Глава VII

Однажды ночью, после тренировки, мы с Ли шли через парк Гагарина. Вдруг мне показалось, что за нами кто-то следит. Поблизости никого не было, и я решил, что мне это только почудилось, но тревожное ощущение пристального внимания со стороны не проходило.

— Не знаю почему, но мне кажется, что кто-то за нами следит, — сказал я, обращаясь к корейцу.

— Почему ты в этом уверен?

— Я не уверен, просто у меня такое чувство.

— Раз у тебя такое чувство, доверься ему и попробуй обнаружить того, кто следует за нами.

Мы шли по темной аллее, и я, чувствуя себя героем шпионского фильма, сделал кувырок в сторону и затаился за скамейкой. Кореец спокойно пошел дальше, как будто ничего не случилось, и, перейдя через небольшой мостик, скрылся в тени деревьев.

Через несколько минут в аллее появилась группа из трех человек. Они шли не торопясь, иногда останавливались и тихо разговаривали.

Меня удивило то, что они не курили, потому что очень редко можно увидеть компанию некурящих мужчин, если они кого-то ожидают и не заняты каким-либо делом. Когда компания подошла поближе к скамейке, за которой я лежал, я смог их разглядеть. Все трое были молодыми и сильными. Черты лица их явно свидетельствовали о восточном происхождении. Я решил, что это корейцы.

К тому времени я уже достаточно наслушался рассказов Ли о борьбе тайных кланов, и в моем воображении возникла картина того, как неведомые враги клана воинов жизни преследуют моего друга, а заодно с ним и меня.

Корейцы прошли мимо, а я осторожно выбрался из-под скамейки, пробежал кругами через несколько аллей, чтобы убедиться, что за мной никто не следует, и затаился в кустах около дорожки, по которой, как я рассчитывал, должен был пройти Ли.

Минут через пять я действительно заметил его, неторопливо шагающего в моем направлении, и, когда он поравнялся со мной, я шепнул ему из-за кустов, что заметил трех очень подозрительных парней азиатского происхождения.

— Ты должен напасть на них, — приказал кореец, — но напасть таким образом, чтобы выйти из ситуации с наименьшим ущербом для себя.

— Да ты что, их же трое и они, похоже, очень хорошо подготовлены.

— А зачем тебе голова? Не нужно нападать сразу на всех, сделай так, чтобы они разошлись, и атакуй их поодиночке, а если сможешь, то вообще обойдись без мордобоя.

Подумав, я сказал:

— Знаешь, что-то не хочется мне ни на кого нападать, мне кажется, что лучше просто смыться.

— Это, конечно, умный ход, — сказал кореец, — но в данной ситуации нужно напасть на них. В случае чего, я тебе помогу.

— Как же ты мне поможешь?

— Увидишь. Обещаю, что помогу тебе, если ты не справишься. Воспринимай это как момент обучения.

Ли прошел мимо меня, продолжая неторопливо прогуливаться, а я остался сидеть в кустах, лихорадочно соображая, что же мне делать. Меня ужасала мысль ни с того ни с сего ввязаться в драку с тремя сильными противниками, и для начала я решил разведать обстановку. Я пошел по аллеям, стараясь держаться в тени деревьев и высматривая группу преследователей. На одном из перекрестков я их заметил. Корейцы стояли, словно в нерешительности, и, похоже, совещались, где нас искать. Я смотрел на них, почти отказавшись от мысли нападать, как вдруг один из них повернулся и пошел по аллее, а двое остались стоять на том же месте.

— Наверно, его послали искать нас, — подумал я.

Тут я вспомнил, что у меня в кармане лежит повязка дружинника. Я надел повязку, вышел из укрытия и уверенным шагом направился к компании.

Видимо, мое появление оказалось для них полной неожиданностью. Они молча, с удивлением уставились на меня.

— Что вы тут делаете? Предъявите документы, — жестко приказал я.

Парочка замерла в растерянности, и тут я вынул свисток и громко засвистел. Азиаты вздрогнули и бросились бежать со всех ног.

Из аллеи появился третий. Он с вытянувшимся лицом наблюдал за бегством своих товарищей. Осмелев от первого успеха, я бросился к нему, но он тут же пустился наутек.

Я почувствовал огромное облегчение. Мне удалось справиться с заданием и избавиться от преследователей с наименьшими потерями для себя.

Я поспешил разыскать Ли и встретился с ним уже через несколько минут.

— Я напал на них, но они убежали, — сказал я.

— А я-то думал, что тебя надо выручать, — с усмешкой ответил он.

Я спрятал повязку ДНД, и мы пошли в город.

По дороге я пристал к Ли с вопросами, кем могли быть эти люди и что им от нас нужно.

Ли сухо ответил, что нет смысла строить догадки, а нужно просто поймать и допросить одного из них, и все станет ясно.

Когда мы были уж недалеко от моего дома, поднимаясь по улочке от кинотеатра «Симферополь» в направлении магазина «Океан», я снова почувствовал слежку и среагировал мгновенно. Я схватил Ли за руку и буквально волоком затащил его в проходной двор и оттуда в сквозной подъезд одного из домов. Мы выскочили на параллельную улицу и там разделились. Он затаился в каком-то дворе, а я вскочил на забор с примыкающим к нему сарайчиком и распластался на крыше сарая, сжимая в руках толстую палку, которую ухитрился прихватить во дворе.

Один из преследователей пробежал мимо меня. Я не стал нападать на него, ожидая, что появятся двое других. С крыши сарая я видел, как он заглянул в проулки, а потом побежал в сторону Центрального универмага и скрылся из вида.

Вскоре появились двое его приятелей.

Парочка посовещалась о чем-то, и они разошлись: один отправился наверх к Пролетарской улице, а другой начал ходить взад-вперед по улице, на которой находился сарай. Потом он подошел к забору, за которым я прятался, и присел на корточки, привалившись к нему спиной и оказавшись практически подо мной.

Я понял, что более удачного момента для нападения не представится, и пополз по крыше сарая, выбирая более удобную позицию для прыжка. Из-под моей ноги вылетел камешек и упал вниз. Парень, услышав шум, приподнялся, но тут я прыгнул на него и с размаху ударил палкой. Он дико закричал и отскочил в сторону, я размахнулся и снова ударил, отведя его руки и целясь в шею. К моему удивлению, он снова вскрикнул, упал и остался лежать без движения. Я стоял над распростертым телом, сжимая в руках палку, и думал, стоит ли ударить еще раз для страховки или уже достаточно. Мне показалось, что парень зашевелился, я поднял палку, и вдруг она вылетела у меня из рук от резкого удара. Я отскочил в сторону и увидел Ли, возникшего словно из ниоткуда.

— Я думал, что ты ждешь меня во дворе, — с облегчением произнес я.

Ли схватил парня за руки и сказал:

— Берись за ноги, отволочем его во двор, там будем допрашивать.

Мы бегом оттащили бесчувственного корейца во двор и положили его на землю. Ли несколько мгновений смотрел на него, словно в нерешительности, и затем сказал:

— Здесь его допрашивать нельзя — крики могут услышать. Надо уйти подальше. На улицу выходить мы не можем, придется уходить по крышам.

Ли быстро снял с парня его одежду, крепко связал этой одеждой его руки и ноги и засунул ему в рот его же собственные носки. Все происходящее показалось мне нереальным, как будто я сплю и вижу сон.

— Быстрее, — скомандовал Ли и с кошачьей ловкостью буквально взлетел на крышу небольшого домика. Мы перебирались по крышам, стараясь производить как можно меньше шума, но это было трудно, так как старые крытые железом или черепицей крыши трещали, хрустели и звенели под ногами. Из дворов нас облаивали собаки. Потом мы спустились с крыш и понесли пленника через какие-то дворы.

Я был слишком возбужден, чтобы хорошо соображать, но еще на крыше понял, что парень притворяется, что он без сознания. Когда мы его роняли, его тело слегка напрягалось, чтобы смягчить удар.

Я тогда сказал Ли:

— Мне кажется, он приходит в себя, может быть, его еще раз долбануть?

— Не надо, — ответил тот, — я нажал ему на нужную точку, и он сейчас не причинит нам хлопот.

Такая уверенность Ли мне показалась немного странной, но я не стал возражать.

В конце концов. Ли выбрал безлюдное место и приказал мне остановиться и положить пленника на землю.

— Сейчас мы будем его допрашивать, — сказал он.

Ли приподнял парня за плечи, посадил спиной к стене и ногтем надавил на точку у него под носом. Парень застонал и открыл глаза. Ли вынул носки у него изо рта и, предупредив, что прикончит его, если тот попытается закричать, начал задавать вопросы, выясняя, кто он, откуда и кто его послал следить за нами.

Пленник молчал, злобно глядя на Ли, и время от времени с выражением крайнего презрения сплевывал на землю.

Ли повернулся ко мне.

— Ты должен заставить его говорить. По-моему, пора применить пытку, — сказал он.

Я улыбнулся и ответил:

— Это твой человек.

— Почему ты так решил?

— Это очевидно. Ты предлагаешь мне пытать его, вместо того чтобы делать это самому. Два раза ты не позволил мне ударить его, а теперь ждешь от меня каких-то действий. Если тебе очень хочется — давай я долбану его головой о стену.

— Будем считать, что ты выдержал это испытание, — сказал Ли. — Ты угадал. Это действительно мой человек.

Он быстро развязал пленника, одновременно укоряя его за то, что тот был недостаточно ловок. Парень оделся, молча поклонился Ли и ушел.

— Зачем ты это сделал? — спросил я. — Ведь парень мог здорово пострадать?

— Не волнуйся, он достаточно крепок, чтобы выдержать твои удары. Ты нуждался в подобном уроке, потому что только в критической ситуации человек может сломать свои внутренние барьеры.

— Какие барьеры?

— Во-первых, ты преодолел страх перед схваткой с неведомым и сильным противником. Победив в этой схватке, ты приобрел уверенность в себе. Но, что гораздо важнее, ты сумел разрушить стереотип законопослушного гражданина. Обычный человек часто даже в смертельно опасной для него ситуации не может преодолеть себя и начать действовать против закона, против общепринятых норм морали или религиозных догм. Внутренний неконтролируемый страх нарушить какие-то запреты лишает его самостоятельности и делает слабым и пассивным. Такой человек будет ждать помощи от милиции, полиции, закона или Бога. Он будет думать о том, что на свете существует высшая справедливость, что добро должно победить зло и надеяться на что-то, но только не на себя. Именно поэтому он упускает возможность дать восторжествовать справедливости.

Воин жизни не может позволить себе роскоши быть слабым и подчиняться бессмысленным установкам. Он следует законам общества, в котором живет, если ему позволяют обстоятельства, и нарушает законы, когда обстоятельства к этому вынуждают… например, спасая собственную жизнь.

Мы почти дошли до моего дома, когда Ли сказал:

— В субботу мы поедем на перевал, и ты увидишь, как тренируются ученики одного из моих братьев.

— У тебя здесь есть братья? — спросил я.

— Братьями я называю тех, кто следует по тому же пути, что и я, — сказал Ли.

На следующее утро я вышел из дома и направился к автобусной остановке, чтобы доехать до института. Мельком я заметил какого-то человека, который показался мне странным, и у меня возникло подозрение, что он следит за мной.

— Продолжаются вчерашние игры, — подумал я и решил получше разглядеть своего преследователя и убедиться, что не ошибаюсь. Я ускорил шаг, потом побежал. Обернувшись, я увидел, что человек бежит за мной. Я резко свернул на боковую улицу, по которой почти никто не ходит, кроме тех, кто живет на ней, и пошел медленным шагом. На середине улицы я сделал вид, что уронил ключи, и, поднимая их, незаметно посмотрел назад.

Мой преследователь стоял на углу, прикуривая сигарету и нарочито не смотря в мою сторону. В этот раз мне удалось его хорошо разглядеть, и я сразу понял, что к Ли он не имеет никакого отношения. Во-первых, я сомневался, что ученики Ли или его братья стали бы курить, во-вторых, он был европейцем, но главное, что меня убедило, — это выражение его лица. У него было лицо типичного уголовника. Оно было немного туповатое и злобное. Одет он был обычно и довольно неряшливо — в куртку неприятного коричневатого цвета.

Я медленно проследовал по улице до поворота, повернул направо и бросился бежать, сворачивая в переулки и пересекая дворы. В одном из двориков я затаился и, выглянув, увидел, как мой преследователь мечется по улице, разыскивая меня. Подождав некоторое время и убедившись, что он окончательно потерял надежду отыскать меня, я пошел в институт.

Поскольку до субботы я не должен был встретиться с Ли, на ночь я решил остаться в общежитии института. Я был в своей комнате, когда дверь резко распахнулась, и в комнату вошли двое. В одном из них я узнал человека, следившего за мной утром. Второй был выше ростом и более массивным, с угрюмым неприятным лицом.

— Что вам нужно? — спросил я.

— Мы принадлежим к обществу Черного дракона, — торжественно сказал тот, кто следил за мной. — Говорят, в Крыму ты один из лучших специалистов по рукопашному бою. Наше общество выбрало тебя, чтобы ты тренировал нас.

— А чем занимается общество Черного дракона? — поинтересовался я.

— Об этом ты узнаешь в свое время, — отрезал он.

— Мы бьем ментов, — с нехорошей усмешкой произнес высокий.

В его устах «бьем» прозвучало как «убиваем».

— Не думаю, что смогу тренировать вас, — сказал я. — Я слишком сильно загружен и не смогу выбрать время.

— Ты сможешь выбрать время, — жестко произнес первый. — Общество Черного дракона жестоко мстит тем, кто противится ему. Вначале мы проверим, достоин ли ты тренировать нас, и для этого ты должен будешь выдержать схватку с нашими лучшими бойцами. Назначь время и место поединка.

Мне стало не по себе. Перспектива вступить в конфликт с бандой психопатов, сдвинутых на боевых искусствах, основательно меня напутала. Чтобы прояснить ситуацию, я предложил:

— Может быть, подеремся прямо здесь?

— Нет, это может привлечь внимание, — сказал первый. — Мы не хотим рисковать. Назначай место и время, но не позднее завтрашнего дня.

Я предложил встретиться завтра вечером около могилы Болгарева, расположенной в парке сельхозинститута.

Как я жалел, что до субботы не смогу встретиться с Ли и спросить у него совета! Найти его я не мог, поэтому отправился к своим друзьям, чтобы разузнать что-нибудь об обществе Черного дракона и подготовиться к завтрашнему поединку.

Никто из моих знакомых никогда не слышал о Черных драконах. На следующий день я с двумя своими друзьями, которые тренировались у Эльюнси Мухаммеда, пришел к могиле Болгарева примерно за час до назначенного времени. Мы подготовились к драке, на всякий случай спрятали в траве пруты железной арматуры и вырвали из земли несколько табличек с названиями деревьев, произрастающих в парке. Эти таблички были изготовлены в виде металлического стержня с приваренной к нему железной пластиной и могли служить своеобразными топориками. Таблички мы разложили в укромных местах, друзья спрятались в засаде, а я стал ждать появления Черных драконов, но они так и не пришли.

Я поехал домой и в автобусе встретил своего приятеля-художника, который брал у меня уроки рукопашного боя. Он предложил проводить меня до дома.

Под аркой моего дома курили двое.

— Мы из общества Черного дракона, — сказали они. — Мы ждем тебя. Пойдешь с нами. Если сделаешь хоть один шаг вперед, начнем бой прямо здесь.

Мне не хотелось драться в своем дворе, где меня могла увидеть мама и соседи, и я согласился пойти с ними.

Мы с приятелем пошли вперед, и, когда нам удалось немного оторваться, он тихо спросил меня:

— Что мне делать, убегать?

— Лучше останься. Когда я начну драться, если дела пойдут плохо, побежишь и позовешь кого-нибудь на помощь.

Тут Черные драконы нас догнали. Мы вошли в переулок с булыжной мостовой около татарских дувалов.

Черные драконы сказали, что драться будем здесь.

— Почему вы не пришли к могиле Болгарева, как мы договорились? — спросил я.

— Мы же не дураки и прекрасно понимали, что там ты подготовишь какой-нибудь сюрприз. А здесь мы будем драться честно, — сказал один из них.

— Я буду драться с одним из вас или с обоими? — спросил я.

— Достаточно одного меня, — ответил самый рослый из них и сделал шаг вперед. Он подвигался на месте, словно разминаясь. Его движения были легкими и быстрыми. Затем он резко прыгнул ко мне в манере каратистов. Я отскочил. Мы повторили это пару раз, и в какой-то момент, когда он шагнул ко мне, я, вместо того, чтобы отскочить, сделал шаг к нему и ребром стопы ударил его в шею с такой силой, что он упал, да так и остался лежать.

Мой приятель, изрядно напуганный, смотрел на нас с отвалившейся челюстью.

Второй Черный дракон гордо посмотрел на меня и сказал:

— Ты нам подходишь.

Затем он просто повернулся и ушел, оставив товарища лежать на мостовой.

— Наверно нужно вызвать врача, — сказал я.

— Ты что, с ума сошел, — ответил мой приятель. — Хочешь, чтобы нас забрали в милицию? Давай лучше сматываться.

— Пожалуй, ты прав, — ответил я.

Я приложил пальцы к шее моего противника. Пульс прощупывался, но он по-прежнему был в глубоком обмороке.

Мой друг побежал домой, а я все-таки не выдержал и позвонил из автомата в «Скорую помощь», сказав, что какой-то человек лежит на улице без сознания.

Долгое время Черные драконы меня не беспокоили, но потом мне вновь пришлось столкнуться с ними.

В субботу днем я встретился с Ли, и мы на троллейбусе поехали на перевал. По дороге я рассказал ему о столкновении с Черными драконами. Ли сказал, что я, в общем, действовал правильно, и обещал в случае необходимости свою помощь. На перевале мы вышли из троллейбуса, и Ли по тропинке повел меня в горы. Минут через пятнадцать мы увидели молодого корейца, который сидел под скалой на стволе дерева, уложенного на камни. Кореец встал, молча поклонился Ли и обменялся с ним какими-то, тогда мне еще непонятными, жестами.

Потом он сказал:

— Нас уже ждут. Учитель Учителя.

На меня он даже не взглянул.

Довольно долго мы поднимались в горы по почти незаметным тропинкам в полном молчании. Наконец мы вышли на поляну, расположенную на крутом склоне. Выше уже начиналась яйла.[9]

На поляне тренировались несколько групп корейцев. Наш сопровождающий, снова обменявшись жестами с Ли, присоединился к ним. На нас никто не обратил внимания, ритм тренировки не изменился.

От одной из групп отделился человек более пожилого возраста, чем остальные. Я понял, что это Учитель. Он подошел к Ли, жестами выразил ему свое почтение и вернулся обратно. Ли движением руки приказал мне сесть под дерево и опустился на землю рядом со мной.

Подобной тренировки мне никогда раньше видеть не приходилось. Я впервые по-настоящему осознал, что такое «потогонная система». Корейцы тренировались, разбившись на группы по три-четыре человека, отрабатывая различные элементы боя в лесу, хождения и бега специальными способами вверх и вниз по склону, прыжки с опорой и без опоры, лазанье по деревьям.

Они наносили удары руками и ногами по деревьям, перемещаясь по склону вокруг дерева сверху вниз и снизу вверх, что значительно усложняло тренировку, так как склон был достаточно крутой. Очень много времени уделялось отработке техники прыжков с использованием преимуществ местности. Ученики совершали сверху вниз по склону очень длинные прыжки, успевая в полете выполнить большее количество ударов и технических элементов, чем это удалось бы им в спортзале на горизонтальной поверхности. Они учились приземляться с большой высоты на кучи листьев, на землю, совершая кувырки и перекаты с переходами в стойки.

Мы наблюдали, сидя под деревом, около четырех часов. Тренировка не прекращалась ни на минуту. Затем Ли сделал мне знак уходить, и мы тихо ушли, ни с кем не попрощавшись.

— Ты видел достаточно, — сказал Ли.

На перевале мы сели на троллейбус, и я тут же задал вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

— Кто эти люди?

— Это люди, идущие по пути воина, — ответил Ли. — Пока еще они находятся в состоянии, которое не делает их настоящими последователями воинов жизни, но их тело и дух подготовлены достаточно для того, чтобы постепенно начать развивать их мозг.

Потом Ли спросил мое мнение о технических элементах, которые они выполняли. Я увидел многое из техники прыжков, о которых он мне раньше рассказывал. Урок оказался очень полезным, так как теперь я смог более глубоко уяснить основные механизмы прыжков, кувырков и перекатов, выполняемых с помощью рук, и понять многие принципы техники этого стиля, особенно в условиях гористой местности.

Через некоторое время мне снова довелось увидеть, как тренировались эти ребята, но это была тренировка совсем другого типа.

Был праздничный день. Утром мы с Ли выехали в лес, чтобы потренироваться, а ближе к вечеру вернулись в город и вышли на улицу Пушкина, гуляя и разговаривая среди празднично одетой толпы. Вдруг Ли сказал:

— Взгляни на толпу. Ты не замечаешь ничего необычного?

Я вспомнил, как Ли учил меня оценивать ситуацию в любом ее проявлении. Он говорил, что нужно уметь абстрагироваться, отстраниться от ситуации и увидеть ее целиком, а не только отдельные ее составляющие.

Я постарался остановить мысли и оценки, окидывая толпу скользящим рассеянным взглядом, чтобы даже не увидеть, а почувствовать в ней какие-то отклонения от нормы. Но все было естественно и спокойно, не было никаких группировок или течений в толпе, выделяющихся чем-то необычным. Некоторое время я сканировал толпу взглядом и вдруг почувствовал что-то особенное и в то же время знакомое в двух людях, которые шли на некотором расстоянии от нас по противоположному тротуару. Они шли спиной к нам, не оглядываясь, и я не мог видеть их лица, но от них исходило странное ощущение определенного очарования. Они показались мне тенями, отстраненными от всего мира. Я подумал, что такой человек смог бы пройти мимо разбушевавшейся компании хулиганов, выбирающих себе жертву, и не привлечь их внимания, потому что он был настолько замкнут на себе, сосредоточен, захвачен каким-то делом и так целенаправленно следовал по своему никому не ведомому пути, что создавалось впечатление, что, присутствуя здесь, он не присутствует вообще.

Я указал на них Ли и сказал:

— Эти двое не похожи на всех остальных, мне кажется, что они выделяются из толпы, но в то же время они настолько смешаны с ней, что, выделяясь, они остаются незаметными.

— Надо же, ты заговорил почти как настоящий Спокойный, — удивился Ли. — Ты почувствовал, что они выделяются, не выделяясь, но твоей интуиции не хватило на то, чтобы понять, что ты уже встречался с ними раньше.

— Когда?

— Ты наблюдал их тренировку на Чатырдаге. Сейчас они снова тренируются, и на этот раз их задание — быть незаметными в толпе.

— Но они же заметны. Я ведь заметил, что они не такие, как все.

— Для тебя — да, они заметны. Но только потому, что ты похож на них и следуешь по тому же пути. Но для того, кого они преследуют, они незаметны, потому что умеют растворяться в толпе.

— Они следят за кем-то?

— Да.

Ли указал мне на человека далеко впереди.

— Этот человек тоже идет по пути воина, но двоих, которые следят за ним, он не знает. Ему дали задание пройти в определенное время по определенным улицам, но он не знает, что за ним должны будут следить. Конечно, иногда преследователи совершают ошибки, и тогда их можно заметить. Я знаю их маршрут. Мы пойдем за ними, и ты сможешь увидеть, как они работают.

На Пушкинской было много народу, и корейцы могли двигаться почти открыто. Иногда они разделялись, я увидел, как один из них совершенно естественным образом подошел к компании незнакомых ему людей и присоединился к ней так, что со стороны казалось, что он принимает участие в беседе, и в то же время компания не обращала на него никакого внимания. Потом он незаметно шагнул в сторону и снова устремился за кем-то.

Мы свернули на боковую улицу, снова свернули. Улицы становились все более безлюдными. Я поразился, насколько искусно ребята пользуются элементами местности, скрываясь в подворотнях, за всевозможными укрытиями, как они ловко, отстраненно и профессионально следят издали, как сокращают расстояние, как, следуя по параллельной улице, ведут наблюдение из-за домов, как незаметно опережают объект слежки, поджидая его в каких-то пунктах, как обмениваются знаками.

Впоследствии мне удалось освоить некоторые современные способы слежки, и тем большее восхищение вызвало у меня после этого средневековое шпионское искусство. Корейцы то как молнии проносились бегом по какому-то участку, застывая в удобном для наблюдения месте, то сближались и изображали мирно беседующую пару. При этом они периодически менялись одеждой, то снимали, то надевали куртки, иногда выворачивали их наизнанку, снимали и одевали разные головные уборы. Мы смогли проследить за всем этим только потому, что Ли знал маршрут их передвижения, и, периодически сокращая путь или выбирая удобное для наблюдения место, демонстрировал мне их виртуозную работу.

— Умение быть невидимым — одно из упражнений воина, — сказал Ли. — Эти упражнения достаточно трудны, но тот, кто следует по пути воина, должен уметь выслеживать и маскироваться.

Скоро задание у этих двоих поменяется, и они начнут следить за чужими. Наблюдение за чужими людьми выполняется обычно каждый день в течение месяца, после чего тренировки по следованию за объектом прекращаются и проводятся для поддержания навыка один раз в месяц. Конечно, основные приемы передвижений и уловок отрабатываются заранее среди других похожих упражнений, но уже не связанных со слежкой. Это и упражнения по маскировке, и различные боевые техники, но база технических элементов у слежки и смежных упражнений одна и та же.

Ли указал мне на мужчину, который подошел к двум корейцам, за которыми мы наблюдали, и сказал, что этот человек сейчас дает им новое задание.

Некоторое время они следили за нарядом милиции, курсирующим по городу. Это было очень просто, так как милиционеры, занятые своими разговорами, казалось, ни на что не обращали внимания.

Я разочарованно заметил, что это — задание для детей.

Ли усмехнулся.

— Дальше будет гораздо интереснее, — сказал он. — Скоро задание снова поменяется.

— Что они будут делать?

— Увидишь.

Двое прекратили слежку за милицией и спокойно пошли по улице, направляясь к велотреку. Они притаились за домом недалеко от входа на велотрек. На улице почти никого не было. Вероятно, ребята знали расписание движения патрульных машин милиции, потому что вскоре одна из милицейских машин подъехала и остановилась. Милиционеры вышли из машины, один из них пошел на велотрек, а другой остановился у ограды, вероятно, поджидая товарища.

Мы с Ли стояли за деревьями на противоположной стороне улицы.

— А теперь смотри внимательно, — сказал Ли. — Одному из учеников дано задание подобраться сзади к милиционеру, вытащить у него из кобуры пистолет, а потом положить пистолет на место и уйти так, чтобы милиционер ничего не заметил.

Я подумал, что это похоже на фантастику.

Милиционер, который стоял у ворот, сначала следил за передвижениями своего напарника, а потом уставился на ограду велотрека, словно увидел там что-то интересное. Я заметил, как от угла дома, где притаились корейцы, оторвался один из них и, с невероятной скоростью преодолев на полусогнутых ногах расстояние до милицейской машины, присел за ней. Он бежал совершенно бесшумно, сохраняя положения центра тяжести на одном уровне и перекатываясь с пятки на носок, и милиционер ничего не услышал. Переждав несколько мгновений за машиной и, видимо, почувствовав, что в ближайшее время милиционер не собирается поворачиваться, кореец встал и направился к нему мягкими неслышными шагами. Казалось, он парил над землей, от него веяло спокойствием и безмятежностью. Когда до милиционера оставалось два-три метра, он присел и перешел в низкую стойку на две головы ниже своего роста. Тут я впервые увидел знаменитое упражнение тени, которым так гордятся ниндзя. Парень скользнул, буквально стелясь по земле, и мне показалось, что он, как тень, прилип к ногам милиционера со стороны спины. Милиционер оглянулся и повернулся в сторону, сменив положение. Кореец беззвучно перемещался за его спиной синхронно с движениями его головы и туловища так, чтобы все время находиться вне поля зрения. Выждав момент, когда милиционер перестал двигаться, кореец осторожно вынул из его кобуры какой-то предмет и, подержав его в руках, положил обратно. Потом, пробежав несколько метров в низкой стойке, выпрямился и медленно вразвалочку пошел вдоль ограды. Милиционер до сих пор так и не взглянул на него. Одним прыжком парень перемахнул через решетку велотрека и исчез. Я подумал, что он, наверно, сразу залег за ней, чтобы не привлекать внимание.

— Больше ничего интересного мы не увидим, — сказал Ли, и мы направились к центру города.

Через несколько дней Ли, посмеиваясь, рассказал мне, что ученику, который должен был вынуть пистолет из кобуры милиционера, засчитали выполнение упражнения, несмотря на то, что вместо табельного оружия он вынул и положил обратно в кобуру… соленый огурец в полиэтиленовом пакете.

— Это было похоже на чудо, — сказал я. — Если бы я не увидел своими глазами, я бы просто не поверил, что такое возможно.

— Тут нет ничего сложного, — возразил Ли. — Все решает только хорошая техника. В этом упражнении главное — это контроль за дыханием, за звуками, производимыми твоим телом и одеждой, и, самое главное — контроль за настроением и органами чувств человека, к которому ты приближаешься вплотную. От тебя не должно исходить никаких запахов, ты должен уметь дышать глубоко и бесшумно. Для этого существует специальный вид дыхания. Так как упражнение выполняется в очень низкой стойке, ты испытываешь большую физическую нагрузку, и если ты будешь дышать только через нос или только через рот, шум дыхания будет слышен. Секрет в том, чтобы широко раскрыть горло, напрягая особым образом внутренние мышцы горла, щек и носа.

Кроме того, ты должен в своих ощущениях как бы слиться в одно целое с объектом, чтобы чувствовать каждое его движение и поворачиваться вместе с ним в ту или другую сторону. Твое тело должно плавно перетекать, как тень, повторяя его движения, нога должна ставиться определенным образом в зависимости от вида почвы, но самое главное — ты всегда должен наблюдать за положением внешних уголков его глаз, не видя, но чувствуя их. Ты должен быть вне поля его зрения, даже если он повернет голову и посмотрит назад. Если он посмотрит назад, твоя задача — присесть так низко и прижаться к нему так близко, чтобы ни одна из частей твоего тела не попала в поле его зрения.

Для тебя будет почти невозможно выполнять это упражнение с людьми среднего и ниже среднего роста, потому что ты слишком большой, но с людьми твоей комплекции ты сможешь проделывать его без труда. Имей в виду — если ты долго не выполнял это упражнение, хотя умел выполнять его раньше, требуется около полугода для того, чтобы восстановить навык.

— Если полгода требуется только для восстановления навыка, сколько же времени нужно для освоения упражнения? — спросил я.

— Это упражнение изучают не отдельно, а в комплексе боевого искусства. Все зависит, конечно, от конституции и физического состояния обучаемого. Технику «катящийся камушек» ты изучаешь уже сейчас, низкие позиции у тебя получаются достаточно хорошо, ты умеешь застывать в неподвижности. Твой недостаток — это относительно слабые ноги, впоследствии это может оказаться препятствием в твоем дальнейшем совершенствовании, и освоение некоторых техник отнимет у тебя больше времени.

Ли начал обучать меня необходимым навыкам слежки — бесшумному дыханию, чиханию, кашлянию и даже отправлению естественных надобностей. Он щекотал перышком глубоко у меня в носу, заставляя меня подавлять желание чихнуть. Для этого нужно было при первом позыве к чиханию сосредоточиться на глубоком выдохе, после чего задержать дыхание, чуть напрягая мышцы шеи и отводя уголки рта в стороны и вниз. Желательно было прикрыть лицо скомканной материей, ни в коем случае не зажимая нос, если же материи не было под рукой, просто поднести сложенную лодочкой ладонь к носу и ко рту и, широко разинув рот, позволить спазму чихания разрядиться. Отсутствие воздуха под ладонью делало чихание практически беззвучным.

Та же самая техника годилась и для кашля, но Ли дополнительно обучил меня специфическому способу отрыжки, применяемой в случае, когда, например, першило в горле или когда нужно было выкашлять мокроту из горла или отрыгнуть что-либо, а потом проглотить. Ли показал мне, как бесшумно испускают газы, раздвигая руками ягодицы и одновременно разными способами уничтожая неприятный запах. Он научил меня уловкам, убирающим запах тела и амуниции. Я узнал, как избавляться от желания откашляться или чихнуть одновременным нажатием на ряд точек, а также другими способами.

Долгие часы я посвящал бесшумным передвижениям и особой тренировке стопы, когда различные ее части должны были в определенной последовательности ставиться на почву или опору.

Я учился держаться и перемещаться так, чтобы мое тело казалось то большим и внушительным, то маленьким и незаметным. Ли сказал, что то, как я выгляжу, оказывает большое психологическое воздействие на противника или окружающих людей. Когда в человеке чувствуется определенный тонус, его плечи расправлены и расслаблены, грудь держится высоко, это создает впечатление превосходства и подавляет противника, если же нужно казаться незаметным в толпе, лучше не демонстрировать свой тонус, рост, силу и агрессивность и двигаться со слегка опущенными плечами, как бы ухода вниз в землю. Проходя мимо, не следовало встречаться взглядом с людьми из толпы или с объектом слежки, а также пристально смотреть на них, потому что многие люди чувствуют посторонний взгляд и отрицательно на него реагируют.

Ли научил меня присоединяться к компаниям на улице, сливаясь с ними так, как будто я к ним принадлежал, а потом незаметно исчезать. Для того, чтобы войти в контакт, я должен был заранее выбрать образ, в котором я собирался предстать, и в зависимости от образа определенным образом переместить энергию организма. Если мне нужно было в разговоре настоять на своем и выглядеть уверенным в себе, я вызывал ощущение легкости плеч и перемещал ци в энергетический центр, который я ощущал в виде продолговатого диска, слегка смещенного к спине, нижняя часть которого захватывала солнечное сплетение, а верхняя часть кончалась у межключичной ямки.

В случае, когда я должен был выглядеть слегка «пришибленным» и просить о чем-то собеседника, я опускал энергию в область нижнего дань-тяня,[10] формируя энергетический диск от пупка до корня полового члена. Ли заставлял меня общаться с людьми, навязывая им свою волю и вызывая те или иные эмоции только с помощью перемещения энергии, без обычных для Спокойных трюков, и, к моему удивлению, это срабатывало.

Как-то в перерыве между упражнениями я спросил:

— Ли, ты обучаешь меня такому количеству шпионских уловок. Мне всегда казалось, что шпионаж в первую очередь связан с политикой. Преследует ли клан Спокойных какие-либо политические цели?

— Во-первых, я обучаю тебя средневековому искусству незаметности, а не современной разведке, во-вторых, нет ничего более отвратительного, чем политика, — резко ответил он. — Политика распространяется вовне. Она воздействует на людей, на окружающий мир и всегда связана с духовным, а подчас и с физическим насилием. Клан Спокойных отличается от других кланов, причастных к политике, в первую очередь тем, что его влияние распространяется внутрь, а не наружу. Спокойные заняты своими проблемами, и их образ жизни не приводит ни к духовному, ни к физическому насилию, что сплошь и рядом случается в этом мире, когда политические и экономические интересы объединяются ради достижения могущества и богатства, которые составляют две стороны одной монеты. Ряди этих целей жертвуют не только чужими, но и своими жизнями. Это не отвечает традициям воинов жизни.

— Мне кажется, в этом мире клан не может существовать, замкнувшись на себе, не распространяя своего влияния наружу, — возразил я. — Для нормальной жизни членам клана необходимы деньги и свобода, а свобода — почти синоним власти. Ты говорил мне, что Спокойные умеют зарабатывать деньги, и я сам убедился, сколь совершенно их воинское искусство. Может ли такой могучий клан быть в стороне от всего внешнего? Насколько мне известно, все более или менее сильные тайные кланы за рубежом рано или поздно перерождаются в мафию.

— Ты путаешь цели и средства. Для мафиозных кланов цель — это богатство и власть, а учение, доктрины и традиции — лишь средство удержать и приумножить власть и богатство. Все зависит от идей, которые заложены в основу учения клана.

— Ли, но ты же сам говорил, что любые идеи, любое учение можно трактовать так, что оно будет использоваться в угоду обогащения и усиления власти группы людей, его проповедующих.

— Это верно. Но воины жизни не извращают своих идей. Они могли бы стать одной из могущественнейших организаций, если бы деньги или власть стали их целью, но их цель — счастье, свобода, самосовершенствование и бессмертие, и свою силу они используют только для ответа на агрессию, и тут в ход идут все средства. Главное для клана Спокойных — проблема людей. Тут, как говорится, «кадры решают все». Мы отбираем людей, имеющих светлые помыслы и добрую душу. Не думай, что мне легко было найти и выбрать тебя, европейца, вместо того чтобы воспользоваться сотнями других желающих стать моими учениками.

Вопрос, почему Ли сделал меня своим учеником, все время не давал мне покоя, несмотря на его сказку об оплате сыном долга отца. Я подумал, что, может быть, теперь сумею получить ответ на это, и спросил:

— Ли, по каким критериям Спокойные отбирают учеников? По каким критериям ты выбрал меня?

— Таких критериев очень много. Учитель должен хотеть учить ученика, а ученик должен хотеть учиться. Только тогда жажда Учителя и ученика будет удовлетворена. Но еще более важно, чтобы ученик хотел учиться именно тому, чему его хочет научить Учитель, потому что одно и то же знание можно получать с разными целями и использовать его по-разному. Кроме того, ученик должен контролироваться Учителем. Учитель должен знать об ученике больше, чем о самом себе, в том числе и о его внутренних возможностях, жаждах и пристрастиях. Таким образом. Учитель будет охранен от предательства ученика, от его ошибок и, в случае чего, сможет обезопасить клан от последствий действий ученика, сняв таким образом с себя ответственность за неудачу. За учеником надо наблюдать, как за врагом, и уметь нейтрализовать любые его осознанные или неосознанные нежелательные для клана поступки.

От подобной откровенности мне стало как-то не по себе.

— Ли, неужели к ученику действительно надо относиться как к врагу?

— Да, до тех пор, пока он не стал тебе сыном.

— А как ты относишься ко мне — как к сыну или как к врагу?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Это слишком интимный вопрос, чтобы на него было легко ответить. Подожди, придет время и ты узнаешь, что ты значишь для меня и что я значу для тебя.

— Ты очень много для меня значишь, — сказал я.

— Ты так думаешь, но ты даже представить себе не можешь, как много я значу для тебя на самом деле, — Ли улыбнулся весьма двусмысленно, и я не смог понять, какой подтекст он вкладывает в эту фразу, но мне очень хотелось, чтобы этот подтекст был благоприятным для меня.

— Ученик, — продолжал Ли, — должен подходить под учение как ножны под клинок, для которого они созданы. Ученик представляет собой форму, которую можно заполнить, но которую крайне трудно изменить. Есть ученики, имеющие форму воина, отшельника, знахаря или Хранителя знания. Хранителя знания отыскать труднее всего. Принцип духовного ненасилия заключается в том, чтобы заполнить форму ученика тем, что он сам желает получить и к чему он предназначен, делая это так, чтобы ученик, получив знания, не мог принести вреда ни себе, ни окружающим.

— О каком вреде ты говоришь?

— Это глупый вопрос. Подумай, и ты сам сможешь на него ответить.

— Я не так выразился. Меня интересует, как ученик может принести вред клану. Я, например, из всех членов клана Спокойных знаю только тебя, но мне неизвестно даже, где ты живешь и как можно тебя отыскать. Ты всегда находишь меня сам. Как же я могу причинить вред клану?

— Видишь, как плохо, когда твои мысли опережают слова, когда ты думаешь об одном, а спрашиваешь о другом. Но, по правде говоря, твой второй вопрос еще глупее, чем первый. Надеюсь, ты не ждешь, что я буду учить тебя, как можно принести вред клану?

Глядя на мое лицо. Ли расхохотался.

— Ладно, не будем об этом говорить. А как мне выбирать учеников для себя, если возникнет такая необходимость?

— Ты научишься этому после того, как мы пройдем основной курс обучения.

— Тогда давай еще немного поговорим о политике. Неужели клан Спокойных ни разу за все время своего существования не вмешивался в политические интриги?

— Я понимаю, почему тебя так заботит политика. То, что тебя беспокоит на самом деле, — это твое будущее. Ты хочешь стать офицером КГБ и поэтому в глубине души ты тревожишься о своей карьере, боясь, что политические взгляды клана Спокойных разрушат твои мечты. Запомни, что воины жизни никогда не вмешиваются в политику, не участвуют в политической деятельности. Это учение ради учения, оно направлено лишь на сохранение и выживание людей, которые выходят за рамки человеческого бытия. Оно направлено на гармоничное развитие личностей, которые умеют управлять жизнью и учат других управлять жизнью.

Естественно, что клан будет себя защищать. Естественно, что люди, познавшие «Вкус плода с дерева жизни», не захотят с ним расстаться, но они будут действовать только в случае, если агрессия общества будет направлена непосредственно на них, только ради того, чтобы спасти свою жизнь. Точно так же любой член клана должен уметь защищаться и выживать. Еще рано говорить о целях клана, о смысле постижения знаний, но когда-нибудь ты об этом узнаешь.

Могу сказать тебе только одно, — если когда-нибудь ты изберешь карьеру офицера госбезопасности, знания Спокойных не только не помешают тебе, но и не раз пригодятся. Не нужно мечтать о том, чего ты не знаешь, и бояться того, что еще не случилось. То, что ты уже имеешь, имеют немногие, и даже эта маленькая толика знаний изменяет тебя, заставляя по-другому относиться к себе, к миру и к общественным ценностям. То, что ты умеешь, никогда не покинет тебя, потому что ты сам этого не захочешь.


Примечания:



1

У-син. Пять первоэлементов (стихий) — огонь, вода, воздух, земля и дерево — философские категории Востока, с помощью которых древние ученые объясняли и описывали все явления как в природе, так и в человеческом организме. Широко известно построение первоэлементов в форме звезды, в котором отражены законы их взаимного влияния (усиления и угнетения). В Шоу-Дао существовало построение схемы взаимодействия первоэлементов в форме креста «Дерева жизни», в которой «дерево» располагалось в центре, а остальные элементы — по сторонам креста. Эта схема символизировала способ рождения жизни, когда живое (дерево) рождается из неживого — земли, воздуха, воды и огня (солнца). Одно из толкований схемы было также духовное совершенствование человека-дерева, подчинившего себе и уравновесившего четыре стихии.



9

Яйла. Плоская, безлесная поверхность крымских гор.



10

Дань-тянь. Энергетический центр человеческого тела. Здесь под дань-тянем подразумевается нижний дань-тянь, расположенный приблизительно на 3 цуня ниже пупка. Один пунь равен максимальной ширине ногтевой фаланги большого пальца руки.