Глава 1

Мы тренировались на Неаполе Скифском. Ли подал мне знак закончить упражнение и присел на обломок скалы. Я устроился рядом с ним.

— Ты занимаешься слишком мало. Это все равно что тратить время впустую, — недовольно сказал Учитель.

— Но Ли, мы ведь встречаемся и тренируемся почти каждый день, — возразил я. — И я выполняю все, что ты говоришь. Я занимаюсь дома и в группах с учениками. Разве этого недостаточно?

— Для европейца это может быть более чем достаточно, — сказал Ли. — Но у нас слишком мало времени. Я и так отошел от традиций воинов жизни и подготавливаю тебя слишком быстрыми темпами, но чтобы достичь нужных результатов, необходим совершенно иной тип обучения.

— Какой именно? — поинтересовался я.

— Все воины «Спокойных» проходят через трехлетний период непрерывного обучения в лесах наедине с Учителем.

— Непрерывного? Как это?

— Три года они занимаются по схеме — три часа занятий, три часа — отдых, восстановление и прием пищи. И так без перерыва.

— Но это наверно ужасно тяжело? — поразился я.

— А кто сказал, что жизнь — легкая штука? — усмехнулся Ли.

Я задумался. Идея провести в лесах три года в обществе Учителя, непрерывно тренируясь, казалась мне необычайно заманчивой, но, к сожалению, почти нереальной. Мне пришлось бы бросить институт, оставить больную мать. Кроме того, Комитет Госбезопасности не оставил бы без внимания мое исчезновение, а тут еще и закон о тунеядстве…

Я тяжело вздохнул.

Ли с интересом наблюдал за мной.

— Неужели ты всерьез думаешь о том, что я смог бы вынести твое общество в течение трех лет? — насмешливо спросил он. — Нет, три года — это чересчур, а вот за полгода мы, пожалуй, смогли бы что-то сделать.

— Полгода? Ты это серьезно? — встрепенулся я.

— Вполне серьезно, — ответил он.

— Можно использовать три месяца летних каникул. Но как мне смыться из института еще на три месяца?

— А вот это твоя проблема, дружок, — сказал Ли. Несколько дней я ломал голову, гадая, как выкроить еще пару свободных месяцев, но ничего не мог придумать. Как-то я упомянул об этой своей проблеме в разговоре с моим тренером по дзю-до Игорем Васильевичем Бощенко, и неожиданно для меня он сказал:

— Зайди после тренировки ко мне в кабинет. Думаю, что я смогу тебе помочь.

Мне пришлось подождать некоторое время, пока Игорь Васильевич решал какие-то вопросы с одним из преподавателей института, и я, привыкший использовать каждую секунду свободного времени для восстановления после изнурительных тренировок с Ли, заснул на вершине сложенных стопкой борцовских матов.

Вскоре тренер разбудил меня, и мы пошли в его кабинет. Он уселся за стол, достал из ящика какую-то бумагу и, улыбаясь, протянул ее мне.

— Что это? — спросил я.

— То, что ты хотел. Свободное время, — ответил тренер. — Это направление на преддипломную практику в совхоз «Жемчужный». Директор совхоза — мой друг. Ему нужен хороший инструктор по дзю-до и самбо. Ты будешь числиться помощником бригадира, но вместо этого тебе придется раз или два в неделю вести несколько спортивных секций, а все остальное время будешь свободен, как ветер.

Я горячо поблагодарил тренера, и, взяв заявку, отнес ее в деканат и положил в папку нашей группы.

Через несколько дней я купил билет на автобус и, отыскав контору директора совхоза «Жемчужный», занял очередь к нему на прием. Через всю приемную по чисто вымытому полу к кабинету директора вела толстая липкая дорожка темно-бурой весенней грязи. Люди сновали туда-сюда, как потревоженные муравьи. Ожидающие своей очереди с жаром делились друг с другом последними новостями и сплетнями.

Наконец меня пригласили в кабинет. Я удивился относительной молодости директора совхоза. Он был подтянутым и энергичным. В нескольких словах директор ввел меня в курс дела.

— Я знаю, что тебе нужно свободное время, — сказал он. — Ты будешь вести несколько спортивных секций для нашей молодежи. Все, что от тебя требуется — это две тренировки в неделю.

— Хорошо, — согласился я.

Директор нажал кнопку селекторной связи и произнес:

— Пригласите ко мне физорга Анатолия.

Анатолий оказался приятным компанейским парнем, слегка задумчивым и меланхоличным.

Первым делом он показал мне столовую и общежитие, где я должен был ночевать, а потом мы отправились в спортзал. По дороге Анатолий посвящал меня в тонкости и особенности местной жизни, которая сама по себе оказалась довольно любопытной.

Два винодельческих совхоза, выпускавшие одни из лучших сортов крымского вина, располагались недалеко друг о друга, и, видимо в связи с этим, народ окрестил эту местность пьяным хутором. Такая мощная концентрация винодельческой промышленности на квадратный километр повлияла на образ жизни и специфический характер обитателей совхозов. Население имело гораздо более свободный доступ к вину, чем жители других, обычных совхозов, и система контрабанды спиртного могла бы посрамить занимавшихся тем же самым промыслом американских гангстеров времен сухого закона в США.

О несунах, наиболее прославившихся на этом нелегком поприще, ходили легенды. Анатолий с гордостью поведал мне о подвиге своего соседа, дяди Миши, который на спор умудрился вынести с завода огромный десятилитровый бутыль с вином, укрыв его в складках собственного тела. Дело в том, что дядя Миша отличался весьма внушительными размерами. Он втянул живот, и, засунув бутыль за пояс штанов, как мантией покрыл его жировыми складками, а сверху замаскировал одетой навыпуск рубахой.

Осмотр на проходной местный герой прошел на задержке дыхания, а на выходе его подхватили под руки добровольные ассистенты, которые, сорвав с него брюки, вынули бутыль, и дядя Миша смог, наконец, вздохнуть.

Столовая совхоза тоже оказалась местной достопримечательностью. Над основным залом находилась со вкусом отделанная надстройка, где в уютной обстановке директор совхоза беседовал с чиновниками вышестоящих инстанций, ответственных за снабжение совхоза дефицитной техникой, материалами и саженцами.

Шум веселых и непринужденных банкетов застойного времени разносился далеко по селу. Лились рекой редкие крымские вина, столы ломились от всевозможных яств, а совхоз вовремя получал трактора и стройматериалы. Тем или иным способом горящий энтузиазмом директор совхоза добивался своего, и совхоз пребывал в числе передовых.

Я узнал, что деньги на банкеты совхоз получал, оформляя ведомости по выплате зарплаты инструкторам физической подготовки. Так что моя зарплата инструктора уходила на благие цели процветания совхоза, но зато я получал зарплату согласно предписанию преддипломной практики как помощник бригадира. Меня это вполне устраивало.

После вкусного обеда в гостях у физорга, мы, наконец, добрались и до спортзалов. Спортзалы располагались в небольших комнатах сырого подвального помещения, стены которого были живописно испещрены трещинами и сплошь покрыты большими пятнами плесени, похожими на пушистый белый мех. В одной из комнат лежала стопка подгнивших матов, в другой стояли столы для тенниса.

В тот же вечер я приступил к работе. Мне пришлось вести одновременно восемь секций, включая бокс, борьбу, художественную гимнастику и настольный теннис, в котором я просто ничего не смыслил. Но совхозные ребята оказались очень приятными и доброжелательными, к тому же они прекрасно понимали ситуацию. Всем им хотелось, чтобы в надстройке над столовой шумели буйные застолья, и совхоз продолжал оставаться в числе передовых.

На следующий день я приехал на Партизанское водохранилище и уже привычными мне лесными тропами отправился на место тренировки. На почти незаметной за деревьями лесной поляне я увидел Славика, моего напарника, и Учителя.

Славик выполнял стойку на пальцах, его ноги опирались о ствол дерева. Он был в милицейской форме, и я понял, что мой друг снова сбежал с дежурства. Славик в ту пору работал милиционером и занимался охраной Партизанского водохранилища. Коллеги по работе любили его за открытый и добрый характер, хотя и считали его парнем с придурью, поскольку он никогда не употреблял спиртного и каждую свободную минуту тренировался. Так что никто не возражал, когда Славик отмечался в журнале, а потом исчезал в лесу до момента, когда снова было необходимо отметиться или показаться на глаза начальству.

Ли сделал жест левой рукой, означавший одновременно и приветствие и то, что первые три часа тренировки должны проходить в полном молчании. Славик, не прерывая упражнения, поворотом головы дал мне знать, что его радует мое появление.

Тренировки, проходящие в полном молчании, Ли ввел почти с самого начала моего обучения. Иногда он тоже молчал, иногда что-то говорил, но нам говорить было категорически запрещено.

На первых порах мне было трудно привыкнуть соблюдать полное молчание, особенно когда нужно было задать вопрос по поводу непонятной техники или движения. Однажды я, отвлекшись, нарушил запрет, и тут же получил увесистую оплеуху, которая навсегда приучила меня контролировать свое поведение.

— Жажда заменять осознание и действие словами принимает у европейцев болезненные формы. — сказал Учитель. — Сохранение молчания избавит тебя от излишней говорливости, доходящей у европейцев до того, что говорящий слушает только себя и никого другого. Когда я разрешаю тебе говорить, ты, в погоне за собственными ускользающими мыслями даже не дослушиваешь до конца ответ, и не осознав полученную информацию, еще не получив ответ, уже задаешь следующий вопрос. Для воина «Спокойных» задать новый вопрос, не уделив достаточного внимания ответу на предыдущий, считается смертельным грехом, потому что таким образом убивается знание. Человек, лишенный возможности задавать вопросы, теряет возможность перекладывать поиск ответа на других и учится искать ответы сам, развивая тем самым скорость и остроту мышления.

Ли жестом дал знак Славику закончить упражнение и начать со мной легкий разминочный спарринг. Я улыбнулся, подумав, что мне предоставляется прекрасная возможность безнаказанно побить милиционера в форме.

Потом Учитель приступил к показу новой техники. Молниеносным движением подскочив к Славику, он нанес ему ощутимый удар-касание в область носа, и голова моего напарника запрокинулась, обнажив горло. Костяшки пальцев Ли обозначили удар в горло. Его пальцы были слегка раскрыты, и создавалось впечатление, что при ударе не полностью сжатый кулак начинал проваливаться в горло атакуемого, а постепенно раскрывающиеся пальцы скользили в выемку между ключицами.

Удар, поражающий горло, давал возможность перехода к другим действиям — или к захвату за ключицу, или к поражению зоны между ключицами, или к воздействию на нервный центр, расположенный рядом с межключичной выемкой. При нажатии на этот центр тело под действием боли разворачивалось, ноги подкашивались, и человек со всего маха падал на землю.

Учитель, как всегда, выполнил прием на грани сильной боли и на грани травмы, но не причинив Славику никакого вреда. Причинение боли при показе приемов было необходимо для ощущения реального действия приема в бою, чтобы спровоцировать так называемые предусмотренные реакции или телодвижения, рефлекторно выполняемые телом под действием испытываемой боли. Зная предусмотренные реакции, можно было предсказать поведение противника и продолжить атаку соответствующим действием.

Например, при ударе по глазам, в зависимости от направления этого удара, атакуемый мог повернуть голову или опустить ее, наклониться или развернуться, открывая тем самым новую уязвимую зону.

Мы стали по очереди отрабатывать связку, показанную Ли, варьируя направления ударов и разучивая предусмотренные движения и соответствующие им действия. Удары Славика были болезненными, но я к этому уже привык, и не реагировал на болевые воздействия так остро, как раньше. Ли присел на пенек и монотонным, входящим в подсознание голосом начал беседу с нами. Он говорил, периодически повторяя наиболее важные моменты и передавая нам необходимые ощущения, доводя нас до такого состояния, что, казалось, его слова воспринимаются не ушами или умом, а всей поверхностью кожи, отдаваясь в ней легкой вибрацией и мгновенно продуцируя в теле то ощущение, которое Ли хотел нам передать.

— Подружитесь с болью, — говорил Учитель, — привыкните к ней и полюбите ее. Сделайте ее своим другом, своей любовницей, своим наставником. Воин и боль связаны друг с другом, как сиамские близнецы, как море и соль, как ножны и клинок.

Пропускайте боль через себя, отстраняйтесь от нее, управляйте ею, наслаждайтесь ею, как страстной и сильной женщиной, которая возбуждает вас, но не поглощает. Сексуальная энергия и боль связаны самой природой. Когда мужчина делает девственницу женщиной, мощь подъема сексуальной энергии заглушает боль от прорыва девственной плевы. Когда самцы животных дерутся из-за самки, сексуальное желание заглушает боль от полученных ран.

Извращенное восприятие сращивания сексуального наслаждения и боли порождает садизм и мазохизм. Искусство воина заключается в том, чтобы управлять болью с помощью сексуальной энергии и управлять сексуальной энергией с помощью боли, но не сращивать их, не отождествлять удовольствие от причинения боли или от ощущения боли с наслаждением или наслаждение с причинением или ощущением боли. Боль не должна превращаться в наркотик, одурманивающий ваше сознание, и в то же время вы не можете позволить боли разрушать вашу волю и искажать восприятие окружающего мира.

Каждый ученик должен прочувствовать на себе дозированное болевое усилие, иначе он не будет верить приему, не будет чувствовать прием. Как для большинства новичков, еще не достигших мастерства, прием — это не более, чем движение, выполняемое на тренировке. Оно не наполнено еще той интуитивной уверенностью, которой требует каждое движение, выполняемое в реальной боевой ситуации. Вам никогда не представится возможность проверить сотни и тысячи разящих приемов Шоу-Дао на противниках в реальном поединке. Поэтому крайне важно добиться того, чтобы ваше тело помнило дозированные усилия при воздействии и верило в эффективность приемов.

Человек, прочувствовавший на себе даже малую толику болезненности приема, никогда не усомнится в эффективности болевого воздействия на противника. Даже в случае неудачи этого воздействия, он будет знать, что определенный урон все равно нанесен, и без остановки, без тени сомнения будет продолжать бой и сокрушать болевыми воздействиями оборону и волю противника. Каждое подобное воздействие ослабляет противника, ведет к его поражению. Поэтому для воина необходимы не только физическая сила и техника, но и умение терпеть боль, наслаждаться ею, черпать из нее силы, но не позволять ей ослабить и измотать себя.

Под воздействием голоса Учителя, мы проводили приемы все резче и сильнее, однако полностью контролируя себя, чтобы не травмировать партнера. Ритм ускорялся, мы входили в состояние, создающее ощущение абсолютной реальности поединка с его эманациями ярости, неукротимости и непоколебимой решимости идти до конца. Чтобы подогреть эмоциональную вовлеченность, мы сопровождали моменты пикового напряжения рычанием, урчанием, повизгиванием и резкими вскриками.

— Многие из мастеров других стилей, — продолжал Ли, — получают удовольствие от причинения боли ученикам, потому что это возвышает их в их собственных глазах. Вы же должны получать наслаждение не от того, что причиняете кому-то боль, а от правильно выполненной техники. Ни в коем случае нельзя терять чувство меры. Всегда ощущайте грань, за которой появляется возможность травмирования партнера. Но в то же время, особенно это важно при болевых захватах, необходимо полностью внутренне прочувствовать весь путь движения до конца. Естественно, что в конце вы отпустите партнера, чтобы предотвратить увечье, но в вашем воображении, в вашем подсознании вы сохраните образ приема, выполненного с максимальной жестокостью и степенью травмирования.

Неуловимым движением Ли вскочил на ноги и, толчком в плечо отбросив меня в сторону, снова кулаком ударил Славика в лицо. Непроизвольным движением мой напарник повернул голову в сторону, и костяшки пальцев Учителя вместо носа впились в нервный центр на щеке, давая понять, что даже при повороте головы эффект от связки будет тем же. Другой рукой Ли обозначил удар вместо горла в область сонной артерии.

Мы начали отрабатывать новый вариант связки. Мой удар был настолько быстр, что несмотря на свою подготовку на уровне мастера спорта по боксу, Славик не успевал отреагировать.

Тактические удары «Спокойных» отличаются короткой траекторией и невозможностью заметить начала атаки. Так при ударе рукой не было выраженного движения плеча, усиливающего удар, но в то же время предупреждавшего противника о моменте нападения. Удары ногой в таких случаях шли без подъема колена, оно как бы следовало вместе со стопой по кривой траектории изнутри, и удар находил цель раньше, чем противник догадывался о его совершении. Для того, чтобы сделать удар более мощным, вместо предварительных усиливающих движений использовались другие техники.

Незаметно подкрадывающаяся усталость стала сказываться на скорости и точности исполнения.

— Резче, быстрей! — выкрикнул Учитель. — Проводите прием так, как будто делаете его в последний раз, как будто от этого зависит ваша жизнь.

Он снова изменил задание, и мы начали отрабатывать новые связки.

Уже давно во время тренировок с Ли я начал наблюдать в период боя раздвоение или растроение своей личности. Это было связано с упражнениями по приему информации по нескольким каналам. Одна из моих личностей вела бой, другая впитывала слова Учителя.

Ли скрылся в лесу и стал перемещаться среди деревьев, время от времени ломая ветки или производя какой-то другой шум. Еще одной частью своего сознания я должен был чувствовать его местонахождение, потому что вовлеченность в локальную схватку не должна мешать воину реагировать на все, происходящее вокруг него. Тогда его невозможно будет застать врасплох.

Учитель снова подошел к нам и гнусным, полным презрения голосом начал отпускать замечания в наш адрес.

— Вы похожи на беременных женщин, корчащихся от схваток, — говорил он. — Прошло несколько минут, а вы уже задыхаетесь и подвываете от боли, не в силах даже точно нанести удар. Я знал, что европейцы тупы, трусливы и бестолковы, но не представлял, до какой степени. Вам должно быть стыдно называть себя мужчинами, вы просто неповоротливые ожиревшие бараны, для которых искусство боя состоит в том, чтобы тупо и бесцельно сталкиваться рогами, окончательно теряя способность мыслить…

Еще одна часть моего сознания была сосредоточена на издевательских фразах Учителя. Я вспоминал другие его высказывания в подобных ситуациях. С одной стороны я понимал, что он делает все это намеренно, чтобы отвлечь нас от изматывающей боли и усталости, но с другой стороны некоторые его слова вызывали очень болезненный отклик.

— Психика человека похожа на его тело, — сказал однажды Ли. — Если ты давишь на какую-либо зону тела, и оно реагирует на это нормальным ощущением, это означает, что зона здорова, и энергия в ней пребывает в равновесии. Но если чувствительность слишком слабая или, наоборот, гипертрофированная, это свидетельствует о заболевании, о нарушении баланса, о недостатке или избытке энергии. Если человек уделяет достаточно внимания своему телу, правильным обращением с ним ликвидируя вредные воздействия окружающей среды и любые болезненные проявления, то все зоны его тела имеют нормальную чувствительность.

То же самое происходит и с психикой человека. Психика тоже управляется энергией, как и тело, но энергией другого рода. С самого рождения психика человека подвергается множеству стрессов и негативных воздействий. При правильном воспитании психика сильна и уравновешена. На любое стрессовое воздействие она отвечает нормальным устойчивым сопротивлением. Если же какое-то слово, событие или ситуация вызывает чересчур преувеличенную и неадекватную эмоциональную реакцию, или, наоборот, неадекватную бесчувственность, заторможенность, это означает, что с данной зоной психики не все в порядке.

Теория воинов, городов и крепостей, которая используется для лечения тела, справедлива и для восстановления и гармонизации психики. Помнишь, я учил тебя отыскивать зоны тела с повышенной чувствительностью, воздействовать на них, затем переходить к областям, в которых отдается предыдущее воздействие, массировать их, и так до тех пор, пока не восстановится нормальная чувствительность во всей цепочке связанных рефлекторной отдачей зон.

Психика человека откликается на любое воздействие окружающей среды, но самый простой способ отыскивать в ней болезненные зоны — это пользоваться словами. С точки зрения «Спокойных», людей с нормальной, гармоничной и уравновешенной психикой практически нет, особенно среди европейцев. Традиционно европейцы уделяли больше внимания физическому телу, а люди востока — душевному равновесию. Психотехники востока — это гимнастика души, укрепляющая нервную систему и повышающая сопротивляемость психики стрессовым воздействиям.

Ты наверно замечал, что иногда казалось бы невинная фраза пробуждает у тебя чувство тревожности, злости, неуверенности или стыда без всякой на то причины. Это — симптом дисгармонии. Ярко выраженные неадекватные реакции на чьи-то слова или фразы можно сравнить с признаками острого заболевания, но если для проявления неадекватных реакций требуется более сильный раздражитель, например, оскорбление, насмешка или вызов типа «а слабо», это признак хронических нарушений, которые иногда долгое время остаются незаметными, но со временем могут представлять реальную угрозу.

Твоя психика была изначально достаточно устойчивой для европейца. Когда я во время нашей первой встречи намеренно провоцировал тебя, ты держался стойко, но после того, как меня вырвало на улице прямо у кафе, твоя брезгливость привела тебя в состояние, близкое к панике, хотя внешне ты старался не показывать этого.

Главное для воина — не внешнее, а внутреннее проявление спокойствия, и «Спокойные» добиваются этого дозированными, но регулярными раздражениями болезненных зон психики до тех пор, пока не восстановится нормальная, спокойная реакция на раздражитель.

Естественно, что помимо этого для гармонизации психики и укрепления нервной системы существует несколько комплексов медитаций, но уже сейчас ты должен привыкнуть отслеживать и контролировать свои эмоциональные реакции на раздражения и пытаться осознавать, почему та или иная фраза воспринимается тобой с определенной долей болезненности.

Кстати, гипертрофированная бесчувственность, неспособность эмоционально реагировать на раздражители тоже относится к нарушению равновесия и обычно является защитной реакцией от сверхчувствительности. Поэтому зачастую казалось бы очень жестокие и безжалостные люди в других ситуациях могут проявить себя излишне чувствительными и сентиментальными.

Оскорбительные фразы Ли очень четко ударяли в мои уязвимые пункты, но я уже привык отслеживать свои эмоциональные реакции и удивлялся, как легко удавалось Учителю при помощи нескольких слов включать у меня те или иные болезненные переживания. Я знал об этом заранее и пытался себя контролировать, постепенно преобразуя автоматические отрицательные эмоциональные реакции в положительные.

Так мне удалось избавиться от неуверенности в своих силах. Своими насмешками Учитель как бы говорил мне: «ну что, дружок, ты занимаешься уже не один год, а толком так ничего и не умеешь, не способен терпеть даже легкую боль, даже легкое утомление. Ведь так просто терпеть боль, а ты корчишься, словно тебя поджаривают на сковородке…»

Я научился трансформировать чувство неуверенности в желание выдержать все, что только может выдержать человек, и постепенно боль перестала производить на меня прежнее впечатление. Она воспринималась, как нечто обыденное, вроде ломоты в мышцах после тренировки, и страх перед болью пропал.

Со временем я оценил, насколько для бойца важен контроль над болью. Однажды на тренировке по дзю-до я решил испытать на своем сопернике один из болевых захватов за кожу, которые мы со Славиком воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Парень буквально взвыл от боли и мгновенно опрокинулся на ковер, хотя я даже не пытался доводить до конца бросок.

Мне не раз пригождалась подобная эффективность болевых воздействий. Есть бойцы по своей природе достаточно волевые, и они способны выдерживать сильную боль, но подавляющее большинство людей при нестандартном болевом воздействии полностью теряет контроль над собой и отдается во власть атакующего.

Несколько лет спустя после изучения с Учителем техники болевых захватов за мышцы и кожу, я применил ее на одном исключительно хорошо подготовленном бойце, владеющим несколькими стилями у-шу и карате, мастере спорта по самбо и боксу, человеке, который казался непобедимым, настолько великолепна была его физическая подготовка.

К моему удивлению, несколько болевых захватов повергли его даже не в ужас, а в состояние паники, и он стал с пронзительными криками кататься по полу, извиваясь всем телом в попытке уйти от невыносимой, сводящей с ума боли…

Ли дал знак перейти к циркуляционной тренировке. Она проводилась в относительно медленном ритме с полным поочередным расслаблением разных мышечных групп. При циркуляционной тренировке укреплялись мышцы, суставы и связки. Равномерно и спокойно дыша, мы совершали тысячи и тысячи движений, следующих одно за другим по нескончаемым круговым траекториям.

Бешеный ритм сердца потихоньку успокаивался, и на смену ярости и возбуждению скоростного боя пришло мягкое расслабляющее воздействие убаюкивающих и гипнотизирующих кругов.