• Хозяйство
  • Террасирование и ирригационные работы
  • Землевладение и налоги
  • Сельскохозяйственные ритуалы
  • Животноводство
  • Охота и рыболовство
  • Прочие сельские занятия
  • Глава 7

    Сельская жизнь

    Хозяйство

    Во времена правления инков существовали две основные системы земледелия: выращивание основных корнеплодных культур в горной местности, которые на протяжении тысячелетий локально одомашнивались на высоте до 5 тысяч метров, и маиса, теплолюбивой культуры, возделываемой на более низких склонах и в защищенных долинах – у подножия гор и в низинах. Мурра считает, что в сельскохозяйственных ритуалах жителей Анд проявляются значительные различия между двумя образами жизни, основанными на этих двух системах сельского хозяйства, и что один из них, основанный на более широко распространенном возделывании маиса при правлении инков, находился в процессе поглощения и преобразования другого – процессе, прерванном испанским вторжением.

    На больших высотах совместно развивались культивирование морозоустойчивых клубней и скотоводство. Из корнеплодов наиболее известен картофель, и оказалось, что он замечательно себя чувствует на высоте в 5 тысяч метров при 18 градусах мороза. Значение этого овоща может быть наилучшим образом проиллюстрировано тем, что единицей измерения времени служило время, необходимое для того, чтобы сварить картофель! В Кольяо еще до недавнего времени выращивали до 220 его разновидностей. На предельных высотах культивировали медленно созревающие и горькие сорта чуньо, который, по словам Кобо, мог храниться «много лет». На этот процесс влияли холодные ночи, теплые дни и сухой климат; где этих условий недоставало, жители Анд не могли эффективно сохранять урожай корнеплодов. С другой стороны, маис, хоть и выдерживал более длительные сроки хранения, чем чуньо, не годился для выращивания в горах, поскольку он там вымерзал.

    Есть и другие базовые различия между картофелем и маисом. Маис требует постоянного полива и удобрения, но если его выращивать при этих условиях, то нет необходимости ни оставлять землю под паром, ни чередовать культуры; с другой стороны, картофель можно выращивать при нормальном количестве осадков без орошения или удобрений, но после четырех лет возделывания земля должна быть оставлена под паром в течение семи лет.

    Благодаря своей социально-экономической организации инки сумели значительно распространить культивацию маиса в горных районах в качестве «государственных посевов». В доинкские времена большинство горцев выращивали (или выменивали) маис главным образом для ритуальных целей. При правлении инков маис оставался элитным продуктом – для изготовления чичи и для ритуальных, пиршественных блюд, – но был гораздо более распространен и благодаря хранилищам доступен по всей империи. Фактически, по предположению Мурра, «основной функцией [митимаев] было на самом деле расширение территории, где выращивали маис». Эта стратегия часто совмещалась с политикой расселения по причинам безопасности и могла быть действующим фактором всех трех типов программ переселения митимаев.

    Кока, низкорослый кустарник, листья которого, если разжевать их вместе с лаймом, выделяют кокаин, росла во влажных низинах андской монтаньи, к востоку от Куско. Жрецы и аристократия применяли коку как возбуждающее средство, главным образом в связи с религиозными ритуалами. Хотя ее действие притупляло ощущения голода, жажды и усталости, инки ограничивали ее использование и строго контролировали распределение листьев.

    Индейцы нагорий испытывали в климате монтаньи физическое недомогание и быстро заболевали, поэтому инки выращивали лишь ограниченное количество этих листьев, используя труд общественных рабочих сил мита из низменных районов, а также преступников, ссылаемых сюда с гор в качестве наказания. Представители элиты носили листья коки в маленьких мешочках. Эти же листья приносились в качестве жертвоприношений. Этот кустарник стал интенсивно возделываться именно в период испанской колонизации, и его в это время продавали индейцам по всей территории Анд.

    Удобрения, которые применяли в Андах, были разнообразными. На побережье собирали и разбрасывали по земле птичий помет – гуано, чрезвычайно богатый азотом. Кроме того, инки транспортировали гуано, сардин и мелкие рыбьи головы, также используемые на побережье, в горы, на маисовые поля. Единственными непривозными удобрениями для горцев были навоз лам в более высоких регионах и человеческие экскременты в долинах.

    Инкам приписывается изобретение ножного плуга – такльа. Как этот плуг, так и корана, мотыга – два наиболее важных сельскохозяйственных орудия, – с началом использования бронзы стали намного эффективнее. Ножной плуг (см. рис. 34) представлял собой шест около 1,8 метра длиной, с острием из обожженного дерева или бронзы, с упором для ноги около острия и рукоятью на другом конце. Его использовали, чтобы рыхлить землю, выкапывать ямы и убирать картофель. Мотыгой, более легкой в применении, разбивали комья земли и пололи. Ее короткий черенок был оснащен широким бронзовым лезвием, напоминающим по форме долото. Кроме этих орудий, еще использовался разбиватель комьев и доска в форме лодки для разравнивания земли над посаженными семенами (см. рис. 34).

    Хорошо организованное сельскохозяйственное производство и гарантированный избыток продукции, которую нетрудно хранить, стали существенными факторами в социополитической системе инков. Обильно орошаемые прибрежные долины, вероятно, были одними из наиболее надежных ежегодных поставщиков урожая в инкские хранилища. Важными областями, известными производством маиса, были обширные и теплые долины, к примеру Урубамба, Тарма и Кочабамба.

    Террасирование и ирригационные работы

    Сельскохозяйственные террасы строились в Андах для того, чтобы предохранять от эрозии склоны гор и расширять площадь ровных участков, на которых возможно земледелие. Хотя доинкские племена тоже строили террасы, это строительство было небольшим по масштабу и бессистемным, тогда как террасы, построенные инками, превзошли все другие, будучи устроены не в пример лучше. Это были инженерные сооружения огромного масштаба, тщательно огороженные каменными стенами и тянувшиеся бесконечными рядами вдоль склонов долин. На крутых откосах террасы делались узкими, порой всего лишь 1,5 метра шириной, но ниже по склону террасы становились шире, а в самом низу они иногда достигали площади, эквивалентной небольшой ферме.

    Для постройки террас в соответствии с планом, разработанным землеустроителями, привлекали общественные силы. Сначала возводили стену террасы, слегка наклоняя ее внутрь, чтобы лучше держала наполнитель. Затем основание террасы частично заполняли булыжником, поверх которого насыпали плодородную наносную почву, взятую со дна долины. Длинные насыпи террас изгибались, следуя очертаниям склонов, или образовывали более прямые участки внизу долины, иногда растягиваясь вдоль реки, превращенной в канал. Доступ к другим террасам обеспечивали небольшие каменные лестницы, которые также действовали как водоотводные каналы, дающие возможность свободного оттока лишней воды с вершины склона до самого подножия. В стенах других террас имелись выступающие камни, которые служили ступенями, а в каменной кладке в целях дренажа оставляли отводные каналы.

    Ирригационные сооружения, создаваемые инками, проводили воду на большие расстояния и поддерживали эффективность сельского хозяйства, от которого зависела экономика всей империи. Желоба шириной около 60 сантиметров, тщательно облицованные камнем, скрепленным грязевым раствором, обычно прокладывались по отлогим склонам, но иногда проходили и по крутым откосам, где вода низвергалась небольшими водопадами. Сплошные каменные блоки, положенные впритык друг к другу, применялись главным образом в городах и около них. Здесь каналы к тому же часто перекрывались сверху, и вода бежала под городом. Обтесанные и подогнанные блоки применялись и там, где нужно было подвести воду к террасам и фонтанам. На ровных участках широко использовались канавы, а там, где склоны были пологими, с плавными очертаниями, канавы прокладывали вдоль стен террас.

    Для пересечения долин или для поддержания угла наклона иногда строили акведуки. В Типоне, в долине Куско, был возведен каменный акведук с суживающимися стенами, по нему и сейчас проходит узкий облицованный камнем канал. Поблизости находится прекрасный резервуар с каменным дном, размером приблизительно 30 на 20 метров, куда собирается вода, которая затем распространяется над рядами террас и течет по каналам в купальни и в «сельскую резиденцию» Инки.

    При другом методе, применяемом, чтобы переправить воду через более узкое место или над узким речным ущельем – как в одном уникальном примере в Патальакте (район Кусичаки), – использовали выдолбленный древесный ствол.

    Некоторые горные реки инки превратили в каналы, чтобы препятствовать уничтожению драгоценной земли в тех местах, где река непрерывно изменяла курс, размывая и унося прочь хорошую наносную почву. По этой причине Урубамба в основном была превращена в канал, а у Писака и Ольянтайтамбо русло ее спрямлено. Этот канал существует и по сей день, но берега его под угрозой обрушения из-за накопления осадков. В Кусичаке, месте, расположенном на полпути между Мачу-Пикчу и Ольянтайтамбо, экстенсивное ландшафтное планирование инков может быть оценено по достоинству в полной мере: небольшая река, которая впадает в Урубамбу, превращена в канал, прямой линией рассекающий долину, а затем широкой пологой кривой огибающий веер заполненных наносной почвой террас в форме лепестков, которые спускаются до самого берега реки. Выше сельскохозяйственных террас находится город Патальакта, подпираемый еще одним рядом узких полукруглых террас.

    Землевладение и налоги

    Земля принадлежала родственной группе (панаке или айлью), а не отдельным лицам. На вершине иерархии продукция с земли, принадлежащей панаке правителя (его потомкам), распределялась между всеми его сыновьями, присутствовавшими во время посева. Точно так же те мужчины, которые получали в подарок от императора участки земли, свободные от налогов, получали их для себя и своих потомков. Такие земли могли быть выделены в качестве награды за подвиги в сражениях, за строительство мостов, ирригационных сооружений и за изобретения. Иногда их также дарили особо отличившимся сыновьям кураков в знак благоволения за хорошую службу. Условием было то, что эти земли нельзя было обменивать, продавать или передавать другому, делить и распоряжаться ими иным путем. Главный член айлью каждый год делил землю между родственниками, чтобы все сыновья имели равные части соразмерно с числом иждивенцев, и все они должны были принимать участие в сельскохозяйственной работе (или по крайней мере присутствовать на ритуале посева). Когда отсутствующий возвращался, к нему возвращались его права на землю. Кобо сообщает, что, даже когда членов айлью при делении этой «частной» земли было так много, что каждому участнику доставалось лишь по одному маисовому початку, обычай все равно соблюдался.

    Остальная часть земель в империи была поделена между Инкой, культом Солнца и другими культами и общинами. Это деление не обязательно было равномерным, соотношение варьировалось. Деление осуществлялось в соответствии с местными условиями – площадью возделываемых земель и количеством населения, которое необходимо было обеспечить пропитанием.

    На землях императора и культовых для организации сельскохозяйственных работ и сбора урожая назначались смотрители и чиновники, тогда как сама работа по засеву и сбору урожая являлась налоговым вкладом мужчин – глав семейства.

    Границы земель тщательно промерялись и обозначались вехами. Мерный шест длиной в рикра (единица измерения, равная 162 см) служил для проверки размеров участка, если насчет межи возникали споры. Некоторые отчеты указывают также на единицу для измерения земли mono, но ее величина не определена; возможно, она составляла 0,5 или 1 га или площадь земельного участка, которая менялась в зависимости от размера семьи, кормившейся с него. Любой, кто передвинул бы камни или вешки, отмечавшие границы, или проник на чужую наследственную землю, был бы жестоко наказан. За первое нарушение ему сбрасывали на плечи тяжелый камень, а за второе его ожидал смертный приговор.

    К землям, принадлежащим императору и культовым, жители Анд относились с чрезвычайным почтением: никто не осмеливался пересечь эти поля, не произнеся благоговейных слов, особо предписанных для этой цели. Касательно возделывания этих земель существовали специальные законы, и любой, кто, проходя мимо, стащил бы что-нибудь с этих полей, чтобы съесть, был бы казнен. В то же время, если бы он взял пищу с поля другого общинника, его бы простили.

    Земли, посвященные религиозным культам, были поделены между Солнцем, Громом и другими божествами и идолами местных верований. Каждому был дан земельный надел соразмерно со значением культа и, следовательно, с количеством его священников и служителей, которых требовалось обеспечить едой. Работа на этих землях и их охрана рассматривались как одна из наиболее важных религиозных обязанностей. Когда наступало время сева или обработки этой земли, все другие задания налогоплательщикам отменялись, чтобы они могли принять участие в страде, – за исключением тех, которые занимались неотложными государственными делами или сражались на войне. Все собирались, чтобы обрабатывать культовые земли прежде других, ознаменовывая начало сезонных работ церемониями в присутствии важных высокопоставленных лиц. Самый главный из присутствующих – это касалось даже самого императора – начинал сев лично, вонзая в землю золотой такльа. Затем все остальные важные лица и присутствующая аристократия следовали его примеру, а их жены, стоя на коленях перед мужьями, разбивали комья земли. Однако аристократы вскоре прекращали работу в той же последовательности, в которой начинали, и усаживались праздновать и пировать, тогда как курака пачака работал чуть дольше, а затем оставался надзирать за простолюдинами, которые продолжали выполнять задачу.

    Общинники и их старшины трудились весь день на участках, разделенных линиями, за которые отвечали индивидуально. Каждый глава семейства приводил на этот участок свою семью: тот, у кого было больше всего помощников, заканчивал работу первым и считался состоятельным человеком. Как только работа на культовых землях завершалась, все снова собирались, и та же церемония в том же порядке повторялась на землях императора. Засевая земли, посвященные культам, работники пели соответствующие ритмические песни в честь богов, а когда обрабатывали земли императора – в его честь.

    В последнюю очередь обрабатывались общественные земли. Это, разумеется, были земли императора, но предназначенные, по сути, для общественного пользования. В каждой общине земли было вполне достаточно, чтобы прокормить ее членов. Кураки ежегодно разделяли ее между главами семейств пропорционально размеру их семей – для каждого ребенка выделялся дополнительный надел. Некоторое количество земли оставлялось под паром – предположительно именно для того, чтобы осуществить необходимую ротацию культур, и проводился ежегодный передел земли. Если налогоплательщик по уважительной причине отсутствовал, другие члены общины обрабатывали его поля, получая за это всего лишь дневной продовольственный рацион. После обработки земель отсутствующего они продолжали трудиться на собственных наделах.

    Кураки отвечали за организацию распределения воды, необходимой для орошения земель. Любой, кто открывал ворота шлюза и «воровал» воду, которая предназначалась для полива участков, или брал ее не в очередь, подлежал наказанию.

    После сбора урожая все выращенное на императорских и культовых землях отправлялось в кладовые и зернохранилища. Хранилища императора были более многочисленными, из чего понятно, что его земли были также более обширными, чем культовые. В конце года некоторая часть этих запасов (в зависимости от количества урожая) передавалась затем в Куско для праздника Капак Райми. Культовый урожай переправлялся в Куско на ламах культовой принадлежности, в сопровождении мужчин, которые питались за счет культа. Точно так же и продукция, принадлежащая императору, переправлялась на спинах его вьючных животных, и он обеспечивал питанием тех, кто сопровождал груз. Не везде имелись большие стада лам, и из таких регионов, как, например, Эквадор, где они были особенно редки, запасы переправлялись на спинах носильщиков, которые фактически могли переносить более тяжелые грузы, чем ламы. В таких случаях мужчин кормили за счет собственника грузов.

    В провинциях часть продовольственных запасов из хранилищ императора, если они не требовались где-либо в другом месте, распределялись среди всех жителей, особенно в кризисные периоды, а в обычное время – среди бедняков. Обмены товарами между регионами также производились в порядке перераспределения этой продукции, которую правительство перемещало туда, где возникала необходимость. Смотрители и учетчики чрезвычайно эффективно организовывали движение по дорогам и перемещение товаров, так что склады нигде не пустовали, и в дорожных приютах и тамбо всегда было вдоволь припасов для путешественников.

    Сельскохозяйственные ритуалы

    В хрониках церемониальный календарный цикл инков описывается как связанный в основном с сельским хозяйством, особенно с выращиванием маиса, но недавние исследования дают основания предполагать, что существовали также церемонии для защиты и умножения урожая картофеля. Во время возделывания как маиса, так и корнеплодов (но особенно маиса) проводилось множество ритуалов, в том числе посты и жертвоприношения, дабы умолить силы природы создать наилучшие условия для успешного сбора урожая.

    Значение, которое инки придавали маису, хорошо проиллюстрировано в мифе о его происхождении, который ссылается на некое «пещерное семя» (имеется в виду пещера, из которой произошли люди) и на то, что маис в регион Куско принесли их предки. Маис был окрашен в цвет солнечных лучей и занимал привилегированное положение в саду храма Кориканча – Интипампа (поле Солнца). Каждый год жрецы выполняли ритуал вопрошания богов, спрашивая их, сеять ли маис: конечно же они всегда получали утвердительный ответ. Затем они наблюдали за перемещениями тени на своего рода солнечных часах, расположенных неподалеку от Куско, – на самом деле это были башни, сооруженные, чтобы узнавать срок наступления равноденствия. По этим башням жрецы могли высчитать нужное время для начала вспашки, орошения и посева, чтобы уведомить о нем крестьян по всей империи и таким образом гарантировать получение хорошего урожая. Сами крестьяне произносили сопровождаемые жертвоприношениями молитвы: «О источник воды, который столько лет увлажняет мое поле, по чьему благословению я собираю мою пищу, сделай то же и в этот год, и даже дай больше воды, чтобы урожай стал более обильным».


    Рис. 34. Ритуальный посев маиса проводился в августе, а затем следовал всеобщий посев в сентябре


    Рис. 35. Работа на маисовых полях: прополка в январе, защита урожая от вредителей в феврале и марте


    Рис. 36. Сбор урожая маиса в мае и картофеля в июне


    Андские жители внимательно относились к предзнаменованием, которые могли помочь им оценить величину будущего урожая. Ежегодный сбор урожая, как и посев, начинался с официальной церемонии в Куско, в которой принимали участие кандидаты в уарачико – они собирали урожай на террасе, посвященной Мама Уако (сестра-жена Манко Капака), покровительнице маиса. Уборка сопровождалась жертвоприношениями и благодарственными пожертвованиями, а также бесконечными танцами, пирами и поглощением чичи. В каждом доме устраивалось святилище «матери маиса» – наилучшие початки заворачивались в самую красивую ткань, какая только могла найтись в семье.

    Сельскохозяйственный цикл инков, как его изображает Пома, показан на рис. 34, 35, 36. В горной местности первым месяцем календаря считался лунный месяц, соответствующий части августа и части сентября, когда открытие сельскохозяйственного года отмечалось ритуалом посева маиса. Ранний картофель и маис сажали вместе с поздно созревающими сортами. Ко дню сентябрьского равноденствия начинали появляться молодые ростки маиса. Мальчики с пращами отгоняли от полей птиц и других животных, которые угрожали посевам. Другой опасностью были заморозки и засуха. К ноябрю маисовым посевам требовалось орошение, тогда прокапывались неглубокие канавы, чтобы распределить воду из основных источников и резервуаров равномерно по всему полю. В декабре сажали коку, которой не требовался полив. В январе, самом дождливом месяце, проросшие растения пропалывали и окучивали. Хотя ранний картофель могли собирать уже в январе, большую часть корнеплодов выкапывали в феврале и в марте. В это время посевы маиса уже вырастали высоко, и их круглосуточно охраняли молодые люди. Маис начинал зреть в апреле, и нужно было, как говорит Пома, охранять его как от воров, так и от птиц, лис, оленей и скунсов. Наконец, в мае (месяц аморай) урожай маиса был уже готов к уборке. Маис для хранения сушили, лущили и отправляли в хранилища, причем наилучшие зерна шли на питание, а похуже – на чичу. В июне выкапывали крупный картофель, а ранний высаживали, чтобы получить третий урожай. В июле картофель и зерновые отправляли на хранение, и ирригационные канавы заравнивали.

    Еще одной иллюстрацией значения маиса служит его роль в семейной жизни, даже в тех деревнях, где его не выращивали: маис и ламы обязательно присутствовали среди даров, приносимых на ритуалы рутучико и уарачико, а также на свадьбу. Кроме того, маисовая мука использовалась во многих «исцеляющих» и очистительных ритуалах, ее же рассыпали вокруг умершего.

    Хотя ритуалов, связанных с возделыванием картофеля, ранними хронистами было записано немного, один из них, Сиеса, описал очень подробно. Отчет о нем получен в 1547 г. от испанского священника, в чьей епархии Лампа-Лампа в районе озера Титикака все и происходило:

    «Я, Маркос Отасо из Вальядолида, будучи в деревне Лампас наставником индейцев в нашей христианской вере, в год 1547-й, в мае месяце, при полной луне, явились ко мне все касики (кураки) и вожди, и горячо умоляли меня, чтоб дал им позволение сделать то, что у них в обычае делать в эту пору года. Я ответил, что я должен буду при этом присутствовать, ибо, если бы это было что-то недопустимое для нашей Святой Католической веры, они не должны делать это впредь. Они с этим согласились, и все разошлись по домам.

    И когда это случилось, насколько я мог судить, точно в полдень, с разных сторон послышались звуки множества барабанов, на которых играли одной палкой, а затем на земле были расстелены в виде квадрата одеяла, точно ковры, для того, чтобы на них уселись касики и вожди, все разукрашенные и одетые в свои лучшие одеяния, а волосы их были заплетены с двух сторон в две четырехпрядные косы, как то у них в обычае. Когда они расселись, я увидел мальчика лет около двенадцати, который подходил к каждому из касиков; он был самым миловидным и самым резвым из них, и богато одет по их моде, ноги его от колен и донизу покрывала красная бахрома, и то же было на руках, а на теле он носил множество медалей и украшений из золота и серебра. В правой руке он нес оружие, видом подобное алебарде, а в левой шерстяной мешок, в которых они носят коку.

    Слева от него шла девочка лет десяти, весьма прелестная, одетая в той же манере, за исключением того, что на ней была длинная рубашка, каких другие женщины обычно не носят, и ее шлейф несла пожилая индейская дама, очень статная и властного вида. За нею следовали много других индейских женщин, подобно фрейлинам, с величественной осанкой и хорошими манерами. И эта девочка несла в правой руке красивый шерстяной мешок, расшитый золотыми и серебряными орнаментами, а на ее плечах висела небольшая шкура пумы, которая полностью покрывала ее спину. За этими женщинами следом шли шестеро индейцев, представляющих крестьян, каждый с плугом на плече, а на головах их были диадемы и перья, очень красивые и многих цветов. За этими следовали еще шестеро, подобно помощникам, с мешками картофеля, играя на барабанах, и в таком порядке они подошли к касику на расстояние шага.

    Мальчик и девочка, которых я описал, и все остальные в свой черед отвешивали ему глубокий поклон, склоняя головы, а касик и вождь кланялись в ответ. Когда это было проделано перед каждым касиком, а их там было двое, в той же последовательности, в которой они пришли, мальчик и прочие двинулись обратно задом наперед, не поворачивая головы, и пятились шагов двадцать в том порядке, который я описал. Далее крестьяне воткнули свои плуги в землю в один ряд и повесили на них свои мешки с картофелем, крупным и тщательно отобранным; и когда они это сделали, играя на своих барабанах, они начали своеобразный танец, не двигаясь с того места, где стояли, на цыпочках, и время от времени они поднимали мешки, которые были у них в руках, к небу. Только те, которых я упомянул, проделывали это, те, которые сопровождали этого мальчика и девочку, и все фрейлины; касики же и другие, рассаженные по чину, наблюдали и слушали в молчании.

    Когда это было завершено, они сели, и другими индейцами, которые для этого пошли, была приведена годовалая лама, одноцветная, без единого пятнышка. Перед касиком, в окружении столь многих индейцев, что я не мог видеть этого, они растянули ее на земле и из живой еще вырвали все внутренности через один бок и отдали их предсказателям, которых они называют уака-камайок, которые все равно что у нас священники. И я увидел, что некоторые индейцы быстро зачерпывали столько крови ламы, сколько могли захватить руками, и разбрызгивали ее над картофелем в мешках. В этот момент вождь, который стал христианином несколько дней перед тем… бросился вперед, крича и обзывая их собаками, и… упрекал их за этот дьявольский обряд… они ушли напуганными и смущенными, не завершив свое жертвоприношение, по которому они предсказывают урожай и события всего года».

    Этот обряд посева картофеля, несомненно, тесно связан с традиционными обычаями колья, но он, вероятно, также был включен и в ритуальную практику инков.

    Животноводство

    В экономике Анд сочетались выпас стад и возделывание основных корнеплодных культур. Животные семейства верблюжьих – лама, альпака, викунья и гуанако – имели различное предназначение, а лама к тому же прошла длительный период одомашнивания. Травяные угодья высокогорных склонов и плато были сосредоточены в Южном Перу и Боливии, где лама, как считается, стала первым прирученным животным, судя по высокой ее численности в тех краях, как дикой, так и прирученной. Хронисты описывают ламу как «любящую холодный климат», где она ела корм, растущий под травой ичу, и очевидно, что в теплом климате прибрежных земель животные страдали, и перегоняли их туда только для того, чтобы перевезти припасы, да еще на мясо, в качестве дополнения к рациону побережья. Некоторое количество лам и альпак было обнаружено в Эквадоре: их, вероятно, направили в эту область согласно инкской системе перераспределения, как раз незадолго перед вторжением испанцев. Ареал распространения гуанако и викуний был шире, эти дикие животные бродили в разных краях.

    Лама была единственным достаточно крупным животным на территории Анд, которое можно было использовать в качестве вьючного животного (см. рис. 37). Она могла пройти около 20 километров в день с грузом до 45 килограммов; оставалась послушной, пока ей было удобно, но при перегрузке ложилась и отказывалась двигаться. Грубую шерсть ламы использовали, чтобы делать ткань для мешков и плести веревки. Альпака, животное поменьше, обладало более красивой и мягкой шерстью, из-за которой их главным образом и держали, регулярно остригая. Дикая викунья давала самую превосходную шелковистую шерсть, ее качество высоко ценилось инкской элитой. Этих животных отлавливали и обстригали во время ежегодных или сезонных охот. Как уже было упомянуто, у всех местных верблюдов было съедобное мясо, которое сохранялось в виде чарки; кроме того, они давали шкуру, а также навоз, используемый как топливо или удобрение.


    Рис. 37. Лама, навьюченная грузом


    Колья, которые жили в местности, являющейся родиной лам, были основными заводчиками лам и альпака. На этой территории, как сообщается, в 1567 г. 3242 семьи держали общественное стадо в 16 846 голов, но во времена Империи инков, очевидно, здесь были гораздо более многочисленные стада. Мурра отмечает, что в животноводстве Анд сочетались разные подходы: тот, что существовал прежде в покоренных этнических группах, и собственно подход правительства инков.

    Пастушеское занятие по традиции считалось, как и сегодня, работой для молодых людей обоих полов. Однако в период правления инков крупные стада в значительных скотоводческих регионах поручалось выпасать пастухам, занятым полный день; за ними при этом сохранялись права на сельскохозяйственный надел, который обрабатывали за них их родственники. Некоторые пастухи продолжали работать по принципу ротации, тогда как другие становились профессиональными пастухами, которых содержало инкское правительство и вожди колья. Эти пастухи постоянно жили на пастбищах пуны — высокогорных плато – со своими семьями, рассчитывая на «приношения» в виде пищи, листьев коки и чичи, а также на полное обеспечение: они выпасали культовые стада и принадлежавшие государству, целиком и полностью отвечали за животных, о состоянии которых должны были подробно отчитываться. Они также выполняли множество дополнительных заданий, как, например, охота на оленей и гуанако ради мяса, сбор перьев для государственных ткачей, а также ловля рыбы. Они же со своими семьями плели веревки из шерсти ламы. В удачный год, когда поголовье возрастало, этих людей награждали дополнительными поставками пищи и одежды. Когда пастух умирал, только один из сыновей наследовал его должность, тогда как остальные возвращались в ту общину, из которой были родом.

    Инки точно так же распределяли пастбищные угодья, как они это делали с пахотными землями: то есть одомашненные стада альпака и лам, принадлежащие культовым учреждениям, императору и общине, паслись отдельно. Каждой провинции были определены границы, и различные провинции не могли пользоваться одним и тем же пастбищем, даже если стада принадлежали одному собственнику. Численность общинных стад в большинстве регионов, по крайней мере вне территории колья, была значительно меньше, чем культовые или императорские стада.

    Животные, принадлежавшие культовым учреждениям, использовались главным образом для жертвоприношений, хотя некоторые стада были закреплены за святилищами, обеспечивая их продовольствием и транспортом для перевозки предметов культа. Животные императора использовались как вьючные, а их мясо и шерсть распределялись по всей империи для домашних нужд и, кроме того, для ткани кумби — ее изготовляли профессиональные ткачи и мамакуна (Посвященные Женщины). Обычному налогоплательщику дозволялось иметь не более десяти животных, знатный человек мог получить больше – в подарок от императора. Эти находящиеся в частной собственности животные никогда не облагались налогом. В общинных стадах обычно содержались все те животные, которые принадлежали местным родственным группам и были отмечены либо специальной меткой на ухе, либо клеймом. Индивидуальные владельцы сохраняли права на определенных животных.

    В животноводстве инков обязательно должны были соблюдаться два строгих правила. Животных, которые подхватили смертельно опасную и заразную чесотку, именуемую карача, следовало немедленно убить и захоронить, чтобы предотвратить распространение болезни. Ни одна самка не должна быть убита в качестве жертвы или по иной причине, если она не заразилась карача.

    У пастухов были свои собственные песни и обряды, а божеством, которому они поклонялись, был Уркучильай, многоцветный самец, который заботился о приросте лам и цикле их воспроизведения.

    Пастухи располагали теплой одеждой и небольшими хижинами, в которых находили защиту от ледяных ветров пуны. Из дерна или камня без раствора они строили загоны для лам.

    Каждый год сотни лам переносили на себе шерсть, картофель и чарки с земель пуны на побережье, чтобы там это обменяли на маис, перец чили и другую местную продукцию. Их вели проводники, которых обеспечивало правительство. Товары для обмена часто выращивались колонистами и их потомками, так что собственно бартер играл в этих сделках лишь небольшую роль. Однако пастухам было разрешено самим выменивать кое-что для себя. Обычно на каждую сотню животных приходилось около восьми погонщиков.

    Охота и рыболовство

    Стада диких гуанако, викуний и оленей в каждой провинции занимали отдельные охотничьи угодья – жители одной провинции не имели права охотиться или вредить животным другой провинции. Фактически все охотничьи угодья принадлежали Инке, и никто не мог охотиться в них без его разрешения или разрешения назначенного им управляющего. Такую лицензию предоставляли в определенный сезон или для добычи ограниченных количеств мяса или шерсти, когда ощущалась нехватка. Всегда было запрещено убивать самок. Викуний захватывали живьем, чтобы остричь. Чтобы отлавливать животных, которых загоняли в центр круга охотников, использовали пращи, болас, силки и петли.

    Прямоугольной сетью, привязанной к шестам, пользовались для ловли птиц (см. рис. 22), которых добывали главным образом из-за их перьев, но также и для жертвоприношений. Животных, которые считались вредителями, то есть таких как лисы, пумы и медведи, убивали в основном дубинками – ими били животных, загнанных в безвыходное положение. В одной из последних имперских охот, организованной Манко Инкой в 1536 г., 10 тысяч индейцев образовали кольцо окружностью 50–100 километров. Когда круг замкнулся, назначенные охотники убили свыше 11 тысяч животных, при этом сколько-то отпустили на волю. Чтобы окружить викуний и гуанако, иногда применяли другой способ – загоняли их в узкое ущелье.

    Рыболовный промысел в окрестностях Куско, где есть всего лишь несколько озер, а реки слишко мелкие и быстрые, не имел такого важного значения, как на озере Титикака. Уру, которых инки считали отсталым племенем, существовали практически полностью за счет рыбы, выловленной в водах этого озера. Когда они стали подданными инков, последние благосклонно разрешили озерным жителям выплачивать подати рыбой, взамен предоставив им права на рыбную ловлю.

    Другой важной рыболовецкой территорией было, разумеется, побережье. Береговые рыбаки использовали медные крючки и сети, которые два человека тащили между лодками. Кроме того, делали запруды вдоль берегов, чтобы ловить рыбу между приливами и отливами. В горах использовали большие глубоководные сети, зазубренные гарпуны, а на ручьях ставили запруды.

    В то время как в родных краях инков не было особого смысла строить лодки, это имело большой смысл на крупных озерах, таких как Титикака, и на побережье.


    Рис. 38. Бальза для рыбной ловли на озере Титикака


    Индейцы аймара делали из пучков тростника тотора несколько видов суденышек и плавали на них по озерам и рекам. Современный исследователь доктор X. Чопик смог реконструировать это плавательное средство. Небольшие одноместные бальза (тростниковые лодки) были сделаны из четырех пучков тростника, сформированных в виде сигар, каждый от 2,4 до 3,7 метра длиной, из которых два пучка покрупнее образовывали нижнюю часть судна. Рогатиной, играющей роль гребного весла, на мелководье пользовались из положения стоя; в глубокой воде ею оперировали как веслом каноэ, стоя на коленях или сидя в лодке (см. рис. 38).

    Большие бальзы от 4,5 до 6,1 метра длиной были оснащены мачтой из двух шестов в форме перевернутого V, с деревянным крюком вверху, чтобы поднимать и спускать парус. На этом бальзовом парусном судне рогатина, играющая роль гребного весла, укреплялась в уключине на корме. Парус использовался только при попутном ветре – видимо, индейцы не умели поворачивать на другой галс. Из тростниковых циновок и наклонного шеста была устроена кабинка. Чтобы поставить лодку на якорь носом к ветру, использовали большие камни с просверленным отверстием или выдолбленным по окружности желобком.


    Рис. 39. Плот, на котором плавали жители северного побережья Перу и Эквадора


    Небольшие рыболовные бальзы, изготовленные на побережье, походили на те, что делали аймара, за тем исключением, что имели длинный суживающийся нос и срезанную квадратную корму. Они были достаточно легкими, чтобы их мог нести один человек. Группы этих суден, каждое управляемое одним человеком, использовавшим двухлопастное весло из расщепленного бамбука, удалялись на расстояние до 30 километров от побережья.

    Судно другого типа, сделанное из надутых тюленьих шкур, крепко связанных между собой, могло выдержать одного человека и было очень легким. Об этих судах сообщали из Арика и Тарапата; рыбаки там носили с собой трубки, через которые надували шкуры.

    Другие приспособления для плавания – плоты, сделанные из множества тыкв-горлянок, помещенных в сеть и толкаемых перед собой пловцами, и грубые плоты из тростника, строившиеся в качестве паромов для аварийной переправы через реки. Перуанская морская навигация ограничивалась недостатком пригодного для постройки суден леса. Но вдоль побережья Северного Перу до Манта в Эквадоре из местного бальзового дерева строились большие океанские плоты (см. рис. 39). Именно один из этих плотов Писарро увидел вдали от южноамериканского побережья во время своего разведывательного путешествия.

    Прочие сельские занятия

    Многие другие сельские работы, к примеру сбор дров, выполнялись как молодыми, так и более старшими членами общины. В некоторых областях, где древесины было в изобилии, ее можно было брать свободно, однако в бедных лесом районах лес был собственностью императора, и, чтобы срубить и унести дерево, необходимо было получить дозволение. Разрешения выдавались согласно индивидуальным нуждам. Топливо было серьезной проблемой во многих долинах нагорья и на пуне, где не могут расти никакие деревья. Кустарники и травы имели иное применение – сжигать их было жалко. Навоз ламы как топливо оказался просто находкой, поскольку высушенный он горит, давая мало дыма и запаха.

    То, что андские жители были исключительно бережливы в использовании древесины, доказывают их тщательно спроектированные печи, которые потребляют очень малое количество топлива. Церемониальное сжигание в Куско срезанных стволов дерева в качестве жертвоприношения может символизировать нехватку его на плоскогорье. Эти специально срубленные смолистые деревья привозили индейцы из племени чича как часть своих податей.

    Не все покоренные провинции или районы были способны уплачивать свои подати сельскохозяйственной продукцией и стадами. В таких случаях к ним предъявляли другие требования, как, например, к упомянутым выше людям из племени чича, у которых инки забирали то, что производила местность, то есть дикорастущие растения, используемые в качестве красителей и лекарств, а также перья, иглы кактуса, полудрагоценные камни и лес для строительства.

    Для собственных нужд андские жители собирали некоторое количество яиц и множество дикорастущих растений – для красок, лекарств, ядов или амулетов.

    Большинство обитателей Анд держали в своих домах многочисленных морских свинок в качестве дополнительного мясного питания. Некоторые также держали собак. Собаки инков были среднего размера, с острой мордой и сильно закрученным хвостом, и держали их в качестве домашних любимцев (см. рис. 22) и поедателей падали, а не для охоты, не ради мяса или жертвоприношений.