XVIII. АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИСТОРИЯ МИРА

– Мир соткан из наших мечтаний. Просто все мы мечтаем о разном. Есть плохие люди с черными мечтами, и есть хорошие со светлыми, благодаря которым вся наша вселенная еще не летит в тартарары. И мечтам свойственно сбываться. Все, что мы видим вокруг себя, – это чьи-то сбывшиеся мечты. На то, чтобы мечта стала реальностью, нужно время. Нужно продолжать мечтать, а мечтая, делать маленькие шажочки навстречу мечте. Люди, которые мечтают, имеют власть менять мир, а люди без мечты – лишь «боты», симуляторы жизни для заполнения пространства вселенной. Но и они в состоянии измениться. В них есть искра, которую можно раздуть, и они тоже станут частью сознательной вселенной. Просто сердца у всех разные. У кого-то сердце светло-красное, и свет из него выходит светлый. А у кого-то сердце темно-алое, и оно источает сумрак. Это не потому, что ему так хочется, а потому, что такое сердце человек получил при рождении… Так было решено. Ибо мир должен быть, как лоскутное одеяло, соткан из разных мечтаний. Но при этом он должен быть и очень гармоничным, чтобы никто, взглянув на него, не сказал: «Вот белое одеяло с серыми пятнами». Любой, кто взглянет на мир, должен сказать: «Какой же причудливый и сложный узор соткан здесь из множества лоскутов!» И получается, что ты меняешь этот мир. Раз мечтаешь о чем-то. Но вот искра в тебе пока не разожглась. Ты так – фитилек, едва тлеющий на ветру. Поскольку ты толком еще не знаешь, о чем мечтать, но не хочешь тупо заполнять пространство, оттого и мечешься. И сюда тебя бросила пока еще не мечта, а поиск мечты. Но здесь ли тебе ее искать?

Сикарту посмотрел мне прямо в глаза. И мне стало немного стыдно, что я, оказывается, вроде как «бот». Я всю жизнь думал, что я настоящий, а тут – прямо в сердце игла. Да еще где? На берегу океана, в полнейшем покое. Я не мог не верить Сикарту. Я подумал, что сейчас расплачусь, но сдержался. А он, видя, что я пребываю в полнейшем раздрае, продолжил:

– Что бы ты ни делал – плыви по течению, но осознай, куда плывешь. Иначе все теряет смысл. Все наши задумки лишь тогда превращаются в красивый узор, когда обретают смысл.

Сикарту замолчал. Он сидел в позе лотоса на берегу, метрах в трех от прибоя. В белых одеждах, с красивым, разукрашенным микроскопическими узорами красным шарфом на шее. Шарф был изготовлен из тонкой и явно мягкой ткани. Ветер трепал его, теребил его края, разбрасывал их в стороны. Контрастный, яркий образ: задумчивая неподвижная фигура смуглого черноглазого Сикарту – и красный, истерично пляшущий на ветру шарф. Сикарту был мудр, он знал про жизнь гораздо больше меня. Но я помнил, что он мне не помощник, ибо всегда преследует свои неясные цели. Ведь он просто пишет судьбы, а потом наблюдает, как сбывается все, что он задумал…

– Мне надо идти, – сказал я Сикарту. – Мне нужно спасать Вильяма Херста.

– Ты никого не спасешь. Ты не можешь никого спасти. Ты тратишь себя на что попало. Только что ты пытался, используя полученную силу, заняться сексом со спрайтом-красоткой. Разве такой человек может кого-то спасти?

Я покраснел. Мне стало очень неловко. Действительно, как-то не очень хорошо получилось. Но ведь так хотелось попробовать…

– Не удержался… было интересно, что получится…

– Ладно, иди. Я тебя не держу.

Я пожал плечами и двинулся в обратную сторону, а Сикарту остался сидеть на прежнем месте. Я шел по берегу, и сердце мое сжималось от тоски. Даже показалось, что я умру прямо сейчас, и мне так захотелось быть рядом с тобой, что меня тут же перебросило в другой пузырь.

Я оказался в комнате, очень похожей на гостиную в твоей старой квартире. Но что-то все-таки в ней было не так. Опять появилась мысль, что эту комнату отстроил некто, кому на словах подробно описали твою гостиную. И он воспроизвел помещение в соответствии со своим представлением о нем… В общем, все очень похоже, но чего-то не хватает.

В комнате было пусто. Громко тикали часы. Услышав за спиной постукивание когтей по паркету, я обернулся и увидел, как в комнату входит собака.

Это был мой пес Норд, умерший несколько лет назад. Его появлению здесь я не удивился, поскольку Норд снился мне чаще, чем кто-либо другой. Если честно, я очень тосковал по нему. Он прожил у нас в семье двенадцать лет, и в конце концов мне пришлось отвезти его на усыпление. Он был стар и болен, а я переезжал жить в Москву. Никто не хотел с ним возиться, и я отвез его в клинику. Никогда не забуду, как Норд, последний раз в своей жизни собрался кинуться на сидевшую в корзинке напротив трехлапую кошку. А потом обмяк на моих руках и затих. Мне кажется, что я никогда не плакал так горько. Слезы сами лились из глаз. Я пытался успокоиться, пытался казаться сильным, но тщетно. Я ревел как девчонка, держа на руках мертвое тело моего верного пса…

Не знаю, мучает ли меня совесть за тот поступок, я много раз прокручивал эту историю в голове, стремясь понять: был ли у меня шанс поступить иначе, но, честно говоря, так и не придумал другого варианта. Пес был своенравный, любил убегать, и, оставь я его – со страшным хроническим заболеванием ушей, не особенно любящим собак людям, – скорее всего, он закончил бы свою жизнь в грязной подворотне. Это недостойная смерть для достойного пса… В общем, Норд умер. И потом стал частым гостем моих снов. Видимо, между нами была очень тесная связь, которую не смогла разрушить смерть. Он играл со мной во снах, прогуливался рядом. В общем, вел себя в сновидениях, как настоящая, нормальная собака. Часто, просыпаясь, я долго не мог понять, что Норд вот уже шесть лет как умер. Поэтому, когда в комнату, с совершенно невозмутимым видом, вошел мой бородатый пес, я не удивился. Мне стало интересно пообщаться с ним в осознанном сновидении. Я присел на корточки и погладил его по голове. Пес подставил под мою руку ухо и зевнул.

– Ну как ты, дружище? – спросил я. Он грустно посмотрел мне в глаза. – Надо найти моих друзей. Я, видишь ли, заблудился.

В ответ Норд встал и побрел в другую комнату. Я последовал за ним.

Другой комнаты не было. За дверью обнаружился бесконечный не то ангар, не то склад, абсолютно пустой. Ни стен, ни потолка видно не было – так далеко они располагались. Я совершенно не удивился подобному повороту событий и послушно двинулся следом за псом. Шли долго. До тех пор, пока я не заметил вдали серый металлический предмет. Издалека могло показаться, что это скульптура плывущего человека, причем человека, у которого видна лишь та часть, что выступает из воды. И этот предмет шевелился. Подойдя ближе, я вскрикнул от удивления – это был Лоскут. Он действительно пытался плыть, погруженный в бетонный пол. Серый от грязи, пыли и бетонной крошки, весь в какой-то металлической стружке, Лоскут, услышав мои шаги, несказанно обрадовался.

– Ну здорово… что хоть догадался… помогай давай… – зашипел Лоскут и протянул мне руку.

Я схватился за грязную ладонь и стал тянуть его из бетона. Дело это было непростое. Я тащил изо всех сил, упираясь ногами в пол, пока наконец Лоскут не поднялся настолько, что смог опереться коленом. Вторая рука его была по-прежнему глубоко в бетоне. Лоскут закричал:

– Тяни сильнее!

И я стал тянуть сильнее. Он же отталкивался коленом от пола, и мы почти вытянули его вторую руку.

– Что там у тебя? – спросил я.

– А ты как думаешь? – сказал Лоскут и хитро подмигнул. – У нее кошмар.

Я вдруг понял, что Лоскут говорит о тебе, и у меня мигом появились прямо-таки сверхчеловеческие силы. Я превратился в супермена и, сосредоточившись, одним рывком извлек из пола перепачканного Лоскута в разорванной одежде и тебя. Выглядела ты нормально, ни пылинки. Однако в глазах твоих застыл ужас.

– Что случилось? Что произошло?! – закричал я тебе в ухо.

– Не знаю… Я никогда ничего подобного не видела. Это не описать… Все так сложно… Но это было ужасно. – Ты заплакала у меня на плече. – Мне кажется, эти игры нас убьют.

– Брось. Мы переживем многих и многих… Лоскут, что с ней случилось?

– Думаю, банальный bad trip. Она задержалась и попала в нехороший пузырь. А стимуляторы только усилили восприятие, и она увидела жесткий кошмар. Из тех, что рвут сердце и сознание, а потом толком не можешь вспомнить, что тебе приснилось. Ничего, пройдет. Малость отдышимся и полетим дальше. Надо спешить. Мало времени. Кстати, а как ты нас нашел?

– Ну… у меня сначала тоже было что-то вроде bаd trip^, а потом я встретил Сикарту… Помнишь странного персонажа из сна? Индонезийца. Он мне сказал какие-то грустные вещи, и я захотел увидеть ее… Вот и оказался неподалеку. А к вам меня привел мой пес.

– Твой пес? Странно… Спрайты – субъекты сна – не помогают сновидящим. Они просто участвуют в сне. Я, кстати, не знал, что у тебя есть пес.

– Был. Шесть лет назад он умер. Он мне часто снится…

– Умерший пес… Странно вдвойне. Умершие, конечно, наблюдают здесь за нами, но им запрещено вмешиваться.

– Кем запрещено?

– Откуда я знаю! Теми же, кто не хочет, чтобы мы узнавали слишком многое. Теми, кто, наверное, придумал все это – и реал, и сны… Богом. Или ангелами. Или инопланетянами. В том-то все и дело: никто понятия не имеет, что на самом деле представляет собой наш мир! И все, что знает человечество, – лишь ничтожные доли одного процента от того, что есть на самом деле. Но НЕКТО не особо горит желанием, чтобы мы знали больше… В общем, это бесконечная тема. Но лучше искать, а не рассуждать на тему. Тогда, может, мы узнаем чуть больше… Ладно, пора идти. А где твоя собака, кстати?

Я посмотрел по сторонам. Норд исчез.

– Ушел, – пожал я плечами. – Но что-то мне подсказывает – мы его еще встретим.

Я поднял тебя за руки. Ты сразу же обняла меня.

– Это просто кошмар. Тебе надо было проснуться.

– Тогда бы я окончательно отстала от вас…

– Да ну, пусть… Мы бы тут с Лоскутом справились. Ладно, надо спешить. Ты в порядке?

– Да. Почти…

Лоскут предложил взяться крепко за руки и взлететь. Когда люди только начинают практиковать осознанные сновидения, чаще всего они используют эти возможности для того, чтобы летать во сне. Многие вообще дальше этого не идут, и отчасти правильно делают. Для них ОС – это просто легкий фан, без всяких последствий. Летать во сне нереально круто. Даже если ты боишься высоты и полетов наяву, во сне все эти страхи отступают, и ты чувствуешь такую эйфорию, что… что словами не описать. Сильнейшее впечатление. Когда мы взлетели, все твои тревоги и переживания ушли на задний план. Очень быстро мы оказались выше облаков и полетели навстречу низкому солнцу, касаясь верхних слоев густого белого пара. Твои губы расплылись в блаженной улыбке. Я улыбался тебе в ответ. Мы неслись на огромной высоте и, по идее, должны были слышать оглушительный свист в ушах, ощущать дикий холод. Но никакого дискомфорта я не испытывал. Я просто наслаждался пронизывающим меня насквозь чувством свободы…

Лоскут подал сигнал, и мы стали снижаться. Аккуратно и беззвучно, держась за руки, спланировали сквозь густой туман и оказались на цветущем сочными красками, залитом солнцем лугу. Я не удержался и повалился в траву. Окружающее было донельзя реально. Цветы источали аромат, а трава немного колола спину. Только тут я вдруг понял: это тот самый луг, что привиделся мне когда-то. А значит, мы где-то рядом со стеклянной стеной.

– Нет. Скорее всего, это не тот луг, – будто прочитав мои мысли, сказал Лоскут. – Но именно здесь находится стеклянная дверь, про которую я тебе говорил. Пошли покажу.

Я поднялся на ноги, и мы последовали за Лоскутом.

– А как ты ориентируешься там, над облаками?

– С практикой приходит. Тут вообще понимать ничего не надо. Надо чувствовать.

Пройдя метров пятьдесят по лугу, мы увидели ту самую дверь, о которой говорил Лоскут. Просто дверь из толстого стекла, стоящая посреди поля. Никаких стен вокруг. Если дверь и являлась когда-то входом, то теперь необходимость в ней пропала. Ее можно было обойти с любой стороны. Я подошел вплотную к стеклянной плите, пошарил в траве. К грунту дверь была прикручена точно такими же болтами, что и приснившаяся мне прозрачная стена.

– И что? Какой в этом смысл?

– Ты же во сне. Не ищи привычного смысла. Просто надо ее открыть.

– А что тут открывать-то? Ее же обойти можно! Лоскут, ты чего?

– Сам ты чего. Думаешь, ты первый, кто решил тупо обойти ее? Попробуй. Тут же вылетишь в реальность. Повторю: тут нет привычной логики… Короче. Ты говорил, что с разбегу. Вот и давай с разбегу. Стену с разбегу не пройдешь. На то она и стена. А дверь можно попытаться пройти.

– Грубо говоря, мы просто вышибем ее плечом, – вступила в разговор ты. – Если меня можно было выдернуть из кошмара при помощи силы, то и дверь наверняка можно высадить. Подналечь и высадить.

– Она правильно говорит. Мы должны выломать ее. Втроем. Главное – верить, что мы это сделаем, и мысленно переносить себя туда. Только «туда» – это вовсе не в то место, которое ты видишь сквозь стекло. То, что ты видишь, это всего лишь очередная степень защиты. Ты должен думать о том, что действительно находится за этой дверью.

– Так просто?! Для такой важной двери?

– Если хочешь что-то спрятать, спрячь на виду. А если хочешь что-то защитить – не перемудри с охраной, не привлекай лишнего внимания. Понимаешь?

– Ладно. Давайте уже войдем туда…

Мы отошли от двери метров на пятнадцать. И по команде Лоскута рванулись на прорыв… А уже через мгновение все втроем с воем катались по примятой траве, держась за ушибленные места. Боль была абсолютно реальная, мне стоило огромных трудов не проснуться.

– Вы не понимаете… – прошипел сквозь зубы Лоскут. – Вы пытаетесь пройти сквозь дверь в то место, которое видите за ней. А дверь ведет вовсе не туда! Так у нас ничего не выйдет. Мы просто попереломаем себе все руки и ноги… и нас выбросит в реальность.

– Но откуда я знаю, что там? Как я могу представить то, что никогда не видел?! – не понимал я.

– Представляй себе нечто неизвестное, что ты давно хочешь увидеть. Что угодно, но самое важное для тебя. Понимаешь?

– Мы же шли к Херсту? Надо представлять себе его и этот самый Сад Сирен! – добавила ты.

– Ок, ок, ок… – пробурчал я, и мы опять заняли исходную позицию.

Я действительно хотел попасть внутрь. Очень хотел. Я вспоминал, какие события меня привели сюда, к этой двери. Думал, что же такое необычное и важное ждет меня за ней. И мне стало совершенно ясно, что если я ее не открою, то все усилия напрасны. Я испугался. И я очень захотел открыть эту чертову дверь. Я заорал:

– Херст, твою мать!!! И мы побежали.