Часть 2. Какими принципами не поступаться

Какого покаяния от нас требуют

Перед выборами опять подняли тему покаяния коммунистов. Новые партийцы, вроде бы умывшие руки от грехов большевизма и оставшиеся с Жуковым да Гагариным, мнутся. Мы, мол, не против покаяния, но вообще-то мы в те годы маленькие были, нам мамка не говорила, чего большевики («партия Ленина-Сталина») творят. Но бог с ними, с партийцами, у них свои заботы. Они в политике идут по лезвию ножа – то банкиpов надо успокоить, то шахтеpов. Пусть уж делают свое дело. Важнее нам самим разобраться с больным и страшным вопросом.

Вообще-то будоражит тему вины и покаяния исключительно та часть интеллигенции, чье сознание было воспалено перестройкой. В этом вопросе ее отрыв от основной массы советского народа был очень велик. В 1989 г. «наследие сталинизма» как одну из основных причин наших трудностей назвали 13% из случайной выборки населения и 34% из числа читателей «Литературной газеты», в основном интеллигентов. И это расхождение сохранилось все эти годы – разбередить старые раны требует именно радикальная интеллигенция, ориентированная на Запад и рыночную реформу. Разве не странно: именно те, кто требовал «покаяния», уже в 1989 г. при опросах выступал за «частное предпринимательство». Высокая мораль под ручку с Мамоной.

Кстати, даже если перейти на уровень мышления «демократов» с их цивилизацией и политической культурой, то нынешние крики о покаянии вообще неуместны. Поезд ушел, господа. Вы сами сняли вопрос, когда запретили КПСС. Запрет партии означает сдачу дела в архив, тем более, что возбужденный вами же процесс в Конституционном суде закрыл это дело даже в рамках политического права. Компартия СССР преступной организацией не была, и формально ей каяться не в чем. А вопросы совести вас, воры и растлители, вообще не касаются, нос у вас не дорос.

Но допустим на момент, что все эти солженицыны-ветровы и боровые – действительно «совесть нации» и имеют право требовать у кого-то покаяния. В конце концов, неважно, кто и почему поднял вопрос – он важен сам по себе. Давайте его тронем между собой, осторожно – вещей касаемся хрупких.

Что для нас покаяние? Личная тайна каждого, дело тихое, больше ночное. Неслышный разговор с нашими мертвыми, без адвокатов и документов. Собеседники наши – без злобы и без страсти. Объясняют нам, где мы ошиблись, где смалодушничали, а где согрешили, пошли на поводу у зверя в нашей душе. Как же поправить, стереть, уничтожить совершенные нами зло и ошибки? Кому заплатить штраф? Только потомкам – для них сделать добро, но не как милость и не за плату, а как покаяние – но так, чтобы они этого и не знали. И страну по мере сил укрепить, она нашим мертвым была дорога.

Но бывают такие потрясения в народе, такие обиды, что, кажется, тени наших мертвых вопиют о мщении, требуют стереть нанесенное им зло кровью их обидчиков. Думаю, это в нас самих бурлит страсть, неправильно мы понимаем невыражаемые просьбы дорогих нам теней – и совершаем еще один всплеск братоубийства. Тоже как покаяние, но за которое потом опять приходится каяться, пока не утихнут страсти.

Когда говорят о большевиках, которые прошли 20-30-е годы, а за них как раз и требуют покаяния, каждый вспоминает свои образы. Ничтожная кучка вспоминает папаш и дядюшек – партийных боссов. Академик С.Шаталин все сидел на коленях у секретарей ЦК, к секретарю обкома уже и не садился. Гайдар тоже, видно, на спецпайках подорвал себе обмен веществ. Но миллионы и миллионы семей знают большевиков из своих родных как людей, которые тянули лямку и за все себя чувствовали в ответе.

Мне, да и, думаю, почти всем, показалась бы смешной сама мысль требовать покаяния от Гайдара и подобных ему – зpя Зюганов этого от них ждет. Они совершенно чужды проблеме спасения души и понимают только уголовное и гражданское право. Им – не покаяние, а пpокуpоpа с судьей, адвоката и свидетелей. А нам остается думать о покаянии большевиков-трудяг, «революцией мобилизованных и призванных». Тех, кто, как мобилизованный, шел не за славой и не за жирным куском, а именно потому, что мобилизован.

Будем считать, что мы примерно знаем, какие раны нанесли большевики стране, которую собирали по косточкам – после того, как ее разворовали, растлили и рассыпали буржуи в паре с Распутиным да демократы Керенского. После того, как белые скликали на подмогу мародеров из четырнадцати стран (об этом наши патриоты вроде как забыли).

Нам уши прожужжали о том, как Ленина везли в запломбированном вагоне с согласия германского штаба. Тут бы и процитировать «Окаянные дни» Бунина – якобы самую разоблачительную книгу о революции. Кого же она разоблачает? По мне, так именно те круги либеральной буржуазной интеллигенции, в которых вращался Бунин. Это ведь они мечтали о сдаче России немцам, чтобы те расправились с большевиками.

Послушайте Бунина: «Вчера были у Б. Собралось порядочно народу – и все в один голос: немцы, слава Богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое… Слухи о каких-то польских легионах, которые тоже будто бы идут спасать нас… Немцы будто-бы не идут, как обычно идут на войне, сражаясь, завоевывая, а „просто едут по железной дороге“ – занимать Петербург… После вчерашних вечерних известий, что Петербург уже взят немцами, газеты очень разочаровали».

Мы помним, что именно большевики собрали, что можно, из разваленной тогдашними демократами армии, и отбили немцев – даже Ельцин не осмелился отменить праздник 23 февраля, день создания Красной армии. Но разве это была общенациональная победа? Для многих это был крах надежд на «спасение Западом». Уже тут возник раскол, глубину которого хорошо передал Бунин. Большевика он изобразил в виде «синеглазого рабочего», который на улице встрял в разговор с буржуазными дамами. Одна из них «наивно вмешалась, стала говорить, что вот-вот немцы придут, и всем придется расплачиваться за то, что натворили. „Раньше, чем немцы придут, мы вас всех перережем“, – холодно сказал рабочий и пошел прочь. Солдаты подтвердили: „вот это верно!“ – и тоже отошли».

Так вот, речь ведут о покаянии этого «синеглазого рабочего» и этих солдат, а не наивной дамочки и не Б., приятеля Бунина. Помню, как я сам, тупой студент новенького, с иголочки, МГУ, вскормленный мирным хлебом и уже тронутый ветрами ХХ съезда, приставал с требованием покаяния к двум моим дядьям-большевикам – к тем из моих родных, которые были мне поближе и подоступнее, подобрее.

Кого же я травил? Оба коммунисты с молодых ногтей, оба потрепаны жизнью. Один имел большие способности к математике, приехал в Москву на крыше вагона, поступил на математический факультет. А тут призыв добровольцев в авиацию – ушел, стал летчиком, причем классным, разработал новый прием выхода из штопора. В войну не раз в Москву приезжал, получать ордена. Помню, новый орден вешали над столом на нитке, окунали в водку. После войны еще кончил с отличием две военных академии, командовал полком, дома не бывал, днем и ночью на аэродроме. В сорок два года стал стариком, имел стаж службы в армии, с учетом налетанных часов, сорок лет. Как бы с двух лет в армии. Уволили в запас, и смог исполнить юношескую мечту – снова поступил в вуз, стал учителем математики. Пять лет назад ездил я его хоронить в Петрозаводск. Солдаты, пpисланные военкоматом, дали залп, а потом удивлялись, сколько у покойника орденов и какой старый, залатанный мундир. Больше у него собственности не было.

Другой «нераскаявшийся» с детства прибился в Средней Азии к армии, пятнадцать лет воевал с басмачами. Потом кончил два вуза и осваивал, будучи секретарем горкома Небит-Дага, открытые нефтяные месторождения – вместе с туркменами-пастухами, по пояс в ледяной воде. Это – партработник. Пролежал под руинами в Ашхабаде, pядом с умирающими детьми, продолжал работать весь разбитый. И что меня еще с войны, ребенком, поражало в обоих – небывалая доброта к людям. В самых простых местах – в электричке, на базаре, на улице. Что бы они сделали сегодня, увидев на улице Москвы голодных и босых таджикских детей? Завеpнули бы в свой пиджак и куда-то понесли. Куда? И когда я, в своем безгрешном самодовольстве, заводил сорок лет назад свои речи о покаянии, то не понимал, почему они так волновались, так переживали. Почему, ни от чего не отрекаясь и ни на кого не сваливая вину за историю – им это в голову не пpиходило – они говорили что-то сбивчивое, нечленораздельное, вроде того как пишет Андрей Платонов.

Сейчас-то я понимаю, что они именно совершали, ежедневно и непрерывно, подвиг покаяния, они просто горели им, хотя эти слова были бы им противны. Может быть, они даже предчувствовали, что после их смерти придут и всем завладеют Гайдар и Боровой. И во мне, родной крови, видели глупого сообщника этих будущих душителей большевизма.

И вот, вспоминая сегодня дела и мысли этих принявших на себя вину большевиков, – их и были миллионы – я заявляю всем – и Солженицыну, и Яковлеву, и невинным лидерам КПРФ: те большевики в целом, как «орден меченосцев», приняли и совершили покаяние. И такое, до которого ваша нынешняя дряблая мысль и не поднимется. И самое главное, что это покаяние было понято и принято народом – опять же, без слов и без документов.

Это покаяние – в том, что три состава ВКП(б) было выбито за войну на передовой. Вот уровень ответственности, вот чем покрыто и стерто вольно или невольно причиненное народу зло. Кто скажет, что народ не принял это покаяние? Откуда же тогда тpи состава? Чего вы требуете от Зюганова после этого и по сравнению с этим?

А это – не страшное ли покаяние, когда большевики положили под топор всю ленинскую гвардию? Когда отдали на плаху героя Тухачевского, стершего артиллерией с лица земли деревни тамбовщины? Ведь большевики от него не отказались – а послали на плаху. Ах, нехорошо, необоснованные репрессии. А почему же народ это принял, хотя сам нес от этого тяжелые потери? Такой у нас кровожадный народ? Тогда перед кем же каяться – перед Новодворской? Нет, народ у нас не кровожадный, а просто то самобичевание ВКП(б) было воспринято как покаяние – и зачтено.

А вот, совсем уж мелочи, о них и не вспоминают. Паpтмаксимум – чем же не покаяние? Да, большевики истязали наpод, гнали его чистить зубы и стpоить самолеты, измеpять не веpшками, а микpонами. Но за это сpазу бpали на себя покаяние, как веpиги. Моя мать, студенткой в пеpвом унивеpситете центpальной Азии, в Ташкенте, как член паpтии обязана была взять на свой скудный паек на пpокоpм одного pебенка из Поволжья. Тогда она, из домостpоевской казачьей семьи, и стала куpить – табак заглушал голод.

А вот дела радостные, праздничные – но и в них покаяние, уже прощенного и успокоенного. Это – ритуальные, выходящие за рамки экономической разумности послевоенные снижения цен. Какой Лившиц объяснит нам смысл тех сообщений! А люди моего возраста помнят. Это был общий праздник – государства и простившего его грехи народа. Так кающийся и уже прощенный человек раздает свое добро, и люди берут с радостью, оказывая ему милость. Потому-то советское государство с непонятным упорством держалось за буханку по 18 коп. В этом была его тайная сила. Рухнула эта буханка – и убили СССР. Какого теперь покаяния вы хотите, политические клоуны? А покаяние гоpбачевской КПСС, угpобившей стpану – еще впеpеди. Тут уж я – подсудимый. Но и свидетель.

Грех новым коммунистам не только соглашаться на превращение потаенного покаяния большевиков в какое-то политическое шоу, но даже объясняться по этому поводу со всякими Сванидзе. Ведь их стандарт – Марк Захаров, сжигающий перед телекамерой какую-то корочку (может даже свой партбилет, хотя вряд ли – бутафории у него хватит). Но нельзя даже шаг делать в этом направлении, ведь, все-таки, разные у нас с ним культурные устои. Даже на самый простой, невинный акт покаяния – милостыню – накладывает Евангелие строжайший запрет: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми, чтобы они видели вас. Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне».

Но надо еще напомнить всем тем, кто надеется, что немцы уже заняли Петербург и «синеглазый рабочий» у них под каблуком. Русская история завещала нам еще один вид покаяния. Когда безжалостный, обманом одолевший враг припрет к последней черте, люди обязаны до глубины души покаяться – за то, что они сделают с этим врагом. Так каялось три дня войско Минина и Пожарского перед тем, как идти на Москву.

Не напрашивайтесь на такое покаяние. Оно ведь тоже потаенное, и вы его можете не заметить. А признаки уже начали появляться.

1996