Семя, содержащееся в плоде манго или подобных деревьев [обладает] неразрушимым свойством прорастать.

(— Махаянауттаратантра-шастра)

Абсолютно всё можно использовать как приглашение к медитации.

(— Согьял Ринпоче, «Тибетская книга жизни и смерти»)

Чтобы справиться с проблемой, нужна проблема.

Это может звучать несколько странно, даже радикально. Но Будда в своё время и был радикалом, предложившим такой план лечения страдания, который во многом отличался от решений, выдвинутых некоторыми из его современников.

Помню, как ребёнком я слышал о традиции, существовавшей в Тибете среди медитирующих отшельников — мужчин и женщин, которые проводили месяцы и даже годы в уединённых горных пещерах, где они могли практиковать подолгу, не отвлекаясь. Звучит заманчиво, не так ли? Простая жизнь без тревог, в идеальной обстановке, в которой кажется только и развивай в себе покой ума, — если не считать одной маленькой детали.

Там было слишком спокойно.

Уединённая жизнь в горах не даёт так уж много благоприятных возможностей научиться справляться с разрушительными мыслями, эмоциями или другими формами дуккхи. Так что эти отшельники, каждый раз, когда спускались с гор и оказывались в городе или деревне, начинали говорить и поступать как безумцы. Это так раздражало горожан или крестьян, что они кричали на этих йогинов, ругали и даже били их. Но для тех словесные, эмоциональные и физические оскорбления становились эффективной опорой для медитации. Превращаясь в благоприятные возможности для развития ещё большей умственной и эмоциональной устойчивости, они помогали преодолеть еще более глубокие слои неведения относительно своей собственной природы, природы других и природы переживания.

По мере того как у горных отшельников возрастало понимание, их постижение коренной ситуации страдания и его причин углублялось и у них развивалось более острое осознание заблуждения, управляющего жизнями столь огромного числа людей, — самостоятельно созданного страдания, коренящегося в вере в постоянность, независимость и единичность. Они были готовы раскрыть сердце перед людьми, обнаружив для них своё глубокое и личное переживание любви и сострадания. Они проводили дни напролёт, занимаясь некоторыми из практик, описанных ниже, дабы послать обретённые ими блага тем людям, которые помогли их духовному росту своими насмешками и побоями.

Конечно, большинство из нас не медитирующие отшельники, и в этом отношении нам действительно очень повезло. Нам не нужно искать на свою голову трудности или намеренно назначать им свидание. Нам не нужно платить ни цента за разрушительные мысли и эмоции. Наша жизнь и так полна всевозможных испытаний.

Как мы относимся к ним?

Как правило, если мы видим в них врагов, то пытаемся или отрицать, или устранить их, а если видим в них «начальников», подчиняемся им.

Третий вариант — срединный путь, представленный примером медитирующих отшельников старых времён, — это использовать переживания как средство открыть себя для более глубокого освоения собственных мудрости, доброжелательности и сострадания.

На языке буддизма этот подход часто называют «объединение своей жизни с путём».

Своей жизни, точно такой, какова она есть, — прямо здесь, прямо сейчас.

Радикальная цель плана лечения, предложенного Буддой, — не в том, чтобы разрешить или устранить проблемы, а в том, чтобы использовать их как основу или центр сосредоточения для узнавания собственного потенциала. Каждая мысль, каждая эмоция и каждое физическое ощущение — это благоприятная возможность направить своё внимание внутрь и чуть ближе познакомиться с его источником.

Многие рассматривают медитацию как упражнение, как гимнастику. «Я уже это прошёл! Теперь я могу жить дальше». Но медитация — не что-то отдельное от вашей жизни. Это и есть ваша жизнь.

В некотором смысле, мы всегда медитируем: сосредоточиваясь на сумятице наших эмоций, на беспокойных мыслях и делая выводы из своих переживаний относительно того, кем и чем мы являемся, а также относительно нашего окружения. Такого рода медитация часто случается непреднамеренно, без участия нашего сознательного ума.

Объединение своей жизни с путём выводит процесс бессознательной медитации на сознательный уровень. Многие, в том числе и я сам, пользуются этим подходом в надежде найти немедленное разрешение умственных и эмоциональных страданий. Конечно, применяя подобную технику можно сразу же почувствовать некоторое облегчение, но это переживание обычно не бывает долгим. Нередко люди испытывают разочарование, когда чувство свободы улетучивается, и они думают: «А, эта буддийская чепуха не работает».

Но если мы настойчиво продолжаем практику, поначалу уделяя ей несколько минут в день, наблюдая за своим переживанием, а потом, возможно, удлиняя наши занятия, то мы обнаруживаем, что план лечения, предложенный Буддой, — это нечто куду более существенное и действенное, чем психологический аспирин. Наблюдая свои мысли, чувства и ощущения, в процессе мы обнаруживаем нечто бесценное.

Драгоценная сокровищница таится в уме каждого существа.

(— Махаянауттаратантра-шастра)

Есть одна древняя притча об индийце, который, переходя через пустырь, нечаянно уронил там золотой самородок, который был у него при себе. Этот пустырь служил для окрестных жителей свалкой, куда они выкидывали свой мусор, кухонные отбросы и тому подобное, и всё это превращалось в грязную, зловонную массу. Золото лежало там не один век, покрываясь всё более толстым слоем грязи и мусора. Наконец, один бог посмотрел вниз и сказал человеку, который искал золото: «Посмотри, под всем этим хламом — огромный самородок. Выкопай его и сделай из него что-нибудь полезное — украшение или ещё что-то, — чтобы ценная вещь не пропадала зря».

В этой истории, разумеется, приводится аналогия, поясняющая узнавание природы будды, которая зачастую покрыта «грязью» неведения, желания, неприязни и всевозможной умственной и эмоциональной сумятицы, проистекающей из этих трёх главных ядов.

В первоначальных учениях Будды и комментариях, написанных более поздними учителями, приводится много примеров, призванных помочь людям понять природу будды, которая сама по себе невыразима и запредельна словам. Однако, наверное, людям легче всего понять пример с золотом. Поэтому, когда я даю учение на эту тему, один моих первых вопросов: «Какое качество есть у золота?».

Ответы бывают разные.

«Оно блестящее».

«Не тускнеет».

«Долговечное».

«Драгоценное».

«Редкое».

«Дорогое».

«Совершенное».

Всё это весьма справедливо.

Тогда я задаю второй вопрос: «Есть ли разница между золотым самородком, столетиями лежащим под слоем грязи и мусора, и самородком, который выкопали и очистили от грязи.

Ответ неизменно один: «Нет».

Грязь, в которой веками лежало золото, так же не может изменить его природу, как эмоциональная или умственная сумятица не может изменить нашу основополагающую природу. Однако, точно так же, как из-за толстого слоя грязи слиток чистого золота выглядит обычным камнем, так и наше ошибочное восприятие и одержимость умопостроениями могут скрывать нашу коренную природу. В некотором смысле, мы склонны видеть себя как покрытый грязью камень.

Как искатели золота удаляют глину и грязь, чтобы явить взору хотя бы один обломок золотого самородка, так и нам, чтобы увидеть проблеск «золотого самородка», нужно начать избавляться от скрывающей его «грязи».

Для большинства из нас это медленный и постепенный процесс. Требуется время, чтобы привыкнуть к новым и, возможно, несколько неудобным представлениям о собственной природе и о реальности, в которой мы действуем. Точно так же требуется время, чтобы с помощью практики развивать более внимательное и менее рассудочное отношение к мириадам разновидностей самостоятельного созданного страдания, составляющих большую часть нашего переживания.

Я воспитывался в культуре, пропитанной буддийской философией и практикой, и мне посчастливилось рано ощутить на себе результат терпеливых усилий учителей, исполненных мудрости и опыта практических переживаний, в свою очередь получивших знания от непрерывной линии преемственности, передававшейся от учителя к ученику и восходящей к самому Будде. Но, даже принимая во внимание столь благоприятные обстоятельства, мне было довольно трудно постичь свою коренную природу как свободную, ясную и полную безграничных возможностей. Я верил, что всё сказанное моим отцом и другими учителями, было верным, но всё равно не мог увидеть её в самом себе — особенно тогда, когда тревога и другие неодолимые эмоции брали мой ум в тиски, так, что я почти не мог дышать.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди спрашивают: «Если, как считается, у меня есть все эти великие качества и совершенная природа, то почему я чувствую себя так плохо? Почему я такой злой? Откуда во мне эта тревога? Чувство безнадёжности? Депрессия? Почему я всегда ссорюсь с мужем (или женой, или ребёнком, или другом)?».

Наши привычки — вот что перерождается.

(— Его Святейшество Далай-лама, «Пусть к спокойствию»)

Ответить на этот вопрос можно по-разному.

Для начала, есть много старой засохшей грязи, через которую нужно пробиться. Погруженные в мир, где всё меняется — секунды, клетки и атомы, — мы жаждем уверенности, предсказуемости, стабильности и удовлетворённости. Три главных яда: неведение, привязанность и неприязнь — можно описать как самый основной набор реакций на это страстное желание. Мы вырабатываем обобщённый взгляд, опирающийся на двойственные понятия, такие как «я» и «другие», «объект» и «субъект». Мы определяем эти различаемые нами вещи как «хорошие и плохие», «приятные и неприятные» и наделяем их качествами постоянства, единичности и независимости.

Конечно же, привычка систематизировать и истолковывать переживания в относительных терминах появилась не вдруг. Мы не проснулись в одно прекрасное утро и решили: «Ага, а начну ка я давать своему миру двойственные определения!».

Как уже обсуждалось выше, наша физиологическая конституция — взаимоотношения между органами чувств, различными структурами мозга и автоматическими реакциями других систем организма — предопределяет организацию нашего переживания с точки зрения различений. К тому же наша культурная и семейная среда, равно как и события, происходящие в жизни каждого из нас, питают и усиливают эту биологическую предрасположенность. Постепенно вырабатывается некая замкнутая связь. Восприятие влияет на переживание, переживание влияет на поведение; поведение подкрепляет переживание, а переживание подкрепляет восприятие. Грязь налипает на нас слой за слоем.

В Абхидхарме — собрании текстов, в котором связь между восприятием, переживанием и поведением очень подробно рассматривается с точки зрения буддийского учения, — перечисляются восемьдесят четыре тысячи разновидности умственных и эмоциональных «недугов», проистекающих от различных комбинаций и рекомбинаций коренных привычек — неведения, привязанности и неприязни. Это тонны грязи! Мы могли бы потратить всю жизнь в исследовании восьмидесяти четырёх тысяч комбинаций, чтобы вычислить, какие из них более всего подходят к нашей конкретной ситуации.

Однако некоторые из этих комбинаций образуют тесные связи. За многие годы я обнаружил, что многие из испытаний, с которыми мы сталкиваемся в жизни, можно было бы легче понять, изучая, как на самом исходном уровне эти конкретные комбинации затрагивают наши взгляды на самих себя, на других, на наши отношения и различные ситуации, с которыми мы встречаемся ежедневно. В частности, «Махаянауттаратантра-шастра», одно из самых глубоких и детальных учений о природе будды, предлагает короткий, из пяти пунктов, перечень привычек систематизации переживания, которые подрывают наше узнавание своей коренной природы и лежат в основе многих проявлений умственной и эмоциональной сумятицы, от которой все мы страдаем.

На языке современной психологии эти привычки часто называют искажениями, или схемами, подразумевая когнитивные структуры, замыкающие нас в ограниченном и ограничивающем взгляде на самих себя, других и окружающий мир. Про себя я называю их «блокираторы природы будды». Это привычки систематизации и реагирования на переживание, не позволяющие нам переживать собственное бытие с помощью глубокой осознанности, исполненной свободы, ясности, мудрости и способности удивляться, осознанности, выходящей за рамки условной психотерапевтической модели, предполагающей простую «нормальность», среднестатистическое обычное «OК».

Стратегия Будды выходит далеко за рамки того, чтобы научиться быть «ОК». Его цель заключается в том, чтобы все мы стали буддами: пробудили в себе способность воспринимать любое переживание: горе, стыд, ревность, разочарование, болезнь и даже смерть — «невинным взглядом», подобно тому, как, например, мы впервые смотрим на Гранд-Каньон, Йеллоустонский национальный парк или на панораму, открывающуюся с крыши Тайбея-101. Пока не появились страх, оценки, тревога или какое-то мнение, есть момент прямой первозданной осознанности, превосходящей любое различие между переживанием и переживающим.

Санскритские и тибетские описания этих комбинаций, или «блокираторов природы будды», как свидетельствует «Махаянауттаратантра-шастра», очень пространны. В качестве первого знакомства, думаю, лучше всего дать их сжатое описание, которое будет более лёгким для восприятия современных читателей.

Если взять поверхностный, чисто буквальный уровень, то первый блокиратор природы будды называют «робость» или «застенчивость». На более глубоком уровне этот термин указывает на прочно укоренившуюся в нас склонность судить, критиковать самих себя, преувеличивая всё то, что может восприниматься нами как недостатки в мышлении, чувствах, характере или поведении. В собственных глазах мы выглядим несведущими, неспособными или «плохими».

Помню случай, который произошёл во время моего первого турне по Северной Америке, когда мне было всего двадцать три года. Учить должен был мой брат Цокни Ринпоче, но другие обязанности не позволили ему отправиться в эту поездку, а потому вместо него послали меня. По прошествии двух недель, в комнату, предназначенное для личных бесед, пришла одна женщина. Представившись, она села, и, чтобы она чувствовала себя непринуждённо, я задал ей несколько общих вопросов: как она чувствует себя на этих публичных учениях, поняла ли она, что я пытался донести, и нет ли у неё каких-то вопросов.

После обмена этими первыми фразами она некоторое время сидела молча. Всё её тело напряглось. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, выдохнула и открыла глаза.

Затем тихо, почти шёпотом, она сказала: «Я ненавижу себя».

Вспоминая это признание, я понимаю, сколько мужества ей понадобилось, чтобы произнести эти слова. В эти первые дни, когда я начал учить в Северной Америке, я очень плохо знал английский и мне всегда требовалось, чтобы рядом был переводчик. Поэтому та женщина, которая пришла для личной беседы, признавалась в своём глубочайшем несчастье не только мне, но и переводчику, который сидел в комнате.

Несмотря на то что переводчик очень точно перевёл её слова, я был немного смущён. Среди восьмидесяти четырёх тысяч умственных и эмоциональных конфликтов, обсуждаемых в Абхидхарме, несомненно, есть и тот, который соответствует «ненависти к самому себе». Но сам по себе термин был нов для меня, поэтому я оказался в неловком положении, попросив её пояснить, что она имеет в виду.

Она снова напряглась, а потом заплакала.

«Я ничего не могу сделать как следует. Сколько я себя помню, все говорили мне, что я нескладная и глупая. Мать ругала меня за то, что я неправильно сижу за столом и неправильно мою посуду. Учителя говорили, что я никогда ничему не научусь. Я так старалась и в школе и дома делать всё правильно. Но, чем сильнее я старалась, тем больше ненавидела себя за свою неловкость и тупость. У меня хорошая работа, но я всегда боюсь, что мне укажут на ошибку, и я так волнуюсь, что действительно делаю ошибки. Я пою в своём церковном хоре, но когда хвалят мой голос, я могу думать только о том, что не совсем попала в ноту и что люди утешают меня из жалости.

Я чувствую себя такой беспомощной, такой беспомощной. Я хочу быть кем-то другим. Я смотрю, как другие люди вокруг меня смеются, ходят завтракать и обедать с друзьями, достигают успехов в своей жизни и спрашиваю себя, почему я не могу быть похожей на них? Что во мне не так?».

Слушая, я стал вспоминать своё раннее детство: мысли, чувства и зачастую даже физические ощущения тревоги и страха, а также чувство собственной несостоятельности, охватывавшее меня, когда я не мог понять уроки, которые давали мне отец и другие учителя. Через несколько дней воспоминаний о собственном опыте в этом направлении, я начал улавливать проблеск того, что же на самом деле это такое — ненависть к самому себе. Не могу сказать, что мне удалось воссоздать точно такие же самокритичные мысли и эмоции, какие преследовали эту женщину. Дуккха — всеобщее состояние, но частные формы, в которых она проявляется, у каждого человека разные. Процесс исследования проблемы этой женщины подвигнул меня разобраться в том, что казалось мне новым для меня языком неудовлетворённости, — это были слова, термины и переживания, свойственные жизни людей, воспитанных в другой культуре.

Чтобы помогать людям в понимании и применении принципов и практик, переданных мне моими учителями, мне нужно было впитать этот новый язык. Мне было необходимо перевести полученные мной уроки так, чтобы они стали применимы к вопросам, которые волнуют людей, живущих в этом новом для меня мире с иными проявлениями личности и культуры.

Вероятно, ненависть к самому себе — крайний пример первого блокиратора природы будды: самоуничижения, склонности принижать себя. За годы я выслушал многих людей, которые выражали похожие чувства, хотя другими, иногда менее суровыми словами. Мне были знакомы некоторые из этих чувств: чувство вины, стыд или злость на самого себя за то, что не выполнил задуманного, что-то выпалил или сделал сгоряча.

Некоторые люди, с которыми я встречался, также говорили о чувстве низкой самооценки: ноющее сомнение в способности добиться чего-либо и навязчивая привычка постоянно критиковать себя, а также отсутствие веры в успех любых своих начинаний. Также я слышал, как люди говорили о беспокойстве по поводу результатов: о чувстве, что выполняемая ими работа недостаточно хороша. Они подгоняют себя всё больше и больше, превращаясь в перфекционистов или «трудоголиков». Подобную же напряжённость можно видеть и личностном поведении, когда люди изводят себя по поводу того, что они должны или не должны делать в различных социальных ситуациях. Некоторые мои собеседники говорили, что они просто «цепенеют», когда сталкиваются с ситуациями, в которых люди, их знакомые или подопечные, испытывают физическую, эмоциональную или душевную боль. Они не знают, что делать, и их охватывает чувство, которое одна женщина описала как «тотальная безысходность».

Безнадёжность, беспомощность, отчаяние и другие мучительные чувства также тесно связаны с телесными болезнями. Например, депрессия — это психическое нарушение, весьма отличающееся от чувства печали или подавленности. Как следует из моих бесед с экспертами в областях нейробиологии и психологии, болезненные приступы самокритики усиливают вероятность соматических расстройств, которые в свою очередь способствуют проявлению сопутствующих им деструктивных мыслей и чувств. Нездоровое пристрастие — к алкоголю, наркотикам, еде, азартным играм или иным пагубным видам поведения — это другое расстройство, которое, по мнению большинства врачей и психологов, с которыми я говорил, тоже коренится в человеческой биологии. Алкоголь или наркотики, например, обычно дают людям, неуверенным в себе или в своей способности общаться с другими, искусственное чувство стабильности и самоуверенности.

Буря ментальных, эмоциональных и физических реакций разражается и тогда, когда происходит столкновение с другими видами естественного страдания: различными болезнями, несчастными случаями, старостью и, наконец, смертью.

Из пяти блокираторов природы будды, вероятно, легче всего определить самоосуждение. Мысли и чувства никчёмности, вины, стыда и т. п. «живут» у поверхности осознанности. Нам несколько труднее заметить своё критическое отношение к другим, которое составляет суть второго блокиратора. Второе препятствие, которое часто переводят как «презрение к более низким существам», представляет собой противоположную крайность явления, которое мы могли бы назвать измерением оценки, — это критический взгляд на других. Узкое толкование этой точки зрения сводится к описанию её как тенденции воспринимать всех остальных как существ менее значимых, менее осведомленных или менее достойных, чем мы сами. Если же взглянуть более широко, то можно сказать, что это склонность винить во всех своих бедах других. Кто-то другой всегда стоит у нас на пути, и этот кто-то другой просто нечестный, плохой, упрямый, глупый или интриган. В то время как самоосуждение представляет собой в некотором смысле неспособность сопереживать самим себе, другая крайность отражает неспособность видеть что-то хорошее в других или прислушиваться к тому, что они говорят.

Иногда такие оценки вполне очевидны. Например, когда двое влюбляются друг в друга, в первоначальный период партнёр кажется абсолютно совершенным — полное воплощение мечты каждого из них. Но через несколько месяцев всплывают «несовершенства». Возникают ссоры. Растут разочарование и неудовлетворённость. Каждым из партнёров овладевает сильное стремление считать другого «плохим», виновником раздражения и боли. Эта склонность может стать невыносимой, если пара сочеталась браком или живёт вместе много лет, деля дом и различные финансовые обязательства.

Такие же оценки могут возникать и в профессиональной среде. Недавно один ученик пожаловался, что его коллега всегда его унижает, говорит о нём гадости и подрывает его положение в организации, где они вместе работают. Злясь, он начал думать о нём как о враге, о человеке, который готов его уничтожить. Он обвинял его во всех своих неприятностях на работе, считая «жестоким», «злобным» и «коварным вредителем».

Иногда наши оценки других людей могут выражаться более завуалированно. Например, один из моих учеников недавно рассказал историю о знакомой женщине, которая оплакивала смерть близкого члена семьи. Ей позвонил, чтобы выразить соболезнования, один друг, у которого тоже недавно умер брат, а потому она стала откровенно делиться с ним собственным горем. Во время этого разговора она расслышала на том конце провода клацанье клавиатуры и поняла, что её собеседник проверяет электронную почту и пишет ответы. Это было для неё, по её словам, «как ножом по сердцу». Её друг не слушал по-настоящему. Его собственные интересы возобладали над его способностью в полной мере разделить горе этой женщины, и он даже не осознавал, какое разрушительное воздействие эта отчуждённость оказала на его подругу, да и на него самого: он не только не протянул ей руку сострадания, в котором она тогда так нуждалась, но и сам оказался в изоляции.

Тогда как первый и второй блокираторы природы будды представляют собой крайности оценок, третий и четвёртый — это крайние и противоречащие друг другу взгляды на природу переживания, о которых можно сказать, что именно они подкрепляют два первых искажения.

Название третьего можно перевести по-разному: «видение неистинного как истинного», «понимание неподлинного как подлинного» или, более свободно, «видение в нереальном реального». По сути, все эти выражения обозначают приверженность представлению, что те качества, которые мы видим в себе самих, в других или во внешних обстоятельствах, — истинны, постоянны и неотъемлемо присущи объекту. На языке буддизма эту тенденцию следовало бы отнести к «этернализму», то есть к склонности считать определённые аспекты переживания не временным сочетанием причин и условий, а чем-то абсолютным, истинным и вечным. Возможно, проще было бы описать этот подход как «зацикленность». Мы — те, кто мы есть, другие — такие, какие они есть, ситуации — тоже таковы, каковы они есть.

Четвёртый, «видение истинного как неистинного», представляет собой обратный взгляд: отрицание природы будды, или, если выразиться более сильно, полный отказ от неё. Идея об этой природе, чистой, ясной и свободной в своей сути, звучит прекрасно, но в глубине своего сердца вы считаете, что по большей части это фантазия, придуманная мистиками. Если третий блокиратор можно было бы описать так: «видеть наносную грязь как вечное и непроницаемое покрытие», то четвёртый — «видеть, что есть только грязь». Такой взгляд часто понимается как отрицание, или «нигилизм»: элементарное чувство безнадёжности, не допускающее ни для себя, ни для других возможности свободы, мудрости, великих способностей, или потенциала. На разговорном языке можно было бы назвать это фундаментальной «слепотой».

Пятый и последний блокиратор природы будды, который можно было бы считать основанием всех остальных, традиционно понимают как «одержимость собственным “я”». На современном языке мы можем назвать его мифом о «я». Это отчаянная жажда стабильности и предсказуемости, применительно с сфере «меня» и «моего». Моя ситуация, моё мнение — подразумевают ли они самооценку, оценку других, зацикленность или слепоту — по крайней мере, отражают неподвижную точку, ось вращения вечно кружащего мира переживаний. Мы держимся за свои мнения, сюжетные линии своей жизни, свою личную мифологию с тем же самым отчаянием, с каким вцепляемся в поручни тележки на американских горках.

Тень птицы, парящей в небе, может на время стать невидимой, но она всё равно есть и всегда появляется, когда птица собирается опуститься на землю.

(— «Сокровищница драгоценных качеств»)

Ни одна из ситуаций, в которые мы попадаем, не является следствием только одного из этих блокираторов природы будды. Они действуют вместе, как группа диктаторов, заключивших союз, чтобы обеспечить себе власть, — не в географических границах, а в сфере ума и эмоций. Один из них может играть более значимую роль, чем другой, но каждый как может вносит свой индивидуальный вклад в то, как мы думаем, чувствуем и действуем.

Например, несколько лет назад, в одной из поездок, я встретился с супружеской парой. И муж и жена имели хорошо оплачиваемую работу, у них был хороший дом, два автомобиля, пара телевизоров и стереосистем. За прожитые годы они достигли такого уровня жизни, который резко контрастировал с условиями, какие я наблюдал в других частях света.

Но однажды в выходные, отправившись в поездку по сельской местности, они проезжали мимо жилого комплекса, где возвышались большие дома и расстилались целые гектары холмистых лужаек и садов. И они задумались: «Почему бы нам не переехать в дом побольше? Почему бы нам не жить в более богатом жилом комплексе? Разве мы это не сделает нас счастливее?».

Тогда эта идея показалась довольно логичной, и они купили большой дом в богатом жилом комплексе.

Вскоре после переезда, они стали замечать, что автомобили у соседей очень дорогие. Каждый раз, когда соседи выходили из дома, на них была новая одежда от известных модельеров. Друзья их соседей тоже одевались дорого и ездили на дорогих авто. Так что наша пара тоже купила себе новые, дорогие машины и новую, дорогую одежду. Однако, сколько бы они ни тратили, у них всегда было такое чувство, что они соревнуются, пытаясь поспеть за соседями.

Под давлением необходимости поддерживать высокую планку стиля жизни их отношения постепенно стали портиться. Чтобы покрывать свои траты, им пришлось дольше работать. Они стали ссориться из-за денег: как их нужно зарабатывать, куда вкладывать и на что тратить. В конце концов стресс достиг такого уровня, что оба они лишились работы и стали относиться друг к другу со злобой и недовольством, ожесточённо сражаясь за каждую мелочь.

«Что нам делать?» — спрашивали они меня в частной беседе.

Я дал им что-то вроде домашнего задания.

«Каков источник ваших трудностей? — спросил я. — Ваш дом? Ваши машины? Ваша одежда? Ваши соседи? Уделите пару дней обдумыванию своей ситуации, а потом вы вернётесь и расскажете, что обнаружили».

Они уже получили некоторые наставления о том, как нужно просто наблюдать мысли и эмоции, не оценивая их, и я убедил их рассмотреть свою ситуацию именно в этом свете: не осуждая себя или других, а лишь наблюдая мысли и эмоции, появляющиеся в их сознании.

Когда они пришли снова, оказалось, что проблема была не в машинах, доме, одежде или соседях.

— Я смотрел на те дома, людей и их машины и чувствовал, что хочу большего, чем у меня есть, — сказал муж.

— Я завидовала им, — добавила жена. — Но они никогда не приглашали нас на свои вечеринки. Они даже никогда не приглашали нас поселиться рядом с ними. Я стала думать: “Они противные. Они заносчивые. Ну, я им покажу!”

— И мы накупили вещей, — продолжил муж, — больших машин, дорогой одежды. — Он пожал плечами. — Но на них это, по-видимому, не произвело никакого впечатления.

— Весь этот хлам! — вздохнула жена. — Мы радовались ему некоторое время, но…

— А когда вы начали ссориться между собой? — спросил я.

— О, это продолжалось без конца, — вздохнула жена. — “Я был прав”. “Я была права”. “Ты была неправа” “Ты был неправ”. Это длилось месяцами.

Когда каждый из них выложил свои наблюдения, плечи у них расслабились и напряжение покинуло их лица, ноги и руки. Они уже начали смотреть на свое теперешнее переживание как на скопление мыслей и чувств, которое они собирали годами. Но что меня поразило, так это взаимодействие между блокираторами природы будды. Я имею в виду то, каким образом суждения о себе и других — застарелые представления о постоянстве, единичности и независимости; слепота по отношению к своему внутреннему потенциалу; привязанность к конкретному взгляду, опирающемуся на то, что «я» видит вещи правильными и справедливыми, — взаимодействуют друг с другом.

— Так что вы собираетесь делать теперь? — спросил я.

Они переглянулись.

— Не думаю, что мы в состоянии прямо сейчас принимать очень серьёзные решения, — ответила жена. — Нам нужно какое-то время, чтобы посмотреть, как мы на всё это воспринимаем.

«Посмотреть, как мы воспринимаем» — это суть объединения жизни с путём. Конечно же, все мы в своей жизни сталкиваемся с переменами и испытаниями. Но если мы рассматриваем то, каким образом мы на них смотрим, начинает происходить нечто удивительное. Слои грязи, скрывающие наш потенциал, становятся плодородной почвой, в которую падают и прорастают семена мудрости, любви и сострадания. Блокираторы природы будды становятся её «катализаторами».

Как?

Благодаря пониманию нашей основополагающей ситуации и применению практик внимания, прозрения и сочувствия.

Столкнувшись лицом к лицу с трудностью, вы стоите перед открытием.

(— Уильям Томпсон, «Лорд Кельвин, Балтиморские лекции»)

Я часто преподаю в группах. Поэтому, объясняя, как работать с мыслями и эмоциями, используя три метода, описанные во второй части, я стараюсь использовать простые примеры, с которыми может быть знакомо большинство людей: говорю о таких вещах, как гнев, страх или тревога, причём иногда черпаю факты из собственного опыта. Однако почти неизменно кто-нибудь спрашивает: «Ладно, я понимаю, как работать с гневом и страхом, но что делать с ревностью?». Кто-то другой может попросить объяснить как работать с депрессией, одиночеством или с низкой самооценкой.

В действительности одни и те же методы можно использовать для работы с любым эмоциональным или ментальным состоянием. Мы не можем сказать, что один метод особенно подходит для гнева, другой — для горя, третий — для тревоги и т. д. Будь это так, нам понадобилось бы восемьдесят четыре тысячи разных методов, чтобы работать с каждым из возможных умственных или эмоциональных конфликтов!

Но даже и такое множество методов могло бы оказаться недостаточным, поскольку у двух человек никогда не будет абсолютно одинаковых переживаний. У одних людей какое-то состояние преобладает в их жизни в течение долгого периода. Чувства подавленности, одиночества, вины или страха неудачи проявляются ярко и кажутся неизбывными. У других людей мысли и эмоции более разнообразны. Ревность, печаль, гнев и т. д. могут задерживаться лишь ненадолго, сменяясь периодами расслабленности и удовлетворённости.

Третьи вообще могут не в полной мере отдавать себе отчёт в своих чувствах. Как недавно признался один из моих учеников, «Мне долгое время казалось, будто я день за днём пробираюсь сквозь какой-то туман или облако. Я функционировал: ходил на работу, делал покупки в магазинах, оплачивал счета и тому подобное, — но на самом деле я не ощущал своего участия в том, что я делал. Не было ни реальных удач, ни неудач. Внутренне я был как бы пуст и делал что-то только потому, что от меня этого ждали».

Другого рода туман может окутать нас, когда мы сталкиваемся с неожиданной, очень неприятной ситуацией. Например, одна тайваньская женщина, с которой я встретился какое-то время назад, рассказала мне о страшном потрясении, которое она пережила несколькими годами ранее, когда её муж объявил, что собирается в деловую поездку в Китай. Через несколько дней после его отъезда она решила уделить какое-то время самой себе и поехать на курорт в южной части Тайваня. Зайдя там в ресторан, она увидела своего мужа с другой женщиной. «Я была ошеломлена, — сказала она. — В первые несколько минут я не знала, что думать и что чувствовать. А потом вдруг на меня нахлынуло слишком много эмоций. Меня мучили ярость, обида и ревность. Я чувствовала себя обманутой и одураченной. Мне хотелось выбежать и посмотреть им в лицо, и мне хотелось просто провалиться сквозь землю. Потребовались месяцы, чтобы разобраться во всех этих чувствах, и мне кажется, что до сих пор это не до конца удалось. Иногда все они снова обрушиваются на меня, а иногда я ловлю себя на том, что вновь переживаю этот момент полного оцепенения».

Выслушивая рассказы людей об их конкретных ситуациях или их просьбы дать им методы, чтобы они могли справиться с теми или иными эмоциями, я пришёл к пониманию, что было бы более полезно изложить три практики: внимания, прозрения и сочувствия — как пошаговые процессы, которые можно применить к любому ментальному или эмоциональному состоянию. Сами по себе эти шаги просты и полностью согласуются с каждой из этих трёх практик.

Применение этого пошагового подхода имеет несколько полезных аспектов. Первый — это практический метод облегчения острых состояний душевной и эмоциональной боли. Второй заключается в том, что мы привлекаем внимание к влиянию закоренелых представлений — блокираторов природы будды, — которые закрепляют определённые ментальные и эмоциональные схемы. Третий, самый значительный, полезный аспект подразумевает узнавание в блокираторах природы будды творений ума. Начав осознавать способность ума влиять на наше переживание, мы можем использовать эту силу и обнаружить в самих себе свободу, о которой ранее и не подозревали. Говоря просто, если мы находим время, чтобы рассмотреть, как именно мы видим вещи, способ этого видения изменяется.

На следующих страницах мы разберём эти шаги подробно. Сейчас их можно обобщить так: «главное упражнение», «попробуй что-то другое», «шаг назад» и «сделай перерыв».

Начнём с рассмотрения того, как применять эти шаги на уровне шаматхи, самой основной из трёх практик и самой важной для каждого ступившего на путь медитации.

Самоосознанность… — это нейтральный режим, поддерживающий способность к самоанализу даже в разгар неистовых эмоций.

(— Дэниел Гоулман, «Эмоциональный интеллект»)

Обычно наш ум напоминает флаг на ветру, который полощется и так и этак, в зависимости от того, откуда дует ветер. Даже если мы не хотим ощущать гнев, ревность, одиночество и подавленность, мы всегда поддаёмся этим чувствам, а также сопровождающим их мыслям и физическим ощущениям. Мы не свободны, мы не видим другого выбора, других возможностей.

Цель практики внимания, или шаматхи, — начать осознавать саму осознанность. Осознанность — это основа, или то, что можно было бы назвать «опорой» ума. Она постоянна и неизменна, как шест, к которому прикреплён флаг обычного сознания. Когда мы отдаём себе отчёт в этом и закрепляемся в осознании осознанности, «ветер» эмоций может продолжать дуть. Но, вместо того чтобы развеваться на этом ветру, мы обращаем своё внимание внутрь, наблюдая сдвиги и изменения с намерением познакомиться с тем аспектом сознания, который узнаёт: Вот что я чувствую, вот что я думаю. Когда мы это делаем, внутри нас открывается некоторое пространство. Благодаря практике это пространство — естественная ясность ума — начинает расширяться и успокаиваться. Мы можем начать наблюдать свои мысли и эмоции и при этом необязательно попадать под их влияние столь же тотально и безнадёжно, как мы к тому привыкли. Мы можем чувствовать свои чувства, думать свои мысли, но постепенно мы начинаем отождествлять себя не с той личностью, которая считает себя одинокой, стыдящейся, испуганной или задавленной низкой самооценкой, а с той, которая может смотреть на одиночество, стыд и низкую самооценку как на движения ума.

Нет ничего необычного, особенно поначалу, в тревожных мыслях: Осознаю ли я осознанность и, в то же самое время, мысли и эмоции? На самом деле здесь не о чем беспокоиться. Если вы получили наставления, вы знаете, что цель практики — просто развивать осознанность. Если вы уяснили свою цель, осознание осознанности начинает расти и укрепляться естественно.

Этот процесс не похож на посещение спортивного зала. В зале у вас есть цель — похудеть, нарастить мышцы или просто укрепить здоровье. Чтобы достичь этой цели, вы поднимаете штангу, потеете на велотренажёре, посещаете групповые занятия и т. д. Постепенно вы начинаете видеть плоды этих трудов, а видя их, вдохновляетесь на продолжение занятий.

Если говорить о практике внимания, то главное — знать, что целью является установление и развитие стабильности осознанности, которая позволит вам не дрогнув смотреть на мысли, эмоции и даже на физическую боль. Помня об этом, перейдём к рассмотрению упомянутых выше шагов.

Главное упражнение практики внимания можно разбить на три стадии. Первая подразумевает простое наблюдение мысли или эмоции при помощи того, что на языке буддизма называется обычной осознанностью, — это перенесение внимания на мысли или чувства при отсутствии какой-либо выраженной задачи или намерения. Просто отмечайте и опознавайте то, что вы думаете или чувствуете. Я злюсь. Я грущу. Я одинок.

Обычное внимание мы практикуем каждый день и в каждый миг. Например, мы смотрим на чашку и просто признаём: это чашка. На этой стадии почти нет никакой оценки. Мы не думаем: это хорошая чашка, плохая чашка, привлекательная чашка, маленькая чашка или большая чашка. Мы просто отмечаем: чашка. Применение обычной осознанности к мыслям и эмоциям подразумевает то же самое простое признание: Я злюсь. Я ревную. Я расстроен. Я мог бы поступить лучше. Я что-то такое сказал (или сделал).

Иногда, как упоминалось выше, мысли и эмоции могут быть не очень отчётливы. В таких случаях можно обратить внимание на сигналы, которые посылает наше тело. Если мы не можем усидеть спокойно или испытываем физическое напряжение, можно просто понаблюдать за этими ощущениями. Физическое ощущение может отражать целый ряд эмоциональных и ментальных состояний: гнев, неудовлетворённость, ревность, сожаление или смесь волнующих мыслей и чувств. Здесь важно просто наблюдать за тем, что происходит, и признавать всё, что бы вы ни переживали, как оно есть, не сопротивляясь и не поддаваясь этому.

Вторая стадия подразумевает медитативную осознанность — подход к мыслям и эмоциям как к объектам сосредоточения, благодаря которым мы можем упрочить осознанность. Приведу пример. Один мой ученик как-то признался, что страдает комплексом, который он назвал «угодливость». На работе он всегда старается сделать больше, трудиться дольше, чтобы завершить все дела и планы, что в итоге отнимает у него время, которое он хотел бы провести с женой и семьёй. Назрел внутренний конфликт. Он просыпался в поту по нескольку раз за ночь, сердце колотилось. Он понимал, что не может угодить своим начальникам, сотрудникам и семье одновременно, и, чем больше он пытается угодить всем, тем меньше ему это удаётся. Себя он оценивал как несостоятельного, других — как взыскательных, и эти суждения о себе и других были для него непреложным законом. Он пал жертвой первого, второго и третьего блокираторов природы будды и закрепил их пятым. Он заклеймил себя как неудачника, неспособного всё время угождать всем людям.

У этого человека был некоторый опыт в наблюдении объектов, звуков и физических ощущений, а потому я посоветовал ему применить тот же самый метод медитативной осознанности в те моменты, когда он просыпается по ночам. «Наблюдайте мысли, чувства и физические ощущения, — сказал я ему. — Поначалу “комплекс угодливости” может казаться одной гигантской вещью. Но, по мере того как вы будете смотреть на него, он перестанет казаться таким монолитом. Вы начинаете видеть, что он слагается из множества частей. Он состоит из мыслей, таких как “Мне следовало бы сделать A, B и C. Почему я не сделал X, Y или Z?”. Сюда же входят и эмоции, такие как страх, гнев, возмущение, и физические ощущения, включая дискомфорт в животе, учащённое сердцебиение и усиленное потоотделение. Там же могут быть образы: люди, разочаровавшиеся в вас или возмущающиеся вами. Когда вы наблюдаете этот комплекс медитативным вниманием, он начинает выглядеть как пузырь, внутри которого — много более мелких пузырей».

Что бы вы ни чувствовали — страх, тревогу, одиночество или потребность угождать людям — основной подход к этому заключается в том, чтобы наблюдать более мелкие пузырьки, прилагая такого же рода внимание, какое вы прилагали к наблюдению материального объекта или звука, как это описывалось во второй части. Делая так, вы, вероятно, заметите, что мысли, эмоции и даже физические ощущения изменяются. На какое-то время наиболее выраженным может стать страх или, возможно, сердцебиение, или картины реакций людей. Через некоторое время, минут через пять, ваше внимание привлекает тот или иной ваш отклик, пузырь внутри большого пузыря. Сосредоточьтесь на нём медитативным вниманием. При этом ваше внимание постепенно будет перемещаться: вместо того чтобы отождествлять себя с тем, кого поглощает эмоциональный пузырь, вы становитесь тем, кто его наблюдает.

Третья стадия этого упражнения заключается в своеобразном анализе: это интуитивное исследование результата практики. Как я объяснял, есть три возможных результата применения медитативной осознанности к эмоциональной сфере.

Первый — проблема рассеивается полностью. Некоторые ученики говорили мне:

— Вы дали мне это упражнение, но оно для меня не работает.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю их.

— Эти мысли, эти эмоции исчезают слишком быстро, становятся туманными, смутными, они не остаются достаточно долго, чтобы их можно было наблюдать, — отвечают мне.

— Это же прекрасно! — говорю я им. — Это и есть суть практики внимания.

Многие смотрят на меня удивлённо, пока я не объясню им: если, наблюдая мысли, эмоции или физические ощущения, вы видите, как они исчезают, значит, вы достигли состояния безобъектной шаматхи — такого уровня, где вы просто осознаёте, что вы осознаёте. Это безобъектное состояние не может продолжаться долго. Приходят какие-то другие мысли, эмоции или физические ощущения. Я настоятельно советую ученикам применять к безобъектному состоянию такой подход: «Ого, у меня есть ещё одна возможность развить в себе осознанность осознанности». Я очень рекомендую им отождествлять себя со «смотрящим».

Вторая возможность заключается в том, что мысли, чувства или физические ощущения усиливаются. Это тоже хороший знак — указание на то, что глубоко укоренившиеся взгляды начинают «расшатываться». Чтобы пояснить это на примере, представьте, что вы капаете воду на тарелку или в чашку с засохшей пищей. Сначала тарелка выглядит ещё более грязной, потому что остатки разбухают. На самом же деле тарелка не становится грязнее: засохшая пища растворяется.

Если говорить о практике медитации, то, когда мысли или чувства усиливаются, возможно, вы будете сопротивляться их проявлению. Но нет ничего плохого в том, чтобы дать выход своим эмоциям. Вероятно, у вас может появиться желание пнуть свою подушку для медитации или сказать вслух что-нибудь вроде: «Как я мог такое сделать?!» или «Почему он так говорит?!» Одна моя ученица, которая сердилась на кого-то, в конце концов поняла, что гнев, который она ощущала, на самом деле был вызван обидой на поступок того человека, и она расплакалась. Проявление мыслей и эмоций может принести большое облегчение. Важно, выражая свои мысли и чувства, сохранять осознанность.

Третья возможность: эмоции могут просто оставаться на том же уровне, не уменьшаясь и не усиливаясь. Это тоже прекрасно! Почему? Потому что мы можем использовать эмоцию, а также сопровождающие её мысли, образы и физические ощущения, как эффективную поддержку для практики внимания. Как часто мы позволяем эмоциям брать верх над нами! Применяя практику внимания, мы используем свои эмоции как центр сосредоточения для развития осознанности, как возможность смотреть на «смотрящего». Точно так же, как нам нужен звук, чтобы наблюдать звук, форма — чтобы наблюдать форму, нам нужны эмоции, чтобы наблюдать эмоции. На самом деле сильные эмоции могут быть нашими лучшими друзьями как средство успокоения ума, как ветка, на которой неугомонная птичка может отдохнуть.

Поначалу может быть трудно непосредственно иметь дело с сильными эмоциями или пристрастиями, которые развивались очень долго. Эмоции могут окрашивать восприятие, поведение и даже физические ощущения. Они могут казаться такими основательными, такими всеобъемлющими, что мы не можем им противостоять. Как недавно заметил один мой ученик, «Работать с большими эмоциями — такими долговременными, как, например, низкая самооценка, которые определяют вашу жизнь, — всё равно, что пытаться покорить Эверест, не умея забираться даже на невысокую горку».

Поэтому, помня, что цель практики шаматхи заключается в том, чтобы развить в себе устойчивую осознанность, я даю людям совет, который давали мне мои учителя. Вместо того чтобы приниматься за сильные или долговременные эмоции, сосредоточьтесь на чём-то менее масштабном и более управляемом. Например, несколько лет назад одна женщина, страдавшая от ужасного чувства одиночества, попросила меня научить её технике медитации, чтобы она могла справиться с этой проблемой. Когда я спросил её о том, есть ли у неё опыт в медитации, она сказала, что не один год училась у многих учителей. Я подумал, что вполне могу научить её, как использовать эмоции в качестве опоры для медитации.

Я объяснил ей метод применения внимания, описанный во второй части, и она вышла от меня с улыбкой на лице. Но через несколько недель она вернулась. «Я очень старалась, — сказала она мне, — но я просто не могу смотреть на это чувство одиночества. Как только я пытаюсь это делать, я чувствую себя побеждённой».

Я посоветовал ей вернуться к основному упражнению — практике внимания, направив медитативное внимание на форму и звук. «Я не знаю, как медитировать на форме и звуке», — ответила она. Ответ был неожиданным. Несмотря на то что, по её собственному утверждению, она присутствовала на многих учениях, она или действительно не получила достаточно наставлений по медитации, или «выключалась», когда давались учения о её основных принципах.

Я дал ей базовые наставления о том, как направлять медитативное внимание на форму и звук. После того как мы некоторое время попрактиковали эти методы, я воспользовался случаем и научил её сосредоточиваться на менее значительных эмоциях — на раздражении, которое она ощущала, стоя в очереди в магазине, или на досаде, которую она могла испытывать при виде горы грязной посуды у себя на кухне. «Попробуйте поделать это некоторое время, — посоветовал я ей. — Тогда, быть может, у вас появится сила, чтобы смотреть на более сильную эмоцию — одиночество, которое вас беспокоит».

Спустя несколько месяцев она написала мне: «Поработав в этом направлении, теперь я уже способна смотреть на своё одиночество и могу подружиться с ним».

Как нам приступить к работе с менее значительными эмоциями в качестве шага, приближающего к работе с более серьёзными проблемами?

Один из методов — это искусственно возбудить другую эмоцию, более простую, менее значительную и не такую сильную. Например, если вы работаете над одиночеством, попробуйте поработать над гневом. Представьте такую ситуацию, когда вы ссоритесь с сотрудником, который перепутал ваши папки, или с человеком, который в магазине влез перед вами без очереди. Начав ощущать этот гнев, используйте его, чтобы сосредоточить свою осознанность. Сосредоточьтесь на чувстве гнева, на словах, возникающих в вашем уме, на физических ощущениях или на образе человека, который влез перед вами. Практикуя таким образом, вы можете приобрести опыт того, как справляться с эмоциями.

Достигнув некоторого мастерства в умении справляться с искусственными эмоциями, вы можете начать наблюдать свои прошлые переживания и по собственному желанию вспоминать ситуации, в которых могли чувствовать гнев, ревность, замешательство или досаду. Помните, что шаг «попробуй что-то другое» заключается в том, чтобы развить устойчивость осознанности — обнаружить смотрящего, а не поддаваться тому, на что смотришь.

Работа с искусственными или малозначительными эмоциями даёт нам силу внимательно работать с более интенсивными или глубоко укоренившимися эмоциями, такими как чувство одиночества, низкая самооценка или нездоровая потребность угождать. В некотором смысле, этот подход можно сравнить с началом программы тренировок. Когда вы идёте в спортивный зал, вы же не начинаете с поднятия больших тяжестей. Постепенно наращивая силу, вы можете поднимать всё более тяжёлую штангу. Точно так же работает практика сосредоточения внимания на эмоциональных состояниях. Хотя есть некоторая польза в том, чтобы обращаться непосредственно к мощным или застарелым эмоциям, иногда нам приходится наращивать свои эмоциональные мускулы постепенно, помня, что цель практики внимания в том, чтобы развить устойчивость осознанности.

Другой аспект подхода «попробуй что-то другое» подразумевает использование в качестве объектов сосредоточения физических проявлений эмоций. Например, одна женщина, участвуя в открытом семинаре, призналась, что не один год страдает жестокой депрессией. Она принимала лекарства, прописанные врачом, но не могла избавиться от чувства, что её тело налито расплавленным свинцом.

— Где вы чувствуете этот расплавленный свинец? — спросил я.

— Везде, — ответила она, — он заливает всю меня.

— Хорошо, — сказал я. — Вместо того чтобы наблюдать сплошную боль, сосредоточьтесь на одной маленькой части своего тела. Допустим, на стопе. Или даже на одном пальце ноги. Выберите небольшой участок, куда вы направите своё внимание. Не пытайтесь разобраться со всем телом сразу, а наблюдайте по одному маленькому участку своего тела за один раз. Помните, что цель практики шаматха заключается в том, чтобы развить устойчивую осознанность. Достигнув устойчивости в сосредоточении на стопе или на пальце, вы можете начать распространять эту осознанность на более обширные зоны.

Если вы направляете внимание на мелкие эмоции — или просто сосредоточиваетесь на форме, звуке или физическом ощущении, — это развивает вашу способность наблюдать глубоко укоренившиеся, всепоглощающие эмоциональные состояния. Начав наращивать свои «мускулы внимания», вы сможете направлять его на более крупные эмоциональные объекты. По мере того как вы это делаете, вы скорее всего обнаружите, что прямо противостоите базовым блокираторам природы будды — самооценке и оценке других как «врагов». Вы сможете выявить свою зацикленность, или «слепое пятно», мешающее вам осознавать собственный потенциал. Почти наверняка вы столкнётесь с «мифом о “я”», со склонностью отождествляться со своим одиночеством, низкой самооценкой, перфекционизмом или отчуждённостью.

Важно помнить, что такие столкновения — это не баталии, а благоприятные возможности обнаружить силу ума. Тот же самый ум, который может создавать столь резкие мнения, способен и развеять их силой осознанности и внимания.

Иногда эмоция бывает настолько упорна или сильна, что наблюдать её кажется просто невозможным. Что-то удерживает её на месте. Другой подход, который может быть особенно полезным при работе с чрезвычайно сильными эмоциями или ментальными либо эмоциональными привычками, вырабатывавшимися в течение долгого периода, — это отступить на шаг назад и посмотреть, что стоит за этой эмоцией — какова, так сказать, опора или «ракета-носитель» этой эмоции. Например, были случаи, когда я пытался смотреть прямо в лицо паническому страху, который испытывал в детстве, и мне это не удавалось. Я не мог сидеть спокойно, сердце колотилось, я потел, и у меня поднималась температура. Наконец я попросил помощи у своего учителя Селдже Ринпоче.

— Ты не хочешь бояться? — спросил он.

— Конечно нет! — ответил я. — Я хочу избавиться от страха прямо сейчас!

Некоторое время он обдумывал мой ответ, а потом, кивнув, сказал:

— А, теперь понимаю. Ты боишься страха — вот что тебя беспокоит. Иногда боязнь страха сильнее, чем сам страх.

Мне не пришло в голову сделать шаг назад и посмотреть, что же удерживает мой страх на месте. Я был слишком сильно погружён в симптомы, чтобы видеть, насколько я боюсь этой подавляющей эмоции. Но когда я воспользовался советом Селдже Ринпоче и взглянул на лежащую в основе боязнь страха, я начал замечать, что страх стал более управляем.

С годами я нашёл этот подход весьма эффективным и рекомендовал его другим людям. Если эмоция или беспокоящее состояние ума слишком мучительны, чтобы смотреть на них прямо, ищите лежащее в основе состояние, которое удерживает их на месте. Вы можете удивиться своему открытию.

Вы можете обнаружить страх эмоции, как это сделал я. Вы можете обнаружить какую-то другую разновидность сопротивления, например недостаток уверенности даже в том, чтобы попытаться работать с эмоцией. Вы можете обнаружить незначительные события, спусковые крючки, которые подают сигнал более широкому эмоциональному отклику или усиливают его. Например, усталость часто бывает сигналом какой-то депрессии. Ссора с сотрудником, супругом или другим членом семьи, усиливая чувство низкой самооценки, часто бывает спусковым крючком для мыслей о своей никчёмности или одиночестве.

Когда мы работаем с чувствами, которые стоят за другими эмоциями, мы начинаем более непосредственно работать с блокираторами природы будды, особенно с третьей их разновидностью, укоренившимся мнением, что мы неспособны измениться, с четвёртой, отрицанием способностей нашего потенциала, и с пятой, посредством которой мы определяем свои эмоциональные проблемы.

Важная часть любой практики — это в том числе и понимание, когда следует совсем приостановить практику. Приостановка даёт вам больше пространства, что позволяет вам принять взлёты и падения, возможную неровность переживаний, получаемых в вашей практике. Если вы не даёте себе возможности остановиться, то можете поддаться этому бурному потоку и при этом ещё и испытать чувство вины, оттого что не «делаете правильно» или не понимаете этого упражнения. Как же так? Ведь я получил очень ясные наставления, — будете спрашивать вы себя, — а они почему-то не работают? Конечно же, это моя ошибка.

Как правило, занимаясь практикой внимания, вы можете столкнуться с двумя пределами, когда вы поймёте, что нужно остановиться. Один из этих пределов — когда ваша практика начинает ухудшаться. Возможно, вы утратили центр сосредоточения или вам надоело это упражнение. Возможно, вы стали сомневаться в самом методе. Даже если вы сделали шаг назад, рассматривая спусковые крючки и ракеты-носители тревоги, одиночества и т. д., или пробуете что-то другое, ваша практика всё равно не работает. Вы можете подумать: Я так устал от всей этой практики. Не вижу смысла в продолжении.

Недавно я встретился с одной девушкой, у которой было именно такое впечатление. Она пыталась медитировать, сосредоточиваясь на своей постоянной тревоге. Какое-то время её практика казалась успешной, и она была довольна этим. Потом, как ей стало казаться, ничего не получалось. Её тревога усилилась, а способность сосредоточиваться уменьшилась. Однажды она участвовала в организованном мною занятии групповой медитацией. В начале казалось, что с ней всё в порядке, но в конце занятия девушка начала плакать и ёрзать на своей подушке для медитации. После окончания занятия она записалась на личную беседу со мной.

«Ваши методы приносят мне пользу, — начала она, — но в последние несколько дней у меня нет ясности, я в замешательстве, я устаю, мне всё надоедает, а под конец группового занятия я просто дохожу до изнеможения. Хватит с меня этой практики. Наверное, я просто неспособна к ней. Я собираюсь вступить в группу психологической поддержки, где участникам позволяют как следует выплакаться».

Когда она закончила, я объяснил ей, что иногда необходимо на время приостановить практику — просто заняться чем-то другим. Прогуливайтесь. Читайте книгу. Смотрите телевизор или слушайте музыку. Он ушла в свою комнату, ночью спала, а утром ей стало получше. Она хотела снова попробовать заняться практикой, зная, что может прекратить, когда ей захочется. Ей не нужно было продолжать всё так, будто она участвует в гонке преследования или в каком-то другом соревновании.

Идея о том, что нужно прекратить медитацию, когда сосредоточение становится слишком интенсивным или наоборот, ваш ум затуманивается или приходит в смятение, — это действительно важная часть практики, о которой как правило забывают. По этому поводу часто приводится пример «сухого канала» или «пустого водоёма», взятый из практики орошения полей тибетскими крестьянами, которые копают каналы, отводя воду из пруда или озера. Иногда, даже если каналы выкопаны по всем правилам, вода по ним не течёт, потому что сам водоём иссяк.

Точно так же бывает и в вашей практике: хотя вы получили ясные наставления и поняли важность применения усилий и намерения, вы можете испытывать усталость, раздражение, вялость или чувство безнадёжности именно потому, что иссяк ваш умственный, эмоциональный и физический «водоём». Вероятная причина заключается в том, что вы прилагали слишком большие усилия, переусердствовали и не подготовили достаточный запас внутренней силы. Нельзя забывать, что в наставлениях, которые я получил от отца и других учителей, рекомендовались короткие занятия практикой. Работая над интенсивными или долговременными эмоциональными состояниями, мы должны пополнять свои резервуары. Даже Будда стал Буддой не за пару часов!

Второй предел, когда важно сделать перерыв, наступает, если ваше переживание в практике начинает казаться ошеломляющим и невероятным. Допустим, наступает момент, когда вы ощущаете необычный свет и покой в своём теле или вас охватывает невероятное счастье или радость. Вы можете испытать безграничное чувство ясности — такое умственное переживание, будто яркое солнце засияло в безоблачном небе. Всё кажется таким свежим и чётким! Или же мысли, чувства и ощущения прекращаются, и ваш ум становится абсолютно неподвижным. В этот момент вам нужно остановиться.

Иногда люди говорят: «Это несправедливо! У меня такое чудесное переживание. Почему я должен останавливаться?».

Мне понятна их досада, потому что я тоже наслаждался такими блаженными переживаниями. Я с такой жадностью, с такой жаждой хотел бы их удержать! Но мои учителя объясняли мне, что в таком случае я в конце концов испытаю разочарование. Ведь переживания по своей природе непостоянны: рано или поздно ясность, покой и тому подобное испарятся, и тогда я буду чувствовать себя поистине ужасно. В результате мне будет казаться, что я делал что-то неправильно или что практика не работает. Поскольку истинная цель заключается в том, чтобы развивать устойчивость осознанности, позволяющую нам с невозмутимостью наблюдать любое переживание, существует ещё и опасность в результате практики внимания развить в себе привязанность к блаженству, ясности или внутренней умиротворённости.

Далее они объясняли, что, если делать перерыв на высшей точке, на пике переживания, то это будет способствовать горячему желанию продолжать практику, укреплять осознанность и «строить свой водоём».

Таким образом, как это ни странно, приостановка — такой же важный аспект практики, как и её начало.

Изначальная чистота основы полностью превосходит слова, понятия и определения.

(— Джамгон Конгтрул, «Мириады миров»)

Одна женщина, которая присутствовала на ряде моих учений во время моего недавнего турне по Северной Америки, в личной беседе призналась, что, хотя многое в жизни ей удалось, она ощущает глубокое желание прочных отношений. Эта жажда была так сильна, что она даже не могла сделать её объектом наблюдения в практике медитации.

На вопрос о том, какого рода мысли посещали её, когда она остро желала таких отношений, она ответила не сразу, но, помолчав немного, сказала: «Скорее всего, я думала, что непривлекательна». После ещё одной паузы она добавила более тихим голосом: «И ещё, наверное, что другие сочтут меня неудачницей, потому что у меня никогда не было длительных отношений».

Продолжение этой цепочки вопросов выявило множество разных мыслей и чувств — включая воспоминания детства (её мать говорила ей, что она дурнушка) и юности (её не приглашали на танцы и вечеринки). Вот, собственно, и вся история её жизни, объясняющая её жажду близких отношений. И когда эта жизненная история была разбита на части, тяжесть этого её чувства стала уменьшаться. Конечно, оно не исчезло сразу же, но в те минуты его стало легче переносить. Оно уже не было непомерной, каменной глыбой, которую она раньше таскала с собой. Теперь это была в действительности скорее кучка камней, слипшихся так, что вместе они казались большой глыбой.

Без лишних усилий она начала спонтанно применять по отношению к своей печали метод и мудрость. Это был поворотный пункт. Рассматривая каждый момент своих затруднений, она медитировала, непосредственно на уровне мыслей и чувств осознавая, что мучило её почти всю жизнь. По мере того как она это осознавала, некоторые её оценки собственный мыслей и чувств стали рассеиваться, и тогда она смогла разбивать их на всё более мелкие куски. В ходе беседы она пережила, по крайней мене на какое-то время, изменение перспективы. Она уже не была своим отражением, запертым в зеркале её же одиночества и тоски. Она была зеркалом.

В конце беседы она вздохнула.

«Я подумала, — сказала она, возможно, моя мать чувствовала себя так же. Возможно, она ощущала себя непривлекательной дурнушкой. Я не помню, чтобы когда-то видела её счастливой или улыбающейся. Я не помню, чтобы видела, как мои родители вместе смеются, обнимаются или целуются. А те другие дети, мои ровесники, которые дружили между собой, которых приглашали на танцы и вечеринки…».

Её голос на минуту замер.

«Так ли им замечательно жилось тогда? — спросила она. Закусив губу, она задумалась. «Счастливы ли они теперь? Не ощущают ли они одиночества?».

Было удивительно наблюдать за ходом этого процесса. Благодаря признанию своей тайной боли, её осознанность смогла расшириться так, что это позволило женщине просто наблюдать эту боль, не рассуждая о ней так, как это она делала, храня её в тайне. В свою очередь осознанность помогла ей разбить страдание на меньшие фрагменты, чтобы оно не казалась таким незыблемым, а освобождение от этой незыблемости дало возможность расцвести внутренне присущим состраданию, способности и уверенности. По крайней мере в те минуты её мифология о «я» — сосредоточенность исключительно на собственной перспективе — растаяла. Она не чувствовала себя одинокой, нелюбимой, непривлекательной. Она начала ощущать связь с другими, превосходящую желание, ревность и страх. Она подружилась со своей болью и, делая это, обрела прозрение и сочувствие. Она увидела проблеск своего внутреннего потенциала, расширила свою перспективу, включив в неё перемену, и, хотя бы на миг, почувствовала себя свободной. Было приятно видеть на нё лице улыбку, родившуюся в результате этого спонтанного прорыва.

Это и есть суть практики прозрения: признание, что все явления взаимозависимы, непостоянны и слагаются из множества составных частей. Как говорилось в первой части, проведя исследование, мы не можем указать на что либо как на незыблемое, неделимое и вечное. Чем глубже мы исследуем свои мысли, чувства и эмоции, тем лучше мы можем познать их пустую природу. Даже сильные или длительные эмоциональные состояния похожи на пузыри. Кажется, что у них есть форма, но внутри они пусты. В конце концов они лопаются и вы можете видеть безграничное пространство, свободное от противоречий и столкновений. Это радостное пробуждение, которое, хотя вы можете облечь его в слова, есть целиком чистое переживание вневременной осознанности.

Как мы приближаемся к этому пробуждению? Предпринимая конкретные шаги, как мы делали это, осваивая практику внимания.

В практике прозрения, как и в практике внимания, главное упражнение тоже можно разбить на три стадии. Первая — это наблюдение мысли или эмоции обычной осознанностью: вы просто отмечаете мысли или чувства без какой-то особой цели или намерения.

Вторая стадия подразумевает несколько иной подход. Главная идея заключается в том, чтобы распознать природу эмоции, то есть то, что осознанность неотделима от пустоты. Как мы это делаем?

Начните с рассмотрения непостоянства эмоции. Когда мы опознаём эмоцию — будь это ненависть к самому себе, одиночество, неловкость на людях или осуждение другого человека, — мы склонны думать о ней как о большой, основательной проблеме. Ощущение постоянства окружает и пропитывает это чувство. Я всегда буду так считать. Я неудачник. Этот человек действительно плохой. Блокиратор природы будды номер три играет здесь заметную роль, усиливая ощущение долговечности. Но, если мы внимательно рассмотрим такие чувства, то обнаружим, что они вовсе не устойчивы и не долговечны. Через минуту, а то и меньше, мысли, связанные с ними, изменятся, а их интенсивность ослабнет. Физические ощущения: температура тела, сердцебиение, тяжесть в конечностях, усталость или возбуждённость — всё это способно изменяться. Мы можем удивиться, узнав сколько различных перемен постоянно происходит в наших умах и телах. Главное здесь, опираясь на практику внимания, — наблюдать и отдавать себе отчёт в происходящих переменах.

Поначалу, возможно, мы будем способны наблюдать перемены в мыслях и чувствах только минуту-другую. Это хорошо. Как внушал мне мой учитель, важно не поддаваться искушению погнаться за результатом. Главное в осознании непостоянства — просто замечать, что мысли, чувства и физические параметры не статичны.

Понаблюдав немного непостоянство эмоций, рассмотрите аспект их неделимости. Как уже упоминалось, в нас сильна тенденция переживать эмоции как нечто серьёзное, незыблемое, независимо существующее. Но, если мы приглядимся к эмоции, например к гневу, то сможем увидеть, что это лишь сочетание слов или мыслей (Я сержусь. Я ненавижу этого человека. Как можно было сказать такую гадость!), физических ощущений (боли, стеснения в груди или в животе) и умозрительного образа причины или объекта гнева. Если мы разделим всё это, где останется сам гнев? Можно ли испытывать гнев без слов, мыслей, физических ощущений или образа его причины либо объекта?

Или же, если подойти по-другому, представим, что мы смотрим на объект гнева, например на того, кто говорит неприятные для нас слова. Мы можем спросить себя: Что меня злит? Человек, который это сказал? Сами слова? Мы можем думать: Я злюсь именно на этого человека из-за того, что он сказал. Но, если мы удосужимся разбить свою реакцию на составные части, то у нас появится возможность пересмотреть её, взглянуть по-иному. Плохие слова сорвались с языка этого человека, так должен ли я сердиться на его рот? Ртом этого человека управляют его мышцы и мозг. Так должен ли я сердиться на его мышцы и мозг? А разве мышцами и мозгом движут не его эмоции или намерения? Так не на них ли я должен сердиться? Рассматривая всё в отдельности, мы не сможем найти никакого достойного объекта для своего гнева. Объект гнева не имеет собственной независимой природы. В итоге мы обнаруживаем, что эмоции и их объекты возникают как продукты взаимозависимости.

Я убедился в этом ещё в детстве, когда к моему отцу пришёл какой-то молодой человек. У того человека вышла с кем-то серьёзная ссора, так что они даже подрались, отлупив друг друга палками. Парень был очень огорчён и попросил у моего отца совета.

Отец сказал:

— Ты получил удар палкой, чего же ты сердишься на человека?

— Потому что он управлял этой палкой, — ответил парень.

— А им управляли его эмоции, — сказал отец. — Так что на самом деле тебе нужно сердиться на его эмоции. А кто знает, что управляло его вспышкой эмоций? Быть может, его побил отец. Быть может, в этот день случилось что-то такое, что его разозлило. Так на кого же тебе сердиться? Возможно, это отец в гневе побил твоего обидчика. Но, кто знает, что так его разозлило, что он поднял руку на своего сына?

Посетитель призадумался, и я увидел, что он начал понемногу расслабляться и даже заулыбался.

— Никогда не думал об этом с такой стороны, — сказал он.

— И почти никто из нас не думает, — ответил отец. — Нам нужно смотреть глубже того, что на поверхности, а для этого нужна практика.

Он улыбнулся:

— А на практику нужно время. Твои мысли, твои чувства не переменятся вдруг, только потому, что мы сегодня поговорили. Будь терпелив. Будь добр к самому себе. Мудрость не появляется в одночасье.

Слова отца поразили меня, и я помню о них, когда учу и даю советы другим. Главное упражнение практики прозрения заключается в том, чтобы наблюдать непостоянство и взаимозависимость собственных эмоциональных реакций и объектов наших эмоций — людей, мест и ситуаций. Даже если мы разобьём на части своё одиночество, отверженность, неустроенность, чужое порицание и тому подобное, мы начнём понимать, что даже об отдельных частях нельзя говорить как о независимо существующих и самодостаточных явлениях.

В этом и состоит цель практики прозрения: разбивать иллюзию постоянства, единичности и независимости. Если смотреть на эмоции так глубоко, то в конце концов мы придём к выводу, что не можем найти никакого постоянного, единичного или независимого фактора. Эмоция или её объект будут рассеиваться в ходе практики. Что ещё более важно, применяя практику прозрения к своим мыслям и чувствам, мы сможем обнаружить природу эмоции, безграничную ясность и свободу, ранее нам неведомые. Уметь управлять своими реакциями, смягчить границу между переживанием и переживающим — вот это открытие!

В традиционном для тибетского буддизма примере это переживание описывается следующим образом. Путник в широкополой шляпе поднимается на крутую гору, поросшую деревьями. Дойдя до вершины, он снимает шляпу и кладёт на землю. Он наслаждается прикосновением ветерка, обдувающего его голову, радуется возможности видеть далеко вокруг и взирать на бескрайнее чистое небо. Он испытывает чувство облегчения, оттого что достиг вершины горы. Шляпа — символ совокупности представлений, за которые мы держимся, когда видим в эмоциях нечто незыблемое, постоянное, независимо существующее. Восхождение к вершине — процесс наблюдения природы эмоций. Снять шляпу — значит не только испытать облегчение, освободившись от довлеющих представлений, но и обрести в результате этого безграничную осознанность.

Однако здесь не будет лишним одно предостережение. Чувство свободы и осознанности, обретаемое вами в результате практики прозрения, может длиться всего несколько секунд — это лишь краткий промежуток в более или менее непрерывном потоке рассудочного сознания. Не тревожьтесь. Пусть поначалу этот промежуток будет кратким, на самом деле он представляет собой проблеск естественного состояния ума — единства пустоты и ясности. С практикой этот промежуток будет становиться всё длиннее и длиннее.

Как и практика внимания, третья стадия медитации прозрения подразумевает некоторую долю аналитического исследования. Рассматривая результаты своей практики, вы можете обнаружить, как и в практике внимания, три возможных варианта.

Во-первых, когда вы наблюдаете эмоцию, она может раствориться в безграничной осознанности ненадолго, быть может, на несколько секунд. Потом эмоция возвращается, и, не исключено, что она становится более интенсивной. Возможно, вы думаете: Вот я, и я ощущаю эту эмоцию. Какой смысл пытаться видеть в этой эмоции пустоту? Это нормально. Вы всегда может вернуться к этой практике. Нет никакого ограничения по времени, нет таких указаний, которые запрещали бы вам делать пять, шесть, семь, а то и сто попыток в день. Например, мои учителя советовали мне всё время стараться делать эту практику, пусть и по одной минуте за раз. Постепенно благодаря повторению вы обнаружите, что та или иная эмоция становится все менее и менее устойчивой и превращается в безграничную осознанность. В один прекрасный день эмоция, едва она появится, станет напоминать вам о свободе и просторе того, к переживанию чего вы пришли в ходе практике. Вместо того чтобы тянуть вас вниз, переживание одиночества, отверженности, гнева и тому подобного будут поднимать вас вверх.

Вторая возможность заключается в том, что, когда вы применяете практику прозрения, эмоция начинает набирать силу. Возможно, вам кажется, что вы не в состоянии наблюдать эту эмоцию, поскольку она слишком интенсивна или слишком реальна. Мне это не удаётся. Я ощущаю эту эмоцию слишком ярко. Это тоже нормально. На самом деле таков знак возрастания ясности. Не пытайтесь избавиться от эмоции. Представляйте все её составные части: как они изменяются, насколько они непостоянны. Возможно, это не явится в полном смысле слова медитацией прозрения, но это будет более глубоким переживанием единонаправленного внимания.

Третья возможность заключается в том, что, когда вы наблюдаете эмоцию, она просто остаётся неизменной — не усиливается и не исчезает. Вы можете одновременно видеть и эмоцию и пустоту. Например, когда вы ощущаете желание или ревность и наблюдаете эти эмоции, вы можете обнаружить лишь их «послевкусие» — подобие эхо, похожего на переживания, испытываемые вами во сне. Согласно традиционной буддийской метафоре, такое переживание сравнивается с наблюдением отражения в озере или зеркале. Вы можете видеть своё отражение, но вы не принимаете его за самого себя. Как говорили мои учителя, это самый лучший результат, знак освобождения от эмоции. Хотя вы по-прежнему можете её ощущать, у вас есть ясное понимание её пустой природы.

Конечно же, некоторые эмоциональные или ментальные состояния весьма сильны или устойчивы, как свидетельствует случай с женщиной, которая большую часть своей жизни жаждала настоящих, глубоких отношений. Об этом же свидетельствует и распространённое среди современных людей в странах с развитой экономикой перманентное чувство нависшей опасности и угрозы их материальному благополучию. Иногда раздражение по отношению к родителям, другим членам семьи или сослуживцам может длиться годами. Как я выяснил, особенно это свойственно людям разведённым или находящимся в процессе развода. Бывает, депрессия, тревога, сожаление о том, что было сделано в прошлом, тоже длятся долгое время. С любым из этих состояний может быть довольно трудно справиться в лобовом столкновении.

Вместо того чтобы пытаться одолеть этих «сильных нападающих» сразу же, попытайтесь справиться с чем-то более лёгким. Например, вы можете искусственно создать чувство физической боли, ущипнув ладонь между большим и указательным пальцем. Работа на этом простом уровне дискомфорта не так уж трудна и всегда «под рукой». (Побочный положительный эффект, если верить специалистам по акупрессуре, заключается в том, что такое сжатие облегчает головную боль.) Или же вы можете попытаться использовать ощущения невыносимых жары или холода, вызывая в памяти эти ощущения, чтобы справиться с такими неприятными явлениями, как потоотделение и дрожь, и с желанием от них избавиться. Другая возможность — наблюдать свою привязанность к какой-то очередной новомодной высокотехнологичной «игрушке».

Можно применить и другой подход: разбивать большую эмоцию на более мелкие части. Одна ученица, страдавшая приступами депрессии, поведала о новаторском методе практики прозрения. В большинстве случаев спусковым механизмом депрессивных состояний для неё служило повторение в уме навязчивой идеи, выраженной в словах, которые она в раннем детстве выслушивала от своей матери: «Ты дрянь». Когда это утверждение неотвязно повторялось в её уме, она начинала делить его на кусочки: «Ты дря», «ты др», «ты д», «ты», «т». После применения этого метода она обнаружила, что способна исследовать смысл своих мыслей и чувств. Что такое «дрянь»? Что такое «ты»? Что такое и кто такая моя мать, чтобы делать такие заявления? Кто такая была эта «она», чтобы принимать на «себя» определение «дрянь»?

Такой более детальный аналитический подход к разбиению больших эмоций на мельчайшие составляющие может оказаться полезным и для вас. Например, когда вы ревнуете, спросите себя: Кто ревнует? Моя нога? Моя рука? Откуда берётся ревность? Длится ли она? Прекращают ли её другие мысли или чувства? Кто тот, кого я ревную? Ревную ли я его руку или ногу? Его рот? Слова, вылетающие из его рта? Могу ли я на самом деле определить тот постоянный, неделимый и независимый реальный объект, в отношении которого я испытываю ревность?

Иной подход заключается в том, чтобы наблюдать детские воспоминания, которые зачастую разбить на части легче, чем сложные мысли и чувства, обременяющие нас в зрелом возрасте. Вы можете, как делал это один ученик, с которым я недавно разговаривал, вспоминать случай, когда вы упали с дерева и ободрали коленку. Он испытывал не только физическую боль, но и смущение, потому что многие из его приятелей видели, как он упал. На что была похожа эта физическая боль? — спрашивал он себя. На что было похоже это смущение? Моё сердце забилось? Кровь прилила к лицу? Мне хотелось убежать и спрятаться?

Суть того, чтобы попробовать что-то другое в плане медитации прозрения, — и есть практика. Начинайте с малого и используйте как объект наблюдения что-то лёгкое. Так вы наращиваете свою силу — или, если вернуться к той старинной тибетской метафоре, наполняете свой водоём, — чтобы суметь работать с более крупными или более устойчивыми проблемами.

Многие предпочитают избегать практику прозрения. Одним кажется трудным разбивать эмоции на более мелкие части. Другим эта практика кажется слишком скучной, аналитической. Третьи просто слишком боятся заглянуть в глубинный источник своих эмоций. Например, один мой ученик недавно рассказал о своём конфликте с матерью. Каждый раз, когда матери нужно было заправить бензином машину, она звала его на помощь. С виду казалось, что конфликт связан с беспомощностью матери, но, когда сын и мать наконец выговорились друг перед другом, оказалось, что в основе происходящего лежит сочетание ревности и печали. Мать ревновала сына из-за того, что он проводит много времени со своим соседом по квартире, и страдала от чувства потери вследствие того, что сын покинул её дом, чтобы жить самостоятельно.

Как показывает этот пример, одним из самых сильных факторов, лежащих в основе неприязни к практике прозрения, является страх перемены, страх потери своей индивидуальности — отражение влияния блокиратора природы будды номер пять, склонности определять себя как некое беспомощное, одинокое, полное тревоги или страха существо. Мать, о которой говорилось в этом примере, боялась утратить свою связь с сыном. Другие люди говорили: «Мне нужно рассердиться, чтобы что-то получилось». Одна моя ученица недавно рассказала мне о своих отношениях с неким поэтом, автором песен, который часто устраивал скандалы и не раз разрывал связь с ней, а потом всячески старался помириться. Их отношения были постоянным источником страданий и трагедий, любви и утраты. Наконец, она спросила своего друга:

— Нельзя ли, чтобы наши отношения были ровными, без всех этих взлётов и падений? Конечно, у нас есть какие-то разногласия, но обязательно ли превращать их в трагедию? Нужно ли, чтобы каждая размолвка становилась вопросом жизни и смерти?

Он некоторое время смотрел на неё, будто на пришельца с другой планеты:

— Для творчества мне нужен эмоциональный взрыв, — ответил он. — Все эти взлёты и падения в наших отношениях — они нужны мне, чтобы я мог писать стихи.

К счастью для неё, она не нуждалась в трагедии, чтобы выполнять собственные профессиональные задачи или обязательства, и после этого разговора они окончательно расстались.

Её история кажется мне особенно показательной, потому что многие люди не приемлют практику прозрения из-за неправильного понимания пустоты. Меня не раз спрашивали: «Если я пуст, если все, с кем я работаю, пусты, если все мои чувства пусты, как мне жить в обществе?». Люди боятся, что им придётся отказаться от своей индивидуальности или что их отношения и жизненные переживания лишатся смысла.

Подобные вопросы напоминают мне пару случаев из моего раннего детства. Большую часть первых лет своей жизни я провёл в Нубри, в непальских Гималаях, где зимой нередко свирепствуют снежные бури. Во время одного особенно сильного бурана, когда северный ветер сотрясал стены нашего дома, мне было очень страшно, что дом развалится. Я подбежал к одному из несущих столбов в главной комнате и изо всех сил прижался к нему, чтобы противостоять ветру. (Дом, конечно, не рухнул, но вряд ли мои усилия сыграли в этом какую-то роль.)

Я сравниваю этот случай с тем, что произошло несколько лет спустя, когда я совершил свою первую поездку на автобусе. Зимой я отправился с матерью из Нубри, которая была тогда отдалённой деревней без каких бы то ни было современных удобств — не было ни водопровода, ни электричества, ни мощёных дорог, — в Катманду, где климат мягче и мы могли провести зиму в относительном тепле и комфорте. Мы десять дней шли пешком по девственной, нетронутой местности, ночуя в пещерах или в полях и готовя еду с помощью утвари, которую несли за спиной. Потом мы попали в место, которое называется Горка. Там я впервые увидел грузовики и автобусы.

Моим первым впечатлением было, что это огромные звери. Передние фары казались глазами. При движении они сверкали. Их сигналы ревели как злые тигры. Когда мы подошли к одному из автобусов, мать сказала: «Нам нужно зайти внутрь».

«Ни за что!» — подумал я. Но мать была непреклонна и втащила меня в автобус. В первый день путешествия я был в ужасе. Я сидел в брюхе чудовища! Дороги, по которым мы ехали, были отвратительные — сплошные колдобины и выбоины, — и каждый раз, когда мы попадали на одну из них, я был уверен, что чудище перевернётся. Через несколько часов меня стало тошнить и рвать. Наконец мы приехали к остановке, и мать решила остановиться в придорожной гостинице. В ту ночь у меня поднялся жар и снова началось головокружение. Помню, как я смотрел на потолочный вентилятор, который не был включён, и мне казалось, что я вижу вращающиеся лопасти. Постепенно вся комната начала кружиться.

На следующий день мне стало немного лучше, и мать сказала мне слова, не оставляющие сомнений: «Нам нужно ехать». Когда мы залезли в автобус, мать нашла нам место на переднем сиденье. Я начал твердить самому себе почти как мантру: это просто лошадь, а не дикий зверь. Постепенно моё впечатление от езды в автобусе стало меняться. Я знал лошадей. Раньше я ездил на них верхом. Я открыл окно и принялся рассматривать зелёные деревья и траву — ведь мы ехали по южному Непалу. Казалось, что стоит лето.

Благодаря наблюдению собственного страха и изменению восприятия я примирился с ездой на автобусе. Что ещё более важно, это переживание было одним из моих первых упражнений в практике прозрения, которая по своей сути является процессом освобождения от предвзятых мнений, объединения с переменами и преодоления «слепого пятна», нацеленным на обнаружение внутренних возможностей, о которых я раньше и не мечтал.

Даже если вы попробуете все описанные здесь шаги, вам может показаться, что в практике ум ваш словно заволакивает туманом. Вас может охватить усталость, разочарование или скука. Возможно, у вас пропадёт желание посвящать практике даже минуту своего времени.

Поясним это на примере. Люди, начинающие заниматься бегом трусцой, поначалу могут бежать не больше пяти или десяти минут. Даже за такой короткий промежуток времени им может потребоваться передышка, а если им захочется удлинить время пробежки, то они не смогут этого сделать, потому что их организм просто не привык к длительным нагрузкам. Им приходится остановиться, как бы они ни хотели продолжать бег. Допустим, они продолжат свои пробежки, каждый день немного продлевая время и расстояние. В итоге они развивают способность пробежать без остановки много километров, и даже могут замахнуться на марафон! Точно так же важно делать перерыв, занимаясь практикой прозрения, особенно если она вам надоела или вы потеряли к ней интерес, если она кажется вам слишком скучной, аналитической и если эмоции, которые вы наблюдаете, усиливаются.

Как и в практике внимания, здесь тоже обязательно нужно остановиться, если чувства исчезают вовсе или вы достигаете по-настоящему глубокого переживания пустоты, благодаря чему двойственное восприятие улетучивается. Услышав такое, многие удивляются: «Почему мне нужно прекращать практику, когда она, как кажется, идёт так хорошо?».

Я сам задавал тот же вопрос своим учителям и даю тот же самый ответ. Привязанность к ощущению свободы возникает так легко, что у вас появится искушение вновь и вновь добиваться его. Расставание с чувствами избавления или облегчения — высшая практика прозрения. Мы расстаёмся с расставанием.

Безмерное сострадание само собой изливается на всех живых существ, страдающих в плену собственных иллюзий.

(— Калу Ринпоче, «Светоносный ум: путь Будды»)

Несколько месяцев назад одна моя ученица, упав с лошади, получила перелом таза. Пока она была прикована к постели, её друг порвал с ней отношения. По телефону и по электронной почте он осуждал её за то, что она «изображает жертву» и пытается вызвать сочувствие. Он сказал ей, что несчастный случай с ней был результатом «плохой кармы», потому что у неё были неправильные взаимоотношения с семьёй. Всё это время она отказывалась говорить о его реакции, не выставляя своего бывшего парня негодяем в глазах друзей и членов семьи и не укрепляя это мнение в собственном сознании.

По странному совпадению, через три месяца после разрыва отношений между ними, бывший бой-френд упал с дерева и сломал несколько позвонков.

Моя ученица могла бы ответить отказом, когда он позвонил, чтобы попросить её вернуть некоторые приспособления, которые он послал ей, чтобы облегчить физическую боль от перелома. Вместо того она собрала ему большую аптечку, вложив туда и те приборы, и гомеопатические лекарства, которые помогли ей переносить боль. Познав, что такое эмоциональная боль при жестоких физических страданиях, она предпочла то, что некоторые называют «верной дорогой». Она не мучила его вопросами, не изображает ли он жертву и не является ли несчастный случай следствием плохой кармы, потому что испытала, что такое эмоциональная боль, и предпочла протянуть руку помощи, послав всё, что могла.

Вместо того чтобы сражаться со своим бывшим другом, она ответила сочувствием; сама испытывая покой ума, она предложила ему не только возможность душевного покоя, но и шанс осознать собственное поведение, когда он осуждал её в прошлом. Ответь она со злостью, бросив ему в лицо его же обвинения, скорее всего, он замкнулся бы в себе и стал бы ещё более резким и жёстким циником. Когда она предпочла не платить своему бывшему другу той же монетой, а протянуть ему руку помощи, собрав для него всё что было в её силах, она не только раскрыла перед ним своё сердце, но и дала ему возможность раскрыть своё, то есть осознать, что нападки на страдающего человека — это, наверное, не лучший способ установления и развития здоровых отношений.

Медитацию сочувствия, как и главное упражнение практики внимания и прозрения, можно разбить на несколько стадий. Тогда как в практике внимания и прозрения выделяют три стадии, практика сочувствия — несколько иного типа. Это процесс преображения. Поэтому здесь, как мы увидим, добавляется четвёртая стадия.

Первая стадия похожа на ту же стадию практики внимания и прозрения, то есть нужно просто направлять внимание на всё, что бы вы ни чувствовали. Вторая стадия подразумевает осознание, что другие люди страдают от переполняющих их эмоций или эмоциональных конфликтов, и, как следствие, постижение: «Я не один страдаю». Поняв, что и другие страдают точно так же, вы начинаете ощущать свое единство с другими. Как вы хотите освободиться от страдания, так и другие хотят точно того же; как вы хотите обрести счастье, так хотят этого и другие. Возможно, вы помните пример, который приводился во второй части, где вам предлагалось представить, что ваши щёки пронзили острые иглы. Боль в правой щеке символизирует несчастья и страдания, переживаемые вами самими. Боль в левой щеке — это боль и страдания других. Боль в обеих щеках одинакова.

Третья стадия главной практики заключается в практике тонглен, которая подробно описана во второй части книги. Кратко подытожим этот метод: вы начинаете с того, что направляете внимание на собственное страдание, осознавая, что и другие страдают подобно вам, а потом визуализируете втягивание в себя всех страданий, мучительных эмоций и ситуаций, переживаемых бесчисленными живыми существами. Затем вы представляете, что излучаете из себя и посылаете другим все свои благие качества, все мимолётные переживания счастья, которые выпадали на вашу долю. В некоторых текстах можно найти совет представлять страдание в виде плотного чёрного облака, а счастье и добрые качества — как яркий луч света. В качестве напоминания можете использовать дыхание, сочетая вдох с принятием на себя страдания других существ, а выдох — с посыланием им своих положительных качеств. Многие из моих учеников рассказывали, что сочетание процесса визуализации с дыханием само по себе оказыает успокаивающий эффект.

Практика тонглен приносит массу положительных результатов. Во-первых — это, конечно, осознание, что вы не одиноки, которое помогает облегчить собственное страдание, проистекающее от критической самооценки. Во-вторых, осознание страдания других помогает освободиться от критических, и нередко глубоко укоренившихся, оценок по отношению к другим людям. По мере того как вы начинаете отдавать себе отчёт в собственных страданиях и порождённых ими словах, образах и поступках, вы осознаёте, что поведение других людей, которое могло бы показаться злонамеренным или пренебрежительным, вытекает из того же источника — страдания. Когда вы делитесь своими добрыми качествами, это помогает подорвать влияние блокиратора природы будды номер четыре — слепого пятна, — постепенно доводя до сознания тот факт, что у вас действительно есть благие качества и, возможно, более высокие способности, чем вы могли себе представить ранее.

Однако, что ещё более важно, применяя этот особый подход к культивации сочувствия, вы постепенно начнёте ощущать, что ваше личное страдание имеет свой смысл или цель, оно не бесполезно. Начиная видеть в своей эмоции выражение эмоций всех живых существ, вы углубляете своё стремление поддерживать связь с другими существами и помогать им освободиться от разрушительных эмоций.

Четвёртая стадия главной практики немного отличается от аналитического процесса, связанного с практикой внимания и прозрения. Здесь мы рассматриваем преображающую силу сочувствия. Мы не бежим от эмоции, не пытаемся её подавить и не поддаёмся ей, но просто даём ей возможность проявиться. Проявившись, эмоция становится частью любви и сострадания, а потому становится созидательной силой. Благодаря практике вы обнаруживаете естественное изменение своего восприятия разрушительных эмоций. Они — не плохи и не вредны: на самом деле эти неприятные эмоции способствуют тому, что вы начинаете более остро осознавать страдания других. Используя их как центр фокусировки внимания в практике тонглен, в итоге вы сможете помогать другим.

Как упоминалось при обсуждении практики внимания и прозрения, возможно, не так легко работать непосредственно с сильными эмоциями или с давно укоренившимися шаблонами. Если у вас возникнет такая же трудность в практике сочувствия, попробуйте поработать с более слабой эмоцией или, допустим, только с одним из аспектов сильной эмоции или давно укоренившегося эмоционального стереотипа. Сильные эмоции или укоренившиеся эмоциональные шаблоны таятся глубоко внутри нас — как океаны, кажущиеся бездонными и бескрайними. Прежде чем пытаться переплыть океан, наверное, целесообразно начать тренироваться в бассейне или пруду.

Например, если вы страдаете от низкой самооценки, одиночества, тревоги или депрессии, не пытайтесь браться за все эти состояния одновременно. Сосредоточьтесь на одном аспекте — допустим, на своей реакции на сказанные кем-то слова, повлекшие за собой самоосуждение, чувство безнадёжности или усталость, предвещающую начало депрессии.

Вы можете начать с использования незначительной эмоции, скажем, досады или раздражения по отношению к тому, кто влезает впереди вас в очередь в магазине или подрезает на дороге. Другой вариант — работать с обычными любовью и состраданием. Один человек, который страдал от постоянной тревоги, предпочёл свой путь. Страдая от приступа тревоги, он сосредоточивался на своей бабушке, которая была чрезвычайно подвержена подобным тревожным состояниям. Благодаря тому, что он отождествлял себя с ней, его собственная тревога уменьшалась, и постепенно он смог направить своё сочувствие на более широкий круг людей. Воспоминание о былой эмоции — о страхе, гневе или даже о боли и смущении после падения с дерева — тоже может помочь вам накопить силы, для того чтобы справиться с более крупными эмоциями. Поднабравшись сил на таких скромных вещах, вы можете приступить к работе с более крупными проблемами, такими как самоосуждение и осуждение других.

Обычно, когда речь идёт о практике сочувствия, мы думаем, что нужно отказаться от отрицательных эмоций, эго и тому подобного. Но, применяя практику тонглен, мы обнаруживаем, что у отрицательных эмоций есть совсем другая сторона. Например, одна женщина рассказала мне в личной беседе, что у неё плохой характер, и попросила дать метод для его исправления. Я начал объяснять ей практику шаматхи, чтобы у неё появилось осознание своего характера. Она прервала меня, сказав: «Я уже пробовала это, оно мне не помогает. Мне нужно что-то другое». Тогда я научил её медитации тонглен, и сначала она была удивлена. «Прекрасная идея!» — воскликнула она. Но после минутного размышления она сказала: «Вряд ли это мне поможет, потому что моему характеру чуждо сострадание. На самом деле мне трудно даже понять, что это такое». Я посоветовал ей просто попробовать. «Приходите завтра и расскажите, что произошло».

На следующее утро она вернулась, сияя: «Я удивляюсь себе. Обычно, когда я пытаюсь медитировать на сострадании, я вынуждена бороться со своим характером. Я стараюсь пересилить и подавить его. Но благодаря этому методу я просто оставляю свой плохой характер в покое. Я изменила не его, а то, как я на него смотрю».

Её реакция подвигла меня разобраться, почему так много людей сопротивляются тому, чтобы дарить другим сочувствие. Первая проблема порождается непониманием задачи этого метода — будто бы она заключается в том, чтобы избавиться от эмоции. Возможно, вы думаете: Мой недостаток — я осуждаю и обвиняю людей. Теперь я собираюсь практиковать, чтобы суметь освободиться от этой привычки, прямо здесь и сейчас. Но этого не происходит. Недостаток не исчезает. Вы думаете: У меня ничего не получается! или Мне не нравится эта практика. Она не работает.

Такая реакция — классический пример власти надежды и страха: надежды на то, что эмоция просто исчезнет, и страха перед тем, что никакие усилия не изменят вашего эмоционального состояния. Как в былые годы, когда на меня нападал страх, советовал мне мой учитель Селдже Ринпоче, нужно отступить на шаг назад и сделать надежду и страх центрами внимания практики сочувствия. Все мы надеемся на избавление от страдания и боимся, что никакие наши действия не избавят нас от него.

Вторая проблема порождается тем, как мы смотрим на саму эмоцию. Одиночество, низкая самооценка, осуждение других и т. п. — всё это может показаться слишком масштабным или слишком глубоко укоренившимся, чтобы атаковать эти проблемы напрямую. Если это так, отступите на шаг назад и попробуйте работать с более мелкими эмоциями. Работайте со спусковыми крючками и ракетами-носителями или, допустим, с детскими воспоминаниями. Вглядитесь в надежду и страх.

Как и в описанных выше практиках внимания и прозрения здесь также есть вероятность того, что вы устанете от этой практики или она вам наскучит. Нет-нет, — подумаете вы, — я должен сделать ещё одну попытку. Возможно, суть практики станет неясной, и ваш энтузиазм иссякнет. Всё это чёткие сигналы того, что нужно остановиться. При этом вам совсем необязательно чувствовать себя виноватыми. Помните, вы наращиваете свою умственную и эмоциональную мускулатуру, а это требует времени.

Как я уже советовал применительно к практике внимания и прозрения, важно остановиться и тогда, когда ваша медитация, как кажется, достигла пика. Когда вы чувствуете, что любовь-доброжелательность и сострадание достигли невероятного уровня, когда вам кажется: отныне и впредь я могу служить живым существам вечно; я воистину преобразился; я могу отдать всё, что у меня есть хорошего, — настало время остановиться.

Почему?

Возможно, хорошим объяснением может послужить пример, взятый из истории буддизма. В девятнадцатом веке великий буддийский учитель Патрул Ринпоче, проведя в глубокой медитации большую часть своих молодых лет и получив наставления от самых выдающихся учёных мужей и йогинов того времени, сам стал учителем.

Один из его учеников, выслушав его основополагающие учения о любви и сострадании, восторженно воскликнул: «Теперь я понял, что такое любовь и сострадание! Отныне я чувствую себя полностью свободным от страха и гнева. Даже если меня станут бить, я и не подумаю огорчаться!»

Патрул Ринпоче спокойно дал ему совет: «Не нужно делать скоропалительные выводы. Смотри на вещи проще. Практикуй и всё».

Но ученик не согласился с ним и стал объявлять о своём преображении каждому встречному.

Однажды утром он сидел в медитации у ступы — ритуального сооружения, символизирующего просветлённый ум Будды. Он сидел лицом на восток, в сторону восходящего солнца, глаза его были полузакрыты, а на голову он натянул верхнюю монашескую накидку. В это время Патрул Ринпоче совершал обход ступы как объекта почитания. По своему обыкновению он избегал богатых церемониальных одеяний и носил простую, рваную одежду из дешёвой ткани. Сделав первый круг, он остановился перед этим учеником и спросил:

— Досточтимый, что вы здесь делаете?

Не узнав учителя в такой бедной одежде, ученик буркнул:

— Медитирую на любви и сострадании.

— Очень хорошо, — заметил Патрул Ринпоче.

Сделав ещё один круг, он снова остановился перед учеником и задал тот же вопрос. На этот раз ученик уже сердито крикнул:

— Сказал же тебе: медитирую на любви и сострадании! У тебя что, ушей нет?

В этот момент покрывало сползло с его головы, он открыл глаза пошире и узнал своего учителя.

Патрул Ринпоче стоял перед ним, улыбаясь.

— Это и есть твоё сострадание? — мягко спросил он.

Тут с ученика как рукой сняло всё его самомнение.

Мораль этой истории такова: даже если мы приобрели кое-какое интеллектуальное понимание сочувствия и достигли благодаря практике небольших результатов, нам всё равно нужно время, чтобы усилить способность к любви и состраданию. А для этого требуется знать, когда следует сделать перерыв, и выполнять практику очень непродолжительные периоды времени — быть может, по минуту несколько раз в день, — пока не разовьются наши «эмоциональные мышцы сострадания».

В медитации, как и в любом искусстве, должна иметь место тончайшая уравновешенность…

— Согьял Ринпоче, «Тибетская книга жизни и смерти»

Несколько лет тому назад, во время длительного пребывания в Нью-Йорке, я встретил одного человека, который хотел научиться медитации. Незадолго до того умер его лучший друг и теперь он страдал от горя, депрессии и постоянного страха собственной смерти. Проведя в течение нескольких недель ряд личных бесед, я научил его, как использовать для медитации форму и другие опоры чувств и дал ему особое домашнее задание, чтобы он освоил эти чувственные аспекты медитации. Позднее, на открытом учении, он узнал, как использовать в качестве опоры для медитации мысли и эмоции. Вскоре после этого публичного учения он попросил ещё об одной личной встрече.

— Я не могу наблюдать свои мысли и эмоции, — признался он. — Это слишком страшно, будто смотришь, как на тебя надвигается цунами.

Я мало что знал о его жизни и подумал, что его выбор образа для описания эмоции довольно интересен.

— Напомните мне, — попросил я, — каково ваше главное занятие в жизни?

— Я профессиональный серфер, — пробормотал он.

— Да, теперь вспомнил, — ответил я. — Так что же вы думаете о больших волнах?

— О, я люблю большие волны! — воскликнул он.

Я кивнул.

— Тогда расскажите мне, как вы научились серфингу. Раньше вы любили волны?

Мой собеседник объяснил, что его подтолкнули к этому друзья — заядлые серферы. Чтобы приобщить его к этому спорту им понадобилось немало времени, потому что даже небольшие волны казались ему угрожающими, как «цунами», — именно это слово он использовал для описания эмоций.

— Но с помощью друзей я преодолел страх и теперь люблю волны. Я могу играть с ними. Я могу использовать волны как забаву. Даже если волны большие, я смотрю на них как на вызов, способ продвинуться, отточить своё мастерство. На самом деле скольжение по волнам — это теперь мой способ зарабатывать на жизнь: я участвую в соревнованиях и завоёвываю призы. Думаю, можно сказать, — добавил он взволнованно, — что волны — это моя жизнь!

Я подождал, когда он закончит свой рассказ, радуясь улыбке, которая становилась всё шире, когда он рассказывал о своей страсти. Потом я сказал ему:

— Ваши мысли и эмоции похожи на волны. Скольжение по волнам похоже на наблюдение мыслей и эмоций. Так что, если вы, как вы сказали, умеете использовать волны, у вас есть и начальное понимание того, как оседлать свои мысли и эмоции.

Затем я дал ему домашнее задание. Ему нужно было начать с малого и потихоньку работать с мыслями и эмоциями, точно так же как он осваивал волны, когда впервые занялся серфингом.

— Практики — это всё равно, что ваши друзья, — сказал я. — Их цель — подтолкнуть вас, помочь вам встретиться с волнами мыслей и эмоций и играть с ними. Вы же не можете сделать так, чтобы волны не поднимались, не так ли? Но вы можете научиться кататься на них.

Я не видел этого человека целый год, а когда снова встретился с ним, на его лице играла широкая улыбка.

— Помните, как я сказал вам, что волны — это моя жизнь? — спросил он.

— Да, конечно, — ответил я.

— Так вот, теперь мысли и эмоции — это моя жизнь! Вы были правы: это всё равно, что серфинг.

— Какой метод вы использовали? — спросил я.

— Все, — сказал он. — Иногда я переключаюсь с одного на другой, как переключаюсь в серфинге. Знаете ли, иногда катаешься на длинной доске, иногда на короткой, ещё есть такие приёмы, как парение, повороты, сход с края волны.

Поскольку сам я не профессиональный серфер, я не понял ни одного из названных терминов. Но я сумел понять ключевой момент его объяснения: важность смены методов.

Как указывали мне учителя в мои ранние годы, обязательно нужно время от времени менять свой фокус — как в смысле метода, так и объекта, или опоры, — чтобы сохранять свежесть и живость практики. Если задерживаться на одном объекте или методе слишком долго, это может наскучить, вы устанете и утратите ясность. Я встречал немало людей, которые лишались своего энтузиазма в духовной практике, потому что слишком долго застревали на одном методе, который, как им казалось, был для них наиболее действенным.

Один человек, которого я встретил не так давно, много лет работал исключительно над сосредоточением на своём дыхании, избрав эту практику как средство обретения покоя и постижения непостоянства. «В первый год всё было замечательно, — рассказывал он, — но теперь, спустя много лет, я не ощущаю того же эффекта. Я не чувствую, что продвигаюсь, углубляюсь или расту. Когда я занят и меня одолевает множество мыслей, дыхательная медитация обычно очень хорошо меня успокаивала, но теперь кажется, что она совсем не работает».

Беседуя с ним, я выяснил, что его научили только одному методу. Поэтому я сказал ему, что ему бы помогла смена медитативных техник. Через несколько дней я научил его основным шагам практик внимания, прозрения и любви и сострадания. Ещё я посоветовал ему, чтобы он время от времени переключался с одного метода на другой. При каждой нашей встрече он благодарил меня за то, что я открыл ему глаза на существование множества разнообразных способов работы со своим умом.

«Благодарите не меня, — сказал я ему. — Благодарите тех, кто был до нас. Моих учителей, их учителей и всех буддийских наставников из глубины веков, понявших, что эмоции возникают и удерживаются на месте блокираторами природы будды, то есть, по сути, привычками восприятия, появляющимися при нашем рождении и всё глубже укореняющимися по мере того, как мы растём. Эти пять точек зрения замыкают нас в конкретном типе личности, в том способе взаимодействия с самими собой и с другими, который в лучшем случае лишает нас покоя, а в худшем действует разрушительно. Применяя разные методы, мы начинаем понимать их влияние. А понимая их влияние, мы начинаем понимать силу и потенциал собственного ума. Это и есть истинная основа буддийской практики — понимание способности ума создавать собственный взгляд на реальность, в которой мы существуем и действуем».

Ваше упорство будет вознаграждено, и вы найдёте радость в преодолении препятствий.

(— Хелен Келлер)

В нашей кажущейся слабости и несовершенстве лежит ключ к постижению нашей истинной силы. Глядя в лицо разрушительным эмоциям и проблемам, случающимся в нашей жизни, мы обнаруживаем благостное переживание, простирающееся и вовне и внутри. Не столкнись я со страхом и тревогой, мучившими меня в юные годы, я не оказался бы в том положении, в котором нахожусь теперь. Я бы никогда не набрался мужества или сил летать на самолёте, путешествовать по всему миру и сидеть перед незнакомой аудиторией, передавая ей мудрость, почерпнутую мной не только из собственного опыта, но и из опыта поистине великих мастеров — моих наставников и учителей.

Все мы будды. Просто пока мы этого не осознаём. Все мы прикованы множеством цепей к ограниченному воззрению на самих себя и окружающей мир: это и цепь обусловленности культурой, и семейное воспитание, и собственные впечатления, и исходная биологическая предрасположенность к тому, чтобы проводить различия и оценивать текущее переживание и связанные с будущим надежды и страхи, соотнося их с нейронным хранилищем памяти.

Посвятив себя развитию осознания присущей вам природы будды, вы неизбежно начнёте видеть перемены в своём повседневном опыте. То, что обычно вас тревожило, постепенно утратит власть над вами. Вы обогатите себя интуитивной мудростью, станете более расслабленными и открытыми. Вы начнёте узнавать в препятствиях благоприятные возможности для дальнейшего роста. А по мере того как ваше иллюзорное чувство ограниченности и уязвимости будет постепенно исчезать, вы обнаружите глубоко внутри себя истинное величие того, кем вы являетесь.

Отраднее же всего то, что, начав видеть собственный потенциал, вы также начинаете узнавать его в каждом, кто вас окружает. Природа будды — не особое качество, доступное лишь избранным. Истинный знак узнавания своей природы будды — это осознание, насколько она обычна, способность видеть, что ею наделено каждое живое существо, хотя не каждое существо ведает об этом. Так что, вместо того чтобы закрывать своё сердце перед людьми, которые на вас кричат или досаждают каким-то иным образом, вы становитесь более открытыми. Вы осознаёте, что они не докучливые ничтожества, а люди, которые, как и вы, хотят счастья и покоя. Они поступают недостойно, но лишь потому что не ведают своей истинной природы и ими правят чувства уязвимости и страха.

Ваша практика может начаться с простого стремления поступать лучше, относиться ко всем своим делам с большей осознанностью и проницательностью, а также шире раскрыть своё сердце ближним. Намерение — вот единственный и самый важный фактор, определяющий, обусловлено ваше переживание страданием или умиротворённостью. Мудрость и сострадание действительно идут рука об руку. Чем более внимательными вы становитесь и чем глубже вы смотрите на вещи, тем легче вам обрести сострадание. А чем более вы открываете своё сердце нуждам других, тем более мудрыми и внимательными вы становитесь во всех своих делах.

В любой момент времени вы можете предпочесть следовать череде мыслей, эмоций и ощущений, которая усиливает ваше восприятие самих себя как уязвимых и ограниченных существ, или вспомнить, что ваша природа чиста, ничем не обусловлена и ничто не может принести ей вред. Вы можете или оставаться во сне неведения, или вспомнить, что вы пробуждены и всегда были такими. Так или иначе, вы всё равно выражаете неограниченную природу своей истинной сути. Неведение, уязвимость, страх, гнев и желание — всё это выражения бесконечного потенциала вашей природы будды. В обеих альтернативах нет ничего безусловно благого или дурного. Плод буддийской практики заключается в простом осознании, что эти и другие «недуги» ума — не что иное как доступные нам альтернативы, поскольку наша истинная природа безгранично широка.

Мы выбираем неведение, потому что мы это можем. Мы выбираем осознанность, потому что можем. Сансара и нирвана — просто разные точки зрения, основанные на том выборе, который мы делаем, наблюдая и осмысляя своё переживание. Нет ничего волшебного в нирване, и нет ничего плохого или неправильного в сансаре. Если вы решили считать себя ограниченным, напуганным, уязвимым или травмированным пережитыми событиями, знайте только, что вы сами сделали этот выбор. Всегда есть возможность воспринимать самого себя иначе.

По сути, буддийский путь предлагает выбор между инертной привычностью и практикой. Безусловно, в сохранении знакомых шаблонов мышления и поведения есть определённый комфорт и стабильность. Если вы выходите за границы этой зоны комфорта и привычности, разумеется, предполагается, что вы попадаете в область незнакомых впечатлений, которые могут показаться весьма пугающими, — это лишённая привычных удобств промежуточная область, вроде той, что окружала меня в моём затворничестве. Вы не знаете, вернуться ли туда, где всё было знакомо, но внушало страх и отвращение, или двигаться вперёд, к тому, что может пугать, но лишь потому, что пока оно незнакомо.

В некотором смысле, та неопределённость, которая обыкновенно связана с принятием решения в пользу полной реализации своего внутреннего потенциала, напоминает ситуацию с разрывом болезненных, зашедших в тупик отношений. Об этом мне рассказывали несколько моих учеников: в подобной ситуации тоже присутствует некоторое нежелание расставаться с прошлым и восприятие неминуемого разрыва как некой личной неудачи.

Главная разница между разрывом зашедших в тупик отношений и вступлением на путь буддийской практики заключается в том, что, вступая на путь практики, вы разрываете такие отношения с самим собой. Посвятив себя реализации своего истинного потенциала, вы постепенно начинаете замечать, что реже принижаете себя, что ваше мнение о себе становится более позитивным и здоровым, а ваше чувство уверенности и чистой радости бытия усиливается. В то же время вы начинаете осознавать, что все окружающие обладают аналогичным потенциалом, знают они это или нет. Вместо того чтобы относиться к ним как к опасным противникам, вы становитесь способны понимать их страхи и горести и сочувствовать им. Вы спонтанно откликаетесь на их нужды, причём ставите во главу угла не проблемы, а их решения.

В конечном счёте радостная мудрость сводится к сознательному выбору между дискомфортом осознания своих умственных «недугов» и дискомфортом порабощённости ими. Не могу обещать, что просто пребывать в осознании своих мыслей, чувств и ощущений, а также узнавать в них взаимодействующие порождения собственного ума и тела всегда будет приятным времяпрепровождением. На самом деле я с гораздо большей уверенностью пообещаю вам, что такое наблюдение над собой будет временами чрезвычайно неприятным занятием.

Но то же самое можно сказать о любом начинании, касается ли оно походов в спортивный зал, новой работы или диеты. Первые несколько месяцев всегда трудны. Нелегко освоить все навыки, необходимые для приобретения мастерства в работе; нелегко принуждать себя тренироваться; нелегко каждый день ограничивать себя только здоровой пищей. Но через некоторое время трудности уменьшаются, у вас появляется чувство удовольствия или удовлетворения, и всё ваше самовосприятие начинает меняться.

Точно так же действует и медитация. В течение первых нескольких дней всё может казаться прекрасным, но спустя неделю или около того практика оборачивается тяжким испытанием. У вас не получается выкроить на неё время, вам неудобно сидеть, вы не можете сосредоточиться или просто устаёте. Вы упираетесь в стену, как говорят бегуны, когда пытаются добавить к своей тренировочной дистанции еще полмили. Тело говорит: «Не могу», а ум: «Я должен». Ни один из этих голосов не слишком приятен: оба они слишком требовательны.

Буддизм часто называют Срединным путём, потому что он предлагает третье решение. Если вы просто не можете на секунду дольше сосредоточиться на звуке или на пламени свечи, обязательно остановитесь. Иначе медитация превращается в нудную рутину. В конце концов вы начнёте думать: «Ох, сейчас 7:15. Мне нужно сесть и развивать осознанность». Так вы никуда не продвинетесь. С другой стороны, если вы считаете, что можете продолжить практику ещё минуту-другую, то продолжайте. Возможно, вы удивитесь своему открытию, обнаружив какую-то мысль или чувство, лежащие в основе вашего сопротивления практике, но вы не хотите их признавать. Или же вы можете просто выяснить, что действительно способны останавливать свой ум на более долгое время, чем полагали до этого. Одно лишь это открытие может дать вам больше уверенности в самих себе.

Но самый ценный дар практики состоит в том, что как бы долго вы ни медитировали и какой бы метод ни использовали, любая буддийская медитация в конечном счёте порождает в вас сострадание. Всякий раз, когда вы наблюдаете свой ум, вы не можете не осознать своё сходство со всеми, кто вас окружает. Если вы знаете, что хотите быть счастливыми, то не можете не понимать, что и другие хотят того же. И если вы ясно наблюдаете собственный страх, гнев или неприязнь, вы не можете не видеть, что те, кто вас окружает, испытывают те же самые эмоции.

Это и есть мудрость — не отвлечённое книжное знание, а пробуждение сердца, признание нашей связи с другими и путь к радости.

Каждая книга — плод поддержки, влияния и взаимодействия. В буддийской традиции мы опираемся на знания и опыт тех, кто получил и принял к сердцу уроки, преподанные Буддой две с половиной тысячи лет тому назад. Я чувствую, что в огромном долгу перед учителями, которые посвятили так много времени и усилий, передавая мне эти уроки. Среди самых выдающихся мастеров, внёсших свой вклад в моё образование, благодаря чему и появилась на свет эта книга, я хотел бы упомянуть Тай Ситу Ринпоче, Дилго Кьенце Ринпоче, Селдже Ринпоче, Ньошул Кхен Ринпоче, моего отца Тулку Ургьена Ринпоче, Кхенчена Трангу Ринпоче, Кхенчена Кунга Вангчуг Ринпоче, Кхенпо Лобсанга Тендзина, Кхенпо Цултрима Намдага, Кхенпо Таши Гьялцена, Друпона Ламу Цултрима и моего деда Таши Дордже.

Я хотел бы также поблагодарить д-ра Ричарда Дэвидсона и д-ра Антуана Луца, Дэниела Гоулмана, Тару Беннет-Гоулман и Алекса Кэмпбелла за их безотказную помощь в предоставлении информации и прояснении научных и психологических вопросов.

Эта рукопись не увидела бы свет, если бы не помощь моего агента Эммы Суини, моего издателя Шэя Архарта, моего редактора Джона Глусмана и его помощника Энн Берри, а также Киры Уэлтон, менеджера по маркетингу издательской группы «Harmony Books», и всех энтузиастов из этой издательской группы, которые, каждый по-своему, вложили в эту книгу собственную долю интуиции и мудрости.

Мои особые благодарности Тиму и Гленне Олмстед, Джошу Бэрэну, Ламе Йеше Гьямцо, Кортланду Далу и Ани Чодрон, даривших мне своё время, силы и поддержку. Мне хотелось бы поблагодарить Эрика Свонсона, моего верного соавтора, который трудился над рукописью с великим терпением, несмотря на постоянные её изменения. Без него эта книга не вышла бы в свет.

Однако важнее всего для меня поблагодарить людей, присутствовавших на публичных учениях и участвовавших в личных беседах со мной. Задавая самые трудные вопросы, они побудили меня рассмотреть полученные мной учения с новой и необычной точки зрения.