Откуда может взяться огонь?


Западный огонь может вспыхнуть из-под якобинско-большевистского пепла. Этот огонь можно назвать красным. Он будет новым, непохожим на предыдущие и одновременно преемственным.

Западный огонь может вспыхнуть из-под фашистского пепла. Тогда это будет новый черный огонь. В нем ищущий спасения Запад сгорит сам и спалит все человечество. Для меня это абсолютно ясно. Но в поисках огня Запад обратится к любым истокам. К этому, возможно, скорее, чем к любому другому.

Западный огонь, наконец, может вспыхнуть из-под пепла напряженной, допотребительской, доокультуренно-остывшей религиозности. Тогда это будет белый огонь.

Мой выбор – в пользу красного. Но я не хочу рекламировать свой выбор. Я хочу описывать коллизию огня. Возможен ли белый огонь? Этого ждут многие. Я уже продвинулся на несколько шагов в описании препятствий, существующих на этом пути. Казалось бы, почему не сделать ставку на возможность религиозного ренессанса в XXI столетии? Вот и Хантингтон говорит, что мир движется от идеологии к религии! И неоконсерваторы явно облизываются на нечто подобное. Облизываться-то они облизываются...

Но есть тут несколько «но». Об одном я уже сказал выше. Запад вообще (и неоконсервативный Запад, в первую очередь) превратил религию в успокоительный ритуал, в часть комфорта. И в этом виде она не может быть мобилизующей. Христианский идеал сегодняшних христианских церквей в среднем – по состоянию верующих – лишен мобилизующего начала. Лишен этой жертвенной, ждущей Будущего сотериологической мотивации. Хотя, конечно, исключения есть. Но, опять же, христианско-фундаменталистскими исключениями западный мир «не проинтегрируешь».

Следующее «но» заключается в том, что ныне существующие относительно нагретые христианско-фундаменталистские исключения, охватывающие серьезные массы верующих, во многом сориентированы не на будущее, а на конец времен.

Протестантские эсхатологические модификации христианства, сконцентрированные, в основном, в США, согреты этим ожиданием конца. Причем их эсхатология носит весьма конкретный характер. И слишком ясна ее связь с угрозой ядерной мировой войны.

Кроме того, даже этот нагрев все равно не воспламеняет такие массы верующих, которые могут повести за собой все человечество. Или хотя бы сам Запад. Трудно представить себе столь значительную трансформацию подобных чаяний, при которой эти искры родят цивилизационное пламя. Эта энергия не даст большой крестоносной страсти, сколько бы Буш к этой страсти ни апеллировал. А долго ли он к ней апеллировал? Нет, недолго. Только пикнул – сразу заткнули, причем, что называется, наглухо. И поразительно, как быстро и до какой степени.

Необходимая религиозная энергия есть в исламе. Но это антизападная энергия. Где еще может вспыхнуть белый огонь? В Латинской Америке? Там он, скорее, все-таки будет красным. В Индии? Индия – очень религиозная страна. Но Запад-то тут при чем? Китай же, в строгом смысле слова, страна нерелигиозная.

Итак, с одной стороны, только восстановление высших смысловых измерений может спасти и Запад, и мир. Это означает выход за «консенсус данности», о котором я только что говорил. Вне этого выхода спасения нет.

Но, с другой стороны, классовый инстинкт, инстинкт господства и нечто, может быть еще более темное и цепкое, противостоит любому выходу за рамки «консенсуса данности». И потому ведет в тупик и себя, и мир. В каком-то смысле, это поразительным образом накладывается на коллизию, объясняющую реальные причины распада СССР (рис.8).