Глава восьмая

Углубление противоречий Версальской системы. Отмена Севрского договора (1921–1923 гг.)


Ликвидация японской интервенции на Дальнем Востоке. Многочисленные конференции и соглашения, дополнявшие отдельные звенья версальско-вашингтонской системы, не обеспечивали её устойчивости. Противоречия между державами-победительницами, между победителями и побеждёнными, менаду миром капитализма и миром социализма подтачивали её основы. Центробежные силы разрывали оковы, наложенные после войны на слабейшие государства, на народы колоний и зависимых стран. На Ближнем Востоке продолжалась война. Кончились разрывом переговоры в Генуе и Гааге. Рапалльский договор пробил брешь в антисоветском блоке империалистических держав. Разрешить дипломатическим путём в своих интересах русский вопрос им не удавалось.

К осени 1922 г. обострилось положение и на Дальнем Востоке. После Вашингтонской конференции, где Япония заявила о своём уходе из Сибири, она отнюдь не торопилась начинать эвакуацию. Сорвав в апреле 1922 г. Дайренскую конференцию и бросив против Советской России белогвардейских наёмников, японцы, тем не менее, не отказались от попыток дипломатического нажима на Советскую Россию. Вечером 4 сентября 1922 г., в здании японского консульства в манчжурском городе Чаньчунь, открылись — в третий раз за последний год — переговоры между Японией и ДВР, делегация которой представляла также интересы и РСФСР. Японские представители настаивали на заключении договора только между Японией и ДВР. Встретив решительное сопротивление, они в конце концов согласились заключить договор с обоими государствами, но только по тем вопросам, которые касались Дальневосточной республики. В дальнейшем японцы обещали приступить к обсуждению особых торговых соглашений и с РСФСР. Однако делегация ДВР отклонила такое предложение.

Переговоры тянулись. Япония явно выжидала развития нового наступления белогвардейцев. Но открыто сорвать переговоры она не решалась. На одном из заседаний русские представители, потеряв терпение после безуспешных попыток определить предмет переговоров, поднялись с места и направились было к выходу. Председатель японской делегации Мацудайра поспешил предупредить скандал. Он стал заверять русских делегатов, что эвакуация японских войск из Сибири — вопрос решённый.

Но и после этого японская делегация выискивала всяческие предлоги для того, чтобы тянуть переговоры. После напрасных попыток противопоставить интересы ДВР и РСФСР японцы снова вытащили свой старый проект Дайренского договора: они предложили подписать его без обсуждения. Делегация ДВР возразила, что дайренский проект был уже отвергнут; кроме того, очевидно, что РСФСР не имеет к нему ровно никакого отношения.

Тогда японцы вновь выдвинули на сцену «николаевский инцидент». Они заявили, что пока он не будет урегулирован, Япония, даже эвакуировав свои силы из Приморья, будет продолжать оккупацию Северного Сахалина. Делегация ДВР категорически возражала против попыток связать эти два вопроса. 23 сентября переговоры были временно прерваны. По их возобновлении японцы повторили своё заявление относительно оккупации Северного Сахалина. В ответ на это делегация ДВР предложила обсудить, наконец, «николаевские события» по существу. Японцы попали в затруднительное положение: они прекрасно знали, что при первой же попытке серьёзно расследовать этот вопрос немедленно установлен будет провокационный характер «николаевского инцидента». Мацудайра заявил, что Япония не может входить в детали «николаевских событий»: дело в том, что правительства ЭСФСР и ДВР не признаны Японией. Русской делегации оставалось только развести руками: ведь отсутствие признания не мешало до сих пор японским представителям обсуждать с ней целый ряд других вопросов. 26 сентября переговоры были прерваны в третий раз.

9 октября Народно-революционная армия нанесла под Спасском сокрушительный удар белогвардейцам. Остатки разбитых банд в панике отступали к Владивостоку. Опасаясь столкновения с Народно-революционной армией, японские войска покинули город. 25 октября 1922 г. революционная армия вступила во Владивосток. Трудящимися Дальнего Востока в ноябре 1922 г. было постановлено влить ДВР в состав Советской республики как её нераздельную часть.

Оценивая дальневосточную победу, Владимир Ильич отметил заслугу советской дипломатии в этом успехе.

«Прежде всего, — говорил Ленин, — необходимо, конечно, направить наше приветствие нашей Красной армии, которая на-днях оказала ещё раз свою доблесть и, взявши Владивосток, очистила всю территорию последней из республик, связанных с советской республикой… Но вместе с тем мы должны также сказать, чтобы сразу же не впасть в тон чрезмерного самохвальства, что здесь сыграли роль не только подвиг Красной армии и сила её, а и международная обстановка и наша дипломатия.

Было время, когда Япония и Соединённые Штаты подписывали соглашения о поддержке Колчака. Это время ушло так далеко, что многие из нас, пожалуй, о нём совсем и забыли. Но оно было. И если мы добились того, что подобное соглашение уже невозможно, что японцы, несмотря на всю их военную силу, объявили о своём уходе и выполнили это обещание, то тут, конечно, есть заслуга и нашей дипломатии».


Ближневосточный кризис. Незадолго до взятия Владивостока советское правительство сделало попытку ослабить напряженное положение и на Ближнем Востоке. 24 сентября 1922 г. Наркоминдел предложил Англии, Франции, Италии, Югославии, Болгарии, Румынии, Греции и Египту созвать конференцию всех стран, в первую очередь черноморских, заинтересованных в урегулировании ближневосточного кризиса.

Предложение советского правительства не встретило поддержки крупных держав. Они рассчитывали иными путями разрешить в своих интересах ближневосточные вопросы. В частности некоторые влиятельные группы в Англии уже давно стремились к созданию так называемой английской средневосточной империи. Это означало бы соединение всех африканских колоний Англии с Палестиной, Аравией, Сирией, Месопотамией и Индией. Образование такой империи должно было бы чрезвычайно усилить позиции Англии в Средиземном море и в Средней Азии. Разгром Турции в 1918 г. и получение Англией' в 1920 г. мандатов на Палестину и Месопотамию, казалось, открывали путь к осуществлению английского замысла. Однако преградой перед ним встала возрождающаяся Турция. Только разгром кемалистского движения мог привести к созданию британской средневосточной империи.

Подавить сопротивление Турции можно было бы с помощью Франции и Италии. Но обе державы, несомненно, потребовали бы за это серьёзных компенсаций; английской дипломатии больше улыбалась мысль о возможности бить Турцию руками греков. Но и здесь возникало опасение, что победа греков может толкнуть турок на сближение с Советской Россией. По этому английскими политиками выдвигался и другой план: путём дипломатического соглашения с Турцией превратить её в сторожа владений, отошедших от неё к Англии, и в барьер против Советской России.

К августу 1922 г. силы греков ещё не были сломлены, несмотря на ряд поражений, нанесённых им турками. Смирна оставалась в руках греческих войск. Турция, не опасаясь за свой тыл, так как на кавказской границе стояли войска Советской России, бросила против греков все свои силы.

Контрнаступление турок подготовлялось с соблюдением полной тайны: войска передвигались по ночам; главнокомандующий войсками Мустафа-Кемаль выехал из Анкары на фронт, приказав распространить слухи, что устраивает приём в своей резиденции. Ничто не предвещало особых перемен на фронте. И вдруг разразилась катастрофа: начав стремительное наступление 26 августа, турки через пять дней разгромили главные силы греков в районе Афьюмкарагиссара и 2.сентября захватили в плен командующего греческими войсками генерала Трикуписа.

9 сентября турки вошли в Смирну. В плен было захвачено 50 тысяч греков. В других районах греки были отброшены к морю и едва успели сесть на суда. Победоносные турецкие войска шли к проливам и к Константинополю.

15 сентября 1922 г. состоялось заседание британского кабинета министров. Было решено разослать телеграмму всем доминионам с извещением о критическом положении и с просьбой о помощи. Кабинет министров сообщал правительствам доминионов, что войска Кемаль-паши, не встречающие сопротивления со стороны деморализованной греческой армии, насчитывают всего-навсего 60–70 тысяч человек.

«Тем не менее, — говорилось в сообщении премьер-министра, — настоятельно необходимы предупредительные меры. Поражение или унизительная эвакуация союзниками Константинополя могли бы привести к серьёзным последствиям в Индии и среди прочих магометанских народов, за которые мы несём ответственность… Я хотел бы знать, согласны ли правительства (различных доминионов) принять участие в наших наступлениях и желают ли они прислать нам определённый контингент… Если станет известно о том, что все доминионы или хотя бы один из них предлагают послать даже незначительный контингент, то это несомненно очень благоприятно отзовётся на общем положении».

Одновременно кабинет министров решил обратиться к Франции, Италии и балканским странам. Правительства этих стран приглашались принять участие в защите нейтральной зоны; их предупреждали, что появление турок на Балканах гибельно отразится на всём полуострове.

Около полуночи 15 сентября телеграмма в шифрованном виде была отправлена правительствам различных доминионов. Пока там шла её расшифровка, вся пресса уже трубила о её содержании. Министры доминионов узнали о ней раньше, чем получили официальный текст.

Премьер-министр австралийского правительства Юз убеждал парламент помочь метрополии. Он ссылался на интересы империи в Месопотамии, Аравии и Индии, тесно связанные с вопросом о том, в чьих руках находятся Дарданеллы.

С критикой Юза выступили некоторые члены австралийского Парламента. Война, говорил один из них, была всегда делом Англии. Недопустимо, чтобы Австралия вновь втянулась в войну.

Такие же оппозиционные речи раздавались и в Парламенте Новой Зеландии.

Положение Англии осложнилось тем, что по приказу из Парижа французские отряды 19 сентября покинули чанакские позиции. Вслед за французами ушли из Дарданелл и итальянцы.

Английское правительство вынуждено было вступить в переговоры с турками. 23 сентября Англия, Франция и Италия обратились с нотой к турецкому правительству, предлагая послать делегатов на конференцию в Венецию или же в какой-либо другой город. На конференции должны были присутствовать делегаты Турции, Великобритании, Франции, Италии, Японии, Румынии, Югославии и Греции. Союзники обещали после заключения мира вывести войска из Константинополя, возвратить Турции Восточную Фракию, включая Адрианополь, и допустить турок в Лигу наций. Они требовали лишь приостановить турецкое наступление в зоне проливов в течение всего времени переговоров. Союзники обязывались ещё до конца конференции добиться отступления греческой армии за линию, которая будет определена командованием войск Антанты. Для решения этого последнего вопроса предлагалось созвать предварительное военное совещание в Мудании или в Измире.

Турция дала согласие на совещание в Мудании. На ведение переговоров был уполномочен Исмет-паша. Одновременно турки потребовали очистить Фракию до реки Марицы.

Переговоры в Мудании начались 3 октября. Англичане выставили неприемлемые требования. Командующий английскими войсками Гаррингтон говорил Исмету: «Мы уйдём, ваше превосходительство, но мы хотим уйти с честью». Турки упорствовали. Между союзниками не было согласия. Французские делегаты, по утверждению Черчилля, внушили туркам, что они могут получить от Англии больше, чем она предлагает. Не желая уступать англичанам, турки прервали переговоры и возобновили их только 10 октября. 11 октября было подписано соглашение.

Между турецкими и греческими войсками устанавливалось перемирие. Во Фракии греческие войска уводились за реку Марицу. Правый берег Марицы, включая Карагач, оккупировался союзниками до заключения мира. Административная власть в Восточной Фракии передавалась туркам не позже чем через 30 дней. Турки получали право содержать в Восточной Фракии свою жандармерию числом не более 8 тысяч. Турция обязывалась не перевозить войск, не производить наборов и не содержать военных сил в Восточной Фракии до заключения и ратификации мирного договора. Союзные войска оставались вплоть до решения мирной конференции в тех местах, где были расквартированы. Вдоль проливов на азиатской стороне устанавливалась зона, через границы которой турецким войскам запрещалось переходить.

Разгром греков на анатолийском фронте привёл к государственному перевороту в Греции. Король Константин отрёкся от престола. Пять министров и главнокомандующий были арестованы и казнены. 13 октября 1922 г. Греция присоединилась к Муданийскому перемирию.

Поражение греков вызвало правительственный кризис и в Англии. 19 октября 1922 г. Ллойд Джордж подал в отставку. На новых выборах в Парламент консерваторы получили около 350 мандатов. На смену коалиционному кабинету Ллойд Джорджа 23 октября пришло правительство Бонар Лоу.

В новом консервативном кабинете пост министра иностранных дел занял непримиримый противник Советской России лорд Керзон.

Представитель английской аристократии Керзон прошёл обычную для английских дипломатов школу. В молодости, по окончании Итонского колледжа и Оксфордского университета, он занимался научной работой, уделяя много внимания Индии, которую посетил четыре раза. Вообще Керзон много путешествовал. Он побывал в Персии, Афганистане, в странах Ближнего Востока. Результаты своих наблюдений он наложил в ряде книг. В них он уже бил тревогу по поводу «русской опасности», якобы угрожающей Англии в Индии и на Востоке. 1886 г. Керзон был избран в Палату общин от консерваторов. Свою дипломатическую подготовку он проходил в качестве личного секретаря Солсбери в период обострения русско-английских отношений. Заняв пост товарища министра по делам Индии в 1891 г., лорд Керзон накопил большой практический опыт, закреплённый затем его многолетней деятельностью в качестве вице-короля Индии,

Во время первой мировой войны, войдя в коалиционный кабинет Ллойд Джорджа, Керзон стоял на крайних агрессивных позициях.

К началу 1919 г. Керзон стал министром иностранных дел, но самостоятельной политики вести не мог. С падением Ллойд Джорджа в 1922 г. Керзон получил возможность проводить в английской внешней политике свою линию. В историю она вошла под наименованием линии «твердолобых»: всё то, что англичане называют «forward policy» — «наступательной политикой», было характерно для приёмов Керзона.

Этому представителю воинствующего британского империализма и выпала на долю дипломатическая подготовка мирной конференции с Турцией.

Конференция, задуманная Керзоном, намечалась на 13 ноября в Лозанне. Согласие турок на участие в конференции было вызвано прежде всего их истощением после длительных войн. Турция воевала непрерывно с 1911 по 1922 г. Кроме того, турки рассчитывали на поддержку Советской России. Они надеялись, ссылаясь на эту поддержку, выторговать в Лондоне и Париже побольше уступок. Строили турки свои расчёты и на англо-французском антагонизме, углублённом Анкарским соглашением между Турцией и Францией. Наконец, известную роль играли в их поведении и надежды на США, с которыми турки уже вели переговоры о предоставлении концессии.

На Лозаннской конференции лорд Керзон поставил перед собой следующие задачи.

Во-первых, ему нужно было взорвать Московский советско-турецкий договор от 16 марта 1921 г., в части, касающейся проливов, чтобы отдалить турок от России. Во-вторых, Керзон стремился создать постоянную угрозу против Советской России, добившись такого решения вопроса о проливах, при котором в любой момент английский флот мог бы проникнуть в Чёрное море. И то и другое должно было бы оправдать перед английским общественным мнением жертвы, понесённые англичанами при дарданельской операции, ж предотвратить повторение блока между Германией и Турцией.

Третьей целью Керзона было преодолеть французское влияние в Турции и заставить турок искать только английского покровительства.

Четвёртой целью было, внедрившись в Турцию, разрешить в пользу Англии мосульский вопрос.

Для выполнения всех этих целей Керзону нужно было прежде всего отстранить Советскую республику от переговоров и таким образом оставить турок с глазу на глаз с Англией. 27 октября 1922 г. временно исполняющий должность британского официального агента в Москве Питере сообщил Наркоминделу, что Англия, Франция и Италия решили созвать в Лозанне конференцию для заключения мирного договора с целью положить конец войне на Ближнем Востоке. На конференцию, кроме указанных трёх держав, приглашались также Турция, Япония, Румыния, Югославия и Греция. Советскую Россию допускали к участию «в комиссии по территориальным и военным вопросам», и то лишь на те заседания, которые специально посвящены будут вопросу о режиме проливов. Наркоминдел в ноте от 2 ноября 1922 г. возражал против столь странной системы представительства на конференции. В самом деле, на конференцию приглашалась Япония, не имевшая как будто никаких территориальных интересов на Ближнем Востоке; зато вне конференции оставалась такая черноморская страна, как Болгария. Разумеется, протестовало советское правительство и против попытки отстранить его от участия в работе конференции на равных с другими державами условиях.

Опасаясь, что советская делегация не получит возможности развернуть на конференции свою программу, советское правительство решило заранее открыто изложить свой план урегулирования вопроса о проливах. В день, когда получено было приглашение на конференцию, Ленин дал интервью корреспонденту английских газет «Observer» и «Manchester Guardian» Фарбману. На вопрос корреспондента: «Какова русская программа разрешения вопроса о проливах?», Ленин ответил:

«Наша программа относительно проливов (пока ещё приблизительная, конечно) содержит в себе, между прочим:

Во-первых, удовлетворение национальных стремлений Турции…

Во-вторых, наша программа заключает в себе закрытие проливов для всех военных кораблей в мирное и военное время. Это — непосредственный ближайший торговый интерес всех держав, не только тех, территории которых непосредственно прилегают к проливам, но и всех остальных…

3-третьих, наша программа относительно проливов состоит в полной свободе торгового мореплавания».

Не ответив на протест Советской России, лорд Керзон продолжал дальнейшую подготовку конференции. Он спешил набрать как можно больше козырей. Среди них немалую роль играл Мосул. Хотя Мосул был захвачен англичанами и там стояли британские войска, однако захват этот не был ещё достаточно оформлен. Английская дипломатия решила включить Мосул в состав подмандатного Ирака; таким образом она рассчитывала закрепить за собой нефтеносный район. Но и это мероприятие было трудно оправдать: Мосул населён не ара-курдами и турками. Английская дипломатия решила обойти это препятствие. Когда осенью 1922 г. началось национальное движение среди жителей Ирака, Англия попыталась использовать его в своих интересах. В английских газетах появились резолюции, якобы полученные из Ирака: в них требовалось восстановить «тысячелетнее историческое право» населения Ирака и укрепить его господство над «местопребыванием ассирийских царей в Ниневии». Эти исторические экскурсы объяснялись весьма простым фактом: развалины Ниневии находились недалеко от Мосула, В октябре 1922 г, подстрекаемые известными кругами в Англии значительные арабские отряды, во главе которых стояли англо-индийские офицеры, вторглись из Ирака в спорную территорию северной Месопотамии; они шли, чтобы «защитить и освободить своих братьев от жестокого турецкого гнёта». Таким образом, Керзон мог явиться на Лозаннскую конференцию, уже превратив Мосул с помощью Ирака в «арабский» город.

Вслед за тем перед Керзоном вставала другая дипломатическая задача, — она была нелёгкой: нужно было, чтобы французы, которые раньше поддерживали турок против англичан, стали на сторону Англии и начали действовать против Турции. Керзон прибег к неплохо задуманному маневру. Ссылаясь на необходимость изолировать Турцию и противопоставить ей единый фронт союзников, лорд Керзон предложил отсрочить Лозаннскую конференцию с 13 ноября до 20 ноября, а предварительно организовать совещание премьеров Антанты в Париже для согласования действий. Когда 12-го вечером представитель Турции Исмет-паша прибыл в Лозанну, на вокзале его встретил генеральный консул Франции с приглашением от имени Пуанкаре пересесть в поезд, идущий в Париж. Исмет сухо отказался.

14 ноября Керзон предложил французам образовать единый фронт против турок — вплоть до применения военных санкций, но при условии отказа от Анкарского договора. Пуанкаре, уже решивший вторгнуться в Рур, боялся раздражать Керзона; поэтому он пошёл на соглашение. Во Франции в это время происходила яростная борьба между сторонниками и противниками Анкарского соглашения. Французские держатели Оттоманского долга объявляли Анкарское соглашение «изменой священным традициям»; они предавали проклятию Франклен-Буйона и, грозя скандалом, не допускали внесения договора на утверждение Парламента. Французскую позицию поддерживала керзоновская пресса; она кричала об унижении и ограблении французов, якобы учинённом кемалистами. Напротив, сторонники Анкарского соглашения, главным образом из лагеря радикал-социалистской партии, требовали скорейшего примирения с Турцией. Пуанкаре бросил им подачку: он отозвал французские войска из Чанака в Константинополь и пообещал включить Анкарское соглашение в Лозаннский договор. На самом же деле он, конечно, собирался похоронить это соглашение. Пуанкаре отнюдь не хотел победы Керзона; напротив, он был заинтересован в длительной борьбе между Англией и кемалистами.

Сначала Керзон вёл переговоры в Париже с Пуанкаре; 18 ноября оба они встретились с Муссолини. В печати было опубликовано сообщение о полном единодушии союзников в ближневосточных вопросах. Однако в действительности было трудно примирить их противоречивые интересы.

Американский посол в Италии Чайльд рассказывает, что после встречи союзников он имел беседу с Пуанкаре. Подтвердив сообщение о создании единого фронта, Пуанкаре вслед за этим добавил, что «Франция не послала и не пошлёт дополнительных военных частей, чтобы исправить ситуацию, созданную глупостью и интригами другой нации». Пуанкаре добавил, намекая на Анкарское соглашение, что «Франция — единственная страна, которая уже заключила соглашение с Турцией». Что касается Муссолини, то, по свидетельству того же Чайльда, он вообще отрицал существование единого фронта.

Восстанавливая французские финансовые круги и рантьеров против «капитуляции перед анатолийскими варварами», Керзон тем временем сам вступил в переговоры с турками. Он предлагал английское решение вопроса о проливах за уступки в пользу Турции в других вопросах: безоговорочное возвращение Киликии туркам, ликвидацию Севрского договора. Турецкая дипломатия уже склонялась к тому, чтобы поступиться своими интересами: в борьбе с Францией по поводу капитуляций и других экономических вопросов турки хотели опереться на Англию.

С такими козырями явился Керзон в Лозанну.


Лозаннская конференция (20 ноября 1922 г. — 24 июля 1923 г.). 20 ноября в казино в Лозанне открылась конференция. На конференции Англия была представлена лордом Керзоном, Франция — Пуанкаре, Италия — Муссолини. На ней присутствовали также делегаты от Японии, Турции, Греции, Югославии, Болгарии и Румынии. Соединённые штаты Америки не принимали участия в конференции; они прислали лишь своих представителей в качестве «наблюдателей».

Тщательно подготовляя конференцию, Керзон заранее обдумал вопросы её организации. Он предложил разбить конференцию на три комиссии: первую — по территориальным и военным вопросам, вторую — о режиме иностранцев и нацменьшинств, третью — по вопросам финансовым и экономическим. Сокращённо эти комиссии назывались: политическая, юридическая и экономическая. Турецкий представитель Исмет-паша настаивал, чтобы председательствование в одной из трёх комиссий, а также пост заместителя секретаря конференции были предоставлены туркам. «С жестом негодующего царственного величия». Керзон отверг все эти предложения.

Председателем первой комиссии был сам лорд Керзон. Он предложил заняться прежде всего вопросом о европейской границе Турции. Турки требовали установления тех границ, которые были указаны в договоре между Болгарией и Турцией в 1913 г.; что касается Западной Фракии, то они настаивали на проведении там плебисцита. Лорд Керзон старался оставить туркам в Европе как можно меньше территории. С целью полной изоляции Турции он поддерживал слух о возможности создания против неё блока балканских стран. В газетах появились сообщения об организации балканского союза. Слух этот продержался, однако, не более одного-двух дней. На самом деле между балканскими странами тут же на конференции вспыхнули разногласия. Болгария, приглашённая для участия только в одной комиссии, настаивала на предоставлении ей выхода в Эгейское море и требовала передачи ей района Дедеагача. Венизелос заявлял, что Греция и без того идёт на крайние уступки; поэтому он категорически высказался против передачи болгарам Дедеагача. Турки со своей стороны старались расколоть фронт балканских государств: они внесли предложение о нейтрализации Дедеагача, поддержав Болгарию против Греции.

Лорд Керзон явно спешил покончить с территориальными вопросами до приезда советской делегации, — её ждали к началу декабря. К тому же англичане подозревали, что французы намеренно затягивают Лозаннскую конференцию, чтобы отвлечь внимание Англии от подготовляемой оккупации Рурской области.

Керзон хотел закончить Лозаннскую конференцию в две-три недели. В Лозанне начались частные совещания. Керзон несколько раз встречался с турками, убеждая их уступить. Наконец, 25 ноября, на заседании комиссии, от имени союзников и всех балканских стран Керзон предложил туркам согласиться на те же условия, которые выдвинуты были в ноте союзников от 23 сентября: демилитаризацию границы вдоль реки Марицы на 30 километров в обе стороны и оставление Западной Фракии за греками. Вместе с тем лорд Керзон выступил против требования турок вернуть им Карагач, составлявший железнодорожную станцию Адрианополя. «Вы хотели получить Адрианополь, — убеждал лорд Керзон турок, — мы его вам оставляем; Карагач же только пригород, к тому же населённый греками; наконец, Карагач должен быть включён в демилитаризованную зону»; таким образом отпадает военная угроза Адрианополю, чего боятся турки.

В заключение Керзон добавил, что все союзники и балканские страны согласились на предлагаемую Турции границу. Турция попросила несколько дней на подготовку ответа.


Мосульский вопрос. C той же настойчивостью и поспешностью лорд Керзон добивался решения и мосульского вопроса. Нефтяной район Мосула принадлежал «цивильному листу» султана, т. е. до 1909 г. считался султанской собственностью. Во время младотурецкой революции Мосул был конфискован. В тот же период начались переговоры с «Тэркиш Ойль Компани», главным акционером которой был Керзон. В 1918 г. Турция, после поражения, боясь потерять Мосул, вернула собственность, на него наследникам турецкого султана Абдул-Гамида; наследники же передали свои права американской компании, которая стала выступать против «Тэркиш Ойль». Не случайно лорд Керзон, излагая вопрос о Мосуле, считал необходимым подчеркнуть, что его лично вовсе не интересует, имеется нефть в этой области или нет.

Турки решительно высказались за сохранение Мосула в их руках. Для них Мосул важен был не только как нефтяной район, но и как стратегический пункт: он являлся ключом к Курдистану.

Борьба вокруг Мосула осложнилась вмешательством США. В Лозанну прибыл сенатор Гамильтон-Леви защищать интересы американского нефтяного треста «Стандарт Ойль». В печати сообщали, что американцы добиваются у турок железнодорожной концессии в районе Мосула с правом эксплоатации нефтяных источников на расстоянии 20 километров по обеим сторонам железной дороги.

В разгар закулисной борьбы между нефтяными магнатами выступил американский посол Чайльд. 26 ноября он сделал официальное заявление о позиции США. Чайльд отметил, что все прежние соглашения между Англией, Францией, Италией имели целью раздел сфер влияния между ними. Это не отвечает требованиям экономического равенства, которые отстаивают США; все державы должны признать принцип «открытых дверей».

Выступление американского наблюдателя произвело большое впечатление. Было ясно, что Англии придётся итти на уступки и разделить плоды мосульской победы с американским партнёром.


Вопрос о проливах на конференции. К этому времени вопрос о проливах заслонил собой другие спорные проблемы. В конце ноября в Лозанну приехала советская делегация. Немедленно по приезде она потребовала допустить её к решению всех вопросов Лозаннской конференции. Все с нетерпением ждали выступления советских делегатов. По общему признанию европейской прессы, присутствие их поддерживало сопротивление турок. В беседе с корреспондентом американской газеты «Chicago Tribune» 3 декабря представитель турецкой делегации заявил от имени Исмет-паши, что сами турки будут присутствовать на заседании едва ли не в роли наблюдателей: активное наступление по вопросу о проливах поведут русские.

4 декабря на заседании комиссии по проливам выступил глава советской делегации Чичерин. Приветствуя созыв Лозаннской конференции, имеющей целью установление мира на Ближнем Востоке, советский представитель отметил, что делегация России, Украины и Грузии, к сожалению, не была допущена к участию во всех комиссиях конференции. Чичерин заявил, что советская делегация будет стремиться осуществить следующее: «1) равенство положения и прав России и её союзников с положением и правами других держав и 2) сохранение мира и безопасности территорий России и союзных с нею республик, равно как свобода их экономических сношений с другими странами».

Далее глава советской делегации, оставив за собой право подвергнуть рассмотрению все проекты о проливах, изложил основной принцип советской программы: «Постоянная свобода торгового мореплавания и мирных морских сообщений в Босфоре, в Мраморном море и в Дарданеллах должна быть обеспечена абсолютно и без какого-либо ограничения. Сохранение мира на Чёрном море и безопасность его берегов, равно как и сохранение мира на Ближнем Востоке и безопасность Константинополя должны быть прочно гарантированы, а это означает, что Дарданеллы и Босфор как в мирное время, так и в военное должны быть постоянно закрыты для военных и вооружённых судов, а также для военных летательных аппаратов всех стран, за исключением Турции».

Признавая, что Дарданеллы и Босфор принадлежат Турции, советская делегация высказывалась за восстановление и сохранение во всей полноте прав турецкого народа на свои территории и на свои воды. Далее Чичерин объяснил, почему вопрос о проливах представляет жизненный интерес для советских республик. Прежде всего проливы имеют огромное экономическое значение: больше 70 % всего хлебоэкспорта из России до войны шло через порты Чёрного и Азовского морей. Ещё большую важность имеют проливы с точки зрения обороны. С того момента, как согласно Мудросскому перемирию военные флоты держав получили возможность входить в Чёрное море, безопасность советских республик оказалась под постоянной угрозой. Державы Антанты снабжали армии Деникина и Врангеля; они оккупировали Одессу, Николаев, Херсон, Севастополь, Батум и другие прибрежные города Чёрного моря. В 1921 г. союзническая эскадра вела борьбу против грузинского народа, который взял в свои руки власть.

Глава советской делегации подчёркивал, что открытие проливов для военнгих кораблей затрагивает интересы не только Советской Россией и её союзников, но также и турецкого народа. В этом вопросе Чичерин отметил совпадение точек зрения России и Турции. В доказательство Чичерин прочитал статью 4 турецкого «Национального обета»:

«Безопасность» Константинополя, столицы империи и местопребывания халифата и оттоманского правительства, — гласил «Обет», — так же как и безопасность Мраморного моря должны быть ограждены от всякого на них посягательства.

Раз этот принцип будет установлен и принят, нижеподписавшиеся готовы примкнуть ко всякому решению, которое будет принято по общему соглашению оттоманским правительством, с одной стороны, и заинтересованными державами, с другой, в целях обеспечения открытия проливов для мировой торговли и международных сообщений».

Советская декларация произвела сильное впечатление. Все ждали ответного выступления Керзона. Но он не взял на себя инициативы боръбы с советской делегацией. Он выдвинул против неё пред став щелей балканских стран. По предварительному сговору Керзоне предполагал открыть бой выступлением двух прибрежных черноморских стран; затем должен был выступить он сам в роли их защитника. Председатель румынской делегации Дука от имени своего правительства изложил по существу антантовскую точку зрения. Румынский делегат требовал пропуска через проливы не только торговых, но и военных судов, без всяких оговорок и ограничений, демилитаризации проливов и контроля над ними международной комиссии, аналогичной дунайской, под руководством Лиги наций.

В заключение Дука заявил, что Румыния постарается заключить с советской федерацией договор о взаимном ненападении и разоружении на Чёрном море. Таким образом, румынский делегат требовал открыть доступ английскому и французскому флотам в Черное море в то же время разоружить советские республики.

Делегат от Болгарии также требовал демилитаризации Чёрного моря, контроля над проливами международной комиссии с участием Болгарии и свободного прохода коммерческих кораблей в мирное и военное время.

Председатель турецкой делегации Исмет-паша ограничился повторением общих принципов, провозглашённых в «Национальном обете» Анкарского национального собрания. При этом, возражая против свободы военного воздухоплавания в зоне проливов, Исмет заявил, что проливы должны быть открыты для мировой торговли, но без ущерба для безопасности Константинополя.

Лорд Керзон, несмотря на настояния Чичерина, отказался изложить программу Антанты. Он лишь не преминул ядовито заметить И смету, что русская делегация говорит как будто бы не только от имени России, Грузии и Украины, но также от имени Турции: очевидно, турки или неспособны или не желают определить свою самостоятельную позицию.

Следующее заседание решено было созвать через 3–4 дня. Во время перерыва распространились сведения об отсрочке Лозаннской конференции. Перерыв между заседаниями был использован для нажима на турецкую делегацию.

На заседании 6 декабря Керзон выступил с ответной речью, направленной целиком против советской делегации. По мнению Керзона, советские республики стремятся к утверждению своей гегемонии на Чёрном море, хотят исключить все другие державы от участия в контроле над проливами и предоставить этот контроль одной Турции. Ссылаясь на режим в Панамском, Суэцком и Кильском каналах, где будто бы существует свободный режим, лорд Керзон утверждал, что Россия желает превратить Чёрное море в российское озеро и распоряжаться там, как у себя дома, возложив на Турцию роль военного стража у его выходов. Далее лорд Керзон изложил план Антанты. Англия добивалась полной свободы прохода через проливы днём и ночью, каков бы ни был флаг, без всяких формальностей, сборов или пошлин, для военных кораблей, включая вспомогательные суда, для военных транспортов, авиаматок и аэропланов. Предполагалось, что максимум судов, которые любая страна может провести через проливы в направлении Чёрного моря, не должен превышать военно-морских сил самого мощного флота, принадлежащего прибрежному государству в бассейне Чёрного моря. Вместе с тем державы оставляли за собой право посылать в Чёрное море не более трёх судов, из которых только одно могло превышать 10 тысяч тонн. Наконец, Керзон настаивал на демилитаризации проливов и ряда островов, прилегающих к проливам. По его предложению, в демилитаризованной зоне не должно было существовать никаких укреплений, никаких постоянных артиллерийских установок и морских баз.

Для осуществления контроля в демилитаризованных зонах Керзон предлагал создать международную комиссию из представителей Франции, Англии, Японии, Италии, России, Америки, Турции, Греции, Румынии, Югославии и Болгарии под председательством турка.

Речь Керзона была пересыпана любезностями по отношению к Турции, но содержала ряд плохо скрытых угроз против Советской России.

Вслед за Керзоном выступил французский делегат. Он открыто поддерживал английскую позицию. Те же положения — в менее откровенной формулировке — развивал и представитель Италии.

Против Керзона выступил Чичерин. Он высмеял Керзона за попытку взять на себя роль защитника черноморских стран. В Нейи, говорил он, Антанта обезоружила Болгарию и лишила её прав на охрану своей безопасности; здесь же, на конференции, лорд Керзон заботится о безопасности Болгарии открытием Чёрного моря для английских кораблей. А разве Румыния является соседкой России со вчерашнего дня? — спрашивал Чичерин. — Между тем она никогда не возражала против закрытия проливов.

«Слушая г. председателя, — говорил Чичерин, — я получил впечатление, что основной мыслью его экспозе является создание системы, направленной против России. Мы вам предлагаем мир, а вы растягиваете до бесконечности борьбу против нас. Россия находится в начале нового периода, и мы хотим начать этот период, создавая вокруг нас прочные условия мира, между тем как вы хотите поставить нас в условия, понуждающие нас к борьбе. Русская революция сделала из русского народа нацию, вся энергия коей сосредоточена в его правительстве с силой, небывалой в истории; если ему навязать борьбу, он не сдастся. Вы, может быть, беспокоитесь потому, что наши всадники вновь появились на высотах Памира, и потому, что вы не имеете более перед собой царя-полуидиота, который в 1895 г. уступил вам хребет Гинду-Куша. Но мы предлагаем вам не борьбу, а мир, основываясь на принципе средостения между нами и на принципе свободы и суверенитета Турции».

Заседания комиссии о проливах явно превращались в единоборство Советской России с Англией.

Между тем Англия продолжала вести сепаратные переговоры о проливах с турками, обещая им уступить в других вопросах. По распоряжению английских властей британские войска были удалены с набережных Константинополя. В конце концов под непрерывным нажимом англичан турки пошли на уступки.

На третьем заседании, состоявшемся 8 декабря, выступил Исмет-паша. Он доказывал, что Турция всегда выполняла международный договор о проливах и никогда не нарушала интересов других держав. Исмет-паша соглашался с предложениями проекта союзников о пропуске военных судов, но высказывался за свободу прохода только лёгких военных кораблей, сопровождающих коммерческие суда. Турки соглашались н на демилитаризацию проливов, за исключением Босфора, на свободный проход для коммерческого флота и лишь требовали гарантировать безопасность проливов, Константинополя и Мраморного моря.

Выступление Исмет-паши подтвердило предположение советской делегации, что между Турцией и Англией ещё до Лозаннской конференции было достигнуто соглашение.

В тот же день выступил с речью Чичерин. Прежде всего он отметил необоснованность сравнения, проведённого Керзоном между проливами и Суэцким и Панамским каналами. Оба какала являются важнейшими мировыми путями сообщений и одинаково укреплены. Канал Панамский не подчинён никакому международному контролю; что касается канала Суэцкого, то хотя он и подлежит ведению международной комиссии, но она не созывалась ни разу. Таким образом, требуя свободы укрепления проливов Босфора и Дарданелл, Советская Россия настаивала на применении тех же принципов, которые Америка и Англия осуществляют в отношении Суэцкого и Панамского каналов.

Советское правительство требовало закрытия проливов для военных судов. Такое решение представляло для него известные неудобства, так как не позволяло Советской России посылать свой флот из Чёрного моря в Средиземное и свободно перебрасывать его в Балтийское море или на Дальний Восток. Идеальным разрешением проблемы было бы полное и повсеместное прекращение всякого рода морских вооружений. Но при данных условиях единственно возможным компромиссом являлось закрытие Турцией проливов для военных судов.

Решительное выступление советской делегации произвело сильнейшее впечатление на конференцию и на прессу. Несмотря на это, балканские делегаты заявили о своём согласии с антантовским планом. Лорд Керзон подхватил предложение турок. Он согласился вести переговоры об известном ограничении военно-морских сил, проходящих через проливы. Для обсуждения военно-технических вопросов Керзон предложил создать комиссию экспертов.

Советский делегат немедленно потребовал включить в сообщение, предполагавшееся к опубликованию в прессе, что русская делегация примет, наравне с Турцией, участие в комиссии экспертов. В ответ лорд Керзон заявил, что целый ряд военно-технических вопросов касается одних лишь союзников и Турции. Было ясно, что Англия стремится вести

переговоры с турками в отсутствие советских делегатов. 9 декабря глава советской делегации в ноте на имя лорда Керзона протестовал против недопущения представителей России в комиссию экспертов. 12 декабря советский делегат явился в комиссию экспертов. Оказалось, что там уже несколько дней занимаются согласованием проекта Антанты и турецких предложений. На следующий день советская делегация заявила новый письменный протест.

На 18 декабря было назначено пятое заседание комиссии. Советская делегация внесла свой контрпроект. Настаивая на запрещении доступа в проливы военных судов в мирное время, предложение советских представителей допускало, что в отдельных, совершенно исключительных случаях и для специальных целей турецкое правительство имеет право разрешать проход через проливы лёгким военным судам, за исключением подводных лодок.

Такое же исключение допускалось советским проектом для лёгких военных судов нейтральной принадлежности и во время войны, когда сама Турция остаётся нейтральной. Если же Турция принимает участие в войне, то допуск военных судов других держав обставляется условиями, которые Турция сочтёт необходимыми.

Несмотря на примирительный характер нового советского предложения, конференция его не обсуждала. 19 декабря лорд Керзон предложил его отклонить.

Лозаннская конференция вступила в период обсуждения отдельных деталей, так как в основном вопрос о проливах был уже решён. И эта работа происходила за кулисами конференции. Лорд Керзон несколько раз утверждал, что комиссия экспертов создана только для уточнения некоторых технических вопросов. Но однажды в материалах, разосланных секретарём: конференции, указан был специальный орган под наименованием «комиссии экспертов по изучению режима проливов». При этом «участниками» значились представители Англии, Франции и Италии, с одной, и Турции, с другой стороны. Здесь уже официально констатировалось, что невинные «эксперты», существовавшие только для дачи «объяснений», на деле составляли подкомиссию проливной комиссии, на которой дермы Антанты представляли и себя и своих вассалов и из которой советские представители были исключены.

Керзон явно спешил покончить с вопросом о проливах, чтобы поскорее избавиться от советских делегатов. По существу, а добился намеченной цели, навязав туркам свои проект режима проливов. Теперь ему оставалось лишь наблюдать за ходом борьбы между Францией и Турцией.


Капитуляции. Капитуляции или привилегии европейских Капитуляции держав в Турции были установлены ещё в средние века. В 1535 г. султан Сулейман Великолепный заключил по этому вопросу соглашение с Франциском I. С течением времени возникли и другие соглашения того же рода. Согласно им всякий иностранец, пользующийся режимом капитуляций, находился под защитой консула своей страны. Он освобождался от местных сборов и налогов. Турецкая полиция без консула или его доверенного лица не имела права проникать в квартиру иностранца или производить у него обыск. Споры между иностранцами разрешались консульскими судами. При тяжбах с турками иностранец обязан был обращаться к турецкому суду, но последний не имел права разбирать дело без консула или его доверенного. Совершенно очевидно, что режим капитуляций представлялся несовместимым с суверенитетом Турецкой республики.

Турецкая делегация категорически требовала отмены режима капитуляций. Союзники соглашались прекратить его действие. Однако они настаивали на введении новых гарантий, которые по существу являлись теми же капитуляциями. Союзники соглашались, например, чтобы все конфликты между иностранцами, проживающими в Турции, разрешались турецкими трибуналами; но эти органы должны были формироваться из европейских юристов, которые будут рекомендованы международным Гаагским трибуналом. Чтобы склонить турок к согласию, Керзон предложил сохранить переходный режим на 10 лет. Он угрожал, что в противном случае иностранцы откажутся ввозить свои капиталы в Турцию. Настойчиво убеждал турок пойти на уступки и японский делегат барон Ганши. «Японии, — говорил он, — понадобилось 20 лет для освобождения от капитуляций; поэтому и турки должны примириться с «переходным» режимом».

Турки не уступали. Тогда председатель комиссии выдвинул компромиссное предложение: создать в Турции специальную комиссию в составе пяти членов, назначаемых турецким правительством, с тем, однако, чтобы трое из них приглашались из международного Гаагского трибунала. Этой комиссии предлагалось намечать список кандидатов для турецких судов.


Сделка о Мосуле. Тем временем подвигалось вперёд и разрешение вопроса о Мосуле. В борьбе за этот нефтеносный район стороны пользовались аргументами, опирающимися на национальный состав его населения. Турки утверждали, что из 503 тысяч душ этого населения, не считая кочующих бедуинов, 281 тысячу составляют курды, 146 тысяч — турки, 43 тысячи — арабы, 31 тысячу — не-мусульмане. Считая курдов нацией туранского происхождения, Исмет-паша утверждал, что турецкая часть населения Мосула составляет 85 %.

Англичане исчисляли население Мосула в 785 тысяч душ, из них 454 тысячи курдов, 185 тысяч арабов, 65 тысяч турок, 62 тысячи христиан и 16 тысяч евреев. Курдов англичане признавали народом иранского происхождения. Таким образом, по их расчётам, турки составляли лишь одну двенадцатую часть всего населения Мосула.

Исмет-паша требовал народного голосования. Лорд Керзон предлагал передать решение вопроса Лиге наций, от которой исходил мандат на этот район. Борьба вокруг Мосула осложнялась поведением французской делегации. Французы потребовали предоставления им. 25 % акций нефтяного общества «Тэркиш Петролеум». 4 января лорд Керзон и Исмет-паша на частном свидании вновь обсуждали мосульский вопрос. Печать сообщала, что, видимо, вопрос о Мосуле будет снят с обсуждения конференции и урегулирован непосредственно между Англией и Турцией. Но эти сведения оказались преждевременными: турки занимали непримиримую позицию. 23 января при обсуждении вопроса о Мосуле они категорически отказались передать вопрос в Лигу наций.

Потерпев неудачу в переговорах с турками, лорд Керзон быстро переменил тактику. Он решил вступить в переговоры с представителями США и обещал им дать 25 % акций «Тэркиш Петролеум». Этот ход позволил вывести из игры Францию и ещё более изолировать Турцию, лишив её поддержки американцев.


Срыв переговоров. 31 января лорд Керзон вручил туркам от имени Англии, Франции и Италии ультимативное предложение подписать выработанный проект соглашения о проливах.

Для ответа на ультиматум туркам был дан пятидневный срок.

Для дополнительного нажима на турок по вопросу о Мосуле лорд Керзон выдвинул на сцену Ирак. В день вручения туркам ультиматума король Гуссейн обратился к Лозаннской конференции с нотой. В ней подчёркивалось, что Ирак до сих пор воздерживался от участия в конференции; теперь, однако, в связи с требованиями турок, король категорически заявляет, что Мосул является неотъемлемой частью арабского государства Ирака.

Лорд Керзон предложил снять вопрос о Мосуле с обсуждения и передать его в Лигу наций.

1 февраля при обсуждении предложения Керзона советская делегация выступила с декларацией, в которой подчеркнула своё резкое несогласие с проектом договора: вопрос о проливах не может быть решён без участия России, Украины и Грузии.

В сущности, Керзон добился своей цели: ему удалось, отстранив Турцию от Советского Союза, навязать ей свой план «нейтрализации» проливов и создать этим угрозу Советской стране. Сумел он добиться некоторого успеха и в деле закрепления за Англией Мосула. Оставалось только поссорить Францию с Турцией. Кервон достиг и этого. Разбив Лозаннскую конференцию на ряд комиссий, он выделил и более или менее урегулировал те вопросы, которые интересовали Англию, — проливы, Мосул; нерешёнными, таким образом, остались финансовый и экономический вопросы, в которых как раз особенно были заинтересованы французы, Франция вложила в Турцию более 4 миллиарда франков, что составляло свыше 50 % всех иностранных вложений; ей принадлежало более 60 % оттоманского долга. Франция выжидала со своими требованиями. Она надеялась, что турки не примут английских условий, и тогда она сможет выступить в роли примирителя. Когда французские делегаты поняли, что Керзон их обошёл, было уже поздно. Французская печать стала яростно нападать на Керзона; она злорадствовала по поводу того, что в поединке Чичерина и Керзона «рапира Чичерина оказалась длиннее, острее и быстрее». Некоторые газеты открыто заявляли, что Керзон — «злейший враг Турции».

Французы попытались исправить положение. Французский делегат Бомпар вступил в частные переговоры с Исмет-пашой. Он дал ему понять, что единого фронта, от имени которого лорд Керзон предъявил туркам ультимативные требования, на самом деле не существует. Бомпар заверял, что французская делегация стоит за ведение переговоров с турками не языком ультиматумов, а самым дружественным образом. Вслед за этим французская делегация предложила: 1) чтобы процент с турецких долгов уплачивался золотом, 2) чтобы турки предоставили Франции концессии преимущественно в районе Багдадской железной дороги.

На конференции произошло как раз то, что подготовлял Керзон: самым острым разногласием с турками в Лозанне стал французский спор. Турки наотрез отказались удовлетворить требования французов. Исмет-паша спрашивал французов: а вы платите золотом проценты по своим долгам? На это последовал вызывающий ответ, что право Франции вытекает из её победы; оно не может быть сопоставляемо с положением побеждённой Турции.

Сепаратные переговоры Франции с турками срывались, Узнав об этом, лорд Керзон задержал свой отъезд из Лозанны. Тем временем из Парижа прибыл курьер с новым предложением: вопрос об экономических требованиях отложить, как это сделано по отношению к Мосулу. За это Турция принимает финансовые требования Франции. Турки не согласились.

Отказавшись удовлетворить требования французов, Исмет-паша на том же заседании предложил снять вопрос о Мосуле с повестки дня конференции и в течение года обсудить его между Англией и Турцией. Выступление Исмет-паши подтвердило предположение, что Турция, оставленная ходом Керзона без поддержки американцев, вынуждена пойти на уступки Англии.

Правда, уступая английским требованиям, Турция продолжала отстаивать основные условия, связанные с обеспечением её государственной независимости: отмену Севрского договора, уничтожение режима капитуляций, сохранение основных турецких территорий и т. д. Настойчивость турок в защите этих позиций объяснялась тем, что за собой, несмотря на все свои зигзаги, они чувствовали мощную поддержку Советского государства.

4 февраля истекал срок представления турками ответа на ультиматум. С утра союзники в присутствии большого числа экспертов собрались в комнатах Керзона. К вечеру турки всей делегацией прибыли в отель. По городу распространились слухи, что они приехали подписывать договор. В отель нахлынули корреспонденты газет, фотографы, члены делегаций.

После 7 часов турки покинули отель. Внимание всех было напряжено. Вдруг раздался чей-то резкий голос: «Нет, я только что был там. Турки не подпишут, и Керзон уезжает в 9 часов». Сверху по лестнице стали спускаться из комнат Керзона делегаты конференции.

«Они казались испуганными, подобно людям, оставлявшим место, где происходило убийство, — писал американский посол Чайльд. — В комнате Керзона царил большой беспорядок… Сам Керзон, очень усталый, вышел ко мне навстречу и остановился посредине комнаты.

— Я должен поблагодарить вас за всё, что вы сделали, — сказал он.

— Можем ли мы ещё что-либо предпринять? Можем ли мы ещё раз увидеть Исмета?

— Я думаю, что это бесполезно, — сказал он, — но если вы полагаете, что это не так, то он может приехать на вокзал. Я задержу поезд на полчаса, если вы считаете, что это поможет.

Мы взяли такси. В Палас-отеле Исмет впервые показался нам очень расстроенным. Он говорил о капитуляциях, создающих особенные трудности; мы обсуждали этот вопрос. Бомпар и Монтанья находились в другой комнате. Минуты летели. Исмет то выбегал из комнаты, то вновь появлялся. Все говорили бессвязно, перебивая друг друга. Царило полнейшее смятение, и ни один человек не мог установить порядка…

Мы сели в такси и поехали на вокзал, но поезд Керзона уже ушёл.

Все были сильно озабочены. Завтра во всём мире люди прочтут, что Лозаннская конференция провалилась, а затем будут продолжать пить свой утренний кофе. Но здесь царит атмосфера безысходности, трагизма и безнадёжности».

4 февраля англичане и французы покинули Лозанну. Внимание всей Европы было приковано к рурскому конфликту. 7 февраля оставила Лозанну и советская делегация. Она предупредила секретариат конференции, что сообщения о месте и дне продолжения конференции следует направлять в Рим советскому представителю т. Воровскому.


Московская конференция по сокращению вооружений. Агрессивная политика Керзона по отношению к Советской России отразилась и на поведении прибалтийских стран, а с ними и Польши. Малые государства несколько месяцев не отвечали на приглашение советского правительства от 12 июня 1922 г. принять участие в конференции по сокращению вооружений. Только 8–9 октября в Ревеле состоялось совещание представителей Польши и прибалтийских стран, за исключением Литвы. Ими решено было принять участие в предлагаемой конференции.

2 декабря в Москве открылась конференция, на которой присутствовали представители Советской России, Польши, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы. Румынское правительство выразило согласие участвовать в конференции, но только при условии признания Советской республикой присоединения Бессарабии к Румынии. Советское правительство ответило отказом признать этот территориальный захват. Тогда польский представитель заявил, что имеет какие-то полномочия и от Румынии. Однако до конца конференции он их так и не предъявил.

Советская делегация на первом же заседании поставила вопрос о разоружении. Она предложила: 1) в течение полутора-двух лет сократить армии всех присутствующих на конференции государств на 75 %, соглашаясь свести численность Красной Армии с 800 тысяч до 200 тысяч. 2) Распустить иррегулярные военные формирования (шюцкор в Финляндии, части особого назначения в России и т. п.). 3) Сократить военные расходы, с тем чтобы ни одно государство не имело права тратить более определённой суммы в год в среднем на одного солдата. 4) Установить на границах нейтральные зоны, где не должна находиться вооружённая сила.

На конференции обозначились два резко противоположных лагеря. С одной стороны стояла Советская республика, с другой — блок из Польши, Финляндии, Эстонии и Латвии под руководством Польши. Литва, находившаяся во враждебных отношениях с Польшей из-за Виленской области, не примкнула к польско-балтийскому блоку. Однако отнюдь не всегда она выступала с Советской Россией.

Польско-балтийский блок выдвинул свои контрпредложения. Он потребовал, прежде чем приступить к фактическому разоружению, создать «атмосферу доверия» между советской страной и пограничными государствами путём заключения договора о ненападении.

Советская делегация заявила, что между Россией и пограничными государствами уже заключены мирные договоры о ненападении; стоит ли повторять всё это в новом пакте? Не желая, однако, дать повод для срыва конференции, Советская республика согласилась начать её работу с обсуждения договора о ненападении. Договор был представлен польской делегацией. После долгих обсуждений текст его был согласован. Но советская делегация предупредила, что подпишет его только в том случае, если этот документ явится частью общего договора о разоружении.

Когда приступили к вопросу о численном сокращении армий, польско-балтийский блок предложил к началу 1923 г. сократить их на 25 %. Советская республика, заявив, что имеет армию в 800 тысяч человек, соглашалась оставить к началу 1923 г. 600 тысяч. Остальные государства не назвали численности своей армии, но сообщили, сколько они будут иметь вооружённых сил после сокращения на 25 %. Оказалось, что у Финляндии будет 28 тысяч, у Эстонии — 16 тысяч, у Латвии — 19 тысяч, а у Польши — 280 тысяч. Из этих данных следовало, что Польша имеет под ружьём 373 тысячи солдат. Между тем само польское правительство в сообщении Лиге наций от 28 июня 1922 г. определило свою армию в 294 тысячи. Ясно было, таким образом, что Польша, как а Эстония, Латвия и Финляндия, называет преувеличенные цифры, для того чтобы избежать фактически какого бы то ни было сокращения. Польша, например, должна была бы по этому соглашению сократить свою армию всего на 14 тысяч человек.

Советская делегация не преминула указать дипломатам польско-балтийского блока на явное несоответствие их данных Действительному положению вещей. В ответ на это на заседали 11 декабря объединённая польская, финляндская, эстонская и латвийская делегация огласила общую декларацию. И ней она предлагала немедленно подписать договор о ненападении, а все вопросы о разоружении передать на рассмотрение комиссии военных экспертов, которая должна была собраться только после ратификации договора о ненападении, т. е. через 3 месяца. Советская делегация возражала. Она предложила продолжать работу по вопросам фактического разоружения на данной конференции. Но польско-балтийский блок упорствовал. Тогда советская делегация предложила устроить открытый заключительный пленум, чтобы подвести итоги работы конференции. Дипломаты польско-балтийского блока категорически отказались и от этого, заявив, что открытый пленум может быть использован Советской республикой для пропаганды.


Лозаннский договор. Переговоры в Лозанне возобновились 9 апреля 1923 г. Об этом т. Боровский узнал из газет. Немедленно он обратился в генеральный секретариат конференции, находившийся тогда в Париже, с запросом, почему советская делегация не получила уведомления о начале работ конференции. 12 апреля секретариат конференции сообщил, что вопрос о проливах обсуждаться не будет, так как турецкая делегация не потребовала никаких изменений. Секретариат конференции осведомлялся, остаётся ли в силе заявление Чичерина об отказе подписать конвенцию. В ответ на это т. Боровский 18 апреля обратился с нотой к итальянскому правительству как к правительству одной из приглашающих держав, протестуя против произвольного устранения советской делегации от участия в конференции до подписания соглашения о проливах. Тов. Боровский при этом подчеркнул, что советская делегация нигде не отказывалась от подписания соглашения и что её заявления были неправильно истолкованы.

Не получив ответа, т. Боровский 27 апреля прибыл в Лозанну. Здесь он узнал, что швейцарская миссия в Берлине отказала в визе советскому дипломатическому курьеру, который направлялся из Москвы в Лозанну. На запрос т. Воровского в швейцарское Министерство иностранных дел был получен совет обратиться к генеральному секретарю конференции. В тот же день т. Боровский направил письмо в генеральный секретариат с просьбой принять необходимые меры для ликвидации инцидента. Оттуда по телефону сообщили, что Воровскому не ответят до тех пор, пока сама Советская Россия не даст ответа на письмо генерального секретариата от 12 апреля. Прождав несколько дней, т. Боровский 30 апреля 1923 г. опубликовал в печати содержание этой переписки, особо остановившись на позиции швейцарского правительства, нарушившего принцип равенства делегатов на конференции.

Тов. Боровский писал по поводу отказа в визе: «Я не могу предположить, что приглашающие державы могли бы прибегнуть к полицейским приёмам, чтобы… устранить Россию и её союзников от последней фазы работ проливной комиссии». Только 2 мая генеральный секретариат Лозаннской конференции сообщил т. Воровскому, что не может признать его письмо от 27 апреля ответом на поставленный ему 12 апреля вопрос. К этому времени т. Боровский получил указание из Москвы покинуть Лозанну.

Переговоры на Лозаннской конференции подвигались медленно. До возобновления переговоров и Англия и Франция пытались использовать внутреннюю борьбу среди кемалистов. Теперь на конференции Англия добивалась всё больших уступок от Турции, выдвигая вперёд в целях нажима на турок балканские страны, особенно греков. Дело едва не дошло до нового разрыва. Греки упорно отказывались принять на себя ответственность за разорения, произведённые в Турции во время войны, и выплатить репарации. Англия намеренно раздувала конфликт. Она рассчитывала сосредоточить внимание конференции на греческих репарациях и отвлечь турок от других вопросов. В конце мая греки стали угрожать, что покинут конференцию, если не получат удовлетворения.

Доведя положение до кризиса, Англия от имени союзников предложила туркам компромисс: Турция отказывается от требования репараций, но взамен получает Карагач и окрестности.

Принятие этого компромисса связывало руки туркам при решении других спорных вопросов, например об эвакуации Константинополя, уплате процентов по долгам, возмещениях иностранным обществам за конфискацию их имущества и т. д. Тем не менее Кемаль-паша из Анкары предложил турецкой делегации принять компромисс, но заявить, что репарации — только один из спорных вопросов, а решению подлежит весь их комплекс. Турецкая делегация сообщила союзникам, что идёт на уступки, будучи уверена, что вопросы, оставшиеся открытыми, будут решены в её пользу.

24 июля 1923 г., после восьмимесячных переговоров, был подписан Лозаннский протокол. Турция сохраняла свои основные территории, но отказывалась от Аравии, Египта, Судана, Триполитании, Месопотамии, Палестины и Сирии, островов Лемноса, Самофракии, Митилены, Хиоса, Самоса, Никарии, а также от островов, расположенных не менее чем в трёх милях от азиатского берега Турции. Турция отказывалась всяких прав и привилегий в Ливии и от ряда других территорий. Граница во Фракии шла по линии реки Марицы с оставлением Карагача в руках Турции. Вопрос о нефтеносной области — Мосуле — подлежал разрешению в течение 9 месяцев путём непосредственных переговоров между Англией и Турцией. При этом было обусловлено, что, если спорящие стороны не договорятся, вопрос будет передан на решение Лиги наций.

Режим капитуляций был ликвидирован.

Между каждой из союзных держав и Турцией создавался особый смешанный третейский суд в составе трёх членов, причём каждая сторона должна была назначить по одному члену суда, а председатель назначался по соглашению сторон. При разногласии председатель мог быть назначен Постоянной палатой международного суда из числа граждан нейтральных стран.

Однако в вопросе о проливах английская дипломатия добилась значительных уступок со стороны Турции: Лозаннский договор предусматривал свободу прохода через проливы в мирное и военное время коммерческих и военных (морских и воздушных) судов и демилитаризацию Босфора и Дарданелл, т. е. уничтожение береговых укреплений. Максимум судов, которые любая страна могла провести через проливы в Чёрное море, не должен был превышать военно-морских сил, принадлежащих самому большому черноморскому флоту. Вместе с тем державы получали право при всяких обстоятельствах посылать в Чёрное море не более трёх судов, из коих ни одно не должно было превышать 10 тысяч тонн.

В Константинополе учреждалась международная комиссия под наименованием Комиссии проливов, из представителей Франции, Великобритании, Италии, Японии, Болгарии, Греции, Румынии, России, Югославии и Турции. В случае присоединения США к Лозаннскому договору они получали право иметь в комиссии своего представителя.

Таким образом, лорду Керзону удалось создать постоянную серьёзную угрозу Советской стране: военные корабли Англии могли в любой момент появиться перед черноморскими портами Советского государства.

Оттоманский долг распределялся между Турцией и тема державами, в пользу которых была отделена от Оттоманской империи территория в итоге балканских и последующих войн 1912–1923 гг. Совету Оттоманского долга в течение трех месяцев надлежало определить размер ежегодных платежей, которые приходятся на долю каждого из заинтересованных государств. Вся сумма этих ежегодных платежей должна была погашаться в равных долях в течение 20 лет. Из административного совета Оттоманского публичного долга исключались делегаты германских, австрийских и венгерских держателей. Греция обязывалась возместить «ущерб, причинённый в Анатолии противными законам войны действиями эллинской армии или эллинской администрации». С другой стороны, Турция, принимая во внимание положение Греции, окончательно отказывалась от всяких притязаний на репарации. Правительство и граждане Турции освобождались от своих обязательств в отношении к правительству и гражданам Германии по вопросу о судах, ставших во время войны из германских турецкими без согласия союзных правительств, а ныне находящихся в руках этих последних.

Имущество германских, австрийских, венгерских и болгарских граждан в Турции, перешедшее к союзникам, оставалось впредь до особого договора в руках союзников. Турки добились отказа Антанты от создания «национального очага» армян. Под видом обмена населения греки выдворялись из Турции, за исключением Константинополя.

Лозаннское соглашение было подписано Великобританией, Францией, Италией, Японией, Грецией, Румынией и Югославией с одной стороны и Турцией — с другой. В день подписания Лозаннского мирного договора к нему присоединились Бельгия и Португалия. За несколько дней до этого, 17 июля, в Москве была получена телеграмма генерального секретаря конференции, который уведомлял, что 24 июля будут подписаны мирный договор с Турцией и проливная конвенция. Генеральный секретарь конференции осведомлялся: «Продолжает ли Россия оставаться на позиции, которую её представители заняли 1 февраля?» Телеграмма заключалась вопросом, готова ли Советская Россия подписать конвенцию в Лозанне одновременно со всеми странами или в Константинополе не позже 14 августа. Советское правительство в ответной телеграмме повторило все свои возражения против соглашения о проливах, протестовало против нарушения прав турецкого народа, но заявляло, что, желая использовать все возможности для содействия миру, готово подписать конвенцию. «Если опыт применения конвенции покажет, что ею недостаточно гарантируются торговые интересы и безопасность советских республик, — добавляла телеграмма, — то они будут вынуждены поднять вопрос о приостановке её действия».

Спустя некоторое время советское правительство предложило перенести подписание конвенции в Рим, где 14 августа и состоялся этот акт.



«Ультиматум Керзона» (8 мая 1923 г.). В Советской стране к этому времени заканчивалось образование Союза. В декабре 1922 г. состоялся I Всесоюзный съезд Советов. В состав СССР вошли РСФСР, Белоруссия, Украина и Закавказская федерация.

Укрепление Советского Союза и рост его политического влияния вызывали тревогу в английских реакционных кругах. Они снова готовились перейти в наступление против Страны Советов.

Всюду, где только можно было, все спорные вопросы, имевшие отношение к Советскому Союзу, решались союзными державами помимо и против него. В Мемельском порту союзные державы установили международное управление с участием Польши, но без Советского Союза. Вопрос о Восточной Галиции был разрешён в пользу Польши, захватившей Галицию вопреки воле большинства украинского населения. По внушению тех же держав Финляндия обратилась в Лигу наций с просьбой урегулировать вопрос о Карелии, хотя по Юрьевскому договору от 14 октября 1920 г. эта область была признана нераздельной частью Советской республики.

Наркоминдел энергично протестовал против каждого из этих враждебных актов. В ноте от 13 марта 1923 г. Наркоминдел отмечал, что, оставляя протесты без ответа, «союзные правительства тем самым показали, что они всё ещё не отказались от политики систематической вражды по отношению к России и её союзникам».

Вскоре правительство Англии перешло к прямому вмешательству во внутренние дела Советского Союза. 30 марта 1923 г. британский официальный агент в Москве г. Ходжсон вручил Наркоминделу ноту с протестом против смертного приговора, вынесенного католическому священнику Буткевичу за его контрреволюционную деятельность. Своё вмешательство в это дело британский агент пытался оправдать мотивами гуманности. Ходжсон угрожал применением репрессий, в случае если смертный приговор будет приведён в исполнение.

31 марта заведующим отделом стран Согласия Наркомин-дела был дан резкий ответ на вызывающую ноту г. Ходжсона. Наркоминдел писал, что всякая попытка «защитить шпионов и предателей России является актом недружелюбия и возобновления интервенции, которая успешно была отражена русским народом».

Ходжсон отказался принять ноту, если она не будет составлена в других выражениях. В новой ноте 4 апреля 1923 г. Наркоминдел подчеркнул, что нота Ходжсона от 30 марта является совершенно недопустимой попыткой вмешательства во внутренние дела независимой и суверенной Советской республики. Поэтому Наркоминдел отнюдь не может признать выражений своей ответной ноты неуместными. Так как, к сожалению, английский агент не находит возможности передать ноту своему правительству, Наркоминдел будет искать другие пути, чтобы довести до сведения великобританского правительства её содержание.

После этого вся переписка была опубликована в печати. 8 мая английский министр иностранных дел прислал Советскому Союзу ультиматум. Керзон требовал уплатить компенсацию за расстрел в 1920 г. английского шпиона Девисона (участника антисоветской диверсионной организации Поля Дюкса) и за арест других шпионов.

На основании фантастических информационных сведений Керзон обвинял советское правительство в антибританской пропаганде в Индии, Персии, Афганистане. Он утверждал, что все суммы, переводимые советским правительством в эти страны, расходуются на работу против Англии. Керзон требовал прекращения этой деятельности. Но глава английского Министерства иностранных дел на этом не остановился. В своей запальчивости он выдвигал неслыханное требование — немедленно отозвать советских полномочных представителей из Афганистана и Персии. В их лице он видел непосредственных виновников тех национальных восстаний, которые волной прокатились по британским колониям и полузависимым странам.

Лорд Керзон открыто брал под свою защиту контрреволюционных церковников. Он пытался доказать, что они понесли кару лишь за свои религиозные убеждения.

«В самой России, однако, — заявлял Керзон, — не делается никакой попытки отрицать, что эти преследования и казни являются частью сознательной кампании, предпринятой советским правительством с определённой целью уничтожения всякой религии в России и замены её безбожием».

Керзон требовал принять все его условия в течение десяти дней и принести извинения английскому правительству. В случае отказа советского правительства подчиниться этим требованиям нота угрожала разрывом отношений.

Ультиматум Керзона, опубликованный в международной прессе, усилил антисоветское движение во всём капиталистическом мире. В Лозанне против советской делегации поднялась бешеная кампания. Швейцарские газеты требовали её немедленной высылки. Посыпались угрозы применить физическую расправу. Результатом этой яростной агитации явилось злодейское убийство в Лозанне белогвардейцем Конради советского представителя В. В. Воровского.

В Советской России ультиматум Керзона вызвал всеобщее возмущение. По всем городам и деревням шли бурные демонстрации. Трудящиеся собирали деньги на построение большого, Наркоминдел будет искать другие пути воздушного флота. Первая эскадрилья, созданная на эти средства, вошла в состав воздушного флота под названием «Ультиматум».

Советское правительство решительно отвергло фантастические обвинения ноты Керзона. В ответной ноте от 11 мая 1923 г. Наркоминдел заявил, что «путь ультиматумов и угроз не есть путь улажения частных и второстепенных недоразумений между государствами; во всяком случае, установление правильных отношений с советскими республиками на этом пути недостижимо».

Само собой разумеется, советское правительство отказалось удовлетворить требование Керзона об отзыве советских представителей из Кабула и Тегерана. Приведя ряд неопровержимых данных в доказательство антисоветской деятельности английских агентов, Наркоминдел писал:

«Указывая сейчас на эти факты, советское правительство отнюдь не имеет в виду выдвигать их в качестве обвинений против великобританского правительства, а желает лишь показать, что, стремясь к сохранению мирных отношений с Великобританией, а не к провоцированию конфликтов, оно не считает возможным строить свои протесты на донесениях информаторов и перехваченных документах, достоверность которых в таких случаях остаётся всегда под некоторым сомнением. Подобного рода материалы имеются у всех правительств, и если бы последние пользовались ими не для ориентировки, а для создания конфликтов и обеспечения протестов, то вряд ли могли бы существовать мирные отношения между любыми двумя государствами».

С уничтожающей иронией отнеслась нота советского правительства к заявлению Керзона о посылке золота из России на Восток в целях антибританской пропаганды.

«Мнительность великобританского правительства, — гласила нота, — должна быть чрезмерной, чтобы считать, что у советского представителя на Востоке не может быть иного употребления деньгам, как для целей антибританской интриги. Великобританскому правительству больше чем кому-либо другому известно, если оно правильно информировано, что советское правительство добивается и достигает добрых отношений с народами Востока не интригами и золотом, а мерами действительного бескорыстия и доброжелательства к ним».

С особым достоинством советское правительство напоминало Англии, что не позволит разговаривать с собой, как с какой-либо страной, закабалённой Версальским договором.

«Российское советское правительство, — писал Наркоминдел, — считает, что одной из главных причин постоянно возникающих недоразумений между ним и великобританским правительством является тот факт, что в связи с положением, создавшимся после Версальского мира, известные круги Антанты не согласны иметь дела с другими странами на началах действительного равенства сторон. Не отрицая того, что очень значительное число стран действительно стало в последние годы в зависимое или полузависимое положение к странам бывшей Антанты, российское правительство считает нужным сказать, что положение советских республик не имеет, не может и не будет иметь ничего общего с состоянием зависимости от воли иностранного правительства. Если бы правящие круги Великобритании усвоили себе этот факт, то тем самым была бы устранена важнейшая помеха к установлению нормальных и спокойных отношений, равно выгодных для обеих стран».

Вместе с тем, чтобы не давать английским реакционерам повода продолжать свои выступления, советское правительство предложило созвать конференцию, где авторитетные и полномочные представители обеих сторон могли бы не только разрешить спорные второстепенные вопросы, но и урегулировать англосоветские отношения во всём их объёме.

Ультиматум Керзона вызвал возмущение не только в Советском Союзе. Трудящиеся Англии понимали, что от разрыва отношений недалеко и до новой интервенции. По всей Англии нарастал протест против политики Керзона. В конце концов сам Керзон вынужден был отступить: он продлил срок выполнения своих требований ещё на 10 дней и даже дал понять советскому представителю, прибывшему в это время в Лондон, что не будет настаивать на буквальном их выполнении.

Чтобы окончательно выбить почву из-под ног Керзона, советское правительство решило вновь проявить своё миролюбие. В ноте от 23 мая оно выразило согласие пойти навстречу некоторым желаниям британского правительства. Во-первых, оно предложило заключить с Англией конвенцию, предоставляющую английским гражданам право рыбной ловли в советских водах вне трёхмильной морской зоны впредь до урегулирования всего вопроса; во-вторых, уплатить за конфискованные английские рыболовные суда; в-третьих, уплатить компенсацию за расстрел и арест английских граждан, с той, однако, оговоркой, что согласие на это отнюдь не означает ошибочности репрессивных мер, применённых в отношении этих шпионов; в-четвёртых, взять обратно два письма, посланные на имя Ходжсона.

После дополнительного обмена нотами, в которых были установлены взаимные обязательства невмешательства во внутренние дела и воздержания от враждебных актов, оба правительства признали переписку законченной.

В течение этих переговоров Дания заключила с Советской Россией торговый договор. Возобновила торговые переговоры с советским правительством и Швеция. Из США отправились в Советскую Россию некоторые видные государственные и финансовые деятели. Наконец, и Франция «откликнулась по давно уже заглохшему делу о репатриации наших солдат» телеграммой от имени правительства, уведомив Наркоминдел о согласии принять для этой цели советскую делегацию Красного Креста.

В капиталистическом мире явно обозначились новые тенденции по отношению к Советскому государству. Ультиматум Керзона был безуспешной попыткой воздвигнуть преграду на этом пути.