Путина по экономическим вопросам А.Илларионов говорит в интервью (в апреле 1999 г.): «Выбор, сделанный весной 1992 года, оказался выбором в пользу социализма… – социализма в общепринятом международном понимании этого слова. В эти годы были колебания в экономической политике, она сдвигалась то „вправо“, то „влево“. Но суть ее оставалась прежней – социалистической».

Неужели не видно, что это – абсурд, если только не сознательное издевательство над публикой? Политика Гайдара и Чубайса – это социализм! Кстати, Заславская говорит, что приватизация «не оказала существенного влияния», а Илларионов, наоборот, хвастается тем, что “благодаря пинку Гайдара Россия… всего через два с небольшим года реформ радикально изменилась”. И оба правы, оба корифеи.

Люди, проклинающие советский строй, очень часто противоречат сами себе таким странным образом, что поначалу даже не веришь в их искренность. Но потом видишь, что они совершенно искренни, и от этого становится совсем тяжело на душе. Два года назад я поехал в Киев. В купе нас было трое. Мои молодые попутчики оказались оба русскими и оба недавними офицерами – летчик и ракетчик. И оба были предпринимателями, ездили в Москву по делам. Я было приуныл – сейчас достанут водку и придется минимум полбутылки с ними выпить, а годы уже не те. Но, оказалось, и время не то, и офицеры не те. Каждый из них достал по двухлитровой пластиковой бутылке с какими-то водами, они стали понемногу прихлебывать каждый из своей бутылки, после чего аккуратно завинчивать пробочку. Угроза моему здоровью миновала, есть и в буржуазной культуре хорошие стороны.

Стали они вспоминать свое армейское прошлое и вперемешку рассказывать о своем бизнесе. Летчик служил в Германии, с восторгом говорил, какие замечательные самолеты пришли на вооружение в конце 80-х. До этого они с трудом могли тягаться с «фантомами», так что боевые наставления предписывали им в крайнем случае идти на таран. А теперь хороший летчик мог надеяться на свою технику – все были счастливы, на новый уровень вышли. Видно было, что этот человек был просто влюблен в свой СУ.

С бизнесом у него было дело похуже – сейчас ему приходилось прятаться от кредиторов и он опасался за безопасность семьи. Он владел (на началах какой-то «бесплатной аренды») всей сетью холодильных установок на Южном берегу Крыма и всей торговлей мороженым. Свое производство прекрасного в прошлом мороженого на Украине почему-то свернули, и он покупал импортное – похуже, но без проблем. И вот, энергетики вдруг отключили у него электричество, и партия мороженого пропала. Он остался на мели и не знает, как выкрутиться.

Попутчик, специалист-электронщик по системам управления ракет, был видным менеджером фирмы, возникшей в академическом Институте кибернетики, он принял живое участие в судьбе летчика и стал думать, на какие кнопки он может нажать, чтобы кредиторы «выключили счетчик».

Как-то они и меня втянули в разговор, и я спросил, как же получилось, что они, молодые образованные и опытные люди, взяв в свои руки рычаги управления хозяйством, привели его в такое плачевное состояние. Как они возмутились и разволновались. Что вы говорите! Это была система, которая абсолютно ничего не смогла создать и построить! Нам пришлось начинать на голом месте, вот мы и бьемся, как рыба об лед.

Я ушам не мог поверить – смеются они, что ли? Нет, именно взволнованы и уверены, что говорят очевидные и убедительные вещи. Советская система ничего не смогла создать! Но ведь ты только что говорил, что получил целую сеть современных холодильных установок, которые еще недавно бесперебойно снабжали мороженым миллион, если не больше, отдыхающих. Как вяжутся между собой эти два твоих же утверждения? К этим холодильникам было подведено электричество, которое раньше никогда никто не отключал, даже мысли такой не могло никому придти. И мороженое было прекрасное, не то что импортная подкрашенная дрянь. Разве все это не создано и не построено? Разве получить это называется «начать на голом месте»?

А минутой раньше ты взахлеб рассказывал о СУ-27, на котором ты летал и поплевывал на «фантомы». Разве эти СУ не были «созданы и построены»? Твой собеседник сегодня зашибает большие деньги на том, что продает разработки Института кибернетики, делавшего лучшие в мире системы управления ракетами. Разве этот институт с неба свалился? Разве он не был «создан и построен» в советской системе? Кончатся скоро его ресурсы (как до этого пожаловался сам менеджер), и нечем тебе будет торговать. И это называется «начать на голом месте».

Когда я попытался именно в таком свете представить дело, мои попутчики расстроились, замолчали, но нисколько со мной не согласились. Может, они и впрямь считали, что при советском строе все было обязано появляться из воздуха? И появлялось – а система и воспитанные ею люди были ни при чем. Надо только сказать, что эта установка, смертельная для советского строя, вовсе не является принципиально антисоветской. Она есть следствие избалованности очень большой части советской молодежи как предпосылки для поверхностного, но очень активного антисоветизма. Об этом писал Ортега-и-Гассет: «Избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна, как природа».

При таком способе рассуждений нельзя не только ответить, но даже внятно поставить вопрос, который буквально висит в воздухе: чего мы все-таки хотим? И дело не в лицах. За моими собеседниками – целые социальные слои. Вот, ученые выходят на площадь, картинно несут бутафорский гроб “российской науки”. Чего они хотят? Ведь не может политический режим, который они сами приводили к власти, содержать большую науку. Не только не может, но даже не может этого желать, ибо весь смысл его существования – ликвидация советской цивилизации. Это настолько ясно выразили все идеологи “демократов”, что не знать этого ученые не могут. Однако я ни разу не слыхал, чтобы какое-то собрание ученых, пусть даже одной лаборатории, ясно сказало: наша поддержка антисоветского поворота была ошибкой. Нет, они предпочитают таскать свой гроб, устраивать голодовки и критиковать режим за «недооценку науки» – без единого шанса на успех.

Речь не только об антисоветских «демократах». Острая некогерентность рассуждений отличает и многих русских патриотов. Она возникает уже оттого, что каждый копает свою золотую жилу, создавая хор несовместимых утверждений. Одному хочется напечатать мемуары замученного большевиками (в 1945 году!) генерала Краснова, другой увлекся патриотом Столыпиным, третий – народным вождем Махно. И никто не может четко определить, чего же он хочет. Чуть ли не все наши патриоты воспроизводят, пусть в более мягкой форме, “синдром Солженицына”. То он всеми средствами, беззаветно уничтожал советский строй – а теперь нос воротит от нового порядка. Мне даже порой становилось обидно за Ельцина и Чубайса – ну чем ему не угодили? Ведь уничтожили СССР – разве не об этом мечтали Александр Исаевич и его соратники.

У многих в голове застряла иллюзия, будто можно было уничтожить советский строй безболезненно, даже с экономическим и культурным подъемом России. Ни у кого не удается получить ответа на вопрос: а как бы надо было уничтожить строй жизни, чтобы при этом возникло процветание? И чего бы ты хотел вместо советского строя – так, чтобы это отвечало твоим желаниям, но было мало-мальски возможно в данной нам реальности.

При этом в своих проклятьях советскому строю они создают уродливый образ с несоизмеримыми частями. Вот, в газете «Завтра» (2000, № 10) большая статья известного писателя Д.Балашова «Зюганов, побеждай». Коктейль из антикоммунизма, патетического патриотизма и любви к КПРФ. Начинается статья с такого образа Отечественной войны: "И затравленный, ограбленный, раскулаченный народ пошел умирать «За Родину, за Сталина».

Что с исторической памятью у этого автора исторических романов? Сказать, что к 1941 г. русские были затравленным народом! Королев и Чкалов, Жуков и Василевский, Стаханов и Шолохов – порождение затравленного народа? Скорее всего, Д.Балашов вообще не понимает, в чем смысл такого исторического явления, как Стаханов – тут он остался на уровне «Британской энциклопедии», хоть и является русским патриотом.

Слышал я от одного военного, разведчика, а после войны известного ученого, что главное отличие советского и немецкого солдата на фронте было в следующем. Когда у немцев убивали офицера, это производило довольно длительное замешательство, что в скоротечном бою часто решало исход дела. Когда убивали офицера у наших, тут же поднимался сержант и кричал: «Я командир, слушай мою команду». Убивали сержанта – поднимался с тем же криком рядовой. Большинство солдат обладали ответственностью, волей и готовностью быть командиром. Это значит, что народ именно не был затравленным, он был духовно свободным.

Был ли он ограбленным? Кто его ограбил – Сталин? Куда делось награбленное? Каково было распределение доходов среди населения? До советской власти и после советской власти огромные средства изымались у подавляющего большинства населения, вывозились за рубеж и использовались на расточительное потребление меньшинства. Сейчас «новые русские», заполучив собственность и вогнав большинство населения в бедность, не только скупают виллы на Западе, но еще и импортируют для своих баб на 2 миллиарда долларов золотых украшений и драгоценных камней в год! Чем они их оплачивают? Куском хлеба, вырванным изо рта ребенка. Казалось бы, именно это состояние можно назвать ограблением народа. Ан нет, писатель применяет термин в совершенно обратном смысле.

Назвать же советский народ раскулаченным – вообще нелепость. И дело не только в реальных масштабах раскулачивания (1,5% советских семей – это много, но это все же не весь народ). Дело в том, что «раскулачивал»-то как раз народ. Коллективизация во многом потому и стала страшным делом, что ее вели крестьяне – это была внутридеревенская гражданская война (тип ее трагически описал А.Платонов в «Чевенгуре»).

Можно было обвинять советскую власть именно за то, что она натравила народ на кулаков и плохо следила за тем, чтобы народ не перебарщивал, не превышал разрешенную разнарядку. Было бы разумно сказать на месте Д.Балашова, что, мол, не только народ, но даже и раскулаченные пошли воевать. Но считать, что народом были именно кулаки, а 98,5% «нераскулаченных» были не-народом – верх нелепости. И тот факт, что этого не замечал ни сам Балашов, ни редакторы газет, что его печатали, говорит о поражении мышления.


Гипостазирование

В антисоветском мышлении проявилась в гипертрофированном виде общая склонность интеллигенции к гипостазированию. До такой степени, что это стало, на мой взгляд, родовым признаком антисоветских рассуждений.

Не хотелось бы, конечно, вводить иностранное слово, но трудно подобрать краткий русский эквивалент слову гипостазирование. В словаре читаем: "Гипостазирование (греч. hypostasis – сущность, субстанция) – присущее идеализму приписывание абстрактным понятиям самостоятельного существования. В другом смысле – возведение в ранг самостоятельно существующего объекта (субстанции) того, что в действительности является лишь свойством, отношением чего-либо".

Когда пробегаешь в уме историю созревания антисоветского проекта, поражает эта склонность изобретать абстрактные, туманные термины, а затем создавать в воображении образ некоего явления и уже считать его реальностью и даже порой чем-то жизненно важным. Эти размытые образы становятся дороги человеку, их совокупность образует для него целый живой мир, в котором он легко и, главное, бездумно ориентируется. Образы эти не опираются на хорошо разработанные понятия, а обозначаются словом, которое приобретает магическую силу. Будучи на деле бессодержательными (слова-амёбы), такие слова как будто обладают большой объяснительной способностью. Сказал, например, «казарменный социализм» – и вроде все понятно.

Это свойство идеалистического мышления играет большую роль в культуре человека массы и делает его очень податливым к манипуляции его сознанием. Маркс в «Капитале» приводит строку из «Фауста» Гете:

Коль скоро недочет в понятиях случится,

Их можно словом заменить.

Так оно и происходит: какое-то второстепенное свойство возвышается до уровня сущего, для него изобретается многозначительное слово, а потом выстраивается образ, который очаровывает податливую публику. Еще в прошлом веке Ле Бон («Макиавелли массового общества», как назвали его недавно) писал: «Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу. Таков, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т.д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл».

Осознание образованными людьми этого дефекта их мышления затрудняется кажущимся парадоксом: именно крайне рационалистический тип мышления, давшего человеку главный метод науки, при выходе за стены лаборатории может послужить средством разрушения логики (рациональности). Крупный современный экономист Л. фон Мизес предупреждал: «Склонность к гипостазированию, т.е. к приписыванию реального содержания выстроенным в уме концепциям – худший враг логического мышления».

Кстати, наши антисоветские экономисты только этим и занимались во время перестройки – и занимаются сегодня. Вспомните тот бум, в результате которого чуть ли не главным в нашей жизни сделали образ экономической эффективности – выстроенной в уме абстрактной концепции, взятой к тому же из совершенно иной хозяйственной системы. Чистейшее гипостазирование.

В созревании антисоветского сознания важную роль сыграл совершенно схоластический спор о том, являлся ли советский строй социализмом или нет. Как о чем-то реально существующем спорили, что это такое – мутантный социализм? мобилизационный социализм? казарменный социализм? феодальный социализм? Хотелось крикнуть этим впавшим в гипостазирование интеллектуалам: «Назовите хоть горшком, только в печку не ставьте!».

Вот что пишет профессор МГУ А.П.Бутенко в академическом журнале в октябре 1994 г. о советском строе: «Был создан не социализм, а общество-монстр, двуликий Янус, клявшийся в своей верности людям труда, которым он бросал подачки с барского стола, но верой и правдой служил бюрократии, номенклатуре. Именно это общество – казарменный псевдосоциализм как коммунистическая разновидность тоталитаризма – и было отвергнуто народом, рухнуло, перестало существовать» (СОЦИС, 1994, № 10). Все это – набор слов, не дающих никакого содержательного знания о предмете, но профессор, повторяя эти слова, с небольшими вариациями, почти десять лет, прослыл чуть ли не теоретиком советского строя.

Преодолеть гипостазирование можно, хотя для этого требуются специальные усилия. Но если они удаются, эффект бывает удивительным. Как-то я в Испании читал лекцию о советском строе, а там публика крайне индоктринирована – относительно СССР она мыслит вбитыми в голову штампами, и любая попытка поставить их под сомнение сразу вызывает недоверие к говорящему. Я предложил аудитории заключить на время лекции такой пакт: не употреблять никаких идеологических понятий, которые не имеют прямой связи с элементарными, однозначно трактуемыми сущностями. Например, слова «социализм» или «тоталитаризм» слишком абстрактны, о них можно спорить до бесконечности. А слова «литр молока» понимаются всеми нами одинаково (можно даже уточнить – «литр молока жирностью 3,2%»). Так давайте, говорю, рассмотрим, что такое был советский строй именно в таких, однозначно понимаемых («абсолютных») терминах.

Посмотрим, как питались люди, какие жилища имели, как они отапливались, чем люди болели, сколько их гибло от рук убийцы, чего они боялись и т.д. Нарисуем бесхитростный портрет советского жизнеустройства – без всякого символизма и сюрреализма. Этот подход вдруг показался людям таким понятным и интересным, что я сам никак не мог ожидать. Слушатели сами предложили необычные для нас ракурсы. Например, родители чрезвычайно высоко оценили отсутствие в советском жизнеустройстве сильной наркомафии, растлевающей подростков. Одна женщина сказала, что это качество в ее глазах перевешивает нехватку комфорта и очереди, все это мелочь по сравнению с реальной опасностью потерять сына-подростка, которая превращает жизнь родителей в ад. Если бы я после того разговора привел рассуждения проф. Бутенко о псевдосоциализме, Янусе и пр., это вызвало бы недоумение – что за чушь несет этот схоласт?

Вся перестройка была проведена под знаком борьбы с тоталитаризмом. Что это за чудовище, ради убийства которого не жалко полстраны уморить? Это чисто идеологическое понятие, не имеющее жесткого, абсолютного значения. Тоталитаризм Брежнева! Такая же чушь, как и «демократия Ельцина». Но, употребляя эти понятия, идеологи могут парализовать здравый смысл даже у очень знающих людей.

29 августа 2001 г. я участвовал в «круглом столе», собранном в «Литературной газете» и посвященном интригующей теме: куда девается природная рента (то есть доход от земли и ее недр) в нынешней РФ? Были видные специалисты и ведущие экономисты, включая академиков Д.С.Львова и В.В.Ивантера. Вел заседание А.С.Ципко. Спора не было – все знают, что рента, вопреки закону, отдается «крупному капиталу». В общем, все признали и тот факт, что эта рента изымается ими из хозяйства, оно хиреет и никак не позволит сносно жить большинству народа. Говорили, что надо нам учиться у Индонезии, где 15 семейств владеют 80% богатства, у Бразилии, где половина населения не имеет дохода – как-то уживаются, хотя и с пулеметами на крышах в приличных кварталах. Кто-то говорил о грядущей остановке добычи газа и нефти – не вкладывают олигархи денег в разведку и обустройство новых месторождений, о том, что за десять лет в стране не построено ни одного не то что завода, а цеха.

Все при этом также были согласны в том, что при советском строе рента обращалась в капиталовложения – как в хозяйство, так и в науку. Один экономист в качестве шутки сказал, что и сейчас можно было бы воссоздать Госплан для изъятия и использования природной ренты. Но, как добавил он, для этого необходим тоталитаризм. И почти все засмеялись – нет, они не хотят тоталитаризма, они хотят демократии. И продолжили – как лучше наладить взаимодействие правительства с олигархами, по мелочам. У меня мелькнула мысль, что за одним столом сидят люди и людоеды – и обсуждают кухонную утварь. Так велика была магия слова тоталитаризм, что даже почтенные академики не решились сказать: господа, что за чушь вы говорите! Все эти идеологические бирюльки имеют ничтожное значение по сравнению с тем, что страна в этой системе экономики явно не может выжить – вот о чем должны думать экономисты.

Сильное воздействие гипостазирования на мышление подрывает способность к рефлексии, к анализу своих решений и их последствий. В начале 1989 г. лишь 10% опрошенных считали, что в ближайшие годы экономическое положение в стране ухудшится (59% считали, что «улучшится», 28% – что «останется без изменений»). Нас здесь особенно интересуют установки интеллигенции: она в значительной своей части хотела именно капитализма, причем в его западной версии, ждала его от бригады «Горбачева-Ельцина» и считала, что с ним придет благоденствие.

Что же говорили эти люди в разгар реформы, после слома советской системы хозяйства? Вот каковы ответы в сентябре 1995 г. людей с высшим и незаконченным высшим образованием (по данным ВЦИОМ). На вопрос об экономическом положении России в настоящее время ответили: плохое – 52,5%; очень плохое – 26,8%. Это – признание полного краха экономических иллюзий. «Самые тяжелые времена еще впереди» – 54,2%. «Они уже позади» – 7,8%. Какой глубокий пессимизм – после надежд 1989 г., хотя реформаторы все сделали именно так, как и желала интеллигенция. И, что потрясает больше всего, на вопрос «Что сейчас больше нужно России: порядок или демократия?» – 64,7% интеллигентов ответили: "порядок"! Это – крах демократических иллюзий. Ведь в 1989 г. ориентация на «порядок» считалась свойством реакционного советского мышления, над этим издевались.

Большая часть интеллигенции стала политически апатичной: половина не собиралась участвовать в выборах в Думу. А ведь еще недавно ради свободных многопартийных выборов она была готова сжить со свету нашу тоталитарную «империю зла». В мае 1995 г. уже сравнялось число сторонников плановой и рыночной экономики среди интеллигенции (а у людей с неполным средним образованием их соотношение 4,5:1). Разрушена и западническая иллюзия. В январе 1995 г. 59% опрошенных (в «общем» опросе) согласились с тем, что «западные государства хотят превратить Россию в колонию» и 55 – что «Запад пытается привести Россию к обнищанию и распаду». Но ведь уже и 48% молодых людей с высшим образованием высказали это недоверие Западу.

Но все это – лишь признание в крахе надежд. Из него вовсе не следует, что интеллигенция в массе своей пересмотрела главный антисоветский выбор.

Рассмотрим пару-другую примеров гипостазирования, которые еще сохранились в памяти. У антисоветской интеллигенции было очень сильно расплывчатое убеждение, что во всем «система виновата». Важнейшими причинами наших бед она считала «засилье бюрократов», «уравниловку», «некомпетентность начальства», «наследие сталинизма» – причины, для массового сознания не так уж существенные. И ведь при том, что уравниловку в числе трех первых по важности причин назвали 48,4% интеллигентов, они же проявили удивительную ненависть к «привилегиям начальства» – 64% против 25 в «общем» опросе.

И вот, опираясь на эти стереотипы, Г.Х.Попов запустил в обиход, как нечто сущее, туманный термин "административно-командная система". Если вдуматься, смысла в этом никакого, но словечко было подхвачено прессой, духовными авторитетами, даже получило аббревиатуру – АКС. И стали его употреблять, как будто оно что-то объясняет в советском строе. Как будто это нечто уникальное, созданное в СССР и предопределяющее жизнь именно советского человека. Блуждающий огонек…

На деле любая общественная система имеет свой административно-командный «срез», и иначе просто быть не может. И армия, и церковь, и хор имени Свешникова – все имеет свою административно-командную ипостась, наряду с другими. Антисоветские идеологи, глубокомысленно вещавшие: АКС, АКС… – намекали, что в «цивилизованных» странах, конечно, никакой АКС быть не может, там действуют только экономические рычаги. Но ведь это попросту глупо – любой банк, любая корпорация, не говоря уж о государственных ведомствах, действуют внутри себя как иерархически построенная «административно-командная система», причем с контролем несравненно более жестким, чем был в СССР. Но так людей очаровали этой АКС, что антисоветские документы стали замечательными свидетельствами утраты здравого смысла.

Вот уже упомянутый проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Бредовое требование: «Государство должно воздействовать на хозяйственных субъектов только экономическими методами!» Мол, никакого администрирования. Во всем мире «хозяйственные субъекты» не просто находятся под административным контролем, но и весьма часто оказываются в тюрьме, а у нас, значит, бей их только рублем, да не прямо, а через какие-то мифические экономические механизмы.

Строго говоря, никакая производственная или вообще хозяйствующая организация и не может действовать, если допускает действие экономических критериев на уровне конкретной работы. Как сказал, например, один умный американский организатор НИОКР, для исследователей и инженеров алтарь – законы движения материи, а их боги – функциональные характеристики их изделий и материалов. Экономика – дело высшего управления фирмы, в лабораторию ей вход запрещен. Это – элементарная вещь, но с этой АКС интеллигенции надолго удалось закрутить мозги. Даже историки, прекрасно знавшие, что системы управления и в государстве, и в хозяйстве складываются исторически, а не логически, не исходя из какой-то доктрины, стеснялись прямо сказать, что пресловутая АКС – плод самого примитивного гипостазирования.

В 1988 г. на круглом столе в АН СССР историк К.Ф.Шацилло осторожно объяснял на примере промышленности России начала ХХ века: "Совершенно ясно, что в крупнейшей промышленности, на таких казенных заводах, как Обуховский, Балтийский, Адмиралтейский, Ижорский, заводах военного ведомства, горных заводах Урала капитализмом не пахло, не было абсолютно ни одного элемента, который свойствен политэкономии капитализма. Что такое цена, на заводах не знали; что такое прибыль – не знали, что такое себестоимость, амортизация и т.д. и т.п. – не знали. А что было? Был административно-командный метод: постройте четыре броненосца и скажите, сколько заплатить; желательно построить за три года, построили за шесть, ну что же поделаешь?..

А что Сталин стал использовать? Он обратился к тем архаичным, пережиточным, феодальным по существу, командно-административным методам, которые существовали в крупной казенной промышленности до революции" («Россия, 1917 год: выбор исторического пути». Круглый стол историков Октября, 22-23 октября 1988 г. М.: Наука, 1989).

А вспомним ключевое слово перестройки дефицит. В нормальном языке оно означает просто нехватку. Это именно «свойство, отношение чего-то», но из него создали какое-то реально существующее чудовище, чуть ли не главный, чрезвычайно активный субъект нашей жизни. Он как будто подкарауливал каждого советского человека и днем, и ночью и мог напасть на него в самый неожиданный момент в любом месте. Дефицитная экономика! Людей уверили, что во времена Брежнева «мы задыхались от дефицита», а сегодня, мол, никакого дефицита нет, а есть изобилие. Дефицит стал чем-то вроде кобры, танцующей под дудочку факира. Много производили молока – это был дефицит; снизили производство молока вдвое – это изобилие. Ведь это переход к понятийному аппарату шизофреника. И маскируется этот переход путем создания образа из несуществующей ткани, путем извращения смысла слова. Нехватка – это изобилие!

Замечу, что даже в чисто «рыночном» смысле реформа привела именно к опасному дефициту, какого не знала советская торговля. Чтобы увидеть это, надо просто посмотреть статистические справочники. Вот данные Госкомстата СССР, а потом Госкомстата РФ. Обеспеченность розничного товарооборота товарными запасами в розничной торговле (в днях товарооборота) составляла в СССР на 1 января соответствующего года: 1960 – 85 дней, 1970 – 88, 1980 – 77, 1985 – 92, 1986 – 84, 1988 – 69, 1990 – 47 дней. В РФ она составила в 1995 г. 33 дня, и в 1996 г. 39 дней. При этом в 1994 г. из всех товарных ресурсов товарооборота 48% поступило по импорту, а в 1995 г. – 54%.

В советское время нормативные запасы товаров и продуктов в торговле были достаточны для 80 дней нормальной розничной торговли. Если они сокращались ниже этого уровня, это было уже чрезвычайной ситуацией. В ходе реформы товарные запасы снизились до 30-40 дней. А, например, на 1 октября 1998 г. на складах Санкт-Петербурга имелось продуктов и товаров всего на 14 дней торговли. Положение регулируют только невыплатами зарплаты и пенсий. Вот тебе и изобилие.

Профессор из Петербурга, д.э.н. С.А.Дятлов, рассматривая состояние инвестиционной сферы России, пишет в 1997 г.: «Долги по невыплаченной зарплате и пенсиям в два с лишним раза превышают товарные запасы. Оборотные фонды предприятий на 80-90% обеспечиваются кредитами коммерческих банков. Можно говорить о том, что экономика России в ее нынешнем виде – это не только долговая экономика, но и экономика хронического дефицита, скрытого высоким уровнем цен и искусственным сжатием платежеспособного спроса» (С.А.Дятлов. Концепция инвестиционного развития России. – Альманах Центра общественных наук МГУ. М., 1997).

Хорошим лекарством против гипостазирования было бы чтение «Государственных докладов о состоянии здоровья населения РФ», где понятие дефицит употребляется в его строгом, жестком смысле – дефицит белка, дефицит витаминов, дефицит йода и т.д. Там прямо говорится, что реформа привела к массовому дефициту в организме жителей России жизненно важных компонентов – дефициту, немыслимому в советское время. Вот что означает, например, дефицит в его жестком, ограниченном значении: в 1985 г. в РСФСР в среднем на душу населения было потреблено 22,5 кг рыбы и рыбопродуктов, а в 1994 г. – 9,8 кг. Дефицит рыбы как продукта питания – при ее изобилии на прилавках как знака ложного изобилия. Люди, которые приветствуют такое положение, впадают в глубокое гипостазирование.

А вот чрезвычайный пример дефицита, созданного антисоветской реформой, без всякой экономической причины – просто из-за ухода государства от заботы о людях. Государственный доклад 2000 г. «О состоянии здоровья населения Российской федерации в 1999 г.» гласит: «Актуальной экологической проблемой является дефицит йода в биосфере, так как более 70% густонаселенных территорий нашей страны имеют разную степень недостаточности этого микроэлемента. Прекращение йодной профилактики привело к росту в России эндемического зоба и ассоциированных с ним болезней среди больших групп населения, в первую очередь – детей и подростков». Прекращение йодной профилактики! Просто перестали добавлять капельку йода в поваренную соль. Ничего на этом и не сэкономили, просто перестали добавлять. Разумеется, в некоторых областях, по собственной инициативе местные власти или медицинские организации ведут йодирование соли, поставляют ее в детские сады (о таких случаях говорится в Докладе) – но государственная программа прекращена. И огромное число обывателей и не подумает покупать йодированную соль (в четыре раза дороже обычной) – не все же знают о том, что такое эндемичный зоб, а большинство скоро забудет, что такое щитовидная железа.

Другим важным чудовищем, созданным в антисоветском создании, была номенклатура. Слово, которое всего-навсего означает принятый в СССР порядок подбора и назначения кадров на должности высокого уровня в аппарате управления, вдруг обрело статус какого-то чуть ли не живого существа, которое охватило своими щупальцами всю страну и ворочает всеми делами. Задумаемся над очевидным фактом: советский человек стал испытывать почти ненависть к номенклатуре – за то, что она пользовалась «льготами и привилегиями». На этой почве и произошло сотворение Ельцина как временного кумира.

Еще нагляднее, гротескно это проявилось в мышлении западной интеллигенции (прежде всего левой – правые как-то более приземленны, их сказками про льготы не проймешь). Помню, как легко было пpинято на Западе пpедложенное Горбачевым объяснение пpичин политического кpизиса в СССР в конце 80-х годов: номенклатура яpостно боpется за сохpанение стаpого pежима, чтобы не потеpять свои огpомные пpивилегии. У многих испанских коллег я спpашивал, какими пpивилегиями, на их взгляд, обладает номенклатура в СССР? Какие льготы получают ставшие бюpокpатами pабочий, инженеp, учитель и т.д., чтобы эти льготы таким pешительным обpазом повлияли на их сознание? Мне не только никто не дал связного ответа, но и сам этот вопpос ставил в тупик – над ним никто не задумывался. Образ номенклатуры уже жил своей собственной жизнью и не нуждался в конкретных описаниях. Пpесса даже не потpудилась составить пусть мифическую, но мало-мальски связную аpгументацию своей модели, этот даже небольшой тpуд по убеждению читателя или телезpителя был излишен.

Действительно, конкретно об этих льготах в их реальном выражении никто и не думал, образ этих льгот, не имея материального наполнения, был в то же время очень жизненным, это был плод гипостазирования. Ведь холодная логика гласит: любое общество должно создавать верхушке «улучшенные» материальные условия, хотя механизмы создания таких условий различны. Была ли верхушка СССР так уж прожорлива? Нет, в норме советское общество отпускало ей крохи материальных благ.

Как принцип, это было заложено уже в генезис номенклатурной системы (вспомним хотя бы идею партмаксимума). Вот мелочь из воспоминаний помощника Сталина в 20-е годы: «В 1922-1923 гг. я жил в одной квартире с Верой Инбер и ее отцом, дядей Троцкого. Троцкий, его дети – Седов, дочери – часто к нему приходили, другие товарищи, целые собрания бывали» (А.П.Балашов. Старая площадь, 4. ПОЛИС, 1991, № 5). Подумайте: помощник Сталина, дядя Троцкого и т.п. живут в коммунальной квартире. И это была норма.

А вот 1943 г., семья Сталина. В квартиру его тестя и тещи, которых он очень любил и с которыми постоянно общался, подселяют семью заместителя наркома здравоохранения РСФСР, и они живут в коммунальной квартире. Когда в 1948 г. была арестована сестра жены Сталина, то, поскольку освободилась ее комната, в эту квартиру вселяют еще одну семью.

Во время «борьбы с привилегиями» много говорилось о «кремлевских обедах» в столовой на ул. Грановского, где могли обедать члены высшей номенклатуры (или брать обед домой или продукты сухим пайком). Такие «обеденные книжки» имели также старые большевики. Они-то имели льготы – платили за обед 10% стоимости. Но члены номенклатуры платили полностью – 2100-2400 руб. за месяц. Внук старого большевика и племянник жены Сталина В.Ф.Аллилуев вспоминает: «Когда я поинтересовался у Каманиных, почему они не берут обед в Кремлевке, Мария Михайловна мне ответила: „Вовочка, нам невыгодно его получать. Он слишком дорого стоит, а на нашу семью его не хватает“ (их было пятеро)».

А вот штрихи образа жизни самого Сталина и его семьи – в письмах его жены Н.Аллилуевой Сталину в Сочи, где он был на отдыхе (опубликованы в 1992 г.): «2 сентября 1929 г… Как мои дела с Промакадемией, ты спрашиваешь. Сегодня был у меня экзамен по математике письменной, который прошел удачно, но в общем мне все же не везет, а именно: утром нужно было быть в ПА к 9-ти часам, я конечно вышла в 8 1/2 и что же, испортился трамвай, стала ждать автобуса – нет его, тогда я решила, чтобы не опоздать, сесть на такси, села и что же, отъехав саженей 100, машина остановилась, у нее тоже что-то испортилось».

Какие здесь льготы и привилегии? Жена первого руководителя государства едет на экзамен на трамвае, взять такси – это уже нечто необычное. Вот из других писем: «Иосиф, пришли мне если можешь руб. 50, мне выдадут деньги только 15/IX в Пром[академии], а сейчас я сижу без копейки. Если пришлешь будет хорошо… В день прилета цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал»4.

Конечно, аскетизм довоенного времени уходил в прошлое, но все же и в послевоенный период льготы советской номенклатуры были гипертрофированы в массовом сознании. Хрущев поохотился разок в Крыму, и это вошло в историю как преступление века. А типичная оргия секретаря обкома заключалась в том, что он мылся в бане, а потом выпивал бутылку коньяка. Когда Молотов умер в 1986 г., все его состояние равнялось 500 руб. – на похороны (да еще перед этим он отправил 100 руб. в фонд Чернобыля). Даже Брежнев, которому перестроечная пропаганда создала ореол вселенского вора, оставил в наследство, как выяснилось, лишь несколько подержанных иномарок – была такая слабость у руководителя советской империи, любил порулить на хорошей машине.

С точки зрения разумного расчета, руководители высшего звена в СССР были самой «недооплаченной» категорией – это сообщила даже идеолог перестройки Т.И.Заславская. Почему же маленькие блага и слабости вызывали ярость, а к хамской роскоши нуворишей или невероятным доходам нынешних директоров-приватизаторов проявляется такая терпимость? Потому, что люди судили не реальной мерой, а теми образами, которые были построены в идеалистическом сознании. И очарование этих образов было очень сильно.

В 1985 г., на волне перестройки, и я на какое-то время попал в номенклатуру, причем довольно высокого уровня – номенклатуру Отдела науки ЦК КПСС5. Я был назначен заместителем директора довольно крупного института, имевшего существенное идеологическое значение (Института истории естествознания и техники АН СССР). Став членом номенклатуры, я с обывательским любопытством стал ждать, когда же мне поднесут те льготы и привилегии, о которых мы были столько наслышаны. Никто не подносил. Когда я ближе познакомился с номенклатурной кухней, то оказалось, что никаких законных льгот нет. Есть слегка коррумпированные группы, которые понемногу и незаконно сосут какие-то блага из своих ведомств. Несравненно меньше, чем явные воры на хозяйственной работе, но все же сосут. И тебе, как новому члену номенклатуры, туманно намекают, что ты в такую коррумпированную группу можешь вступить – со всеми вытекающими последствиями, прежде всего, с потерей независимости от того начальства, которое контролирует ручейки благ.

Иными словами, сама по себе принадлежность к номенклатуре этих благ не давала – ты должен был сделать личный выбор и перейти Рубикон. Но перед таким выбором стоит вообще любой человек на любом социальном уровне, в этом смысле советская номенклатурная система ничем не отличалась от любой прочей. И я с абсолютной уверенностью могу сказать, что примерно половина советских номенклатурных работников не приняла соблазна коррупции. Вот их-то жестоко били во время перестройки. Когда я вспоминаю эту злобу и ненависть к таким людям со стороны коррумпированной номенклатуры, до сих пор передергивает. Это мало выплескивалось в общество, но те простые люди, которые попадали в зону таких конфликтов и становились свидетелями таких избиений, бывали потрясены. Я думаю, вот кто был самым злобным, животным врагом советского строя – член номенклатуры, который не удержался и вошел в коррумпированную клику и которого грызли страх и совесть. И это стало для него просто невыносимо.

Вообще, ненависть к советской номенклатуре – обращение к ложному и очень примитивному стереотипу. Ведь в любом государстве есть номенклатура какого-то типа, и содержательного ее сравнения с советскими чиновниками никто никогда не делал. Неявно предполагалось, без всяких на то оснований, что советские чиновники, конечно же, хуже западных. Но и это, в принципе, было несущественно. В антисоветских рассуждениях разговор все время сбивался на ложное сравнение: где лучше – в СССР 70-х годов или во Франции или Швеции? На деле так вопрос не стоит и никогда не стоял. Как ни крути, смысл имел только вопрос: где хуже – в СССР или в РФ конца 90-х годов? Эта проблема была четко поставлена в письме одного читателя: “Капитализм под руководством сволочей – это хуже и безжалостнее, чем социализм под руководством тех же самых сволочей”.

Надо подчеркнуть и такую исключительно важную методологическую подтасовку. Антисоветский проект все время неявно исходил из того, что без СССР будет лучше. А в действительности следовало сравнивать не то, что “будет лучше”, а именно то, что “будет хуже”. Потому что “хуже” – понятие более жесткое. “Хорошему” нет предела, и все в нем зависит от вкуса, о котором не спорят. А вот у “плохого” есть критические уровни. Как говорится, после некоторого порога ухудшения – тишина…

В антисоветских рассуждениях о номенклатуре был огромный принципиальный изъян – из них как-то сумели исключить все-таки главный вопрос: плохо или хорошо работала номенклатурная система в подборе и расстановке кадров управления? Ведь по сравнению с этим критерием все остальные второстепенны, по ним надо улучшать систему так, чтобы не повредить главному. Конечно, каждый мог вспомнить печальные или курьезные конкретные случаи: там начальник дурак, там вор, а там аморальный тип. Но брать надо в целом, как обобщенную устойчивую характеристику системы.

Скажу для начала, что все устройство показателей, согласно которым подбирались кадры (из реально имеющегося в наличии контингента), и те фильтры, через которые они пропускались для отсеивания негодных, действовали стабильно и предсказуемо. Были известны все процедуры и ступени, все поддавалось проверке, так что сбои и отказы были довольно редки.

Ликвидация советской кадровой системы резко ухудшила положение. Теперь подбор и расстановка кадров производится теневыми силами при помощи теневых, совершенно непрозрачных и непроверяемых процедур. То возникает Березовский, то Починок, то Шахрай, то Кох. Кто, почему, как их выдвинул и вдруг дал огромные реальные полномочия в государстве? И так сверху донизу. В 1994 г. членом Комиссии по правам человека при Президенте России был назначен Владимир Податев, трижды судимый (кража, вооруженный грабеж, изнасилование) “вор в законе” по кличке “Пудель”. Его не неграмотные крестьяне Елецкого уезда избирали, его кандидатуру подбирали и проверяли в Управлении кадров Администрации Президента. Я допускаю, что он – правоверный антикоммунист, поклонник Егора Гайдара. Но ведь по самому типу его квалификации ему явно надо было быть где-то в помощниках у Черномырдина, ну, в министерстве финансов – а его бросили на гуманитарную сферу.

Каков же профессиональный уровень советских и нынешних управленцев? Думаю, каждый согласится, что за десять лет произошла страшная, катастрофическая деградация. В стране сломан какой-то важнейший механизм, которого мы не понимали и не ценили. Вместо старых управленцев, поднятых номенклатурной системой, явились люди не чуть менее компетентные или умелые – посты в системе управления были заполнены людьми, каких, казалось, и нет в нашем обществе. В 1989 г., когда Горбачев сломал кадровую систему, мне по долгу службы пришлось изучать программы и планы в научно-технической области. Документы новых начальников вызвали шок. Произошло что-то небывалое и необъяснимое, разум отказывался верить глазам. Это было надругательство над знанием, опытом, логикой и здравым смыслом. Так вот, с тех пор положение резко ухудшилось – к неграмотности и глупости добавилась коррупция.

В антисоветских разговорах любили потоптать фигуру Брежнева, хотя и он на фоне того, что мы повидали после 1985 г., выглядит достойно. Но как могли при этом обходить тех людей, кто тащил главный воз управления? Ведь самый чистый продукт номенклатурной системы – А.Н.Косыгин, вот о нем бы и говорили. Косыгин и его помощники были управленцами экстра-класса. Как во время перестройки и сейчас ни измываются идеологи над советской системой, ни слова черного не решаются сказать о Косыгине – а ведь он был руководителем хозяйства целый исторический период.

Неоцененным остался и управленческий подвиг партийной номенклатуры в конце 80-х годов. А она просто спасла страну от катастрофы. Когда перестройка парализовала государственный аппарат, на какое-то время огромную часть функций по оперативному управлению и координации взяли на себя работники райкомов, горкомов и обкомов. Они с утра до глубокой ночи сидели на телефонах и носились по организациям, потому что лишь в их руках еще оставались все связи. Они лично знали, причем знали досконально, весь руководящий состав всех предприятий и учреждений своих территорий – и знали партработников-смежников своего уровня. Через них шли потоки информации и команды, когда были разрушены государственные каналы. Мне пришлось наблюдать в 1987-1989 гг. работу отдела науки и учебных заведений Бауманского РК КПСС г. Москвы и отдела науки ЦК КПСС. Это была работа профессионалов высокого класса в чрезвычайной обстановке.

Вспомним еще один важный случай гипостазирования – веру в магические свойства акционерного капитала, при котором «все становятся собственниками». Акции, акции… Во время приватизации людей соблазняли тем, что в США миллионы людей владеют акциями и, таким образом, получают доход с капитала. Ваучеры можно будет поменять на акции и жить на дивиденды.

В.Селюнин в статье с многообещающим названием «А будет все равно по-нашему» писал в «Известиях»: «Это только по вшивым партийным учебникам там, за бугром, всем владеют в основном Форды да Дюпоны. А в действительности акции, к примеру, корпорации „Дженерал моторс“ имеет около миллиона человек».

В таких случаях всегда недоумеваешь: не соображает человек – или нагло врет? Вот сводка из газеты «Нью-Йорк Таймс» от 17 апреля 1995 г.: 40% всех богатств в США принадлежат 1% населения. А насчет акций, так и у нас в России миллионы их имеют – акции и АО МММ, и «Гермеса». Только при чем здесь собственность и доход? Доля в доходе как богатой, так и бедной части населения США сохраняется с точностью до десятой доля процента с 1950 г. (сводка U.S. Bureau of Census приведена в журнале «США: экономика, политика, идеология» № 10, 1994). Нисколько приобретение акций «миллионом человек» этого распределения не изменило.

Можно только удивляться, как легко поверила интеллигенция в басню об «акциях». Читать разучилась? Вот энциклопедический справочник «Современные Соединенные Штаты Америки»(1988), тираж 250 тыс. экз., хватило бы всем заглянуть и получить справку. Там ясно сказано, что акции существенной роли в доходах наемных работников не играют. Читаем: «В 1985 г. доля дивидендов в общей сумме доходов от капитала составила около 15%» (с. 223). А много ли рабочие и служащие получают доходов от капитала? Читаем: «Доля личных доходов от капитала в общей сумме семейных доходов основных категорий рабочих и служащих оставалась стабильной, колеблясь в диапазоне 2-4%» (с. 222). Два процента – весь доход на капитал, а в нем 15% – доход от акций, то есть, для среднего человека акции дают 0,003 его семейного дохода. Три тысячных! И этим соблазнили людей на приватизацию, на то, чтобы угробить всю промышленность страны! Ход рассуждений с акциями буквально укладывается в определение гипостазирования, данное в словаре.

Идеализм антисоветского мышления приводит и к явлению, как бы симметричному гипостазированию, к «гипостазированию наоборот» – когда именно самый существенный, абсолютный и объективно неустранимый фактор не замечается или сводится к несущественной стороне действительности, от которой при построении любимой концепции можно отвлечься.

Очень наглядно это выразилось в истории с книгой А.П.Паршева «Почему Россия не Америка?». Книга эта стала широко известна, но главные ее мысли отвергаются, часто даже с неподдельной страстью, антисоветскими интеллектуалами. Причина в том, что Паршев развенчивает одну из ключевых идей антисоветизма, согласно которой стоит только сбросить «железный занавес» и открыться мировому рынку, как в Россию хлынут иностранные инвестиции, и мы заживем, как на Западе.

На деле Паршев только изложил на доступном языке и очень наглядно тот факт, который интенсивно изучается множеством экономистов с 90-х годов XIX века. Стоит только ввести в экономическую модель российского хозяйства географический фактор (климат и расстояния), как становится очевидной необходимость довольно высокой степени «закрытости» России от мирового рынка. Иначе не только иностранные инвестиции в Россию не «потекут», а и собственные ресурсы станут «утекать».

То, что любой народ во всех своих общественных институтах, включая экономику, должен приспосабливаться к тем природным условиям, в которых ему судьбой предназначено жить, кажется очевидным – но он категорически отвергается антисоветской интеллигенцией, впавшей в гипостазирование. Она не слушает даже своего любимого русофоба маркиза де Кюстина. А он писал: «С первых шагов в стране русских замечается, что такое общество, какое они устроили для себя, может служить только их потребностям; нужно быть русским, чтобы жить в России, а между тем с виду все здесь делается так же, как и в других странах. разница только в основе явлений» («Записки о России». М.: Интерпринт, 1990).

Превращенный в простейшую задачку тезис Паршева подтверждается эмпирически: иностранные инвестиции в Россию не идут, а свои капиталы утекают. И политика или идеология тут ни при чем, это видно на примере и Китая с Вьетнамом, и Кубы. В том, что тезис Паршева имеет смысл, говорит тот факт, что обсуждение его книги было проведено в Институте народнохозяйственного прогнозирования РАН. Это – самый элитарный экономический институт, кузница кадров для правительств времен Ельцина, хотя руководство Института, в отличие от «завлабов», всегда было разумным. Меня тоже пригласили на то обсуждение, и я там просидел около 4 часов. Впечатление было тяжелое.

Первый докладчик («консерватор») говорил по делу и возразил Паршеву лишь в одном пункте. Он сказал, что при благоприятных обстоятельствах технологический фактор в принципе может уравновесить географический, к чему мы уже подходили в позднем СССР. Сейчас реально эта возможность быстро утрачивается. Все остальные выступавшие были «сердцем» не согласны с Паршевым, но ни один этого прямо не высказал и ни один не затрагивал самой «теоремы Паршева». Все толкли воду в ступе, обходя проблему и отвергая тезис Паршева «спинным мозгом». Вывод был очевиден: рациональных аргументов против тезиса Паршева у верхушки главной интеллектуальной бригады антисоветских реформаторов нет.

Конечно, средний антисоветский интеллигент более разумен, чем эти корифеи, и было бы очень интересно услышать его доводы против утверждения Паршева. Пусть бы сказал, из каких соображений инвестор-космополит, решивший строить «завод Х», будет делать это в Вологде, а не на Тайване. Что компенсирует высокие по сравнению с Тайванем издержки производства в Вологде, определяемые стоимостью отопления, телогрейки, валенок и водки для рабочих, а также перевозки продукции до ближайшего порта на Балтике? Как это ни странно, наш воображаемый разумный антисоветчик этих факторов в упор не видит.

С 1992 г. наши реформаторы прямо на коленях ползают перед западными “инвесторами”, за рукав хватают, в грехах коммунизма каются – но не идут деньги, кот наплакал. Куба ни в чем не кается, сохраняет страшный “тоталитарный” режим, сбивает залетающие к ней из Майами самолеты и плюет при этом на вопли Мадлен Олбрайт. Но как только она была вынуждена с 1995 г. разрешить иностранные инвестиции, туда стали вкладывать деньги – несмотря на угрозы и санкции США. К 1998 г. иностранные инвестиции на душу населения составили в РФ 50 долларов, а на Кубе 200 (С.Кононученко и В.Бородаев. Куба сегодня. – «Мировая экономика и международные отношения», 2000, № 2). При этом на Кубе все иностранные инвестиции пошли только в реальный сектор экономики, а у нас львиная доля – в спекуляции ценными бумагами. Почему же это? Нравится канадским буржуям Фидель Кастро? Нет, им нравится, что издержки производства на Кубе ниже, чем в Сыктывкаре. Отопления не надо.

Добавлю интересный факт. Мне прислал целый труд (53 стр. машинописного текста) один из крупных деятелей строительства, ныне пенсионер. Он, например, руководил строительством Ульяновского авиационного промышленного комплекса. О масштабах комплекса говорит тот факт, что для него строили новый левобережный район Ульяновска на 400 тыс. человек. Суть труда в том, что автор как бы «переписал» книгу Паршева применительно к строительству. Он приводит дотошные сведения о стоимости всех элементов промышленного строительства в России, Западной Европе и Юго-Восточной Азии. У нас в целом любой объект выходит в 2-2,5 раза дороже, чем в Европе и в 5-6 раз дороже, чем в ЮВА. И для любого инвестора это очевидно из самого краткого бизнес-плана.

С 1992 г. этот человек вел переговоры с десятками фирм Запада по использованию сети заводов, построенных в 80-е годы в селах Западной Белоруссии для выполнения заказов авиационной промышленности (там на селе тогда возник избыток женской рабочей силы). Заводы новенькие, оборудование прекрасное, люди обучены – но все рухнуло в 1992 г. Так используйте этот готовый производственный потенциал на самых выгодных условиях!

Наши снизили зарплату до 40 долл. в месяц, чтобы привлечь фирмы. Это – зарплата рабочих в Юго-Восточной Азии. Но инвесторы, посчитав реальную стоимость нашей рабочей силы (включая отопление и т.д.), быстро вычисляли, что так или иначе придется выплачивать по 200 долл. в месяц – даже для мягкого климата Западной Белоруссии. Ни одного контракта они так и не заключили. В дело вошла только чешская фирма «Отован», у которой был подряд на пошив рабочей одежды для Запада. Но, начав с использования завода с 1000 работников, она после первого же цикла производства сократила проект до одного цеха с 70 рабочими. Завод был закрыт. Никто из этих инвесторов и наших директоров не читал книги Паршева, во всем этом нет никакой идеологии и никакой теории – человек рассказывает голые факты. Но наши рыночные энтузиасты все еще надеются на поток западных инвестиций – и многие люди им верят.

Паршев рассмотрел первостепенный по важности неизменяемый фактор, который исключается из рассмотрения во всей антисоветской доктрине. Но в такой же степени и почти чудесным образом антисоветское мышление ухитряется не видеть и не брать в расчет главных, массивных динамических факторов и тенденций. Но зато в ранг главных, решающих изменений возводят ничтожные по значению колебания, флуктуации.

После 1991 г. правители периодически разжигают огонь оптимизма. Дескать, процветание уже за углом. То Ельцин говорил, что надо потерпеть два месяца, то Черномырдин говорил о стабилизации, теперь Путин – об экономическом росте, который надо всего-навсего «закрепить». На деле уже 4 года мы видим колебательный процесс перестройки системы на ином уровне и в иной структуре, нежели старая, советская система. Это значит, что уровень, на котором стабилизируется новая система, столь низок, что выжить с таким хозяйством сможет только небольшая часть народа в анклавах современного производства. Но ведь укрепление этих анклавов вовсе не является общей тенденцией для всего «тела России».

А главного ухитряются не замечать (хотя никто его и не отрицает!). Пока что темпы выбытия производственных мощностей намного (несопоставимо) превышают темпы ввода. В 70-е годы обновление основных производственных фондов в промышленности России составляло 9-12% в год. В 1985 г. должен был быть начат новый цикл модернизации. Вместо этого режим Горбачева произвел сброс капиталовложений, так что обновление фондов упало в 1992 г. до 2%, а после 1996 г. держится на 1,2%. Резко снизились инвестиции в целом. На фоне такого длительного и всеобщего провала отдельные точечные капиталовложения можно считать именно флуктуациями. Пока рост инвестиций не пересечется с кривой выбытия мощностей, тенденцией его называть вообще нельзя.

Кстати, откуда вообще могут возникнуть массированные инвестиции, если доходы населения в целом составляли в 2000 г. половину доходов 1996-1998 гг., вклады менее трети, а банковские активы – чуть более половины? Ведь чудес не бывает. Когда в конце 20-х годов дискутировался вопрос о капиталовложениях для индустриализации СССР, все источники их оценивались очень трезво. Все знали тогда, что главный источник – изъятие средств из деревни. Сегодня говорят о каких-то фантастических перспективах роста, но никто не может указать на источник средств. Просто не включают этот вопрос в рассмотрение.

Возьмем данные «Центра развития» (рук. С.Алексашенко, бывший заместитель председателя Центробанка РФ). Он публикует аналитические «ОБОЗРЕНИЯ». Читаем в номере от 16 октября 2000 г.:

"Благоприятная внешняя конъюнктура, казалось бы, дает России уникальный шанс – резко увеличить национальные сбережения и профинансировать технологическое обновление производства. Но этот шанс остается исключительно гипотетическим – российский капитал предпочитает искать себе применение за границами страны, интенсивность потоков капитала из России не только не снижается, но и, напротив, возрастает.

По нашей оценке, за первое полугодие валовый отток капитала из России составил 10,9 млрд. долл., что почти на 70% больше, чем годом ранее, и эквивалентно 10,4% ВВП России… Во втором полугодии будет происходить увеличение валового оттока капитала из страны, который по итогам года может составить около 25 млрд. долл…

…По оценкам В. Каданникова для завершения обновления модельного ряда и отказа от выпуска «классики» заводу нужно порядка 800 млн. долл. в ближайшие 2-2,5 года. Несомненно, что эта сумма безмерно велика для компании [прибыль ВАЗа за 1999 г. – 68 млн. долл.]. Однако отказ от обновления модельного ряда может обернуться для АвтоВАЗа настоящей катастрофой".

Вот выпуск от 13 ноября 2000 г.: «В этом году потребность в инвестициях в газовую промышленность (по экспертной оценке, около 3,5-4 млрд. долл.) может опередить их фактический объем более в 2,5-3 раза… Недавнее приобретение ЛУКойлом 1300 АЗС в США, его же более ранние покупки НПЗ в Румынии, Болгарии и на Украине, а также относительно успешная попытка Газпрома закрепиться на венгерском рынке говорят о том, что среди российских сырьевых экспортеров преобладает стратегия вложения во внешние активы».

Это – самые массивные, тяжелые процессы в российской экономике, они набирают темп и инерция их очень велика. Никакого противодействия им нет – и в то же время людей уверяют, что впереди нас ждет благоденствие. И дело не в лживых экспертах и политиках, дело в том, что люди, воспринявшие интеллектуальный аппарат антисоветизма, уже неспособны верно оценить, взвесить силу разных процессов и явлений.

Они не могут преодолеть ту склонность к гипостазированию, которую внедряли в интеллигентское мышление начиная с 60-х годов. А за антисоветской частью интеллигенции этим заразились доверявшие ей менее образованные горожане.


Пессимизм

У многих людей, склонных ненавидеть советский строй, я замечал не экономические и не идеологические, а чисто психологические (а значит, гораздо более сильные) причины. Это люди, вообще мрачно смотрящие на мир, хотя нередко они представляют себя бонвиванами и весельчаками, нуждаются в такой маске. Один из собеседников в Интернете, который участвовал в обсуждении этой темы, Б., пишет о своей юности: «Мои родители неплохо получали, семья вообще была не очень бедная… Вообще, хоть я тогда особо не видел жизни, окружающая жизнь представлялась мне кадрами из мрачного фильма антиутопии: пьянство, тотальное воровство, злые люди в серой страшной одежде. Вспомните, в чем ходили наши женщины?»

Здесь – даже не мировоззрение, а мироощущение, и спорить с ним глупо. Надо бы только Б. признать перед самим собой, что все это – вещи иррациональные, объект психоанализа, а не социологии. Я могу изложить гораздо более типичное видение советской жизни, которое было у меня и подавляющего большинства моих сверстников. Отец не пришел с войны, зарплата матери стандартная, побочных доходов нет. Люди в массе своей добрые и прекрасные. Одежда наша (перешитая из военной формы) была теплая и красивая, у меня, например, даже из офицерского сукна. Женщины ходили в замечательных платьях и были очень милы. Элегантных прокладок с крылышками у них не было, тут нам крыть нечем – но и это бы пришло, только без фанфарного шума по телевидению. Один высокопоставленный придурок из видных демократов заявил, например: «Женщина, которая не умеет водить машину, для меня уже не женщина». Ведь это – тоже мироощущение, и спорить с ним бесполезно. Он это видит так, а мы понятия «женщина» и «шофер» разделяли. Проблема в том, что, как показал опыт, существует техническая возможность резко изменить у множества людей восприятие их жизни – практически без изменения ее материальных основ. То, чему они раньше радовались, начинает им казаться мерзким. Но это – из другой оперы.

Если же Б. хочет конструктивно разбираться в нашей смуте, то следовало бы ему отметить очень важную черту советской жизни – сочетание непритязательности («серая одежда») с большим компонентом роскоши, даже аристократизма. Когда в 9-м классе ввели мальчикам форму, я купил себе х/б, а не шерстяную – жалко было денег. Зато тогда же купил себе мотоцикл (сам деньги заработал, без всякого конфликта с советской системой). И объездил на мотоцикле Северо-Запад СССР. До этого захотелось мне ездить на автомобиле – пошел в Клуб юных автомобилистов, ездили до Крыма. Нравились лошади – пошел в кружок и ездил верхом. Сейчас говорят, что не надо всего этого бесплатно – получи прибыль и покупай. Это иллюзия. Те, кто так говорит, видно, не знают Запада. Многое можно купить, но аристократической роскоши нельзя, для нее нужна определенная окружающая среда. Она в СССР была – для всех, кто хотел и готов был сделать усилие. Нынешняя система ее уничтожила. Общество (речь идет, само собой, уже только о его состоятельной части) погружается в мещанство и пошлую культурную среду. Реликты советского строя угаснут независимо от финансов, ибо всем будет «некогда», как у среднего класса на Западе.

Вообще, в сознательном антисоветизме (а это нечто совсем иное, нежели наш обывательский, «бытовой» антисоветизм людей, доверчиво слушающих Хазанова и рассказывающих байки про отравленную крысу) есть, по-моему, недоброжелательная ревность к тем, кому хорошо и весело было жить. И потому вот уже десять лет как победила их антисоветская революция, а ни песен хороших у них не появилось, ни поэтов. Только и мелькает безумный Евтушенко и Андрей Вознесенский, похожий на гнилой гриб.

Проявлением пессимизма антисоветского мироощущения был страх – по своему типу чуждый русской культуре, а напоминающий западный экзистенциальный страх, страх перед неопределимой опасностью.

Речь идет не о том нормальном и разумном страхе перед реальными опасностями, который необходим и организмам, и социальным группам, чтобы жить в меняющемся, полном неопределенностей мире. Нет, как раз эта осмотрительность и способность предвидеть хотя бы личный ущерб была у интеллигенции отключена в ходе перестройки. Ведь уже в 1988-89 гг. было ясно, что тот антисоветский курс, который интеллигенция с восторгом поддержала, прежде всего уничтожит сам смысл ее собственного существования. Об этом предупреждали довольно внятно – никому из сильных мира сего в разрушенной России не будет нужна ни наука, ни культура. Нет, этого разумного страха не было, и сегодня деятели культуры и гордая Академия наук мычат, как некормленная скотина: «Дай поесть!»

Речь идет о страхе внушенном, бредовом, основания которого сам трясущийся интеллигент не может объяснить. В него запустили идею-вирус, идею-матрицу, а он уже сам вырастил какого-то монстра, который лишил его способности соображать. Вот, большинство интеллигенции в 1996 г. проголосовало за Ельцина (особенно красноречива позиция научных городков). Социологи, изучавшие мотивы этого выбора, пришли к выводу: в нем доминировал страх – перед Зюгановым! Никаких позитивных причин поддержать Ельцина у интеллигенции уже не было. Полностью растоптан и отброшен миф демократии. Нет никаких надежд просочиться в «наш общий европейский дом». Всем уже ясно, что режим Ельцина осуществляет демонтаж промышленности и вообще всех структур современной цивилизации, так что шансов занять высокий социальный статус (шкурные мотивы) интеллигенция при нем не имеет.

Если рассуждать на холодную голову, то овладевшая умами образованных людей вера («Придет Зюганов и начнет всех вешать») не может быть подтверждена абсолютно никакими разумными доводами, и этих доводов в разговорах получить бывает невозможно. Более того, когда удается как-то собеседника успокоить и настроить на рассудительность, на уважение к законам логики, он соглашается, что никакой видимой связи между сталинскими репрессиями и Зюгановым не только нет, а более того, именно среди коммунистов сильнее всего иммунитет к репрессиям. Тем не менее, предвыборная стратегия Ельцина, основанная на страхе, оказалась успешной.

Если бы этот страх лишь грыз и мучил душу интеллигента, его можно было бы только пожалеть. Но психоз стал политической силой, потому что ради избавления от своего комплекса интеллигенция посчитала себя вправе не жалеть никого. Поддержать такие изменения в стране, которые причиняют несовместимые с жизнью страдания огромному числу сограждан. Видя воочию эти страдания, антисоветская интеллигенция, тем не менее, поддерживает причиняющий эти страдания режим, оправдывая это единственно своим избавлением от самой же созданного страшного привидения.

Одним из важных мотивов в антисоветских стенаниях элитарной интеллигенции был, как ни странно, чисто шкурный – «при советской власти нам недоплачивали!». Странно было именно то, что эти жалобы очень сочувственно воспринимались массовым сознанием – такова была любовь к народным артистам и поэтам.

В среде научной интеллигенции эта тема тоже муссировалась, но с гораздо меньшим успехом. В лаборатории иногда кто-нибудь заводил такие речи: «Помнишь, стажер у нас был из Штатов, тупой такой? Вот, получает 30 тыс. долларов в год. А ты бы сколько там получал?» Это были странные речи. Казалось бы, какая связь? То Штаты, а то тут. Разные страны, разные деньги, разный хлеб, все разное. Нелепо вырывать какой-то один элемент и его сравнивать. Ответишь в таком духе, собеседник сразу меняет тему разговора, не спорит. Но, видимо, кружки единомышленников на этот счет складывались уже с 60-х годов, и между собой часть ученых эту тему мусолила. Удивительно несистемное мышление. Скажи прямо: нравится мне в США, а тут не нравится!

Но все же, по моим оценкам, среди ученых большого распространения шкурный мотив не имел. В среде художественной интеллигенции – другое дело. И когда во время перестройки наши таланты заговорили об этом сокровенном, ушам своим трудно было поверить. Какими обделенными они предстали! И самое поразительное, что они скрупулезно высчитывали, сколько им советская власть недоплатила – но чудесным образом забывали о том, что она им дала и каков был уровень потребления у них по сравнению с работниками других профессий.

Помню, выступала по телевидению Мария Миронова. Мне она всегда казалась посредственной артисткой, которая где-нибудь в Голливуде вообще бы перебивалась с хлеба на квас. Но почему-то перестроечная закулиса сделала из нее и Андрея Миронова каких-то символических гениев, и экран для ее рассуждений предоставлялся очень часто. Она и подняла эту больную тему – как советская власть держала великих артистов в черном теле и безжалостно вырывала у них кусок хлеба, заработанный большим нервным напряжением и вдохновением.

М.Миронова говорила о себе, но выходило, будто она выражает мнение всего своего цеха (в чем я искренне сомневаюсь). Но весь ее рассказ был удивительно противоречив (вот уж некогерентность в чистом виде). Перед тем как начать свою песню о «черном теле» и низких доходах, она со вкусом и даже со страстью рассказывала о том, что собрала одну из лучших в мире коллекций фарфора – такое у нее было увлечение. Казалось бы, она должна была бы смекнуть, что бесплатно антикварные фарфоровые вазы нигде в мире не даются, даже таким актрисам, как она. Значит, были у нее при советской власти денежки.

В 80-е годы моя семья снимала дачу в очень хорошем месте недалеко от Москвы, и мы ходили на речку мимо дачи М.Мироновой. Полгектара прекрасной земли, дом с газом, телефоном, канализацией и т.д., к дому асфальтированное шоссе. Да и в Москве квартира, судя по телепередаче, незаурядная. Об этих мелочах, полученных от государства, артистка вообще забыла упомянуть. Они ею были получены как бы из воздуха, как часть природы, по какому-то высшему праву. Спасибо, мол, за то, что вы есть. А на самом деле это была именно плата, и очень немаленькая.

Но с Мироновой много требовать и не приходится. А вот, в июле 1999 г. в передаче “Тихий дом” (с С.Шолоховым) откровенничает моя любимая певица, замечательный наш голос – Елена Образцова (Лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда). Она ударилась в философию и стала рассуждать о роли счастья и страдания в творчестве: “Один момент в жизни сделал меня счастливой – это ненависть”. Ведущий состроил удивленное лицо: мол, как так? И певица поведала ужасную историю. Она договорилась с Аббадо участвовать в записи “Реквиема” Моцарта. Приехала в Милан и узнает, что эту партию дали другой певице. Почему? Аббадо ей объясняет, что якобы какой-то чиновник из Министерства культуры СССР забыл прислать какую-то телеграмму, необходимую для заключения контракта. Образцова, по ее словам, “была потрясена, возмущена, почувствовала себя абсолютной рабыней” и захотела остаться за границей – она “возненавидела СССР”.

А как же счастье? Оно пришло попозже, вечером, когда она в концерте пела с Аббадо в сцене судилища, где посылала проклятья жрецам – “я проклинала Советскую власть”. Проклинала не забывчивого чиновника, не своего друга Аббадо, который поленился позвонить ей, чтобы ликвидировать недоразумение (если только дело и вправду было в телеграмме, а не в обычных артистических интригах). Нет, она проклинала ни много ни мало советскую власть и ненавидела страну. А ведь она прошла типично советский путь в искусство – в провинциальном городе училась петь классические арии во Дворце пионеров.

Можно бы понять – натура художественная, впечатлительная, был у нее в Милане момент аффекта. Но говорить это через много лет как о важном и дорогом для нее моменте жизни (“счастье”), по центральному телевидению всему народу – это какая-то невероятная бесчувственность. Неспособность положить на одни весы свою обиду и свое проклятье. Так же, как говорить о той обиде, какую нанес ей Советский Союз – у нее из квартиры забрали предоставленный ей на время хороший рояль. Поминать это человеку, который на свои доходы мог бы десятки таких роялей купить.

В целом, жалобы на то, что советский строй их разорил, стали обычными в среде антисоветской элиты. Кстати, на этом свихнулись, в общем, вовсе не та небольшая часть советского общества, чьи деды или отцы действительно что-то потеряли вследствие установления советского строя. У тех как раз мысли о возможном богатстве имели элегический характер (как у моего товарища по парте, дедушка которого имел свечной заводик). Они не становились частью политического проекта. Расщепление сознания произошло скорее у тех, кто мечтал о богатстве как избавлении от комплекса неполноценности и кого советский строй как раз поднял из низов – но поднял не настолько, чтобы утолить этот комплекс. Да ведь есть люди, у которых этот комплекс неутолим.

Эту странность замечали даже иностранные “натуралисты”, нахлынувшие в Москву с приходом Горбачева. Американская журналистка М.Фенелли, которая наблюдала перестройку в СССР, отмечает в своих записках: «Интересно, впрочем, что места, где я встречалась со следами германской помощи „голодной перестройке“, были квартиры вполне благополучных деятелей либерального истеблишмента, нуждающихся, на мой взгляд, скорее в рекомендациях Поля Брэгга [Известный американский диетолог, борец с ожирением]… Все они очень любят жаловаться на разорившее их прошлое, однако трудно понять, каким образом Троцкий или Ленин помешали Гавриилу Попову, черноморскому греку из небогатой семьи, при последних коммунистических правителях подняться к видным постам в научной элите» («Век ХХ и мир», 1991, № 6). Вообще, приход к власти людей мелочных и озлобленных – большая трагедия для страны.

Но все же тот факт, что очень многие из элитарной художественной интеллигенции, особенно из сферы кино, театра и музыки, активно выступили как проводники антисоветской идеологии, еще не нашел хорошего объяснения. Есть много частных причин, которые пока что не складываются в целостную систему. Шкурные мотивы – одна из таких причин. Есть и другие столь же невинные причины – лицедеи, говорят, и не должны иметь убеждений, иначе они не смогут перевоплощаться. А так как этот профессиональный цех изначально возник для услужения платежеспособной публики, то концентрация денег именно в руках антисоветской части общества заставляет артистов приспособиться к ее запросам.

Я думаю, этот фактор можно принять во внимание как общий фон, но он вряд ли может быть решающим для артистической верхушки – людей типа М.Ульянова и Э.Рязанова, М.Захарова или Н.Михалкова. Они уже вообще чувствуют себя на вершине, с которой сбросить невозможно, да и с деньгами у них, думаю, вопрос решен. Мне кажется, важная причина таится как раз в том, что вызывает удивление многих – эти артисты порождены советским строем. Людей удивляет, как же они могут его так ненавидеть, если они – его порождение, если они получили свой статус и множество благ именно от этого строя.

Если присмотреться к творческой судьбе особенно страстных ненавистников советского строя, то можно заметить, что у всех у них, ставших известными и любимыми художниками в советское время, с падением СССР вдруг как будто кто-то вынул из души творческий аппаратик. То, что они теперь производят на свободе и при «своей» власти, оставляет гнетущее ощущение полного творческого бессилия. Это само по себе – необычное и важное явление в культуре.

Э.Рязанов, снимавший в советское время гармоничные и остроумные фильмы, с тонкими ассоциациями и многослойной мыслью, вдруг, перейдя открыто в антисоветский лагерь, стал раз за разом выдавать тупую, натужную и бестактную муру. Как может произойти такой моментальный распад? В Новый год (2001) по разным каналам телевидения одновременно передавали разные фильмы Рязанова – он же придворный режиссер. Можно было сравнить «Иронию судьбы» и «Загнанные клячи». Какой контраст! О Н.Михалкове и А.Кончаловском и говорить нечего, такое мурло из них вылезло, какого никто не ожидал.

На мой взгляд, дело в следующем. В ходе культурного строительства в СССР была создана целая индустрия, производящая «продукты культуры», и такая же индустриальная система подбора и подготовки кадров. Обширная категория людей обладает хорошими способностями для художественного творчества по жесткому заказу, "в рамках системы". Эта система должна задать им главные, «высокие» идеи и общий пафос (идеологическую базу), а также установить эффективный контроль (цензуру). В этих условиях Э.Рязанов снимет фильм «Берегись автомобиля», а А.Кончаловский фильм «Первый учитель» – шедевры мирового кино.

Как только эта система рушится и эти люди остаются без заданных идей и без цензуры, а вынуждены вынимать высокие идеи (сверхзадачу) из своей собственной души, сами устанавливать для себя этические и эстетические рамки и нормы, то оказывается, что на выполнение таких задач их душа не способна. И при всем их мастерстве на уровне малых задач, они не могут создать этически приемлемое и художественно целостное произведение – не могут они быть художниками без художественного совета и без цензуры.

Почему же эти люди возненавидели советский строй, при котором они как раз и могли состояться как художники? Потому, что их сожрал комплекс неполноценности. После первых своих успехов и премий они, по недостатку ума, приписали всю заслугу себе лично. может быть, даже в душе посмеялись над цензурой, которую они обвели вокруг пальца – не заметили, что шли на помочах этой цензуры. Но с возрастом все умнеют, и они стали в душе понимать, что сами по большому счету бесплодны, а творчески продуктивны только в составе большой бригады.

Для доброго и веселого человека в таком открытии, которое почти каждый из нас в какой-то момент делает, нет никакой трагедии. А люди типа М.Ульянова или Э.Рязанова, наоборот, возненавидели ту почву, которая их питала. Эта ненависть лишь усугубилась оттого, что они остались в дураках (в творческом плане) – новый строй, одной ногой стоящий на воровстве, в принципе не может служить для художника источником большой идеи. Что-то позитивное, какой-то ницшеанский пафос «сверхчеловека» еще можно найти на Западе, у идеологов «золотого миллиарда», но туда наших экс-советских мэтров не берут уже по возрасту. Загнанные клячи!

Вот они в злобе и грызут уже мертвую руку, которая их кормила – грызут и мажут своей слюной образ советской страны, «где они жили, как пила на суку».

Кстати сказать, они и как глашатаи антисоветизма быстро теряют ценность. Один из собеседников в Интернете отметил эту парадоксальную вещь – антисоветский пафос Ахмадулиной и Плисецкой оказывает действие только на советских людей. Новое поколение, не прошедшее советскую школу и не воспринявшее советскую культуру, к ним будет глухо, потому что оно не будет читать стихов Ахмадулиной и любить «Умирающего лебедя» Плисецкой. Кто это такие, что за чувихи? Пила на суку!


Принижение проблем.

Следующая, но тесно связанная с первыми методологическая особенность антисоветского проекта заключается в смешении ранга проблем, о которых идет речь. Здесь как раз наблюдается, скорее, принижение проблемы, представление ее как простого и очевидного улучшения некоторой стороны жизни. Как говорится, проблему выбора пути подменяли проблемой технического решения. Говорили не «куда двигаться», а «каким транспортом» и «с какой скоростью».

В идеологическом плане этот прием оказался исключительно эффективен – ведь советские люди так и не успели понять, что под разговоры об «улучшениях» и «перестройке» выполнялся проект изменения общественного строя и разрушения страны. Меняли отношения собственности, а значит, всю систему распределения общественного богатства, а говорили о том, что приватизация – всего лишь средство повысить эффективность производства. Вводят частную собственность на землю, меняя весь образ жизни и культуру народа, а говорят о благах получения кредита под залог. Как ни прискорбно, но тех, кто ход событий оценил верно, было очень и очень мало.

На личной судьбе «шестидесятников» этот изъян методологии никак не сказался – практически все они хорошо устроены при новом режиме, и лишь единицы признают, что они фатально и трагически ошиблись (их выставляют чудаками). Но эта нечувствительность к фундаментальным вопросам, нежелание различать категории выбора и решения унаследованы массовым сознанием, в том числе у нынешней молодежи. Это резко затрудняет возможность выработки разумного проекта выхода из кризиса.

Ведь каждый человек обязан разобраться в своих собственных идеалах и интересах, и фундаментальные проблемы бытия он обязан и может освоить, не имея специального знания. Из своих идеалов и интересов можно вывести весьма четкую позицию – ведь в большинстве случаев речь идет не о технических решениях, а о выборе. А тут как раз нужны не знания ученого, а интегральное мышление «кухарки». Главная диверсия «шестидесятниками» была совершена не в сфере знания, а в методологии понимания людьми самых простых и фундаментальных для их жизни вещей. Поразительно, например, как легко сейчас уводят людей от причин вымерзания Приморья и от размышлений об абсолютно очевидной общей тенденции. Никто даже не замечает, что Приморье вымерзает при парализованном производстве, на которое в норме уходит две трети энергоресурсов. О каком же экономическом росте вообще может идти речь? Уж тут-то люди могли бы сделать ряд категорических утверждений просто на уровне здравого смысла – но этого нет. Ищут виноватого – Наздратенко, Чубайса, Черепкова…

За последние десять лет мы наблюдали большую культурную аномалию: готовится фундаментальное изменение всего социального порядка, которое обязательно затронет благополучие каждого человека, но люди не видят этого и не подсчитывают в уме баланс возможных личных выгод и потерь от этого изменения. Вот опрос ВЦИОМ, выясняющий отношение людей к ваучерной приватизации 1992-1993 гг. Да, отношение скептическое, подавляющее большинство в нее не верило с самого начала и тем более после проведения. Но при опросе 64% опрошенных ответили: «Эта мера ничего не изменит в положении людей». Это – поразительное, необъяснимое отсутствие дара предвидения. Как может приватизация всей государственной собственности и прежде всего практически всех рабочих мест ничего не изменить в положении людей! Как может ничего не изменить в положении людей массовая безработица, которую те же опрошенные предвидели как следствие приватизации!

И это состояние устойчиво, его специально поддерживают с помощью СМИ. Сейчас через Думу провели, для привыкания, Земельный Кодекс в его смягченном виде – изъяв из него вопрос о купле-продаже сельскохозяйственных угодий. Речь в нем идет о земле в городах. Но, казалось бы, это должно было заставить задуматься горожанина – как отзовется на нем лично превращение в товар городской земли? Одно дело – земля есть общенародная собственность, переданная в распоряжение государству, а ты лично – ее частичный собственник. Другое дело – она будет продаваться тем, у кого больше денег. Разница в твоем положении огромная. Нет, никто об этом не думает, даже не может сформулировать проблему. Никто не представляет себе, как это повлияет, например, на цену жилплощади, на облик города, на судьбу зеленых насаждений, которые окружают его дом. Люди даже не понимают, почему это на Западе дома строят впритык, без всякого зазора между ними – а у нас между корпусами иной раз целый лес вырастает.

Когда принимали Кодекс, я разговорился с соседом по автостоянке около дома – наши «ракушки» стоят рядом. Ему нравится Хакамада, а за ней и Земельный Кодекс. Ну что ж, говорю я ему, скоро продадут землю под твоей «ракушкой». Он поразился: как это возможно! Почему же невозможно, если в нашем районе, как говорят, земля будет стоить 4 тыс. долларов за кв. метр? Вместо всех этих ракушек как раз под жилой дом землю продадут – разве не за этим Кодекс проталкивали? Он перепугался и стал рассуждать. Есть, мол, генеральный план, тут дома быть не должно, это место для стоянок.

Ну, говорю, у нас теперь не плановое хозяйство, нам советский план не указ. Но пусть хотя бы и для стоянок. Ведь земля теперь – товар. Почему же ты захапал себе 20 кв. м. под «ракушку»? Теперь муниципалитет должен эти метры «выбросить на рынок» – кто больше предложит, тот их и получит. А ты, пенсионер, сколько можешь предложить? Сто рублей? Вон у нас в подъезде Федька все время чертыхается – свой «джип» оставляет на улице, и всю ночь его сигнализация орет. Он сразу 5 тысяч долларов выложит за эту землю – тогда иди к Хакамаде, жалуйся. Приуныл мой приятель: «Не осмелятся они так сразу». Да, сразу, может, и не осмелятся, годик подождут, но дело-то не в этом. Дело в том, что этот умный старый человек, радуясь новому Кодексу о земле, не мог связать простейшие вещи – свое прежнее право на эту землю и утрату этого права, когда земля станет товаром.

В нашей дискуссии в Интернете один собеседник выводит крах советского строя из низкой эффективности плановой экономики по сравнению с рыночной. Ясно, что «экономическая эффективность» – показатель формальный и относительный, появился он исторически очень недавно. Значит, нельзя его класть в основу оценки всего жизнеустройства, тут надо искать показатели более фундаментальные.

И сам же этот собеседник вдруг вскользь упомянул интегральный «натуральный» показатель – как хозяйство защищает людей от главных источников страданий (угроз). Упомянул, но встроить его в шкалу приоритетов не может – мешает инерция, заданная «шестидесятниками». Разве по этому показателю СССР был «неэффективен»? Достаточно посмотреть на «карту страхов» советского человека – именно главных социальных угроз никто уже в 80-е годы не боялся. Ни голода, ни бедности, ни безработицы, ни государственного или преступного насилия.

Профессор Мичиганского университета В.Э.Шляпентох (специалист по России и бывший советский социолог, работавший для «Правды») пишет даже не о главных страхах: «Страх за свою жизнь влияет на многие решения россиян – обстоятельство, практически неизвестное в 1960-1980 годах… Судьи боятся, и не без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы – своих подопечных, а милиционеры – преступников. Водители смертельно боятся даже случайно ударить другой автомобиль, ибо „жертва“ может потребовать компенсации, равной стоимости новой машины или квартиры»6.

Имея достаточную закрытость и безопасность, СССР в принципе мог варьировать и темпы обновления производственных фондов, и модернизацию финансовой сферы – все это без катастрофы. Экономический коллапс грозит обществу как раз тогда, когда во весь рост перед людьми встают приоритетные угрозы массовых страданий.

Если поставить критерий безопасности на подобающее ему приоритетное место, то сразу видно, что источники главных массовых страданий советская плановая система выявляла очень хорошо и реагировала гораздо эффективнее, нежели рыночная. И это – факт эмпирический и проверенный неоднократно в разных условиях. А мы жили в СССР и до сих пор живем в России именно в такой обстановке, что главное для нас – не нюансы быта, а именно фундаментальные источники массовых страданий.

Человек, способный выстроить шкалу приоритетов, сразу бы сообразил: «Допустим, что во Франции, внутри „золотого миллиарда“, рынок лучше устраняет бытовые неудобства милой француженки, чем устранял бы план. Ну и пусть его. Вы представьте Францию в наших условиях, тогда и сравнивайте. В два счета перейдет на плановую экономику, в этом нет ни малейшего сомнения». Но этой способности людей постепенно лишили.


Евроцентризм.

За исключением небольшого числа «антисоветских почвенников», о которых речь пойдет отдельно, «шестидесятники» были сначала ярко выраженными западниками, а затем сдвинулись к евроцентризму – крайней, фундаменталистской идеологии. Отсюда пошла вся космополитическая фразеология вроде «возвращения в цивилизацию», «столбовой дороге цивилизации» и т.д.

Это отражено в докладе ВЦИОМ под ред. Ю.Левады – книге «Есть мнение» (1990). Ю.А.Левада – сознательный противник советского строя, в своей ненависти поставивший себя «по ту сторону добра и зла». Но он собрал огромный фактический материал, ценный независимо от трактовки социологов-"демократов". (Замечу, что в приложении к соратникам Ю.Левады даже условное название «демократ» звучит насмешкой. Их слова источают такую антипатию к подавляющему большинству народа, особенно к старшим поколениям, что можно говорить о небывалом в истории антидемократизме ученых-гуманитариев. Что еще поражает, так это принижающая человека, какая-то низменная трактовка данных. Из всех возможных объяснений эти социологи выбирают самое «подлое»).

Резко расщеплялась в советском обществе ориентация на зарубежный опыт, можно даже говорить о двух противоположных векторах. В «общем» опросе опыт Японии самым ценным назвали 51,5%, а в опросе через «Литературную газету» (то есть среди интеллигенции с довольно сильным антисоветским настроем) – только 4%! Среди этой интеллигенции подавляющей являлась именно западническая ориентация, чего никак нельзя сказать о «массе». Характерно упование на иностранный капитал: тех, кто предлагает привлечь его в СССР, в то время было в 5 раз больше среди интеллигентов, чем среди «массы».

Замечу, что мы здесь говорим именно о евроцентризме как философской установке, а вовсе не о примитивном корыстном конформизме тех, по словам Пушкина, «для коих все равно: бегать ли им под орлом французским, или русским языком позорить все русское – были бы только сыты». Таких у нас хватает, но не о них речь.

Бердяев в начале ХХ века писал, что российские западники как раз и были самыми настоящими «азиатами» – они не понимали Запада и пытались его бессмысленно копировать. С «шестидесятниками» положение было гораздо хуже. У них западническое эпигонство сочеталось с дремучим наивным культуртрегерством, самомнением «инженеров человеческих душ», призванных переписать историю России. Для популярных “публичных” антисоветских идеологов перестройки был характерен евроцентризм самый примитивный, с неолиберальным эпигонством. Кумирами у них были Ф. фон Хайек, Тэтчер и Рейган.

Вот, например, рассуждения очень активной в свое время Л.Пияшевой: “Когда я размышляю о путях возрождения своей страны, мне ничего не приходит в голову, как перенести опыт немецкого “экономического чуда” на нашу территорию. Конституировать, как это сделало правительство Аденауэра, экономический либерализм в чрезвычайные сроки, запретить коммунистическую идеологию, провести всероссийский процесс покаяния, осудив всех “зачинщиков” хотя бы посмертно, сбросить с себя груз тоталитаризма, захоронить ленинский прах, убрать в музеи всю социалистически-коммунистическую символику и высвободить на волю вольную всю уцелевшую и сохранившуюся в обществе предпринимательскую инициативу. Моя надежда теплится на том, что выпущенный на свободу “дух предпринимательства” возродит в стране и волю к жизни, и “протестантскую этику”. И эта безграмотная белиберда написана еще в советское время, в 1990 г. (журнал “Родина”, № 5). Возродить в России протестантскую этику! Знает ли что-нибудь эта дамочка об истории России?

Замечательно, что антисоветские марксисты с удивительной легкостью перешли в лагерь крайне правых буржуазных идеологов, проскочив социал-демократию. А.Ципко пишет в том же 1990 г. (“Московские новости”, № 24): “Все прогнозы о грядущей социал-демократизации Восточной Европы не оправдали себя. Все эти страны идут от коммунизма к неоконсерватизму, неолиберализму, минуя социал-демократию. Тут есть своя логика. Когда приходится начинать сначала, а иногда и с нуля, то, конечно же, лучше идти от более старых, проверенных веками ценностей и принципов. Консерватизм, т.е. ставка на семью, частную собственность, частное предпринимательство… в этих условиях позволяет ускорить восстановление жизнеспособности общества”.

Тут профессор, по своему обыкновению, наворотил бессмыслицы. Что значит, например, что Польша в 1989 г. “начала сначала, а то и с нуля”? И почему неолиберализм, возникший в конце 60-х годов ХХ века, “проверен веками”? Уж если ты желаешь чего-нибудь старинного, то надо было бы брать за образец первобытно-общинный строй, он проверен двумястами веков. Или уж на худой конец рабство – тоже веков десять его проверяли. Читаешь и думаешь – да учился ли А.Ципко в средней школе? Ведь уже из ее программы известно, что капиталистическая частная собственность и частное предпринимательство – очень недавние и специфические явления.

Отмечу, что в кругах интеллигенции, проникнутой евроцентризмом, как раз в силу присущего евроцентризму механистического мироощущения бедствия реформы легко выворачивают западнический энтузиазм в его кажущийся антипод – ненависть к Западу. Это именно кажущийся антипод, поскольку при этом сама структура мышления не меняется. Оно так и остается проникнуто евроцентризмом. Уже опросы 1994 г. показали следующее:

«На протяжении последних лет почвеннические сантименты характеризовали прежде всего необразованную публику. Теперь наиболее яростными антизападниками выступили обладатели вузовских дипломов, в первую очередь немолодые. (Респонденты такой категории ныне обнаруживают врагов российского народа на Западе вдвое чаще, чем даже такая, преимущественно немолодая и традиционно консервативная среда, как неквалифицированные рабочие). Именно эта категория людей (а не молодежь!) в свое время встретила с наибольшим энтузиазмом горбачевскую политику „нового мышления“ и оказала ей наибольшую поддержку. Теперь они зачисляют Запад во враги вдвое чаще, чем нынешние образованные люди более молодого возраста» («Информационный бюллетень ВЦИОМ», 1994, № 4).

В наших антисоветчиках с особенной силой проявилось общее свойство евроцентризма – безответственность. Механистичное мышление, не видящее хрупкости и не признающее святости многих человеческих отношений и общественных институтов. Сколько страшных маховиков раскрутили «шестидесятники» за время выполнения своего проекта, скольких джиннов выпустили из бутылок!

Возьмем хотя бы антисоветскую реформу в хозяйстве – с того момента, когда ее именно антисоветский пафос был обнародован (слом советской хозяйственной системы и создание необратимости). Сразу можно сказать, что сама декларация о создании необратимости как цели показывает глубинную безответственность реформаторов как философский принцип.

Позицию их можно было бы с натяжкой считать этически допустимой, если бы они четко заявили, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Ведь если этого не будет, то уплаченную народом тяжелую цену за блага для «новых русских» уже никак нельзя будет оправдать – это будет значить, что их выбор был вызван лишь его шкурными интересами или патологической тягой к предательству. Однако, сколько ни изучаешь документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, такой-то, уверен, будто курс реформ выведет нас на безопасный уровень до срыва. Нет, ссылаются на «флуктуации» – там одна фирма разбогатела, а там фермер. После краха рубля полумертвое хозяйство чуть-чуть зашевелилось.

Это совсем слабо. Реально признаков улучшения нет. Инвестиций нет и не предвидится, колебания уровня производства происходят в диапазоне быстро сужающихся возможностей, начинается массовое выбытие основных производственных фондов, а остатки системы НИОКР уже неспособны сопровождать простое воспроизводство. На что же надеяться?

Известный советолог С.Коэн писал в 1998 г.: «Проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе в экономике мирного времени, находящейся в процессе нескончаемого разрушения… Катастрофа настолько грандиозна, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе – буквальной демодернизации живущей в ХХ век страны» («Независимая газета», 1998, 27 авг.). Он не говорит очевидное: в ХХ веке промышленно развитая страна не может пережить "демодернизацию" – она гибнет.

Поразительно, но факт – администрация США (но не идеологи) более реалистично смотрела на нашу ситуацию (а значит, более гуманно относилась к советскому народу), чем отечественные демократы. 16 мая 1991 г. по запpосу Конгpесса США был пpедставлен доклад ЦРУ и pазведупpавления Министерства обоpоны «За пpеделами пеpестpойки: советская экономика в кpизисе». В нем, в частности, говоpилось: «Пеpеход от центpализованной плановой экономики к pыночной пpедставляется чpезвычайно болезненным пpоцессом для осуществляющих его стpан… Пpиватизация не может быть осуществлена быстpыми темпами. В частности, большинство восточноевpопейских стpан достигли опpеделенного пpогpесса пpи пеpедаче в частные pуки небольших пpедпpиятий, однако испытывают значительные сложности пpи осуществлении политически очень чувствительного пpоцесса пеpедачи частникам кpупных пpедпpиятий, являющихся собственностью госудаpства. Существенным и, возможно, самым главным условием успешного осуществления pефоpм по пеpеходу к pыночной экономике является политическое единство стpаны, базиpующееся на довеpии к избpанному пpавительству, котоpое пользуется шиpокой поддеpжкой населения».

К массовым страданиям и большой крови привела реализация антисоветского проекта в области национальных отношений. Это была большая программа – разжечь, действуя через дружественную «прогрессивную» национальную интеллигенцию антисоюзные (и неизбежно антирусские) настроения. Например, большую работу, чтобы направить мысли и чувства чеченцев к мести, произвели демократы из Москвы – старовойтовы и бурбулисы, нуйкины и приставкины. Вместо “народа, отбывшего наказание” чеченцы вдруг были превращены в “репрессированный народ”. Кто же их “репрессировал”? Россия! Так ведь ставили вопрос наши антисоветские идеологи. Модный одно время А. Нуйкин довольно хвастает в 1992 г.: “Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть. Поэтому мы поддерживали все, что расшатывало ее. А без подключения очень мощных национальных рычагов ее было не свалить, эту махину”.

Летом 1988 г. возникли националистические Народные фронты в Прибалтике, и очень быстро всем все стало ясно. Но в декабре 1989 г. А.Адамович заявляет на встрече в МГУ: «На окраинах Союза национальные и демократические идеи в основном смыкаются – особенно в Прибалтике… Происходит позитивный процесс: нет антирусских, антисемитских настроений» («Мы – шестидесятники», с. 347). С трудом верится, но депутат, видимо, не знал о таком остроумном лозунге «народных фронтов»: «Утопим евреев в русской крови».

Видимо, самое кровавое последствие безответственности антисоветских идеологов – взращивание в Таджикистане вооруженной исламистской оппозиции, начавшей уничтожительную гражданскую войну. Возник дикий, не укладывающийся в голове альянс – «демо-исламисты». Московские таджикские интеллигенты, воспитанные в кругах «шестидесятников», способствовали переходу той части таджикской элиты, которая представлена выходцами из знатного сословия ишанов (глав суфийских орденов-братств), порвать с советским режимом и перейти к активным действиям против него.

Ишаны боролись с царским правительством, потом возглавили басмаческое движение против советской власти. Ее укрепление привело к тому, что они согласились на компромисс и интегрировались в новую элиту. Однако антисоветская пропаганда, которая велась начиная с 60-х годов и подрывавшая легитимность государства, побудила ишанов разорвать этот пакт и возглавить создание радикальной Исламской партии возрождения Таджикистана (см. Д.В.Микульский. Исламская партии возрождения Таджикистана: история создания, структура, идеологические установки. – Восток, 1994, № 6).


Социал-дарвинизм.

И еще произошел в сознании нашей сдвигавшейся к антисоветизму интеллигенции один очень резкий и очень заметный перелом – она включила в свое мировоззрение социал-дарвинизм. Это изменение было скачкообразным, и оно, строго говоря, означало разрыв, который со временем лишь углублялся. Потому что в православной культуре социал-дарвинизм не принимался категорически, а сверху, в идеологии, на него был наложен запрет марксизмом.

Вообще биологизация человеческого общества нашей культуре всегда была чужда. Как писал видный американский антрополог Салинс, только Запад принял «миф Гоббса» о происхождении общества из дикой жестокой природы. Народы России, как и все незападные культуры, исходили из мифа, согласно которому они «произошли от богов» – в разных вариациях. Уже и поэтому в русском крестьянстве, как специально отмечал А.В.Чаянов, сравнивая его с французским крестьянством, не было мальтузианства. Было утверждено, что бедные имеют право на жизнь, и община выработала для обеспечения этого права специальные механизмы. Советский строй лишь закрепил это в идеологии и социальных институтах, но вовсе не изобрел.

Можно сказать, что неприятие биологизации общества было устоем нашей культуры. Вот, П.Сорокин, отнюдь не коммунист, пишет примерно в 1915 г. в свой преподавательский конспект (то есть, видимо, записывает мысль, достаточно широко признанную): «Человечество – новая сила мира. Сила эта все более и более растет; она определяет область существования его самого и все шире и шире раздвигает эту область. То, что „естественно“ вне его – „неестественно“ для него. „Естественный“ закон борьбы за существование, уничтожение слабых сильными, неприспособленных – приспособленными, человечество заменяет „искусственным“ законом взаимной помощи и солидарности» (СОЦИС, 1989, № 6).

А вот что говорит видный антисоветский антрополог, директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков в конце ХХ века: “Общество – это часть живой природы. Как и во всей живой природе, в человеческих сообществах существует доминирование, неравенство, состязательность, и это есть жизнь общества. Социальное равенство – это утопия и социальная смерть общества”. И это – после фундаментальных трудов этнографов в течение четырех последних десятилетий, которые показали, что отношения доминирования и конкуренции есть продукт исключительно социальных условий, что никакой “природной” предрасположенности к ним человеческий род не имеет…

А вот как излагал сущность человека “Московский комсомолец”: “Изгнанный из эдемского рая, он озверел настолько, что начал поедать себе подобных – фигурально и буквально. Природа человека, как и всего живого на земле, основывается на естественном отборе, причем на самой жестокой его форме – отборе внутривидовом. Съешь ближнего!”. Такая обработка велась во всем диапазоне средств – от желтой прессы до элитарных академических журналов.

Поначалу этот антисоветский социал-дарвинизм был вульгарным, как бы бытовым, стихийным – много говорили о сантехнике «дяде Васе», какой он пьяница, люмпен, иждивенец, неумеха и т.д., и как хорошо было бы ввести в СССР безработицу, чтобы его приструнить и заставить работать так же хорошо, как работают немцы. Потом это представление о человеке обрело концептуальную форму и дошло до уровня мальтузианства Гайдара и других нынешних «правых». Эта эволюция хорошо видна в текстах Н.Амосова, «кумира № 3» перестроечной интеллигенции.

Поразительно, что в самое примитивное биологизаторство впали даже те, кто до последнего времени считали себя марксистами. Например, А.С.Ципко пишет: «Большой вклад в формирование реального, современного образа человека внес советский хирург академик Н.М.Амосов. Он напомнил политикам и обществоведам, что люди от природы разные, отличаются и силой характера, и устремленностью к самостоятельности в личной самореализации. Чрезвычайно важна мысль о существовании пределов воспитуемости личности… Наверное, настало время серьезно поразмышлять о самой проблеме неравенства, вызванного естественными различиями людей в смекалке, воле, выносливости. Жизненный опыт каждого подтверждает предположение Н.М.Амосова о том, что в любой популяции люди сильные, с ярко выраженным желанием работать составляют от 5 до 10%» (А.С.Ципко. Можно ли изменить природу человека? – в кн. «Освобождение духа». М.: Политиздат, 1991).

В 1913 г. в Киеве прошел I Всероссийский сельскохозяйственный съезд, на котором собрались агрономы, экономисты, земские деятели, чиновники, предприниматели. Один из первых докладов назывался «Агрономия и землеустройство в их отношении к деревенской бедноте». Съезд принял решение, в котором подчеркивалось, что задачей агрономии является «обслуживание всех слоев земледельческого населения».

Это заявление носит принципиальный характер, оно показывает, насколько нынешнее состояние правящего слоя в России деградировало по сравнению с началом ХХ века. Сегодня все достижения цивилизации не только реально предоставляются только для обслуживания платежеспособного спроса, а вовсе не «всех слоев населения», но это и декларируется как официальная идеологическая догма. Антисоветские идеологи явно встают на сторону «сильных» и хищных против «слабых» (отвлечемся даже от того факта, что и само это ложное разделение ими мифологизировано). С каким пренебрежением пишет теперь А.С.Ципко о Ленине: «Когда В.И.Ленин во время гражданской войны бичевал кулака, то он отражал настроения беднейших крестьянских масс, ненавидящих этот преуспевающий тип работника, не брезгующего ничем, лишь бы укрепить свое хозяйство». Мол, нашел, чьи настроения отражать. Теперь идеал – фигура, не брезгующая ничем.

Все прекрасно знают, что примерно половина населения России терпит бедствие в результате утраты доступа к самым элементарным условиям существования. По сути, половина народа внезапно оказалась в новой, ранее для нее неведомой окружающей среде. Чтобы выжить, требуется срочное получение нового знания, которым эта половина народа не обладает в виде хотя бы эмпирического опыта. Повернулась ли наука, управляемая теперь антисоветски мыслящими людьми, к потребностям этих «слоев населения»? Ни в коей мере – ни на одном научном форуме об этом никто даже не заикнулся. Исключительная ориентация на «платежеспособный спрос», на потребности только имущей части населения.

Этот сдвиг к социал-дарвинизму незаметно привел очень многих из соблазненных антисоветизмом интеллигентов к утрате элементарного чувства сострадания, к странной холодности и жестокости по отношению к простому человеку. Я не говорю об активных политиках типа Гайдара и Чубайса, демонстративная жестокость которых уже отмечена как уникальный феномен нашей истории. Я не говорю о духовных антисоветских лидерах вроде Е.Боннэр, которая радостно пророчит нам страшные беды: «Шока еще не было!». Но ведь даже умеренные философы, ученые, деятели культуры, имеющие доступ к ТВ, не выдавили из себя ни одного слова сочувствия, простого участия к человеку – жертве этого эксперимента. Такое живое, сердечное, не отягощенное политикой слово мы слышим, очень редко, как раз от тех, кто почти отлучен от ТВ и радио – от Виктора Розова, от певицы Татьяны Петровой, от Николая Губенко с Жанной Болотовой. Но ведь они этим почти бросают вызов всему своему сословию! Сословие-то осталось с ненавистниками вроде Хазанова и Жванецкого.

Страдания от реформ Горбачева-Ельцина многообразны. Пусть интеллигент-демократ, возненавидевший «империю», не признает и не уважает страдания, причиненные уничтожением СССР, сдачей национальных богатств иностранцам и ворам, ликвидацией науки и т.п. Но он никак не может отрицать простое и видимое следствие – резкое обеднение большей части граждан. Это – прямой результат душевных усилий демократа, его «молитв» (пусть сам он «не поджигал»). И речь при этом идет не о временном бедствии вроде войны. ВЦИОМ хладнокровно фиксирует: «В обществе определились устойчивые группы бедных семей, у которых шансов вырваться из бедности практически нет. Это состояние можно обозначить как застойная бедность, углубление бедности». То есть, снято оправдание, которым вначале тешили себя демократы: пусть люди шевелятся, у них есть возможность заработать. По данным ВЦИОМ, только 10% бедняков могут, теоретически, повысить свой доход, «крутясь побыстрее». Причины имеют социальный, а не личностный характер.

И вот, зная масштабы этих страданий, средний интеллигент-демократ, кладя их на чашу весов, выше ценит свой душевный комфорт – избавление от надуманного страха перед тоталитаризмом или получение вожделенной многопартийности. Ему не жаль страдающих. Он, в целом, рад тому, что происходит. Это кажется невероятным, но это именно так.

В 1996 г. встретил я коллег-гуманитариев, с которыми у меня в 1989 г. был памятный разговор. Я тогда говорил, к каким тяжелым последствиям неминуемо ведет курс Горбачева, и меня прямо спросили: «Скажи, Сергей, ты что же, противник перестройки?». Тогда это еще звучало угрожающе. Я подумал и ответил: «Да, противник. Перестройка приведет к огромным страданиям людей». И вот теперь я спросил одну женщину, доктора наук, с которой меня связывали очень добрые отношения, не изменила ли она своих оценок после всего, что видела начиная с того разговора в 1989 году. И она ответила: нет, она и сейчас рада тому, что происходит. И она голосовала за Ельцина, хотя считает его… (в общем, жестко его оценила). Голосовала потому, что она может, не боясь, сказать про него то, что думает.

Мне показалось, что мы затронули что-то страшное и постыдное. Прекрасно понимала доктор философских наук, что эти ее «разрешенные» обличения суть ее сугубо личное духовное удобство, никакого социального значения они не имеют, никакого вреда режиму не наносят (как только маячит вред, на слова отвечают дубинки и танковые орудия). Какую, значит, огромную ценность для нее составляло право обличать власть, и какой аномальный страх вызывало официальное неодобрение этого занятия в советское время. Именно неодобрение, не более того, ибо обличение советской власти было поголовным кухонным занятием интеллигенции, и ни один волос за это не упал. И эта ценность в ее глазах перевешивает реальные смертельные страдания десятков миллионов людей.

Мне кажется, что это ненормально. Это – отрыв от жизни, уход в какое-то духовное подполье, где увеличиваются тени и теряется мера вещей.


Моральный релятивизм.

Мне кажется очевидным, что большинство активных идеологов антисоветского поворота – люди с изломанной моралью. Здесь я не имею в виду диссидентов, которые выступили как противники системы и даже иногда получали от нее шишки. Я говорю о тех, кто вышел из рядов самой привилегированной номенклатуры, таких как А.Н.Яковлев или Г.Х.Попов. Их антисоветизм – или следствие самой циничной измены тому государству, которое они подрядились охранять и укреплять, или следствие какого-то прозрения, которое осенило их на старости лет. Во второе верится с трудом. Но главное, что в любом случае их активная идеологическая антисоветская деятельность, на мой взгляд, аморальна. Даже если ты был антисоветчиком в душе и просто воспользовался поражением СССР, чтобы получше устроиться, держись в тени. Грех тебе выходить к людям и говорить диаметрально противоположное тому, что ты сам говорил всего пару лет назад. Случайно пришлось прочитать статью Волкогонова, посвященную Дню Победы 1989 г., когда он был, кажется, начальником Главного политического управления Вооруженных сил СССР. Страшно читать, более страстного и искреннего ленинца трудно себе представить. Но ведь это, как ни крути, подлость – в это же время тайно писать книгу, льющую грязь на Ленина.

Но скажу не об «архитекторах и прорабах», а о том типе мышления, который овладел значительной группой людей. Думаю, что именно из сочетания социал-дарвинизма и присущей евроцентризму безответственности возникло и еще одно свойство антисоветского проекта – поразительный "моральный релятивизм" (применим этот мягкий и туманный термин). Уже в конце 60-х годов в интеллигентной среде сознательные «антисоветски мыслящие» товарищи стали выделяться в особую субкультуру. В лаборатории, например, они говорили друг с другом как посвященные – так, что постороннему было трудно понять, о чем идет речь. У них были свои дела и проблемы, причем создавалось впечатление, что по отношению к «непосвященным» у них не действуют те моральные нормы, которые раньше казались общепринятыми, как бы «естественными». Это поначалу очень удивляло.

Помню случай в начале 70-х годов. Меня стали привлекать в «Комсомольскую правду», писать статьи о науке (я занимался науковедением). Зав. отделом науки был молодой талантливый журналист, мне очень нравился. Мне он тоже симпатизировал и как-то изложил свое сознательное антисоветское кредо. Видал я раньше антисоветчиков, которые изрыгали хулу, а этот был спокойный и именно сознательный. Потом он сделал быструю карьеру (даже стал зам. главного редактора «Известий»). В 1973 г. он попросил меня съездить в командировку в Бийск. Оттуда из пединститута какой-то доцент прислал письмо с обличениями ректора, на высокой политической ноте. Я поехал, говорил со многими преподавателями, студентами, ректором, этим доцентом. Доцент этот был подлый сутяга, который хотел подключить к своей сугубо личной склоке центральную прессу. Дефектом ректора была только доверчивость.

Вернулся я в редакцию, говорю, как обстоит дело – поддерживать сутягу против честного человека нельзя. И этот интеллигентный, талантливый журналист взорвался. Мол, как это нельзя! Сутяга, честный – какая разница. Ты что, из-за ерунды хочешь такую дорогую командировку оставить без результата? Эта философия меня очень тогда взволновала. В нашей, «просоветской» среде было много хамства, даже подлости, но такой философии не было. Напротив, антисоветская позиция как-то преломлялась у этих интеллигентов в ощущение своей причастности к высокой миссии, которая позволяла им не обращать внимания на такие мелочи. В них уже было что-то от Родиона Раскольникова.

Те идеологи, которые уже с 60-х годов «проектировали» структуру и логику антисоветской пропаганды, сознательно пошли на разрушительный для нравственности шаг, которого не заметили «честные демократы» и который нам всем теперь дорого обходится. Они широко использовали то противоречие, которое неизбежно возникает при «родовых муках» становления нового строя. Заключается оно в том, что политический и идеологический аппарат, который служит инструментом этого становления, в широких масштабах вступает в конфликт с пророками и провозвестниками именно этого строя. И не только вступает с ними в конфликт, но часто и уничтожает.

Это, надо подчеркнуть, происходит неизбежно, и не только потому, что аппарат всегда отстает от пророков, что он не может и не должен так глубоко чувствовать и переживать суть исторического процесса. Даже если какая-то часть аппарата и понимает, что пророк прав, она вынуждена его окоротить, потому что аппарат организует движение всей неоднородной и даже внутренне противоречивой социальной системы, он должен следовать именно ее динамике, а не динамике мысли и чувства тех, кто «внял неба содроганье». Никакое большое движение не возникает без пророков и поэтов, но уже в процессе движения избыток их творчества разрушителен.

Во время «родовых мук» становления советского строя многие его самые чуткие и верные выразители и пророки подверглись гонениям или поплатились жизнью. Погиб Н.Клюев, бедствовал А.Платонов, томился в лагере А.Ф.Лосев, а в ссылке М.М.Бахтин, пошел на расстрел А.В.Чаянов. Все это были люди, провидевшие и выразившие, не всегда ясно, самые фундаментальные черты советского проекта. Подлость антисоветских идеологов я вижу в том, что они представили этих мучеников-пророков своими политическими и идеологическими союзниками. Этим они нанесли новый и гораздо более трудно поправимый удар по делу этих мыслителей – они блокировали, нейтрализовали их мысль, которая для нас в поиске пути имеет именно фундаментальное, а не конъюнктурное, значение. После того, как люди А.Н.Яковлева «прибрали к рукам» Чаянова – кто его читает?

А.Ф.Лосев замечательно изложил место космического мироощущения в современной нам русской культуре, и эта его разработка была бы очень важна для понимания особенностей советского проекта в его сравнении с Западом. Именно пассаж о конфликте между космическим мироощущением русского человека и ньютоновской картиной мира привел на XVI съезде ВКП(б) Л.М.Каганович, нападая на А.Ф.Лосева, как пример «мракобесия» – удивительная чуткость. Но разве это дает право антисоветским либералам представлять Лосева своим союзником? Ведь это подлог, в данном эпизоде их философский союзник – Каганович.

А если спуститься с уровня философии к земному человеку, то кредо таких людей, как Лосев состояло в том, чтобы помочь становлению нового строя, а не сыпать песок в буксы. Он пишет из лагеря жене 23 февраля 1932 г.: «… Темные стороны современного строительства не должны затемнять нашего зрения до полной темноты. Есть, напр., тут люди, и очень солидные, которые саркастически высмеивают меня за то, что я принял предложение быть преподавателем арифметики в здешнем ликбезе; и, замечая явные успехи моего преподавания, начинают говорить о несовместимости ликбеза с моим мировоззрением. Я не знаю, о каком моем мировоззрении они говорят, но я знаю, что это – действительно мракобесы и безнадежно мрачно-озлобленные на всю жизнь люди» («Вопросы философии», 1989, № 7).

Именно в таких людях и горел всегда антисоветский огонь.

Но вернемся к взращиванию обыденной аморальности. Исследователи отмечают, что рост подавляющего числа патологических социальных явлений обуславливается экономическими и политическими потрясениями, снижением уровня жизни. Начавшаяся в 1985 г. перестройка характеризуется именно этими факторами. Росту проституции, наряду с социально-экономическими, способствовали и культурные факторы, в частности, воздействие средств массовой информации. Они целенаправленно развращали молодежь.

Социологи из МВД пишут: "На начальном этапе содержание их материалов носило сенсационный характер. Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть – валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и проч., а также места их «работы», каковыми являются перворазрядные отели, рестораны и бары. Эти публикации вкупе с известными художественными и документальными фильмами создали красочный образ «гетер любви» и сделали им яркую рекламу, оставив в тени трагичный исход жизни героинь.

Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Самое печальное, что она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек и молодых женщин. Примечательны результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 г., согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных, точнее – доходных профессий" (Ю.Г.Карпухин, Ю.Г.Торбин. Проституция: закон и реальность. – СОЦИС, 1992, № 5).

К чему привело целенаправленное растление подростков и молодых людей? Обычно обращают внимание на взрывной рост заболеваемости сифилисом. На деле положение хуже – спектр болезней, связанных с упадком морали, широк, и некоторые из таких болезней гораздо опаснее сифилиса. Вот что сказано в Государственном докладе «О состоянии здоровья населения Российской федерации в 1999 г.» (М., 2000): "В последние годы сохраняется неблагоприятная тенденция ухудшения состояния психической адаптации детей и подростков, увеличение у них дезадаптивных форм поведения, включая алкоголизацию, табакокурение, наркоманию и др. виды девиантного поведения…

В 1999 г. заболеваемость гепатитом В (ГВ) на 21% больше, чем в предыдущем году… Начиная с 1994 г. в РФ складывается принципиально новая эпидемическая ситуация по ГВ. Резко изменившиеся социальные условия, искажение представления о жизненных ценностях, снижение нравственного уровня среди молодежи привели к резкому росту заболеваемости ГВ. Эти негативные процессы резко превысили успех в борьбе с ГВ, достигнутый к началу 90-х годов. Рост заболеваемости обусловлен двумя возрастными категориями: 15-19 и 20-29 лет, вовлекаемыми в наркоманию и неупорядоченные сексуальные контакты… С начала регистрации в 1994 г. продолжает ежегодно увеличиваться заболеваемость гепатитом С, по сравнению с 1998 г. она увеличилась на 65,7%… Основное количество заболевших формируют подростки и лица 20-29 лет… С 1997 г. на некоторых территориях страны отмечается интенсивное вовлечение в эпидемический процесс школьников 11-14 лет".

Пропаганда проституции имела прямое отношение к антисоветскому проекту как одно из направлений ударов по «культурному ядру» общества. Идеологические работники перестройки не просто оправдывали ее как якобы неизбежное социальное зло, они представляли проституцию чуть ли не благородным делом, формой общественного протеста против несправедливостей советского строя. Актриса Е.Яковлева (исполнительница главной роли в фильме П.Тодоровского “Интердевочка”) так объяснила, что такое проституция: “Это следствие неприятия того, что приходится “исхитряться”, чтобы прилично одеваться, вечно толкаться в очередях и еле дотягивать до получки или стипендии, жить в долгах… Проституция часто была для девочек формой протеста против демагогии и несправедливости, с которыми они сталкивались в жизни”. Проституция как форма протеста! Браво, деятели культуры!

Видный юрист-демократ подходит с другой стороны, категорически отрицающей нормы традиционного общества. Он призывает (в 1988 г.) легализовать проституцию на том основании, что ликвидировать ее путем запретов не удается: «Пока существуют товарно-денежные отношения, будет и проституция. И никакие призывы и заклинания не смогут ее ликвидировать, равно как и запреты, которые лишь загонят явление в более глубокое подполье… Только нашим удивительным пренебрежением к истории, разуму и науке можно объяснить слепую веру в силу запрета, репрессий и морализаторства… Может ли торговля телом преследоваться сильнее, нежели торговля духом (интеллектом)?.. Недопустима для социалистического общества и политика регламентации проституции. Думается, наиболее приемлем аболиционизм – отмена запретов» (Я.И.Гилинский. Эффективен ли запрет проституции? «Социол. исследования», 1988, № 6).

Трудно сказать, где здесь кончается демагогия и начинается искренне непонимание. Например, сравнение «торговли телом» и «торговли духом» – явная демагогия (это все равно что уподобить убийство выстрелом в затылок «убийству словом»). Почему регламентация какого-то социального зла «недопустима для социалистического общества»? Видимо, тоже демагогия. А вот то, что «вера в силу запретов и морали» вызвана якобы нашим уникальным пренебрежением к разуму есть, возможно, искреннее непонимание. Но уму антисоветского юриста оно чести не делает.

В своем стремлении разрушить «тоталитарные моральные нормы» наши интеллектуалы, в том числе из академической среды, доходят до гротеска. Вот, один из них с восторгом описывает социологическое исследование летом 1994 г. лагеря «натуризма», попросту говоря нудизма – разгуливания нагишом (Р.М.Камалов. Метаморфозы стыдливости. – СОЦИС, 1995, № 11). Автор патетически восклицает: «Что же отличает внутренний мир обнаженной девушки? Прежде всего выделяется чувство свободы… Мы видим, во-первых, свободу как освобождение от одежды, а значит и от табу одной из культурных норм… Человек как бы вылезает не только из своей одежды, но и из своего сознания». Одна из нудисток якобы даже сказала «исследователю» своего внутреннего мира: «Нудизм действует как святое причастие». Тьфу, даже тут святое причастие помянули, вот как соскучились по Богу.

Кстати, антисоветский проект вовсе не прекращен с разрушением СССР, ибо он носит именно цивилизационный характер, а разрушение цивилизации процесс длительный. Вот статья в “Независимой газете” (17 июля 1999 г.) о II Международной эротической выставке в Петербурге.: “Наибольший интерес у посетителей выставки вызывали живые “экспонаты” – русские красотки с величаво грациозными, обезоруживающими фигурами, божественно роскошными телами, вкусными, зовущими губами. Мужчины всегда собирались там, где красавицы демонстрировали груди… Корреспондент “НГ” задал несколько вопросов главному идеологу выставки, заведующему кафедрой сексологии и сексопатологии Государственной еврейской академии имени Маймонида, секретарю ассоциации сексологов РФ, профессору Льву Щеглову: “Какова цель выставки?” – “Формирование у населения эротической культуры, которая блокирует тоталитарность”. Здесь все интересно – и “Государственный” (!) характер еврейской академии, взявшей на себя роль идеолога сексуальной революции, и ее место в борьбе с “тоталитаризмом”, и упомянутая вскользь национальная принадлежность “женского мяса” на международной выставке.

Важной стороной антисоветского мышления стало принципиальное применение двойных стандартов – по отношению к СССР и к их земле обетованной, США (и вообще Запада).

Вот парный случай, который стал важным экспериментом над массовым сознанием в разных культурах. В 1981 г. южнокорейский самолет рейса KAL-007 вошел в воздушное пространство СССР, углубился на 500 км и пересек его с севера на юг, активизировав всю систему ПВО. В конце концов, после многих предупреждений, он был сбит. В СССР это вызвало тяжелое чувство – независимо от оценки действий военных. Трагедия есть трагедия. На Западе это было поводом длительной (десять лет) антисоветской кампании7. Но главное в другом – в 1988 г. военный корабль США «Винсенс», находившийся в Персидском заливе, среди бела дня сбил ракетой иранский самолет с 290 пассажирами на борту. Самолет только что поднялся в воздух и находился даже еще не в международном пространстве, а над иранскими территориальными водами.

Когда корабль «Винсенс» вернулся на базу в Калифорнии, огромная ликующая толпа встречала его со знаменами и воздушными шарами, духовой оркестр ВМФ играл на набережной марши, а с самого корабля из динамиков, включенных на полную мощность, неслась бравурная музыка. Стоящие на рейде военные корабли салютовали героям артиллерийскими залпами. Н.Хомский, проводя структурный анализ обоих случаев, приводит выдержки из центральных американских газет, которые буквально внушили американцам объяснение, начисто снимающее у них чувство ответственности за жизнь 290 пассажиров. Было достигнуто невозможное. Читаешь эти статьи, и голова кругом идет. Самолет, мол, сбили из благих побуждений, и пассажиры "погибли не зря", ибо Иран, возможно, чуть-чуть одумается и сдвинется к демократии…

В среде антисоветской интеллигенции действия СССР вызвали интенсивную злорадную активность, она хорошо и реалистично показана в фильме В.Меньшова «Зависть богов» (2000 г.), действия же американского корабля вообще никакого внимания не привлекли.

Отдельный срез проблемы аморализации антисоветского мышления – нарушение учеными обществоведами самых элементарных норм научной этики. Конечно, в СССР, как и во всех больших государствах, власть и ее спецслужбы пользовались услугами психологов, социологов и т.п. Но это была работа «для служебного пользования». В советское время нельзя было в академическом журнале прочесть рекомендации по использованию против какой-то части общества подлых приемов. В антисоветском мышлении это вообще не является моральной проблемой. Стыд и совесть просто исчезают из интеллектуального пространства.

Вот, некто Д.А.Левчик с философского факультета МГУ (!) дает рекомендации власти, как испоганить митинг оппозиции. Он это называет «контрмеры с целью ослабления эффекта митинга». Вот как их видит философ:

"– доказать обществу, что место проведения митинга не «святое» или принизить его «священный» статус, например, перезахоронить тело Ленина, тем самым понизить статус Красной площади в глазах ленинцев;

– доказать, что дата проведения митинга – не мемориальная, например, развернуть в средствах массовой информации пропаганду теорий о том, что большевистская революция произошла либо раньше 7 ноября, либо позже;

– наконец, можно просто нарушить иерархию митинга или демонстрации, определив маршрут шествия таким образом, чтобы его возглавили не «главные соратники героя», а «профаны». Например, создать ситуацию, когда митинг памяти жертв «обороны» Дома Советов возглавит Союз акционеров МММ.

Другими словами, профанация процедуры и дегероизация места и времени митинга вместо митинговой эйфории создает смехотворную ситуацию, в условиях которой возможна вовсе не мобилизация участников митинга, а их дезорганизация. Катализатором профанации митинга может стать какая-нибудь «шутовская» партия, типа «любителей пива». Например, в 1991 г. так называемое Общество дураков (г. Самара) профанировала первомайский митинг ветеранов КПСС, возложив к памятнику Ленина венок с надписью: «В.И.Ленину от дураков». Произошло столкновение «дураков» с ветеранами компартии. Митинг был сорван, а точнее превращен в хэппенинг". (Д.А.Левчик. Митинг как форма предвыборной борьбы. – СОЦИС, 1995, № 11).

Глотайте ваше дерьмо, мои антисоветские коллеги-гуманитарии. Это и есть мораль вашего «гражданского общества».


Психология гунна

В антисоветском проекте, особенно на стадии «перестройки», большую роль сыграла антилиберальная и антизападная сторона нашего массового сознания. То, что ее расшевелили и эксплуатировали наши «либералы-западники», не должно удивлять, как не должна удивлять эксплуатация ими националистических и религиозных предрассудков, зачастую архаических, как в Чечне или Таджикистане. Их задача была «сжечь Спарту», и ради этого ничего не было жалко. Антисоветское движение разбудило жажду воли, хаоса – антицивилизационное чувство, приведенное в дремлющее, латентное состояние в ходе напряженной советской индустриализации, войны, упорядочения городской жизни в эпоху «застоя».

Какой же стороной вырвалось коллективное бессознательное русского народа и куда оно нас сейчас влечет? Вовсе не к либеральному открытому обществу, правовому государству и прочей сладенькой дребедени. Раскрепощенное перестройкой коллективное бессознательное лишь на коротком отрезке пути было попутчиком демократов – когда ломали порядок. Советский, социалистический, тоталитарный – как угодно его назови, неважно. Суть в том, что ломали порядок и создавали хаос.

В начале века Россия “кровью умылась”, но советский строй сумел овладеть разбуженной энергией и направить ее на строительство, создать новый порядок. Это – поразительная историческая заслуга большевиков. Повторите-ка их опыт, господа Ельцин да Путин.

Почему же интеллигенция не поняла этой стороны советского проекта? Из-за легкой внушаемости и поразительного отсутствия исторического чувства. В советской идеологии история была искажена – вместо бунта “свято-звериной” русской души революция была представлена как разумное и чуть ли не галантное классовое столкновение (возможно, это умолчание было оправданным – не поминать лиха). Сказано было: красные за социализм, белые за капитализм, победил прогресс – просто и понятно. А ведь главной, стихийной и страшной силой был бунт “гунна”. Для него одинаково были чужды и белые, и красные – носители того или иного порядка. И это течение пронизывало все слои общества и было повсеместным, ползучим, “молекулярным”.

М.М.Пришвин записал 18 января 1919 г.: «Телеграфно-телефонная проволока дугами в разных местах опустилась до земли, потом обрывалась и падала на дорогу, а скифы наши скатывали ее в крендели и развозили к себе по избушкам. Так во всем уезде у нас погибла телефонно-телеграфная сеть, и, когда остались только столбы, и то в иных местах покривленные, в газете было объявлено, что за украденную проволоку будет какое-то страшное наказание, вроде как „десять лет расстрелу“… Ораторы еще говорили „Граждане!“ и призывали к коммунальному строительству государства, а скифы скатывали в клубочки оборванную инеем и бурей телеграфную проволоку и уносили ее домой по избушкам». Я здесь не употребляю слова «скифы», которое Пришвин ввел, видимо, следуя его полемике с А.Блоком относительно революции. Правильнее (и тоже условно) говорить о психологии гунна. Так вот, нынешний реванш гунна даже радикальнее, чем всплеск его активности после 1917 г. – сегодня не скатывают в клубочки оборванную проволоку, а срезают ее с действующих столбов, вырывают из систем сигнализации и блокировки на железной дороге.

Кто же внял антисоветским призывам, если не считать ничтожную кучку “новых русских” с их разумным, даже циничным расчетом, и сбитую с толку интеллигенцию? Вняли именно те, в ком взыграло обузданное советским строем коллективное бессознательное «гунна». Возникновение индустриальной цивилизации было “скачком из мира приблизительности в царство точности”. Скачком очень болезненным. Это царство – еще островок в мире, и нас тянет вырваться из него обратно в мир. Эти массы людей, освобожденные с заводов и из КБ, от норм права и нормальной семейной жизни, правильно поняли клич Ельцина: “Я дал вам свободу!”. Это свобода казаков, ватаги, банды. Артели челноков и рэкетиров – это казаки конца ХХ века, сбежавшие на новый Дон от крепостного права завода и университета. В самом понятии рынок их слух ласкали эпитеты: свободный, стихийный. А понятие плана отталкивало неизбежным: плановая дисциплина, неукоснительное выполнение.

Выборы и 1993, и 1995 гг. стали важным экспериментом. Носители идеи либерального порядка с треском проваливались, один за другим. Отшвырнули Гайдара, вытерли ноги о Горбачева. Кадеты, либералы и меньшевики, как и в революцию, отброшены народной стихией. За кого голосовали? За капиталиста и мастера своего дела С.Федорова или либерала гарвардского помета Явлинского? Нет, за Ельцина и Лебедя, выступающих в гриме крутых громил. Остались две силы: те, кого с натяжкой принимают пока за большевиков (КПРФ), и те, кто взялся охранять хаос. Пока что “новые русские” с этими заодно, но деньги и семьи отправляют за рубеж.

Коллективное бессознательное «гунна» активизировал сам Б.Н.Ельцин. Вот его «Исповедь на заданную тему». Он рассказывает, как потерял два пальца: «Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военных). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки, и пока часовой находился на другой стороне, пропилил решетку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за 100: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло».

Возможно, этот рассказ надо понимать как аллегорию. Уж слишком много странностей: трудно перепилить решетку, пока часовой обходит церковь, гранаты не хранятся с запалами, взорвавшаяся в руках граната отрывает не только два пальца, а кое-что еще. Но главное – мышление читателя, те его инстинкты, к которым обращается Ельцин. Ведь мы видим подростка – взрослого человека по тем тяжелым временам, – который, положив на камень гранату, бьет по ней молотком! Не распиливает тем же напильником, а бьет молотком. На какой эффект мог рассчитывать пусть и безрассудно храбрый, но цивилизованный человек? И если он в отрочестве бьет молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, если он станет президентом? Он ведь, кстати, изображает себя поразительно безжалостным человеком, именно “гунном” – любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решетка и похищение боеприпасов. Этот часовой для юного Ельцина был столь же далеким, как для “гунна” член чужого племени.

Отсюда и вытекает характеристика последователей Ельцина: как умный политик, он предложил им как раз такой образ, который должен был бы привести в ужас разумного человека – но восхитить и привлечь тех, кто мечтал лишь о сокрушении «начиненной взрывчаткой» советской империи. Разница в том, что сегодня «ребят» подальше от взрыва не отвели.

Неподалеку от моего участка в деревне строит, как и я, дом и сажает картошку человек, в котором, почти как для учебника, соединились чудесные свойства и слабости русской души. Готов поделиться всем, что у него есть, бежит помочь всем и каждому, за любое свинство готов дать в морду, даже смешно приложить к нему западные мерки рынка и прав человека. Человек удивительно деликатный, хоть и выглядит медведем. Иногда приходил излить душу: родной завод, где проработал двадцать лет, совсем разворовали. А перед вторым туром выборов 1996 г. вышел я в огород понурый, а он меня пожалел и успокаивает: “Ты, Григорьич, не кручинься, не допустят, чтобы коммунисты пришли к власти”.

Чем же ему так противны коммунисты? Он не читает газет и не смотрит телевизор – не жертва манипуляции. Равнодушен к историям о ГУЛАГе и не соблазнен приватизацией. Он просто счастлив воле. Его отправили в неопределенный отпуск, а ему мало что и надо, и у него отключилось чувство ответственности за страну в целом. Его мир – картошка, банька, маленькая внучка, с которой он катается по траве, приятели в деревне, с которыми можно душевно распить бутылку. Он не лентяй, встает с солнцем, но вырвался из индустриального “царства точности” и вернулся почти в язычество.

Конечно, все мы испытываем тягу к такому бегству от цивилизации, это и есть наш архетип. Мы и совершаем порой такое бегство на время, отдыхаем душой. Но когда это происходит с половиной народа, и он начинает “жечь костры и в церковь гнать табун”, то это – катастрофа. И чем она кончится, пока не ясно. И это – вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации, это именно пробуждение в нас гунна. А гунн сегодня может сколько-то времени выжить только истребляя все вокруг – пока и его не истребят.

Глядя на моего соседа, я думаю, что та невероятная индустриализация, которая легла на плечи русских крестьян, потом война, потом вся эта гонка развития как будто сжали несколько поколений нашего народа слишком тугой пружиной. Начали при Брежневе давать послабление – неумело. А потом за этих людей взялись антисоветские идеологи, пришел Ельцин – и пружина вырвалась. И масса людей счастлива. Скудеет их потребление, рушится страна, уходят в банды сыновья, а они к этому равнодушны. Главное, сброшены оковы цивилизации, и они гуляют, как махновцы на тачанке. И при этом есть президенты, которые это одобряют и даже бросают им на прокорм и пропой последние богатства страны.

Это наблюдение, якобы обидное для рабочих, вызвало возмущение даже среди просоветски настроенных людей. Один такой автор «Советской России» сам 30 лет проработал на заводе, вырвался оттуда благодаря Ельцину и обратно не желает. Он так объясняет позицию рабочих: “Реакция современных рабочих на останавливающиеся заводы – это протест против политики военного коммунизма, которая проводилась во времена застоя”. То есть, рабочие якобы рады разрухе, ибо освобождены от “новой формы рабского труда”, каковой был уклад советского хозяйства. Капитализм, даже дикий, автор ценит намного выше: “Частник – пиявка, гад, сволочь, платит мало, но оплачивает по труду, хотя и по своим принципам”.

Не будем придираться к нелепости: можно платить или по труду, или “по своим принципам” – и то и другое вместе никак не возможно. Частник платит именно не по труду, иначе он не был бы пиявкой. Но это автор письма ему прощает за старую, изобретенную пятьсот лет назад этими пиявками приманку: разделять людей по доходам, создавать из общества “воронку”, где каждый тянется наверх, в узенький носик. И, как считает мой оппонент, советские рабочие, ставшие “челноками”, выиграли: “Основная масса рабочих и технической интеллигенции подались в челноки. Конечно, это несчастные люди, не уверенные в завтрашнем дне, всего боящиеся и бесправные, но… Но у них выполняется принцип “как потопаешь, так и полопаешь”, т.е. оплата по качеству и интенсивности затраченного труда”.

Важно, что эта потребность – “потопать и полопать” – духовная и жгучая. И это именно всплеск коллективного бессознательного, разумным это никак не назовешь – какой разумный человек станет радоваться разрухе, при которой уничтожаются рабочие места для целых поколений! Вместо улучшения своего в чем-то неудобного дома – сжечь его посреди зимы! Отомстили советскому строю! Но проблема в том, что духовная потребность становится материальной: известно, что в своих желаниях и потребностях человек не является разумным и далеко уступает в этом животным. Маркс хорошо сказал: животное хочет того, в чем нуждается, а человек нуждается в том, чего хочет.

Решив не улучшать, а сломать советский строй, который был цивилизацией, недовольные рабочие и ИТР вовсе не стали буржуа и пролетариями, не разделились на классы. Они именно деклассировались и выпали из цивилизации. Радоваться остановленным заводам – это и быть гунном. “Полопаешь так, как потопаешь” – это и есть мышление гунна. Что такое “труд” челнока? Это – набеги за добычей, рысканье по джунглям, хоть и каменным, поиск кореньев и падали.

Социально-инженерный проект по искусственному формированию целой общественной группы «челноков» – одно из крупномасштабных преступлений ХХ века. Произведено искусственное снижение социального положения, квалификации, самоуважения огромных масс людей, которые еще вчера были необходимыми и продуктивными членами общества. То, чем занимаются у нас эти торговцы, бывшие рабочие и инженеры, на Западе оставлено, как скрытая благотворительность, для маргиналов – спившихся безработных, наркоманов, подростков-цыган. Когда в РФ политические задачи будут решены, торговый капитал, обладающий транспортом, электронными системами информации и расчетов, оборудованием и помещениями складов и магазинов, разорит и ликвидирует всех этих челноков и ларечников в течение месяца. Как бы они ни “топали”, их издержки на единицу товара в сотни раз превышают издержки нормальной торговли, не надо строить иллюзий. Но пока что задача антисоветских реформаторов – содрать с России наросшее на нее за тысячелетие “мясо” цивилизации и разбудить гунна, который разрушит все ее белокаменные дворцы и заводы.

Прискорбно, но быстрее всего дичает как раз интеллигенция, которую вскормили как духовного наставника рабочих. Зашел я как-то (в 1995 г.) к друзьям в МГУ и чуть не заболел от горя. МГУ у меня, да и у многих из моего поколения вызывает особое чувство. Строили его новое здание после войны – богато и роскошно. Открыли в 1953 г., студенты и аспиранты ходили в сатиновых шароварах, но вокруг был мрамор и зеркала, дубовая мебель. Пылинки сдували.

И вот, пришел я недавно на дорогую мне кафедру органической химии и зашел в туалет. Дикое зрелище. Вороха грязной бумаги, воду давно никто не спускает, вокруг унитазов, прямо на полу, окаменевшее дерьмо. Я – к своему другу, профессору-демократу: вы что, не можете организоваться, хоть по очереди немного прибирать, если уборщиц уволили? А он мне: «Ты свои советские замашки оставь!».

Помню, когда я там был студентом, какой-то энтузиаст из комитета ВЛКСМ (возможно, Юрий Афанасьев) решил заставить нас шагнуть к коммунизму, и в МГУ уволили всех уборщиц. Сами студенты должны были все делать, отдавать один день в месяц. Все мы были злы, как черти – день был большой потерей. Но ведь убирали мы туалеты, мыли и драили. Такого, как в «постсоветское» время, никто и представить себе не мог бы. Это – мелочь, но в ней отражение главного.

А главный результат «реформы», который и предопределяет все остальные – явный уже распад души в значительной части народа. Это именно распад, а не превращение в душу «цивилизованного человека». Вот я думаю, что одна из главных предпосылок для краха советского строя как раз заключалась в соединении инстинкта зверя в «сильных» (социал-дарвинизм, сделавший ненавистным советское уравнительство) с инстинктом «гунна» у тех, кто не рассчитывал пробиться в «сильные». Эти дремавшие или подавленные в советское время инстинкты были разбужены перестройкой.

Социал-дарвинизм узаконил саму идею разделения на сильных и слабых – при том, что слабым оставлялось право только на благотворительность сильных. Ведь когда сегодня какой-нибудь демократ говорит, что «все должны иметь доступ к хорошей пище», он мысленно добавляет: «а уж если по какой-то причине на всех хорошей пищи не будет хватать, то ее должно получить сильное меньшинство, а за умирающих слабых мы помолимся». Так оно и есть сегодня, и этот порядок «сильных» устраивает. Только не молятся за слабых, проклятые.

Проблема не в «сильных» а как раз в «слабых». Нынешний порядок потому установился и устойчив, что и «слабые» его приняли, хотя знают, что к пирогу они не прорвутся. Они получают вознаграждение «гунна» – жизнь охотника и собирателя кореньев, уход от школы и фабрики. И тяга эта оказалась настолько сильна, что пересиливает инстинкт самосохранения и продолжения рода.

Предпосылкой к этому было, на мой взгляд, резкое изменение советского общества без соответствующего изменения и базиса, и надстройки. Со сменой поколений мы совершенно неожиданно стали обществом сытых (точнее, обществом людей, уже не имеющих сигналов голода в своей телесной памяти). А до этого мы были обществом, где на нервную систему каждого действовали эти сигналы. Выходит, это два совершенно разных типа обществ, и они должны быть устроены существенно по-разному. Никакие рассказы стариков о голоде не заменяют этих сигналов (в массе, а не в отдельных людях). На Кубе это видно еще резче, чем было у нас – потому что там еще сосуществуют эти два разных контингента людей, и между ними виден глубокий разрыв.

В.Розов как-то в беседе со мной сказал, что человечество с достоинством прошло испытание голодом, но не факт, что оно выдержит испытание сытостью. Но важную вещь мы с ним тогда не заметили: во всем человечестве было только одно сытое общество – СССР. Запад никогда до этого не допускает, там есть сытые классы, но не общество, и голод, очевидный и близкий, воспитывает сытых. Давным-давно тоже существовало сытое общество, точнее, первобытная община – и с ней произошло примерно то же, что и с СССР. Конечно, человечество развивается, и телесные сигналы все же превращаются в культурные, так что поиск справедливой жизни и в сытом обществе все время идет, так что циклы господства «зверей и гуннов» сокращаются.

Наше сытое общество оказалось хрупким, и странно, что над этим многие смеются. Мы стараемся слабые точки выявить и, как Де Токвиль, «представить себе, при каких условиях старый порядок мог бы не погибнуть». Это работа трудная, что хорошо видно по оппозиции. Она обращается с обличительными или конструктивными идеями к страдающему обездоленному человеку. А на самом деле он все довольно хорошо понимает, но им овладел «инстинкт гунна» и воля к смерти. Поскольку это входит в конфликт с его укорененными культурными устоями, он не хочет этого признать и притворяется обманутым. Ах, меня обманули Горбачев и Ельцин. Даже поблагодарит за их разоблачение, а потом опять «не понимает» очевидных вещей.

Похоже, нынешнему молодому поколению на какое-то время стало не в силах нести груз русской культуры. Доклад Комитета РФ по делам молодежи (из правительства Ельцина!) в 1993 г.: «Более трех четвертей молодых людей испытывают чувство неудовлетворенности жизнью. Фиксируется быстрое нарастание (за год в два раза) страха перед будущим. В структуре конкретных страхов на первом месте страх перед войной на национальной почве, далее идут одиночество, бедность, болезнь, бандитизм, возможность потерять работу, голод. Страхи такого рода для российской молодежи являются во многом новыми и потому парализуют волю ее значительной части… На шкале ценностей значительно снизилось значение ценности человеческой жизни. Существовавшая тенденция на снижение числа самоубийств прервана. Количество самоубийств резко возросло и будет увеличиваться».

Как сказано в этом докладе, при опросах среди молодежи, составляющей 32 млн. человек, 6% заявили, что согласны убить человека, если им хорошо заплатят. Конечно, храбрятся – но ведь это 2 миллиона молодых людей, думающих про себя, что могут это сделать!

Повторяю, что все это еще не привело к слому, катастрофе, потому что оказалась неожиданно высокой, даже необъяснимой прочность и советской морали, и советской техники. Народ стихийно (и даже, можем сказать, подпольно) сопротивляется одичанию, и основная масса людей проявляет поразительную нравственную стойкость. Но эти ресурсы не вечны, как не вечны ресурсы советских самолетов, поездов метро и рижских электричек.

Похоже, что русский народ может жить только в состоянии подвижничества. А молодым хочется «побалдеть» – или умереть, если будут запрещать. Но груз культуры никуда не денется, и кто-то его потащит. Вот им-то и могут в чем-то помочь наши рассуждения.

В современной западной философии, которая остро переживает общий кризис индустриальной цивилизации, одним из базовых является принцип, взятый у поэта XVIII века Гёльдерлина принцип: “Там, где зреет смертельная опасность, там растет надежда на спасение”. Нормальные человеческие инстинкты – сохранение жизни, продолжение рода – будут разворачивать вырвавшееся, как обезумевший табун, коллективное бессознательное русского народа его созидательной стороной. Надо лишь помогать этому, стремясь, чтобы силы спасения выросли раньше, чем смертельная опасность созреет вполне.