Глава первая

Версальский мир (1919 г.)

Германский шантаж перед заключением мира. Перемирие между Антантой и германским блоком было заключено на 36 дней. Пять раз в течение этого времени Германия просила о заключении хотя бы прелиминарного мира. Антанта не соглашалась. «Ждём Вильсона», — гласил её неофициальный ответ. Дело, однако, было не в Вильсоне, — он сам не торопился и прибыл в Париж только 13 декабря 1918 г. Суть была в том, что победители не успели ещё договориться об условиях мира. Во всех больших и малых столицах 27 стран, участвовавших в борьбе против Германии, в том числе и созданных после её поражения, шла подготовительная работа. Добывали справочники по отдельным вопросам, составляли докладные записки, поручали историкам и экономистам рыться в старых договорах и других дипломатических документах в поисках обоснования того или иного притязания. Румыния пыталась установить единую линию поведения с Чехословакией, Югославией и Грецией. Париж и Лондон непрерывно совещались. Между обеими столицами сновали дипломатические курьеры. В Лондон съехались премьеры и министры иностранных дел Франции и Италии. Многие пункты предстоящего мирного договора вызывали серьёзные разногласия. Всплывали наружу секретные соглашения, изменявшие сложившуюся, обстановку, а это в свою очередь требовало внесения поправок в предполагаемый договор.

Больше других волновал Англию и Францию вопрос о наследстве Турции, поделённом соглашением Сайке — Пико в мае 1916 г. Как известно, Италия, узнав о секретном соглашении, всполошилась и в течение года настойчиво требовала допустить её к этому дележу. В апреле 1917 г. Ллойд Джордж, нуждаясь в помощи итальянцев на Ближнем Востоке, предложил уступить им Смирну и часть других турецких территорий. В Сен-Жан-де-Мориенн англичане и французы согласились на передачу Смирны итальянцам. Тем, однако, это показалось недостаточным. Они претендовали на дополнительные территории, населённые греками и турками. Переговоры снова затянулись до августа 1917 г. Наконец, условились, что договор получит силу только с согласия России. Но Временное правительство было свергнуто в октябре 1917 г. Возник вопрос о том, обязательно ли обещание, данное итальянцам. Переговоры затянулись ещё на год и возобновились после поражения Германии. В декабре 1918 г. Клемансо приехал в Лондон, чтобы добиться отмены соглашения, заключённого в Сен-Жан-де-Мориени, и настоять на предоставлении Франции Киликии и Сирии, занятой войсками Англии. Ллойд Джордж пошёл навстречу Клемансо, но в свою очередь потребовал для Англии в качестве компенсации Мосул, а также Палестину. Секретные переговоры шли 2 и 3 декабря. Франция колебалась. Италия требовала обещанную Смирну. Положение всё осложнялось.

Союз между странами-победительницами был заключён по принципу: «вместе бить, врозь итти». После войны пути союзников расходились всё дальше и дальше. Этим прежде всего пользовалась Германия.

Долгое время историки дипломатии, загипнотизированные торжеством Антанты, неправильно оценивали поведение послевоенной Германии. Об этом позаботились и сами немцы изображавшие Германию как несчастную жертву версальского «диктата». Постарались и те сторонники Антанты, которые не согласны были с условиями мира. Так или иначе, но империалистическую Германию изображали чуть ли не кроткой овечкой, безропотно подставлявшей шею под нож. На деле то был раненый хищник, с рычанием зализывавший раны и зорко следивший за своими врагами, выжидая, нельзя ли снова ринуться в бой. В декабре 1918 г. верховному командованию Германии удалось отвести всю армию за Рейн. Ни одна её часть не попала в плен. Правящие круги в Германии вздохнули с облегчением: план сохранения армии казался выполненным. Правда, армия была уже не прежней: она быстро поддавалась влиянию революции. Но пока можно ещё было пугать победителей тем, что армия сохранена и, в случае нужды, сумеет продолжать сопротивление. Часть войск стояла под Берлином, где поднимались волны революции. Правительство требовало разоружения армии прежде, чем она войдёт в Берлин, но верховное командование настаивало на разоружении рабочих. С ведома, а чаще и по прямому указанию верховного командования Германия покрылась сетью различных добровольческих формирований, из которых вышли впоследствии кадры фашистской партии. Тут были отряды добровольцев Росбаха, Лютцова, Элпа. бригада Эрхардта, «Балтийская оборона» и т. д. Все эти формирования готовились для подавления революции в Германии. Тайно и наверняка подготовляя разгром народного движения, германские империалисты в то же время спекулировали революцией, угрожая странам Антанты, что движение может переброситься и к ним. Пользуясь этим шантажем и зная о разногласиях в среде Антанты, германские империалисты начали саботировать выполнение условий Компьенского перемирия. Они задерживали отправку французских пленных, не возвращали награбленных ценностей, всячески тормозили сдачу подводных лодок и бронированных крейсеров. Мало того, Германия продолжала закладывать новые подводные лодки, хотя по условиям перемирия должна была сдать весь свой подводный флот. Всего на немецких верфях строилось 64 лодки. Германия срывала план поставки локомотивов и вагонов, а в числе сданных ею паровозов было много неисправных.

«Я думаю, — признавался Гофман, — что пока Антанта не имеет никакого представления, что делается у нас, иначе она давно потребовала бы, чтобы мы прекратили плутовать. Антанта всё ещё полагает, что у нас сохранилась крепкая армия и что мы играем с ними комедию».

Продление перемирия. Между тем срок перемирия истекал. От Антанты пришло требование прислать уполномоченных для продления перемирия. Нота была направлена в адрес верховного командования Германии. Немецкая военщина воспользовалась этим, чтобы злорадно подчеркнуть, что Антанта не считается с берлинским правительством. На предварительном совещании с германской делегацией Гинденбург предлагал при продлении перемирия добиваться следующих условий: предмостные укрепления и нейтральная зона на правом берегу Рейна уничтожаются; граница проходит по Рейну, причём между Германией и оккупированными областями сохраняется свобода сообщений; оккупационная армия должна быть сокращена и блокада снята.

12 и 13 декабря в Трире германская делегация вела переговоры с Фошем. На протесты маршала по поводу затягивания выполнения условий перемирия Эрцбергер заявил, что срок был дан слишком короткий, что и сами союзники со своей стороны не выполнили обещания дать Германии продовольствие. Фош пропустил это возражение мимо ушей. Тогда Эрцбергер указал на опасность революции: армия и страна находятся в состоянии опасного брожения, возможен переворот. Это Фош принял к сведению. Трирским соглашением перемирие было продлено ещё на один месяц, до 13 января 1919 г. В качестве новой гарантии союзники оставляли за собой право занять нейтральную зону на правом берегу Рейна, к северу от кёльнского предмостного укрепления и до голландской границы. Об оккупации должно последовать уведомление за шесть дней.

Тут же союзники выговорили себе свободный проход через Данциг и Вислу. В Данциг предполагалось выслать польскую армию под командованием генерала Галлера, которая формировалась во Франции. Союзники подготовляли плацдарм для борьбы поляков с большевиками, но немцы хотели взять это на себя; тайно от союзников они сами вели переговоры с поляками. Вот что писал Гофман о планах германских империалистов: «У нас были очень интересные переговоры с поляками. Они предлагают удержать Вильно против большевиков, если мы разрешим им провести войска из Варшавы в Вильно. Я всецело за это, так как наши войска не желают больше сражаться. Как решит правительство, я ещё не знаю».

Месячного продления перемирия оказалось опять недостаточно; и к этому сроку союзники не закончили предварительных переговоров. К тому же Франция и не спешила, ибо заключение мира вынудило бы Фоша демобилизовать армию, а перемирие позволяло держать солдат под ружьём. Понадобилось новое продление, тем более что в Германии ширилось революционное движение; Эрцбергеру в Берлине пришлось ехать на вокзал окольным путём, так как в районе станции шли уличные бои. 14 января 1919 г. в Касселе правительственная делегация встретилась с германским верховным командованием. Обсуждали линию поведения. Решили предложить союзникам общий фронт против большевиков в обмен за уступки на Западе. Немцы готовы были впустить войска Антанты в Берлин, если там победит пролетарская революция. «Если они, вопреки всему, — писал Гофман о спартаковцах, — захватят власть, Берлин займёт Антанта. Такие перспективы не очень отрадны, но всё же это некоторая страховка».

Отдать Берлин национальным врагам, только не своему народу, — такова была позиция господствующих кругов Германии.

Во время переговоров о продлении перемирия Фош потребовал в качестве штрафа за недоставленные локомотивы и вагоны присылки 58 тысяч сельскохозяйственных машин. Кроме того, маршал настаивал на подчинении русских военнопленных, находящихся в Германии, комиссии союзников, немедленном возвращении всего увезённого Германией из Северной Франции и Бельгии имущества и предоставлении немецкого торгового флота в распоряжение союзников для подвоза продовольствия Германии и другим странам Европы. На ответ немцам дано было 24 часа.

Эрцбергер просил увеличить срок; он возражал против всех пунктов. Маршал оставался неумолим. Эрцбергер снова воспользовался уже испытанным средством: германские уполномоченные пробовали пугать союзников угрозой революции и настойчиво предлагали свои услуги для борьбы с большевизмом. Из Германии тем временем поступили сведения, что армия вошла в Берлин и приступила к разоружению рабочих. Началась расправа. Как только Эрцбергер получил сообщение об умерщвлении Карла Либкнехта и Розы Люксембург, он поспешил к маршалу Фошу. «Я отправился в 11 часов к маршалу Фошу на вокзал, — рассказывает Эрцбергер в своих мемуарах, — где сообщил противникам только что полученное известие об убийстве Либкнехта и Розы Люксембург. Это сообщение произвело на всех присутствующих глубокое впечатление. Я тотчас заявил, что выдача сельскохозяйственного материала до 1 марта 1919 г. невыполнима: она разрушила бы немецкое сельское хозяйство и сделала бы невозможной будущую жатву».

Фош, настаивавший первоначально на том, чтобы 50 % машин было доставлено немедленно, сбавил две трети этого количества и согласился назначить конечным сроком выдачи 1 мая, и то лишь «в принципе». Так германская дипломатия обменяла кровь Либкнехта на машины.

16 января перемирие было продлено опять па один месяц, до 17 февраля 1919 г. Требования Фоша были приняты: немцы согласились предоставить весь свой торговый флот в распоряжение союзников для обеспечения Германии продовольствием. При этом германская делегация согласилась на смену немецкого экипажа — «постановление, принятое в защиту от большевизма», как признавался Эрцбергер.

Программа держав на мирной конференции. Условия перемирия в известной мере предопределяли и условия мира. Эти условия в основном были подготовлены давно. Они подвергались только постоянным изменениям в связи с новым соотношением сил. Французские империалисты мечтали о расчленении Германии. Им очень хотелось отбросить Германию назад, к тому положению, какое она занимала до Франкфуртского мира. Недаром сам Клемансо в речах и репликах постоянно возвращался к Франкфуртскому миру, не без злорадства напоминая, что он в своё время отказался его подписать. Но наиболее агрессивные элементы во Франции требовали Германии, перекроенной по образцу Вестфальского мира 1648 г.

Каковы были истинные намерения Франции, можно судить по тайному соглашению, заключённому Францией с царской Россией в феврале 1917 г., буквально накануне свержения царизма. Россия соглашалась на французский план установления границ с Германией при условии, если Франция удовлетворит стремление царской России получить Константинополь и проливы и признает за Россией полную свободу в установлении её западных границ. По этому тайному соглашению Франция получала Эльзас-Лотарингию и весь углепромышленный бассейн долины реки Саар. Граница Германии проходила по Рейну. Германские территории, расположенные по левому берегу Рейна, отделялись от Германии и составляли автономные и нейтральные государства. Франция занимала эти государства своими войсками до тех пор, пока Германия окончательно не удовлетворит всех условий и гарантий, которые включены будут в мирный договор. В завуалированной форме это была едва ли не вечная оккупация, ибо всегда можно было найти доказательство, что Германия «не окончательно» удовлетворила все условия.

В своё время опубликование большевиками этого секретного соглашения вызвало переполох во всём мире. Английский министр иностранных дел Бальфур 19 декабря 1917 г. заявил официально в Палате общин: «Мы никогда не давали своего согласия на это дело… Никогда мы не желали этого, никогда не покровительствовали этой идее».

Французская пресса с возмущением писала, что всё это выдумки. Но граница по Рейну всегда в том или ином виде оставалась требованием французских империалистов. На ней настаивали прежде всего французские генералы. Всю Англию обошло интервью маршала Фоша, данное им корреспонденту «Times» 19 апреля 1919 г. Ударяя карандашом по карте французско-германской границы, маршал Фош говорил: «Здесь нет никаких естественных преград вдоль всей границы. Неужели здесь мы должны будем удерживать немцев, если они снова нападут на нас? Нет! Здесь! Здесь! Здесь!».

И маршал несколько раз прочертил карандашом по Рейну.

Граница по Рейну сама по себе ещё не определяла всей программы Франции. Насчитывая всего 40 миллионов населения, притом почти не увеличивавшегося, Франция боялась даже обезоруженной Германии с её 70 миллионами непрерывно умножающегося населения. Французские стратеги хотели создать по ту сторону Германии блок стран, которые заменили бы прежнего союзника — царскую Россию. Восстановленные Польша и Чехословакия, усиленные Румыния и Югославия должны были составить цепь союзников Франции по ту сторону Германии и вместе с тем барьер между Германией и Советской Россией. С помощью огромной контрибуции, лишь ради приличия названной репарациями, французские империалисты надеялись подорвать экономическую мощь Германии. Колонии Франции расширялись за счёт Германии в Африке и за счёт Турции в Малой Азии.

Выполнение этого плана, — т. е. господство над Центральной и известной частью Восточной Европы, проникновение на Балканы, твёрдые позиции в Африке и на Ближнем Востоке, — делало Францию гегемоном Европы. Это предстояло закрепить на мирной конференции. «…Этот мирный договор, как и все другие, является и не может не быть лишь продолжением войны», — недаром писал Клемансо в предисловии к книге Тардье, своего ближайшего советника и члена французской делегации на Парижской конференции.

Выполнение программы Франции выпало на долю беспощадного человека, который как-то сказал, что «20 миллионов немцев являются излишними». За долгие годы политической борьбы Клемансо приобрёл огромный опыт. «Сокрушитель министерств», «тигр» — таковы были клички Клемансо, которому удалось ловкими маневрами опрокинуть несколько министерских кабинетов.

Позиция французской дипломатии на конференции была довольно сильной: за её спиной стояла огромная континентальная армия; маршал Фош диктовал Германии условия перемирия и многого уже добился.

Но даже и такому опытному и непреклонному политику, как Клемансо, было трудно проводить на конференции свою программу. Приходилось лавировать, отступать, выдвигать туманные формулировки, сталкивать лбами своих соперников. Мир превращался не столько в «продолжение войны» с Германией, сколько в борьбу недавних союзников.

Англия, интересы которой представлял Ллойд Джордж, добившись сокрушения Германии, хотела на конференции закрепить мирным договором то, что было добыто силой оружия. Морское превосходство Англии определяло её позицию на конференции. Германия как морская держава перестала существовать. Правда, флот её не был разбит в бою, но значительная его часть стояла в английской гавани Скапа-Флоу. Колонии Германии в большей части перешли к Англии. В её же руках находились Месопотамия, Аравия и Палестина, отнятые английской армией у Турции. Превосходство Англии подкреплялось союзом с Японией. Опираясь на Японию, Англия могла противостоять США. С другой стороны, для борьбы с непомерно возросшими претензиями Франции в Европе ей можно было опираться на те же США, которые также возражали против расчленения Германии по примеру Вестфальского мира. Проникновение Франции на Балканы Англия могла нейтрализовать, поддержав против Франции Италию и, с другой стороны, организовав балканские страны против той же Франции.

Слабым местом в плане Ллойд Джорджа было отношение к Германии. Возражая против расчленения Германии, Ллойд Джордж думал в то время использовать её против Советской страны. А это требовало сохранения Германии как военной державы, создавая тем самым возможность для Германии, собравшись с силами, вновь выступить против той же Англии.

Положение Америки в кругу мировых держав резко изменилось в конце войны. Из страны-должника США превратились в страну-кредитора, которой Европа задолжала около 10 миллиардов долларов. Обеспечить получение долгов нельзя было, не вмешиваясь в европейские дела. Приходилось окончательно отказаться от прежней позиции невмешательства — и президент США впервые в истории страны покинул пределы родины, отбыв на старый континент, в Европу.

Тогдашних руководителей Америки пугало морское могущество Англии. «Уничтожение германского военного флота, — признаёт Бекер, написавший книгу о Вильсоне, — давало британцам беспримерный в истории перевес над всеми державами… Морское могущество Англии увеличилось ещё в большей степени благодаря союзу между Британией и Японией, третьей великой державой мира».

Считая возможность конфликта между Великобританией и США маловероятной — «правда, не вследствие чувства взаимной симпатии», а потому, что обе державы обладали избытком территории на земном шаре, — Бекер заключает: «Тем не менее морское превосходство Англии было важным моментом, определившим её поведение на мирной конференции».

Сам Вильсон поддерживал положение, что американский флот должен быть таким, чтобы он мог поспорить с любым флотом мира. «Ни одному флоту в мире, — говорил Вильсон 3 февраля 1916 г. в Сен-Луи, — не приходится защищать так далеко растянувшуюся область, как американскому флоту; поэтому он должен, по моему мнению, превосходить все прочие флоты мира своей активностью».

В целях ослабления Англии и Японии США добивались расторжения англо-японского союза. С другой стороны, можно было затруднить положение Англии в Европе, не допустив полного разгрома Германии. В этом вопросе США и Англия играли одной и той же картой. Но Ллойд Джордж ставил её против Франции и России, а Вильсон — против Англии ж Советской страны.

В позиции США также были свои сильные стороны. Формально мирный договор строился на основе 14 пунктов Вильсона, — по крайней мере обе враждующие коалиции официально об этом заявили. Взоры всего мира прикованы были к Вильсону. Все видели в нём спасителя. В Европе Вильсону устраивали головокружительные встречи. В Париже его принимали восторженнее, чем Фоша, превознесённого как национального героя. Вся пацифистская пресса мира поддерживала веру в спасительную миссию президента. «Вильсон, не сдавайся!» — с таким лозунгом во всю страницу выходила лейбористская газета, противопоставляя поборников «новой дипломатии» дипломатам старой школы.

Вильсон в общем умело и настойчиво использовал сильные позиции США и добился на конференции ряда серьёзных успехов, несмотря на то, что встретил в лице Клемансо и Ллойд Джорджа весьма опытных дипломатических соперников. Они не могли простить ему свои неудачи; поэтому в отместку они и характеризовали его как деятеля, совершенно не искушённого в вопросах дипломатии и к тому же наивно вообразившего, что он действительно призван спасти мир. «Я думаю, — так писал о Вильсоне Ллойд Джордж, — что идеалистически настроенный президент действительно смотрел на себя, как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников… Особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге наций, он стал объяснять неудачи христианства в достижении высоких идеалов. «Почему, — спрашивал он, — Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в его учение? Потому что он проповедывал лишь идеалы, а не указывал практического пути для их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы довести до конца стремления Христа». Клемансо молча раскрыл широко свои тёмные глаза и оглядел присутствующих».

К числу дипломатических успехов Вильсона следует отнести, в первую очередь, заключение перемирия на основе 14 пунктов, внесение устава Лиги наций в мирный договор, отказ Италии в её притязаниях. Но у дипломатии президента были и свои слабые стороны. Прежде всего Вильсон не имел большинства в Конгрессе: на последних президентских выборах в ноябре 1918 г. демократическая партия, лидером которой он был, потерпела поражение, поэтому ему приходилось всё время оглядываться на оппозицию. Во-вторых, уязвимой стороной Вильсона было его стремление не допустить полного разгрома Германии, что фактически означало сохранение для неё экономических и политических возможностей готовиться к новой войне. Наконец, крайне слабым местом дипломатии Вильсона было отношение к Советской России. В пункте 6 своих 14 условий мира Вильсон настаивал на таком разрешении вопросов, касавшихся России, которое гарантировало бы ей «полную и беспрепятственную возможность принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики». Но когда от этой пышной декламации Вильсон перешёл к практическим вопросам, то этот пункт превратился в программу расчленения России. В официальном американском комментарии к 14 пунктам, составленном полковником Хаузом (членом делегации США на Парижской конференции и личным другом Вильсона), а затем утверждённом президентом, 6-й пункт расшифровывался следующим образом:

«Основной вопрос заключается в том, следует ли считать русскую территорию равнозначащей территории, принадлежавшей ранее Российской империи. Ясно, что это не так, потому что пункт 13-й предполагает создание независимой Польши, — условие, которое исключает восстановление территории империи. То, что признано правильным для поляков, разумеется, должно быть так же признано и для финнов, литовцев, латышей, а, возможно, также для украинцев».

На этом расчленение России не заканчивается. Американская дипломатия предлагала рассматривать Кавказ «как часть проблемы Турецкой империи». Туркестанские республики рекомендовалось передать в качестве подмандатной территории какой-нибудь великой державе. Вильсон позаботился даже о Великороссии и Сибири. «Мирная конференция, — говорилось в официальном комментарии Хауза, — может потребовать создания правительства, достаточно правомочного, чтобы говорить от имени этих территорий».

Хотя Италия на мирной конференции и числилась в группе великих держав, но после поражения у Капоретто с ней никто не считался. Верная своему характеру международного «шакала», Италия вертелась вокруг стола великих держав, выжидая куска добычи, который наметила себе в награду за измену Тройственному союзу. Поддерживая требования то одной, то другой великой державы, Италия переходила от угодливости к угрозам; она даже покинула было мирную конференцию, чего, кстати, и не заметили, как не обратили внимания и на её конфузливое возвращение в зал заседаний. Лишь в одном вопросе её представители — премьер-министр Орландо и министр иностранных дел Соннино — не меняли своей позиции и до того, как, уходя, хлопнули дверью, и после того, как украдкой прошмыгнули обратно в ту же дверь: Италия всё время настаивала на интервенции против Советской России.

Япония была представлена Сайондзи, Макино и другими делегатами, которых прозвали «молчаливыми партнёрами», — так редко приходилось им выступать. В спорных вопросах, касавшихся Европы и Африки, они не выдвигали своих претензий, а систематически поддерживали Англию и США, надеясь на соответствующие компенсации в вопросах тихоокеанских. В этих случаях их молчаливость сменялась неудержимым многословием. Оставаясь в стороне в американско-европейском конфликте и, тем не менее, всячески его углубляя, японские дипломаты под шум общей перепалки добивались захвата азиатского материка.

Что касается остальных стран, участвовавших на мирной конференции, то они самостоятельной роли не играли, а если и выступали, то лишь в роли свиты или клиентов великих держав.

Противоречия между странами не могли не прорваться на мирной конференции. Это было ясно для всех. Не случайно Бальфур перед Парижской конференцией обронил: «Повидимому, мирная конференция превратится в несколько беспокойное и бурное предприятие».

Организация конференции. Всего на конференцию съехалось более тысячи делегатов. Их сопровождало огромное число сотрудников: ученые эксперты — историки, юристы, статистики, экономисты, геологи, географы и т. п., — переводчики, секретари, стенографистки, машинистки и даже солдаты. Вильсон привёз с собой охрану из Америки, так же как и Ллойд Джордж из Лондона. Число сотрудников, обслуживавших делегацию, у американцев достигало 1 300. Содержание американской миссии обошлось в 1,5 миллиона долларов. Одних журналистов, официально зарегистрированных на конференции, было более 150, не считая бесконечного количества репортёров и интервьюеров, кружившихся вокруг отелей, занятых делегациями.

Кроме официальных делегатов, на мирную конференцию в Париж прибыли представители ряда колониальных стран, малых держав, вновь созданных государств, общественных организаций. Шумный Париж, достаточно привыкший к большому наплыву приезжих, и тот жил несколько месяцев интересами мирной конференции.

12 января на Кэ д’Орсэ состоялось первое деловое совещание премьер-министров, министров иностранных дел и полномочных делегатов пяти главных держав. Председательствующий французский министр иностранных дел Пишон предложил присутствующим обсудить порядок работ конференции.

Сразу возник вопрос о языке конференции, протоколов и будущих текстов мирного договора. Клемансо заявил, что до сих пор все дипломаты пользовались французским языком; нет никаких оснований менять этот обычай, особенно если вспомнить, «что пережила Франция». Ллойд Джордж предложил пользоваться также и английским языком, потому что полмира говорит на этом языке; надо принять к тому же во внимание, что США выступают в Европе впервые на дипломатическом поприще. Итальянский министр иностранных дел Соннино, Кстати безукоризненно владевший французским языком, заявил, что французское предложение наносит оскорбление Италии. Раз принимается во внимание, что пережила Франция, то не следует забывать, что Италия выставила на фронт от 4 до 5 миллионов солдат, говорил Соннино, настаивая на допущении итальянского языка. «Плохое начало для будущего союза наций», — сердито проворчал Клемансо. В конце концов признали стандартными языками английский и французский.

Уладив вопрос о языке, приступили к обсуждению регламента конференции. Это представляло большие трудности, ибо все 27 наций настаивали на своём участии в прениях, совещаниях и решениях. Искали прецедентов в истории, вспоминали про организацию Венского конгресса, обсуждали, нельзя ли принять за образец его «комиссию четырёх» или «восьми» и т. д.

Клемансо настаивал на том, чтобы в первую очередь во внимание принимались мнения великих держав.

«Я до сих пор постоянно держался того мнения, что между нами существует соглашение, — говорил Клемансо, — в силу которого пять великих держав сами разрешают важные вопросы прежде, чем входят в зал заседаний конференции.

В случае новой войны Германия бросит все свои армии не на Кубу или Гондурас, а на Францию; Франция будет снова отвечать. Поэтому я требую, чтобы мы держались принятого предложения; оно сводится к тому, чтобы происходили совещания представителей пяти названных великих держав и, таким образом, достигалось разрешение важных вопросов. Обсуждение второстепенных вопросов должно быть до заседания конференции предоставлено комиссиям и комитетам».

С другой стороны, английские доминионы требовали, чтобы их рассматривали как самостоятельные государства. «Мы имеем такое же значение, как Португалия», — говорили делегаты Канады. Вильсон возражал против обсуждения вопросов в тесном кругу. Англия не выступала против предложения Клемансо, но настаивала на предоставлении возможности и малым нациям принять участие в работах конференции.

После продолжительного обсуждения приняли французский проект, составленный Вертело. Все представленные на конференции страны были поделены на четыре категории. В первую входили воюющие державы, «имеющие интересы общего характера», — США, Британская империя, Франция, Италия и Япония. Эти страны будут участвовать во всех собраниях и комиссиях. Вторая категория — воюющие державы, «имеющие интересы частного характера», — Бельгия, Бразилия, британские доминионы и Индия, Греция, Гватемала, Гаити, Геджас, Гондурас, Китай, Куба, Либерия, Никарагуа, Панама, Польша, Португалия, Румыния, Сербия, Сиам, Чехословацкая республика. Они будут участвовать в тех заседаниях, на которых обсуждаются вопросы, их касающиеся. В третью категорию входят державы, находящиеся в состоянии разрыва дипломатических отношений с германским блоком, — Эквадор, Перу, Боливия и Уругвай. Их делегации участвуют в заседаниях, если будут обсуждаться вопросы, их касающиеся. Наконец, четвёртую категорию составляют нейтральные державы и государства, находящиеся в процессе образования. Они могут выступать или устно, или письменно, в тех случаях, когда будут приглашаться одной из пяти главных держав, имеющих интересы общего характера, и только на заседания, посвящённые специально рассмотрению вопросов, прямо их касающихся. Притом, подчёркивал регламент, «лишь постольку, поскольку эти вопросы затронуты». Ни Германия, ни её союзники в регламенте не упоминались.

Представительство между странами было распределено следующим образом: США, Британская империя, Франция, Италия и Япония послали на мирную конференцию по 5 полномочных делегатов; Бельгия, Бразилия и Сербия — по 3; Китай, Греция, Геджас, Польша, Португалия, Румыния, Сиам и Чехословацкая республика — по 2; британские доминионы (Австралия, Канада, Южная Африка) и Индию представляли по 2 делегата, Новую Зеландию — один делегат. Все остальные страны получили право послать по одному делегату. Особо было оговорено, что «условия представительства России будут установлены конференцией, когда будут рассмотрены дела, касающиеся России».

По регламенту мирную конференцию должен был открыть президент Французской республики. Вслед за тем временно должен был председательствовать глава французского Совета министров. Для редактирования протоколов был создан секретариат по одному представите-лю от каждой из пяти главных стран. Далее, было тщательно предусмотрено ведение протоколов хранение документов, кто и как имеет право представлять петиции. Но впоследствии вся эта тщательная регламентация оказалась нарушенной. Одно совещание следовало за другим. Скоро все запутались в том, какое совещание является официальным а где — частная встреча. Вряд ли можно назвать в истории дипломатии ещё одну такую беспорядочную конференцию, как Парижская: важнейшие её совещания остались совершенно без протоколов и даже без секретарских записей. Когда занятому по горло в этих бесконечных совещаниях Клемансо сказали об этом, он пробормотал: «К чорту протоколы…».

В сущности, деление стран на категории и распределение мандатов между странами уже предопределяли характер работы конференции. Первоначально всё было сконцентрировано в Совете десяти, состоявшем из премьер-министров и министров иностранных дел пяти великих держав. То были: от США — президент Вильсон и статс-секретарь Лансинг, от Франции — премьер-министр Клемансо и министр иностранных дел Пишон, от Англии — премьер-министр Ллойд Джордж и министр иностранных дел Бальфур, от Италии — премьер-министр Орландо и министр иностранных дел барон Соннино, от Японии — барон Макино и виконт Шинда. Остальные полномочные делегаты конференции присутствовали лишь на пленарных заседаниях конференции, которых почти за полгода её работы было всего семь.

Регламент был утверждён. Собирались уже закрыть собрание, как вдруг слова потребовал маршал Фош. Не считаясь с тем, что совещание было довольно многочисленным, Фош открыто предложил организовать поход против большевиков. В руках маршала было сообщение Падеревского о занятии большевиками Вильно. Маршал настаивал на переброске войск в район Данциг — Торн: этим и объясняется, почему Фош, обсуждая продление перемирия с Германией, потребовал пропуска войск через Данциг. Ядром войск, предназначенных для экспедиции, должны были являться армии США. «Они обнаруживают ещё величайшую бодрость», — объяснял своё предложение Фош. Предложение маршала преследовало троякую цель: оно оказывало помощь французскому союзнику— Польше, с другой стороны, связывало США с интересами Франции и, наконец, уводило американские войска из Франции.

Вильсон непрочь был реализовать свой план борьбы с большевиками, но в таком виде предложение маршала его не устраивало. Президент высказался против идеи маршала. Ллойд Джордж также отказался обсуждать это предложение. При таких условиях Клемансо ничего не оставалось, как отказаться от плана маршала, а Пишон даже внёс предложение, «чтобы собрания продолжались без участия военных, которые должны удалиться».

Открытие конференции. Конференция, которой предстояло предъявить мирный договор Германии, открылась в тот же самый день, 18 января, и в том же зеркальном зале Версаля, где 48 лет тому назад было провозглашено создание Германской империи. В большой речи при открытии собрания президент Пуанкаре потребовал санкций против виновников войны и гарантий против новой агрессии. Напомнив, что в зале заседания в своё время была провозглашена Германская империя, захватившая при этом две французские провинции, Пуанкаре говорил:

«По вине своих основателей она была порочна в самом своём происхождении. Она хранила в себе зародыш смерти. Рождённая в несправедливости, она закончила своё существование в бесчестии».

Атака была направлена, можно сказать, прямо в лоб: Франция в лице Пуанкаре сразу выдвинула программу расчленения Германии. Но другие делегаты больших стран не поддержали французской позиции: у них имелись свои планы. Вильсон рекомендовал рассмотреть сначала вопрос о Лиге наций. Он внёс своё предложение ещё после заседания Совета десяти от 12 января. Несколько раз потом Вильсон возвращался к Лиге наций. Остальные участники Совета десяти колебались. Они боялись, что принятие устава Лиги наций может затруднить последующее решение территориальных и финансовых проблем. Так до пленума и не решили вопроса о Лиге наций.

Пленум мирной конференции утвердил регламент работ, избрал Клемансо президентом, а Лансинга, Ллойд Джорджа, Орландо и Сайондзи — вице-президентами конференции.

Четыре дня после пленума шли длительные дискуссии в Совете десяти. Вильсон настаивал на том, что устав Лиги наций и мирный договор должны составлять единое и неразрывное целое, обязательное для всех. Ллойд Джордж соглашался лишь на включение устава Лиги наций в мирный договор. Французы предлагали не связывать Лигу наций с мирным договором. В английском предложении в замаскированной форме, а во французском более явно Лига наций так или иначе отделялась от мирного договора. Наконец, решили передать вопрос о Лиге наций особой комиссии. Передачей вопроса о Лиге наций в комиссию дипломаты Франции и Англии надеялись надолго снять его с повестки дня. Мало того, комиссию постарались сделать как можно более громоздкой, чтобы затянуть её работу. Французы и англичане предложила включить в состав комиссии представителей малых наций. Напрасно Вильсон настаивал на создании небольшой комиссии. В ответ; Ллойд Джордж твердил: раз Лига наций должна стать щитом малых народов, надо допустить их в комиссию. Клемансо уверял, что великие державы докажут свою готовность сотрудничать с малыми нациями, если откроют им двери комиссии. Так настойчиво включали в комиссию представителей малых народов, которых столь пренебрежительно не допускали к действительной работе мирной конференции.

Вильсон понимал, что работу комиссии хотят всячески затруднить, и со своей стороны сделал дипломатический ход. Президент заявил, что берёт на себя председательствование в комиссии. Она была названа «Комиссией отеля Крийон».

25 января на пленарном заседании конференции Вильсон изложил свой тезис: Лига наций должна быть интегральной частью всего мирного договора. Мирная конференция приняла предложение Вильсона. Президент с головой ушёл в работу «Комиссии отеля Крийон».

Отделавшись на время от вопроса о Лиге наций, участники конференции решили перейти к другим проблемам. «Восточный и колониальный вопросы менее сложны», — уверял Ллойд Джордж, предлагая обсудить судьбу колоний, отнятых у Германии, а одновременно с ними и турецких владений.

Эго поддержали прежде всего британские доминионы, которые всё время требовали немедленного дележа колоний. Представитель Новой Зеландии прямо заявил, что является восторженным поклонником Лиги наций. Однако, опасаясь её «переобременить», он рекомендовал сначала поделить колонии, а потом уже предоставить полную возможность распоряжаться Лиге наций. Япония ещё накануне, в предварительных переговорах, также выразила согласие на постановку вопроса о колониях. Итальянский премьер Орландо не возражал. Ллойд Джордж мог, таким образом, надеяться на принятие своего предложения. Он, однако, ошибся: колониальный вопрос оказался вовсе не лёгким. Все соглашались с тем, что колонии не должны быть возвращены Германии. Вильсон отметил это единодушие, заявив: «Все против возвращения германских колоний». Но что с ними делать? Этот вопрос вызвал разногласия. Каждая из крупных стран немедленно предъявила свои давно обдуманные претензии. Франция требовала раздела Того и Камеруна. Япония надеялась закрепить за собой Шаньдунский полуостров и германские острова в Тихом океане. Италия также заговорила о своих колониальных интересах. Французы намекнули, что договоры, заключённые во время войны, уже разрешили ряд вопросов. Все поняли, что между странами существуют тайные договоры. Прорвалось наружу то, что скрывалось так тщательно.

При таком обороте дела Лига наций уже оставалась в стороне. Между тем для Вильсона вопрос о Лиге наций был прежде всего делом личной его чести. Хотя самому президенту, по признанию его историографа Бекера, не принадлежала ни одна идея — все были позаимствованы у других, — но всё же президент много поработал над созданием устава, и весь мир связывал Лигу наций с именем Вильсона. Народные массы устали от войны. Они и слышать не хотели о новых военных тяготах. Мира требовали во всех странах, во всех слоях населения. Пацифистская волна захлестнула народы. О Лиге наций были написаны целые библиотеки. Пацифистские элементы сеяли мирные иллюзии в среде широких масс. В Лиге наций видели единственную гарантию мира. Когда Вильсон сошёл с корабля в Бресте, он увидел огромный транспарант, где было написано: «Слава Вильсону Справедливому!». Обойти Лигу наций при таком настроении умов было крайне трудно. Уступить в вопросе о Лиге наций означало для Вильсона потерять весь свой ореол. Но, разумеется, дело было не столько в личном престиже Вильсона. Лига наций должна была стать инструментом, с помощью которого Америке можно будет получить миллиарды, которые она ссудила Европе. Лига наций могла стать рычагом влияния Америки в Европе. Поэтому Вильсон вновь заставил конференцию обратиться к вопросу о Лиге наций. «Мир скажет, что великие державы сперва поделили беззащитные части света, а потом создали союз народов», — говорил Вильсон.

Президент настаивал на том, чтобы вопрос о германских колониях и занятой союзниками турецкой территории был разрешён в рамках Лиги наций. Он предложил поручить опеку над этими территориями передовым нациям, желающим и способным по своему опыту и географическому положению взять на себя такую ответственность; осуществлять эту опеку Вильсон предлагал на основе мандатов Лиги наций. Все участники Совета десяти выступили против принципа мандатов. Ллойд Джордж выдвинул требование английских доминионов — считать территории, занятые ими во время войны, завоёванными и входящими в состав соответствующих доминионов. Вильсон возражал. Тогда премьер-министр Англии пригласил на заседания Совета десяти самих представителей доминионов, чтобы продемонстрировать их претензии. Но и этот маневр не оказал на Вильсона никакого впечатления.

Убедившись в непреклонности президента, англичане и французы потребовали, в случае принятия принципа мандатов, немедленно распределить их между странами. Вильсон не уступил и в этом вопросе. Он настаивал на том, что сперва надо разработать и утвердить устав Лиги наций.

Начались переговоры между отдельными участниками Совета десяти. Заседания Совета проходили в напряжённой атмосфере. Между Вильсоном и другими членами Совета возникали непрерывные пререкания. Кто-то огласил в печати то, что тайно говорилось на заседании Совета десяти; кто-то рассказал о схватках Вильсона с другими делегатами. Появились иронические статьи об идеализме Вильсона: доказывалось, что сам президент не знает, как претворить свои идеи в действительность. Раздражённый президент потребовал прекратить газетную шумиху; если она будет продолжаться, то он будет вынужден выступить с исчерпывающим публичным изложением своих взглядов. «Казалось, — записал Хауз в своём дневнике 30 января 1919 г., — что всё пошло прахом… Президент был зол, Ллойд Джордж был зол, и Клемансо был зол. Впервые президент утратил самообладание при переговорах с ними…».

Пошли слухи, что Вильсон покидает конференцию.

Конференция только началась — и уже дала трещину. Угроза отъезда Вильсона встревожила всех. Совещание, казалось, зашло в тупик, но тут Ллойд Джордж нашёлся: он доказывал, что Лига наций признана интегральной частью мирного договора; выработка отдельных положений устава не изменит этого факта; значит можно, не ожидая окончательной выработки устава, немедленно приступить к распределению мандатов. Но Вильсон возражал: раз колонии будут поделены, то Лига наций останется формальным институтом; надо предварительно утвердить устав Лиги наций.

— Никто не может знать, когда закончится эта сложная процедура выработки устава Лиги наций, — возражал Ллойд Джордж.

На это Вильсон ответил, что на окончание работы комиссии потребуется всего десять дней.

— Но справитесь ли вы в десять дней? — спросил Ллойд Джордж.

— Да, — подтвердил Вильсон.

— Ну, раз так, можно подождать, — и Ллойд Джордж обратился к Клемансо с вопросом, не найдёт ли он нужным что-либо сказать.

На арену выступил Клемансо, до сих пор молчаливо наблюдавший борьбу.

Клемансо решил добиться своей цели другим путём. 17 февраля заканчивался срок перемирия с Германией. Ведение переговоров находилось в руках маршала Фоша. Можно было внести в условия перемирия многое из того, что хотелось бы видеть в мирном договоре, — так, кстати, до сих пор и действовала Франция. Но когда премьер-министр Франции в Совете десяти заявил о продлении перемирия и заикнулся о том, что условия его будут ещё раз пересмотрены, Вильсон высказался против. Клемансо с жаром настаивал на своём. Началось единоборство французского премьера с Вильсоном. В конце концов и в этом вопросе Вильсону удалось взять верх. Решено было продлить перемирие, оставив в основном прежние условия. Единственно, в чём уступил Вильсон, был вопрос о разоружении Германии: президент не возражал против ускорения разоружения.

Маршал Фош выехал в Трир. 14 февраля там в третий раз начались переговоры о продлении перемирия. Фош потребовал у немцев выполнения старых условий, указав, что не было выполнено, и попутно выдвинув дополнительные требования. Маршал настаивал на прекращении Германией наступления против поляков в Познани, в Восточной Пруссии и в Верхней Силезии и на очищении от германских войск Познани, значительной части Средней Силезии и всей Верхней Силезии.

На первый взгляд в этом требовании не было нарушения указания Вильсона: оно как будто являлось лишь уточнением прежних переговоров о Данциге. На самом же деле это было новое, самостоятельное требование. Очищение Познани и Силезии предрешало вопрос о судьбе этих областей: ясно было, что Франция собирается предоставить их полякам.

Председатель немецкой делегации Эрцбергер запротестовал. Он говорил, что Германия почти закончила демобилизацию, что под ружьём осталось всего 200 тысяч человек. Эрцбергер восставал против дальнейшего разоружения Германии. Он требовал вернуть германских военнопленных. Он настаивал на присылке продовольствия в Германию, напомнив Фошу, что в 1871 г. Бисмарк, по просьбе французского правительства, доставил хлеб голодающему населению Парижа. «Отчаяние — мать большевизма, — угрожал Эрцбергер, — большевизм — это телесное и душевное заболевание на почве голода. Лучшее лекарство — хлеб и право…»

В Берлине новые требования Фоша вызвали тревогу. Там хотели сначала категорически отказаться от очищения Познани и Верхней Силезии. Министр иностранных дел Брокдорф-Рантцау подал даже заявление об отставке. Но в Берлине находились неофициальные представители США. С ними встретились доверенные лица германского правительства. Немцам, видимо, сообщили, что вопрос о Верхней Силезии ещё не решён на мирной конференции и вряд ли будет решен в польском духе. Германское правительство решило подписать требование Фоша, надеясь, что его не придётся выполнять, Брокдорф остался на своём посту.

Перемирие было заключено на короткий неопределённый срок с условием предупреждения за три дня в случае разрыва. Что касается вопроса о Польше, то победа формально осталась за Францией; немцы должны были отказаться от всяких наступательных операций против поляков в Познани и во всех других районах. Решено было назначить подкомиссию для установления польской демаркационной линии и для выполнения договора об очищении указанных областей. На деле немцы саботировали выполнение договора; они так и не очистили ни одной части Силезии. Сам Вильсон позже следующим образом характеризовал в Сенате тактику Германии: «принимать принципиально и отклонять фактически». Кстати, и сама подкомиссия была впоследствии отозвана без всяких протестов со стороны Антанты, занятой Парижской конференцией.

В «Комиссии отеля Крийон» тем временем шла лихорадочная работа. Вильсон спешил к сроку закончить устав Лиги наций. Это было нелегко: каждый пункт вызывал разногласия. Назначенная пленумом комиссия по выработке устава работала с 3 по 13 февраля; всего она имела десять заседаний. До официального открытия комиссии, а затем и в процессе её работы шли частные совещания. Американцы вели переговоры то с англичанами, то с итальянцами, то с теми и другими вместе. Длительную дискуссию вызвал вопрос, чей проект устава положить в основу обсуждения. Вильсон настаивал на американском проекте; англичане выдвигали свой. После долгих колебаний президент предложил принять за основу объединённый англо-американский проект, согласованный на ряде частных совещаний.

С большим трудом добился Вильсон принятия принципа мандатов. Лансинг позже объяснил, какой довод сыграл при этом решающую роль. Доказывалось, что если бы германские колонии были аннексированы, то немцы потребовали бы включения их стоимости в счёт погашения контрибуции; мандатный же принцип позволял отобрать у Германии колонии без всякой компенсации.

Французский делегат Леон Буржуа потребовал создания международной армии, которая действовала бы под оперативным контролем Лиги наций. Без этого, — утверждали французы, — Лига потеряет всякое практическое значение, и устав может превратиться в теоретический трактат.

Французское предложение отнюдь не имело в виду сделать Лигу наций инструментом коллективной борьбы с агрессией. kro цель сводилась к тому, чтобы закрепить военное преобладание Франции над Германией и таким образом установить французскую гегемонию на европейском континенте. Такое стремление подтверждалось тем, что делегаты Франции возражали против вступления Германии в Лигу наций; очевидно они замышляли превратить Лигу в антигерманский союз. Этого не хотели ни Англия, ни США. Прения затянулись. Встретившись с объединённым блоком всех партнёров, французы предложили создать хотя бы международный штаб при Лиге наций. Однако и этот проект не нашёл благоприятного отклика. Французы отступили.

Резкое столкновение вызвало предложение японцев внести в 21 статью устава, которая гласила о равенстве религий, также и тезис о равенстве рас. Японская дипломатия лицемерила. Сама она проникнута была духом расизма. В данном случае ей нужно было только добиться отмены тех ограничений против иммиграции японцев, которые были установлены в США и в доминионах Англии. Американцам очень хотелось бы поддержать Японию, чтобы иметь её на своей стороне против Англии. Однако расовое равенство означало и равенство чёрного с белым; конечно, такая декларация затруднила бы и без того сомнительную ратификацию устава Лиги наций американским Сенатом.

День за днём стучались японцы то к американцам, то к англичанам, добиваясь принятия их поправки. Выход, наконец, нашли в том, чтобы опустить всю статью 21, гласившую о религиозном равенстве. Таким образом, японцев заставили на некоторое время снять своё предложение.

февраля 1919 г. был, наконец, готов проект устава.

февраля, в тот день, когда маршал Фош начал переговоры о продлении перемирия, Вильсон в торжественной обстановке доложил мирной конференции статут Лиги наций. «Пелена недоверия и интриг спала, — закончил свою речь президент, — люди смотрят друг другу в лицо и говорят: мы — братья, и у нас общая цель, Мы раньше не сознавали этого, но сейчас мы отдали себе в этом отчёт. И вот — наш договор братства и дружбы».

Один за другим выступали представители разных стран. Все поздравляли человечество с созданием «инструмента мира». Правда, Леон Буржуа, проект которого был отвергнут, говорил, что устав Лиги наций должен подвергнуться изменениям и дополнениям. Представитель Геджаса также заявил, что в уставе есть «не совсем понятные» выражения. Что понимать под словом «мандат», спрашивал он. Ему никто не ответил. Пленарное заседание мирной конференции утвердило проект президента. На следующий день Вильсон, провожаемый пушечным салютом, покинул Европу.

С утверждением устава Лиги наций отпадал мотив, тормозивший обсуждение условий мирного договора. Совет десяти приступил к работе. Состав его несколько изменился. Ллойд Джордж уехал в Лондон. Орландо направился с отчётом в Рим. Клемансо был прикован к постели выстрелом анархиста. Может быть не случайно главы правительств покинули Париж: их замещали министры иностранных дел, и это подчёркивало деловой характер конференции. Представитель Англии лорд Бальфур предложил обсудить основные вопросы мира — о границах Германии, о возмещении ею убытков и т. п. Закончить обсуждение надо было бы не позже середины марта. Барон Макино спросил, входит ли вопрос о колониях в понятие «границы Германии». Ему ответили утвердительно. На столе появились различные пункты мирных условий. Заинтересованные страны отстаивали свои проекты. Страсти разгорались.

До чего накалилась атмосфера, можно судить по требованиям персидской делегации. Персия не участвовала в войне, но числилась в списке держав, приглашаемых в состав Лиги наций. Делегация Персии прибыла в Париж и представила конференции меморандум, подписанный министром иностранных дел Мошавер-эль-Мемалеком. Ссылаясь на «исторические права», восходящие якобы к XVI–XVIII столетиям, персидское правительство требовало предоставить Персии не более не менее как почти половину Кавказа, включая весь Азербайджан с городом Баку, русскую Армению, Нахичевань, Нагорный Карабах и даже часть Дагестана с городом, Дербентом, а также огромную территорию за Каспием, простирающуюся к северу до Аральского моря, а к востоку до Аму-Дарьи с городами Мервом, Ашхабадом, Красноводском, Хивой и др. В общей сложности все эти области составляли свыше 578 тысяч квадратных километров. Кроме того, персидское правительство претендовало ещё и на значительные турецкие территории. Трудно предположить, что такие претензии являлись плодом вожделений одних лишь персидских политиков. Повидимому, за спиной Персии стояла некая крупная держава. Во всяком случае требования Персии дают представление о той атмосфере, какая создалась на Парижской конференции.

Не было вопроса, вокруг которого не кипела бы дипломатическая борьба. Япония требовала Шаньдун, против чего резко выступал Китай. Раз мы объявили войну Германии, то все захваченные ею области должны быть возвращены нам, твердили делегаты Китая. Англичане склонны были поддержать Японию, но американцы вступились за Китай.

Французы требовали поскорее кончать с Германией, чтобы ютом заняться русским вопросом. Маршал Фош твердил, что союзники могут проиграть войну, если не решат русской проблемы: это может произойти тогда, когда Германия в своих интересах урегулирует отношения с Россией или же сама станет жертвой большевизма. По свидетельству Хауза, маршал, в целях борьбы с большевистской Россией, был «готов пойти на сотрудничество с Германией, после подписания прелиминарного договора о мире, считая, что такое сотрудничество может оказаться весьма ценным».

Клемансо требовал отодвинуть французскую границу до Рейна, а из прирейнских провинций создать самостоятельную республику, лишённую вооружённой силы и права воссоединения с Германией, Вильсон, находившийся в США, ответил категорическим отказом. Французы соглашались пойти на уступку: они предлагали создать Рейнскую республику только на ограниченное время, по истечении которого можно будет разрешить населению определить самому свою судьбу. Вильсон не принял этого предложения.

Разумеется, к середине марта обсуждения условий мира так и не закончили. К этому времени из Америки вернулся Вильсон. Его забросали просьбами и заявлениями. Италия, Югославия, Греция, Албания передали ему свои меморандумы с требованием удовлетворить их запросы. Не предупредив ни Англию, ни Францию, Вильсон дал интервью о неразрывности устава Лиги наций и мирного договора. Он добьётся этой неразрывности, решительно добавил Вильсон.

Однако сам Вильсон вернулся из Америки отнюдь не триумфатором. Целый ряд сенаторов выступил против участия США в Лиге, опасаясь вовлечения Америки в европейские дела. Всё чаще в печати раздавались голоса, что Вильсон нарушил доктрину Монро. Для превращения устава Лиги наций в закон требовалось утверждение американского Сената большинством по крайней мере в две трети голосов; а между тем оппозиция в Сенате всё усиливалась. По возвращении в Париж Вильсон стал получать тревожные телеграммы об агитации своих противников. Они требовали включения доктрины Монро в устав Лиги наций.

В Европе знали об этих затруднениях Вильсона. «Идеи президента завоевали Европу, — писал один видный историк. — Надо ждать… завоюют ли идеи Вильсона Америку!» Поэтому окрик Вильсона не подействовал на конференцию. Досадливо отмахиваясь от надоевшего вопроса, делегаты крупных стран продолжали настаивать на выполнении своих программ. Кломансо требовал стратегической границы по Рейну и создания из германских провинций на левом берегу Рейна самостоятельного государства, в крайнем случае под протекторатом Лиги наций. Французские империалисты носились с планом соединения лотарингской руды с рурским углём. Маршал Фот говорил об опасности большевизма, угрожающей Польше. Он требовал создания «великой Польши» с передачей ей Познани и Данцига. Французов при этом вовсе не трогали интересы Польши. Они и не собирались отстаивать её нужды. Французским империалистам хотелось создать противовес Германии и Советской России. В разгар прений Клемансо прямо заявил: «Когда был поднят вопрос об образовании польского государства, имелось в виду не только загладить одно из величайших преступлений истории, но и создать барьер между Германией и Россией…».

Вильсон это понимал, — достаточно посмотреть страницы книги его историографа Бекера. Но создание Польши по французскому образцу означало усиление Франции в Европе. Ни Америка, ни Англия не соглашались на это. «Не надо создавать новую Эльзас-Лотарингию», — говорил Ллойд Джордж. Клемансо настаивал на своём, угрожая покинуть конференцию.

Однако при защите своих требований Клемансо допустил ошибку. Оправдывая свою программу, он твердил, что этого требует безопасность Франции. Отказав ему в границе по Рейну, Ллойд Джордж и Вильсон предложили взамен гарантировать французские границы, обязываясь оказать Франции немедленную помощь, если на неё нападёт Германия. Клемансо знал, что в Америке требуют включения доктрины Монро в устав Лиги наций. В этом случае гарантии Америки не имели бы реального значения, ибо доктрина Монро запрещала использовать американские войска за пределами Америки. Клемансо попытался исправить свою оплошность. 17 марта он отправил Вильсону и Ллойд Джорджу ноту, в которой выразил согласие принять гарантированную помощь со стороны обеих стран. Что касается Рейнских провинций, то Клемансо предлагал отделить в политическом и экономическом смысле левый берег Рейна от Германии и установить оккупацию левобережных провинций междусоюзными вооружёнными силами на 30 лет. При этом Клемансо ставил условием, что левый берег и пятидесятикилометровая зона на правом берегу Рейна будут полностью демилитаризованы.

В качестве компенсации за свою уступку в рейнском вопросе Клемансо требовал передачи Франции Саарского бассейна. Если это не произойдёт, — доказывал он, — Германия, владея углём, будет фактически контролировать всю французскую металлургию.

В ответ на новое требование Клемансо Вильсон заявил с раздражением, что до сих пор никогда не слышал про Саар. В запальчивости Клемансо обозвал Вильсона германофилом. Он резко заявил, что ни один французский премьер-министр не подпишет такого договора, которым не будет обусловлено возвращение Саара Франции.

«Значит, если Франция не получит того, что она желает, — ледяным тоном заметил президент, — она откажется действовать совместно с нами. В таком случае не желаете ли вы, чтобы я вернулся домой?»

«Я не желаю, чтобы вы возвращались домой, — ответил Клемансо, — я намерен сделать это сам».

С этими словами Клемансо стремительно вышел из кабинета президента.

Кризис в отношениях между Францией и США дополнился резким обострением противоречий между США и Англией, а также между Францией и Англией по вопросу о разделе Турции. 20 марта на квартире Ллойд Джорджа собрались премьер-министры и министры иностранных дел Франции, Англии, США и Италии. На стене кабинета Ллойд Джорджа висела большая карта Азиатской Турции; на ней различными красками были изображены территории, отходящие к странам-победительницам. Французский министр иностранных дел изложил всю историю раздела Турции, настаивая на французских требованиях. Затем выступил Ллойд Джордж. Он заявил, что Англия выставила против Турции до миллиона солдат, и настаивал на своём проекте. Вильсон, по его собственному признанию, впервые слышал о договоре Сайке — Пико. «Это звучит как новая чайная фирма: Сайке — Пико», — говорил с оттенком пренебрежения американский президент. Он предлагал послать специальную комиссию в составе французских, британских, итальянских и американских представителей, чтобы выяснить, каково желание самих сирийцев. Клемансо не возражал против обследования, но предлагал, чтобы были обследованы также Палестина, Месопотамия и другие территории, упоминаемые в английских требованиях.

Итоги обсуждения достаточно метко определил Вильсон. На вопрос Хауза, как прошло совещание с Клемансо и Ллойд Джорджем, президент ответил: «Блестяще, — мы разошлись по всем вопросам».

Кстати, уехали в Сирию только американцы, так и не дождавшись английских и французских экспертов. Вернувшись, американские эксперты доложили, что сирийцы хотят быть самостоятельными. Клемансо поднял невообразимый шум, протестуя против такого предложения. Так вопрос о Сирии и не получил разрешения на мирной конференции.

Слухи о разногласиях между державами проникли в кулуары. Три дня спустя газеты сообщили о спорах между Францией и Англией, подробно изображая столкновение премьеров. На этот раз Ллойд Джордж потребовал прекращения газетного шантажа: «Если так будет продолжаться, я уйду. При таких условиях я не могу работать», — пригрозил он. По настоянию Ллойд Джорджа все дальнейшие переговоры велись в Совете четырёх. С этого момента Совет десяти фактически уступил место так называемой «большой четвёрке», состоявшей из Ллойд Джорджа, Вильсона, Клемансо, Орландо. Япония в неё не входила, ибо не была представлена главой правительства. Впрочем, «большая четвёрка» часто сокращалась до «тройки» — Ллойд Джордж, Вильсон и Клемансо. Конференция снова зашла в тупик.

25 марта 1919 г. Ллойд Джордж прислал Клемансо и Вильсону с дачи, где обычно проводил конец недели, меморандум, озаглавленный «Некоторые замечания для мирной конференции до составления окончательного проекта мирных условий». Меморандум этот известен под названием «Документа из Фонтенбло». В нём изложена была английская программа и вместе с тем дана критика французских требований. Прежде всего Ллойд Джордж выступил против расчленения Германии. «Вы можете лишить Германию её колоний, — писал Ллойд Джордж, — довести ее армию до размеров полицейской силы и её флот до уровня флота державы пятого ранга. В конечном итоге это безразлично: если она сочтёт мирный договор 1919 г. несправедливым, она найдёт средства отомстить победителям… По этим соображениям я решительно возражаю против отторжения от Германии немецкого населения в пользу других наций в больших пределах, чем это необходимо».

Ллойд Джордж высказывался против требования польской комиссии передать под власть Польши 2 100 тысяч немцев, точно так же как и против уступки другим государствам территорий, населённых венграми. Дальше выдвигались следующие предложения. Рейнская область остаётся за Германией, но демилитаризируется. Германия возвращает Франции Эльзас-Лотарингию. Германия уступает Франции границу 1814 г. или же, для того чтобы возместить Франции разрушенные угольные копи, нынешнюю границу Эльзас-Лотарингии, а также право эсплоатации угольных копей Саарского бассейна на десять лет. К Бельгии отходят Мальмеди и Морено, а к Дании — определённые части территории Шлезвига. Германия отказывается от всех своих прав на бывшие германские колонии и на арендованную область Киао-Чао.

Что касается восточных границ Германии, то Польша получает Данцигский коридор, однако с таким расчётом, чтобы он охватил как можно меньше территорий с немецким населением.

Покончив с территориальными претензиями Франции, английский премьер высказался против чрезмерных требований и в вопросе о репарациях. «Я настаивал на том, — писал Ллойд Джордж, — чтобы репарационными платежами было отягчено только то поколение, которое участвовало в войне». Германия уплачивает ежегодно в течение известного числа лет определённую сумму, которая устанавливается державами-победительницами; однако размер репараций должен сообразоваться с платёжеспособностью Германии. Полученные от Германии суммы распределяются в следующей пропорции: 50 % — Франции, 30 % — Великобритании и 20 % — остальным державам.

Наконец, чтобы ограничить военную мощь Франции, Ллойд Джордж предложил обсудить вопрос о разоружении. Правда, это касалось в первую очередь Германии и малых стран: пятёрка победителей сохраняла свои вооружённые силы, пока Германия и Россия не докажут своего миролюбия. В обмен за согласие приступить к переговорам о разоружении Ллойд Джордж предлагал Франции совместные гарантии Англии я США против возможного нападения Германии.

«Документ из Фонтенбло» вызвал буквально припадок бешенства у французского премьера. Клемансо поручил составление ответа своему ближайшему сотруднику Тардье, но остался недоволен его проектом и сам принялся сочинять ноту Ллойд Джорджу. Французский премьер язвительно отметил, что английский премьер предлагает поставить Германии умеренные территориальные требования, но ничего не говорит об уступках, связанных с военно-морским положением Германии. «Если представляется необходимость, — отвечал Клемансо, — проявить по отношению к Германии особое снисхождение, следовало бы предложить ей колониальные, морские компенсации, а также расширение сферы её торгового влияния».

В заключение Клемансо отметил, что от плана Ллойд Джорджа выиграют морские и колониальные державы, т. е. Англия в первую очередь, ибо колонии у Германии отняты, флот разоружён, торговые корабли выданы, а континентальные державы останутся неудовлетворёнными. Клемансо, таким образом, отказывался от всяких уступок и послаблений.

Английский премьер не остался в долгу. «Если судить на основании меморандума, — писал в ответ Ллойд Джордж, — Франция, невидимому, не придаёт никакого значения богатым германским колониям в Африке, которыми она овладела, Она не придаёт также никакого значения ни Сирии, ни смешениям, ни компенсациям, несмотря на то, что в вопросе компенсациях ей неоднократно предоставляется приоритет… Она не придаёт значения и тому, что приобретает германские суда вместо французских судов, потопленных немецкими подводными лодками, а также получает часть германского военного флота…»

«В действительности Франция озабочена только тем, чтобы отнять Данциг у немцев и передать его полякам», — писал Ллойд Джордж. Раз Франция считает, что английские предложения приемлемы только для морских держав, то Ллойд Джордж берёт их назад.

«Я находился под властью иллюзии, — продолжал английский премьер, — что Франция придаёт значение колониям, кораблям, компенсациям, разоружению, Сирии и британской гарантии помочь Франции всеми силами, в случае если она подвергнется нападению. Я сожалею о своей ошибке и позабочусь о том, чтобы она не повторилась». В заключение Ллойд Джордж заявил, что снимает своё предложение о предоставлении Франции угольных копей Саара.

Переписка премьеров была вручена Вильсону. Снова начались заседания Совета четырёх. Вильсон поддержал Ллойд Джорджа по вопросу о Сааре. Встретившись с единым фронтом обеих держав, Клемансо решил изменить своё требование: он предложил передать Саарскую область Лиге наций, которая в свою очередь предоставит Франции мандат на неё на 15 лет. По истечении этого срока в области произведён будет плебисцит, который и решит вопрос о дальнейшей судьбе Саара. Но и это предложение Клемансо было отклонено. Вильсон соглашался только на посылку в Саар экспертов для выяснения, как можно было бы предоставить Франции эксплоатацшо рудников без политического господства в Сааре.

Вильсон высказался также против отделения от Германии Рейнской области, даже против длительной её оккупации французами. Зато он обещал вместе с Англией гарантировать границы Франции и оказать ей помощь в случае нападения Германии.

С такой же запальчивостью обсуждался и вопрос о репарациях. Сколько можно взять с Германии, — над этим ломали голову эксперты. Английская комиссия под председательством австралийского премьера Юза наметила цифру в 24 миллиарда фунтов стерлингов, почти 480 миллиардов золотых марок. Ллойд Джордж назвал эту цифру «дикой и фантастической химерой», хотя сам на предвыборных собраниях в Англии обещал «вывернуть карманы немцам». Французы требовали на одно восстановление северо-восточных департаментов 3 миллиарда фунтов (60 миллиардов золотых марок), в то время как по статистическим данным народное достояние всей Франции в 1917 г. составляло всего 2,4 миллиарда фунтов.

Американцы опасались, что Клемансо и Ллойд Джордж убьют курицу, несущую золотые яйца. Ведь получить долги с Англии и Франции США могли лишь в том случае, если Германия будет платёжеспособной. Американский эксперт Дэвис считал возможным потребовать с немцев только 25 миллиардов долларов.

Такие же споры вызвал и вопрос о распределении репараций между победителями. Ллойд Джордж предлагал 50 % всей суммы дать Франции, Англии — 30 % и остальным странам — 20 %. Франция настаивала на 58 % для себя и 25 % для Англии. После долгих споров Клемансо объявил, что последнее слово французов — это 56 % для Франции и 25 % для Англии. Вильсон предлагал 56 и 28 %.

В конце концов американские эксперты предложили не фиксировать цифры контрибуции, а поручить это особой репарационной комиссии, которая должна будет не позднее 1 мая 1921 г. предъявить германскому правительству окончательные требования. Французы ухватились за это предложение, предполагая в будущем через комиссию добиться выполнения своего плана. В остальных вопросах к соглашению так и не пришли. Клемансо снова стал угрожать уходом, что могло вызвать правительственный кризис и отставку премьера. Вильсон со своей стороны вызвал себе из Америки пароход «Георг Вашингтон». Мирная конференция висела на волоске. Спасти её можно было только пойдя на взаимные уступки.

14 апреля Клемансо сообщил через Хауза президенту, ещё не оправившемуся после болезни, что согласен на включение доктрины Монро в устав Лиги наций. За это американцы должны, в свою очередь, пойти на уступки: передать Франции мандат на Саарскую область, разрешить англо-французским войскам оккупировать левый берег Рейна на 15 лет в качестве гарантии выполнения Германией условий мирного договора, демилитаризировать Рейнские провинции, так же, как и зону шириной в 50 километров на правом берегу Рейна.

ВильсЪн, переживавший сильную тревогу в связи с агитацией своих политических противников в Америке, обрадовался предложению Клемансо. Он заявил, что готов пересмотреть своё категорическое «нет» по саарскому и рейнскому вопросам. Полковник Хауз сообщил Клемансо об ответе Вильсона. Клемансо пришёл в восторг: он заключил полковника в объятия. Хауз тут же попросил Клемансо прекратить нападки французских газет на Вильсона. Сейчас же «тигром» отдано было нужное распоряжение. Утром 16 апреля парижские газеты полны были славословий по адресу Вильсона.

Соглашение как будто было достигнуто. Насколько оно было неожиданным, можно судить по тому, что в комиссии, где обсуждался устав Лиги наций, французские эксперты всё ещё высказывались против включения в устав доктрины Монро; они ещё не знали о сделке Клемансо — Вильсона.

Оставалось убедить англичан присоединиться к уступкам Вильсона. С англичанами американская делегация вела параллельные переговоры. Они добивались отказа США от соперничества в морских вооружениях. В конце концов, им даны были соответствующие устные заверения. Тогда англичане решили поддержать Вильсона. 22 апреля Ллойд Джордж заявил, что присоединяется к позиции президента по рейнскому и саарскому вопросам.

Обрадованный Вильсон получил, наконец, возможность доложить окончательный устав Лиги наций на пленарном заседании конференции 28 апреля. Леон Буржуа предложил создать военный орган при Лиге наций; Гиманс, бельгийский делегат, начал было выражать сожаления по поводу того, что Брюссель не избран местом заседаний Лиги наций. Вдруг Клемансо оборвал прения: он заявил, что предложение президента США ввиду отсутствия возражений принимается единогласно. Клемансо говорил по-французски; говорил он быстро; переводчики молчали. Большинство присутствующих его не поняло, а многие и не расслышали. Только после того, как Клемансо перешёл к следующему пункту повестки дня, конференция с недоумением узнала, что «приняла единогласно» устав Лиги наций.

Спорный вопрос о доктрине Монро, так тревоживший Вильсона, был сформулирован следующим образом:

«Статья 21. Международные обязательства, такие как договоры о третейском разбирательстве, и ограниченные пределами извечных районов соглашения, как доктрина Монро, которые обеспечивают сохранение мира, не рассматриваются как несовместимые с каким-либо из постановлений настоящего статута».

По статуту Лиги наций, учредителями её являлись государства, участвовавшие в войне против Германии, а также вновь образовавшиеся государства (Геджас, Польша, Чехословакия).

Вторую группу государств составляли страны, приглашённые к немедленному вступлению в Лигу наций: Аргентина, Венецуэла, Дания, Испания, Колумбия, Нидерланды, Норвегия, Парагвай, Персия, Сальвадор, Чили, Швейцария, Швеция. В ноябре — декабре 1920 г. все они вступили в Лигу наций.

Швейцария при вступлении сделала оговорку о сохранении ею постоянного нейтралитета, ввиду чего Советом Лиги наций было признано её «исключительное положение» и указано, что в военных выступлениях Лиги Швейцария участвует лишь экономической помощью.

К третьей категории относились все остальные государства мира. Для принятия их в состав членов Лиги наций необходимо было согласие двух третей голосов Собрания Лиги наций и единогласное постановление Совета.

Основными органами Лиги наций являлись Собрание всех представителей членов Лиги и Совет, при которых состоял постоянный Секретариат. Каждый член Лиги имел в общем собрании Лиги один голос: таким образом, Британская империя имела с доминионами 6 голосов, а с 1923 г. — вместе с Ирландией — 7 голосов. Совет Лиги наций по первоначальному статуту состоял из 9 членов: 5 постоянных (Великобритания, Италия, США, Франция, Япония) и 4 временных, сменяющихся ежегодно. В первом составе временных членов Совета Лиги наций были Греция, Испания, Бельгия, Бразилия. Так как США не вступили в Лигу наций, ибо сенат не утвердил Версальского мирного договора, в Совете было фактически 8 членов.

Лига наций признавала, что всякая война «интересует Лигу в целом» и последняя должна принять все меры для сохранения мира. По требованию любого члена Лиги немедленно созывается Совет. В случае возникновения конфликта между членами Лиги наций они подвергают его разбирательству либо третейского суда, либо Совета и не прибегают к войне до истечения трёхмесячного срока после решения суда или доклада Совета.

Если член Лиги прибегает к войне вопреки принятым на себя обязательствам, то остальные члены обязуются немедленно порвать с ним всякие торговые и финансовые отношения, а Совет должен предложить различным заинтересованным правительствам выставить тот или другой контингент войск, «предназначенных для поддержания уважения к обязательствам Лиги». Впрочем, обязательства Лиги наций по обузданию агрессоров были очерчены так неопределённо, что, по существу, сводились к нулю.

С такой же неопределённостью была сформулирована и статья о разоружении. Лига наций признала необходимым «ограничение национальных вооружений до минимума, совместимого с национальной безопасностью и с выполнением международных обязательств, налагаемых общим действием». Совету предлагалось, учитывая «географическое положение и особые условия каждого государства», подготовить планы ограничения вооружений и внести их на рассмотрение заинтересованных правительств. И только. Заинтересованные правительства могли и не считаться с такой рекомендацией.

Что касается мандатов, то они делились на три категории. В первую входили те турецкие области, которые «достигли такой степени развития, что их существование в качестве независимых наций может быть временно признано». Державы, получившие мандат над этой категорией областей, будут управлять ими до того момента, когда подмандатные страны окажутся способными сами руководить собой. Разумеется, срок и условия наступления такого момента не были определены.

Во вторую категорию входили области Центральной Африки, которые управляются обладателями мандатов на условиях запрещения торговли рабами, оружием, алкоголем, сохранения свободы совести и религии подвластного населения.

В третью категорию отнесены были колонии в Юго:3апад-ной Африке и некоторые острова южной части Тихого океана, которые управляются по законам государства, обладающего мандатом, как составная часть его территории.

Самое распределение мандатов не было предусмотрено уставом Лиги наций; этим должна была заняться мирная конференция.

Наконец, при Лиге наций было организовано Международное бюро труда. Страны, не приглашённые в Лигу наций, могли входить в бюро труда, которое, таким образом, превращалось в своего рода испытательную комиссию для желающих быть принятыми в Лигу.

Итак, соглашение было достигнуто. Устав Лиги наций был принят. Осталось закончить обсуждение условий мирного договора. Все 58 комиссий Парижской конференции спешно заканчивали работу. Снова не раз вспыхивали споры по тому или иному вопросу. Так, англичане и американцы требовали уничтожения подводных лодок. «Их следует объявить вне закона», — говорил Вильсон. Но французы настаивали на разделе германских подводных лодок между союзниками. В заключение Германия была лишена своих подводных лодок: они пошли на вооружение победителей.

Такие же разногласия вызвал вопрос о запрещении применять отравляющие газы. Германия обязывалась сообщить союзникам способ изготовления газов. Но требование организовать надзор над химической промышленностью Германии было снято под тем предлогом, что производство газов тесно связано со всей химической промышленностью, следовательно раскрытие военных тайн немыслимо без оглашения коммерческих и технических тайн. Таким образом, остановившись перед неприкосновенностью частной собственности германских владельцев химической промышленности, в которой были заинтересованы и некоторые американцы, мирная конференция оставила в руках немцев сильнейшее и опаснейшее оружие войны.

С грехом пополам урегулировали основные вопросы. Можно было уже пригласить немцев, чтобы познакомить их с предварительными условиями договора. Но тут плохо сколоченное здание мирной конференции снова зашаталось: итальянский премьер Орландо резко выступил против приглашения Германии. Он всё ждал, когда займутся притязаниями Италии. Он поддерживал великие державы по принципу «do ut des» — «даю, чтобы ты дал». Но про Италию забыли. Теперь Орландо заговорил. Он настаивал не только на выполнении обещаний, данных секретным Лондонским договором в апреле 1915 г. Он пошёл дальше и потребовал города Фиуме, который никогда не предназначался Италии. Остальные великие державы и слышать не хотели о выполнении Лондонского договора. Фиуме же намечалось передать Югославии.

Итальянские дипломаты, как обычно, повели двойную игру. Орландо убеждал Ллойд Джорджа и Клемансо, что Лондонский договор должен остаться в силе. Таким образом, Орландо как будто соглашался и с тем пунктом Лондонского договора, по которому Фиуме не предназначался Италии. В то же время Орландо говорил Вильсону, что Лондонское соглашение для США не обязательно и что Фиуме должно передать Италии. Скоро двойная игра итальянцев раскрылась. Вильсон упорствовал. Орландо заявил, что без Фиуме не может вернуться домой: итальянцы поднимут возмущение. На это президент ему бросил: «Я знаю итальянцев лучше, чем вы!». 23 апреля Вильсон обратился с воззванием к итальянскому народу, требуя от него великодушия. В Совете четырёх Вильсон предложил превратить Фиуме в самостоятельное государство под контролем Лиги наций. На следующий день Орландо покинул мирную конференцию. Но выехав из Парижа, он всё же оставил там своего эксперта. В Риме была инсценирована буря возмущения против Вильсона. Газеты забыли о том, что писали несколько времени тому назад о Вильсоне Справедливом. Сейчас они называли его виновником всех несчастий Италии.

В день отъезда Орландо, 24 апреля, вдруг выступили японцы. Они потребовали урегулировать Шаньдунский вопрос «с минимальной задержкой»; если это требование не будет удовлетворено, они не подпишут договора. Японцы весьма удачно выбрали момент для своего выступления. Уход Италии с конференции уже нанёс ей некоторый удар. Было очевидно, что если ещё и Япония последует за Орландо, конференция может потерпеть крушение. Как известно, Вильсон уже однажды провалил японское требование о признании равенства рас; выступить против японцев ещё раз президенту представлялось слишком очевидным дипломатическим неудобством.

Вильсон колебался. Но Англия приняла сторону Японии. Ллойд Джордж советовал президенту уступить. Японцы в свою очередь объявили о своём намерении в будущем вернуть Шаньдун Китаю. В конце концов Вильсон сдался: вопреки своим неоднократным обещаниям оказать помощь Китаю он согласился передать Шаньдун Японии.

Уступив Японии, союзные дипломаты отыгрались на Италии. Воспользовавшись уходом Орландо, Совет трёх разрешил грекам занять Смирну, которая по тайному договору предназначалась Италии. С другой стороны, Италия, стоявшая накануне финансового краха, продолжала вести переговоры с Америкой о займе. Опасаясь, что конференция подпишет с немцами мир без Италии, Орландо — уже без всякого шума — вернулся в Париж.

Германские делегаты были приглашены в Версаль на 25 апреля. В телеграмме подчёркивалось, что германские делегаты вызываются для получения текста прелиминарного мира. Немецкий министр иностранных дел граф Брокдорф-Рантцау ответил, что высылает делегатов, которые будут снабжены полномочиями для принятия проекта договора и передачи его германскому правительству. С целью оттенить оскорбительный тон ответа, Брокдорф назвал несколько имён делегатов и в том числе двух канцелярских служащих. Клемансо спохватился, что зашёл слишком далеко: в новой телеграмме он просил выслать делегацию, облечённую полномочиями обсуждать все вопросы, связанные с миром. 28 апреля специальный поезд с германской делегацией во главе с Брокдорф-Рантцау отправился из Берлина.

В Германии знали о разногласиях в лагере Антанты. Генерал-квартирмейстер Тренер пытался установить связь с Англией и Америкой, действуя через подставных лиц. Людендорф через своих агентов предлагал Клемансо создать специальную германскую армию для борьбы с Советской Россией. Эрцбергер также вёл сношения с французами, которым развивал план восстановления Бельгии и Северной Франции руками германских рабочих. Заказы должны были быть поделены между французскими и германскими промышленниками, а вся работа вестись под наблюдением и по указаниям французской контрольной комиссии.

Министр иностранных дел Германии в свою очередь старался установить связи с представителями Англии и особенно Америки. Словом, Германия пыталась возможно шире использовать противоречия в лагере своих противников.

В ожидании приглашения Германия создала несколько комиссий для подготовки своего контрпроекта. Там изучали прения на мирной конференции, знакомились с настроениями правительств. Германские агенты выведывали у представителей малых стран подробности переговоров в Совете четырёх. Поэтому знали, что речь шла об Эльзас-Лотарингии, о Шлезвиге, Данциге.

Шли частые заседания германского правительства. Генерал Тренер настаивал на том, чтобы во что бы то ни стало сохранить армию. Перед самым отъездом Брокдорфа Тренер в сопровождении трёх генералов и штабных офицеров явился к нему по поручению Гинденбурга. Тренер предупреждал против капитуляции. Он протестовал против признания Германии виновницей войны, ибо такое признание влекло бы за собой выдачу генералов, а армию надо было сохранить при всех и всяких условиях.

Противники Германии со своей стороны отдельно друг от друга вели переговоры с Германией. В дороге германскую делегацию посетил представитель Вильсона. Он советовал Брэкдорфу подписать мирный договор. Брокдорф ответил, что не подпишет ничего выходящего за пределы 14 пунктов Вильсона.

Делегация прибыла в Париж 30 апреля. Быстро разместились в отеле, водрузили антенну. Создали аппарат, готовясь приступить к переговорам, но конференция не подавала признаков жизни. Брокдорф-Рантцау днём и ночью обсуждал линию своего будущего поведения. Намечались различные планы в зависимости от того, как сложится обстановка.

Только 7 мая 1919 г. германская делегация была вызвана в Версаль. Клемансо открыл заседание конференции краткой речью. «Час расплаты настал, — заявил он. — Вы просили нас о мире. Мы согласны предоставить его вам. Мы передаём вам книгу мира». При этом Клемансо подчеркнул, что победители приняли торжественное решение «применить все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы полностью добиться следуемого им законного удовлетворения». Германским делегатам до этого заявили, что никакие устные дискуссии не могут быть допущены и что немецкие замечания должны быть представлены в письменном виде. Немцам был предоставлен срок в 15 дней, в течение которого они могли обращаться за разъяснениями. После этого Верховный совет решит, в какой срок должен последовать окончательный ответ германского правительства.

Пока переводилась речь Клемансо, секретарь мирной конференции француз Дютаста с толстой белой книгой в руках подошёл к столу, где сидела германская делегация, и вручил условия мира Брокдорф-Рантцау.

У германского министра были заготовлены два варианта ответа на речь Клемансо: один — на тот случай, если речь Клемансо будет корректной, и второй — если она будет агрессивной. Брокдорф-Рантцау выбрал второй вариант. «От нас требуют, чтобы мы признали себя единственными виновниками войны, — говорил Брокдорф. — Подобное признание в моих устах было бы ложью».

Германия признаёт несправедливость, совершённую ею по отношению к Бельгии. Но и только. Не одна Германия совершила ошибку, говорил Брокдорф. Он подчеркнул, что Германия, как и все другие державы, принимает 14 пунктов Вильсона. Таким образом, они являются обязательными для обоих враждующих лагерей. Он поэтому против чрезмерных репараций. «Разорение и гибель Германии, — угрожал Брокдорф, — лишили бы государства, имеющие право на компенсацию, тех выгод, на которые они претендуют, и повлекли бы за собой невообразимый хаос во всей экономической жизни Европы. И победители и побеждённые должны быть начеку, чтобы предотвратить эту грозную опасность с её необозримыми последствиями». Речью Брокдорфа закончилась вся процедура.

Больше двух дней изучали немцы условия мира. Под первым впечатлением один из делегатов предложил немедленно покинуть Париж. В Берлине была организована демонстрация протеста. 12 мая 1919 г. президент Эберт и министр Шейдеман произнесли речи с балкона перед толпой, собравшейся на улице. Шейдеман кричал: «Пусть отсохнут руки прежде, чем они подпишут такой мирный договор». Но Брокдорфу приказали остаться в Париже. Он пытался вступить в личные переговоры с руководителями конференции, надеясь добиться пересмотра некоторых пунктов договора. Германская делегация посылала ноту за нотой, настаивая на смягчении отдельных условий. Но Клемансо неизменно отвечал отказом. Немцы и здесь использовали свой излюбленный приём, пытаясь запугать противников революцией. Брокдорф-Рантцау предложил созвать в Версале международный рабочий конгресс для обсуждения вопросов Рабочего законодательства. Разумеется, дело было не в защите рабочих интересов. Немцы хотели использовать рабочее движение, чтобы с его помощью повлиять на мирную конференцию. Но Клемансо понял этот план. Он отказался вести какие бы то ни было переговоры о конгрессе.

Из Берлина летели одна телеграмма за другой с протестами против признания Германии ответственной за войну. Германская делегация заявляла в ноте, что не признаёт только одну свою страну виновницей этого бедствия. Ведь недаром мирная конференция имеет «комиссию для расследования ответственности зачинщиков войны».

Такая комиссия действительно была создана. Немцы, узнав о её существовании, потребовали сообщить им результаты ее работы.

Клемансо язвительно ответил немцам, что непрерывное стремление Германии свалить с себя вину может быть понято только в том случае, если она действительно чувствует её за собой. Ведь сама же Германия в ноябре 1918 г. заявила, что она согласна возместить все убытки, происшедшие в результате её нападения на суше, на воде и с воздуха.

В ответ на довод, что новая Германия не может отвечать за действия старого правительства, Клемансо напомнил 1871 год, когда Германия не спрашивала у Французской республики, желает ли она отвечать за грехи Французской монархии. Точно так же и в Бресте Германия заставила новую Россию признать обязательства царского правительства.

20 мая граф Брокдорф попросил продлить срок представления ответа. Он не терял надежды сыграть на противоречиях среди союзников и поэтому настаивал на отсрочке. Ему дали 8 дней. Германский посол выехал в Спа. Туда же прибыли представители германского правительства. 29 мая Брокдорф-Рантцау вручил Клемансо ответную ноту Германии. «Прочитав в указанном документе об условиях мира, — писал Брокдорф, — те требования, которые нам предъявила победоносная сила противника, мы ужаснулись». Германия протестовала против всех пунктов мирных условий и выдвигала свои контрпредложения. Немцы соглашались на 100-тысячную армию, но настаивали на принятии Германии в Лигу наций. Они отказывались в пользу Франции от Эльзас-Лотарингии, требуя, однако, провести там плебисцит. Они выражали готовность уступить полякам значительную часть Познанской провинции и предоставить Польше доступ к открытому морю. Они принимали передачу своих колоний Лиге наций при условии признания также и за Германией права на получение мандата. В качестве репараций Германия соглашалась уплатить 100 миллиардов золотых марок, из них 20 миллиардов до 1 мая 1926 г. Она уступала часть своего флота. Что касается виновности в войне, то Германия настаивала на создании беспристрастной комиссии, которая расследовала бы этот вопрос.

Пока Совет четырёх знакомился с германскими контрпредложениями, Брокдорфа посещали неофициальные представители воюющих держав. Были у него и французы и англичане. У немцев складывалось представление, что противник готов пойти на уступки. Из каких-то источников немцы узнали о разногласиях по вопросу о разоружении. Впрочем, когда 23 мая на Совете четырёх обсуждался доклад военных экспертов Верховного совета об ограничении вооружений малых государств, там присутствовало свыше тридцати человек. При таком числе мудрено было сохранить тайну!

Незадолго перед этим совещанием военные эксперты получили указание определить численность войск малых наций пропорционально армии, оставленной Германии и составлявшей 100 тысяч человек. Это означало, что Австрия должна иметь армию в 15 тысяч, Венгрия — 18 тысяч, Болгария — 10 тысяч, Чехословакия — 22 тысячи, Югославия 20 тысяч, Румыния — 28 тысяч, Польша—44 тысячи и Греция — 12 тысяч.

Союзники Германии не были представлены на конференции, хотя Австрия уже получила приглашение. Они не могли открыто выразить свой протест, но остальные страны и слышать не хотели о таком составе их армий. Американский генерал Блисс, делавший доклад, полагал, что 100 тысяч человек недостаточно для Германии, нужно увеличить армию и соответственно увеличить численность войск малых наций. Но против пересмотра этого вопроса резко выступил Клемансо. 5 июня представители Польши, Чехословакии, Румынии, Югославии и Греции были приглашены на заседание Совета в квартире Вильсона. На предварительном совещании, после продолжительной дискуссии, они выработали единую линию поведения — отказаться от сокращения армий. Заседание у президента происходило в крайне накалённой атмосфере. Делегаты приглашённых стран категорически настаивали на сохранении своих армий. Напрасно их убеждали Вильсон и Ллойд Джордж. Клемансо не выступал. Делегаты чувствовали его молчаливую поддержку. Соглашение так и не было достигнуто. Делегаты малых стран покинули заседание.

Германия знала об этих разногласиях и надеялась, что они помогут ей добиться уступок. Но ожидания её не оправдались. 16 июня Брокдорфу вручили новый экземпляр мирного договора. Это была та же толстая книга, в которую теперь от руки были вписаны красными чернилами некоторые изменения. Франция отказывалась от своего суверенитета в Саарской области в пользу Лиги наций. Для управления областью назначались пять комиссаров. В Верхней Силезии предназначено было провести плебисцит. В сопроводительной ноте Клемансо подчеркнул, что договор «должен быть принят или отвергнут в том виде, в каком он изложен сегодня». На ответ давалось пять дней. В случае неполучения ответа державы объявят, что перемирие кончилось, и примут те меры, которые сочтут необходимыми, «для того чтобы силой провести и выполнить эти условия». Единственная уступка состояла в том, что немцам по их настойчивой просьбе прибавили ещё 48 часов к этим пяти дням.

Немецкая делегация отбыла в Берлин.

Начались заседания германского правительства. Одни министры, в том числе и Брокдорф-Рантцау, предлагали не подписывать мирного договора, надеясь, что разногласия в лагере победителей позволят добиться более мягких условий. Другие настаивали на подписании мирного договора, опасаясь распада империи. Но и те, которые требовали подписания, открыто говорили, что выполнять условий не следует. Запросили мнение Гинденбурга. Он ответил, что армия неспособна сопротивляться и будет разбита; надо сохранить во что бы то ни стало армию и её верховный штаб. Тайно вели переговоры с французами. Те дали понять, что кайзера и генералов не тронут.

21 июня германское правительство сообщило, что готово подписать мирный договор, не признавая, однако, что германский народ является ответственным за войну. На следующий день Клемансо ответил, что союзные страны не пойдут ни на какие изменения в договоре и ни на какие оговорки и требуют либо подписать мир, либо отказаться от подписания. 23 июня Национальное собрание Германии приняло решение подписать мир без всяких оговорок. Настроение было чрезвычайно напряжённое. Боялись, что Антанта может начать наступление. Какой-то депутат, по свидетельству Эрцбергера, волнуясь по поводу затянувшихся прений, истерически кричал: «Где мой автомобиль? Я должен сейчас же ехать! Сегодня ночью появятся французские лётчики!».

28 июня 1919 г. новый министр иностранных дел Германии Герман Мюллер и министр юстиции Белл подписали Версальский мир.

По Версальскому мирному договору Германия обязывалась вернуть Франции Эльзас-Лотарингию в границах 1870 г. со всеми мостами через Рейн. Угольные копи Саарского бассейна переходили в собственность Франции, а управление областью было передано Лиге наций на 15 лет, по истечении которых плебисцит должен был окончательно решить вопрос о принадлежности Саара. Левый берег Рейна оккупировался Антантой на 15 лет. Территория на 50 километров к востоку от Рейна полностью демилитаризировалась. В округах Эйпен и Мальмеди предусмотрен был плебисцит; в результате его они отошли к Бельгии. То же самое относилось и к районам Шлезвиг-Гольштейна: они перешли к Дании. Германия признавала независимость Чехословакии и Польши и отказывалась в пользу первой от Гульчинского района на юге Верхней Силезии, а в пользу Польши — от некоторых районов Померании, от Познани, большей части Западной Пруссии и части Восточной Пруссии. Вопрос о Верхней Силезии разрешался плебисцитом. Данциг с областью переходил к Лиге наций, которая обязалась сделать из него вольный город. Он включался в польскую таможенную систему. Польша получала право контроля над железнодорожными и речными путями Данцигского коридора. Германская территория была разделена Польским коридором. В общем от Германии отошла одна восьмая часть территории и одна двенадцатая часть населения. Союзники заняли все германские колонии. Англия и Франция поделили между собой Камерун и Того. Немецкие колонии в Юго-Западной Африке отошли к Южно-Африканскому союзу; Австралия получила Новую Гвинею, а Новая Зеландия — острова Самоа. Значительная часть немецких колоний в Восточной Африке была передана Великобритании, часть — Бельгии, треугольник Кионга — Португалии. Острова на Тихом океане севернее экватора, принадлежавшие Германии, область Киао-Чао и германские концессии в Шаньдуне стали владениями Японии.

Всеобщая воинская повинность в Германии отменялась. Армия, состоявшая из добровольцев, не должна была превышать 100 тысяч человек, включая контингент офицеров, не превышающий 4 тысяч человек. Генеральный штаб распускался. Срок найма унтер-офицеров и солдат определялся в 12 лет, а для вновь назначаемых офицеров — 25 лет. Все укрепления Германии уничтожались, за исключением южных и восточных. Военный флот был сведён к 6 броненосцам, 6 лёгким крейсерам, 12 контрминоносцам и 12 миноносцам. Иметь подводный флот Германии запрещалось. Остальные германские военные суда подлежали передаче союзникам или разрушению. Германии запрещалось иметь военную и морскую авиацию и какие бы то ни было дирижабли. Однако Германия освобождалась от оккупации. Для наблюдения за выполнением военных условий договора создавались три международные контрольные комиссии.

Экономические условия договора сводились к следующему. Особая репарационная комиссия должна была определить к 1 мая 1921 г. сумму контрибуции, которую Германия обязана была покрыть в течение 30 лет. До 1 мая 1921 г. Германия обязывалась выплатить союзникам 20 миллиардов марок золотом, товарами, судами и ценными бумагами. В обмен за потопленные суда Германия должна была предоставить все свои торговые суда водоизмещением свыше 1 600 тонн, половину судов свыше 1 тысячи тонн, одну четверть рыболовных судов и одну пятую часть всего своего речного флота и в течение пяти лет строить для союзников торговые суда по 200 тысяч тонн в год. В течение 10 лет Германия обязывалась поставлять Франции до 140 миллионов тонн угля, Бельгии — 80 миллионов, Италии — 77 миллионов. Германия должна была передать союзным державам половину всего запаса красящих веществ и химических продуктов и одну четвёртую часть из будущей выработки до 1925 г. Германия отказывалась от своих прав и преимуществ в Китае, Сиаме, Либерии, Марокко, Египте и соглашалась на протекторат Франции над Марокко и Великобритании над Египтом. Германия должна была признать договоры, которые будут заключены с Турцией и Болгарией. Она обязывалась отказаться от Брест-Литовского, как и от Бухарестского, мира и признать и уважать независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914 г. Статья 116 мирного договора признавала за Россией право получения у Германии соответствующей части репараций. Германия оставляла свои войска в прибалтийских республиках и в Литве впредь до особого распоряжения союзников. Этим самым Германия становилась соучастницей интервенции в Советской России.

Договоры, подписанные в Сен-Жермене, Нейи и Трианоне. Покончив с Германией, победители приступили к переговорам с её союзниками. 10 сентября 1919 г. в Сен-Жерменском дворце был подписан договор с Австрией. Она обязывалась передать Италии часть провинций Крайни и Каринтии, Кюстенланд и Южный Тироль. Югославия получила большую часть Крайны, Далмацию, южную Штирию и юго-восточную Каринтию. В Клагенфурте было постановлено провести плебисцит: он закончился в своё время в пользу Австрии. Чтобы вбить клин между Венгрией и Австрией, от первой был отнят Бургенланд и передан второй. Буковину отдали Румынии. В состав Чехословакии вошли Богемия, Моравия, две общины нижней Австрии и часть Силезии. Австрии запрещалось объединение с Германией. Австрия получала право содержать армию в 30 тысяч солдат. Свой военный и торговый флот Австрия передала победителям. Империя Габсбургов перестала существовать.

27 ноября 1919 г., после продолжительных переговоров, в течение которых болгарская делегация доказывала, что война была вызвана политикой царя Фердинанда, в Нейи был подписан договор с Болгарией. Добруджа была закреплена за Румынией. Болгария передала часть своей территории Югославии. Фракия осталась в руках победителей, позже передавших её Греции. Это отрезало Болгарию от Эгейского моря. Болгария обязалась выдать победителям весь флот и уплатить контрибуцию в 2,5 миллиарда золотых франков. Вооружённые силы Болгарии определялись в 20 тысяч человек.

Позже других был заключён мир с Венгрией, переживавшей революцию. Только 4 июня 1920 г. в Версале, в Большом Трианонском дворце, был подписан с ней договор. Словакия и Прикарпатская Русь включены были в состав Чехословакии, к Югославии отошли Хорватия и Словения. Румыния получила Трансильванию и Банат, за исключением части, переданной Югославии. Контингент венгерской армии не должен был превышать 30 тысяч человек. Венгрия осталась без выхода к морю. Над Дунаем устанавливался контроль победителей. От Венгрии отошли около 70 % территории и почти половина населения.

Так сложилась послевоенная версальская система.

Историки дипломатии сравнивали иногда Версальскую конференцию с Венским конгрессом. Действительно, между обеими конференциями много внешнего сходства. Версальская конференция длилась так же долго, как и Венский конгресс. Так же, как в Вене, в Версале много танцевали и туго подвигались вперёд. Заседания конференции часто прерывались сведениями, о революционных вспышках в Европе. Самые задачи Лиги наций сближались с целями Священного союза: они сводились к охране новой системы международных отношений от революции.

Но по существу Версальский мир более всего напоминал мир Франкфуртский. К Версалю вполне подходят слова, сказанные Марксом по поводу Франкфурта: «Это — вернейший способ превратить… войну в европейскую институцию… Это — безошибочный способ превратить будущий мир в простое перемирие…».

В самом деле, Версальский мир надолго закрепил противоречия между победителями и побеждёнными. Он вызвал огромную передвижку населения, перед которой бледнеют великие переселения народов. Румыния выселила более 300 тысяч человек из Бессарабии. Из Македонии и Добруджн двинулись с места почти 500 тысяч человек. Немцы уходили из Верхней Силезии. Сотни тысяч венгров были переселены из территорий, перешедших к Румынии, Югославии, Чехословакии. Семь с половиной миллионов украинцев были поделены между Польшей, Румынией и Чехословакией.

В результате Версальского мира славянские народы были разъединены глубокой пропастью. Польша, как форпост Франции на востоке, должна была служить плацдармом для нападения на Россию. Последующее расширение границ Польши за счёт украинских и белорусских земель было заложено в основе Версальского мира, вся система которого была направлена к тому, чтобы сталкивать славянские народы между собой. Закарпатская Украина была придана Чехословакии, несмотря на решение народа, принятое ещё 18 декабря 1918 г., воссоединиться с остальной Украиной. Буковина, вопреки решению «Народного веча» 3 ноября 1918 г. о присоединении к Советской Украине, была отдана Румынии. Между Польшей и Чехословакией также были посеяны семена вражды. Югославия, объединившая славянские племена на юге срединной Европы, не получила некоторых частей Словении, отданных Италии или оставленных Австрии после плебисцита. Кроме того, Югославия опекунами версальской системы на долгие годы была поставлена во враждебные отношения к России. Таковы были последствия Версальского мира для славянских народов.

Антанта сплотила против себя побеждённых и вызвала их ненависть. С другой стороны, разногласия внутри самой Антанты не позволили ей создать прочные гарантии против немецкого реванша. Каждый из победителей вёл переговоры с Германией без ведома партнёров и натравливал её против союзников. Не подлежит сомнению, что условия Версальского мира были тяжелы. Но вся тяжесть его была возложена не на германских империалистов, а на немецкий народ. Германские империалисты сохранили всю свою промышленность и легко могли восстановить в полном объёме её производственную мощь. Никто ещё не забыл, с какой баснословной быстротой Франция после своего поражения выплатила немцам 5-миллиардную контрибуцию; а ведь за полвека, отделяющие Версаль от Франкфурта, техника далеко шагнула вперёд.

Армия Германии не была окончательно сокрушена. Кадровый её состав уцелел. Антанта сама помогла его сохранить. Рассчитывая на столкновение Германии с Советской Россией, Антанта сквозь пальцы смотрела на создание немцами сотен военных и спортивных организаций, где под видом инструкторов и охотников скрывались многие десятки тысяч офицеров. К тому же Германия избавлена была от оккупации.

Империалистическая Германия со своей стороны широко пользовалась распрями в среде своих противников. Ведя переговоры то с одним, то с другим, обманывая всех, германские империалисты копили силы для нового наступления. Поистине пророчеством были слова Ленина: Версальский мир «является величайшим ударом, который только могли нанести себе капиталисты и империалисты… победивших стран».

В результате войны и Версаля противоречия между союзниками ещё более углубились. Обострилась борьба между Англией и Францией, США и Англией, США и Японией, наконец, между Италией и ведущими державами Антанты. Ко всему этому присоединялись коренные противоречия двух систем — капитализма и социализма. Версальский мир должен был покончить с войной. В действительности же он превратил её в постоянную угрозу, висящую над всем миром.