Сценарная матрица — это диаграмма, предназначенная для того, чтобы иллюстрировать и анализировать директивы, переданные родителями и предками нынешнему поколению. В эту относительно простую схему можно вместить поразительное количество информации. Сценарные матрицы были начерчены для некоторых случаев, представленных в главах шестой и седьмой (рисунки 6,8 и 9), настолько точно, насколько позволяет имеющаяся информация. На практике задача заключается в том, чтобы отделить решающие родительские предписания и решающий родительский образец поведения — тему сценария — от «шума» или внешних помех; это вдвойне трудно, поскольку не только сам человек, но и все окружающие его по мере возможностей препятствуют этому отделению. Поэтому трудно выделить шаги, ведущие к сценарной развязке, к счастливому или трагическому концу. Иными словами, люди прилагают большие усилия, чтобы скрыть сценарий и от самих себя, и от окружающих. Это совершенно естественно. Возвращаясь к предыдущей метафоре, можно сказать, что человек, сидящий за пианино и движущий пальцами в иллюзии, что сам производит музыку, не хочет, чтобы кто-нибудь посоветовал ему заглянуть во внутренности пианино, и аудитория, наслаждающаяся концертом, тоже этого не хочет.

Стайнер, изобретатель сценарной матрицы, следует такой схеме: родитель противоположного пола говорит ребенку, что делать, а родитель того же пола показывает, как делать (см. историю Батча). К этой основной схеме Стайнер делает очень важные добавления. Он развивает схему, уточняя, что делает каждое состояние Я родителей. Он постулирует, что Ребенок в родителе дает предписания, а Взрослый в родителе дает ребенку его «программу» (которую мы назвали также родительским образцом). Стайнер добавляет новый элемент — антисценарий, приходящий от Родителя родителей. Станейровская версия матрицы появилась в результате работы с алкоголиками, наркоманами и «социопатами». У них трудные, трагические сценарии третьей степени (которые сам Стайнер называет "хамартическими"). В его матрицах, следовательно, отражается строгое предписание "безумного Ребенка", но сюда же можно отнести также искушения, провокации и предписания, которые исходят от Родителя в родителях, а не от их "безумного Ребенка" (см. матрицу Батча, рис. 6).

Хотя остается еще немало вопросов, которые следует прояснить в дальнейших экспериментах, схема, показанная на рисунке 8, годится для многих случаев как промежуточная модель, имеющая большое значение в клинической практике, а также в работах по психологии развития, социологии и антропологии, что будет показано ниже. Такая «стандартная» матрица показывает предписания и провокации, исходящие от Ребенка родителей, обычно от родителя противоположного пола. Если эта матрица будет признана универсальной, мы узнаем много нового о том, что определяет судьбу человека и каким образом судьбоносный сценарий передается от одного поколения к другому. Наиболее важный принцип теории сценариев поэтому можно изложить следующим образом: "Ребенок родителей образует Родителя Ребенка" или "Родитель ребенка есть Ребенок Родителя". Это легко понять с помощью диаграммы, не забывая, что Ребенок и Родитель с прописной буквы — это состояния Я, а ребенок и родитель со строчной буквы — реальные люди.

Незаполненную сценарную матрицу, как на рисунке 14, можно начертить на доске и использовать во время групповой встречи или при изучении сценарной теории. Анализируя индивидуальные случаи, нужно вначале записать родителей в соответствии с полом пациента, затем мелом вдоль стрел записать лозунги, образцы, предписания и провокации. Это дает наглядное представление решающих сценарных транзакций и приводит к диаграммам, аналогичным изображенным на рисунках 6, 8 и 9. С помощью такой схемы вскоре можно будет установить, что сценарная матрица сообщает то, о чем не говорилось раньше.

Незаполненная сценарная матрица

Люди с хорошими сценариями могут интересоваться сценарной теорией только из академического интереса, если, конечно, сами не собираются стать терапевтами. Но для того чтобы вылечить пациента, нужно выявить предписания как можно в более чистой форме, и в этом случае очень полезна аккуратно начерченная сценарная матрица.

Наилучший способ получить информацию, необходимую для заполнения этой матрицы, — задать пациенту четыре вопроса. 1. Каков был любимый лозунг ваших родителей? Он даст ключ к антисценарию. 2. Какую жизнь вели ваши родители? Наилучший ответ будет получен при длительном знакомстве с пациентом. Чему бы ни учили его родители, он будет снова и снова это делать, и это повторение позволит определить его социальный образец: "Он сильно пьет", "Она сексуальная девушка". 3. Каков был родительский запрет? Это наиболее важный вопрос для понимания поведения пациента и планирования решительного вмешательства, которое позволило бы пациенту жить свободно. Поскольку его симптомы — представляют собой замену запрещенного акта, а также протест против запрета, как показал еще Фрейд, освобождение от запрета избавит пациента и от симптомов. Требуется опыт и проницательность, чтобы отличить родительский запрет от фонового «шума». Наиболее надежные ключи предоставляет ответ на четвертый вопрос. 4. Какие ваши поступки заставляли родителей улыбаться или смеяться? Ответ позволяет выяснить, какова альтернатива запрещенному действию.

Стайнер считает, что запрет в случае алкоголика — "Не думай!", и пьянство — программа замены мышления. Отсутствие мышления легко заметить, если прислушаться к тем банальностям, к которым сводятся диалоги игроков-"алкоголиков"; еще больше банальностей они навязывают друг другу при «алкогольной» групповой терапии. В них утверждается, что «алкоголики» не реальные люди и с ними нельзя обращаться как с реальными людьми, но это неправда. Героин вызывает еще большее привыкание и более зловещие последствия, чем алкоголь, и Синанон неопровержимо доказал, что наркоманы — реальные люди. Реальная личность в обоих случаях проявляется, когда алкоголик или наркоман отказывается слушать голоса в голове, которые подталкивают его сохранять свою дурную привычку, подкрепляя свои призывы время от времени физическими требованиями. Похоже, что транквилизаторы и фенотиазин эффективны отчасти потому, что заглушают родительские голоса, которые держат Ребенка в возбужденном состоянии и смущают своими постоянными «Нельзя» и «Ха-ха».

Короче, чтобы заполнить сценарную матрицу, которая стала бы похожа на рисунки 6, 8 и 9, нужно выяснить родительское предписание (РП), образец или программу (ВП), запрет (РеЗ), а также провокацию (РеП).

Самые сильные сценарные предписания даются в семейных драмах (глава третья), которые в одних случаях усиливают сказанное родителями, в других — разоблачают родителей как лжецов. Это сцены, которые самым мучительным образом запечатлевают в сознании ребенка то, что он, по мнению родителей, должен знать о своем сценарии. Следует помнить, что сказанное вслух слово оказывает такое же глубокое и длительное воздействие, как и так называемая "невербальная коммуникация".

Сценарные матрицы из шестой и седьмой глав показывают, как главные элементы сценарного аппарата: наставления Родителя, образец Взрослого и сценарный контроль Ребенка — передаются от двух родителей отпрыску. На рисунке 7 подробно показано, как ребенок получает от родителей — обычно от родителя противоположного пола — наиболее важный элемент сценария — сценарное предписание. Это хорошая подготовка для изучения рисунка 15, который показывает, как предписание может быть передано от одного поколения другому. Такая серия называется "семейным парадом". Здесь пять поколений связаны одним и тем же предписанием.

Семейный парад

Ситуация, показанная на рисунке 15, не так уж редка. Пациентка слышала или видела сама, что ее бабушка была Неудачницей; она хорошо знает, что отец у нее тоже Неудачник; ее сын попадает в больницу, потому что он Неудачник; и ее внучка показывает в школы явные признаки того, что будет Неудачницей. И пациентка, и терапевт знают, что эта состоящая из пяти поколений цепь должна быть разорвана, или так будет продолжаться еще много поколений. Для пациентки это хороший побудительный мотив, чтобы постараться выздороветь:[48] если она сумеет это сделать, то не будет передавать предписание сыну; сейчас же она, вопреки собственному желанию, подкрепляет это предписание при каждой их встрече. Это облегчило бы жизнь сына, оказало бы благотворное влияние на внучку и, вероятно, также на ее детей.

Одним из последствий брака должно было бы быть ослабление действия предписаний и провокаций, поскольку муж и жена происходят из разного окружения и дают детям различные директивы. В действительности результат такой же, как с генами. Если Победитель женится на Победительнице (как обычно и поступают Победители), их потомки станут Победителями в еще большей степени. Если Неудачник женится на Неудачнице (как обычно бывает с Неудачниками), их потомки становятся Неудачниками в еще большей степени. Если брак смешанный, результат тоже смешанный. И всегда существует возможность возврата к одному из родителей.

На рисунке 16 показана передача предписаний, образцов и средств сценарного контроля на протяжении пяти поколений. В данном случае у нас сценарий «хороший», или сценарий Победителя, а не «плохой» — Неудачника. План жизни можно назвать "Мой сын будет врачом". Пример показывает историю потомственного лекаря в маленькой деревушке в джунглях острова южных морей.

Начинаем мы с отца и матери. Отец (пятое поколение) родился примерно в 1860 году и женился на дочери вождя.

Их сын (поколение четвертое) родился в 1885 году и поступил так же. Их сын (поколение третье) родился в 1910 году и следовал тому же сценарию. Его сын (поколение второе) родился в 1935 году и несколько отклонился от курса. Вместо того чтобы стать потомственным лекарем, он отправился в медицинскую школу в Суве, на острове Фиджи, и стал так называемым туземным медицинским ассистентом. Он тоже женился на дочери вождя, и их сын (первое поколение), родившийся в 1960 году, собирается пойти по стопам отца, но вследствие исторического развития он может стать квалифицированным врачом и даже учиться в Лондоне. Таким образом, сын в каждом поколении становится отцом (О) в следующем, а его жена становится матерью (М).

Каждый отец и каждая мать передают сыну одно и то же наставление: "Будь хорошим врачом". Взрослый отца передает Взрослому сына секреты профессии, которые, разумеется, неизвестны матери. Но мать знает, чего хочет от сына; в сущности, с самого раннего возраста она знает, что хочет, чтобы ее сын стал вождем или лекарем. Поскольку, по-видимому, ему предстоит стать лекарем, она передает от своего Ребенка Ребенку сына (от своего решения, принятого в раннем возрасте, к раннему возрасту сына) благожелательное пожелание: "Будь победителем в медицине".

В данном случае (на рисунке 16) семейный парад с рисунка 15 показан в более сложной форме. Можно заметить, что отцовское предписание и отцовская программа инструкций образуют две параллельные линии, проходящие через все поколения от 1860 до 1960 года. Материнское наставление и материнское предписание ("Не подведи") тоже параллельны и исходят сбоку в каждом поколении. Рисунок наглядно демонстрирует передачу «культуры» за период в сто лет. Аналогично можно изобразить передачу любого элемента «культуры» или любой роли в деревенском обществе.

Семейный парад дочерей, у которых роль "мать лекаря—победителя" на диаграмме будет выглядеть также, только М и О поменяются местами. В обществе, в котором серьезное влияние на сценарий ребенка оказывает дядя или свекровь, диаграмма усложнится, но принцип сохранится неизменным.

Следует отметить, что в этом параде победителей сценарии и антисценарии совпадают, что является наилучшим способом обеспечить победу. Но если мать 3, например, будет дочерью вождя—алкоголика, она может дать сыну плохое сценарное предписание. Тогда возможны неприятности, потому что у сына возникнет конфликт между сценарием и антисценарием. Родитель матери велит сыну быть хорошим лекарем, а Ребенок матери в то же время проявляет свою зачарованность и насмешливость, когда она рассказывает мальчику о глупости и пьяных проделках дедушки. И тогда его могут исключить из медицинской школы за пьянство, и он проведет жизнь, играя роль «алкоголика», в то время как разочарованный отец будет исполнять роль «Преследователя», а испытывающая ностальгию мать — роль "Спасителя".[49]

Самое сложное в сценарном анализе в клинической практике — проследить влияние дедушки и бабушки. Это показано на рисунке 17, который является более детальной версией рисунка 7. Здесь можно видеть, что РРе в матери разделен на две части: ОРРе и МРРЕ. ОРРе представляет влияние ее отца, когда она была совсем маленькой (отцовский Родитель в ее Ребенке), а МРРе представляет влияние ее матери (материнский Родитель в ее Ребенке). На первый взгляд, такое разделение может показаться слишком сложным и непрактичным, но для человека, привыкшего к рассуждениям в терминах состояния Я, это не так. Например, пациенту не требуется много времени, чтобы научиться различать в самом себе ОРРе и МРРе. "Когда я была маленькой, отцу нравилось заставлять меня плакать, а мама любила наряжать меня так, чтобы подчеркивать сексуальность", — говорила красивая плачущая проститутка. "Папа хотел, чтобы я была умной, а мама любила нарядно одевать меня", — сказала умная, хорошо одетая женщина-психолог. "Папа говорил, что девочки ни на что не годятся, а мама одевала меня как мальчика", — говорила испуганная девушка-битник в своем мальчишеском наряде. Каждая из этих женщин очень хорошо понимала, когда ее поведение в раннем возрасте определяло влияние отца (ОРРе), а когда — матери (МРРе). Когда они плакали, проявляли ум или пугались, они делали это для отца, а когда выглядели сексуально, хорошо одевались или вели себя по-мальчишески — поступали так в соответствии с материнскими инструкциями.

Передача от дедушки и бабушки

Вспомним, что родительские ограничения приходят от родителей противоположного пола. В таком случае ОРРе в матери — это ее «электрод», а МРРе в отце — его «электрод» (см. рисунок 10). Таким образом, сценарные указания матери приходят к мальчику от ее отца, и поэтому можно заключить, что "сценарное программирование мальчика исходит от его дедушки с материнской стороны". Отцовский приказ приходит к девочке от матери отца, то есть программирование сценария девочки осуществляется ее бабушкой с отцовской стороны. То есть электрод — это мать (дед) в голове мальчика, а в случае девочки — отец (бабушка) в ее голове. Вернемся к описанным выше случаям. Бабушка проститутки несколько раз была замужем и разводилась с мужьями; бабушка женщины-психолога была известной писательницей, а бабушка девушки-битника всю жизнь боролась за права женщин.

Теперь становится ясно, почему на семейном параде, изображенном на рисунке 15, поколения чередуются по полу: бабушка, отец, пациентка, сын, внучка. С другой стороны, рисунок 16 показывает, как можно приспособить такую диаграмму, чтобы проследить поколения по мужской или женской линиям. Эта универсальность и делает диаграмму сценарной матрицы ценным инструментом. Диаграмма обладает свойствами, о которых не подозревал даже ее изобретатель. Это сравнительно простой метод, который позволяет понять такие сложные проблемы, как семейная история, передача культуры и психологическое влияние дедушки и бабушки.

Для передачи сценария необходимо соблюдение двух условий. Ребенок должен быть способен к восприятию, готов к нему и должен хотеть его принять. Его родители должны хотеть передать сценарий.

Ребенок способен, потому что его нервная система создана для того, чтобы быть запрограммированной, получать чувственные и социальные стимулы и организовать их в модель, которая и будет определять его поведение. По мере того как взрослеют его тело и мозг, он становится готов к принятию все более и более сложных типов программирования. Он хочет принимать их, потому что нуждается в способе структурировать свое время и организовать деятельность. В сущности, он не только хочет, но и горячо стремится к этому, потому что человек — не просто пассивный компьютер. Подобно большинству животных, он стремится к «закрытию», к завершению начатого; а кроме того, у него есть великое человеческое свойство — стремление к цели.

Начиная со случайных попыток, человек в конце концов приходит к тому, что точно знает, что сказать после того, как сказал «Здравствуйте». Вначале его реакции самоцельны, он получает удовольствие от деятельности и ее успешного завершения: например, благополучно набрать еду в ложку и донести до рта, самостоятельно пройти по комнате. Вначале цель — просто идти, затем — идти к чему-то. Начиная идти к людям, ребенок должен уже знать, что делать, когда он до них доберется. Вначале ему улыбаются, его обнимают, и он в ответ должен только обнимать. От него ничего не ждут, кроме того, что он подойдет самостоятельно. Позже от него начинают еще чего-то ожидать, и он учится говорить «Здравствуйте». Немного погодя и этого становится недостаточно, от него ждут большего. И он учится вырабатывать различные стимулы, чтобы получать в ответ нужные реакции. Он вечно благодарен (хотите верьте, хотите нет) своим родителям за то, что они дают ему модель: как обращаться к людям таким образом, чтобы получить ожидаемый ответ. Это структурный голод, стремление к образцу, к модели, а в конечном счете — сценарный голод. Таким образом, сценарий воспринимается потому, что человек испытывает сценарный голод.

Родители, в свою очередь, способны, готовы и стремятся, потому что это встроено в них веками эволюции: желание заботиться о своих отпрысках, защищать и учить их, стремление, которое способны подавить только очень мощные внешние и внутренние силы. Но помимо этого, если они сами получили необходимый сценарий, родители не только хотят, но и стремятся растить детей и получают от этого большую радость.

Однако некоторые родители в этом отношении перегибают палку. Воспитание детей для них не радость и не обуза, а непреодолимое стремление. В особенности необходимо им передать предписания, образцы и советы в объеме, который намного превосходит потребности ребенка в родительском программировании. Это принуждение представляется сложным явлением, которое можно грубо разделить на три аспекта. 1. Стремление к бессмертию. 2. Требования собственных родительских сценариев, которые могут быть очень разными: от "Не допускай никаких ошибок" до "Погуби своих детей". 3. Желание родителей избавиться от контроля собственного сценария, передав его другому и тем самым освободившись. Конечно, получается это очень редко, и потому попытки предпринимаются снова и снова.

Эти постоянные нападки на детскую психику хорошо известны детским психиатрам и семейным врачам, которые называют их по-разному. С точки зрения сценарного аналитика это — форма избыточного программирования, а предписания, полученные ребенком и далеко превосходящие его сценарный голод, можно назвать эписценарием, или сверхсценарием. Обычная реакция ребенка — отказ от таких наставлений, но он может последовать родительской политике и попытаться передать эти наставления кому-нибудь еще. По этой причине Фанита Инглиш назвала сверхсценарий "горячей картофелиной", а постоянные попытки передать его из рук в руки она называет "игрой в горячую картофелину".

Как указывает в своей оригинальной статье на эту тему Ф.Инглиш, в эту игру играют все, в том числе и терапевты. В качестве примера она рассказывает о Джо, студенте-психологе, который в качестве сценарной развязки получил от матери предписание: "Попади в сумасшедший дом". Поэтому у него сложилась привычка выбирать для своих неумелых психологических экспериментов кандидатов в психиатрическую лечебницу и пытаться им помочь по-своему. К счастью, его преподаватель заметил сценарную улыбку Джо, когда пациент находился на грани нервного срыва, и прекратил всю процедуру. Он убедил Джо отказаться от изучения психологии, попытаться сделать карьеру в бизнесе и самому полечиться. Сценарная развязка Джо — это сверхсценарий, или "горячая картофелина" его матери, которая всю жизнь провела, стараясь "не попасть в сумасшедший дом", как она неоднократно говорила. Предписание попасть в сумасшедший дом она сама получила от одного из своих родителей и пыталась избавиться от него, передав Джо, который, в свою очередь, пытался передать его пациентам.

Таким образом, родители передают сценарий как часть своих нормальных родительских обязанностей, кормя ребенка, защищая его и показывая, насколько могут, как строить свою жизнь. Избыточное программирование может возникнуть по разным причинам. Наиболее патологичной является попытка избавиться от сверхсценария, передав его своим детям. Сверхсценарий, особенно трагичный, или «хамартический», становится "горячей картофелиной", который никто не хочет держать в руках. Как отмечает Инглиш, это Профессор, Взрослый в Ребенке, говорит: "Кому это нужно?" и решает, что нужно от него избавиться, как от проклятия в сказке — передав кому-то другому.

По мере того как проходят годы и сценарий усваивается, его предписания, образцы и запреты смешиваются, переплетаются, так что в поведении человека их бывает трудно разграничить и понять, где же "окончательное главное направление". Человек усваивает программу, которая обобщает все элементы сценария. Главная сценарная развязка предстает в виде "заключительного представления". Если развязка плохая, элементы сценария становятся ясными для опытного наблюдателя в случаях психозов, белой горячки, автокатастроф, самоубийств или убийств. При хорошей развязке выделить сценарные директивы труднее, главным образом потому, что в таких случаях существуют обширные родительские разрешения, которые скрывают директивы.

Рассмотрим следующий реальный пример, взятый из истории маленького городка.

Романтическая история повторяется в семействе X.

Пятьдесят лет назад австралийский солдат отправился в Англию, чтобы участвовать в первой мировой войне. Его звали Джон X. Он встретился с Джейн Y, и женился на ней. Когда война кончилась, они переселились в Америку. Двадцать пять лет спустя их трое детей были на каникулах в Англии. Том X., их сын, женился на Мэри Z., из Грейт Сноринга, Норфолк, а две его сестры вышли замуж за англичан. Этой осенью дочь Тома и Мэри X. Джейн, которая проводила каникулы у своей тетки в Грейт Сноринге, объявила о своей помолвке с Гарри Дж., тоже родом из Грейт Сноринга. Джейн окончила среднюю школу. После брака пара собирается жить в Австралии.

Интересно было бы проследить, какие вероятные наставления, образцы, запреты и разрешения Джон X. и его жена Джейн через Тома и Мэри передали своей внучке Джейн.

Следует заметить, что сценарное программирование — естественное явление, как рост травы и цветов, и происходит безотносительно к морали и последствиям. Иногда сценарий и антисценарий, соединяясь, дают ужасные результаты.

Родительские директивы могут дать Ребенку разрешение причинять ужасный ущерб другим людям. Исторически такая неудачная комбинация приводила к появлению полководцев, организаторов крестовых походов и массовых убийств, а на более индивидуальном уровне — к политическим убийствам. Родитель матери говорит: "Будь хорошим!" и "Ты должен прославиться!", а ее Ребенок указывает: "Убей всех!" Взрослый отца показывает мальчику, как убивать людей, обучая пользоваться ружьем и пистолетом в цивилизованных странах и ножом — в нецивилизованных. Большинство людей проводят жизнь, удобно устроившись в своей сценарной матрице. Это постель, которую приготовили для них родители и к которой они сами добавили несколько украшений. В постели могут завестись насекомые, она бывает жесткая и неудобная, но это их собственная постель, они привыкли к ней с детства, и мало кто решается сменить ее на что-нибудь лучшее и более для них приспособленное. Ведь матрица — matrix — это латинское слово, обозначающее матку, материнское чрево, а сценарий — это удобное и замкнутое убежище, в которое попадает человек, покинув матку, вернуться в которую невозможно. Но для тех, кто решится покинуть это убежище, кто скажет: "Мама, я лучше попробую по-своему", существует несколько возможностей. Если им повезло, мать сама включила в матрицу разумное разрешение, или средство для снятия заклятия, и в таком случае ребенок может идти своим путем. Другая возможность — помощь со стороны друзей, родственников и самой жизни, но это бывает редко. Третий путь — с помощью компетентного сценарного аналитика, который может дать разрешение идти своим путем по дороге жизни.

Сценарная матрица есть диаграмма, предназначенная для иллюстрации и анализа директив, которые передаются от родителей и предков нынешнему поколению. В конечном счете эти директивы определяют жизненный план человека и его заключительную развязку. Согласно нынешнему состоянию знаний, наиболее решающая директива исходит из состояния Ребенка родителя того же пола; она дает образец, по которому человек определяет свои интересы и жизненный курс. Тем временем оба родителя через свои Родительские состояния Я дают наставления, предписания и лозунги, которые определяют антисценарий. Антисценарий заполняет лакуны в поступательном развитии сценария. Если обстоятельства способствуют, антисценарий может подавить сценарий и занять его место. Нижеследующая таблица иллюстрирует эти элементы в случае одного человека со сценарием «алкоголик». В первой колонке указаны активные состояния Я каждого родителя. Буквы в скобках указывают воспринимающее состояние Я главного героя, а следующие две колонки показывают тип директивы. Последние колонки не требуют объяснений.

Ребенок матери (Ре) - Запреты и предписания - Сценарий - "Не рассуждай, пей"

Взрослый отца (В) - Программа (образец) - Жизненный курс - "Пей и работай"

Оба Родителя (Р) - Наставления (лозунги) - Антисценарий - "Работай на совесть"

Даже если происхождение (но, вероятно, не содержание) сценарных директив в индивидуальных случаях различается, сценарная матрица остается одной из самых полезных и убедительных диаграмм в истории науки, сжато показывая весь план жизни человека и его судьбу в виде простого, легко понимаемого и легко проверяемого рисунка, в котором также содержатся указания, как его изменить.

Динамичный лозунг транзакционного и сценарного аналитиков — "Думай о сфинктере!". Их клинический принцип — наблюдать за каждым движением каждой мышцы каждого пациента в любой момент групповой беседы. Их жизненный девиз: "Транзакционные аналитики здоровы, счастливы, богаты и смелы, они путешествуют по всему миру и встречаются с самыми хорошими людьми, в том числе и дома, когда они лечат пациентов".

В этом контексте смелость означает стремление глобально заняться проблемой человеческой судьбы и найти решение этой проблемы с помощью динамичного лозунга и клинической практики. Ответ на вопрос о человеческой судьбе — это сценарный анализ; он говорит нам (увы!), что по большей части судьба наша предопределена и что в этом отношении свободная воля для большинства людей — иллюзия. Например, Р. Алленди указывает, что для каждого индивидуума, принимающего решение о самоубийстве, это решение принимается болезненно и как будто самостоятельно. Но каковы бы ни были превратности в каждом индивидуальном случае, «уровень» самоубийств остается постоянным из года в год. Единственная возможность увидеть в этом какую-то закономерность — считать, что человеческая судьба есть результат родительского программирования, а не «самостоятельного» решения.

В чем же в таком случае ответственность родителей? Сценарное программирование не их «вина», так же, как унаследованный диабет или косолапость или наследственный талант к музыке или математике. Они просто передают доминантные и рецессивные гены, которые сами унаследовали от своих родителей и предков. Сценарные директивы постоянно перетасовываются, так же, как гены, потому что ребенку, чтобы родиться, требуются два родителя.

С другой стороны, сценарный аппарат более гибок, чем наследственный генный, и постоянно изменяется под внешними воздействиями, такими, как жизненный опыт или предписания других людей. Очень редко можно предсказать, когда и какое именно замечание постороннего человека воздействует на сценарий. Это может быть случайно услышанная в коридоре или в праздничной толпе реплика, а может, и более формальные отношения, которые складываются в браке, в школе или в процессе психотерапии. Общеизвестно, что супруги со временем оказывают большое влияние на отношения друг друга к жизни и к людям и что эти изменения отражаются на их лицевых мышцах, так что они начинают походить друг на друга.

Родитель, который хочет изменить свой сценарий, чтобы не передать детям директивы, наложенные на него самого, должен познакомиться со своим состоянием Я—Родитель и с родительскими голосами, которые он носит в своей голове и которые у детей проявляются в виде определенных форм поведения. Поскольку родитель старше и, по-видимому, мудрее отпрыска, его долг — контролировать свое Родительское поведение. Но чтобы достичь это-

го, он должен установить над своим Родителем контроль со стороны Взрослого. Если же не сделать этого, он останется таким же объектом и результатом программирования, как и его дети.

Трудность заключается в том, что дети представляют собой оттиск родителей и их родительское бессмертие. Открыто или в глубине души каждый родитель радуется, когда его дети реагируют так же, как и он, даже если они следуют за ним в самых худших проявлениях. Под контролем Взрослого родитель должен отказаться от этой радости, если хочет, чтобы его дети приспособились к окружающему миру лучше, чем он сам.

Теперь мы готовы обдумать, что происходит, когда человек желает отказаться от образца, записи в своей голове и программы, которую она диктует, и стать особым человеком — пациентом.

Примечания:

4

(ВВ-ВВ)+(РеРе-РеРе), как на рисунке 4Б, (ВВ-ВВ)+(РР-РР) (ВВ-ВВ)+(РРе-РеР), (РР-РР)+(РеРе-РеРе), (ВВ-ВВ)+(РеВ-РеВ), (ВВ-ВВ)+(РВ-РВ). Другие возникают в особых случаях, как, например, при воспитании и обучении детей или в детской психиатрии, где открытый уровень может быть дополняющим (РРе-РеР, РеРе-РеРе) или пересеченным (ВВ-РеР, тип первый), в то время как скрытый уровень может представлять любую из 81 возможности. Чтобы представить себе это, лучше начертить диаграммы транзакций, а затем подкрепить их типичными жизненными ситуациями. — Прим. авт.

48

У одной пациентки прабабка дожила до очень преклонного возраста, сохранив при этом хорошую память. С помощью этой пациентки удалось проследить происхождение ее игр и сценария вплоть до наполеоновских войн и проецировать их в будущее, к внукам, до двухтысячного года. — Прим. авт.

49

Приведенная выше схема основана отчасти, на антропологических и исторических исследованиях, отчасти на семейных древах некоторых американских врачей. — Прим. авт.