• БЛАГОДАРНОСТИ
  • ПОД КОЛПАКОМ ФБР
  • ПРИЛОЖЕНИЯ

    БЛАГОДАРНОСТИ

    Матч Фишер — Спасский был международным событием. Наше исследование стало таким же широким, равно как и выражение благодарности.

    Есть те, без кого эта книга попросту не была бы написана, — этим людям мы выражаем нашу самую глубочайшую признательность. Несмотря на работу над автобиографией, Борис Спасский любезно согласился ответить на вопросы авторов. В Париже он и его жена Марина продемонстрировали нам настоящее русское гостеприимство. В Германии Лотар Шмид прервал на несколько дней свои дела, детально рассказав нам о матче, а также показал красоты своего родного города, древнего Бамберга. Гудмундур Тораринссон проявил чрезвычайное радушие и дал нам три длинных интервью. Фрейстейнн Йоханнссон, который на матче представлял Исландскую шахматную федерацию и три десятилетия назад написал об этом книгу, неутомимо разыскивал все факты, имена и телефоны, относящиеся к исландской части повествования. Без него работа над книгой шла бы гораздо дольше. Сэмундур Палссон порадовал нас историями о своей жизни того времени, тепло приняв нас в своем доме у моря, как тридцать лет назад принимал там американского претендента.

    Виктор Ивонин представил великолепный отчёт о событиях московской части нашей истории, обращаясь к впечатляющим личным записям и архиву, своим (не совсем) полным воспоминаниям о событиях, происходивших в Спорткомитете, а также о самых разных товарищах, имевших отношение к матчу. Мы сердечно благодарим Ларису Соловьёву, отбросившую понятные колебания и поделившуюся с нами воспоминаниями о жизни со Спасским. Николай Крогиус, живущий ныне в Нью-Йорке, выслал нам подробные ответы на наши многочисленные вопросы. Иво Ней на некоторое время оставил своё руководство эстонскими шахматами в доме Кереса в Таллине, чтобы поведать о своей роли в матче.

    Бывшие шахматисты, администраторы и наблюдатели матча щедро поделились с нами временем и воспоминаниями: это Лев Абрамов, Юрий Авербах, Юрий Балашов, Виктор Батуринский, Евгений Бебчук, Михаил Бейлин, Валерий Шаманин, Наум Дымарский, Виктор Корчной, Александр Никитин, Александр Рошаль, Марк Тайманов, Вера Тихомирова, Александр Ермаков и Николай Жариков. Очень важными оказались вспоминания Анатолия Добрынина об отсутствии разговоров о Фишере и Спасском на этапе его работы в Белом доме, Дмитрия Васильева — о сложных задачах, стоявших перед ним во время работы на дипломатическом посту в Рейкьявике, и Виталия Ерёменко — о предпочтениях Спасского в еде. Ольга Батуринская любезно помогала своему отцу во время нашего интервью и предоставила важные документы и фотографии.

    Необходимо упомянуть исследователей и переводчиков с русского языка. Карл Шрек листал советскую прессу и шахматные журналы. Ханна Уайтли и Эндрю Йорк умело переводили мёртвый язык советской бюрократии и расшифровывали интервью; с их прекрасным знанием русского и России они предложили своё видение прочтённого и услышанного. Мы благодарны Тесс Стоби — нашему собственному Московскому центру,—руководившей исследовательской работой авторов. Джон хотел бы поблагодарить Тесс и Аластера за их радушное гостеприимство.

    Мы должны особо отметить Викторию Ивлеву-Йорк. Виктория проявила себя как бесподобный координатор, исследователь и переводчик. Никто не мог сопротивляться её обаянию и настойчивости; её интерес к этой истории и последующие вести были бесценны.

    Мы чрезвычайно признательны и представителям противоположной стороны холодной войны за шахматной доской — США. Мы благодарим Боба Аксельрода, Пала Бенко, Сида Бернстайна, Артура Бисгайера, Роберта Бирна, Билла Чейза из Кливлендской публичной библиотеки, Ларри Эванса, Ральфа Гинзбурга, Филипа Холла, Элиота Херста, Берта Хохберга, Шелби Лимана, Пола Маршалла, Эдмара Медниса, Хэнона Рассела, Фила Скиви, Дона Шульца, Джима Шервина, Фрэнка Скоффа, Элен Смит, Барб Вандермарк и Джоша Уайтцкина. Что касается информации о роли Белого дома, Государственного департамента США и посольства в Рейкьявике в работе с матчем и неугомонным претендентом, мы благодарим Джеральда Форда, Лена Гармента, Виктора Джаковича, Генри Киссинджера, Гельмута Зонненфельдта и Теодора Тремблея. Франклин Нолл выискивал информацию в правительственных документах США и обнаружил несколько жемчужин.

    Решив использовать преимущества американского Акта о свободе предоставления информации, мы запросили ФБР, могут ли они передать нам папку, заведённую на Регину Фишер. Через полтора года в нашем почтовом ящике оказалось два документа размером с телефонный справочник. За это время бюро поработало над текстом — об их усердии говорили многие вымаранные страницы. Тем не менее мы благодарны американской системе за её открытость и за усилия, проявленные со стороны Донны Шейклфорт, которая любезно отвечала на наши регулярные запросы относительно местонахождения досье.

    Судя по нашему опыту, жители Исландии — самые искренние и радушные люди в мире, всегда готовые помочь. Мы благодарны всем, кто оставил свои дела, чтобы уделить нам время. Демонстрируя наше уважение к их стране, мы приводим их имена в алфавитном порядке — по имени, как в исландском телефонном справочнике: Гильфи Бальдурссон, Гиссли Гестссон, Гуннар Магнуссон, Гуннлаугур Йозефссон, Дали Агустссон, Зигмундур Гудбьярнасон, Зигурдур Хельгасон, Зигфус Зигфуссон, Карен Торстейнсдотгир, Колин Портер, Пол Теодорссон, Рагнар Харальдссон, Сверрир Кристинссон, Стейнн Бьёрнссон, Сэмундур Палссон, Тинна Гуннарсдоттир, Трейнн Гудмундссон, Фридрик Олафссон, Фридтор Айдал, Хильмар Виггосон, Храннар Арнарсон, Хьяльмар Бардарсон и Ульвар Тордарсон. Валур Ингимундарсон объяснил матч в широком контексте исландской политики, а Ингольфур Гисласон и Валур Стейнарссон провели для нас некоторые исследования в Исландии.

    Мы хотим поблагодарить всех тех, кто нашёл время поделиться своими воспоминаниями, профессиональной информацией и советами: это Тони Аттвуд, Михаэль Бецольд, Димитрий Белица, Арчи Браун, Хенк Червет, Саймон Барон Коэн, Джим Дамиган, Эстер Айдинау, Ханна Айдинау, Леонид Финкельштейн, Майкл Фитцжеральд, Светозар Глигорич, Билл Хартстон, Рей Кин, Бент Ларсен, Дэвид Леви, Леннокс Льюис, Майкл Макдональд Росс, Хельмут Пфлегер, Стюарт Рубен, сэр Тим Райс, Джим Слейтер, Олексий Сологубенко, Боб Тонер, Вольфганг Унцикер и Лоуренс Уорнер.

    Симона Келотти-Стилл любезно уделила нам время, переведя множество итальянских газетных статей. Ханна Эдмондс помогла с немецкими документами, а Арлен Грегориус и Джоанн Эпископе — с испанскими.

    Мы в особенном долгу перед гроссмейстером Даниэлем Кингом, который давал нам шахматные рекомендации и советы на всем протяжении работы. Боб Уэйд позволил осмотреть его обширную библиотеку и снабдил воспоминаниями о своих исследованиях, проведённых для Фишера.

    Дэвид хотел бы поблагодарить Чарльза Айзендрата за невероятную честь, оказанную ему Мичиганским журналистским товариществом и всеми коллегами-журналистами, которые сделали его отпуск столь же приятным, сколь и полезным; Марцио Миан и Карлос Прито, которые позднее помогли с книгой, заслуживают особого упоминания. Билл и Бетти Инграм сделали это возможным, согласившись на обмен дома: к счастью, у их прекрасного дома в Энн Арбор была противоштормовая прочная крыша.

    Различные главы набросков рукописи были разосланы друзьям, которые обнаружили в них изъяны и недостатки и предложили необходимые улучшения. Мы бы хотели поблагодарить Арчи Брауна, Ханну Эдмондс, Эстер Айдинау, Сэма Айдинау, всеведущего Дэвида Франклина, Фрейстейнна Йоханнссона, Даниэля Кинга, Питера Мангодца, Дэвида Прайса, Зину Роэн, Невилла Шейка, Кристофера Тагендхата, Мориса Уэлша, Ханну Уайтли и Эндрю Йорка.

    Наконец, мы хотели бы отдать должное Джулиану Лузу и Энгусу Каргиллу из «Faber», Джейн Бейрн и Джулии Серебрински из «Ecco», редактору нашей рукописи Яну Бахрами и Жаклин Корн из «David Higham» за поддержку и великолепные профессиональные навыки.


    Стихи из мюзикла «Чесс» Бенни Андерссона, Тима Райса и Бьёрна Ульвеуса приводятся с разрешения «3 Knights Ltd.». Лирика «Prefab Sprout» приводится с разрешения «Kitchenware Management». Строки из «Избранных стихов Евгения Рейна» приводятся с разрешения «Bloodaxe Books».

    ПОД КОЛПАКОМ ФБР

    Мы упоминали Регину Фишер, мать Бобби, лишь мимоходом. ФБР подозревало, что она была советским агентом, и папки Бюро, плод тридцати лет наблюдения, являют нам удивительный портрет женщины, наделённой невероятной силой характера и нетрадиционным мышлением. Они проливают свет и на секрет, лежащий в самом сердце этой семьи.


    У родителей Регины польско-еврейские корни. Её отец, Якоб Вендер, был по профессии закройщиком. Поначалу семья переехала в Швейцарию, где 31 марта 1913 года родилась Регина, а затем, когда ей было всего несколько месяцев, в Сент-Луис, на американский Средний Запад. Её мать Натали умерла, когда Регине было десять лет, и Якоб женился на Этель Гринберг, с которой Регина не сошлась. Якоб и Регина приняли американское гражданство 12 ноября 1926 года.

    После выпуска из школы в Сент-Луисе Регина сменила подряд три университета: Вашингтонский, Аризонский и Денверский. В 1932 году, девятнадцати лет от роду и без диплома, она отправилась в Берлин учиться и подрабатывать гувернанткой. Там она влюбилась в Герхарда Фишера, который был на пять лет старше. Знали его и под другим именем — Герардо Либшер.

    В начале 1933 года пара приняла решение переехать в Москву. Позже Регина утверждала: они сделали это, чтобы пожениться. К тому же с подъёмом нацистской партии в Германии она ощущала всё возрастающий дискомфорт. Но то, что они направились в Россию, могло указывать на истинную причину отъезда: Герхард был коммунистом. И даже, возможно, агентом Коминтерна.

    Оказавшись в Москве, они сочетались браком 4 ноября 1933 года и прожили в этом городе пять лет. Их дочь Джоан родилась в 1937 году. Регина училась в Первом Московском медицинском институте, Герхард был связан с Московским институтом мозга. Какое-то время они занимали квартиру 42 в доме 14/16 на Земляном Валу, по соседству с шикарными по тем временам сталинскими апартаментами, где были большие комнаты и кухни. Страна, куда они сбежали от нацистского режима, тоже не предлагала мира и безопасности — шёл самый разгар репрессий. Однако, в отличие от многих зарубежных коммунистов, искавших убежища в Советском Союзе, Герхард не оказался среди жертв сталинизма.

    К концу пятилетнего периода их брак, судя по всему, оказался в кризисе. Когда 29 июля 1938 года Регина отправилась в американское посольство обновлять паспорт, она сообщила чиновнику, что рассталась с мужем. Однако это вполне могло быть прикрытием. Возможно, Герхард поехал (или его послали) в Испанию действовать на стороне Республики в гражданской войне.

    Годом позже Регина отправилась во Францию, встретившись с Герхардом в Париже (приехал ли он туда из Испании или СССР, неясно). Мир в Европе был очень непрочен, и Регина намеревалась вернуться в США; так она и сделала, уехав 23 января 1939 года. Герхард, у которого не было американского паспорта, остался в Европе; каким-то образом он смог получить испанский паспорт, № 5999 — свидетельство участия в гражданской войне в Испании. Остается загадкой, почему ему отказали во въезде в Штаты, если он был женат на американской гражданке. 4 января 1940 года он оказался в Чили, где открыл магазинчик, продающий и устанавливающий флуоресцентные лампы, и занялся фотографией.


    До тех пор пока Бобби не исполнилось семнадцать, Регина постоянно присутствовала в его жизни. То, чего она практически точно не знала и чего не мог знать Бобби, — за семьей пристально наблюдало ФБР, составив в итоге дело на 900 страницах. Досье показывает, что некоторые фактические детали, обычно приводимые в биографических сведениях о ранних годах жизни Бобби, неверны.

    Регина впервые попала под наблюдение ФБР 3 октября 1942 года, работая в качестве студенческого инструктора в школе радиоинструкторов Военно-воздушных сил в университете Сент-Луиса. В марте она ожидала второго ребёнка. Регина настолько нуждалась в деньгах, что через еврейские благотворительные организации пыталась пристроить дочь Джоан в другую семью.

    Договор быстро расторгли — приёмная мать потребовала у Регины забрать Джоан обратно. Женщина не сказала Регине, что связалась с властями: Америка находилась в состоянии войны. Она обнаружила некоторые «подозрительные» вещи и документы среди имущества, которое Регина оставила с Джоан, и решила, что они являются потенциальной угрозой «национальной безопасности». Подозрительные вещи включали в себя несколько страниц рукописных «химических формул», фотоаппарат «B-2 Cadet» с новым объективом и складной зонт. Там же находилось письмо от друга, придерживающегося левых взглядов, в котором была такая фраза: «Вашингтон — потрясающий город, хотя сейчас в нем жарковато». Женщина отметила, что у Регины есть «тяжёлый чёрный резиновый фартук и две клеёнки».

    Так началась операция, затянувшаяся на два десятилетия и стоившая американскому правительству десятки тысяч долларов, несмотря на то что все эти вещи имели вполне логичное объяснение. По возвращении в США Регина получила степень бакалавра в Денверском университете, где изучала французский, немецкий, биологию и химию. Последний предмет является причиной появления тетради с химическими формулами и, возможно, клеёнок и перчаток. Что касается фотоаппарата и зонта, её отсутствующий муж Герхард был профессиональным фотографом.

    Хотя улики были косвенными, ФБР пришло к выводу, что Герхард мог представлять большую опасность — вероятно, он был советским агентом. Почему он провел столько лет в России? Как у него оказался таинственный испанский паспорт? Не присоединился ли он в Чили к коммунистической партии, не вступил ли в дружеские отношения с левыми? Но наиболее значимым в глазах ФБР оказалось письмо, найденное среди вещей Регины в 1942 году. Оно было отправлено в июне 1941-го и написано в высокопарном стиле; ФБР описало его язык как «тайный» (хотя английский не был родным языком Герхарда). В письме Герхард объяснял, как он снимал рыбацкие лодки и рыбаков в порту Сан-Антонио, в полутора часах к западу от чилийской столицы Сантьяго. ФБР обратило внимание, что в то же время три немца, действовавшие под видом рыбаков, были обвинены в передаче шпионской информации по радио.

    Если Герхард был советским агентом, то как же тогда его жена? Для ФБР не имело значения, что 14 сентября 1945 года Регина получила развод на основании того, что Герхард умышленно не обеспечивал её и двух их детей: она не получала финансовой поддержки с июля 1942 года. (В то время она жила в городе Москве, что в штате Айдахо. Местная газета «Daily Idahonian» шутила: вышла замуж в Москве и развелась в Москве.)

    Папки ФБР содержат полудюжину описаний Регины; одно из них, как раз того времени, описывает её так: рост 162 см, темно-коричневые волосы, темно-карие глаза, густые брови, полные губы, смуглое лицо, толстые ноги, низкий и тяжёлый бюст, «неряшливая» внешность. Описание носа приводится отдельно: длинный и «слегка изогнутый».

    Согласно информатору, в год развода Регина вступила в коммунистическую политическую ассоциацию Орегона (КПА), которая в президентском приказе № 9835 была названа коммунистической и подрывной, стремившейся «изменить форму правления в Соединённых Штатах неконституционным путём». Этот приказ президент Трумэн издал 22 марта 1947 года, инициировав программу поиска «предателей» в правительстве США. К декабрю 1952 года за 6,6 миллиона людей была установлена тайная слежка. Ни одного случая шпионажа обнаружено не было.

    Была ли Регина активным членом КПА? ФБР утверждает, что её выгнали в 1950 году за «неверность». Однако она проявляла политическую активность, в разное время состоя в нескольких левых организациях, от Международного объединения рабочих до «Американских женщин за мир», позже присоединившись к Комитету ненасильственных действий. За годы наблюдений Бюро собрало против неё «разоблачающие свидетельства». 15 мая 1945 года она связалась с русским представителем Комиссии по закупкам советского правительства в Портленде, интересуясь возможностью работать там в качестве переводчика. Водопроводчик сообщил ФБР, что однажды он услышал, как у Регины играет «коммунистическая пластинка», и что она пыталась агитировать его вступить в коммунистическую партию. Источник, «сведений о котором недостаточно, чтобы судить о его надёжности», рассказал ФБР, что Регина брала её ребёнка (один раз) в летний лагерь коммунистов. К тому же ее обвиняли в проявлении коммунистических симпатий, поскольку она пикетировала дом неподалёку от её собственного, протестуя против вывоза оттуда «цветной семьи»; это наглядно демонстрирует политику ФБР Гувера.

    Бюро считало Регину яркой и умной, но также, по словам одного информатора, «настоящей занудой». Другой источник описывал ее как «враждебную» и «склонную спорить». Упоминалось, что жители бруклинского дома не любили Фишеров и что у Регины был «комплекс сутяжничества», поскольку она часто затевала тяжбу против домовладельца по «воображаемым жалобам».

    Был и отчёт психиатра. Вскоре после рождения Бобби Регина воспользовалась фондом благотворительности Чикаго, решив поселиться в Мемориальном доме Сары Хакет для нуждающихся одиноких женщин с детьми. Когда она захотела, чтобы к ней с Бобби присоединилась дочь Джоан, после того как попытка удочерения не прошла, ей было сказано, что лишней комнаты нет, а у Джоан отличный дом (девочка жила в Сент-Луисе, возможно, со своим дедушкой). Регина провела дочь тайком; в результате разразился скандал, поскольку Регина попыталась восстановить обитателей дома против его управляющих. В конечном счёте её арестовали за нарушение порядка. Судья счёл её невиновной, но потребовал психиатрического освидетельствования. Муниципальный психиатрический институт вынес ей диагноз: «неестественная (параноидная) личность, раздражительная, но не психотик». Отчёт рекомендовал: «Если маленькие дети страдают из-за характера матери, в эту ситуацию должен вмешаться суд по делам несовершеннолетних».

    Расследование ФБР не ограничивалось одной Региной. Особые агенты собирали информацию о её отце, Якобе, придерживающемся левых взглядов, а также о брате Максе, «известном коммунисте», переехавшем в Детройт. Поскольку Регина и Этель, вторая жена Якоба, ненавидели друг друга, ФБР попросило Этель предоставить информацию о своей приёмной дочери (хотя прошло уже много лет с тех пор, как женщины перестали общаться). В октябре 1953 года ФБР напрямую вышло на Регину, полагая, что если она оставила коммунистическую партию, то сможет помочь им поквитаться с бывшими товарищами. Регина не желала сотрудничать; она была готова беседовать, но только в присутствии адвоката.

    В середине 50-х сведения о ней перестали поступать столь интенсивно. Но когда в марте 1957 года Регина связалась с советским посольством относительно поездки Бобби в Москву, дело возобновилось с новой силой. 21 мая агент писал директору ФБР:

    Необходимо отметить, что объект — хорошо образованная, много путешествовавшая интеллигентная женщина, которая годами сотрудничала с коммунистами и личностями прокоммунистических взглядов. Ввиду вышеупомянутого и в свете её недавнего контакта с представителем советского посольства желательно, чтобы дело было снова открыто и возобновлено наблюдение. Необходимо понять, был ли объект в прошлом и может ли быть ныне втянут в действия, враждебные интересам Соединённых Штатов.

    Проверили её банковские счета, тайно допросили коллег-медсестер в больнице, записали марку машины («крайслер седан» 1957 года), исследовали завещание её отца (от него Регина унаследовала кругленькую сумму — около 40 тысяч долларов).

    В то время Бобби уже стал знаменитостью, и отношения между ним и матерью начали рассматриваться под официальным микроскопом. Гувера уверили, что слежка осуществляется с «крайней осторожностью», чтобы не привлечь внимание Регины. Один источник рассказал ФБР, что Регина не может контролировать сына. Она «живет в страхе перед ним, но в то же время "хвастается" его известностью».

    Поездка Бобби в Москву также отслеживались, как туда, так и обратно, через Брюссель и Прагу. Агентов просили узнать, почему он так плохо отнёсся к принимающей стороне. Не пытались ли коммунисты его «завербовать»? После Москвы, перед межзональным турниром в Портороже, информатор описал Бобби, как «эмоционально больного мальчика, в таком состоянии ума, что проигрыш в турнире может сделать его агрессивным и повлечь госпитализацию в психиатрической клинике».

    В 1959 году Бобби и Регина отправились в Аргентину, а затем в Чили. Бобби играл в шахматы. А что делала Регина? Не пыталась ли связаться с бывшим мужем? (Она могла не знать, что двумя годами ранее «Дон Герардо Фишер Либшер» вновь женился, на миссис Ренате Стерно Мейер в Альгарробо, Чили.) 22 мая Гувер написал директору ЦРУ Аллену Даллесу, требуя от него помощи и сотрудничества в расследовании: «Ввиду того что миссис Регина Фишер сопровождала своего сына в Южную Америку, скорее всего, она была с ним и в Сантьяго, где проходил шахматный турнир. Таким образом, существует вероятность, что миссис Фишер могла общаться со своим бывшим мужем Герардо Фишером».

    В конце сентября 1959 года ФБР наконец признало свою ошибку в разоблачении заговоров: «Единственным логическим следствием может быть только беседа с объектом, но из-за её душевной нестабильности это не рекомендуется. Таким образом, расследование следует прекратить, дело должно быть закрыто».

    Несмотря на эту рекомендацию, настороженность в её адрес не исчезла. В 1960 году Регина пикетировала Белый дом, поскольку Госдепартамент отказался выдать американской шахматной команде разрешение на участие в олимпиаде, проходящей в Восточной Германии. Её демонстрация спровоцировала множество статей в газетах по всей стране. Агент тайной службы следил за её передвижениями: она прибыла в 10.30 утра и уехала в 14.33. Она вернулась к Белому дому в 16.52 и оставалась там до 17.30. Осенью, когда Регина съехала из своего дома в Бруклине, ФБР отправило агента, замаскированного под курьера, чтобы проверить, действительно ли она поселилась в новом жилище в Бронксе.

    В 1961 году, во время «похода за мир» из Сан-Франциско в Москву, оплаченного Комитетом ненасильственных действий, Регина встретила своего второго мужа, английского представителя левых, преподавателя Сирила Пустана. Она переехала в Европу, но Бюро всё ещё следило за ней: она участвовала в акциях против вьетнамской войны, проходивших во Франции, в Западной Германии и Великобритании, а 24 июля 1967 года оказалась в Стокгольме на конференции по Вьетнаму. Наконец ФБР сдалось, расставшись с Региной после почти четверти века наблюдения. В конце концов Регина вернулась в США, где умерла от рака в 1997 году (дон Герардо Фишер Либшер умер 25 февраля 1993 года в родном Берлине).


    Детальная информация, представленная в досье, дает повод задуматься, кто же на самом деле отец Бобби: если Герхард был его биологическим отцом, когда же они с Региной зачали сына? Бобби родился в 1943 году. Герхард и Регина развелись только в 1945-м, но жили отдельно с 1939-го, хотя Регина утверждала, в основном ради Бобби, что встречалась с Герхардом в Мексике в 1942 году.

    Отношения между ними прервались, однако Регина попыталась навестить своего мужа в 1944 году, хотя намёков на её мотивы или намерения нет. Она обратилась за визой в Чили, но шла война, и Госдепартамент вернул ей анкеты, поскольку в них отсутствовали какие-то детали. В мае 1945-го она представила документ, полученный из Чилийского университета и предлагающий ей место студентки. Она так и не воспользовалась этим предложением; развод произошёл четыре месяца спустя. Папки ФБР не содержат свидетельств, что Герхард пытался связаться с ней до или после рождения Бобби. Несколько раз она утверждала, что не видела мужа с 1939 года.

    Если отцом был не Герхард, то кто же? По неизвестным причинам — с вымаранными объяснениями — в папках Регины присутствуют обширные заметки о докторе Поле Феликсе Неменьи. Его описывают как человека с крупным носом, большими узловатыми пальцами, неуклюжей походкой и небрежно одетого.

    Родившись в еврейской семье в венгерском Фьюме 5 июня 1895 года, Неменьи учился в Технологическом институте Будапешта и в Берлине. Он принимал участие в совместных исследованиях в Копенгагене и в лондонском Империал-колледже. В 1939 году эмигрировал в Соединённые Штаты. Там Неменьи преподавал математику, а позже стал инженером-механиком в строго засекреченной военно-морской исследовательской лаборатории в Вашингтоне. Областью его исследований была механика жидкостей. 1 марта 1952 года он умер на танцевальной вечеринке в Вашингтоне. ФБР подозревало, что и он был коммунистом.

    Записки об отношениях Регины и Пола указывают на то, что именно Неменьи — биологический отец Бобби. За год до рождения мальчика, будучи ещё ассистентом профессора математики в Колорадо, Неменьи познакомился с Региной. Когда родился Бобби, он проявил к ребёнку особый интерес. Регина с младенцем переехала в Вашингтон, и похоже, что именно д-р Неменьи нашёл ей квартиру и оплачивал жилье. После того как она уехала в Нью-Йорк, он платил за обучение Бобби в бруклинском общественном колледже и присылал Регине 20 долларов в неделю. Он часто навещал мальчика, и Бобби даже привязался к нему. В 1948 году Бюро зафиксировало, что Неменьи рассказывал социальному работнику, как расстроен условиями, в которых растет Бобби, особенно из-за «неуравновешенности матери».

    Письма, написанные сыну Пола, Питеру, а также письма самого Питера, активного защитника гражданских прав, ныне доступны в архивах и ясно указывают, что Пол был биологическим отцом Бобби. Через месяц после смерти отца Питер написал психиатру Бобби, доктору Клайну, советуясь с ним, кто должен рассказать Бобби о смерти Пола, — он думал, что доктор знал о том, кто настоящий отец мальчика. В следующем месяце Регина пожаловалась Питеру в письме, что у неё нет денег на еду и на починку обуви ребёнка. Бобби болеет, но она не может позволить себе пригласить врача. В умоляющем тоне она спрашивала, оставил ли им Пол какие-нибудь деньги. Она писала, что Бобби всё ещё ждет визитов Пола, потому что она не рассказала сыну о его смерти.

    Вряд ли ему вообще что-либо говорили. Если бы ФБР не следило столь пристально за жизнью Регины, если бы Бобби Фишер, чемпион мира по шахматам, не был до сих пор объектом восхищения прессы и публики, его семейная тайна навсегда бы осталась похороненной.