ГЛАВА 8. ИЗМЕРЕНИЕ НЕПОСТИЖИМОГО

(8 марта 1981 года, утром)


Первый вопрос:

Ошо, в соответствии с последней теорией астрофизики, каждый атом, который существует в теле или который создает материальные предметы вокруг нас, происходит из космическою цикла, через который он должен пройти, по меньшей мере, дважды. Как бы то ни было, этот факт не помогает мне почувствовать себя частью космоса. Ошо, есть ли у меня шанс как у ученого когда-нибудь испытать переживание тайны?


Вальтер Хульц, наука это разоблачение существования, поэтому совершенно невозможно испытать какое-либо чувство таинственного посредством науки, сам метод науки не позволяет этого. В точности как если бы слепой пытался увидеть ушами, или глухой пытался бы услышать музыку глазами: сам метод становится препятствием.

Наука использует определенную методологию, и это сужает ее, это создает ограниченность, определенность. Для науки крайне необходима определенность, иначе в мире не было бы различия между наукой и медитацией, между наукой и религиозным сознанием.

Наука означает определенность, абсолютную определенность в отношении фактов. А если вы очень определенны, вы не можете почувствовать тайну - чем более вы определенны, тем более исчезает тайна. Для таинственного нужна некоторая туманность, нужно нечто неопределенное, неочерченное. Наука оперирует фактами, а тайна не фактична, она экзистенциальна.

Факт - это всего лишь часть существования, очень маленькая ее часть, и наука имеет дело с частями, потому что это проще. Они меньше, их можно анализировать, вы не завалены ими, вы можете держать их в руках, вы можете расчленять их, вы можете вешать на них ярлыки, вы можете быть абсолютно уверены в их качестве, количестве, возможностях - но в самом этом процессе тайна гибнет.

Наука - это убийство тайны.

Если вы хотите испытать переживание тайны, вам надо будет войти в другую дверь, совершенно из другого измерения. Измерение ума это измерение науки, а измерение медитации это измерение чудесного, таинственного.

Медитация делает все неопределенным. Медитация переносит вас в неизвестное, неочерченное. Медитация постепенно приводит вас в состояние, подобное растворению, где наблюдатель и наблюдаемое становятся одним. Но это невозможно в науке. Наблюдатель должен быть наблюдателем, а наблюдаемое - наблюдаемым, и это четкое разделение должно постоянно соблюдаться. Ни на единый миг вы не должны быть заинтересованы, погружены, захвачены, пристрастны, любящи по отношению к объекту исследования. Вы должны быть беспристрастны, совершенно холодны, абсолютно безразличны. А безразличие убивает тайну.

Между миром медитации и умом есть мост; этот мост называется сердцем. Сердце находится точно между ними. Поэтому поэт живет в мире полутьмы: какая-то часть его научна, какая-то - мистична, В этом и тревога поэта, потому что он живет в двух измерениях, диаметрально противоположных друг другу. Поэтому поэты часто сходят с ума, совершают самоубийства, они всегда известны как немного сумасшедшие, не от мира сего. В них есть что-то метающееся, потому что они до конца не обосновались нигде. Они и не в мире фактов, и не в мире экзистенциального, они в преддверии.

Поэт может иногда почувствовать вкус таинственного, но и это бывает редко, это приходит и уходит. Мистик живет здесь; поэт лишь иногда прыгает и чувствует радость прыжка за пределы гравитации. Но через минуту или через несколько секунд он возвращается назад, снова подавленный силами гравитации.

Поэзия - это своего рода прыжки. Изредка, на какое-то мгновение вы чувствуете, что у вас словно выросли крылья, но только на мгновение. Отсюда и отчаяние поэта, потому что он снова и снова падает с вершин. Он получает некоторые проблески... Даже величайшим поэтам удалось собрать лишь несколько проблесков запредельного.

Но мистик живет в мире тайны. Его подход совершенно отличен от науки. Он не в уме, не в сердце, но в запредельном, он превосходит оба подхода.

Вальтер, если ты действительно хочешь испытать переживание таинственного, ты должен открыть новую дверь в своем существе. Я не говорю, чтобы ты перестал быть ученым, я просто говорю, что наука может оставаться для тебя периферийной деятельностью. Когда ты в лаборатории, будь ученым, но когда ты покидаешь ее, забывай о науке. Тогда слушай птиц - но не с научной точки зрения! Смотри на цветы - но не с научной точки зрения, потому что когда ты смотришь на розу как ученый, она отличается от той, которая существует на самом деле. Это не та роза, которую видит поэт.

Опыт не зависит от объекта, оно зависит от переживающего, от качества переживания. Когда ученый смотрит на розу, он думает о цвете, химии, физике, атомах, электронах, нейронах и тому подобном - обо всем кроме красоты. Красота не попадает в поле его зрения, а ведь это и есть роза.

Для поэта, для художника роза видится совершенно по-другому: это проявление неизвестного, трансцендентального, это сам секрет жизни. Она представляет нечто божественное, она привносит в существование нечто от неба, от далеких звезд. Она растет на земле, ее корни в земле, но она не часть земли, она заключает в себе гораздо больше. Это не есть полная сумма отдельных частей. Ученый знает ее лишь как эту полную сумму составляющих частей - в ней больше ничего нет - но поэт чувствует что-то еще.

В тот момент, когда вы расчленяете розу, красота исчезает. Роза была единственной возможностью переживания красоты, единственной возможностью для земли почувствовать небо, для грубого - почувствовать тонкое. Поэт чувствует это, но, это чувство, это не умозаключение.

Поэтому когда вы выходите из своей лаборатории, забудьте все об атомах, забудьте все о космосе, лучше начните смотреть новым, свежим взглядом - взглядом ребенка, поэта, любящего.

Когда вы смотрите на любимую женщину, вы никогда не думаете о ней с биологической точки зрения, иначе вы потеряете всю суть. Она - не биология, она нечто намного большее, чем то, что может вместить биология. Когда вы целуете ее, не думайте о том, что передается химически от губ к губам, иначе вы почувствуете отвращение! Вы не увидите поэзии, вы будете удивляться, о чем же говорили все эти поэты. Это просто обмен бактериями, микробами, миллионами микробов, среди них есть и опасные. Это может быть вопрос жизни и смерти - берегитесь!

Когда вы занимаетесь любовью с женщиной, не думайте о гормонах, берегитесь всей этой ерунды, иначе весь акт любви превратится просто в механический феномен. Вы будете там и одновременно не там. Вы будете просто наблюдателем, а не участником. А секрет поэта в том, что он участвует.

Смотря на цветок, станьте цветком, танцуйте вокруг него, пойте песню. Ветер свеж и прохладен, солнце горячо, и цветок в самом расцвете, цветок танцует на ветру, радуется, поет, воспевает. Участвуйте в этом! Отбросьте безразличие, объективность, отчужденность. Отбросьте все свои научные подходы. Станьте немного более гибким, чувствительным, увлеченным. Пусть цветок говорит с вашим сердцем, пусть он войдет в ваше существо. Пригласите его, - он ваш гость! И только тогда вы почувствуете некоторый вкус таинственного.

Это первый шаг по направлению к таинственному, и последний: если вы можете на мгновение стать участником, у вас есть ключ, вы знаете секрет. Тогда принимайте участие во всем, что вы делаете. Когда вы идете, не делайте это механически, не просто наблюдайте это - будьте этим. Танцуя, не следуйте технике, техника здесь неуместна. Технически вы можете делать все верно, но вы упустите всю радость танца. Растворитесь в танце, станьте танцем, забудьте, что вы танцор.

Когда такое глубокое единство происходит во многих фазах вашей жизни, когда все вокруг вас начинает испытывать этот поразительный опыт исчезновения, когда есть цветок, а вас больше нет, когда есть радуга, а вас больше нет, когда облака плывут по небу, снаружи и внутри, а вас больше нет, когда вы наполнены внутренним молчанием, когда внутри вас никого нет, только чистое молчание, девственное молчание, безмятежное, не потревоженное логикой, мыслью, эмоцией, чувством, это и есть мгновение медитации. Ум исчез, а когда он исчезает, приходит тайна.

Тайна и ум не могут существовать вместе, по своей природе они несовместимы, в точности как тьма и свет: вы не можете сделать так, чтобы в вашей комнате было и темно и светло. Если вам нужна тьма, вы должны выключить свет, если вам нужен свет, пожертвуйте тьмой. Вы можете выбрать только одно, просто потому что присутствие света - это отсутствие тьмы, а присутствие тьмы - это отсутствие света, на самом деле, это не две вещи. Присутствие - это свет, а отсутствие - это тьма. Вы не можете сделать так, чтобы они были одновременно, одновременно отсутствовали и присутствовали.

Ум - это наличие очевидного, логики, а медитация это наличие таинственного, чудесного.

Поэтому двигайтесь от ума. Пусть искусство, поэзия, живопись, танец станут для вас важнее - они подведут вас к ближе медитации - и, в конце концов, ныряйте. Если вы познали нечто от поэзии, у вас будет достаточно мужества, чтобы совершить последний прыжок.

Поэтому для меня религия состоит из трех этапов; первый этап - это наука. Так же как ваше тело состоит из материи, атомов, так и религия в своей первой, периферийной части состоит из науки. Я не против науки - она совершенно необходима - но это только периферийное явление, первая концентрическая окружность вашего центра. За ним идет вторая концентрическая окружность, более глубокая, чем наука - это искусство, эстетика. И за ней третья - это медитация. Если вы прошли все три концентрические окружности, то постепенно вы доберетесь до четвертой.

На востоке она называется 'турийа', мы не давали ей имени, мы просто дали ей номер, «четвертая». О ней ничего нельзя сказать, и поэтому ей не дано никакого имени. Это даже за пределами тайны. Медитация приведет вас в тайну, но все же там есть нечто большее, нечто невыразимое. О ней ничего нельзя сказать, о ней ничего никогда не было сказано, о ней ничего никогда не будет сказано, но она была пережита в виде опыта.

Только на этой вершине переживания опыта, в этот высший миг экстаза, вы поймете, Вальтер, что это такое.


Вы спрашиваете меня:


Ошо, в соответствии с последней теорией астрофизики, каждый атом, существующий в теле или создающий материю, происходит из космического круга, через который он должен пройти, по меньшей мере, дважды.


Происходит ли это дважды или трижды, как это может помочь вам почувствовать себя частью космоса? Это может происходить тысячи раз - это неважно!

Вы говорите:


Как бы то ни было, этот факт не помогает мне почувствовать себя частью космоса.


Ни один факт не может вам помочь. Вам придется проделать свое путешествие в совершенно ином измерении.

Вы также спрашиваете:


Ошо, есть ли у меня шанс как у ученого когда-нибудь испытать переживание тайны?


Не как у ученого; здесь у вас нет никаких шансов. Я не могу дать вам ложную надежду. Как у ученого, у вас нет на это шансов, но это не означает, что вы должны перестать быть ученым, это просто значит, что вы можете позволить науке стать одним из аспектов вашей жизни. Зачем делать ее всей вашей жизнью? Зачем отождествлять себя с ней? Прекрасно, если вы используете свой логический ум, аналитический ум - это великолепно, это полезно. Миру нужны технологии, миру нужна наука, вы можете сослужить человечеству огромную службу, но это совершенно другое дело.

Вы не должны думать, что в этом заключается вся ваша жизнь, иначе вы будете жить лишь на крыльце дворца, думая, что это и есть дворец, и вы будете страдать от всевозможных неудобств. Иногда вам будет слишком холодно, а иногда вам будет слишком жарко, а иногда будет идти дождь - ведь это открытое крыльцо! А дворец рядом, он доступен, вы могли бы в него зайти. Я не против крыльца, помните, я не говорил вам разрушить его. Оно необходимо, но крыльцо - это крыльцо. Пройдите через него, используйте его, но ведь у вас есть прекрасный дворец - почему бы не исследовать весь дворец своего существа?

Исследуйте поэзию, исследуйте музыку, исследуйте танец, исследуйте медитацию, и, в конце концов, полностью растворитесь в четвертом. Тогда, и только тогда - гусь снаружи!


Второй вопрос:

Ошо, когда серьезные, грустные люди достигают просветления, они остаются такими же серьезными или становятся веселыми, как вы?


Прем Джйоти, слышал ли кто-нибудь когда-нибудь о серьезных людях, достигших просветления? Серьезный человек не может стать просветленным. Серьезность - это болезнь, это рак души. Серьезность это неправильный, совершенно неверный подход к жизни. Как можно прийти к истине с помощью неправильного подхода? Серьезный человек просто болен, патологичен. Конечно, на протяжении тысяч лет доминировали серьезные люди, потому что это их единственная радость в жизни, другой радости для них не существует - только радость превосходства.

Есть прекрасная притча Халиля Джебрана:


Каждое утро он отправляется на прогулку и проходит через поле, на котором стоит пугало. У этого пугала есть определенное назначение: оно отпугивает диких животных и птиц от посевов.

Однажды Халиль Джебран спросил у пугала; «Ты стоишь здесь из года в год, ты, наверное, очень устал, тебе очень скучно?»

И пугало ответило ему: «Нет, может показаться, что мне скучно, может показаться, что я очень серьезен, но я наслаждаюсь своей работой».

Халиль Джебран сказал: «Какая же у тебя радость? Я не вижу, чем ты мог бы наслаждаться».

Пугало ответило: «Сама радость внушать страх заставляет меня трепетать. День за днем, я пугаю до смерти зверей и птиц! Они убегают от меня. Я самый главный во всей округе, я самый сильный. Все боятся меня. Разве не этого можно желать в жизни?»


Серьезный человек занимается этим на протяжении веков. Во имя политики, во имя религии, во имя образования, во имя морали он мучает людей, и в этом его единственная радость. Он совершенный садомазохист.

Ни один садомазохист не может стать просветленным, и из сотни людей, которые, по вашему мнению, достигли просветления, девяносто девять и девять десятых процента не просветленные. Это просто традиционная идея, и вы придерживаетесь ее. Вам сказали, что этот человек «просветленный». Не существует критерия, по которому это можно оценить, потому что для христиан - Иисус просветленный, а для джайнов - нет; у них разные критерии оценки. Вы удивитесь: для христиан Махавира может совсем не выглядеть просветленным, у них ведь тоже другой критерий оценки.

Христиане говорят, что Иисус за всю свою жизнь никогда не смеялся. Должно быть, это полная ложь. Я не могу этому поверить, вся его жизнь говорит совершенно об обратном. Невозможно представить, что он никогда не смеялся, но христиане говорят, что так оно и было. Почему? Потому что просветленный человек должен быть серьезным, очень серьезным, обремененным проблемами всего мира. Он пришел, чтобы решить эти проблемы, он пришел, чтобы спасти человечество. Он - спаситель, мессия; он должен спасти вас от ваших прошлых грехов, а также и от возможных будущих. Естественно, он несет на своих плечах огромный груз, целые Гималаи - как же он может смеяться? Это невозможно,

Но сама мысль, что кто-то должен спасти вас, уродлива; сама идея разрушает вашу свободу. Вам не позволяют даже страдать за свои грехи, это будет делать кто-то другой. У вас отнята вся ваша ответственность.

Не таково видение других традиций. Например, Будда не согласился бы с этим. Он говорит: «Будь светом для самого себя. Никто тебя не спасет». Поэтому Будда не так серьезен, в этом нет необходимости, для этого нет причины. Он свободен от всех своих проблем, он освобожден, В нем есть тонкая радость.

Но христиане будут думать, что Будда эгоистичен, потому что он думает только о себе. А как может просветленный человек быть эгоистом? Иисус просветленный, потому что он думает обо всем человечестве.

Махавира жил обнаженным. Это джайнская концепция просветленного человека: просветленный человек отрекается от всего, он живет обнаженным, и, поскольку он совершенно свободен от всех грехов, он не будет страдать. А Иисус много страдал на кресте. В соответствии с джайнской философией, вы страдаете только из-за своих прошлых карм. Если Иисус страдал на кресте, это просто показывает, что это действуют его прошлые кармы, он должен был заплатить за них, за каждое действие нужно платить.

О Махавире говорят, - а он ходит обнаженным, босым - что если на тропе лежит колючка, она немедленно перевернется, видя, что идет Махавира, потому что у Махавиры больше нет грехов, поэтому колючка не может причинить ему боль, так что же говорить о распятии? Но Махавира серьезен.

Кришна не серьезен. Кришна танцует, поет, играет на флейте.

Когда Бодхидхарма достиг просветления, на протяжении семи дней он не мог перестать смеяться. Его снова и снова спрашивали, почему он смеется, и он отвечал: «Я смеюсь, потому что все это смешно. Гусь всегда был снаружи; я пытался вытащить его из бутылки, а бутылки никогда не существовало. Вся попытка была полнейшим абсурдом, это было смехотворно, и я смеюсь над собой, и я смеюсь над всем миром, потому что все люди пытаются делать то, что делать совершенно не нужно. Люди очень стараются, и чем больше они стараются, тем сложнее это становится. Само их старание и становится препятствием!»

Как же вы можете решить, кто просветлен, а кто - нет?

Совсем недавно я получил письмо, в котором говорилось: «Если вы действительно просветленный человек, то вы должны скрыться в Гималаях, потому что просветленные люди всегда скрываются. Они остаются неизвестными, невоспетыми».

Если этот человек прав, тогда Махавира, Будда, Иисус, Кришна, Рама, Заратустра, Мухаммед - никого из них нельзя назвать просветленным, потому что они широко известны по всему миру. Они не уходили в Гималаи, они не жили в безвестности, они не умерли невоспетыми.

И тут возникает еще один вопрос: как же этот человек узнал о тех, кто живет в Гималаях, об этих невоспетых, неизвестных людях, которые, по его мнению, являются просветленными? Как же он узнал об этом? А если он знает их, то тогда они не неизвестны - если, конечно, он не единственный, кому позволено проникнуть в эту тайну!

Но этих глупцов становится больше, они продолжают демонстрировать свои предрассудки.

Я не скажу вам, кто просветлен, а кто нет, но я расскажу вам об одном простом явлении, которое вы можете понять и которое может стать для вас путеводным огнем. Совершенно точно одно: садомазохисты не могут быть просветленными. Тот, кто мучает себя и других, получая от этого удовольствие, не может быть просветленным.

Просветление - это блаженство, оно не может быть серьезным. Оно может быть искренним, но не серьезным. Это сущая радость! Это чистый экстаз!

Прем Джйоти, ты спрашиваешь меня:


Ошо, когда серьезные, грустные люди становятся просветленными...


Я никогда о таком не слышал! А если вы слышали о серьезных и грустных людях, ставших просветленными, то либо они не были грустными и серьезными, либо вы чего-то не поняли. Серьезные и грустные люди становятся кем-то другим, но они не становятся просветленными. Они становятся Папами, Матерями Терезами, Махатмами Ганди, Морарджи Десаи, шанкарачарьями, Аятоллами Хомейни, имамами, священниками. Церкви, синагоги, гурудвары - все они полны таких людей, это серьезные люди. Они собираются вокруг просветленного человека и начинают разрушать все, что он принес во время своей весны. Они начинают создавать мертвую традицию - и эта традиция должна быть серьезной, она не может быть несерьезной.

Просветленный человек всегда полон радости, но традиция, ортодоксия не может быть веселой. Вся структура традиции политична в своей основе, она нужна для того, чтобы доминировать, подавлять, использовать. А вы не можете играючи использовать людей, вы должны быть очень серьезным. Вы должны сделать людей настолько печальными, настолько боящимися жизни, вы должны вызывать такой трепет в их существе, что из-за своего страха они попадут вам в руки, чтобы стать объектом манипуляции.

Такой человек как я не может использовать вас, потому что это место больше похоже на вертеп, чем на храм. Оно более игриво, чем серьезно. Все мы вовлечены в прекрасную игру! В тот момент, когда вы начинаете думать, что это игра, вся серьезность исчезает, краски становятся ярче. Вы можете идти, словно танцуя, ничто не прижимает вас к земле.

Но священники не могут этого делать, весь их престиж зависит от их серьезности. Чем более они серьезны, чем более мрачно они выглядят, тем более «святыми» они могут притвориться... И они будут делать все - они будут поститься... естественно, когда человек постится, он становится серьезным, он не может смеяться. Когда вы голодны, вы не можете смеяться, и вы не можете позволить смеяться никому другому. Тут не до смеха! Вы умираете с голоду, приносите себя в жертву, распинаете себя, а люди смеются! Этого нельзя понять, этого нельзя простить.

Естественно, когда вы обращаетесь к постящемуся человеку, вы становитесь серьезными, вам приходится становиться серьезными. Все очень просто. Этот человек мучает свое тело всеми мыслимыми способами, пытает свое тело всеми возможными способами - как же вы можете смеяться? Сама сцена вызывает грусть, вы чувствуете тяжесть. Очень тяжело находиться с этими так называемыми святыми. Поэтому люди только свидетельствуют свое уважение и немедленно убегают, потому что если вы останетесь сидеть с ними, они создадут в вас тяжесть, они создадут в вас чувство вины.

Например, если они постятся, а вы хорошо поели, то обязательно появится чувство вины. Если они стоят на головах, а вы просто стоите на ногах, вы делаете что-то не так. Естественно, вы почувствуете: «Я еще не совершенный человек, этот человек, стоящий на голове, вот он совершенен». Вы видите всю глупость этого? Если бы Бог хотел, чтобы вы стояли на голове, он бы устроил это.

Если бы Бог хотел, чтобы в мире царил гомосексуализм, он создал бы Адама и Брюса - ведь это так просто! Зачем же создавать Еву? Ненужное беспокойство! Но эти глупые люди продолжают делать противоестественные вещи, и этот их неестественный подход делает их серьезными. Они плывут против течения, они измучены, истощены, они скучают, но их единственная радость в том, что они могут заставить скучать и вас.


Мойша не может решить, какое будущее ждет его сына. Он идет к раввину и спрашивает совета.

Раввин говорит: «Это очень просто. Мы положим на стол Талмуд, Тору и деньги. Если он выберет Талмуд, то станет раввином, если он выберет Тору, то станет адвокатам, а если выберет деньги, то ростовщиком».

Мойша соглашается и зовет своего сына. Тот смотрит на вещи, разложенные на столе, и берет их все.

Мойша в растерянности. «Что же будет?» - спрашивает он раввина.

«Он станет католическим священником», - отвечает тот.


Эти грустные люди становятся католическими священниками, индуистскими шанкарачарьями, исламскими имамами и так далее. Эти серьезные люди теряют свою человечность, они превращаются в попугаев. Но это окупается. Не нужно много ума, чтобы стать попугаем, и если вы обладаете маломальской памятью и можете цитировать Веды, Гиту, Коран, то вы будете уважаемы и почитаемы. Вы не делаете ничего творческого, вы ничего не прибавляете к красоте мира, вы не приумножаете радость на земле, напротив, вы разрушаете. Но людей обуславливали на протяжении тысяч лет, и они продолжают действовать в соответствии со своей обусловленностью. Попугаям поклоняются.


У фермера был попугай, который все время кричал: "Хайль Гитлер!" Однажды фермеру это надоело, и он запер попугая в курятнике.

К попугаю подошел петух и спросил: "Скажи мне, почему фермер запер тебя в курятнике?" Попугай промолчал.

"Я отдам тебе четырех своих куриц, если ты ответишь мне", - настаивал петух, но попугай хранил молчание.

"Послушай, если ты скажешь мне, почему тебя здесь заперли, я отдам тебе десять куриц".

Попугай обернулся и закричал: "Оставишь ли ты меня, наконец, в покое? Я политический заключенный!"


Эти грустные люди, они становятся или политиками и священниками, или великими педагогами, профессорами, философами, теологами. Но они никогда не становятся просветленными, это абсолютно точно, это не может произойти по самой природе вещей.

Чтобы стать просветленным, человеку нужна легкость цветка, легкость пера, многоцветие радуги. Человеку нужна радость птиц ранним утром, свобода облаков. Ему нужно только одно: сердце, полное экстаза - не какого-то высшего экстаза, не райского экстаза, но экстаза здесь и сейчас, в этот самый момент, когда ваши глаза наполнены этим моментом, когда нет ничего другого, ни прошлого, ни будущего, когда этот момент охватывает вас полностью, так интенсивно, так страстно, что ничего не остается позади. Только такие люди становятся просветленными.

Поэтому я говорю, что если вы живете с радостью, то вы уже достигли просветления. Поэтому вам не нужно никакой духовной ерунды, никакой эзотерической ерунды.


В доме Рабиновичей был очень облезлый унитаз. Сидни пообещал покрасить его, когда выдастся свободный день. У него в гараже было немного прекрасной ярко-зеленой краски, и он навел блеск и красоту.

Этель пришла с журналом в руках и села подумать и почитать. Когда она попыталась встать, то обнаружила, что прилипла! Она начала звать Сида. Он тянул и тянул ее, но не смог ничего сделать. Этель в отчаянии закричала: «Чего ты стоишь! Позови врача! Если присыхает пластырь, то он, по крайней мере, знает, как отсоединить его, не содрав кожу!»

Сидни бросился к телефону, чтобы срочно вызвать врача. Это была настоящая опасность!

Доктор начал объяснять, что у него полная приемная пациентов, и он не может освободиться еще в течение двух часов.

Сидни в голову пришла блестящая идея. Он может отвинтить петли, и она до прихода врача полежит на кровати на животе. Два часа показались четырьмя, но, наконец, врач пришел.

Сидни проводил его в спальню и сказал, указывая на жену: «Док, это что-то невероятное, правда? Что вы об этом думаете?»

Доктор внимательно посмотрел и сказал: «Очень мило... но почему такая дешевая рама?»


Жизнь надо воспринимать весело! Жизнь настолько полна веселья, она так смешна, что пока не высох весь ваш сок, вы не можете быть серьезны. Я смотрел на жизнь со всевозможных точек зрения, но мне всегда было весело! Она становится все смешнее и смешнее! Это прекрасный подарок запредельного.

Прем Джйоти, я против всякой серьезности. Весь мой подход к жизни заключается в веселье, а величайшее религиозное качество это чувство юмора - не истина, не Бог, не добродетель, а чувство юмора. Если мы сможем наполнить всю землю смехом, танцующими и поющими людьми, если мы сможем превратить землю в карнавал веселья, праздник огней, впервые за все время мы принесем на землю истинное чувство религиозности.


Третий вопрос:

Ошо, крупнейший журнал Германии, «Шпигель», начал печатать серию статей о вас, ваших саньясинах и ашраме. Автор говорит о вас мною хорошего и невероятного, и даже сравнивает вас с Папой Польским. Он пишет: «Люди, поддавшиеся харизме Иоанна Павла Второго, ничем не отличаются от паломников в Пуне, которые собираются вокруг Ошо. Только церкви и секты не могут смириться с этим».

Ошо, нравится ли вам это утверждение, или же оно вам неприятно?


Это забавно! Я всегда хорошо относился к полякам. Папа - это явление вторичное, Польский - вот что ценно. Это слон, а Папа это всего лишь последняя часть слона - его хвост!

Я не Папа, я не могу им быть, я не настолько серьезен, и не настолько религиозен. Я очень обыкновенный! А чтобы стать Папой, нужно быть необыкновенным человеком. А что касается харизмы, у меня ее нет. Я такой же обыкновенный, как и все остальные. Сама идея харизмы негуманна, она разделяет людей. И вся стратегия создания харизмы это не что иное, как процесс обусловливания.

Если вы увидите обнаженного джайнского монаха, то не найдете никакой харизмы. Вы просто увидите уродливого, отталкивающего человека, бледного, больного, его глаза почти мертвы, ни капли разума в лице, все тело высохло. Да, что будет большим, так это его живот, ведь джайнский монах ест всего один раз в день, поэтому он ест много. Вся фигура монаха, если вы не обусловлены джайнскими идеями, покажется вам карикатурой, мультфильмом, но для них в этом и есть харизма, великая харизма.

Джайнские монахи, особенно те, которые живут обнаженными, каждый год своими руками вырывают себе волосы на голове. Если вы увидите это, вам это покажется ненормальным, уродливым, насильственным, но сами они смотрят на это с большим уважением - происходит что-то необычайно важное. Человек просто рвет на себе волосы! Вы иногда видели вашу жену в гневе, или если вы когда-нибудь были в больнице для душевнобольных, то видели, как люди рвут на себе волосы, просто злясь на себя, выпуская злость. Но для джайнского ума это привлекательно: «Какая жертва!»

Если вы пойдете в христианскую церковь и увидите крест и если вы были обусловлены христианством, вы не увидите, что происходит поклонение смерти - а крест олицетворяет смерть. Возможно, что если бы Иисуса не распяли, никакого христианства не было бы. Не Иисус доминирует в сознании христианина, а крест. Поэтому я не называю христианство «христианство», а называю его «крестианство»! Крест просто символизирует смерть, самоубийство, это не символ жизнеутверждения. Но для христианина он символизирует великую жертву Христа за все человечество.

Харизма создается определенным обусловливанием. Тот же Папа два года назад не был харизматической фигурой, а сейчас он стал привлекателен. Что же за чудо произошло? Только потому что его выбрали Папой, он стал харизматической фигурой. Теперь он производит впечатление на миллионы людей, но раньше никто не обращал на него внимание... Тот же самый человек был здесь на протяжении шестидесяти лет, никто не обращал на него внимание. Это просто искусственная иллюзия.

Тот же самый человек, если он становится президентом страны, приобретает привлекательность, а как только он перестает быть президентом, то теряет ее, тогда он никто.

Когда в России произошла революция, то появился харизматический лидер - Керенский, он был премьер-министром России. Во время революции он сбежал, и на протяжении пятидесяти лет никто о нем и не слышал. Люди совершенно забыли о нем, а до Ленина он был самым главным человеком в России, он был центральной фигурой. Через пятьдесят лет он умер в Нью-Йорке, став бакалейщиком! Когда он умер, то обнаружилось, что это не кто иной, как Керенский. На протяжении пятидесяти лет он содержал бакалейный магазин, и никто не думал, что он харизматичен.

Я не харизматичен, и я не верю во всю эту ерунду. Я воспеваю простоту, необусловленность, невинность, обыкновенность, и я хочу, чтобы все категории были уничтожены: категории грешника и святого, дьявольского и святого, мирского и церковного, морального и безнравственного. Я хочу уничтожить все категории! Человек - это просто человек.

Поэтому я не хочу, чтобы меня сравнивали с Папой. На самом деле, я вообще не люблю никаких сравнений, потому что это совершенно неверный подход. Я - это я! Я не хочу, чтобы меня сравнивали даже с Иисусом, что же говорить о Папе. Я не хочу, чтобы меня сравнивали ни с Буддой, ни с Лао-цзы, потому что всякое сравнение совершенно неверно в своей основе. Лао-цзы - это Лао-цзы, а я - это я, это не вопрос сравнения.

Как можно сравнивать розовый куст с ливанским кедром? Нет никакого разговора о сравнении. Как можно сравнивать лотос с маргариткой? На самом деле, даже два цветка лотоса нельзя сравнить между собой, каждый по-своему уникален.

Но на протяжении веков мы жили с идеей сравнения. Мы всегда сравниваем, мы всегда распределяем людей по категориям, мы всегда помещаем их в коробки - кто есть кто, к какой категории он принадлежит.

Все мое усилие направлено на то, чтобы уничтожить все категории, чтобы провозгласить уникальность индивида. Никогда не сравнивайте меня ни с кем. Я это просто я. Хороший, плохой, святой, грешный, кем бы я ни был, я это просто я. Эта идея сама по себе отвратительна - быть сравнимым с кем-то другим. Бог никогда не создает копии под копирку, он создает только подлинники, каждый обладает своей подлинным лицом.

Но я люблю поляков - это я должен признать!


Поляк приходит в дирекцию цирка и предлагает прыгнуть с десятиметровой высоты вниз головой без всякой страховки. Менеджер не верит, и они вместе идут на арену. Поляк поднимается на десятиметровую высоту, делает глубокий вдох и прыгает вниз головой. Он падает прямо на голову, лежит неподвижно несколько минут и потом встает. Менеджер поражен.

«Это невероятно!» - кричит он. - «Я буду платить вам сотню долларов за ночь».

Поляк вертит головой.

«Хорошо, хорошо, я буду платить вам три сотни».

«Нет».

«Я буду платить вам тысячу долларов!» - говорит менеджер.

«Нет, я передумал, я больше не хочу прыгать. Я не знал, что это так больно».


Поляк обнаружил, что у него три яйца. Он так хотел рассказать об этом, что остановил первого попавшегося мужчину и сказал ему: «Спорим, что у нас на двоих пять яиц?»

Он проспорил... У парня было всего одно яйцо!


Полячка умирала. На последнем издыхании она повернулась к мужу и попросила: «Пока я не умерла, займись со мной любовью еще один раз».

Муж-поляк ответил: «Как же ты можешь просить меня о таком? Это же убьет тебя!»

Жена взмолилась: «Каждый может надеяться на исполнение последнего желания перед смертью, ты должен исполнить, о чем я прошу тебя».

Муж ответил: «Хорошо». Он лег к ней и занялся любовью. Не успел он закончить, как она выскочила из кровати совершенно здоровая, побежала вниз, начала ловить цыпленка и крикнула детям, что обед будет готов через час.

Радостные дети побежали наверх и увидели, что отец сидит в кресле и плачет. Они сказали: "Папа, почему ты плачешь? Это чудо! Мама совершенно здорова!"

Он ответил: «Я знаю, но я думаю о том, что я мог бы сделать для Элеонор Рузвельт!»


Польский ум действует очень своеобразно! Это самый таинственный ум в мире!

«Шпигель» сделал одну хорошую вещь - он напомнил мне о Папе Польском.


Старый польский генерал жил со своей молодой женой на уединенной вилле. У них было два охранника, защищающих их от непрошеных гостей.

Однажды ночью охранники заметили, что свет в генеральской спальне горел слишком долго. Они подобрались к окну и заглянули внутрь. Жена генерала лежала на постели раздетая и выглядела довольно скучающей. Генерал, тоже раздетый, тревожно ходил по комнате с пистолетом в руке. Неожиданно он остановился, посмотрел вниз и закричал:

«Встань как мужчина, иначе я буду стрелять!»


Вы помните известную поговорку; «Бутерброд всегда падает маслом вниз»?


Есть история о поляке, у которого бутерброд как раз упал маслом вверх. Он побежал прямо к Папе, чтобы доложить об этом отклонении от природных закономерностей вселенной.

Сначала Папа не поверил ему, но потом он убедился, что это действительно произошло. Естественно, он не мог сразу дать ответ на этот вопрос и попросил времени на размышление. Он внимательно изучил старые писания, помолился Богу, сделал все возможное, чтобы найти ответ на этот вопрос.

Через месяцы ожидания он, наконец, нашел ответ. Он сказал поляку: «Хлеб был намазан маслом не с той стороны».


Дева Ячата, ты спрашиваешь меня:


Ошо, крупнейший журнал Германии, «Шпигель», начал печатать серию статей о вас, и о ваших саньясинах и ашраме. Автор говорит о вас много хорошего и невероятного, и даже сравнивает вас с Папой Польским. Он пишет: «Люди, поддавшиеся харизме Иоанна Павла Второго, ничем не отличаются от паломников в Пуне, которые собираются вокруг Ошо».


Это совершенно неправильно, потому что я здесь не для того, чтобы подчинить вас себе. Я не хочу стоять между вами и целым. Это не вопрос подчинения. Вопрос подчинения появляется тогда, когда вы идете к Папе, а здесь происходит любовная связь. Тогда вы подчиняетесь ему, потому что он представляет Бога, представляет его единоутробного сына, Иисуса Христа. Я же никого не представляю!

Когда вы со мной - это своеобразная любовная связь, здесь нет вопроса о подчинении. Вы просто учитесь общаться с существованием. Я - просто возможность, средство, самое большее - катализатор.

Мои саньясины - это не последователи. Я просто передаю то, что видел. Я просто разделяю с ними мою любовь, мою радость, мой опыт. Эти люди здесь - это попутчики по путешествию. Вы не подчиняетесь мне; но живя со мной, постепенно вы начнете наслаждаться глубоким подчинением существованию. Это совершенно другое дело, у меня с этим нет ничего общего. Вся заслуга принадлежит вам, а не мне. Мое присутствие может помочь только в одном: увидеть капкан глупости, в который вы попали.

Папа просто усиливает в вас ту же самую глупость. На протяжении тысячелетий люди подчинялись Папам и священникам, и ничего не произошло.

Я не священник, и я не заинтересован в том, чтобы собирать вокруг себя толпы. Я не заинтересован в создании традиции, я просто наслаждаюсь собой! Те, кто хочет насладиться собой - добро пожаловать. Это место радости. Само слово «подчинение» здесь неуместно. Никто никому не подчиняется. Вы должны быть самим собой, вы должны искренне быть собой, и тогда начнет происходить чудо: в тот миг, когда вы откроете свое истинное лицо, вы войдете в единение с целым.

«Шпигель» неправ, говоря, что, то же самое происходит с паломниками в Пуне, но когда люди приходят, чтобы посмотреть извне, может произойти подобное непонимание. Они просто наблюдатели.

Чтобы понять, что здесь происходит, человек должен быть участником, а не только наблюдателем. Только тогда некий привкус на языке откроет этот секрет.


Я слышал, что каждый год, как часть великолепной пасхальной церемонии, в соборе святого Петра в Риме Главный Раввин города входит в базилику во главе торжественной процессии во время великой мессы и дает Папе древний свиток. И каждый Папа принимает этот свиток, кланяется Раввину и отдает его обратно, после чего Раввин должен поклониться, повернуться и уйти.

Таинственный ритуал продолжается на протяжении стольких столетий, что никто не может вспомнить ни основ его, ни того, что он символизирует. Но в первую пасхальную неделю своего правления Польский Папа решил положить конец этому совершенно бессмысленному ритуалу, и когда Главный Раввин представил ему свиток, Его Святейшество, к огромному изумлению всей Курии, развернул его. Это был счет за Тайную Вечерю.


Последний вопрос:

Ошо, я схожу с ума! Я продолжаю смеяться над шуткой. Я даже однажды проснулась от этого. Но я даже не знаю, что это за шутка!


Йога Лалита, придется мне повторить ее снова! На самом деле, существует четыре шутки. Три я тебе сегодня расскажу, а четвертую тебе придется открыть самой - турийа! На это я тебе дам сорок восемь часов. Если ты не сможешь ее найти, я расскажу тебе сам.

Первую шутку я рассказал тебе, когда ты находилась в 'сушупти', сне без снов... Естественно, тебе сложно ее вспомнить. А Йога Лалита - мой библиотекарь, поэтому я постоянно должен напоминать ей о шутках, чтобы она собирала их для меня. Я никогда не вижу ее, я никогда не хожу в библиотеку, и поэтому единственный способ передать мне шутку – во сне.


Первая шутка:


Министр, священник и раввин обсуждали, как они разделяют деньги на личные траты и общественные нужды.

«Я рисую линию на полу», - сказал министр. - «Все деньги я подбрасываю в воздух, то, что падает справа от линии, забираю я, а то, что падает слева, достается Богу».

Священник кивнул, говоря: «Моя система практически такая же, я только использую круг. То, что внутри мое, а то, что снаружи - его».

Раввин улыбнулся и сказал: «И я делаю то же самое. Я подбрасываю деньги вверх, и то, что Бог поймает - его».


Вторую шутку, Лалита, я рассказал тебе в состоянии 'свапна', состоянии сновидения. Что-то ты, может быть, помнишь.


Обезумевший от горя молодой человек забрался на выступ сорокового этажа в отеле. Ближайшее место, куда могла забраться полиция, была крыша близлежащего здания. Все умоляли его вернуться в безопасное место. Был приглашен священник, который поспешил туда.

«Подумай, сын мой», - обратился он к самоубийце, - «подумай о маме и папе, которые любят тебя».

«А они не любят меня», - ответил человек, - «я прыгаю!»

«Нет, остановись», - закричал священник, - «подумай о женщине, которая любит тебя!»

«Никто не любит меня! Я прыгаю!»

«Но подумай», - умолял священник, - «подумай об Иисусе, Марии и Иосифе, которые любят тебя!»

«Иисус, Мария и Иосиф?» - спросил человек. - «Кто они?»

Услышав это, священник закричал: «Прыгай же ты, еврейский ублюдок, прыгай!»


А третью шутку я рассказал тебе, когда ты была в 'джагрути', так называемом сне наяву, который имеет мало отношения к бодрствованию. Может быть, именно над ней ты смеешься.

Лалита говорит:


Я схожу с ума! Я продолжаю смеяться над шуткой. Я даже однажды проснулась от этого. Но я даже не знаю, что это за шутка!


Может быть, это она:


Семья решила привезти к себе старого дедушку из Венгрии, и он приехал жить к своей дочери и ее семье. Старик был поражен видом Нью-Йорка и всем, что он мог предложить.

Однажды он пошел со своим внуком Янкелем в зоопарк в Центральном Парке. Большинство животных старик знал. Но когда они подошли к клетке со смеющейся гиеной, тот почувствовал любопытство.

«Янкель, в прежней стране я никогда не слышал о звере, который смеется».

Янкель заметил владельца и обратился к нему. «Мой дед недавно приехал из Европы. Он говорит, что там нет смеющихся гиен. Вы могли бы что-нибудь рассказать мне, чтобы я рассказал ему?»

Владелец ответил: «Ну, они едят раз в день».

Янкель повернулся к деду и сказал ему на иврите: "Зайда, они едят раз в день".

Владелец продолжил: «Они моются раз в неделю».

«Зайда, они моются раз в неделю».

Старик внимательно слушал.

Владелец добавил: «Они спариваются раз в год».

«Зайда, они спариваются раз в год».

Старик потряс головой и сказал: «Хорошо, он ест раз в день, моется раз в неделю, но если он спаривается раз в год, почему же он смеется?»